в пользу того или иного оппонента.
Дело Кэла Рейнольдса и Исо Брилла несколько отличалось от
прочих. Во-первых, вражда касалась лишь их двоих. В нее не были
втянуты ни друзья, ни родственники. Никто, включая главных
виновников, не помнил, как она, собственно, началась. Кэл
Рейнольдс знал только, что он ненавидел Исо Брилла большую
часть своей жизни и что Брилл отвечал ему тем же. Когда-то в
юности они столкнулись друг с другом с агрессивностью и
энергией молодых соперничающих кугуаров. С тех пор Рейнольдс
получил ножевой шрам поперек ребер, а Брилл окривел на один
глаз. Это ничего не решило и после они снова дрались до
кровавой и беспощадной "ничьей", но ни один из них не пожелал
"пожать руки и помириться". Таково присущее цивилизации
лицемерие. После того, как нож противника скрипнет о твои
ребра, пальцы его рук попытаются выдавить тебе глаза, а каблуки
сапог растопчут твои губы, ты вряд ли склонен забыть и
простить, независимо от изначальных достоинств его аргумента.
Поэтому случилось так, что Рейнольдс и Брилл пронесли свою
взаимную ненависть в зрелые годы и, будучи ковбоями,
работающими на разные ранчо они, разумеется, нашли возможность
продолжать свою маленькую личную войну. Рейнольдс уводил скот у
хозяина Брилла, а Брилл платил ему той же монетой. Каждого из
них бесила тактика противника и каждый считал себя в праве
устранить врага любым доступным способом. Однажды вечером Брилл
застал Рейнольдса в салуне поселка Кау Веллс без пушки и лишь
позорное бегство через заднюю дверь спасло скальп Рейнольдса!
В свою очередь Кэл, лежа в чаппарале, аккуратно выбил
противника из седла за пятьсот ярдов пулей калибра 30-30 и, не
появись вдруг некстати объездчик, вражда кончилась бы на месте
== но при виде свидетеля Рейнольдсу пришлось оставить
первоначальное намерение покинуть укрытие и выбить раненому
мозги прикладом своей винтовки.
Брилл оправился от раны, обладая присущей его закаленной и
продубленной породе выносливостью быка-лонгхорна и, едва
поднявшись на ноги, принялся всерьез охотиться на подстерегшего
его в засаде врага.
Наконец, после долгой серии нападений и мелких стычек,
противники сошлись лицом к лицу на хорошей стрелковой дистанции
среди одиноких холмов, где им вряд ли кто мог помешать.
Больше часа они пролежали среди камней, стреляя друг в
друга при малейшем намеке на движение. Ни один не успел еще
попасть, хотя пули калибра 30-30 гибельно посвистывали рядом с
тем и другим.
В обоих висках у Рейнольдса безумно пульсировали крошечные
жилки. Солнце нещадно палило стрелка и его рубаха промокла от
пота. Над головой тучей вилась мошкара, она лезла ему в глаза и
Кэл злобно выругался. Мокрые волосы прилипли к его скальпу,
слепящее солнце жгло глаза, а ружейный ствол казался
раскаленным под его мозолистой ладонью. Правая нога у
Рейнольдса занемела, он осторожно передвинул ее, звякнув шпорой
и чертыхнувшись, хотя и знал, что Брилл не услышит этого звука.
Все эти мучения еще сильнее разожгли пламя его гнева. Не
рассуждая разумно, он приписал свои страдания козням врага.
Солнце молотом било по его сомбреро и мысли Кэла слегка
путались в голове. Среди этих голых камней было жарче, чем на
плите адской кухни. Он нежно провел сухим языком по запекшимся
губам.
В помраченном мозгу Кэла огнем горела ненависть к Исо
Бриллу. Постепенно она выросла до одержимости и превратилась в
чудовищного инкуба. Когда Рейнольдс вздрогнул от выстрела
винтовки Брилла, он сделал это не из страха перед смертью, а
потому что опасение умереть от рук врага леденило его душу
невыносимым ужасом и застилало мозг красной пеленой ярости. Он
запросто отдал бы свою жизнь только за возможность отправить
Брилла в вечность хотя бы на три секунды раньше себя.
Кэл не анализировал свои чувства. У мужчин, живущих трудом
своих рук, нет времени на самоанализ. Рейнольдс осознавал
степень своей ненависти к Исо Бриллу не более, чем он ощущал
собственные руки и ноги. Она была его насущной частью, более
того, несла его в себе, как река, а его разум и тело были всего
лишь материальными дополнениями. Кэл был воплощением своей
ненависти, она составляла его душу и духовные помыслы. Его
необремененные обескураживающими и тесными оковами утонченного
интеллекта инстинкты закалились в борьбе за выживание и из них
выросла почти ощутимая величина == ненависть, уничтожить
которую не в силах была даже смерть, и способная воплотиться
сама в себе без помощи или необходимости наличия материальной
субстанции...
С четверть часа молчали обе винтовки. Враги лежали подобно
свернувшимся кольцами среди камней гремучим змеям, впитывающим
кожей яд из солнечных лучей; каждый в ожидании своего шанса и
каждый играя на пределах выносливости противника, натянутые
нервы которого должны вот-вот лопнуть.
Первым сломался Исо Брилл. Не то, чтобы его надлом
проявился в каких-то безумных поступках или нервном взрыве == в
нем слишком ощутимы были осторожные инстинкты предков. Но он
вдруг с проклятьем приподнялся на локте и наугад выстрелил в
кучу валунов, за которыми притаился его враг. На миг в поле
зрения Кэла появилась верхняя часть его руки и край плеча в
синей рубахе. Этого было достаточно. В роковую долю секунды Кэл
Рейнольдс нажал на курок и испуганный вопль поведал ему, что
его пуля нашла цель. Прозвучавшая в этом вопле звериная боль и
собственное, выработанное в течение жизни чутье были сметены
прочь волной безумной радости. Он не завопил восторженно и не
вскочил на ноги, но зубы его обнажились в волчьей ухмылке и Кэл
машинально поднял голову. Проснувшийся инстинкт заставил его
снова резко пригнуться, но его погубил глупый шанс: как раз в
тот миг, когда он нагибался, грохнул ответный выстрел.
Кэл Рейнольдс не услышал его, потому что одновременно со
звуком что-то взорвалось у него в черепе и он погрузился в
кромешную тьму, на миг сверкнувшую красными искрами.
Темнота почти сразу рассеялась. Кэл Рейнольдс оглушенно
огляделся и был до глубины души потрясен тем, что лежал на
открытом месте. Удар свинца выбросил его тело из-за укрытия
среди камней и теперь он понял, что попадание не было прямым.
