Страница:
Подошел Ольрик, усмехнулся в бороду, потрепал белобрысый затылок ученика:
– Вот и ясно, кому поручить за Эдвином первое время приглядеть. Ты ему все и покажешь, и расскажешь, и обжиться поможешь.
Класька надулся от гордости и важно кивнул:
– А то ж!
Обоз медленно таял. Свернули к своим казармам рыцари, сквайры и оруженосцы, потарахтели на хоздвор телеги с шатрами, котлами да прочим походным скарбом.
Просторный двор гильдии магов обычно пустовал в этот поздний час, но нынче встретить вернувшихся из похода высыпали, кажется, все обитатели и башни магов, и келий учеников, и крыла обслуги. Даже белоснежная борода и нарядные одежды верховного мага мелькнули на высоких ступенях башни. На Паолу налетели подружки, заобнимали, затормошили, защебетали – как ты, да как дорога, да что в походе интересного приключилось…
– А вот, – Паола взяла за руку Ильду, – новенькую нам привезли. Ильдой звать. Вон, Ильдуша, сестра-келейница идет, она тебя устроит.
А сама тем временем жадно вглядывалась в лица подруг. Как же она, оказывается, соскучилась! Даже сердце защемило: ведь скоро прощаться надолго, если не навсегда. Империя огромна, бог весть, доведется ли свидеться.
Из старших успела вернуться только Джатта. Серьезная, неожиданно повзрослевшая. Паола глядела и думала: а я, неужели я тоже так сильно изменилась? Почему меньшие девочки смотрят с таким восторгом? Или это – потому что первый жезл, деяние, до которого им еще учиться и учиться?
Класька уже увел Эда, Ольрик зашагал в башню, на ходу созывая магов Совета – да, сообразила Паола, у него важные вести, ладно бы просто двое новых учеников, но одну из них, будущую крылатую деву, раньше них нашла служанка Тьмы. И кто знает, как повернулась бы судьба Ильды, не окажись сердце девочки таким чутким.
Вскоре Паола ускользнула к себе. Поговорить успеется завтра, а сейчас – спать…
Назавтра они с Джаттой ушли вдвоем в укромный уголок садика, за цветущие кусты белого шиповника.
– Все оказалось так легко, – рассказывала Джатта, – я совсем не ожидала. Думала, похо-од, в такую даль, на самую границу Империи… Знаешь, там просто река, и на ней островок, а на островке выход золота. И это даже никакая не граница, за рекой – тоже зеленые земли, просто, сама понимаешь, река…
Паола кивнула: текучая вода она – и есть текучая вода, если рудник на островке, приходится ставить жезл, сама собой мана оттуда никак не пойдет.
– А это золото, его только нашли, да, Джатта? – Странно было думать, что в землях Империи остались неразведанные месторождения, но, как видно, и такое бывает.
– Там река берег подмыла, – объяснила Джатта, – и жила стала видна. Хорошо еще, ее первым тамошний жрец увидел и сообщил к нам в гильдию. Этот островок как раз на границе двух графств, раньше никому нужен не был, а теперь те графья за него передраться готовы. Учителю Тефасу пришлось посохом вразумлять, – Джатта презрительно поморщилась, – аристократов. Он так ругался, Паола, ты не представляешь! Вот бы, говорит, за благо Невендаара так радели, как за свою мошну, а еще вассальную присягу давали, клялись служить императору!
Представить Тефаса ругающимся и правда оказалось сложно: он был самым тихим и спокойным из всех наставников гильдии магов. Крепко, видать, рассердился…
– А потом? – Паола подалась к подруге.
– Потом, – Джатта рассмеялась, – ох, потом Тефас им предложил спустить пар в ритуальной схватке в честь новой жезлоносицы. А им что оставалось, такой бой нам устроили, залюбуешься!
– Только тебе любоваться было некогда, – сочувственно вздохнула Паола.
– Да почему ж? Я с жезлом быстро управилась, они только во вкус вошли. – Джатта снова засмеялась. – А потом пир закатили, задержаться звали. Только Тефас сказал, некогда нам гостить. Да я и не хотела, больно нужно. – Джатта аристократов не любила. Мягко говоря. – Ну а ты-то, Паола?
Рассказ Паолы занял времени побольше. Любую приключившуюся мелочь ей хотелось расписать во всех подробностях – и историю Ильды, и драку орков с великаном и рыцарей с орками, и даже встреченный в пути гномий обоз. Но вдруг, неожиданно для себя самой, Паола замолчала. И сказала, помолчав, тихо-тихо, почти шепотом:
– А знаешь, Джатта… Эта трава, зеленая трава, что расходится от твоего жезла, молодая, чистая… Вот это и есть самое важное. То, ради чего стоит жить.
Шли дни. Привыкла к новому дому Ильда, перестала тихонько плакать ночами, а днем цепляться за Паолу, познакомилась с другими младшими ученицами и даже успела повздорить с Класькой, обозвав того бездельным зазнайкой. Вернулись из первых походов еще две крылатые девы, Хетта и Линуаль. Обеим достались, как и Джатте, случайно открытые выходы золотых жил в глухих местах Империи, но у обеих обошлось без приключений – если, конечно, не считать приключением случайную встречу Хетты с медвежонком.
– Кто еще больше страху натерпелся, – смеялась Хетта, вспоминая. – Я как завизжу, он как шарахнется!
И только пятой их подруги, Мантии, все не было и не было…
Вернулась она аж через два десятка дней после Паолы. Оказалось, ее цель была в море далеко на юго-западе, там, куда корабли Империи разве что бурей заносило, на безлюдных и неживых островах. Кто принес весть, Мантия не узнала, почему в такой дальний путь отправили ее, неопытную, ни единого жезла еще не водрузившую, – тоже оставалось лишь гадать. Никто не рассказал юной жезлоносице, что ждет ее в качестве первого испытания. Но там, на крохотном островке в бурном море, среди скал, клубился вязкой тьмой леденящий сгусток маны Смерти. Первозданной, необработанной, неоформленной пока в кристаллы…
Ее первое задание.
– Ой, девоньки! – Низенькая пухлощекая Мантия смешно всплескивала руками, рассказывая. Мантия чем-то неуловимо напоминала хлопотливую наседку, торжественное имя совсем ей не шло, и подруги называли ее Ойка. – Ой, девоньки, я как увидала, так столбом и застыла. Оно черное, а словно и не черное, тьма, по-другому и не скажешь. Стынь могильная и чавкает, будто грязь вязкая, шевелится, дышит, и огоньки в ней бродят – вроде и свет, а все равно – тоже тьма. Ой, глупо я, наверное, говорю, но только, знаете, не увидев этого, и не поймешь. И будто тонешь в нем, вроде вон оно, а вот ты, а взгляд прилип, как в смоле увяз, и не отцепиться. Я уж потом поняла, нельзя туда смотреть, совсем нельзя! А там – стояла рядом с этой мерзопакостностью и тонула в ней, будто мошка неразумная! И вдруг как ударило меня что, поняла, еще чуть – и пропала ваша Ойка. Ну я с перепугу и махнула на жезл, вот честно-честно, девоньки, с перепугу, сама не понимала, что делаю! А как увидала, что все получилось, так вся без чувств и повалилась. Ой, как же страшно там, девоньки, милые, жутью смертной так и веет…
Паола слушала – и вспоминала радостную лазурь кристаллов Жизни и мощь источаемой ими благодатной силы. Мощь, если вспомнить хорошенько, настолько же коварную – ведь и ее, Паолу, едва не засосало, как мошку, в ласковое тепло! Она одна, наверное, могла представить, каково пришлось Ойке, ощутившей власть Смерти.
