Горохов Александр. Рожденный убивать

   - Не хами. - поморщился Яров. - И сразу двое. Нимфетки. Ты что и СПИДа не боишся?
   - Предохраняемся! Ты лучше скажи, что тебе врачи говорят?
   - Ничего. Я тебе ещё надоем на этом свете.
   - Брось. Выпить не хочешь? У меня там вискарь американский есть.
   - Тащи.
   Игорь легко поднялся и со спортивной грацией вышел из кухни. Красив, говнюк, - ещё раз подумал Яров. - Взял от родителей лучшее. Непонятно только, "блудливость" по какой линии унаследовал. Сразу с двумя шлюшками вот свинья!
   Игорь вернулся с граненой бутылкой виски в руках и от порога сказал по прежнему беззаботно.
   - Ты, батя, меня не кори. Это во мне наша порода играет. Понимаешь, у меня с Нинкой, супругой моей разлюбезной - секс заниженный. Не хватает её мне. Я её ни в жизни не брошу, она, главное, - человек золотой. И ребенок у нас, дочура наша, радость моей жизни. Но с Нинкой мы за два года так друг другу надоели, что ни она ко мне, ни я к ней, ну просто как бревно на бревне, без всякой температуры. Не горим, понимаешь?
   - А она, как, тоже сразу двоих принимает?
   - Ну, не обижай, батяня! Я ж тебе сказал, что она фригидная. И ничего страшного в этом нет! В остальном-то у нас прекрасная русская семья, ещё второго родим, вот увидишь.
   - Дай Бог. - проворчал Яров. - Но учти, что фригидна она может быть только к тебе.
   - Вполне возможно. - ничуть не испугался Игорь. - Очень даже допускаю такую вероятность. И пусть принимает на стороне хоть целую роту офицеров разом. Но чтоб не портила мне мой имидж, менталитет и реноме. А в остальном мы - семья. Выпьем? Тебе можно?
   - Мне все можно.
   - Вот и славно! Ты живи подольше! Чтоб я имел ориентир, сколько по генетическому коду, по наследственности, мне положено.
   Он налил в рюмки до краев и неожиданно слегка смутился.
   - Батя... Из того же любопытства, опять же для оринтировки на будущее... У тебя мужское достоинство ещё работает?
   - Засранец. - с удовольствием сказал Яров. - Работает. А ты поникнешь очень скоро. У тебя это спорт. В спортсменов лимит короткий. Через пяток лет станешь импотентом.
   - А про "виагру" слышал? - захохотал Игорь. - От этой "виагры" у покойников даже все желания работают!
   - Слышал. - буркнул Яров, вдруг осененный мыслью, что и сам не лучше своего отпрыска, касательно надежд на "виагру".
   Игорь приподнял рюмку.
   - Чокнемся. И не обижайся на меня.
   - Ладно. - кивнул Яров и понял, что обид в его сердце действительно нет, а дело хуже - ему попросту все безразлично в судьбе наследника.
   - Вот и хорошо, батя! Я ведь иду твоим путем! Только, как вы с матушкой поняли, что друг друга не устраиваете, так разошлись официально. А мне это не надо, я...
   Яров оборвал сердито.
   - Мы с твоей матерью разошлись вовсе не сексуальным причинам! Если хочешь знать, мы были выше этого!
   - Ладно, ладно, духовная несовместимость и социальные разногласия. улыбнулся Игорь. - А у меня таких проблем нет. Потому и не разведусь. Кто из нас прав? У кого позиция честнее и лучше?
   - Не знаю. - вынужден был признать Яров. - Но когда в семье обман, то лучше разойтись.
   - Да какой-же обман, батя?! - поразился Игорь. - Мы с Ниной живем без обмана! Каждый дает другому свободу в рамках не оскорблений супруга и успехов совместного бытия! Обман, Большой Обман - был в твоей жизни! Ты профессиональный обманьщик!
   - О чем ты? - не понял его веселого смеха Яров.
   - Ну как же, батя. Ты - педагог. И тридцать лет в школе пудрил мозги ученичкам идеями о построении коммунизма. Где он?!