Случай заставил пулю отскочить рикошетом от камня, по-видимому,
оцарапав ему при этом скальп. Но это не важно == важно то, что
он лежал на виду там, где Исо Брилл мог буквально нашпиговать
его свинцом. Безумный взгляд уперся в лежащую неподалеку
винтовку. Она перелетела через камень и лежала теперь, упираясь
прикладом в землю и косо глядя дулом в небо. Другой взгляд
обнаружил стоявшего среди скрывавших его прежде камней врага.
Быстрого взгляда хватило Кэлу Рейнольдсу, чтобы подробно
рассмотреть его высокую поджарую фигуру: провисающие под
тяжестью упрятанной в кобуру шестизарядной пушки грязные брюки,
заправленные в потрепанные кожаные сапоги, алая полоса на плече
синей рубахи, прилипшей к телу Брилла от пота, взъерошенные
черные волосы, из-под которых по небритому лицу стекали ручейки
пота. Кэл успел заметить испачканные табаком желтые зубы,
оскалившиеся в свирепой ухмылке. Дымок все еще вился из дула
винтовки в руках Брилла.
Все эти знакомые ненавистные детали поразительно ясно
отпечатались в мозгу Рейнольдса в то летящее мгновенье, когда
он отчаянно боролся с невидимыми цепями, приковавшими его тело
к земле. Едва он подумал о параличе, который мог вызвать
скользящий удар по голове, как что-то вдруг щелкнуло, и он
"выкатился" из цепей. Хотя "выкатился" == не то слово: он
просто бросился к лежащей у камня винтовке, не чуя под собой
ног.
Упав за валуном, он схватил оружие. Ему даже не
понадобилось поднимать ствол, потому что винтовка была нацелена
прямо на приближающегося человека.
Рука Рейнольдса чуть помедлила из-за странного поведения
Исо Брилла. Вместо того, чтобы выстрелить или отскочить в
укрытие, чудак шел прямо к нему, держа винтовку на сгибе локтя,
и с той же играющей на небритых губах глупой усмешкой. Он что,
псих? Неужто не видит, что его враг снова на ногах, бурлит
энергией и уже нацелил взведенную винтовку ему в сердце?
Казалось, Брилл смотрел не на него, а только туда, где
Рейнольдс только что лежал.
Не отыскивая более объяснений поступкам своего противника,
Кэл Рейнольдс нажал на курок. Оглушительно грохнул выстрел и из
широкой груди Брилла вылетел синий клок материи. Он пошатнулся,
широко разинул рот и Рейнольдса снова поразило его лицо. Исо
Брилл относился к племени тех, кто сражается до последнего
вздоха. Не было ни малейшего сомнения в том, что он продолжал
бы слепо нажимать на спуск до тех пор, пока жизнь не ушла бы из
него с последней красной каплей. Но грохнувший выстрел стер с
его лица гримасу свирепого торжества и ее сменило потрясенное
изумление. Он не попытался поднять свою винтовку,
выскользнувшую из пальцев, и не схватился за рану. Взмахнув
руками в странном беспомощном жесте, он ступил назад раз-другой
на подгибающихся ногах, с застывшей на лице маской глупого
удивления, при виде которой его противника охватила дрожь
вселенского ужаса.
Сквозь разомкнутые губы хлынул поток крови, пачкая влажную
рубаху. Как внезапно падающее на землю дерево, Исо Брилл рухнул
плашмя в мескитовый кустарник и остался лежать неподвижно.
Кэл Рейнольдс поднялся, оставив винтовку там, где она
лежала. Его взор с трудом различил поросшие травами пологие
холмы в плывущей дымке тумана. Даже небо и сияющее солнце
приобрели вдруг смутно нереальный облик. Но жестокое состязание
все еще жило в его душе. Долгая вражда была, наконец, закончена
и, независимо от того, принял он смертельную рану или нет, он
все же послал Исо Брилла прокладывать горящую тропу в ад прежде
себя.
Неожиданно блуждающий взгляд Кэла нашел то место, куда он
откатился после попадания пули, и он сильно вздрогнул. Кэл
всмотрелся пристальней: неужели зрение сыграло с ним шутку?
Поодаль в траве лежал мертвый Исо Брилл == но всего в
нескольких футах от него распростерлось другое тело.
Оцепенев от удивления, Рейнольдс всматривался в лежащую
возле валунов в гротескной позе тощую фигуру. Она лежала
отчасти на боку, будто застигнутая странным приступом, руки
были вытянуты, пальцы слепо скрючены. Короткие рыжеватые волосы
обрызганы кровью, а из ужасной дыры в виске сочились мозги. Из
угла рта стекала тонкая струйка табачного сока, пачкая пыльный
шейный платок.
Он продолжал смотреть и фигура постепенно приобретала для
него пугающе-знакомый облик. Он знал, как чувствуют себя кисти
рук под этими сияющими кожаными напульсниками, с ужасающей
определенностью знал, чьи пальцы застегивали пряжку этого
оружейного пояса, да и во рту у него до сих пор ощущался едкий
привкус табачной жвачки.
В один краткий убийственный миг он понял, что смотрит на
собственное безжизненное тело. И одновременно с осознанием к
нему пришло окончательное забвение...
Рождает лунный свет молву преданий странных,
О колдовских ночах, о призраках, что с гор слетели,
Но не найдешь средь них предания под стать
Легенде недосказанной о Чудотворце Келли.
Примерно в семидесяти пяти милях на северо-восток от
огромного нефтяного прииска Смэковер, что в Арканзасе, лежит
изобилующая сосновыми лесами и реками территория, богатая
фольклором и традициями. В начале 1850-х крепкое племя
шотландско-ирландских поселенцев пришло сюда, отодвигая границу
назад и вырубая себе жилища в лоне дикой природы.
Среди многих красочных типов тех далеких дней выделяется
одна фигура, ярко и одновременно смутно различимая на фоне
темных легенд и пугающих преданий == зловещая фигура Келли,
чернокожего чудотворца.
Сын конголезского колдуна Келли, рожденный рабом и ставший
воплощением легенды, обладал в свое время неограниченной
властью в самых темных дебрях сосновых лесов Уачиты. Никто не
знал точно, откуда он пришел: Келли просто появился здесь
вскоре после Гражданской войны и его появление было окутано
тайной, как и все его прочие поступки.
Келли мало работал собственными руками и держался в
стороне от людей своего племени. Они приходили к нему, но он к
ним == никогда. Его хижина стояла на берегу Тюльпанной речки,
позмеиному изгибающей свой темный поток под сенью нависших над
водой сосен. Там, на отшибе и жил Келли, в темном и гордом
величии одиночества.
