И профессор сообщил аудитории то, что слышал от него раньше Джокарт — про воздействие спецпроцедур на организм и сознание курсантов, про опасность держать всё в себе и так далее.
   Странно, подумал Джокарт, профессор меня не выдал, а я всё равно удостоился многих взглядов. Плохая эта штука — репутация! Потому что бывает разной.
   Курсанты расходились шумно Все обсуждали встречу с психологами, но общее напряжение, связанное с произошедшим за день, было снято.
   Потом выяснилось, что слова об опасности, возникающей к окончанию курсов — не просто слова. Через неделю свихнулись сразу трое курсантов.
   Они так и не дотянули до «водяных матрешек», совсем чуть-чуть не дотянули. Джокарт наконец-то узнал, что это такое, потому что не переставал верить в свою счастливую примету по имени Лиин. Жаль, что встречи их были редкими, и во время них возникало все большее напряжение.
   Его почему-то начинало злить, что она проводит много времени в офицерском обществе. Ведь рядом с ними он чувствовал себя неоперившимся птенцом. Ещё он понимал, что среди поклонников Лиин не все были такими же галантными, как Балу.
   — Ты что? Ревнуешь? Значит — любишь! — дразнила его Лиин.
   А когда он пытался протестовать, то понимал, что выглядит еще глупее. Потому что Лиии уже не раз доказывала свою порядочность по отношению к нему.
   — Представляешь, как я буду выглядеть на сцене, если перед этим обзову свиньями тех, кто этого заслуживает?
   — Кто?! Скажи мне, Лиин! — терял голову Джокарт.
   Она смеялась.
   — Дурак. Я же тебя люблю. Зачем мне другие? Если бы ты стал кидаться на всех таких горе-ухажёров, то скоро у тебя просто ни на что другое не хватило бы времени. Даже на меня…
   Но он не хотел, чтоб ему на Лиин не хватало времени. И понимал всю беспочвенность и глупость своей горячности.
   — Прости, Лиин. Пойми, мне тяжело даже думать о том, что ты с кем-то… что кто-то…
   — А ты не думай. Это глупо. Я же не шлюха какая-то, а всем желающим клубнички весь спектр услуг оказывают в эр-пэ-вэ. Кстати, когда ты получишь право посещать это место, я напомню тебе эти разговоры
   — Что ты, Лиин! Да я — никогда…
   — Вот видишь? Ты — никогда. Почему же я обязательно должна оказаться хуже тебя? И вообще, ты не о том думаешь.
   — А о чём же мне думать, кроме как о тебе?
   — О том, куда ты устроишься в Крепости после окончания своих курсов.
   — Как это — куда? Для чего я вообще стал курсантом? Конечно, чтобы быть пилотом истребителя! Ты же знаешь…
   — За тебя сейчас говорит твоя молодость. Неужели ты думаешь, что без тебя не найдётся кому воевать? Торопишься погибнуть? А как же тогда я? И зачем мы с тобой…
   В её глазах всё чаще появлялись слёзы, и Джокарту было тяжело это видеть.
   — Лиин! Если ты меня любишь, то должна понять, что я попал сюда не случайно, и это действительно стало моей мечтой — летать! Я видел запись боя «саламандр»… Никто из них никогда не погибнет, потому что они — лучшие! И я обязательно стану таким, поверь, Лиин. Ты не потеряешь меня
   — Теперь ты меня выслушай! Ты ещё мальчишка, и многого не понимаешь… А я регулярно вижу сытые рожи обвешанных наградами до пупа нахлебников этой войны. Как думаешь, за что им достались награды? А потому что вовремя во всём разобрались, и нашли себе неплохие местечки, которые есть не только на Земле, но и в этой проклятой Крепости!