   - Я верил. - без решительности возразил Яров.
   - Во что?! В советского человека, который совершенней и умнее всех? В то что нужно жить не по совести, а по законам классовой борьбы? Брось, батя. Умный человек в это верить не может.
   - Ты меня укоряешь?
   - Ни в коем случае. - серьезно ответил Игорь. - Времечко тебе досталось соответствующе. Ты врал как все, не более того... Я лет пять назад случайно в твоих бумагах копался. Ты ведь когда-то в молодости рассказы писал? А их не печатали, так?
   Яров пожал плечами, но ответил спокойно.
   - Слабые были. Таланта не хватило.
   - Нет, батя. Не печатали тебя потому, что ты по настоящему, искренне писать хотел. "Самовыражался". Потому и не печатали. А твое вранье в школе - было по делу. Только не обижайся, хорошо?
   - Не обижаюсь. Но не тебе судить. - проворчал Яров.
   - Я не сужу, батя. - мягко ответил Игорь. - Мне тогда у тебя один рассказ понравился, назывался "Удар ножом". Я прочел и понял, что ты совсем другой человек, чем в жизни.
   - "Удар ножом"? - Яров напряг память.
   - Да. Ты его перечитай как-нибудь. Понимаешь, писатель непроизвольно всегда в трудах своих отображает себя! Великий наш Пушкин, ему в жизни попадались одни шлюхи и проститутки. А писал он романтически о тех, кто: "я другому отдана и буду век ему верна!" Такова Татьяна Ларина, спать-то она с Онегиным не стала, как вышла замуж за старикашку! Такова же и Машенька в "Дубровском"! Александр Сергеевич сам охулки на хер не клал, трахал всех подряд, а мечтал о непорочных чистых девах и женах! Этим и дуэль с Дантесом обьясняется. Пушкин пусть безобразничал в обществе, а в натуре был стеснительный человек. Что в стихах его и звучит.
   - Нашел кого с кем сравнивать. Ты мне льстишь. - усмехнулся Яров.
   - Да я же не про то говорю! - огорчился сын. - Просто эта прошлая жизнь не дала тебе ни самовыразиться, не самореализоваться!
   Яров сказал раздраженно.
   - Мне эта тема неприятна, Игорь.
   - Хорошо, хорошо, извини. Но ты все-таки найди этот "Удар ножом". он снова наполнил рюмки золотистым напитком и спросил озабоченно. - Так что тебе в больнице сказали? Может нужны специалисты, лекарства какие? Не стесняйся, батя. У меня есть и возможности, и деньги.
   Яров попытался прикинуть, откуда у сына могут быть эти возможности, вспомнил, что окончил он какой-то техникум, или курсы, и по профессии своей должен был сейчас числиться парикмахером, сиречь цирюльником, но эти данные могли быть устаревшими.
   - Какие у тебя возможности? - спросил он.
   - Профессиональные. - не без гордости ответил Ишррь. - Через мои руки очень уважаемый народ проходит. В основном женского рода, но сквозь них открываются двери в бо-ольшие кабинеты.
   - Подожди, ты кем числишся, официально?
   - Визажист.
   Яров вспыхнул.
   - Это что ещё за чушь?! Лизоблюд или лакей?
   Игорь подавил улыбку.
   - Визажит, батя, это мастер по созданию имиджа. Внешний облик клиента, его жизненные устремления, его имидж - все это в руках мастера-визажиста! Визажист помогает клиенту баллотироваться в Конгресс, способствует победе на президентских выборах. Батя, да у меня два приза на международных конкурсах!
   - Прически, одежда и прочий портрет, так? - подозрительно спросил Яров.
   - Ну, у моих дамочек перво наперво, понятно, макияж и прически. И сверху и, бывает, - снизу.
   - Снизу? - не сразу понял Яров. - Так что, они теперь и свои половые органы в прическу укладывают?
   - А то?! Чего тут особенного?!
   - И ты бреешь-причесываешь? Снизу?!