– А знаешь, Ойка, – Паола обняла подругу, – я понимаю, кажется, почему туда – тебя. В тебе, Ойка наша милая, жизни через край. Тебя никакая смерть так просто не возьмет.
На следующий день объявили дату праздника. Вступление в силу новых жезлоносиц Империя всегда отмечала торжествами. Утром – парад рыцарей и паладинов, днем – церемония Выбора Пути, а после – народные гуляния, выступления акробатов и фокусников, состязания стрелков, и совсем вечером, когда стемнеет, магический фейерверк… и все это великолепие – уже послезавтра!
А там и прощаться время подойдет.
Последние дни вместе казались особенно ценными. Хоть и не навсегда расставание, а все же – велик Невендаар, и одному Отцу Небесному ведомо, когда теперь доведется свидеться. А уж чтобы так, впятером…
Просидели в садике допоздна, все вспоминали и вспоминали проведенные в школе гильдии годы.
– Надо же, – вздохнула Хетта, – я о доме тосковала, одно мечтала: вот выучусь, вернусь… А теперь думаю, вернусь туда, стану об этом доме скучать. Родными вы мне стали, не подружки – сестры. Как же я, да вдруг без вас…
– Ты близко, – утешила подругу Линуаль, – часто сюда наведываться будешь. Я вот тоже домой возвращусь, а от моего дома до столицы не всякий год выберешься. Да и, – Линуаль мечтательно прижмурилась, понизила голос, – знаете, девочки, для меня взрослая жизнь – это свой дом. Муж, хозяйство. У нас там дома ставят крепкие, подворья просторные вычищают, чтоб ни зверь, ни огонь, ни эльф так просто не достали. Хотя, конечно, с эльфами давно мир, но все равно!
Линуаль была родом с юго-востока, из тех лесов, что граничили с эльфийскими землями. Оттуда и впрямь не по всякому случаю столицу навестить надумаешь. Но даже эти леса, подумала вдруг Паола, ближе островов, намного ближе. Может, и правда умней будет вернуться в родные края?
Вот только возвращаться Паоле было не к кому. Давно, наверное, позабыли в родном городке маленькую безотцовщину, дочь веселой маркитантки. Может, помнила та предсказательница, что сказала ей однажды: «Смотри, девочка, не прозевай свою судьбу». Но она и тогда была старухой, жива ли еще?
Да и не нужна в тех краях жезлоносица. Мы – сила Империи, мы расширяем ее границы, и пополняем казну, и призываем благословение Небес на достойных. Нам ли искать, где тише?
Эхом от мыслей Паолы сказала Джатта:
– А я домой не вернусь. Я хочу туда, где буду нужнее. Чтобы знать, твердо знать, что живу не зря.
Наутро Паолу нашел Ольрик, позвал:
– Пойдем со мной, девочка.
Поднялись на самый верх Башни Магов. Паола подошла к краю, взялась руками за парапет. Столица лежала под ней как на ладони: блестящая лента реки с темными черточками мостов, извилистые улочки, проплешины площадей и рынков, зеленое пятно манежа и еще одно – дворцовый сад. Сам дворец рвался башнями и шпилями в небо, на другом берегу реки неразлучными близнецами тянулись ввысь главный столичный храм и монастырская церковь. Но Башня Магов все равно была выше.
– Здесь, – тихо сказал Ольрик, – мы ближе всего к Небу. Это важно, девочка, запомни: когда твоя магия – от Небесного Отца, хоть иногда нужно подниматься ввысь и молча глядеть в небо. Не задавая вопросов, не надоедая Всевышнему просьбами и жалобами. Просто глядеть в небо и молчать.
Паола подняла голову. Небо распростерлось над ней сияющей лазурной бездной. Хотелось раскинуть руки и упасть в эту бездну, падать, падать… все выше и выше! Паола засмеялась: счастье захлестывало ее, она ощущала токи Жизни, ту самую затягивающую благословенную силу, которую впервые почувствовала у своего жезла. Крылья развернулись сами, ноги оторвались от нагретого солнцем камня смотровой площадки…
– Не улетай, – тихонько рассмеялся Ольрик, – рано.
Ойкнув, Паола опустилась к старому магу.
– Ты поняла, да?
– Да. – Паола серьезно кивнула. – Спасибо, учитель.
– Не за что, девочка. Это традиция. Когда-то мой учитель вот так же привел сюда меня. Скажи, – взгляд Ольрика стал вдруг острым, пронизывающим, словно резкий ветер с гор, – ты и правда хочешь отправиться на острова? Не побоишься?
Паола замерла.
– Это опасно: я говорил уже, те земли неизведаны, мы не знаем, что они таят. Это далеко, так далеко, что в случае чего можно не дождаться помощи. Это путь, с которого не свернешь. Но Империи, девочка, это нужно. Хочешь?
– Да. – Паола стиснула руки на груди, стараясь унять забившееся сердце. – Хочу, учитель. Только…
– Что?
– Смогу ли?
Взгляд старого мага потеплел.
– Если бы не смогла, девочка, я бы тебе не предложил. Империя долго ждала. И вот дождались… хвала Всевышнему, и да славятся дары Его! Значит, можно собирать отряд.
Весь день Паола ходила тихая, боясь расплескать свое счастье. А вечером случился еще один разговор…
Ее позвала Хетта. Прошептала, хихикая:
– Поди в сад, Паола, тебя там кое-кто ждет!
– Кто?
– Иди, – торопливо подтолкнула подруга. – Увидишь.
У кустов шиповника стоял рыцарь. Паола замедлила шаг, вглядываясь; рыцарь, увидев девушку, шагнул навстречу и улыбнулся:
– Паола, милая, ты простишь, что я так нахально напросился на свидание?
«Свидание»! Паола почувствовала, как горят щеки. Ответила, отчаянно желая, чтобы голос не выдал ее внезапного волнения:
– Здравствуй, Гидеон. Я рада тебя видеть.
– Я понимаю, тебе не до меня сейчас. Завтра праздник, твой праздник. Но потом… в общем, я подумал, что сегодня, наверное, последний вечер. И пришел.
– Но я ведь не сразу уеду… – Глупость ляпнула, поняла тут же Паола, он не о том совсем. Растерялась еще больше, с трудом удержалась, чтоб не приложить ладони к пылающим щекам.