   — Не надо, Лиин. Я тоже это понимаю. Наверное, таковы правила жизни. Мне не светит стать интендантом или попасть в научный корпус…
   — Почему? Ты же говорил, что учился в институте гравионики! Мы сможем попасть на Землю, где я найду себе место певицы в любом шикарном заведении. Как ты думаешь, зачем я торчу в этой дыре вот уже четвёртый год? Не знаешь? Так я тебе объясню. Таких, как я, певиц на Земле — что звёзд во Вселенной. В хорошее заведение, а не в какой-нибудь портовый кабак, можно попасть только имея влиятельных друзей или родителей… А если их нет, то нужно поспешить обзавестись ими — пока внешние данные позволяют. Угадай теперь — как? Родных у меня нет. Таких друзей — тоже. Одна надежда — стать известной здесь, в Крепости, чего я уже, думаю, достигла, а потом, попав на Землю, использовать эту известность, продавая свой голос под вывеской «Певица с форпоста Солнечной». И петь мне придётся вовсе не блюз. Мы с тобой похожи, Джокарт. У тебя ведь тоже никого нет, кроме меня. Мы очень похожи… Я — для тебя, ты — для меня. Только так мы будем счастливы.
   — Ну хорошо… — продолжал оставаться непрошибаемым Джокарт, — ты сможешь петь на Земле. Пускай даже под вывеской. Л чем мне заняться?
   — Ты окончишь обучение, получишь работу на военном заводе… А ещё лучше, я устрою так, что тебя переведут в какую-нибудь внутреннюю службу Крепости, и…
   — И обвешают до пупа наградами, которых я не заслужу. И ты будешь меня за это любить?
   — Буду!
   Голова шла кругом от таких разговоров, а душа Джокарта разрывалась на части, и не было в ней покоя и радости, когда он возвращался в казарменный блок. Чем ближе был срок окончания учебы, тем чаще случались эти разговоры. И скоро любая их встреча оканчивалась одним и тем же её вопросом: решился ли он на что-то? Ради неё и её любви. И такая формулировка порождала в душе Джокарта внутреннее противодействие и дискомфорт. Но благодаря этим вопросам он всё сильнее желал исполнения другой своей мечты. Той, что появилась раньше, чем Лиин. Тем более что первые вылеты были уже близки.
   Ему всё чаще теперь снились сны, в которых он, словно в реальности, управлял истребителем. В этих снах всё происходило по-разному. Он мог проснуться победителем, а мог — побежденным. Но всегда — с новыми знаниями! Детализация и информационная насыщенность снов ставила их на десять порядков выше тех, в которых люди просто испытывают ощущение полёта. Наяву же он, — наконец-то! — учился владеть «водяными матрёшками».
 
   — Держать ровно! Руки согните, чтоб края находились примерно на уровне солнечного сплетения, в ширину ладони от туловища. Так, замечательно!
   Почти все курсанты учебного отделения не смогли спрятать усмешку на первом занятии.
   Круглая посудина, диаметром около тридцати сантиметров, глубиной сантиметров пять, до края наполненная водой. Её нужно было держать именно так, как объяснял инструктор. Казалось, нет ничего проще, ведь необходимо всего-навсего пройтись по аудитории, стараясь не допустить, чтобы вода пролилась через край.
   Конечно, нести такую посудину приходилось осторожно, потому что вода реагировала на малейшее неуклюжее движение рук, на малейшую встряску при передвижении, никак не желала оставаться у края. Через десять минут усмешек стало меньше, как стало меньше и воды практически в каждой посудине, а руки начали дрожать с непривычки.
   Нет, с мышцами и сухожилиями всё было в порядке! После двух лет непрерывных тренировок, стрельбищ и прочих радостей курсантской жизни их мышцы забыли, что такое усталость. Просто очень уж необычным оказалось для них новое упражнение.
   — Это и есть «матрёшка»? — поинтересовался в самом начале занятия Джокарт. Изумленно и с долей разочарования.
