– Ничего не считал. Просто думал. …И еще. Если меня гонят, чего это ради я туда поскачу, где лед тонкий? Да мы, рыцари, в разные стороны от преследования рассыплемся. Чудское озеро огромное! Попробуй-ка меня загони на тонкий лед. Я сверну, я не поскачу в опасное место.
   – А они не знали.
   – Они, может, и не знали… А кони, животные, это чуют.
   – Их пришпоривали, заставляли… Люди-то думали: нормальный лед, выдержит. А тут – хруп! Ну и провалились, понятно.
   – Ничего не понятно. Первый, второй, третий, десятый внезапно провалились, согласен… А остальные? Там же половина крестоносцев утонула… Самая хитрая половина, заметь! Потому что первую половину еще до этого, в самом начале боя, Александр Невский слегка прикупил с понтом, обманул то есть, и замочил. Замочил в сухом варианте, я имею в виду. А вторую половину, которая в первую ловушку не попалась, – ее под лед!
   – Ну, и к чему ты всю эту речь клонишь?
   – Да не то тут что-то… Лажа какая-то! …Самое главное: с чего они вздумали на тонком весеннем льду биться, на озере? На берегу, что ль, места не было? Со стороны похоже на дуэль: а ну, кто первый под лед провалится? Но было-то не так! Ливонцы хотели захватить, а русские – отстоять! Какая ж тут дуэль?
   – Да, Алешка, странновато. Не знаю, как там было… Сам не был, врать не буду. …Вон, твой автобус!
* * *
   Автобус догонять не пришлось, – он всегда останавливался на полчаса на главной площади райцентра между вещевым рынком и железнодорожным вокзалом. Куда бы кого бы ни вез полковой автобус, но это получасовое приобщение к цивилизации считалось святым.
   – Я думала, ты заболел! – Катя Бокова, дочка комполка Михалыча, похлопала по свободному рядом с ней сиденью. На экскурсию Катя вырядилась в новое платье, сидевшее как влитое, в «облипочку». На голове у Кати качался огромный розовый бант…
   – Ух ты! – Алексей окинул Катю оценивающим взглядом. – Прям с карнавала, да?
   – С какого карнавала? – Катя сделала вид, что не поняла. – О чем идет речь?
   – Об одежде, конечно! Прекрасный карнавальный костюм! …А маску что, отняли у тебя?
   – Да, – подтвердила Катя. – Маску отняли. Ее сейчас переделывают в кислородную.
   – Зачем?
   – Да мне кажется, тебе она скоро пригодится. Бывает, за один комплимент можно на месяц в гипс попасть. Кислород. Растяжка. Капельница. Бизнес-класс, я бы сказала.
   – А эконом-класс – это когда на полу лежишь и носилками сверху придавлен?
   – Точно! А на носилках еще и санитары сидят… В карты играют. Тебя кексом угостить? Ты же из-за него отца автобус догонять заставил?
   – Ага. Чуть не проспали мы с отцом сегодня!
   – Кекс свежий, только что купила, – Катя развернула бумажный пакет, один кекс протянула Алеше…
   – Да нет, спасибо. Ешь сама, – отказался Алексей.
   – Я два купила – себе и тебе. – Вытряхнув крошки от кекса в окно, Катя аккуратно сложила пакет и спрятала его в свой ранец, не бросать же в автобусе!
   – Ну, раз купила… Сколько я тебе должен?
   – Потом отдашь!
   – Конечно, не сейчас же!
   – Опять, небось, не завтракал?
   – Почему? Даже коктейль с отцом с утра выпили. Офицерский.
   – Это что такое?
   – Безалкогольный.
   – Из чего?
   – Сложный рецепт, не простой… Сначала завариваешь чай… Потом пять дней должны все чаинки от этого спитого чая… Ладно, я вижу, тебе неинтересно… Да и вообще – долго рассказывать… В другой раз. …А чего это ты прицепила на голову? – Алексей кивнул на огромный бант у Кати на голове. – Как первоклашка на воскресную молитву.