– Ты уедешь, – серьезно ответил Гидеон. Шевельнулся, словно хотел взять ее за руку, но не осмелился. – Я слышал, будут собирать отряд на Илдрамский архипелаг. Завтра вам объявят назначения, все будет решено. Поэтому я хотел спросить у тебя сегодня.
Паола молча кивнула. Гидеон заговорил быстро, взволнованно:
– Я ту песню твою, про ветер и белые паруса, все вспоминаю. Вспоминаю и о тебе думаю. Я знаю, что такое зов судьбы, Паола, но мне страшно. Я ни за брата, ни за себя никогда так не боялся, как сейчас за тебя боюсь. Ты точно решила?
– Я одного боюсь, – опустив голову, прошептала Паола. – Что не получится, сорвется в последний момент. Мало ли… Решат, что в другом месте я нужнее. Я не буду спорить, надо – значит надо, но я…
– Я знаю, – с явным усилием выговорил Гидеон. – Я хотел бы тебя отговорить, но не стану. Каждый имеет право уйти за мечтой. Скажи только, если я попрошусь в тот отряд, ты…
Он замолчал, опустил голову. Добавил глухо:
– Фаб не хочет. Море – оно не для рыцарей. А меня на части рвет, Паола. Не могу тебя отпустить. Как сердце пополам.
Сердце Паолы колотилось быстро-быстро. Под шиповником было тихо, только с другого края садика доносились звонкие голоса: младшие ученицы срезали цветы к празднику.
– Есть ведь крылатые кони, – прошептала Паола. – Они могут летать над морем.
Приподнялась на цыпочки, смахнула с черных волос Гидеона белые лепестки. Ладони сами легли на его плечи. Его губы легонько, словно опасаясь чего-то, коснулись лба Паолы.
– Ты мой ангел, – хрипло пробормотал Гидеон. – Моя небесная дева.
– Красота! – вздохнула Хетта. – В наших краях такого не выделывают. Если и забредет волшебник, так не по фейерверкам, а по боевой магии, упырей упокаивать да гоблинов гонять.
Хетта, похоже, мыслями была уже дома, в маленьком форте у реки, охраняющем пересечение водной и сухопутной торговых дорог. С родителями, сестрой-погодком и старой бабушкой – а может, и не только с ними.
Праздник выплеснулся на улицы столицы, затопил их, захлестнул, завертел в своей круговерти аристократов и простолюдинов, надменных дам и бойких рыночных торговок, солидных гильдейских мастеров и разбитных мальчишек. Праздник гудел и шумел, пил вино и пел песни, собирал смеющихся зрителей вокруг уличных фокусников и бродячих актеров. И только главные виновницы торжества, пять крылатых дев, тихо сидели на верхней площадке Башни Магов. Под ними сияла праздничными огнями столица, над ними плясали в небе фейерверки, а они держались за руки и больше молчали, чем говорили.
Непривычно задумчивая Ойка жалась к Паоле. На острова они отправятся вдвоем: Илдрамский архипелаг нужно исследовать и подчинить Империи как можно скорее. Паола улыбнулась, вспомнив церемонию Выбора Пути: взволнованного Ольрика, торжественно-серьезных магов Совета, тронувшую губы императора легкую улыбку. Выложенную драгоценными камнями карту Невендаара, Священных Земель, на которой каждая жезлоносица должна была найти свое место, свой путь… Вспомнила, как засиял золотом эльфийский лес, когда к карте подошла Линуаль, улыбку подруги: она все-таки вернется в родные места! Как Джатту поманили суровые северные степи, вотчина зеленокожих. Джатта сильная, бесстрашная, это как раз по ней. И главное, самое-самое главное! Как для них с Ойкой засверкала лазурь моря, а на ней – острова, словно рассыпанная на праздничном синем платке горсть разноцветных бусин…
Вот и закончилось ученичество… Уже завтра старшими в девичьем крыле будут считаться совсем другие девушки. Вертлявая Фариша, хохотушка Иза, тихая, серьезная Верунька. А через год или два подойдет и их черед… и они будут сидеть здесь, держась за руки, впитывая всей душой, стараясь навсегда запомнить, сохранить в себе последнюю ночь вместе, перед расставанием. Уже завтра столицу покинут Хетта и Линуаль: им не нужны спутники, их путь – по мирным землям Империи. Через несколько дней проводят Джатту: сопровождающего для нее выберут среди рыцарей или паладинов. А там и их с Ойкой черед…
Праздник затихал – медленно, неохотно. Разбрелись по тавернам уставшие фокусники и актеры, погасли веселые огни, огненные картины над головой сменились темным полуночным небом.
А потом в этом темном небе, затмевая искорки звезд, рядом с привычной луной, маленькой и желтой, словно круг сыра, проявилась вторая. Мертвенно-бледная, зыбкая, навевающая мысли о призраках и неупокоенных душах. Лица девушек утратили краски жизни, залитые холодным светом призрачной луны. Паоле захотелось вдруг взмахнуть крыльями, призывая силу Жизни: быть может, благодатная магия сумеет развеять наваждение? Тревожно забилось сердце.
Но тем временем рядом со второй луной, мешая с ее мертвенным светом отдающие кровавым багрянцем тени, появилась третья. Темная, словно залитая запекшейся кровью. Злая.
Ойкнула Ойка.
– Что это? – прошептала Хетта. – Что это, девочки?
– Знамение, – откликнулась Линуаль. – Я слышала…
На лестнице послышались торопливые шаги, Линуаль испуганно замолчала. Один за одним на площадку поднимались учителя и маги Совета: Ольрик, Тефас, Гоар… Глядели в небо, становились в круг. Последним появился Вульфрик, верховный маг. Бросил на девушек короткий сердитый взгляд, буркнул:
– Ступайте вниз.
Джатта порывисто встала:
– Разве мы не взрослые уже? Не имеем права знать? Что происходит?
– Было бы что знать, – буркнул Тефас. – Сами ничего не знаем. Идите, девочки, мешать будете.
Праздничное настроение испарилось, исчезло без следа. Торопливо спустились вниз, прошли через садик, не глядя по сторонам – очень уж жутким он казался сейчас, залитый мертвенным, призрачно-холодным светом. Набились в комнатку Линуаль – она была ближе всех к выходу.
– Так что за знамение? – спросила Джатта.
– Я слышала, – медленно сказала Линуаль, – три луны бывает в небе в ночи магических потрясений. Когда случается что-то такое, что может изменить лицо мира. Эльфы так говорят…
– Может, эльфы ошибаются? – сама не веря, спросила Паола.
Никто не ответил.
Утро пришло тихое и ласковое. Солнечный свет развеял наваждение, ночные страхи пусть не позабылись, но стали казаться смешными и нелепыми. Жизнь в стенах гильдии магов шла своим чередом, в лицах учителей девушки не видели и следа беспокойства или озабоченности.