Ростом под шесть футов, с могучими плечами и гибкий, как
гигантская пантера, он являл собой прекрасный экземпляр
мужчиныдикаря. Он всегда носил ярко-красную фланелевую рубаху,
а огромные золотые кольца в ушах и в носу усиливали необычное и
экзотическое впечатление, оставляемое его внешностью. Ему почти
нечего было сказать как белым людям, так и черным. Молча, как
подобает некоронованному повелителю темной Африки, бродил этот
чернокожий маг по дорогам, появляясь и среди сосновых лесов.
Глаза у него были бездонные, мрачные и смотрели куда-то вдаль,
а кожа лица, как тропическая ночь. Его словно окутывала аура
джунглей и люди боялись его, возможно подозревая, что в черном
омуте его души таится нечто зловещее, выглядывающее из мрачных
колодцев его глаз.
По сути, он не обращал на окружающее ни малейшего
внимания. Он принадлежал к иной эпохе, иным краям, иной
жизни... Он принадлежал к окутанной пологом теней ритуальной
хижине где-то в сердце забывшейся в тяжелом сне древней Африки.
Все называли Келли "чудотворцем" и в его одинокую хижину
на Тюльпанной речке приходили по неведомым поручениям
чернокожие. Они крались через угрюмую тьму соснового леса как
тени, но ни один белый не знал того, что происходит в
уединенной хижине.
Келли был признанным знатоком амулетов и умел снимать
заклятья. Чернокожие приходили к нему, чтобы он освободил их
заколдованные врагами души от заклятий. Вдобавок, он был
целителем == по крайней мере утверждал, что лечит черно негров
от их болезней. Туберкулез среди белых встречался в этих краях
редко, но негры были подвержены этому мучительному заболеванию
и Келли, по слухам, лечил эти жертвы. Его методы были
уникальны: он сжигал змеиные кости в прах и сыпал этот прах в
надрез на предплечье жертвы, сделанный ланцетом из старой
бритвы. Сомнительно, что кто-либо излечивался этим способом ==
фактически, есть основания полагать, что результат был
устрашающепротивоположным.
Возможно, сам Келли не верил, что мог победить туберкулез
подобным лечением, а возможно, это было лишь уловкой, чтобы
заполучить жертву в свою власть == можно предположить, что у
примитивных рас есть необычные способы достижения власти над
своими ближними. Среди некоторых племен считалось, что для
этого необходимо раздобыть прядь волос, ноготь или каплю крови,
над которыми затем произнести определенные заклинания и
совершить определенные ритуалы. После этого между мозгом
"заклинателя" и мозгом жертвы образуется связь и несчастный
оказывается всецело под его влиянием. Есть также магический
ритуал изготовления фигурки предполагаемой жертвы из глины.
Воткнутые в эту фигурку булавки причиняют ее прототипу
мучительную гибель, а если бросить глиняную фигурку в реку, то
по мере растворения глины водой человек "сохнет" и постепенно
угасает от смертельного недуга. Все эти поверья ==
безоговорочная истина в мозгах у колдунов, практикующих вуду.
Как бы то ни было, Келли вскоре приобрел необычную власть
над местными чернокожими. Из освободителя от заклятий он,
по-видимому, превратился в их творца. Негров стали преследовать
случаи жестокого безумия и молва сочла источником их
одержимости порог хижины Келли. Неизвестно, физическая или
умственная причина вызывала их безумие, но стало вполне
очевидно, что их мозг поражало сверхъестественное заболевание.
Они были одержимы ужасной уверенностью в том, что желудки их
полны живых змей, созданных заклятье мастера-чудотворца, а
всякое упоминание о неназванном маге обращало подозрение на
Келли. Был ли то гипноз, редкостное недомогание, наркотический
препарат или просто сводящий с ума страх? Ни один белый не знал
ответа, но несчастные, несомненно, лишились рассудка.
В каждой общине черных и белых, по крайней мере, на Юге,
существует извечный глубокий и темный "поток", текущий в тайне
от белых, лишь смутно подозревающих о его существовании. Этот
темный поток мыслей, дел и желаний цветной расы подобно
невидимой реке течет через джунгли. Ни один белый так и не
узнал, почему Келли == если то был Келли, сводил чернокожих
мужчин и женщин с ума. Остался неизвестным для белых также
секрет его зловещей власти над людьми и его злых устремлений.
Сам Келли, разумеется, никогда не говорил о них; он шел
своим путем, молчаливый, угрюмый и величественный, с растущей в
непроницаемых глазах сатанинской убежденностью в том, что белые
люди == не более, чем слепые, хнычущие марионетки в ямке его
черной ладони.
Наконец, в конце 70-х Келли исчез, и это слово следует
понимать буквально. Его хижина на Тюльпанной речке опустела,
тяжелая дверь повисла открытой на деревянных петлях и никто
отныне не видел хозяина бродящим подобно темному призраку по
лесистой округе. Он появился в тайне, жил в тайне, и в тайне
ушел, но путь его остался неведом никому == по меньшей мере
никто не признался в обратном. Быть может, о нем знали темные
воды, а может, до Келли добрались, наконец, его жертвы.
Одинокая хижина мага под пологом стонущих сосен могла быть
свидетелем зловещего полуночного преступления, после которого
мутный поток Тюльпанной речки получил в себя с плеском
погрузившееся и молча затонувшее тело.
Или же чудотворец просто-напросто ушел своим загадочным
путем в ночь, чтобы продолжить свою фантастическую карьеру на
какойлибо другой реке. Завеса тайны непроницаемым облаком
скрывает его передвижения подобно ночи в сосновом лесу, когда
нет тьмы кромешнее по эту сторону Забвения.
Но по сей день его тень призрачно бродит по берегам
далеких рек, а когда ветер зашелестит в темных соснах под
звездным небом, старые чернокожие пояснят тебе, что это дух
чудотворца шепчет мертвым где-то в дебрях черного соснового
леса.
Как от внезапно вспыхнувшего света
В немом смятеньи пробуждаясь ото сна,
Сквозь капель стук по крыше в вое ветра
Ночные пляски духов слышит явственно она.
Киплинг
Они были самыми отъявленными скандалистами и хвастунами,
горлопанами и выпивохами Фэррингтауна, Джон Калрек и его
закадычный друг-приятель Канул Лживые Губы. Сколько раз я,
парень со взъерошенными волосами, тайком проскальзывал в дверь
таверны и забивался в уголок послушать их перебранки и моряцкие
разухабистые песни, красочные истории и жаркие споры,
одновременно побаиваясь этих отчаянных бродяг и восхищаясь ими.
