Горький Максим. Егор Булычов и другие

Горький Максим
Егор Булычов и другие

   А.М.Горький
   Егор Булычов и другие
   ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
   Е г о р Б у л ы ч о в.
   К с е н и я - его жена.
   В а р в а р а - дочь от Ксении.
   А л е к с а н д р а - побочная дочь.
   М е л а н и я - игуменья, сестра жены.
   З в о н ц о в - муж Варвары.
   Т я т и н - его двоюродный брат.
   М о к е й Б а ш к и н.
   В а с и л и й Д о с т и г а е в.
   Е л и з а в е т а - жена его.
   А н т о н и н а |
   А л е к с е й | - дети от первой жены
   П а в л и н - поп.
   Д о к т о р.
   Т р у б а ч.
   З о б у н о в а - знахарка.
   П р о п о т е й - блаженный.
   Г л а ф и р а - горничная.
   Т а и с ь я - служанка Мелании.
   М о к р о у с о в - полицейский.
   Я к о в Л а п т е в - крестник Булычова.
   Д о н а т - лесник.
   ПЕРВЫЙ АКТ
   Столовая в богатом купеческом доме. Тяжёлая громоздкая мебель. Широкий кожаный диван, рядом с ним - лестница во второй этаж. В правом углу фонарь (полукруглый, треугольный или многогранный остеклённый выступ в стене здания на высоту одного, двух и более этажей - Ред.), выход в сад. Яркий зимний день. К с е н и я , сидя у стола, моет чайную посуду. Г л а ф и р а , в фонаре, возится с цветами. Входит А л е к с а н д р а , в халате, в туфлях на босую ногу, непричёсанная, волосы рыжие, как и у Егора Булычова.
   К с е н и я. Ох, Шурка, спишь ты...
   Ш у р а. Не шипите, не поможет. Глаша - кофе! А где газета?
   Г л а ф и р а. Варваре Егоровне наверх подала.
   Ш у р а. Принеси. На весь дом одну газету выписывают, черти!
   К с е н и я. Это кто - черти?
   Ш у р а. Папа дома?
   К с е н и я. К раненым поехал. Черти-то - Звонцовы?
   Ш у р а. Да, они. (У телефона.) Семнадцать - шестьдесят три.
   К с е н и я. Вот я скажу Звонцовым-то, как ты их честишь!
   Ш у р а. Позовите Тоню!
   К с е н и я. До чего ты дойдёшь?
   Ш у р а. Это ты, Антонина? На лыжах едем? Нет? Почему? Спектакль? Откажись! Эх ты, - незаконная вдова!.. Ну, хорошо.
   К с е н и я. Как же это ты девушку-то вдовой зовёшь?
   Ш у р а. Жених у неё помер или нет?
   К с е н и я. Всё-таки она - девушка.
   Ш у р а. А вы почему знаете?
   К с е н и я. Фу, бесстыдница!
   Г л а ф и р а (подаёт кофе). Газету Варвара Егоровна сама принесёт.
   К с е н и я. Больно много ты знаешь для твоих лет. Гляди: меньше знаешь - крепче спишь. Я в твои годы ничего не знала...
   Ш у р а. Вы и теперь...
   К с е н и я. Тьфу тебе!
   Ш у р а. Вот сестрица шествует важно. Бонжур, мадам! Комман са ва? (Как дела (франц.) - Ред.)
   В а р в а р а. Уже одиннадцать, а ты не одета, не причёсана...
   Ш у р а. Начинается.
   В а р в а р а. Ты всё более нахально пользуешься тем, что отец балует тебя... и что он нездоров...
   Ш у р а. Это ты - надолго?
   К с е н и я. А что ей отцово здоровье?
   В а р в а р а. Я должна буду рассказать ему о твоём поведении...
   Ш у р а. Заранее благодарна. Кончилось?
   В а р в а р а. Ты - дура!
   Ш у р а. Не верю! Это не я - дура.
   В а р в а р а. Рыжая дура!
   Ш у р а. Варвара Егоровна, вы совершенно бесполезно тратите энергию.
   К с е н и я. Вот и учи её!
   Ш у р а. И у вас портится характер.
   В а р в а р а. Хорошо... хорошо, милая! Мамаша, пойдёмте-ка в кухню, там повар капризничает...