Хетту и Линуаль собирали в дорогу. Молодым жезлоносицам не требовалось тащить с собой имущество; да и не было особого имущества у воспитанниц гильдии. Жилье и деньги на обзаведение им выделяла казна – уже там, на месте. Поэтому сборы сводились к обмену теми милыми мелочами, что ценны для девушек не сами по себе, а как дорогие сердцу памятки. Украшенный мелкими хрусталиками гребень, заколка в виде летящей чайки, голубая лента из блестящего гладкого атласа… Обнялись на прощание, проводили до ворот – и так пусто стало. Будто часть твоего сердца ушла, думала Паола, медленно бредя об руку с подругами в садик. Ушла – и одному лишь Всевышнему ведомо, когда вернется.
Какое-то время девушки сидели молча, притихшие и растерянные. Опадали белые лепестки шиповника, словно печалясь вместе с ними; но вот Джатта вскинула голову:
– Хватит грустить, подруги! Велик Невендаар, но все пути ведут для нас сюда, в сердце его! Рано ли, поздно – свидимся еще не раз. Подумайте лучше, что за жизнь у нас впереди! Новые земли, новые небеса…
Острова, эхом откликнулось в душе Паолы.
Ойка, верно, подумала о том же. Попросила тихо:
– А спой, Паола, твою любимую…
Паола запрокинула голову, вгляделась в исчерканную перышками облаков лазурь небес. Улыбнулась, подумав: наверное, барашки волн на волнах выглядят похоже, белые на синем…
– Далекий парус в синей дымке та-а-ет, родные ветры вслед ему летят…
Джатта с Ойкой тихонько подхватили:
– Моряк невесту нынче покидает…
Этой ночью на небе светила одна, привычная луна. Страх рассеялся окончательно, девушки пошли спать, не думая больше о тревожных знамениях и магических потрясениях. Смеялись даже: может, у эльфов что и потрясется, а нам с того ни тепло, ни холодно.
Засыпая, Паола подумала вдруг: надо отдать завтра Джатте свою пуховую накидку, чтоб не мерзла там на севере.
Среди ночи Паолу разбудил неясный шум. Девушка приподнялась, вслушиваясь. Со двора доносились рыдания. Сердитый голос Вульфрика едва перекрикивал причитания и плач. Верховный маг, похоже, безуспешно пытался добиться тишины.
Паола встала, накинула плащ и выскользнула во двор.
Захотелось протереть глаза. Может, все это ей снится? Мечущийся свет факелов, мужики, сжимающие в руках бесполезные вилы, бабы с узлами, ревущие детишки, чей-то скулящий пес… Рядом с верховным магом стояла Линуаль – она-то откуда взялась?! – и что-то тихо рассказывала. Вульфрик хмурился, иногда перебивал девушку вопросами. Та пожимала плечами. Наконец маг махнул рукой, отпуская жезлоносицу, и двинулся к мужикам. Линуаль заметила Паолу, кинулась к ней, обняла:
– Ох, спаси Всевышний, что будет…
– Что стряслось? Почему ты здесь? – Паола дрожала, губы слушались с трудом. Предчувствие чего-то ужасного и неотвратимого сжимало сердце.
– Беда, Паола. Девочки где? Хетта не вернулась?
Выбежали разбуженные шумом Джатта и Ойка. Линуаль обняла подруг:
– Пойдемте, девочки, где потише. К Паоле пойдем.
У Паолы сели на кровать, тесно прижавшись друг к дружке. Линуаль дрожала, Ойка накинула ей на плечи одеяло, обняла молча.
– Война, девочки, – прошептала Линуаль.
Замерев, Паола, Ойка и Джатта слушали рассказ подруги.
Линуаль встретила беженцев вскоре после полудня. Растерянные, охваченные паникой крестьяне ничего не могли толком объяснить. Огненные чудовища, чуть ли не демоны… ну откуда, спрашивается, в самом сердце Империи взяться демонам?! Не иначе, какой-нибудь колдун-отступник решил власть показать. Так это ненадолго! Велев крестьянам идти прямиком в гильдию магов и рассказать о своей беде там, юная жезлоносица двинулась дальше.
Увидев сожженную дотла деревню и обгорелые трупы, Линуаль засомневалась: для одного колдуна слишком уж, да и не станет колдун убивать, его дело – запугать, головы заморочить, заставить дань себе платить. Но вокруг стояла мирная тишина, кто бы ни сотворил весь этот ужас, теперь его здесь явно не было. Не возвращаться же обратно, поддавшись глупой панике, словно невежественная крестьянская баба!
На околице сожженной деревни Линуаль наткнулась на еще один труп. Молодой сквайр лежал в луже крови, пронзенный насквозь острыми каменными осколками. Смоляно-черный камень казался созданным из самой первозданной Тьмы: он вбирал в себя свет, не выпуская его. Линуаль подобрала осколок, впервые подумав о том, что ей, пожалуй, придется вернуться, и надо бы принести Совету магов сведения более внятные, чем бестолковые россказни крестьян.
Потом она вспомнила о том, что с собой у нее драгоценный груз: несколько флаконов эликсиров. Оживляющий, целительный, восстанавливающий силы… Обозвав себя забывчивой дурехой, Линуаль кинулась вытаскивать из убитого сквайра осколки. Проверив, все ли раны чисты, зажмурилась на миг, призывая силу и благословение Небесного Отца, и осторожно, по капле, боясь разлить, влила в мертвые губы эликсир Жизни.
Израненный воин попытался вздохнуть, забился… на губах запузырилась кровь… Линуаль, охнув, вскочила, махнула крыльями раз, другой, третий: «Силой Неба, волей Всевышнего, исцелись!» Не доверяя до конца собственным силам, достала склянку с целительным зельем, приподняла беловолосую голову:
– Пей, милый… выпей!
Сквайр проглотил снадобье; мутный взгляд прояснился, губы шевельнулись:
– Я… жив?..
– Живой… – Линуаль плакала и смеялась: у нее получилось, она сумела, смогла, спасла! – Ты как? Дышать можешь? Полежи немного, сил наберись.
– Нельзя… нельзя лежать. Они… вернутся…
Именно в этот миг Линуаль поняла истинную цену своей победе. Сквайр видел врага. Он сможет объяснить все точно и правдиво. Девушка встала, протянула спасенному руку:
– Идем в столицу?
Они дошли только к ночи, хотя Джарет – так звали сквайра – не давал себе поблажки. Дорогой он рассказал Линуаль о напавших на село «чудовищах».
– Я встретила крестьян, – сказала Линуаль, – беженцев. Они говорили, деревню сожгли демоны.
– Если наши деды верно помнят старые легенды, демоны и были, – ответил Джарет. – Слуги Проклятого, воины Ада. Крылатые твари, порождения Бездны. Но страшно то, что за ними следом шли люди. Отступники в козлиных масках! Я слышал, своими ушами слышал, как они призывали силу Проклятого, насылая огонь на беззащитных крестьян!