Да что там, весь народ Фэрингтауна глазел на них со страхом и
восхищением, ведь они были не такие, как все, не
довольствовались мелкой торговлишкой на берегу или жалким
плесканьем среди отмелей и скал, похожих на акульи зубы. Нет
уж, никаких тебе яликов-лодочек! Они уходили в далекие
плавания, бывали в таких краях, о которых никто из наших и
слыхом не слыхивал. На огромных, величественных морских
кораблях отправлялись они вместе с пенистым отливом храбро
сражаться с грозным серым океаном, достигая самых что ни на
есть экзотических стран. И когда эта экзотическая пара
возвращалась в Фэринг, который, даром что именовался городом,
был простой рыбацкой деревушкой на побережье, там наставали
горячие деньки. Сопровождаемый следующим за ним по пятам
Канулом Джон Калрек важно спускался по сходням == в насквозь
просоленной морской робе, на широком кожаном ремне остро
отточенный кинжал == снисходительно здоровался со знакомыми,
лапал попадавшихся под руку девок и, горланя какую-нибудь
полуприличную моряцкую песню, направлялся вверх по улице к
таверне. Вокруг двоих героев роем вились всякие лентяи и
висельники, подхалимничая и хохоча с готовностью над самой
скверной шуткой. Для завсегдатаев таверны, бездельников и
пьяниц, эти парни с их разухабистым враньем и грубыми выходками
выглядели доблестными рыцарями, едва ли не полубогами, лишь по
счастливой случайности сошедшими к ним с небес в обличьи из
плоти и крови.
И если сказать, что все их любили, было бы неправдой, то
уж боялись-то все без исключения. Настолько, что, когда бывал
избит мужчина или оскорблена женщина, деревенские лишь
недовольно ворчали == но ничего не предпринимали. Вот и в этот
раз, когда Джон Калрек обесчестил племянницу Молл Фэррелл,
никто не отважился даже на словах осудить его.
Молл никогда не была замужем и не имела семьи, кроме этой
девушки, вместе с которой жила очень уединенно в небольшом
домишке на берегу моря, == так близко к воде, что пенистые
волны прилива порой докатывались почти до самых дверей. Люди
считали старую Молл кем-то вроде ведьмы, == это была мрачного и
несколько зловещего вида худая пожилая женщина, нелюдимая и
неразговорчивая, зарабатывающая себе на хлеб собиранием
съедобных моллюсков и выброшенного морем на берег плавника.
Джон Калрек давно обхаживал ее племянницу, но девушка,
миленькая, но пустая и немного придурковатая маленькая штучка,
не поддавалась на его комплименты и увещевания...
Помню, был холодный день с пронизывающим до костей
восточным ветром, когда старая женщина объявилась на улицах
деревни, пронзительно вопя об исчезновении девушки. Люди
бросились искать ее на берегу и среди удаленных от моря голых
каменистых холмов, все, кроме Джона Калрека и его дружка,
которые сидели себе в таверне, играли в карты и кости. А
вдалеке, за мелководьем, вздыхало о чем-то, шумело, не смолкая,
громадное серое чудовище под стальным небом.
И в неверном призрачном свете занимающегося рассвета
девочка Молл Фэррелл возвратилась домой. Волна принесла ее к
самой двери и нежно положила на влажный песок. Мраморно-белой
была ее кожа, руки сложены на застывшей груди, лицо дышало
странным спокойствием и умиротворенностью. Серо-голубые струйки
бежали вдоль стройных ног.
Глаза Молл Фэррелл превратились в камни. Безмолвно, как
статуя, стояла она над телом мертвой девочки, но тут из таверны
приплелись, пошатываясь, Джон Калрек и Канул. Оба были пьяны ==
в руках их и теперь были кувшины с вином == и люди покорно
расступились перед теми, кого в душе считали виновниками
несчастья.
== Черт возьми! == пьяно заорал Джон Калрек. == Глянь-ка,
Лживые Губы, а девка-то утопилась!
Канул осклабился, уродливо скривив тонкие губы. Он давно
ненавидел Молл Фэррелл, ведь именно она дала ему такое прозвище
== "Лживые Губы". Покачиваясь на неверных ногах, Джон поднял
свой кувшин и провозгласил:
== За упокой души несчастной дуры!
Все вокруг потрясенно замерли от такого кощунства. Тогда
послышался голос Молл Фэррелл, взвинченный почти до крика,
звенящий, и от него холодная дрожь пробрала людей собравшихся
над телом утопленницы.
== Будь ты проклят во веки веков, Джон Калрек! Да падет
Божья кара на твою подлую душ! Пусть опалит ее адское пламя,
пусть выжжет твои глаза и вспенит ядовитую кровь! Чтоб ты горел
в геенне огненной миллионы миллионов и еще миллионы лет до
скончания света! Налагаю на тебя проклятие моря и суши, земли и
воздуха, тварей океанских и демонов бездонных трясин, лесных
бесов и гоблинов гор! И на тебя... == ее сухой палец уперся в
Канула и тот отшатнулся, побледнев, == Ты станешь смертью Джона
Калрека, а он станет твоей. Ты доставишь его к вратам ада, а он
приведет тебя на плаху! Печать смерти на твоем челе, Джон
Калрек! Жить тебе в страхе и подохнуть в ужасе далеко за
студеным серым морем! Море приемлет лишь чистые души, тебя же
отрыгнет, выбросит в пески твой мерзкий гниющий труп! Запомни
мои слова, Джон Калрек, == она говорила с такой убежденностью,
что постепенно пьяная веселость мужчины уступила место
безнадежному отупению загнанного зверя, == море взывает о
жертве, но жертву эту отвергнет! Не успеет растаять снег на
вершинах гор, как твой хладный труп будет лежать у моих ног и я
плюну на твое лицо. Лишь тогда я смогу успокоиться...
В то же утро Джон Калрек и его приятель ушли в далекое
плавание, а Молл Фэррелл вернулась в свою хибарку к нехитрому
ремеслу и == ожиданию. Она еще больше высохла и окончательно
замкнулась в себе, в глазах затеплился крохотный огонек
безумия. Дни скользили один за днями и постепенно люди начали
поговаривать между собой, что дни Молл, похоже, сочтены. Но,
более похожая на призрак, чем на живую женщину, она продолжала
вести привычный образ жизни, отвергая всяческую помощь.
То лето выдалось короткое и холодное, шапки снега на
далеких вершинах так и не растаяли == это было весьма необычно
и вызвало множество толков среди деревенских. Молл ежедневно
встречала и провожала солнце, выходя на берег и с
нечеловеческим напряжением во взоре рассматривая то сверкающий
на горных вершинах снег, то морские дали.
Постепенно дни становились все короче, ночи темнее и
длиннее, пришли холодные сырые туманы, а следом за ними
шквальный восточный ветер принес дожди и град.