   К с е н и я. Он - не в себе, у него сына убили.
   В а р в а р а. Ну, это не резон для капризов. Теперь столько убивают...
   (Ушли.)
   Ш у р а. А если бы у неё красавца Андрюшу ухлопали, вот бы взвилась!
   Г л а ф и р а. Зря вы дразните их. Пейте скорее, мне здесь убирать надо. (Ушла, унося самовар.)
   (Шура сидит, откинувшись на спинку стула, закрыв глаза, руки - на затылке рыжей, лохматой головы.)
   З в о н ц о в (с лестницы, в туфлях, подкрался к ней, обнял сзади). О чём замечталась, рыжая коза?
   Ш у р а (не открывая глаз, не шевелясь). Не трогайте меня.
   З в о н ц о в. Почему? Ведь тебе приятно? Скажи - да? Приятно?
   Ш у р а. Нет.
   З в о н ц о в. Почему?
   Ш у р а. Оставьте. Вы - притворяетесь. Я вам не нравлюсь.
   З в о н ц о в. А хочешь нравиться, да?
   (На лестнице - Варвара.)
   Ш у р а. Если Варвара узнает...
   З в о н ц о в. Тише... (Отошёл, говорит поучительно.) Н-да... Следует взять себя в руки. Надобно учиться...
   В а р в а р а. Она предпочитает говорить дерзости и пускать мыльные пузыри с Антониной...
   Ш у р а. Ну и пускаю. Люблю пускать пузыри. Что тебе - мыла жалко?
   В а р в а р а. Мне жалко - тебя. Я не знаю - как ты будешь жить? Из гимназии тебя попросили удалиться...
   Ш у р а. Неправда.
   В а р в а р а. Твоя подруга - полоумная.
   З в о н ц о в. Она хочет музыке учиться.
   В а р в а р а. Кто?
   З в о н ц о в. Шура.
   Ш у р а. Неправда. Я не хочу учиться музыке.
   В а р в а р а. Откуда же ты это взял?
   З в о н ц о в. Разве ты, Шура, не говорила, что хочешь?
   Ш у р а (уходя). Никогда не говорила.
   З в о н ц о в. Гм... Странно. Не сам же я выдумал это! Ты, Варя, очень сердито с ней...
   В а р в а р а. А ты слишком ласков.
   З в о н ц о в. Что значит - слишком? Ты же знаешь мой план...
   В а р в а р а. План - это план, но мне кажется, что ты подозрительно ласков.
   З в о н ц о в. Глупости у тебя в голове...
   В а р в а р а. Да? Глупости?
   З в о н ц о в. Сообрази сама: уместны ли в такое серьёзнейшее время сцены ревности?
   В а р в а р а. Ты зачем сюда спустился?
   З в о н ц о в. Я? Тут... объявление одно в газете. И лесник приехал, говорит: мужики медведя обложили.
   В а р в а р а. Донат - в кухне. Объявление - о чём?
   З в о н ц о в. Это, наконец, возмутительно! Как ты говоришь со мной? Что я - мальчишка? Чёрт знает...
   В а р в а р а. Не кипятись! Кажется - отец приехал. А ты в таком виде.
   (Звонцов поспешно идёт вверх, Варвара - встречать отца. Шура в зелёной тёплой кофте и в зелёном колпаке бежит к телефону, её перехватил и молча прижал к себе Булычов, за ним идёт поп Павлин, в лиловой рясе.)
   Б у л ы ч о в (сел к столу, обняв Шуру за талию, она гладит его медные, с проседью, волосы). Народа перепортили столько, что страшно глядеть...
   П а в л и н. Цветёте, Шурочка? Простите, не поздоровался...
   Ш у р а. Это я должна была сделать, отец Павлин, но папа схватил меня, как медведь...
   Б у л ы ч о в. Стой! Шурка, смирно! Куда теперь этот народ? А бесполезных людей у нас и до войны многовато было. Зря влезли в эту войну...
   П а в л и н (вздохнув). Соображения высшей власти...
   Б у л ы ч о в. С японцами тоже плохо сообразили, и получился всемирный стыд...
   П а в л и н. Однако войны не токмо разоряют, но и обогащают как опытом, так равно и...
   Б у л ы ч о в. Одни - воюют, другие - воруют.