   — Нет. Это всего лишь одна часть. После вводного занятия вам предстоит пройти медпроцедуру, ничего особенного, по три дополнительных инъекции в день на протяжении недели, и тогда уже — будет вам «матрёшка».
   Всем было известно, что это название старинной детской игрушки, где несколько деревянных фигурок, разных по размерам, вкладывались одна в другую. Про воду никто ничего не слышал.
   К концу вводного занятия выяснилось, что вышагивать с посудиной, наполненной водой, не проливая её, — не такое уж простое дело. Никто не мог похвастаться тем, что ни единой капли не пролилось у него через кран.
   Стоя на месте Джокарт ещё мог удерживать воду в назначенных ей пределах. Как только он начинал движение, — всё! — вода тоже теряла неподвижность.
   — Ваше тело должно стать отлаженным комплексом гироскопов, способных сохранять такое вот равновесие. Потому что это очень важно во время полёта — чувствовать корабль, как часть себя самого…
   Неделя медпроцедур пролетела быстро. Первые два дня инъекции делались в медблоке, потом эта функция была доверена ИндАпам — индивидуальным аптечкам, и четыре дня курсанты ходили, чертыхаясь трижды в течение суток.
   Через неделю отделению вновь выдали уже знакомые посудины. Курсанты называли их блюдцами, а инструктор — Большими.
   — Чтоб было проще понять, — пояснил он, — та ёмкость, что у вас в руках, имеет самый большой диаметр. В неё нужно будет поместить потом ещё одну ёмкость, поменьше размерами, она будет Средней. А уже в Среднюю помещается следующая — Малая матрёшка. При старых сроках подготовки этому упражнению отводилось больше времени, и матрёшек было не три, а — пять. Но вы особенно не радуйтесь, с вас и трёх хватит для начала, чтобы понять — что это такое.
   Джокарт понял. Издевательство, помноженное на чьи-то мучения, навязываемые как целая учебная дисциплина. Вот что это такое. И бессильны были помочь все обретённые «эффекты». Тело должно было само научиться сохранять жидкость в матрёшках в равновесии. А делалось это так: в Большую наливалась уже не вода, а раствор, который оставлял ярко-синий след на внешней боковушке посудины Теперь любая оплошность становилась заметна сразу. Ходить приходилось в замкнутом, ограниченном пространстве небольшой прямоугольной комнаты, где уже троим тяжело разойтись, не задев друг друга локтями. Задеть — это означало… Ну понятно.
   Кося одним глазом на прочих бесцельно движущихся курсантов и отдавая всё остальное внимание чёртовой жидкости, которая норовила оставить как можно больше синих следов, учащиеся пыхтели сквозь зубы, боясь даже дыханием потревожить строптивый раствор. И больше никто не смеялся.
   Через какое-то время отделение могло свободно расхаживать взад-вперёд и даже переговариваться во время движения. Тогда задание усложнилось. Теперь нужно было, помимо ходьбы, совершать приседания, повороты, да и сама ходьба велась в быстром темпе.
   Когда же и этот барьер был взят, настало время познакомиться со Средней матрёшкой.
   Сосуд, на треть меньше в диаметре, с «плавучей» подушкой снизу и так же заполненный раствором, оставляющим следы, помещался в Большую, где мог свободно плавать. Порождая, естественно, и движение раствора в Большой.
   Мало того, что раствор из второго сосуда мог оставлять след на боковушке. При попадании и смешивании его с раствором, находящимся в Большом сосуде, получались шикарные розовые кляксы. Теперь всё пришлось начинать сначала. Медленно ходить — ходить быстрее — приседать — поворачиваться… Так же бояться задеть чей-то локоть и думать, как бы не задели тебя.