Дело Кэла Рейнольдса и Исо Брилла несколько отличалось от
прочих. Во-первых, вражда касалась лишь их двоих. В нее не были
втянуты ни друзья, ни родственники. Никто, включая главных
виновников, не помнил, как она, собственно, началась. Кэл
Рейнольдс знал только, что он ненавидел Исо Брилла большую
часть своей жизни и что Брилл отвечал ему тем же. Когда-то в
юности они столкнулись друг с другом с агрессивностью и
энергией молодых соперничающих кугуаров. С тех пор Рейнольдс
получил ножевой шрам поперек ребер, а Брилл окривел на один
глаз. Это ничего не решило и после они снова дрались до
кровавой и беспощадной "ничьей", но ни один из них не пожелал
"пожать руки и помириться". Таково присущее цивилизации
лицемерие. После того, как нож противника скрипнет о твои
ребра, пальцы его рук попытаются выдавить тебе глаза, а каблуки
сапог растопчут твои губы, ты вряд ли склонен забыть и
простить, независимо от изначальных достоинств его аргумента.
Поэтому случилось так, что Рейнольдс и Брилл пронесли свою
взаимную ненависть в зрелые годы и, будучи ковбоями,
работающими на разные ранчо они, разумеется, нашли возможность
продолжать свою маленькую личную войну. Рейнольдс уводил скот у
хозяина Брилла, а Брилл платил ему той же монетой. Каждого из
них бесила тактика противника и каждый считал себя в праве
устранить врага любым доступным способом. Однажды вечером Брилл
застал Рейнольдса в салуне поселка Кау Веллс без пушки и лишь
позорное бегство через заднюю дверь спасло скальп Рейнольдса!
В свою очередь Кэл, лежа в чаппарале, аккуратно выбил
противника из седла за пятьсот ярдов пулей калибра 30-30 и, не
появись вдруг некстати объездчик, вражда кончилась бы на месте
== но при виде свидетеля Рейнольдсу пришлось оставить
первоначальное намерение покинуть укрытие и выбить раненому
мозги прикладом своей винтовки.
Брилл оправился от раны, обладая присущей его закаленной и
продубленной породе выносливостью быка-лонгхорна и, едва
поднявшись на ноги, принялся всерьез охотиться на подстерегшего
его в засаде врага.
Наконец, после долгой серии нападений и мелких стычек,
противники сошлись лицом к лицу на хорошей стрелковой дистанции
среди одиноких холмов, где им вряд ли кто мог помешать.
Больше часа они пролежали среди камней, стреляя друг в
друга при малейшем намеке на движение. Ни один не успел еще
попасть, хотя пули калибра 30-30 гибельно посвистывали рядом с
тем и другим.
В обоих висках у Рейнольдса безумно пульсировали крошечные
жилки. Солнце нещадно палило стрелка и его рубаха промокла от
пота. Над головой тучей вилась мошкара, она лезла ему в глаза и
Кэл злобно выругался. Мокрые волосы прилипли к его скальпу,
слепящее солнце жгло глаза, а ружейный ствол казался
раскаленным под его мозолистой ладонью. Правая нога у
Рейнольдса занемела, он осторожно передвинул ее, звякнув шпорой
и чертыхнувшись, хотя и знал, что Брилл не услышит этого звука.
Все эти мучения еще сильнее разожгли пламя его гнева. Не
рассуждая разумно, он приписал свои страдания козням врага.
Солнце молотом било по его сомбреро и мысли Кэла слегка
путались в голове. Среди этих голых камней было жарче, чем на
плите адской кухни. Он нежно провел сухим языком по запекшимся
губам.
В помраченном мозгу Кэла огнем горела ненависть к Исо
Бриллу. Постепенно она выросла до одержимости и превратилась в
чудовищного инкуба. Когда Рейнольдс вздрогнул от выстрела
винтовки Брилла, он сделал это не из страха перед смертью, а
потому что опасение умереть от рук врага леденило его душу
невыносимым ужасом и застилало мозг красной пеленой ярости. Он
запросто отдал бы свою жизнь только за возможность отправить
Брилла в вечность хотя бы на три секунды раньше себя.
Кэл не анализировал свои чувства. У мужчин, живущих трудом
своих рук, нет времени на самоанализ. Рейнольдс осознавал
степень своей ненависти к Исо Бриллу не более, чем он ощущал
собственные руки и ноги. Она была его насущной частью, более
того, несла его в себе, как река, а его разум и тело были всего
лишь материальными дополнениями. Кэл был воплощением своей
ненависти, она составляла его душу и духовные помыслы. Его
необремененные обескураживающими и тесными оковами утонченного
интеллекта инстинкты закалились в борьбе за выживание и из них
выросла почти ощутимая величина == ненависть, уничтожить
которую не в силах была даже смерть, и способная воплотиться
сама в себе без помощи или необходимости наличия материальной
субстанции...
С четверть часа молчали обе винтовки. Враги лежали подобно
свернувшимся кольцами среди камней гремучим змеям, впитывающим
кожей яд из солнечных лучей; каждый в ожидании своего шанса и
каждый играя на пределах выносливости противника, натянутые
нервы которого должны вот-вот лопнуть.
Первым сломался Исо Брилл. Не то, чтобы его надлом
проявился в каких-то безумных поступках или нервном взрыве == в
нем слишком ощутимы были осторожные инстинкты предков. Но он
вдруг с проклятьем приподнялся на локте и наугад выстрелил в
кучу валунов, за которыми притаился его враг. На миг в поле
зрения Кэла появилась верхняя часть его руки и край плеча в
синей рубахе. Этого было достаточно. В роковую долю секунды Кэл
Рейнольдс нажал на курок и испуганный вопль поведал ему, что
его пуля нашла цель. Прозвучавшая в этом вопле звериная боль и
собственное, выработанное в течение жизни чутье были сметены
прочь волной безумной радости. Он не завопил восторженно и не
вскочил на ноги, но зубы его обнажились в волчьей ухмылке и Кэл
машинально поднял голову. Проснувшийся инстинкт заставил его
снова резко пригнуться, но его погубил глупый шанс: как раз в
тот миг, когда он нагибался, грохнул ответный выстрел.
Кэл Рейнольдс не услышал его, потому что одновременно со
звуком что-то взорвалось у него в черепе и он погрузился в
кромешную тьму, на миг сверкнувшую красными искрами.
Темнота почти сразу рассеялась. Кэл Рейнольдс оглушенно
огляделся и был до глубины души потрясен тем, что лежал на
открытом месте. Удар свинца выбросил его тело из-за укрытия
среди камней и теперь он понял, что попадание не было прямым.