   П а в л и н. К тому же ничто в мире не совершается помимо воли божией, и - что значит ропот наш?
   Б у л ы ч о в. Ты, Павлин Савельев, брось проповеди... Шурок, ты на лыжах бежать собралась?
   Ш у р а. Да, Антонину жду.
   Б у л ы ч о в. Ну... ладно! Не уйдёшь, так я тебя - минут через пяток - позову.
   (Шура убежала.)
   П а в л и н. Выровнялась как отроковица...
   Б у л ы ч о в. Телом - хороша, ловкая, а лицом - не удалась. Мать у неё некрасива была. Умная, как чёрт, а некрасива.
   П а в л и н. Лицо у Александры Егоровны... своеобразное... и... не лишено привлекательности. Родительница - откуда родом?
   Б у л ы ч о в. Сибирячка. Ты говоришь - высшая власть... от бога... и всё такое, ну а Дума то - как? Откуда?
   П а в л и н. Дума, это... так сказать - допущение самой власти к умалению её. Многие полагают, что даже - роковая ошибка, но священно-церковно-служителю не подобает входить в рассуждение о сих материях. К тому же в наши дни на духовенство возложена обязанность воспламенять дух бодрости... и углублять любовь к престолу, к отечеству...
   Б у л ы ч о в. Воспламенили дух да в лужу и - бух...
   П а в л и н. Как известно вам - убедил я старосту храма моего расширить хор певчих, а также беседовал с генералом Бетлингом о пожертвовании на колокол новостроящегося храма во имя небесного предстателя вашего, Егория...
   Б у л ы ч о в. Не дал на колокол?
   П а в л и н. Отказал и даже неприятно пошутил: "Медь говорит, даже в полковых оркестрах - не люблю!" Вот вам бы на колокол-то хорошо пожертвовать по причине вашего недомогания?
   Б у л ы ч о в (вставая). Колокольным звоном болезни не лечат.
   П а в л и н. Как знать? Науке причины болезней неведомы. В некоторых санаториях иностранных музыкой лечат, слышал я. Тоже и у нас существует пожарный, он игрой на трубе пользует...
   Б у л ы ч о в (усмехаясь). На какой трубе?
   П а в л и н. На медной. Говорят, весьма большая труба!
   Б у л ы ч о в. Ну, если - большая... Вылечивает?
   П а в л и н. Будто бы успешно! Всё может быть, высокопочтеннейший Егор Васильевич! Всё может быть. В тайнах живём, во мраке многочисленных и неразрешимых тайн. Кажется нам, что - светло и свет сей исходит от разума нашего, а ведь светло-то лишь для телесного зрения, дух же, может быть, разумом только затемняется и даже - угашается.
   Б у л ы ч о в (вздыхая). Эко слов-то у тебя сколько...
   П а в л и н (всё более воодушевлённо). Возьмите, примерно, блаженного Прокопия, в какой радости живёт сей муж, дурачком именуемый невегласами...
   Б у л ы ч о в. Ну, ты опять, тово... проповедуешь! Прощай-ко. Устал я.
   П а в л и н. Сердечно желаю доброго здоровья. Молитвенник ваш... (Уходит.)
   Б у л ы ч о в (щупая правый бок, подошёл к дивану, ворчит). Боров. Нажрался тела-крови Христовой... Глафира!.. Эй...
   В а р в а р а. Вы что?
   Б у л ы ч о в. Ничего. Глафиру звал. Эк ты вырядилась! Куда это?
   В а р в а р а. На спектакль для выздоравливающих...
   Б у л ы ч о в. И стёклышки на носу? Врёшь, что глаза требуют, для моды носишь...
   В а р в а р а. Папаша, вы бы поговорили с Александрой, она ведёт себя отчаянно, становится совершенно невыносимой.
   Б у л ы ч о в. Все вы - хороши! Иди! (Бормочет.) Невыносимы. Вот я... выздоровлю, я вас... вынесу!
   Г л а ф и р а. Звали?
   Б у л ы ч о в. Звал. Эх, Глаха, до чего ты хороша! Здоровая! Калёная! А Варвара у меня - выдра!
   Г л а ф и р а (заглядывая на лестницу). Её счастье. Будь она красивой, вы бы и её на постелю себе втащили.
   Б у л ы ч о в. Дочь-то? Опомнись, дура! Что говоришь?