   – Специально для того, чтобы все спрашивали. А на самом деле, с этим бантом я похожа на пион, правда?
   – По-моему, больше на созревший одуванчик. Дунь, и все улетит. Одна лысина останется. Нет, а правда, зачем ты его нацепила?
   – Чтоб выделяться, зачем же еще?
   – Сейчас мода у девчонок – голый живот наружу и пирсинг на пупе.
   – Я знаю. Только это, по-моему, не у девчонок, а у дур. Во-первых, живот себе колоть, а во-вторых, все равно все одинаковые. А бант… Это бант!
   – А по-моему, тебе с таким бантом лучше мимо аптеки не ходить!
   – Почему мимо аптеки не ходить?
   – Увидит продавец, выскочит, заставит лекарство принять.
   – Спасибо, спасибо… Очень остроумно, кстати. Потрясена! – кивнула Катя и тут же съехидничала: – А я смотрю, вы на новой машине едете…
   – Да.
   – «Опель» такой же купили, как наш!
   – Точно такой же! – кивнул, соглашаясь, Алешка.
   – Даже с теми же номерами, я успела заметить! – восхитилась Катя.
   – Нет, номера как раз ваши. Мы с отцом специально на свой «опель» номера с вашего «опеля» навесили.
   – Зачем?
   – Да мы ведь банк грабить ехали.
   – Не ограбили?
   – Не удалось. Санитарный день сегодня, оказывается.
   – В банке?
   – Да! Они сегодня деньги отмывают.
* * *
   Учительницу истории, везущую седьмой класс на экскурсию, Аверьянов-старший поймал за локоть посреди вещевого рынка.
   – Анна Павловна!
   – Добрый день, Коля.
   – Вы к автобусу? Пойдемте, я вас провожу. …У меня к вам будет просьба. Меня сегодня могут, я опасаюсь, в командировку завинтить… Если такое случится, то за Алешкой приглядите, за моим, – если вдруг. Немного, а? Вполглаза…
   – А вы надолго в командировку-то собрались?
   – Не знаю. Я-то сам никуда не собираюсь. Да вот приехала какая-то компания из центра… На полигоне для них «концерт» устраивают, смотр как бы. А это известно зачем делается. Куда-то людей набирают.
   – Было бы не здорово, если вас надолго…
   – Ну, я на Алешку доверенность оставил, деньги он за меня получит…
   – Дело не в деньгах. Вы понимаете, если тринадцатилетний мальчик, без родителей… Ваш-то, конечно, очень самостоятельный, но все же…
   – Ему просто дело какое-нибудь найти надо, Анна Павловна, чтоб времени пустого не оставалось. А вообще-то я, конечно, постараюсь, чтоб меня никуда не сдернули.
   – Это возможно?
   – Конечно. Если дурака валять – кому ты нужен? Завалишь смотр – оставят дома. Тактика проверенная. Так что, надеюсь, все в порядке будет, я к вам на всякий случай подошел… «А вдруг», как говорится.
   – Я пригляжу за Алексеем… Если вдруг «а вдруг»…
   – Заранее признателен, – кивнул Аверьянов, подсаживая Анну Павловну в автобус.
* * *
   – Ты смотри, чего делается! – Алексей указал Кате в окно автобуса.
   На багажнике нового «опеля» сидели четыре вороны, с остервенением клюющие крошки кекса, которые Катя высыпала за окно.
   – Кыш! Кыш! – замахала на них Катя сквозь оконное окно.
   На секунду вороны перестали клевать и с интересом взглянули на Катю – снизу вверх. Поведя клювами по сторонам и оглядевшись, вороны заключили, что Катины «кыш» никакими реальными угрозами не сопровождаются. Обменявшись между собой молниеносным слегка ироничным взглядом, означавшим при переводе на русский язык что-то вроде «собака лает, ветер носит», вороны продолжили трапезу, однако теперь уже торопясь, стуча клювами то дружно, то вразнобой, стараясь не откладывать на потом все то, что можно склевать сейчас.
   Увидев подходящего к машине Аверьянова-старшего, вороны дружно снялись с багажника и сели на перила почты, наблюдая за развитием событий.