   - И макияж наношу! - захохотал Игорь. - Как же иначе, батя?! Человек везде должен быть прекрасен, как сказал Антон Павлович Чехов.
   - Он не так сказал.... Но... Но теперь я понимаю, почему тебе сразу две дамы разом нужны. Ты на пороге импотенции.
   - Управимся. - беззаботно ответил сын. - Давай выпьем, да я поеду, пора. В первый раз с тобой так нормально, по мужски поговорили. Я ведь и знаю тебя плохо. А ты меня - и вовсе.
   - Мне не понять, как можно причесывать женщину "снизу". - пробурчал Яров, но все же улыбнулся. - Выпьем за твое здоровье. И поезжай. Я что-то немного ослаб. Залежался в больнице.
   Игорь внимательно посмотрел ему в лицо.
   - Видок у тебя неважнецкий... На ухе шрам свежий. Иди в ванну, я все тут приберу и уеду.
   Яров прошел в ванную. Он мылся долго, ждал, чтоб сын уехал. Беседа на кухне оставила тяжелый осадок в душе. В чем именно заключался этот осадок, он не мог понять.
   Игорь крикнул через дверь, что уезжает, а завтра позвонит.
   - Ты на меня не в обиде? - он засмеялся за дверью. - У нас ведь с тобой нет противорчий "отцов и детей"?
   - Нет. Звони.
   - Конечно, батя.
   Завтра, за суетой своих дел, сын вряд ли вспомнит, что пообещался позвонить. В одном он был прав: классической проблемы конфликта "отцов и детей" в их отношениях Яров не видел. Попросту сын жил в ином Времени, в ином социальном строе. А он, Яров-старший, остался ещё там, в минувшей эпохе страны, когда была другая мораль, другая система ценностей и манера того поведения, которое считалось приличным. Противоречий между поколениями нет по той причине, что их не на чем строить. Его, Ярова, сын живет настолько в ином мире, что никаких конфликтов с отцом даже не может возникнуть. Причесывает женщин во всех местах и гордится этим. А для него, Ярова-старшего, такой вид заработка на хлеб насущный и во сне присниться не мог, был сродни похабному анекдоту, который в приличной компании не рассказывают.
   ...Игорь покинул отчий дом в несколько смешанных чувствах. С одной строны, он был поражен тем, что разговор с отцом прошел откровенно, а главное - совершенно не в манере прежнего, знакомого ему отца. Когда батюшка застукал его с девочками, Игорь ожидал истеричного скандала, обвинений в распущенности и разврате, которое влкючало в себя и активные действия - девочки должны были, в чем мать родила, - вылететь на лестницу. Ан нет. Папаня предпочел язвительно-ироничный тон, ранее ему категорически не свойственный. Кроме того, и в дальнейшем батюшка говорил с ним, Игорем, не то чтоб на равных, но уважая то мнение, которое не разделял. По прежним временам, отец был начетчиком и идеи, им культивируемые - вдалбливал в головы как своих ученичков, так и близких.
   Игорь предполагал, что именно эта черта характера и привела к тому, что мать его, женщина изрядно независимых суждений, ушла от отца.
   Но с другой стороны, Игорь знал достаточно хорошо, что у своих школяров отец пользуется любовью. Точнее - не так. Школяры в период обучения, до самого получения аттестата зрелости, - отца терпеть не могли искренне и глубоко. Травили, как могли. Клички ему давали самые обидные от Железной Жопы, до Сыча Слепого. Но, странное дело, - выпускники возвращались к отцу через два, три , а иногда и через пять лет. Восстанавливали отношения и звали его на свои свадьбы, крестины, звонили регулярно и, насколько Игорь порой присутствовал при этих встречах, не то чтоб относились к отцу с уважением, а попросту ему в рот смотрели, словно вещему оракулу, который не ошибается, даже когда заведомо врет.
   С этими размышлениями Игорь спустился по лестнице, пересек двор и в дальнем углу нашел свой синий "форд", где послушные девочки его уже изрядно прискучали и встретили своего султана дружными жалобами.