   Потом появилась третья матрёшка. Снова — синие потёки на боковушках и уже зелёные кляксы — при попадании в раствор второго сосуда. И опять: ходить — высунув от напряжения языки, ходить быстрее — к языку добавлялись выпученные глаза, потому что приходилось контролировать положение уровня и неподвижность раствора в трёх сосудах одновременно. Приседать — сходить с ума. Кружиться на месте — сдерживать нешуточное головокружение. Теперь прекратились и разговоры.
   — Главное — плавность движений. Боевой истребитель должен всегда пребывать в равновесии и согласии с окружающим пространством. Любой рывок на вираже со скоростью выше первой космической — не принесёт ничего хорошего. Оплошность при скоростях в десятые доли световой — и от вас останется такая же клякса, как в матрёшке.
   — Но там же есть автоматические компенсаторы манёвра! — умудрился произнести целую фразу Джо-карт.
   — Есть. И даже автопилот имеется, для принудительного возврата в точку старта. И вы надеетесь с их помощью тягаться с бессмертными? Между прочим, их корабли-истребители не имеют таких устройств. Вот и думайте.
   Увидев, что в его матрёшках расцвело уже достаточно клякс, — и розовых, и зелёных, и даже экзотичных розовато-зеленоватых, Джокарт понял, что терять ему уже нечего, всё равно отработка обеспечена. А ведь сегодня — встреча с Лиин!
   Тут же он с ужасом понял и другое: что готов пожертвовать встречей ради овладения этим проклятым равновесием!
   — Ком, нам говорили, что у бессмертных и вестибулярный аппарат действует как-то по-другому. Что они все — прирожденные воины и летуны.
   — Как бы ни действовал их вестибулярный аппарат, но он у них есть. Значит, им тоже приходится работать над собой, ведь космос — не их среда обитания. Даже если бы это и было так, — рыба в воде, и та совершенствует свои способности. Черви должны были работать над собой, иначе не стали бы прирожденными воинами. Логично?
   — Да, но у них имеется механизм генной памяти. Каждая вновь рожденная особь владеет практически всеми навыками родителя.
   — Не так. Помнит о них. Знает. И только после получения собственного опыта — владеет. Есть разница?
   — Да, ком. Но всё равно… Это даёт им преимущество. Если, например, родительская особь была отменным пилотом, значит, и у её потомства имеются все шансы стать такими же отменными пилотами. А у нас — что? — тридцать процентов со всего курса. Ну пусть теперь — половина. И в людских семьях у родителей-военнослужащих может родиться, например, дочь — певица. Кстати, а почему среди пилотов нет женщин?
   — Вам на который вопрос ответить? Если на первый — шанс есть и у вас. И кто вам сказал, что где-то внутри вы тоже не несёте аналог «генной памяти»? Все эти «информативные» инъекции, сеансы гипноза, произведенные в начале обучения, о которых вы даже не помните. Пора хотя бы догадываться об этом. Потом вся информация, так сказать, выйдет наружу. Не переживайте за себя. А природная генная память у бессмертных… Что ж. В этом есть доля хорошего для нас. Потому что не все особи-пилоты, произведшие потомство, были Отличными пилотами. Дошло? Вы же, в отличие от них, получаете только лучшие знания и самую полезную информацию. Детально всё объяснить вам я не могу, и никто в Крепости не сможет, но вы имеете в памяти лучшие знания лучших пилотов. Именно поэтому, наверное, «саламандры» очень редко покидают Солнечную. «Фениксам» вообще запрещены вылеты дальше орбиты Юпитера. Конечно, главная их функция — оказаться под рукой в случае прорыва к Солнечной. Потому что Крепости хоть и контролируют все приливные точки, с помощью которых можно добраться до Солнечной, всегда остается возможность использования врагом спорадического прилива. Например…
   — Я знаю, ком. Прорыв к Плутону. — Джокарт с неудовольствием отметил, что эти слова доставляют ему боль, и повторил тише. — Я это знаю…
   — Верно, — благодарение Вселенной, инструктор не стал развивать дальше эту тему. — Теперь ответ на вопрос о женщинах. Бессмертные — существа когда-то двуполые. Так они были устроены изначально природой. Впоследствии они трансформировались в гермафродитов. Неизвестно, как именно они к этому пришли: вследствие мутаций или в связи с осознанной необходимостью…
   — Какая же тут может быть осознанная необходимость?