   – Пока! – Коля махнул рукой сыну и, показав себе на часы, развел руками.
   – Во сколько вернусь, не знаю! – пояснил Алешка жест отца, провожая взглядом стремительно удаляющийся «опель».
   – Да я поняла, – кивнула Катя. – Значит, вечером можно на речку слинять. Мой-то тоже застрянет на службе.
   …Мать у Кати имелась в наличии, но ее мнение в семье командира полка значило немногое: ведь командиром полка была, конечно, Катя, а вовсе не ее мать и уж тем более не Михал Михалыч…
* * *
   Припарковав «опель» подальше от КПП, с краю, Аверьянов тем не менее предупредил дежурных:
   – Ребята! Кто сюда приехал на «опеле»…
   – Не знаем… – врубились дежурные с пол-оборота.
   – Не заметил, товарищ полковник! – отдал Аверьянову честь лейтенант Звягинцев, начальник караула.
   – Вот именно!
   – Где мои-то?
   – Твои у самолета. Лейтенант Самохин, террорист, захватил половину взвода в заложники и заперся с ними в кабине пилотов. А вторая половина твоего взвода готовится к штурму: переговоры с захватчиком ничего не дали. Самохин пригрозил убивать заложников по одному каждые пять минут и выкидывать из самолета, если ему сейчас же не выдадут зарплату и не принесут приказ о предоставлении отпуска в августе…
   – А у него когда отпуск по графику?
   – Вторая половина ноября.
   – Понятно.
   Заглянув по дороге в каптерку и напомнив там о необходимости замены электрочайника в штабе полка, Аверьянов пошел к так называемому «самолету», а именно некоторой серебристо-серой рухляди авиационного происхождения, врытой в землю стойками шасси. Эта развалина уже лет пятнадцать использовалась в качестве тренировочного стенда.
   Не захваченная террористом Самохиным половина взвода готовилась к штурму – то есть сидела в курилке метрах в ста от самолета, курила и травила анекдоты, один другого скабрезней.
   – Хватит курить-то, бойцы. – Коля кивнул в сторону самолета. – Сначала дело надо сделать.
   – Не выходит, товарищ старший лейтенант! На уговоры не поддается. Вас ждем.
   – Понятно. – Аверьянов вздохнул. – Когда ж вы думать-то научитесь? Подумал и стреляй!
   – Когда нужда прихватит, думать будем, – сказал кто-то из сержантов-контрактников не без сарказма. – Пока стреляем, особо не думая.
   – Плохо. Думать не вредно, – возразил Аверьянов. – Наоборот даже.
   – Вот вы попробуйте сами, покажите пример.
   – Пошли! – Аверьянов махнул, приглашая всех к самолету.
   Подошли молча.
   – Стой! – раздалось из самолета. – Дальше не приближайся, стреляю!
   – Если ты мне форму краской уделаешь, я тебя точно убью! – предупредил террориста Аверьянов.
   – На месте стоять!
   – Вот, гад, выслуживается! – заметил кто-то из штурмовой группы.
   – Стара-а-ается! – ответил заложник из самолета. – Вылитым террористом Самохин стал. Не отличишь.
   – Разговорчики! – прервал разгоравшуюся дискуссию Коля. – Я только по твою душу, Самохин, – продолжил он, обращаясь к самолету. – Дуй к штабу, если не хочешь без денег остаться.
   – А чего – деньги привезли? – заголосили наперебой штурмовая группа и заложники.
   – Только офицерам срочной службы, штатникам, – сбил пыл Аверьянов. – Контрактникам – шиш пока. И штатникам всем, говорят, не хватит. Поэтому в штабе выдают…
   – А сам ты получил? – поинтересовался недоверчивый террорист Самохин.
   – Получил.
   – Покажи. Я в щель смотрю. …Показывай!
   – Нашел дурака! Я их сразу Алешке отдал.
   – Зачем?
   – Да чтобы в долг не просили. Денег-то мало, говорю, привезли. До вечера разбомбят. Всем же надо.
   – Это верно. Это ты правильно.