– Вот и ясно, кому поручить за Эдвином первое время приглядеть. Ты ему все и покажешь, и расскажешь, и обжиться поможешь.
Класька надулся от гордости и важно кивнул:
– А то ж!
Обоз медленно таял. Свернули к своим казармам рыцари, сквайры и оруженосцы, потарахтели на хоздвор телеги с шатрами, котлами да прочим походным скарбом.
Просторный двор гильдии магов обычно пустовал в этот поздний час, но нынче встретить вернувшихся из похода высыпали, кажется, все обитатели и башни магов, и келий учеников, и крыла обслуги. Даже белоснежная борода и нарядные одежды верховного мага мелькнули на высоких ступенях башни. На Паолу налетели подружки, заобнимали, затормошили, защебетали – как ты, да как дорога, да что в походе интересного приключилось…
– А вот, – Паола взяла за руку Ильду, – новенькую нам привезли. Ильдой звать. Вон, Ильдуша, сестра-келейница идет, она тебя устроит.
А сама тем временем жадно вглядывалась в лица подруг. Как же она, оказывается, соскучилась! Даже сердце защемило: ведь скоро прощаться надолго, если не навсегда. Империя огромна, бог весть, доведется ли свидеться.
Из старших успела вернуться только Джатта. Серьезная, неожиданно повзрослевшая. Паола глядела и думала: а я, неужели я тоже так сильно изменилась? Почему меньшие девочки смотрят с таким восторгом? Или это – потому что первый жезл, деяние, до которого им еще учиться и учиться?
Класька уже увел Эда, Ольрик зашагал в башню, на ходу созывая магов Совета – да, сообразила Паола, у него важные вести, ладно бы просто двое новых учеников, но одну из них, будущую крылатую деву, раньше них нашла служанка Тьмы. И кто знает, как повернулась бы судьба Ильды, не окажись сердце девочки таким чутким.
Вскоре Паола ускользнула к себе. Поговорить успеется завтра, а сейчас – спать…
Назавтра они с Джаттой ушли вдвоем в укромный уголок садика, за цветущие кусты белого шиповника.
– Все оказалось так легко, – рассказывала Джатта, – я совсем не ожидала. Думала, похо-од, в такую даль, на самую границу Империи… Знаешь, там просто река, и на ней островок, а на островке выход золота. И это даже никакая не граница, за рекой – тоже зеленые земли, просто, сама понимаешь, река…
Паола кивнула: текучая вода она – и есть текучая вода, если рудник на островке, приходится ставить жезл, сама собой мана оттуда никак не пойдет.
– А это золото, его только нашли, да, Джатта? – Странно было думать, что в землях Империи остались неразведанные месторождения, но, как видно, и такое бывает.
– Там река берег подмыла, – объяснила Джатта, – и жила стала видна. Хорошо еще, ее первым тамошний жрец увидел и сообщил к нам в гильдию. Этот островок как раз на границе двух графств, раньше никому нужен не был, а теперь те графья за него передраться готовы. Учителю Тефасу пришлось посохом вразумлять, – Джатта презрительно поморщилась, – аристократов. Он так ругался, Паола, ты не представляешь! Вот бы, говорит, за благо Невендаара так радели, как за свою мошну, а еще вассальную присягу давали, клялись служить императору!
Представить Тефаса ругающимся и правда оказалось сложно: он был самым тихим и спокойным из всех наставников гильдии магов. Крепко, видать, рассердился…
– А потом? – Паола подалась к подруге.
– Потом, – Джатта рассмеялась, – ох, потом Тефас им предложил спустить пар в ритуальной схватке в честь новой жезлоносицы. А им что оставалось, такой бой нам устроили, залюбуешься!
– Только тебе любоваться было некогда, – сочувственно вздохнула Паола.
– Да почему ж? Я с жезлом быстро управилась, они только во вкус вошли. – Джатта снова засмеялась. – А потом пир закатили, задержаться звали. Только Тефас сказал, некогда нам гостить. Да я и не хотела, больно нужно. – Джатта аристократов не любила. Мягко говоря. – Ну а ты-то, Паола?
Рассказ Паолы занял времени побольше. Любую приключившуюся мелочь ей хотелось расписать во всех подробностях – и историю Ильды, и драку орков с великаном и рыцарей с орками, и даже встреченный в пути гномий обоз. Но вдруг, неожиданно для себя самой, Паола замолчала. И сказала, помолчав, тихо-тихо, почти шепотом:
– А знаешь, Джатта… Эта трава, зеленая трава, что расходится от твоего жезла, молодая, чистая… Вот это и есть самое важное. То, ради чего стоит жить.
Шли дни. Привыкла к новому дому Ильда, перестала тихонько плакать ночами, а днем цепляться за Паолу, познакомилась с другими младшими ученицами и даже успела повздорить с Класькой, обозвав того бездельным зазнайкой. Вернулись из первых походов еще две крылатые девы, Хетта и Линуаль. Обеим достались, как и Джатте, случайно открытые выходы золотых жил в глухих местах Империи, но у обеих обошлось без приключений – если, конечно, не считать приключением случайную встречу Хетты с медвежонком.
– Кто еще больше страху натерпелся, – смеялась Хетта, вспоминая. – Я как завизжу, он как шарахнется!
И только пятой их подруги, Мантии, все не было и не было…
Вернулась она аж через два десятка дней после Паолы. Оказалось, ее цель была в море далеко на юго-западе, там, куда корабли Империи разве что бурей заносило, на безлюдных и неживых островах. Кто принес весть, Мантия не узнала, почему в такой дальний путь отправили ее, неопытную, ни единого жезла еще не водрузившую, – тоже оставалось лишь гадать. Никто не рассказал юной жезлоносице, что ждет ее в качестве первого испытания. Но там, на крохотном островке в бурном море, среди скал, клубился вязкой тьмой леденящий сгусток маны Смерти. Первозданной, необработанной, неоформленной пока в кристаллы…
Ее первое задание.
– Ой, девоньки! – Низенькая пухлощекая Мантия смешно всплескивала руками, рассказывая. Мантия чем-то неуловимо напоминала хлопотливую наседку, торжественное имя совсем ей не шло, и подруги называли ее Ойка. – Ой, девоньки, я как увидала, так столбом и застыла. Оно черное, а словно и не черное, тьма, по-другому и не скажешь. Стынь могильная и чавкает, будто грязь вязкая, шевелится, дышит, и огоньки в ней бродят – вроде и свет, а все равно – тоже тьма. Ой, глупо я, наверное, говорю, но только, знаете, не увидев этого, и не поймешь. И будто тонешь в нем, вроде вон оно, а вот ты, а взгляд прилип, как в смоле увяз, и не отцепиться. Я уж потом поняла, нельзя туда смотреть, совсем нельзя! А там – стояла рядом с этой мерзопакостностью и тонула в ней, будто мошка неразумная! И вдруг как ударило меня что, поняла, еще чуть – и пропала ваша Ойка. Ну я с перепугу и махнула на жезл, вот честно-честно, девоньки, с перепугу, сама не понимала, что делаю! А как увидала, что все получилось, так вся без чувств и повалилась. Ой, как же страшно там, девоньки, милые, жутью смертной так и веет…
Паола слушала – и вспоминала радостную лазурь кристаллов Жизни и мощь источаемой ими благодатной силы. Мощь, если вспомнить хорошенько, настолько же коварную – ведь и ее, Паолу, едва не засосало, как мошку, в ласковое тепло! Она одна, наверное, могла представить, каково пришлось Ойке, ощутившей власть Смерти.