   Г л а ф и р а. Я знаю - что! Шуру-то тискаете, как чужую... как солдат!
   Б у л ы ч о в (изумлён). Да ты, Глафира, рехнулась! Ты что: к дочери ревнуешь? Ты о Шурке не смей эдак думать. Как солдат... Как чужую! А ты бывала у солдат в руках? Ну?
   Г л а ф и р а. Не к месту... не ко времени разговоры эти. Зачем звали?
   Б у л ы ч о в. Д о н а та пошли. Стой! Дай-ко руку. Любишь всё-таки? И хворого?
   Г л а ф и р а (припадая к нему). Горе ты моё... Да - не хворай ты! Не хворай... (Оторвалась, убежала.)
   (Булычов хмуро улыбается, облизывает губы. Качает головой. Лёг.)
   Д о н а т. Доброго здоровья, Егор Васильевич!
   Б у л ы ч о в. Спасибо. С чем прибыл?
   Д о н а т. С хорошим: медведя обложили.
   Б у л ы ч о в (вздохнув). Ну, это... для зависти, а не для радости. Мне теперь медведь - не забава. Лес-то рубят?
   Д о н а т. Помаленьку. Людей нет.
   (Входит Ксения. Нарядная, руки в кольцах.)
   Б у л ы ч о в. Ты что?
   К с е н и я. Ничего. Ты бы, Егорий, не соблазнялся медведем-то, куда уж тебе охотиться.
   Б у л ы ч о в. Помолчи. Нет людей?
   Д о н а т. Старики да мальчишки остались. Князю полсотни пленных дали, так они в лесу не могут работать.
   Б у л ы ч о в. Они поди-ко с бабами работают.
   Д о н а т. Это - есть.
   Б у л ы ч о в. Да... Баба теперь голодная.
   К с е н и я. Слышно - большой разврат пошёл по деревням...
   Д о н а т. Почему разврат, Аксинья Яковлевна? Мужиков - перебили, детей-то надобно родить? Выходит так: кто перебил, тот и народи...
   Б у л ы ч о в. Похоже...
   К с е н и я. Ну уж, какие дети от пленных! Хотя, конечно, ежели мужчина здоровый...
   Б у л ы ч о в. А баба - дура, так ему от этой бабы детей иметь неохота.
   К с е н и я. У нас бабы - умные. А здоровых-то мужиков всех на войну угнали, дома остались одни... адвокаты.
   Б у л ы ч о в. Народу перепорчено - много.
   К с е н и я. Зато остальные богаче жить будут.
   Б у л ы ч о в. Сообразила!
   Д о н а т. Цари народом сыты не бывают.
   Б у л ы ч о в. Как ты сказал?
   Д о н а т. Не бывают, говорю, цари народом сыты. Своих кормить нечем, а всё хотим ещё чужих завоевать.
   Б у л ы ч о в. Верно. Это - верно!
   Д о н а т. Нельзя иначе понять - для какого смысла воюем? И вот бьют нас, за жадность.
   Б у л ы ч о в. Правильно говоришь, Донат! Вот и Яков, крестник, тоже говорит: "Жадность всему горю начало". Он - как там?
   Д о н а т. Он - ничего. Умный он у вас.
   К с е н и я. Нашел умника! Дерзкий он, а не умный.
   Д о н а т. От ума и дерзок, Аксинья Яковлевна. Он там, Егорий Васильевич, дезертиров подобрал человек десяток, поставил на работу, ничего - работают. А то они воровством баловались.
   Б у л ы ч о в. Н-ну, это... Мокроусов узнает - скандалить начнёт.
   Д о н а т. Мокроусов - знает. Он даже рад. Ему - легче.
   Б у л ы ч о в. Ну, смотри...
   (Звонцов сходит сверху.)
   Д о н а т. Медведя, значит...
   Б у л ы ч о в. Медведь - твоё счастье.
   З в о н ц о в. Разрешите предложить медведя Бетлингу! Вы знаете, он оказывает нам...
   Б у л ы ч о в. Знаю, знаю! Предлагай. А то - архиерею предложи!
   К с е н и я (усмехаясь). Вот бы поглядеть, как архиерей в медведя стреляет.
   Б у л ы ч о в. Ну, я устал. Прощай, Донат! А что-то нехорошо всё, братец мой, а? Как я захворал, так и началось неладное...