   — Может, курсант. Когда-то Земля пережила настоящий бум трансвестизма. Это, конечно, только условное сравнение. Одно дело — отдельные личности с изъянами в психике, другое — целая галактическая раса. Но всё же… Так что бессмертные — универсальны теперь по всем физиологическим показателям. Мы же, мужчины, во многом отличаемся от женщин. И существует ряд препятствий, скрытых в самих женщинах, которые не позволяют проводить их трансформацию в современных солдат. А ведь когда-то, во времена существования отдельных государств, женщины проходили военную службу. Но только война с бессмертными — совсем другое дело. Без генных модификаторов и модификаторов сознания никак не обойтись. Сознание женщины — это вовсе не то же самое, что и сознание мужчины. Мужской шовинизм тут ни при чём, но есть такое понятие — женщина с мужским складом ума. Правда, ум это ещё не всё. Есть разнящие нас черты характера, особенности психики, обусловленные гормональными процессами… Особенности поведения… Слышал шутку о том, что науке неизвестно, кого в природе больше: говорящих рыб или молчаливых женщин? Познакомишься с женщинами поближе, сам всё поймёшь. А теперь, чтоб наш разговор оказался для тебя полезным — объявляю два часа отработки в конце дня. На следующем занятии начинаем использовать дополнительные факторы — помехи…
   Как-то ему приснился необычный сон. В нём перемешалось всё: и Лиин, и управление истребителем Пит, хохочущий в лицо. «У тебя есть восемь ферзей, Джокарт?»
   Дурак, отвечал он ему, зачем ты пришёл? Ты же сошёл с ума из-за своих восьми ферзей. Чуть не угробил нас всех, вскрывая дверь учебного класса, что тебе сейчас от меня нужно? Твоё место — на Земле, в психушке, так что не мешай — видишь, чуть не пролил раствор из малой матрёшки в среднюю.
   Но Пит не уходил. К чёрту матрёшки! Попробуй собрать восемь ферзей на одном поле! И вообще — следи за хвостом! Джокарт оборачивался и видел, что там, сзади, дела неладные — в атаку вышли сразу три «Кнопки». На панели вовсю мигает сигнализатор опасности — его «Зигзаг» в захвате! Педаль под правой ногой — до упора вниз. Правая рука готова кинуть истребитель в сторону. Но — нельзя, резко — нельзя. На обводах кабины сразу выступят синие потёки и появятся розовые кляксы. Главное — плавность!
   Я же говорила, что все пилоты рано или поздно гибнут, — печальная Лиин обнимала какого-то офицера с сытой рожей, обвешанного до пупа наградами. Нагрудный карман его мундира набух от кредитных карт.
   Не трогай мою Лиин! Это не я её трогаю, справедливо отвечает офицер и противно ухмыляется, но я всё-таки не против. Мне наплевать, кричит Джокарт, сначала разберусь с «Кнопками», потом займусь тобой, жирный боров! Вот-вот, я опять не против. Разбирайся со своими «Кнопками», а мы пока развлечёмся. Правда, Лиин? Ты сам виноват, Джокарт, видишь? Я снова плачу… Она обвивает шею офицера, пряча лицо.
   А «Кнопки» всё ближе. Кормовые турели «Зигзага» дают залп, истребители врага отворачивают, теряя Джокарта из захвата. Сигнализатор успокаивается. Но положение всё равно тяжелое. Где же ведомые? Брось, ты ещё не сидел за маджонг-столом, и никому не известно — кто ты? — ведомый или ведущий… То ли дело я — со мной всё ясно. Восемь ферзей — это… Заткнись! Не сейчас!