– А знаешь, Ойка, – Паола обняла подругу, – я понимаю, кажется, почему туда – тебя. В тебе, Ойка наша милая, жизни через край. Тебя никакая смерть так просто не возьмет.
На следующий день объявили дату праздника. Вступление в силу новых жезлоносиц Империя всегда отмечала торжествами. Утром – парад рыцарей и паладинов, днем – церемония Выбора Пути, а после – народные гуляния, выступления акробатов и фокусников, состязания стрелков, и совсем вечером, когда стемнеет, магический фейерверк… и все это великолепие – уже послезавтра!
А там и прощаться время подойдет.
Последние дни вместе казались особенно ценными. Хоть и не навсегда расставание, а все же – велик Невендаар, и одному Отцу Небесному ведомо, когда теперь доведется свидеться. А уж чтобы так, впятером…
Просидели в садике допоздна, все вспоминали и вспоминали проведенные в школе гильдии годы.
– Надо же, – вздохнула Хетта, – я о доме тосковала, одно мечтала: вот выучусь, вернусь… А теперь думаю, вернусь туда, стану об этом доме скучать. Родными вы мне стали, не подружки – сестры. Как же я, да вдруг без вас…
– Ты близко, – утешила подругу Линуаль, – часто сюда наведываться будешь. Я вот тоже домой возвращусь, а от моего дома до столицы не всякий год выберешься. Да и, – Линуаль мечтательно прижмурилась, понизила голос, – знаете, девочки, для меня взрослая жизнь – это свой дом. Муж, хозяйство. У нас там дома ставят крепкие, подворья просторные вычищают, чтоб ни зверь, ни огонь, ни эльф так просто не достали. Хотя, конечно, с эльфами давно мир, но все равно!
Линуаль была родом с юго-востока, из тех лесов, что граничили с эльфийскими землями. Оттуда и впрямь не по всякому случаю столицу навестить надумаешь. Но даже эти леса, подумала вдруг Паола, ближе островов, намного ближе. Может, и правда умней будет вернуться в родные края?
Вот только возвращаться Паоле было не к кому. Давно, наверное, позабыли в родном городке маленькую безотцовщину, дочь веселой маркитантки. Может, помнила та предсказательница, что сказала ей однажды: «Смотри, девочка, не прозевай свою судьбу». Но она и тогда была старухой, жива ли еще?
Да и не нужна в тех краях жезлоносица. Мы – сила Империи, мы расширяем ее границы, и пополняем казну, и призываем благословение Небес на достойных. Нам ли искать, где тише?
Эхом от мыслей Паолы сказала Джатта:
– А я домой не вернусь. Я хочу туда, где буду нужнее. Чтобы знать, твердо знать, что живу не зря.
Наутро Паолу нашел Ольрик, позвал:
– Пойдем со мной, девочка.
Поднялись на самый верх Башни Магов. Паола подошла к краю, взялась руками за парапет. Столица лежала под ней как на ладони: блестящая лента реки с темными черточками мостов, извилистые улочки, проплешины площадей и рынков, зеленое пятно манежа и еще одно – дворцовый сад. Сам дворец рвался башнями и шпилями в небо, на другом берегу реки неразлучными близнецами тянулись ввысь главный столичный храм и монастырская церковь. Но Башня Магов все равно была выше.
– Здесь, – тихо сказал Ольрик, – мы ближе всего к Небу. Это важно, девочка, запомни: когда твоя магия – от Небесного Отца, хоть иногда нужно подниматься ввысь и молча глядеть в небо. Не задавая вопросов, не надоедая Всевышнему просьбами и жалобами. Просто глядеть в небо и молчать.
Паола подняла голову. Небо распростерлось над ней сияющей лазурной бездной. Хотелось раскинуть руки и упасть в эту бездну, падать, падать… все выше и выше! Паола засмеялась: счастье захлестывало ее, она ощущала токи Жизни, ту самую затягивающую благословенную силу, которую впервые почувствовала у своего жезла. Крылья развернулись сами, ноги оторвались от нагретого солнцем камня смотровой площадки…
– Не улетай, – тихонько рассмеялся Ольрик, – рано.
Ойкнув, Паола опустилась к старому магу.
– Ты поняла, да?
– Да. – Паола серьезно кивнула. – Спасибо, учитель.
– Не за что, девочка. Это традиция. Когда-то мой учитель вот так же привел сюда меня. Скажи, – взгляд Ольрика стал вдруг острым, пронизывающим, словно резкий ветер с гор, – ты и правда хочешь отправиться на острова? Не побоишься?
Паола замерла.
– Это опасно: я говорил уже, те земли неизведаны, мы не знаем, что они таят. Это далеко, так далеко, что в случае чего можно не дождаться помощи. Это путь, с которого не свернешь. Но Империи, девочка, это нужно. Хочешь?
– Да. – Паола стиснула руки на груди, стараясь унять забившееся сердце. – Хочу, учитель. Только…
– Что?
– Смогу ли?
Взгляд старого мага потеплел.
– Если бы не смогла, девочка, я бы тебе не предложил. Империя долго ждала. И вот дождались… хвала Всевышнему, и да славятся дары Его! Значит, можно собирать отряд.
Весь день Паола ходила тихая, боясь расплескать свое счастье. А вечером случился еще один разговор…
Ее позвала Хетта. Прошептала, хихикая:
– Поди в сад, Паола, тебя там кое-кто ждет!
– Кто?
– Иди, – торопливо подтолкнула подруга. – Увидишь.
У кустов шиповника стоял рыцарь. Паола замедлила шаг, вглядываясь; рыцарь, увидев девушку, шагнул навстречу и улыбнулся:
– Паола, милая, ты простишь, что я так нахально напросился на свидание?
«Свидание»! Паола почувствовала, как горят щеки. Ответила, отчаянно желая, чтобы голос не выдал ее внезапного волнения:
– Здравствуй, Гидеон. Я рада тебя видеть.
– Я понимаю, тебе не до меня сейчас. Завтра праздник, твой праздник. Но потом… в общем, я подумал, что сегодня, наверное, последний вечер. И пришел.
– Но я ведь не сразу уеду… – Глупость ляпнула, поняла тут же Паола, он не о том совсем. Растерялась еще больше, с трудом удержалась, чтоб не приложить ладони к пылающим щекам.