   (Донат молча поклонился, уходит.)
   Б у л ы ч о в. Аксинья, Шурку пошли мне. Ты чего мнёшься, Андрей? Говори сразу!
   З в о н ц о в. Я по поводу Лаптева...
   Б у л ы ч о в. Ну?
   З в о н ц о в. Мне стало известно, что он связался с... неблагонадёжными людьми и на ярмарке в Копосове говорил мужикам противуправительственные речи.
   Б у л ы ч о в. Брось! Ну какие теперь ярмарки? Какие мужики? И что вы все на Якова жалуетесь?
   З в о н ц о в. Но ведь он как бы член нашей семьи...
   (Шура вбегает.)
   Б у л ы ч о в. Как бы... Не очень-то вы его... своим считаете. Он вот и обедать по воскресеньям не приходит... Иди, Андрей... После расскажешь...
   Ш у р а. На Якова ябедничал?
   Б у л ы ч о в. Это - не твоё дело. Сядь сюда. На тебя тоже все жалуются.
   Ш у р а. Кто - все?
   Б у л ы ч о в. Аксинья, Варвара...
   Ш у р а. Это ещё не все.
   Б у л ы ч о в. Я серьёзно говорю, Шурёнок.
   Ш у р а. Серьёзно ты говоришь - не так.
   Б у л ы ч о в. Дерзкая ты со всеми, ничего не делаешь...
   Ш у р а. Если ничего не делаю, так в чём же дерзкая?
   Б у л ы ч о в. Не слушаешь никого.
   Ш у р а. Всех слушаю. Тошно слушать, рыжий!
   Б у л ы ч о в. Сама - рыжая, хуже меня. Вот и со мной говоришь... неладно! Надобно тебя ругать, а не хочется.
   Ш у р а. Не хочется, значит - не надо.
   Б у л ы ч о в. Ишь ты! Не хочется - не надо. Эдак-то жить легко бы, да нельзя!
   Ш у р а. А кто мешает?
   Б у л ы ч о в. Всё... все мешают. Тебе этого не понять.
   Ш у р а. А ты - научи, чтобы поняла, чтобы мне не мешали...
   Б у л ы ч о в. Ну, этому... не научишь! Ты что, Аксинья? Что ты всё бродишь, чего ищешь?
   К с е н и я. Доктор приехал, и Башкин ждёт. Лександра, оправь юбку, как ты сидишь?
   Б у л ы ч о в (встаёт). Ну, зови доктора. Лежать мне вредно, тяжелею от лежанья. Эх... Улепётывай, Шурёнок! Ногу не вывихни, гляди!
   Д о к т о р. Здравствуйте! Как мы себя чувствуем?
   Б у л ы ч о в. Неважно. Плоховато лечишь, Нифонт Григорьевич.
   Д о к т о р. Нуте-ко, пойдёмте к вам...
   Б у л ы ч о в (идя рядом с ним). Ты давай мне самые злые, самые дорогие лекарства: мне, брат, обязательно выздороветь надо! Вылечишь больницу построю, старшим будешь в ней, делай что хочешь...
   (Ушли. Ксения, Башкин.)
   К с е н и я. Что сказал, доктор-то?
   Б а ш к и н. Рак, говорит, рак в печёнке...
   К с е н и я. Ух ты, господи! Что выдумают!
   Б а ш к и н. Болезнь, говорит, опасная.
   К с е н и я. Ну конечно! Всякий своё дело самым трудным считает.
   Б а ш к и н. Не во время захворал! Кругом деньги падают, как из худого кармана, нищие тысячниками становятся, а он...
   К с е н и я. Да, да! Так богатеют люди, так богатеют!
   Б а ш к и н. Достигаев до того растучнел, что весь незастёгнутый ходит, а говорить может только тысячами. А у Егора Васильевича вроде затмения ума начинается. Намедни говорит: "Жил, говорит, я мимо настоящего дела". Что это значит?
   К с е н и я. Ох, и я замечаю - нехорошо он говорит!
   Б а ш к и н. А ведь он на твоём с сестрой капитале жить начал. Должен бы приумножать.