   – Я после позапрошлой получки вечером домой с полтинником приехал. И после – ничего не соберешь. «Я не брал», да «я отдал» – и как вода в песок.
   – Да, денег лучше с собой не иметь.
   – Вот именно! Голого – семь богатырей не разденут!
   – Ну ладно, – решился Самохин. – Объявляется перерыв на пятнадцать минут. Так?
   – Так.
   Распахнув нижний люк, Самохин спрыгнул, и в ту же секунду наручники щелкнули у него на запястьях.
   – Попался на алчности, – объяснил Коля.
   – Какой-такой алчности?! – вскипел Самохин.
   – На обычной, – пожал плечами Коля. – Дуй, давай, к штабу, а то денежное довольствие мимо носа проплывет.
   – То есть с деньгами ты вполне серьезно?
   – Алчность – это вполне серьезно, – кивнул Аверьянов.
   – Сними! – протянул Самохин руки с наручниками.
   – Не-а! – отказался Аверьянов. – Давай прямо так, чтоб видели: ты весь в работе. А то Михалыч, если что, опять: спецназ или детский сад у нас тут? Вернешься, я сниму.
* * *
   – Ты чего в наручниках бегаешь? – удивился зампотех, столкнувшись с Самохиным на ступеньках штаба.
   – Я за деньгами, – сбиваясь с дыхания, объяснил Самохин.
   – За какими деньгами? – еще больше удивился зампотех.
   Оба замолчали, пытаясь осознать ситуацию.
   – А вы, лейтенант, почему командиру полка честь не отдаете? – поинтересовался Михалыч, подошедший к ним вместе с Медведевым.
   – Потому что я в наручниках, товарищ полковник.
   – Старшему по званию, полковнику, честь не отдает, – пояснил Михалыч Медведеву. – Кого вы здесь отберете для вашей науки, для спецзадания? Стыдно, признаюсь, но мне вам некого предложить! Ведь вот Самохин этот – офицер лучшего нашего взвода – аверьяновского, так сказать! А честь не отдает!
   – Кто это вас заковал? – поинтересовался Медведев у Самохина.
   – Аверьянов. Командир взвода.
   – А зачем?
   – Ну… – Самохин сначала несколько замялся, а затем решил резать правду в глаза: только правдой ведь и спасешься… – Он надел на меня наручники, чтобы я выглядел находящимся в работе…
   – Так… – с интересом качнул головой Медведев. – «Чтобы выглядел в работе…» Рукава спустил и наручники надел. Просто издевательство, как я понял. А на самом деле? Какова ваша роль тут, Самохин?
   – Я за деньгами сюда пришел. Я за зарплатой!
   – Но почему в наручниках?! – начав вдруг волноваться, вновь спросил зампотех.
   – Да чтобы командиру полка честь не отдавать! – язвительно пояснил Михалыч. – Это-то как раз кристально ясно!
   – Мне непонятно другое… – Медведев обратился к Михалычу: – Я могу задать вопрос?
   – Конечно!
   – Скажите, господин лейтенант, а почему вы за деньгами пожаловали в штаб полка? Ведь штаб не есть организация, занимающаяся выдачей денег!
   – Штаб есть организация, занимающаяся выдачей кренделей! – подтвердил Михалыч.
   – Мне Аверьянов сказал, что строевикам-срочникам выдают в штабу!
   – В штабе, – поправил Медведев.
   – А контрактникам где выдают? – поинтересовался Михалыч.
   – Тем не дают вообще! – отрезал Самохин.
   – Во как! – поразился Михалыч. – Такая чушь, а ты поверил!
   – В чушь-то как раз и веришь, – уныло пояснил Самохин.
   – Тяжелый случай, – кивнул Медведев. – Не может быть, что это белая горячка?
   – Исключено! – отрезал зампотех. – Пьянство мы в полку искоренили. Начисто! Под корень! Тем более что конкретно Самохин никогда на моей памяти более семисот грамм водки зараз не принимал!
   – Святая правда, – подтвердил Михалыч. – В полку заведено железное правило: принял семьсот – и скажи себе: «хватит»!