Случай заставил пулю отскочить рикошетом от камня, по-видимому,
оцарапав ему при этом скальп. Но это не важно == важно то, что
он лежал на виду там, где Исо Брилл мог буквально нашпиговать
его свинцом. Безумный взгляд уперся в лежащую неподалеку
винтовку. Она перелетела через камень и лежала теперь, упираясь
прикладом в землю и косо глядя дулом в небо. Другой взгляд
обнаружил стоявшего среди скрывавших его прежде камней врага.
Быстрого взгляда хватило Кэлу Рейнольдсу, чтобы подробно
рассмотреть его высокую поджарую фигуру: провисающие под
тяжестью упрятанной в кобуру шестизарядной пушки грязные брюки,
заправленные в потрепанные кожаные сапоги, алая полоса на плече
синей рубахи, прилипшей к телу Брилла от пота, взъерошенные
черные волосы, из-под которых по небритому лицу стекали ручейки
пота. Кэл успел заметить испачканные табаком желтые зубы,
оскалившиеся в свирепой ухмылке. Дымок все еще вился из дула
винтовки в руках Брилла.
Все эти знакомые ненавистные детали поразительно ясно
отпечатались в мозгу Рейнольдса в то летящее мгновенье, когда
он отчаянно боролся с невидимыми цепями, приковавшими его тело
к земле. Едва он подумал о параличе, который мог вызвать
скользящий удар по голове, как что-то вдруг щелкнуло, и он
"выкатился" из цепей. Хотя "выкатился" == не то слово: он
просто бросился к лежащей у камня винтовке, не чуя под собой
ног.
Упав за валуном, он схватил оружие. Ему даже не
понадобилось поднимать ствол, потому что винтовка была нацелена
прямо на приближающегося человека.
Рука Рейнольдса чуть помедлила из-за странного поведения
Исо Брилла. Вместо того, чтобы выстрелить или отскочить в
укрытие, чудак шел прямо к нему, держа винтовку на сгибе локтя,
и с той же играющей на небритых губах глупой усмешкой. Он что,
псих? Неужто не видит, что его враг снова на ногах, бурлит
энергией и уже нацелил взведенную винтовку ему в сердце?
Казалось, Брилл смотрел не на него, а только туда, где
Рейнольдс только что лежал.
Не отыскивая более объяснений поступкам своего противника,
Кэл Рейнольдс нажал на курок. Оглушительно грохнул выстрел и из
широкой груди Брилла вылетел синий клок материи. Он пошатнулся,
широко разинул рот и Рейнольдса снова поразило его лицо. Исо
Брилл относился к племени тех, кто сражается до последнего
вздоха. Не было ни малейшего сомнения в том, что он продолжал
бы слепо нажимать на спуск до тех пор, пока жизнь не ушла бы из
него с последней красной каплей. Но грохнувший выстрел стер с
его лица гримасу свирепого торжества и ее сменило потрясенное
изумление. Он не попытался поднять свою винтовку,
выскользнувшую из пальцев, и не схватился за рану. Взмахнув
руками в странном беспомощном жесте, он ступил назад раз-другой
на подгибающихся ногах, с застывшей на лице маской глупого
удивления, при виде которой его противника охватила дрожь
вселенского ужаса.
Сквозь разомкнутые губы хлынул поток крови, пачкая влажную
рубаху. Как внезапно падающее на землю дерево, Исо Брилл рухнул
плашмя в мескитовый кустарник и остался лежать неподвижно.
Кэл Рейнольдс поднялся, оставив винтовку там, где она
лежала. Его взор с трудом различил поросшие травами пологие
холмы в плывущей дымке тумана. Даже небо и сияющее солнце
приобрели вдруг смутно нереальный облик. Но жестокое состязание
все еще жило в его душе. Долгая вражда была, наконец, закончена
и, независимо от того, принял он смертельную рану или нет, он
все же послал Исо Брилла прокладывать горящую тропу в ад прежде
себя.
Неожиданно блуждающий взгляд Кэла нашел то место, куда он
откатился после попадания пули, и он сильно вздрогнул. Кэл
всмотрелся пристальней: неужели зрение сыграло с ним шутку?
Поодаль в траве лежал мертвый Исо Брилл == но всего в
нескольких футах от него распростерлось другое тело.
Оцепенев от удивления, Рейнольдс всматривался в лежащую
возле валунов в гротескной позе тощую фигуру. Она лежала
отчасти на боку, будто застигнутая странным приступом, руки
были вытянуты, пальцы слепо скрючены. Короткие рыжеватые волосы
обрызганы кровью, а из ужасной дыры в виске сочились мозги. Из
угла рта стекала тонкая струйка табачного сока, пачкая пыльный
шейный платок.
Он продолжал смотреть и фигура постепенно приобретала для
него пугающе-знакомый облик. Он знал, как чувствуют себя кисти
рук под этими сияющими кожаными напульсниками, с ужасающей
определенностью знал, чьи пальцы застегивали пряжку этого
оружейного пояса, да и во рту у него до сих пор ощущался едкий
привкус табачной жвачки.
В один краткий убийственный миг он понял, что смотрит на
собственное безжизненное тело. И одновременно с осознанием к
нему пришло окончательное забвение...
Рождает лунный свет молву преданий странных,
О колдовских ночах, о призраках, что с гор слетели,
Но не найдешь средь них предания под стать
Легенде недосказанной о Чудотворце Келли.
Примерно в семидесяти пяти милях на северо-восток от
огромного нефтяного прииска Смэковер, что в Арканзасе, лежит
изобилующая сосновыми лесами и реками территория, богатая
фольклором и традициями. В начале 1850-х крепкое племя
шотландско-ирландских поселенцев пришло сюда, отодвигая границу
назад и вырубая себе жилища в лоне дикой природы.
Среди многих красочных типов тех далеких дней выделяется
одна фигура, ярко и одновременно смутно различимая на фоне
темных легенд и пугающих преданий == зловещая фигура Келли,
чернокожего чудотворца.
Сын конголезского колдуна Келли, рожденный рабом и ставший
воплощением легенды, обладал в свое время неограниченной
властью в самых темных дебрях сосновых лесов Уачиты. Никто не
знал точно, откуда он пришел: Келли просто появился здесь
вскоре после Гражданской войны и его появление было окутано
тайной, как и все его прочие поступки.
Келли мало работал собственными руками и держался в
стороне от людей своего племени. Они приходили к нему, но он к
ним == никогда. Его хижина стояла на берегу Тюльпанной речки,
позмеиному изгибающей свой темный поток под сенью нависших над
водой сосен. Там, на отшибе и жил Келли, в темном и гордом
величии одиночества.