   К с е н и я. Ошиблась я, Мокей, давно знаю - ошиблась, Вышла замуж за приказчика, да не за того. Кабы за тебя вышла - как спокойно жили бы! А он... Господи! Какой озорник! Чего я от него не терпела. Дочь прижил на стороне да посадил на мою шею. Зятя выбрал... из плохих - похуже. Боюсь я, Мокей Петрович, обойдут, облапошат меня зять с Варварой, пустят по миру...
   Б а ш к и н. Всё возможно. Война! На войне - ни стыда, ни жалости.
   К с е н и я. Ты - старый наш слуга, тебя батюшка мой на ноги поставил, ты обо мне подумай...
   Б а ш к и н. Я и думаю...
   (Звонцов идёт.)
   З в о н ц о в. Что, доктор - ушёл?
   К с е н и я. Там ещё.
   З в о н ц о в. Мокей Петрович, как - сукно?
   Б а ш к и н. Не принимает Бетлинг.
   З в о н ц о в. А сколько надобно дать ему?
   Б а ш к и н. Тысяч... пяток, не меньше.
   К с е н и я. Экий грабитель! А ведь старик!
   З в о н ц о в. Через Жанну?
   Б а ш к и н. Да уж как установлено.
   К с е н и я. Пять тысяч! За что? А?
   З в о н ц о в. Теперь деньги дёшевы.
   К с е н и я. В чужом-то кармане...
   З в о н ц о в. Тесть согласен?
   Б а ш к и н. Вот, я пришёл узнать, согласен ли.
   Д о к т о р (вышел - берёт Звонцова под руку). Ну-с, вот что...
   К с е н и я. Ох, порадуйте нас...
   Д о к т о р. Больной должен лежать возможно больше. Всякие дела, волнения, раздражения - крайне вредны для него. Покой и покой! Затем... (Шепчет Звонцову.)
   К с е н и я. А мне почему нельзя сказать? Я - жена.
   Д о к т о р. О некоторых вещах с дамами говорить неудобно. (Снова шепчет.) Сегодня же вечером и устроим.
   К с е н и я. Что это вы устроите?
   Д о к т о р. Консилиум, совет докторов.
   К с е н и я. Ба-атюшки...
   Д о к т о р. Это - не страшно. Ну-с, до свидания! (Уходит.)
   К с е н и я. Строгий какой... Туда же! За пять минут пять целковых берёт. Шестьдесят рублей в час... вот как!
   З в о н ц о в. Он говорит - операция нужна...
   К с е н и я. Резать? Ну, уж это - нет! Нет, уж резать я не позволю...
   З в о н ц о в. Послушайте, это - невежественно! Хирургия, наука...
   К с е н и я. Плевать мне на твою науку! Вот тебе! Ты тоже невежливо говоришь со мной.
   З в о н ц о в. Я говорю не о приличиях, а о вашей темноте...
   К с е н и я. Сам не больно светел!
   (Звонцов, махнув рукой, отошёл прочь. Глафира бежит.)
   К с е н и я. Куда?
   Г л а ф и р а. Звонок из спальни...
   (Ксения идёт вместе с ней к мужу.)
   З в о н ц о в. Не во время заболел тесть.
   Б а ш к и н. Да. Стесняет. Время такое, что умные люди, как фокусники, прямо из воздуха деньги достают.
   З в о н ц о в. Н-да. К тому же революция будет.
   Б а ш к и н. Это я не одобряю. Была она в пятом году. Бестолковое дело.
   З в о н ц о в. В пятом был - бунт, а не революция. Тогда крестьяне и рабочие дома были, а теперь - на фронтах. Теперь революция будет против чиновников, губернаторов, министров.
   Б а ш к и н. Если бы так - давай бог! Чиновники хуже клещей, вцепятся, не оторвёшь...
   З в о н ц о в. Царь явно не способен править.
   Б а ш к и н. Поговаривают об этом и в купечестве. Будто мужик какой-то царицу обошёл?
   (Варвара на лестнице, слушает.)
   З в о н ц о в. Да. Григорий Распутин.
   Б а ш к и н. Не верится в колдовство.
   З в о н ц о в. А - в любовников - верите?
   Б а ш к и н. На сказку похоже. У неё - генералов - сотня.
   В а р в а р а. Глупости какие говорите вы.
   Б а ш к и н. Все так говорят, Варвара Егоровна. Я всё-таки полагаю, что без царя - нельзя!