   – Вы объясните-то мне теперь, по-человечески, – а что с деньгами-то? – взмолился лейтенант, вздымая руки в наручниках к небесам. – Деньги-то когда дадут?
   – Зарплату нам пока не привезли, – внятно, чеканя каждое слово, объяснил ему зампотех. – Нету денег. Нет! И сегодня не будет.
   – Мало того, денег не будет и завтра, – добавил Михалыч, пытливо заглядывая Самохину в глаза. – Даже если ты приедешь в санчасть! В кандалах! На тачанке!! Денег не будет!!!
* * *
   Школьники стояли полукругом вокруг большого каменного креста.
   Анна Павловна, оглядевшись и не обнаружив никого из местных хранителей реликвии, оказалась вынужденной взять на себя роль экскурсовода:
   – Итак… Мы находимся на территории Валдайского национального парка… Это место, где мы с вами стоим, является одной из наиболее значимых географических точек… Точка, связанная с важнейшим событием раннего средневековья. Важнейшим событием в истории нашей страны. Оно связано, как вы уже догадались, с татаро-монгольским нашествием, которое мы с вами сейчас изучаем… Тысяча двести тридцать восьмой год …После разгрома Киева, Рязани, сильного разрушения Владимира орда Батыя двинулась на север, к богатому Новгороду. Однако, не дойдя до Новгорода около двухсот километров, татаро-монгольские захватчики вдруг остановились, а затем повернули назад. Следствием этого неожиданного поворота было то, что половина территории Руси избежала ужасов татарского нашествия. Почему Батый повернул столь внезапно, история умалчивает… Хотя, конечно, некоторые гипотезы имеются. Татары хорошо воевали только зимой, так как вода, водные преграды были страшным препятствием для них, для кочевников, детей сухих степей и полупустынь…
   – Сомнительно, – заметил вслух Алексей Аверьянов, вступая в полемику. – Если они так уж боялись водных рубежей, то как они вообще досюда ДОПЕЛИ? Через Волгу, например?
   – Они пришли сюда зимой. В январе-феврале, когда все реки были замерзшие.
   – Ну, хорошо. А уходить отсюда – разве рек по дороге нет?
   – Реки есть, но дорога на Новгород лежала через непроходимые таежные болота… Есть версия, что Батый испугался вести свою орду через болотистую тайгу.
   – Ему-то чего бояться, – равнодушно заметила Катя. – Уж его-то на руках понесли бы, наверно…
   – Да и дорога была, – как бы возражая себе самой, добавила Анна Павловна. – Большак селигерский был в те годы? Был. Иначе как же «из варяг в греки ходили»?
   – Поймал бы Батый проводников местных… – кивнул Алексей.
   – Леваков, – согласилась Катя. – Если таксисты отказались, что ему делать оставалось?
   – Да, причина этого внезапного поворота, действительно, неясна, непонятна, – подвела итог Анна Павловна. – Историки уже несколько столетий размышляют над этим. …А почему нас никто не слушает? – вдруг спохватилась она, оглядывая остальную, молчащую часть класса.
   – Их это мало волнует, Анна Павловна, – доверительно сообщила Катя. – У них одно на уме – сплошные глупости… Дети еще!
   – В глаз получишь! – пообещал кто-то из толпы одноклассников. – Довыступаешься со своим бантом…
   – Чего здесь думать? – подхватил еще кто-то. – Батыю в глаз здесь дали, он и отступил!
   – Считаешь, что Батый тоже с бантом был? – полюбопытствовал Алеша.
   – Ты тоже в глаз получишь, – пообещал тот же агрессивный одноклассник.
   – Ну, хватит, развинтились! – одернула ребят Анна Павловна. – Прекратите препирательства! …Я обращаю ваше внимание на то, что здесь что-то произошло, значительное. Крест водрузили предки неспроста, – в этом сомнений нет. То, что перед вами, – реставрация, воздвигнутая на месте старинного креста, который разрушился от времени.
   – Это говорит о том, что его поставили еще тогда… В тринадцатом веке.