Ростом под шесть футов, с могучими плечами и гибкий, как
гигантская пантера, он являл собой прекрасный экземпляр
мужчиныдикаря. Он всегда носил ярко-красную фланелевую рубаху,
а огромные золотые кольца в ушах и в носу усиливали необычное и
экзотическое впечатление, оставляемое его внешностью. Ему почти
нечего было сказать как белым людям, так и черным. Молча, как
подобает некоронованному повелителю темной Африки, бродил этот
чернокожий маг по дорогам, появляясь и среди сосновых лесов.
Глаза у него были бездонные, мрачные и смотрели куда-то вдаль,
а кожа лица, как тропическая ночь. Его словно окутывала аура
джунглей и люди боялись его, возможно подозревая, что в черном
омуте его души таится нечто зловещее, выглядывающее из мрачных
колодцев его глаз.
По сути, он не обращал на окружающее ни малейшего
внимания. Он принадлежал к иной эпохе, иным краям, иной
жизни... Он принадлежал к окутанной пологом теней ритуальной
хижине где-то в сердце забывшейся в тяжелом сне древней Африки.
Все называли Келли "чудотворцем" и в его одинокую хижину
на Тюльпанной речке приходили по неведомым поручениям
чернокожие. Они крались через угрюмую тьму соснового леса как
тени, но ни один белый не знал того, что происходит в
уединенной хижине.
Келли был признанным знатоком амулетов и умел снимать
заклятья. Чернокожие приходили к нему, чтобы он освободил их
заколдованные врагами души от заклятий. Вдобавок, он был
целителем == по крайней мере утверждал, что лечит черно негров
от их болезней. Туберкулез среди белых встречался в этих краях
редко, но негры были подвержены этому мучительному заболеванию
и Келли, по слухам, лечил эти жертвы. Его методы были
уникальны: он сжигал змеиные кости в прах и сыпал этот прах в
надрез на предплечье жертвы, сделанный ланцетом из старой
бритвы. Сомнительно, что кто-либо излечивался этим способом ==
фактически, есть основания полагать, что результат был
устрашающепротивоположным.
Возможно, сам Келли не верил, что мог победить туберкулез
подобным лечением, а возможно, это было лишь уловкой, чтобы
заполучить жертву в свою власть == можно предположить, что у
примитивных рас есть необычные способы достижения власти над
своими ближними. Среди некоторых племен считалось, что для
этого необходимо раздобыть прядь волос, ноготь или каплю крови,
над которыми затем произнести определенные заклинания и
совершить определенные ритуалы. После этого между мозгом
"заклинателя" и мозгом жертвы образуется связь и несчастный
оказывается всецело под его влиянием. Есть также магический
ритуал изготовления фигурки предполагаемой жертвы из глины.
Воткнутые в эту фигурку булавки причиняют ее прототипу
мучительную гибель, а если бросить глиняную фигурку в реку, то
по мере растворения глины водой человек "сохнет" и постепенно
угасает от смертельного недуга. Все эти поверья ==
безоговорочная истина в мозгах у колдунов, практикующих вуду.
Как бы то ни было, Келли вскоре приобрел необычную власть
над местными чернокожими. Из освободителя от заклятий он,
по-видимому, превратился в их творца. Негров стали преследовать
случаи жестокого безумия и молва сочла источником их
одержимости порог хижины Келли. Неизвестно, физическая или
умственная причина вызывала их безумие, но стало вполне
очевидно, что их мозг поражало сверхъестественное заболевание.
Они были одержимы ужасной уверенностью в том, что желудки их
полны живых змей, созданных заклятье мастера-чудотворца, а
всякое упоминание о неназванном маге обращало подозрение на
Келли. Был ли то гипноз, редкостное недомогание, наркотический
препарат или просто сводящий с ума страх? Ни один белый не знал
ответа, но несчастные, несомненно, лишились рассудка.
В каждой общине черных и белых, по крайней мере, на Юге,
существует извечный глубокий и темный "поток", текущий в тайне
от белых, лишь смутно подозревающих о его существовании. Этот
темный поток мыслей, дел и желаний цветной расы подобно
невидимой реке течет через джунгли. Ни один белый так и не
узнал, почему Келли == если то был Келли, сводил чернокожих
мужчин и женщин с ума. Остался неизвестным для белых также
секрет его зловещей власти над людьми и его злых устремлений.
Сам Келли, разумеется, никогда не говорил о них; он шел
своим путем, молчаливый, угрюмый и величественный, с растущей в
непроницаемых глазах сатанинской убежденностью в том, что белые
люди == не более, чем слепые, хнычущие марионетки в ямке его
черной ладони.
Наконец, в конце 70-х Келли исчез, и это слово следует
понимать буквально. Его хижина на Тюльпанной речке опустела,
тяжелая дверь повисла открытой на деревянных петлях и никто
отныне не видел хозяина бродящим подобно темному призраку по
лесистой округе. Он появился в тайне, жил в тайне, и в тайне
ушел, но путь его остался неведом никому == по меньшей мере
никто не признался в обратном. Быть может, о нем знали темные
воды, а может, до Келли добрались, наконец, его жертвы.
Одинокая хижина мага под пологом стонущих сосен могла быть
свидетелем зловещего полуночного преступления, после которого
мутный поток Тюльпанной речки получил в себя с плеском
погрузившееся и молча затонувшее тело.
Или же чудотворец просто-напросто ушел своим загадочным
путем в ночь, чтобы продолжить свою фантастическую карьеру на
какойлибо другой реке. Завеса тайны непроницаемым облаком
скрывает его передвижения подобно ночи в сосновом лесу, когда
нет тьмы кромешнее по эту сторону Забвения.
Но по сей день его тень призрачно бродит по берегам
далеких рек, а когда ветер зашелестит в темных соснах под
звездным небом, старые чернокожие пояснят тебе, что это дух
чудотворца шепчет мертвым где-то в дебрях черного соснового
леса.
Как от внезапно вспыхнувшего света
В немом смятеньи пробуждаясь ото сна,
Сквозь капель стук по крыше в вое ветра
Ночные пляски духов слышит явственно она.
Киплинг
Они были самыми отъявленными скандалистами и хвастунами,
горлопанами и выпивохами Фэррингтауна, Джон Калрек и его
закадычный друг-приятель Канул Лживые Губы. Сколько раз я,
парень со взъерошенными волосами, тайком проскальзывал в дверь
таверны и забивался в уголок послушать их перебранки и моряцкие
разухабистые песни, красочные истории и жаркие споры,
одновременно побаиваясь этих отчаянных бродяг и восхищаясь ими.