   - Игоречек! Мы тут уже скуксились! Всё выпили, замерзли и хоть лесбиянством занимайся! Ты чего нас прогнал?! Повеселились бы с твоим папочкой, групповуху устроили!
   - Он до этого ещё не дорос. - ответил Игорь. - Но все ещё впереди.
   Ему хотелось завершить свои размышления, но при барышнях о таком и думать не приходилось.
   - Я немного пройдусь, проветрюсь. - сказал он девчонкам. - Надо вывертить хмель из головы, а то ехать нам через весь город.
   - Так праздник не кончился? - завизжали барышни и Игорь кивнул утвердительно.
   Он прошел в глубину двора, припоминая каждое слово отца, и даже не столько слова, столько то, КАК они были сказаны.
   С батюшкой что-то произошло, в этом сомнений не оставалось никаких. И самым логичным заключением было самое простое - он вернулся из больницы другим, а значит и корни в изменение его, если не характера, то поведения следовало искать там.
   Возвращаться обратно, чтобы добиться подтверждения своей мысли было уже как-то неудобно и Игорь решил, что в ближайшие дни нанесет дополнительный визит, чтобы провести разведку именно в направлении не духовного, а физического состояния отца.
   Он вернулся к машине и, что уж там скрывать, достаточно быстро забыл о терзающих душу сыновьих проблемах: жена приезжала через двое суток и следовало поторопиться, чтоб использовать это время с максимальной пользой.
   Сколько он ни врал отцу о свободных отношениях в своей семье - жену свою он и любил, и побаивался, а утерять боялся более всего в жизни.
   Глава 3. Еще не вечер.
   Он проснулся в полдень с тем же чувством незавершенности каких-то дел, с которым засыпал. Попытался разобраться в своих проблемах и оказалось, что завершения почти ничто не требовало, а быстрые решения по проблемам тоже не было нужды. Основной вопрос бытия откладывался на теплые дни конца мая - это деревня под Нижним Новгородом, изба какого-то деда с видом на Волгу.
   Потом в полной отчетливости каждой детали всплыла в памяти картинка мертвого телохранителя Михаила Дукова - он все так же лежал, с ружейным стволом во рту.
   Было четверть часа пополудня и Яров прикинул, что коль скоро его уголовного дружка Рола повезли в десять часов (в первую очередь) на операцию, то сейчас его уже должны были прооперировать и вернуть в палату, на прежнее место. При местной анастезии в реанимацию его не повезут, оклемается и в своей палате.
   По большому счету на Рола и его судьбу было наплевать, встречаться с ним, а уж тем более поддерживать отнощения, Яров не собирался. Но порученное задание требовало отчета - по иному Яров поступить не мог.
   Яров поднялся с дивана, нашел визитку Рола и считав с неё телефон его мобильника набрал номер.
   Телефон не ответил. Следовало полагать, что оболваненый анестезией и болью в истерзанном заднем проходе, Рол сейчас лежит на койке полутрупом глаза в потолок, и ему не до переговоров.
   На кухне Яров заварил кофе и восстановил в памяти два момента из вчерашнего разговора с Игорем. Первый - обвинение во вранье, которым батюшка занимался всю жизнь, калеча незрелые умы своих школяров. Вторая... Вторую свою вину, определяемую Игорем, Яров всполмнил не сразу, поскольку поначалу задумался над первой.
   Врал ли он всю жизнь или был искренен? И тут же он пресек себя - в этом не разберешся. Жил как все. Точнее сказать - большинство. Не Игорю Ильичу об этом судить, и не ему, Илье Ивановичу в этом разбираться. Не по масштабу личных способностей мышления тема. И не по масштабам текущего времени проблема. Ибо чуть не сто лет Октябрьская Революция называлась Великой, а ныне она кличется чуть ли не разбойничьим мятежом, который провернули уголовники. Посмотрим, что скажут ещё лет через сто.
   Второе обвинение сына было повеселей и в чем-то интересней, нежели схоластика первого: "Я, батя, твой рассказ нашел, который ты в молодости написал, так я тебе скажу, что не напечатали, потому что ты искренне, от души писал. О себе писал".