   – Похоже на то. Что я еще могу добавить? Новгород в те времена был настолько богатый город, что, разграбив его, Батый захватил бы ценностей больше, чем во всех ранее захваченных или покоренных русских городах, вместе взятых! …Богатейший город Европы – в трех переходах… И тем не менее, несмотря на это, что-то все же остановило тут Батыя. Словом, этот огромный крест был поставлен в точке поворота в качестве памятника… Кстати, это крест имеет имя. Он называется Игнач-крест.
   – А что означает «Игнач»?
   – Не знаю. Возможно, это название ближнего населенного пункта.
   – Ближайший населенный пункт – деревня Кувизино, – заметил Алексей Аверьянов.
* * *
   Михалыч с Медведевым шли вдвоем по пустынной дорожке, опоясывающей территорию полигона. Эта дорожка использовалась в качестве трассы для многокилометрового кросса, и, следовательно, вызывала у всего личного состава негативные ассоциации.
   – Взвод у Аверьянова – действительно лучший, – рассказывал Михалыч. – Но на смотрах они всегда в хвосте. Дело в том, что Аверьянов избегает любой возможности попасть в командировку. Он, волей судьбы, отец-одиночка. Жена его… Ну, не буду… Стерва была, одно слово. Спуталась… Поэтому сын остался с ним, с отцом, значит… Сын, парень – золото, но одного ведь не оставишь, тринадцать лет. Вот он и валит свой взвод на всех учениях… И в старших лейтенантах уже, считай, два года пересидел… А как повысишь, если пишут несоответствие? …А взвод прекрасный, искренне рекомендую. И обстановка, психологический настрой, – ну абсолютно все на высоте.
   – Посмотрим. Мне-то главное – физическая подготовка, если честно говорить. Все остальное – для нас вторичное.
   – А вот для нас – почти наоборот. Дух, можно сказать, первичен.
   – Странно!
   – Ничего странного. При определенных обстоятельствах даже слабак может победить армаду… Вот, например, зайчиха, защищая зайчат, может довольно легко убить волка. Известный факт.
   – Первый раз слышу.
   – А это так! Она ведь что делает? Бежит, отвлекает на себя волка. Тот, конечно, за ней бежит, – зайчата что ему? – комок пуха с костями внутри. А тут – зайчиха… Большая, мясистая… Так вот, отбежав, зайчиха внезапно падает на землю, на спину, вся сжавшись… Для волка это как бы не совсем по правилам: волк в природе хватает добычу на бегу, сзади, за шею и ломает зубами жертве хребет ниже затылка… А тут – зайчиха на спине, вся сжалась… Волк на секунду замирает над ней – соображает, как ее… того… И в этот миг зайчиха распрямляет задние ноги, а они у зайцев ужас какие сильные и длинные… И когтями задних лап зайчиха вспарывает волку брюхо – по всей длине. Причем порой с такой силой, что обрывки внутренностей вылетают из брюшины… Один удар, и тут же зайчиха вскакивает и опрометью! …Волк – за ней! Но если кишки по земле, то далеко не убежишь…
* * *
   Самохин растер освобожденные запястья.
   – Сволочь ты, Аверьянов. Приколол, называется!
   – Ничуть! Ты себя сам приколол. Очень хотелось поверить, в зарплату. На мякине купился-то: принял желаемое за действительное. И еще заметь, важный момент: из-за алчности – наручники и из-за той же самой алчности понесся к штабу… Дважды, подряд, на один и тот же крючок! Я понимаю, конечно: без денег худо, сам сижу без копья третий день, но! В общем, делай выводы, Петя Самохин. А обижаться – дело поросячье…
   К ним подошел Михалыч с Медведевым.