   З в о н ц о в. Царь должен быть не в Петрограде, а - в голове. Кончился спектакль?
   В а р в а р а. Отложили. Приехал какой-то ревизор, - вечером эшелон раненых будет, около пятисот. А места для них нет.
   Г л а ф и р а. Мокей Петрович, вас зовут.
   (Башкин ушёл, оставив на столе тёплый картуз.)
   В а р в а р а. Что ты с ним откровенничаешь? Ты же знаешь, что он шпионит за нами для матери! Картуз этот он лет десять носит, жадюга! Просален весь. Не понимаю, почему ты с этим жуликом...
   З в о н ц о в. Ах, оставь! Хочу занять у него денег на взятку Бетлингу...
   В а р в а р а. Но я же тебе сказала, что всё это устроит Лиза Достигаева через Жанну! И обойдётся - дешевле...
   З в о н ц о в. Надует тебя Лизавета...
   К с е н и я (из комнаты мужа). Уговорите вы его, чтобы лежал! Он там ходит и Мокея ругает... Ах, господи!..
   З в о н ц о в. Поди ты, Варя...
   Б у л ы ч о в (в халате, в валяных туфлях). Ну, и что ещё? Несчастная война?
   Б а ш к и н (идя за ним). Кто же спорит?
   Б у л ы ч о в. Для кого несчастная?
   Б а ш к и н. Для нас.
   Б у л ы ч о в. Для кого - для нас? Ты же говоришь: от войны миллионы наживают? Ну?
   Б а ш к и н. Для народа... значит...
   Б у л ы ч о в. Народ - мужик, ему - всё равно: что жить, что умирать. Вот какая твоя правда!
   К с е н и я. Да - не сердись ты! Вредно тебе...
   Б а ш к и н. Ну, что вы? Какая же это правда?
   Б у л ы ч о в. Самая настоящая! Это и есть правда. Я говорю прямо; моё дело - деньги наживать, а мужиково - хлеб работать, товары покупать. А какая другая правда есть?
   Б а ш к и н. Конечно, это - так, а всё-таки...
   Б у л ы ч о в. Ну, а что - всё-таки? Ты о чём думаешь, когда воруешь у меня?
   Б а ш к и н. Зачем же вы обижаете?
   К с е н и я. Ну, что ты, Варя, глядишь? Уговори его! Ему лежать велено.
   Б у л ы ч о в. Ты - о народе думаешь?
   Б а ш к и н. И - при людях обижаете! Ворую! Это надо доказать!
   Б у л ы ч о в. Доказывать нечего. Всем известно: воровство дело законное. И обижать тебя - незачем. От обиды ты не станешь лучше, хуже станешь. И воруешь - не ты - рубль ворует. Он, сам по себе, есть главный вор...
   Б а ш к и н. Это один Яков Лаптев может говорить.
   Б у л ы ч о в. Вот он и говорит. Ну, ступай. А взятку Бетлингу не давать. Довольно давали, хватит ему на гроб, на саван, старому чёрту! Вы что тут собрались? Чего ждёте?
   В а р в а р а. Мы ничего не ждём...
   Б у л ы ч о в. Будто - ничего? Когда - так, идите по своим делам. Дело-то у вас - есть? Аксинья, скажи, чтоб у меня проветрили. Душно там, кислыми лекарствами пахнет. Да - пускай Глафира квасу клюковного принесёт.
   К с е н и я. Нельзя тебе квасу-то.
   Б у л ы ч о в. Иди, иди! Я сам знаю, чего нельзя, что можно.
   К с е н и я (уходя). Кабы знал...
   (Все ушли.)
   Б у л ы ч о в (обошёл вокруг стола, придерживаясь за него рукой. Смотрит в зеркало, говорит почти во весь голос). Плохо твоё дело, Егор. И рожа, брат, у тебя... не твоя какая-то!
   Г л а ф и р а (с подносом, на нём стакан молока). Вот вам молоко.
   Б у л ы ч о в. Тащи кошке. А мне - квасу. Клюковного.
   Г л а ф и р а. Квасу вам не велят давать.
   Б у л ы ч о в. Они не велят, а ты - принеси. Стой! Как по-твоему умру я?
   Г л а ф и р а. Не может этого быть.
   Б у л ы ч о в. Почему?