   Любопытная мысль, сделал заключение Яров, принялся за кофе и попытался вспомнить, о чем он писал рассказы в тот очень краткий перирод врмени, когда тщеславно и глупо возомонил себя осененным литературным талантом?
   Период этот не продолжался и года. Друг-поэт приволок молодого Ярова, (студента последнего курса педагогического вуза) в редакцию популярного журнала "Сельская молодежь", где у него месяца через три и напечатали первый и он же последний рассказик - весьма посредственный. Но сам Илья Яров возомнил, что ещё немного, коль напряжется, - станет "великим писателем земли русской". По этой причине он написал ещё с дюжину рассказов, прежде чем без чужой подсказки понял, что это - не его.
   Журнал с единственым его успехом на поприще литературы - потерялся. И весь этот период был Яровым забыт, поскольку потом он принялся создавать свою "оригинальную педагогическую систему", исходя из модели Макаренко. Но тут подоспели системы Сухомлинского, ещё парочка гениев от педагогики избрели свои схемы и Яров понял, что и в этой области он отличится не сумеет. Потому что "педагогика" - вообще не наука, а лишь методика в руках отдельных талантов. То, что получалось у самого Макаренко - не повторилось более ни у кого.
   А вообще-то, пришла в голову Ярова неожиданная мысль, пора поднять все свои архивы, документы, фотографии, письма и - сжечь их. Чтоб после ЭТОГО - от него, Ярова И.И. не осталось на земле никаких следов.
   Он допил кофе и слазил на антресоли, откуда спустил два пухлых портфеля - вся документация, письма, справки и дипломы, которые набралась за прожитые годы. Никому не нужный хлам достойный кремации.
   Свои литературные труды он нашел во втором портфеле. Несколько рассказов, отпечатанных на машинке и журнал "Сельская молодежь" с рассказом Ильи Ярова "Кролик", на котором началась и кончилась его литературная карьера. Никакого рассказа "Удар ножом" Яров не нашел, хотя помнил, что такой был.
   Переборка трухи документов ему уже надоела, когда в прихожей прозвучал звонок и он пошел открывать даже приблизительно не зная, кто мог наведаться к нему в гости.
   В дверях стояла незнакомая, невысокая, но очень яркая женщина лет двадцати пяти в короткой меховой шубейке, с черным кейсом в руках.
   - Здраствуйте, Илья Иванович! Я к вам, если позволите!
   Большие глаза женщины сверкали, на полной шее висел скромный, но выразительный крестик, а едва Яров посторонился - она прошла мимо него, обдав облаком тонких духов.
   - Вы на кухне принимаете по деловым вопросам?
   Она вела себя так, будто знакомы с Яровым по меньшей мере с последнего собрания квартировладельцев, хотя сколько он не напрягался, вспомнить дамочку не мог.
   - Нет. Первая дверь налево.
   Она вошла в комнату и весело повернулась:
   - А вы меня так и не вспомните, Илья Иванович?
   - Да нет. - замялся Яров.
   - Да я же Наташка! Наташка Линева. Лет десять назад училась в вашем классе целый год!
   - Ну, нашли что вспомнить. - усмехнулся Яров. - Не помню, конечно. Теперь вы, я полагаю Наталья....
   - Наталья Михайловна! - весело договорила она. - Но все еще, как была Наташка-какашка, так и осталась.
   Почти каждое слово гостья сопровождала ужимками то ли от природной манеры поведения, то ли кокетничала по служебным требованиям. Но она скинула шубку на стул с такой непринужденностью и естественностью, что Яров лишь себя укорил, за то, что не предложид даме раздеться.
   - А я, Илья Иванович, как в своих бумагах вашу фамилию увидела, так сразу вас вспомнила!
   - Каких бумагах?
   Утренний визит этой излучающей неуемную энергию и жизнерадостность дивы немного ошарашивал Ярова, причин его он себе не представлял, а главное одно знал точно - ученицы по фамилии Линева у него не было. Средненькая в целом по своей силе память Ярова была уникально цепкой на имена. Натальи Линевой - такой ученицы не было никогда.