   – Где взвод, Аверьянов? Почему не работаем? Хорошо устроился: половина взвода справа от самолета загорает, половина – слева…
   – Те, что слева, товарищ полковник, это заложники. Все они убитые. Террорист их расстреливал по одному и выкидывал из самолета. Далеко выкидывал, на самый солнцепек, на опушку, где они в данный момент и лежат, раздевшись для опознания. А те, что справа, – это штурмовая группа. Вся она полегла при штурме. Террорист – в исполнении лейтенанта Самохина – скрытно покинул штурмуемый самолет через отверстие, оставшееся на плоскости в месте крепления пилона украденного еще в позапрошлом году двигателя и, зайдя штурмующим в тыл, положил их всех метким огнем в спины. Группе геройски погибших бойцов я приказал лечь справа, – чтоб не перепутались с жертвами и террористами, как это часто бывает, – и также раздеться, лечь на свету. Они хоть и не заложники, но право на опознание – конституционное право каждого россиянина.
   – Что-что?! – поперхнулся Медведев.
   – Да скоро примут такой закон! – бодро доложил Аверьянов. – Право на опознание. Вместо всех существующих мелких прав, типа права вовремя получать зарплату, у россиян будет одно право – право на опознание – крупное, емкое…
   – Ну и ну! – хмыкнул Медведев, то ли осуждая, то ли усмехаясь.
   – Ехидный, ну… – кивнул Михалыч. – Какой вот взводный, такой и взвод… Послезавтра деньги будут. Я звонил в округ…
   – Ура-а-а-а!!! – вскочили все загорающие, даже лежавшие в ста метрах и не слышавшие, казалось бы, негромкий разговор.
   – Вот такой вот взвод, – повторил Михалыч.
   – Уговорили, – кивнул Медведев и сказал, адресуясь Аверьянову: – Решили ваш взвод проверить в деле… На острие, так сказать… Задание интересное и очень ответственное.
   – Сложное задание, – согласился Михалыч. – В обстановке, близкой к реальной… Что-то ты скис… Я лично за Алешкой твоим присмотрю… Как считаешь, справитесь?
   – Мы-то? – подтянулся Аверьянов. – Обижаете, товарищ полковник!
   – Не «мы-то», а «они-то»… – поправил Аверьянова Медведев. – Ваш взвод полетит на задание без вас.
   – Без меня? – удивился Аверьянов. – То есть без командира взвода и инструктора в одном лице?
   Михалыч удивленно посмотрел на Медведева:
   – Я тоже не понимаю. Как это? Без старшего?
   – Да, так, – кивнул Медведев. – Без командира взвода, без инструктора. Мы и хотим проверить автономность взвода. Как они одни справятся.
   – Но утром, на инструктаже… – начал было Михалыч.
   – Я вам не все сказал, – закруглил дискуссию Медведев. – А только то, что имел право сказать. Взвод летит, Аверьянов остается. В том-то и соль! …Далее. Отправка в район учений – завтра утром. Район операции – под Хабаровском… Переброска будет осуществлена…
   – Самолетом, – кивнул Аверьянов. – Если на Дальний Восток. Это понятно.
   – Переброска будет осуществлена новейшим секретным… экспериментальным транспортным средством, – раздельно и весомо произнес полковник. – А лично вам, Аверьянов, следует немедленно укомплектовать свой взвод на все случаи жизни.
   – Характер задания? – спросил Аверьянов.
   – На все случаи жизни, – раздельно и весомо повторил Михалыч.
* * *
   Контейнер, стоящий посреди ангара, шагов с двадцати потрясал высокой культурой и качеством обработки поверхности. Равномерно-матовая серебристая обшивка предмета столь внушительных габаритов заставляла уважать умелых его создателей.
   Не доходя до входа-люка контейнера, огромного, от самого низа до верха, Медведев молча протянул Михалычу пластиковую карточку-пропуск и пригласил жестом заглянуть внутрь, осмотреть контейнер.
   «Скорее, это какое-то устройство, чем просто емкость», – мелькнуло в голове Аверьянова.
   Действительно, этот «железнодорожный товарный вагон» был не совсем обычного вида, – стоило начать приближаться к нему, как контейнер начинал округляться, плавно деформироваться, превращаясь прямо на глазах в огромное яйцо, покрытое странным материалом, на вид похожим на серебристый бархат, но идеально гладким на ощупь – как полированный, чуть маслянистый, теплый металл.