– Ты уедешь, – серьезно ответил Гидеон. Шевельнулся, словно хотел взять ее за руку, но не осмелился. – Я слышал, будут собирать отряд на Илдрамский архипелаг. Завтра вам объявят назначения, все будет решено. Поэтому я хотел спросить у тебя сегодня.
Паола молча кивнула. Гидеон заговорил быстро, взволнованно:
– Я ту песню твою, про ветер и белые паруса, все вспоминаю. Вспоминаю и о тебе думаю. Я знаю, что такое зов судьбы, Паола, но мне страшно. Я ни за брата, ни за себя никогда так не боялся, как сейчас за тебя боюсь. Ты точно решила?
– Я одного боюсь, – опустив голову, прошептала Паола. – Что не получится, сорвется в последний момент. Мало ли… Решат, что в другом месте я нужнее. Я не буду спорить, надо – значит надо, но я…
– Я знаю, – с явным усилием выговорил Гидеон. – Я хотел бы тебя отговорить, но не стану. Каждый имеет право уйти за мечтой. Скажи только, если я попрошусь в тот отряд, ты…
Он замолчал, опустил голову. Добавил глухо:
– Фаб не хочет. Море – оно не для рыцарей. А меня на части рвет, Паола. Не могу тебя отпустить. Как сердце пополам.
Сердце Паолы колотилось быстро-быстро. Под шиповником было тихо, только с другого края садика доносились звонкие голоса: младшие ученицы срезали цветы к празднику.
– Есть ведь крылатые кони, – прошептала Паола. – Они могут летать над морем.
Приподнялась на цыпочки, смахнула с черных волос Гидеона белые лепестки. Ладони сами легли на его плечи. Его губы легонько, словно опасаясь чего-то, коснулись лба Паолы.
– Ты мой ангел, – хрипло пробормотал Гидеон. – Моя небесная дева.
* * *
В темном небе распускались огненные цветы, порхали золотые бабочки, зеленые и синие звезды сияющим водопадом падали в морские волны и превращались в распускающие паруса корабли.– Красота! – вздохнула Хетта. – В наших краях такого не выделывают. Если и забредет волшебник, так не по фейерверкам, а по боевой магии, упырей упокаивать да гоблинов гонять.
Хетта, похоже, мыслями была уже дома, в маленьком форте у реки, охраняющем пересечение водной и сухопутной торговых дорог. С родителями, сестрой-погодком и старой бабушкой – а может, и не только с ними.
Праздник выплеснулся на улицы столицы, затопил их, захлестнул, завертел в своей круговерти аристократов и простолюдинов, надменных дам и бойких рыночных торговок, солидных гильдейских мастеров и разбитных мальчишек. Праздник гудел и шумел, пил вино и пел песни, собирал смеющихся зрителей вокруг уличных фокусников и бродячих актеров. И только главные виновницы торжества, пять крылатых дев, тихо сидели на верхней площадке Башни Магов. Под ними сияла праздничными огнями столица, над ними плясали в небе фейерверки, а они держались за руки и больше молчали, чем говорили.
Непривычно задумчивая Ойка жалась к Паоле. На острова они отправятся вдвоем: Илдрамский архипелаг нужно исследовать и подчинить Империи как можно скорее. Паола улыбнулась, вспомнив церемонию Выбора Пути: взволнованного Ольрика, торжественно-серьезных магов Совета, тронувшую губы императора легкую улыбку. Выложенную драгоценными камнями карту Невендаара, Священных Земель, на которой каждая жезлоносица должна была найти свое место, свой путь… Вспомнила, как засиял золотом эльфийский лес, когда к карте подошла Линуаль, улыбку подруги: она все-таки вернется в родные места! Как Джатту поманили суровые северные степи, вотчина зеленокожих. Джатта сильная, бесстрашная, это как раз по ней. И главное, самое-самое главное! Как для них с Ойкой засверкала лазурь моря, а на ней – острова, словно рассыпанная на праздничном синем платке горсть разноцветных бусин…
Вот и закончилось ученичество… Уже завтра старшими в девичьем крыле будут считаться совсем другие девушки. Вертлявая Фариша, хохотушка Иза, тихая, серьезная Верунька. А через год или два подойдет и их черед… и они будут сидеть здесь, держась за руки, впитывая всей душой, стараясь навсегда запомнить, сохранить в себе последнюю ночь вместе, перед расставанием. Уже завтра столицу покинут Хетта и Линуаль: им не нужны спутники, их путь – по мирным землям Империи. Через несколько дней проводят Джатту: сопровождающего для нее выберут среди рыцарей или паладинов. А там и их с Ойкой черед…
Праздник затихал – медленно, неохотно. Разбрелись по тавернам уставшие фокусники и актеры, погасли веселые огни, огненные картины над головой сменились темным полуночным небом.
А потом в этом темном небе, затмевая искорки звезд, рядом с привычной луной, маленькой и желтой, словно круг сыра, проявилась вторая. Мертвенно-бледная, зыбкая, навевающая мысли о призраках и неупокоенных душах. Лица девушек утратили краски жизни, залитые холодным светом призрачной луны. Паоле захотелось вдруг взмахнуть крыльями, призывая силу Жизни: быть может, благодатная магия сумеет развеять наваждение? Тревожно забилось сердце.
Но тем временем рядом со второй луной, мешая с ее мертвенным светом отдающие кровавым багрянцем тени, появилась третья. Темная, словно залитая запекшейся кровью. Злая.
Ойкнула Ойка.
– Что это? – прошептала Хетта. – Что это, девочки?
– Знамение, – откликнулась Линуаль. – Я слышала…
На лестнице послышались торопливые шаги, Линуаль испуганно замолчала. Один за одним на площадку поднимались учителя и маги Совета: Ольрик, Тефас, Гоар… Глядели в небо, становились в круг. Последним появился Вульфрик, верховный маг. Бросил на девушек короткий сердитый взгляд, буркнул:
– Ступайте вниз.
Джатта порывисто встала:
– Разве мы не взрослые уже? Не имеем права знать? Что происходит?
– Было бы что знать, – буркнул Тефас. – Сами ничего не знаем. Идите, девочки, мешать будете.
Праздничное настроение испарилось, исчезло без следа. Торопливо спустились вниз, прошли через садик, не глядя по сторонам – очень уж жутким он казался сейчас, залитый мертвенным, призрачно-холодным светом. Набились в комнатку Линуаль – она была ближе всех к выходу.
– Так что за знамение? – спросила Джатта.
– Я слышала, – медленно сказала Линуаль, – три луны бывает в небе в ночи магических потрясений. Когда случается что-то такое, что может изменить лицо мира. Эльфы так говорят…
– Может, эльфы ошибаются? – сама не веря, спросила Паола.
Никто не ответил.
Утро пришло тихое и ласковое. Солнечный свет развеял наваждение, ночные страхи пусть не позабылись, но стали казаться смешными и нелепыми. Жизнь в стенах гильдии магов шла своим чередом, в лицах учителей девушки не видели и следа беспокойства или озабоченности.