   - О бумагах сейчас поговорим, с тем я и пришла. Главное, скажите: как ваше здоровье?
   Бесцеремонность и ненужная кокетливость визитерши уже начали коробить Ярова, а тут ещё затевался разговор по неприятной теме.
   - Нормально, Наташа. Кофе сделать?
   - Илья Иванович, да не будьте вы таким мрачным! - засмеялась она. Вы как были, так и остались учителем средней школы! Ну, сначала я представлюсь в своей деловой роли, а потом, если не испорчу вам настроения, то ударим по кофе!
   Легкость и нарочитая благожелательность молодой женщины подсказали Ярову, что сам он сейчас стоит перед ней - небритый, в обвисшем спортивным костюме и и коль скоро весь мир для него сейчас дрянь-дрянью, то эта женщина ни в чем не виновата.
   - А может ты виски хочешь, Наташа? Вчера сын принес, остались.
   - С удовольствием! Обожаю виски!
   Яров сходил на кухне, извлек из холодильника вчерашнюю бутылку Игоря и, прихватив рюмки, вернулся к своей гостье. Та уже разложила на столе какие-то бумаги.
   - Илья Иванович, сначала раздолбаем официальную часть вопроса.
   - Сперва выпьем. - решил Яров.
   - Отлично!
   Рюмку она опрокинула быстро, но изящно, а затем сказала деловито.
   - Значит так. Я вице-президент агенства "Гарант-сто", которое работает при нашей префектуре. Посмотрите, пожалуйста, мое удостоверение, мои, как говорится, верительные грамоты.
   Она пододвинула по столу книжицу удостоверения и пару бумаг, но Яров возразил удивленно.
   - Да зачем это, Наташа?
   - Илья Иванович, речь пойдет о невеселых делах, требующих доверия. От лица нашего Президента я уполномочена сделать вам достаточно хорошее предложение, очень для вас выгодное.
   - Мне? Предложение? - Яров не удержался от смеха. - Наташа, ни на какие предложения любой фирмы я уже ответить не могу. Что собственно гарантирует ваш "Гарант-сто"?
   - Вы угадали - мы даем стопроцентную гарантию вашей спокойной жизни до самого последнего дня и гарантию последних, достойных ритуалов. Но живите ещё сто лет!
   Яров вынужден был признать, что витееватую фразу в сущности своей не понял.
   - Подожди, Наталья... Что вы мне гарантируете? Конкрентно и просто. На примере.
   - Мы, то есть фирма, гарантирует вам уход, присмотр за вами, весь ваш быт и развлечения до самого вашего последнего дня. - осторожно но настойчиво, уже без ужимок проговорила Наташа. - Два-три раза в неделю к вам будут приходить уборщицы, медсестры, все кто необходим.
   Подсознание сработало первым - предлагается что-то неприятное, даже страшноватое, но подозрительное и до конца не очень понятное. Само сознание сработало с запозданием.
   - Допустим, Наталья, я предложению весьма рад. Но за что мне такие благодеяния?
   И тут же сам понял, в чем смысл предложения. "Гиена, - подумал Яров, глядя в лицо цветущей молодой женщины. - Гиена, питающаяся падалью."
   Наталья пододвинула бумаги и сказала мягко.
   - Вы, Иван Ильич, только не пугайтесь и не делайте поспешных выводов. Мы с вами подпишем договор, по которому берем на себя все перечисленные заботы о вашей персоне.
   - Знаю, Наташенька. - перебил он. - Я об этом наслышан. А взамен моя полуторная квартира, после моей кончины, плавно переходит во владение вашей фирме. Так?
   - Ох, Иван Ильич, вы просто камень с моей души сняли! Вот в этом месте у меня прямо душа обмирает, когда приходится обьяснять! - улыбка у неё стала заискивающей, виноватой, а на яркие глаза навернулись слезы. - Вы же понимаете, что не от распрекрасной жизни я занимаюсь такой ужасной работой и...