   Г л а ф и р а. Не верю.
   Б у л ы ч о в. Не веришь? Нет, брат, дело мое - плохо! Очень плохо, я знаю!
   Г л а ф и р а. Не верю.
   Б у л ы ч о в. Упряма. Ну, давай квасу! А я померанцевой выпью... Она - полезная. (Идёт к буфету.) Заперли, черти. Эки свиньи! Оберегают. Похоже, что я заключённый. Арестант... вроде.
   Занавес
   ВТОРОЙ АКТ
   Гостиная Булычовых. З в о н ц о в и Т я т и н - в углу, за маленьким круглым столом, на столе бутылка вина.
   З в о н ц о в (закуривая). Понял?
   Т я т и н. По чести говоря, Андрей, не нравится мне это...
   З в о н ц о в. А - деньги нравятся?
   Т я т и н. Деньги, к сожалению, нравятся.
   З в о н ц о в. Ты - кого жалеешь?
   Т я т и н. Себя, разумеется...
   З в о н ц о в. Есть чего жалеть!
   Т я т и н. Всё-таки, знаешь, я сам себе - единственный друг.
   З в о н ц о в. Ты бы не философствовал, а - думал.
   Т я т и н. Я - думаю. Девица она избалованная, трудно будет с ней.
   З в о н ц о в. Разведёшься.
   Т я т и н. А деньги-то у неё останутся...
   З в о н ц о в. Сделаем так, что у тебя будут. А Шурку я берусь укротить.
   Т я т и н. По чести сказать...
   З в о н ц о в. Так, что её поторопятся выдать замуж и приданое будет увеличено.
   Т я т и н. Это ты... остроумно! А какое приданое?
   З в о н ц о в. Пятьдесят.
   Т я т и н. Тысяч?
   З в о н ц о в. Пуговиц.
   Т я т и н. Верно?
   З в о н ц о в. Но ты подпишешь мне векселей на десять.
   Т я т и н. Тысяч?
   З в о н ц о в. Нет, рублей! Чудак!
   Т я т и н. Мно-ого...
   З в о н ц о в. Тогда - прекратим беседу.
   Т я т и н. А ты... всё это серьёзно?
   З в о н ц о в. Несерьёзно о деньгах только дураки говорят...
   Т я т и н (усмехаясь). Чёрт возьми... Замечательно придумано.
   (Входит Достигаев.)
   З в о н ц о в. Рад, что ты, кажется, что-то понимаешь. Тебе, интеллигенту-пролетарию, нельзя в эти лютые дни...
   Т я т и н. Да, да, конечно! Но - мне пора в суд.
   Д о с т и г а е в. Чем ты расстроен, Степаша?
   З в о н ц о в. Мы - о Распутине вспомнили.
   Д о с т и г а е в. Вот - участь, а? Простой, сибирский мужик - с епископами, министрами в шашки играл! Сотнями тысяч ворочал! Меньше десяти тысяч взятки - не брал! Из верных рук знаю - не брал! Вы что пьёте? Бургонское? Это винцо тяжёлое, его за обедом надо пить, некультурный народ!
   З в о н ц о в. Как вы нашли тестя?
   Д о с т и г а е в. А - чего же его искать, - он не прятался. Ты, Степаша, принёс бы стаканчик мне. (Тятин, не торопясь, уходит.) А Булычов, надо прямо сказать, в плохом виде! В опасном положении он...
   З в о н ц о в. Мне тоже кажется, что...
   Д о с т и г а е в. Да, да! Это самое. И при этом боится он умереть, а потому - обязательно умрёт. И ты этот факт - учти! Дни нашей жизни такие, что ротик разевать нельзя, ручки в карманах держать - не полагается. Государственный плетень со всех сторон свиньи подрывают, и что будет революция, так это даже губернатор понимает...
   Т я т и н [входит]. Егор Васильевич в столовую вышел.
   Д о с т и г а е в (берёт стакан). Спасибо, Степаша. Вышел, говоришь? Ну, и мы туда.
   З в о н ц о в. Промышленники, кажется, понимают свою роль...
   (Идут - Варвара, Елизавета.)
   Д о с т и г а е в. Московские-то? Ещё бы не понимали!
   Е л и з а в е т а. Они пьют, как воробушки, а там Булычов рычит слушать невозможно!