Хетту и Линуаль собирали в дорогу. Молодым жезлоносицам не требовалось тащить с собой имущество; да и не было особого имущества у воспитанниц гильдии. Жилье и деньги на обзаведение им выделяла казна – уже там, на месте. Поэтому сборы сводились к обмену теми милыми мелочами, что ценны для девушек не сами по себе, а как дорогие сердцу памятки. Украшенный мелкими хрусталиками гребень, заколка в виде летящей чайки, голубая лента из блестящего гладкого атласа… Обнялись на прощание, проводили до ворот – и так пусто стало. Будто часть твоего сердца ушла, думала Паола, медленно бредя об руку с подругами в садик. Ушла – и одному лишь Всевышнему ведомо, когда вернется.
Какое-то время девушки сидели молча, притихшие и растерянные. Опадали белые лепестки шиповника, словно печалясь вместе с ними; но вот Джатта вскинула голову:
– Хватит грустить, подруги! Велик Невендаар, но все пути ведут для нас сюда, в сердце его! Рано ли, поздно – свидимся еще не раз. Подумайте лучше, что за жизнь у нас впереди! Новые земли, новые небеса…
Острова, эхом откликнулось в душе Паолы.
Ойка, верно, подумала о том же. Попросила тихо:
– А спой, Паола, твою любимую…
Паола запрокинула голову, вгляделась в исчерканную перышками облаков лазурь небес. Улыбнулась, подумав: наверное, барашки волн на волнах выглядят похоже, белые на синем…
– Далекий парус в синей дымке та-а-ет, родные ветры вслед ему летят…
Джатта с Ойкой тихонько подхватили:
– Моряк невесту нынче покидает…
Этой ночью на небе светила одна, привычная луна. Страх рассеялся окончательно, девушки пошли спать, не думая больше о тревожных знамениях и магических потрясениях. Смеялись даже: может, у эльфов что и потрясется, а нам с того ни тепло, ни холодно.
Засыпая, Паола подумала вдруг: надо отдать завтра Джатте свою пуховую накидку, чтоб не мерзла там на севере.
Среди ночи Паолу разбудил неясный шум. Девушка приподнялась, вслушиваясь. Со двора доносились рыдания. Сердитый голос Вульфрика едва перекрикивал причитания и плач. Верховный маг, похоже, безуспешно пытался добиться тишины.
Паола встала, накинула плащ и выскользнула во двор.
Захотелось протереть глаза. Может, все это ей снится? Мечущийся свет факелов, мужики, сжимающие в руках бесполезные вилы, бабы с узлами, ревущие детишки, чей-то скулящий пес… Рядом с верховным магом стояла Линуаль – она-то откуда взялась?! – и что-то тихо рассказывала. Вульфрик хмурился, иногда перебивал девушку вопросами. Та пожимала плечами. Наконец маг махнул рукой, отпуская жезлоносицу, и двинулся к мужикам. Линуаль заметила Паолу, кинулась к ней, обняла:
– Ох, спаси Всевышний, что будет…
– Что стряслось? Почему ты здесь? – Паола дрожала, губы слушались с трудом. Предчувствие чего-то ужасного и неотвратимого сжимало сердце.
– Беда, Паола. Девочки где? Хетта не вернулась?
Выбежали разбуженные шумом Джатта и Ойка. Линуаль обняла подруг:
– Пойдемте, девочки, где потише. К Паоле пойдем.
У Паолы сели на кровать, тесно прижавшись друг к дружке. Линуаль дрожала, Ойка накинула ей на плечи одеяло, обняла молча.
– Война, девочки, – прошептала Линуаль.
Замерев, Паола, Ойка и Джатта слушали рассказ подруги.
Линуаль встретила беженцев вскоре после полудня. Растерянные, охваченные паникой крестьяне ничего не могли толком объяснить. Огненные чудовища, чуть ли не демоны… ну откуда, спрашивается, в самом сердце Империи взяться демонам?! Не иначе, какой-нибудь колдун-отступник решил власть показать. Так это ненадолго! Велев крестьянам идти прямиком в гильдию магов и рассказать о своей беде там, юная жезлоносица двинулась дальше.
Увидев сожженную дотла деревню и обгорелые трупы, Линуаль засомневалась: для одного колдуна слишком уж, да и не станет колдун убивать, его дело – запугать, головы заморочить, заставить дань себе платить. Но вокруг стояла мирная тишина, кто бы ни сотворил весь этот ужас, теперь его здесь явно не было. Не возвращаться же обратно, поддавшись глупой панике, словно невежественная крестьянская баба!
На околице сожженной деревни Линуаль наткнулась на еще один труп. Молодой сквайр лежал в луже крови, пронзенный насквозь острыми каменными осколками. Смоляно-черный камень казался созданным из самой первозданной Тьмы: он вбирал в себя свет, не выпуская его. Линуаль подобрала осколок, впервые подумав о том, что ей, пожалуй, придется вернуться, и надо бы принести Совету магов сведения более внятные, чем бестолковые россказни крестьян.
Потом она вспомнила о том, что с собой у нее драгоценный груз: несколько флаконов эликсиров. Оживляющий, целительный, восстанавливающий силы… Обозвав себя забывчивой дурехой, Линуаль кинулась вытаскивать из убитого сквайра осколки. Проверив, все ли раны чисты, зажмурилась на миг, призывая силу и благословение Небесного Отца, и осторожно, по капле, боясь разлить, влила в мертвые губы эликсир Жизни.
Израненный воин попытался вздохнуть, забился… на губах запузырилась кровь… Линуаль, охнув, вскочила, махнула крыльями раз, другой, третий: «Силой Неба, волей Всевышнего, исцелись!» Не доверяя до конца собственным силам, достала склянку с целительным зельем, приподняла беловолосую голову:
– Пей, милый… выпей!
Сквайр проглотил снадобье; мутный взгляд прояснился, губы шевельнулись:
– Я… жив?..
– Живой… – Линуаль плакала и смеялась: у нее получилось, она сумела, смогла, спасла! – Ты как? Дышать можешь? Полежи немного, сил наберись.
– Нельзя… нельзя лежать. Они… вернутся…
Именно в этот миг Линуаль поняла истинную цену своей победе. Сквайр видел врага. Он сможет объяснить все точно и правдиво. Девушка встала, протянула спасенному руку:
– Идем в столицу?
Они дошли только к ночи, хотя Джарет – так звали сквайра – не давал себе поблажки. Дорогой он рассказал Линуаль о напавших на село «чудовищах».
– Я встретила крестьян, – сказала Линуаль, – беженцев. Они говорили, деревню сожгли демоны.
– Если наши деды верно помнят старые легенды, демоны и были, – ответил Джарет. – Слуги Проклятого, воины Ада. Крылатые твари, порождения Бездны. Но страшно то, что за ними следом шли люди. Отступники в козлиных масках! Я слышал, своими ушами слышал, как они призывали силу Проклятого, насылая огонь на беззащитных крестьян!