Да что там, весь народ Фэрингтауна глазел на них со страхом и
восхищением, ведь они были не такие, как все, не
довольствовались мелкой торговлишкой на берегу или жалким
плесканьем среди отмелей и скал, похожих на акульи зубы. Нет
уж, никаких тебе яликов-лодочек! Они уходили в далекие
плавания, бывали в таких краях, о которых никто из наших и
слыхом не слыхивал. На огромных, величественных морских
кораблях отправлялись они вместе с пенистым отливом храбро
сражаться с грозным серым океаном, достигая самых что ни на
есть экзотических стран. И когда эта экзотическая пара
возвращалась в Фэринг, который, даром что именовался городом,
был простой рыбацкой деревушкой на побережье, там наставали
горячие деньки. Сопровождаемый следующим за ним по пятам
Канулом Джон Калрек важно спускался по сходням == в насквозь
просоленной морской робе, на широком кожаном ремне остро
отточенный кинжал == снисходительно здоровался со знакомыми,
лапал попадавшихся под руку девок и, горланя какую-нибудь
полуприличную моряцкую песню, направлялся вверх по улице к
таверне. Вокруг двоих героев роем вились всякие лентяи и
висельники, подхалимничая и хохоча с готовностью над самой
скверной шуткой. Для завсегдатаев таверны, бездельников и
пьяниц, эти парни с их разухабистым враньем и грубыми выходками
выглядели доблестными рыцарями, едва ли не полубогами, лишь по
счастливой случайности сошедшими к ним с небес в обличьи из
плоти и крови.
И если сказать, что все их любили, было бы неправдой, то
уж боялись-то все без исключения. Настолько, что, когда бывал
избит мужчина или оскорблена женщина, деревенские лишь
недовольно ворчали == но ничего не предпринимали. Вот и в этот
раз, когда Джон Калрек обесчестил племянницу Молл Фэррелл,
никто не отважился даже на словах осудить его.
Молл никогда не была замужем и не имела семьи, кроме этой
девушки, вместе с которой жила очень уединенно в небольшом
домишке на берегу моря, == так близко к воде, что пенистые
волны прилива порой докатывались почти до самых дверей. Люди
считали старую Молл кем-то вроде ведьмы, == это была мрачного и
несколько зловещего вида худая пожилая женщина, нелюдимая и
неразговорчивая, зарабатывающая себе на хлеб собиранием
съедобных моллюсков и выброшенного морем на берег плавника.
Джон Калрек давно обхаживал ее племянницу, но девушка,
миленькая, но пустая и немного придурковатая маленькая штучка,
не поддавалась на его комплименты и увещевания...
Помню, был холодный день с пронизывающим до костей
восточным ветром, когда старая женщина объявилась на улицах
деревни, пронзительно вопя об исчезновении девушки. Люди
бросились искать ее на берегу и среди удаленных от моря голых
каменистых холмов, все, кроме Джона Калрека и его дружка,
которые сидели себе в таверне, играли в карты и кости. А
вдалеке, за мелководьем, вздыхало о чем-то, шумело, не смолкая,
громадное серое чудовище под стальным небом.
И в неверном призрачном свете занимающегося рассвета
девочка Молл Фэррелл возвратилась домой. Волна принесла ее к
самой двери и нежно положила на влажный песок. Мраморно-белой
была ее кожа, руки сложены на застывшей груди, лицо дышало
странным спокойствием и умиротворенностью. Серо-голубые струйки
бежали вдоль стройных ног.
Глаза Молл Фэррелл превратились в камни. Безмолвно, как
статуя, стояла она над телом мертвой девочки, но тут из таверны
приплелись, пошатываясь, Джон Калрек и Канул. Оба были пьяны ==
в руках их и теперь были кувшины с вином == и люди покорно
расступились перед теми, кого в душе считали виновниками
несчастья.
== Черт возьми! == пьяно заорал Джон Калрек. == Глянь-ка,
Лживые Губы, а девка-то утопилась!
Канул осклабился, уродливо скривив тонкие губы. Он давно
ненавидел Молл Фэррелл, ведь именно она дала ему такое прозвище
== "Лживые Губы". Покачиваясь на неверных ногах, Джон поднял
свой кувшин и провозгласил:
== За упокой души несчастной дуры!
Все вокруг потрясенно замерли от такого кощунства. Тогда
послышался голос Молл Фэррелл, взвинченный почти до крика,
звенящий, и от него холодная дрожь пробрала людей собравшихся
над телом утопленницы.
== Будь ты проклят во веки веков, Джон Калрек! Да падет
Божья кара на твою подлую душ! Пусть опалит ее адское пламя,
пусть выжжет твои глаза и вспенит ядовитую кровь! Чтоб ты горел
в геенне огненной миллионы миллионов и еще миллионы лет до
скончания света! Налагаю на тебя проклятие моря и суши, земли и
воздуха, тварей океанских и демонов бездонных трясин, лесных
бесов и гоблинов гор! И на тебя... == ее сухой палец уперся в
Канула и тот отшатнулся, побледнев, == Ты станешь смертью Джона
Калрека, а он станет твоей. Ты доставишь его к вратам ада, а он
приведет тебя на плаху! Печать смерти на твоем челе, Джон
Калрек! Жить тебе в страхе и подохнуть в ужасе далеко за
студеным серым морем! Море приемлет лишь чистые души, тебя же
отрыгнет, выбросит в пески твой мерзкий гниющий труп! Запомни
мои слова, Джон Калрек, == она говорила с такой убежденностью,
что постепенно пьяная веселость мужчины уступила место
безнадежному отупению загнанного зверя, == море взывает о
жертве, но жертву эту отвергнет! Не успеет растаять снег на
вершинах гор, как твой хладный труп будет лежать у моих ног и я
плюну на твое лицо. Лишь тогда я смогу успокоиться...
В то же утро Джон Калрек и его приятель ушли в далекое
плавание, а Молл Фэррелл вернулась в свою хибарку к нехитрому
ремеслу и == ожиданию. Она еще больше высохла и окончательно
замкнулась в себе, в глазах затеплился крохотный огонек
безумия. Дни скользили один за днями и постепенно люди начали
поговаривать между собой, что дни Молл, похоже, сочтены. Но,
более похожая на призрак, чем на живую женщину, она продолжала
вести привычный образ жизни, отвергая всяческую помощь.
То лето выдалось короткое и холодное, шапки снега на
далеких вершинах так и не растаяли == это было весьма необычно
и вызвало множество толков среди деревенских. Молл ежедневно
встречала и провожала солнце, выходя на берег и с
нечеловеческим напряжением во взоре рассматривая то сверкающий
на горных вершинах снег, то морские дали.
Постепенно дни становились все короче, ночи темнее и
длиннее, пришли холодные сырые туманы, а следом за ними
шквальный восточный ветер принес дожди и град.