   - Хорошо, хорошо. - приостановил Яров. - Почему очередь дошла именно до меня?
   Наталья поежилась и отвела глаза.
   - Что уж тут скрывать... Шефы мои собирают информацию. Кому когда на пенсию пора, кто где и в каких услових живет...
   - И кто чем болеет, Наташа? Так?
   - Наверное и так. Но у меня вот только такая подлая сфера работы. Жить-то надо, на хлеб зарабатывать надо.
   - И по информации ваши шефов мне не много осталось тянуть на этом свете?
   - Я не знаю! - выкрикнула она. - Честное слово не знаю, Илья Иванович!
   - Ладно, Наташа. Я все понимаю. Сведения вы получили из районного онкологического диспансера, это и ежу понятно.
   - Я этого не знаю, Илья Иванович! - Наталья едва не плакала.
   - У твоих шефов там источник иформациит. Давай выпьем. Ты не стесняйся, на такой работе не грех и в алкоголичку превратиться.
   - А я что говорю?! Знаете, я вам просто оставлю все договора наши, а вы уж почитайте, я попозже к вам забегу. Ну, чем раньше вы примете решение, тем лучше.
   Они выпили и ещё за четверть часа разговоров Наталья делала всё, чтоб к неприятной теме более не возвращаться. По ходу беседы Яров невзначай и неприметно начал задавать вопросы о днях, когда он ей преподавал, но в деталях она была точна - назвала несколько имен знакомых ему учитилей и вместе припомнили, как ездили на экскурсию в Прагу.
   Все правильно. Но в этом единственном заграничном путешествии Ярова не было школьницы Линевой! Либо - память больного уже дает преждевременные сбои.
   - Наташа, а как личная жизнь сложилась?
   - Ох, уж восемь лет замужем! Прям после школы с Линевым и обженились! У меня уж сын взрослый. - она приметила, что лицо у Ярова изменилось, осеклась, а потом захохотала. - Илья Иванович, вы ж меня не помните Линевой! А я-то, дура, сижу думаю, что вы на себя не похожи! Караваева я, Наташка Караваева!
   - Черт бы тебя побрал! - в сердцах сказал Яров: Караваеву он помнил. По фамилии, во всяком случае. Прекрасно помнил, что Караваева училась у них недолго, перешла в соседнюю школу, а потом её и вовсе забрали в специальное заведение, где должны были лечить от ранней наркомании. Но наркомания была сопутствующим явлением, инкриминировалось ей воровство в составе банды юных преступников, проституция и что-то ещё малоприятное.
   - Ты была хорошей ученицей, Наташа... Я рад, что в целом, у тебя все сложилось.
   - А, что плакать! - беззаботно сказала она. - Я всегда держу хвост морковкой! Ну, вы наверное устали, Илья Иванович. Отдохните, на досуге ознакомьтесь с документами, а я позвоню на днях. Мои телефоны я вам написала.
   Она легко поднялась, перекинула шубку через локоть и, все так же кокетничая, шагнул в прихожую.
   - Позвони. - сказал Яров, поспешил вперед и растворил перед гостьей двери. Не надевая шубы, она помахала рукой и поспешила по лестнице вниз.
   Яров прикрыл дверь. Визит не понравился ни по своей сущности, ни поведению Линевой-Караваевой. Слишком она была весела, слишком непринужденна, в чем-то неестественна и легко пускала профессиональную слезу. И ушла - не надев своей шубейки. Последне явление могло иметь обьяснение.
   Яров выждал ещё с десяток секунд, вышел на лестничную площадку, быстро спустился к окну и выглянул во двор.
   Наташа как раз выскочила из парадных дверей и пробежала к стоявшей неподалеку красной машине - кажется, спортивная "мазда". Водитель не вылез из автомобиля, а двери Наталье распахнул мужчина, куривший у заднего бампера. Рослый, лет тридцати, в очень длинной кожаной куртке, можно сказать - в плаще. Короткостриженный, неприятный тип с мощной шеей.