   Раствор выплеснулся из верхней матрёшки и стекает по боковушке… Опять бьют кормовые «Зигзаг» держит 0,98 световой, а бессмертные прут, словно приклеенные. Вот! Сейчас. Теперь раствор льётся каскадом — из верхней в среднюю, из средней — в Большую, из Большой — на форменные брюки. Почему — брюки? А где же… Ты хоть раз пробовал спать с девушкой в СВЗ? Теперь не скули. Кстати, Лиин — сладкая ягодка. Ух, какие мягкие губы! Да, девочка, да! Ещё! Ты видишь? Я всё равно плачу. Мы с тобой одинаковы, Джокарт. Я буду петь блюз под вывеской, почему ты не плачешь со мной? Ещё, девочка, ещё!
   Скверно, согласен. Хочешь, я подарю тебе ферзя? Все восемь не могу, я так дорого за них заплатил, но даже один тебе сейчас не помешает. Спасибо, Пит, я не знал, что ты можешь быть хорошим другом, но уже поздно… Ты что, сопляк, сдался? Нам не нужны такие пилоты! А ведь тогда мне показалось, что ты можешь кусаться… Я могу! Но Лиин! Смотрите, что она делает! Да, девочка, да!
   Да бог с ней, с Лиин, даже неудобно, что я вас познакомил. Выиграешь этот бой — сходим в эр-пэ-вэ. У меня всегда при себе две кредитки. Мы не будем заказывать апельсиновый сок-фреш, и ты прольёшь кофе на кого-нибудь другого…
   Одна из «Кнопок» выпускает контактные торпеды. Губа закушена до крови, но кровь, попадая в раствор, становится зелёной. Значит, она течёт из его верхней матрёшки. Я думаю — значит я существую!
   Бессмертные недавно переняли у нас идею использования контактных торпед, поэтому торпеды у них пока несовершенны. Правая кисть чуть вздрагивает, и они проходят под пилонами левого разгонного двигателя. Уже хорошо. Теперь — тангаж Разворот носа истребителя на сорок пять градусов относительно оси движения. Да знаю я, что кормовые турели остаются без работы… Погашение инерции! Снова ускорение! Без СВЗ тяжко. Компенсация инерции вышла чувствительной, и что-то с глазами. Наверное, лопнули сосуды. Кровь хлещет из глаз, чёрт, как не вовремя!
   Наконец-то ты плачешь, Джокарт! Не стесняйся, я ведь тебя люблю! В СВЗ нам действительно было бы неудобно. Ещё, девочка! Да!
   Да, жаль, что я вас познакомил. Балу! Прошу тебя! Ты же можешь, ты умеешь! Как я тебе завидую… Ладно, парень. Всё-таки меня летуны тогда пригласили… Хотя новости всё равно плохие, и скоро — на убой. Где твои лычки?
   Лычки? Толстый офицер, сбитый подсечкой, падает на стул. Балу втыкает ему в рот сигарету и выливает за шиворот стакан водки, но не успевает поднести зажигалку, потому что — уход на вираж. Волной. «Кнопка» в захвате! Ты и без ферзя справился, жаль… А знаешь, Джокарт, ведь меня скоро выпустят из психушки. Дадут пособие. Я выберу любую девушку, какую захочу. А ты всю жизнь будешь тискать одну и ту же шлюху. Лиин не шлюха! Шлюха, шлюха! Посмотри, как у неё всё получается. Ещё, девочка, ещё! Я люблю, когда ты плачешь ВЕЗДЕ. — И плотоядный смех сквозь стон наслаждения.
   — Прости, парень, тот червь, что уничтожил моих ребят и два танковых экипажа… В общем, я его нашёл, и сейчас покажу, что такое майор штурмовой пехоты КС! Вот и покинул тебя твой ферзь. А ведь точно! Майор — ферзь. Как же я сразу не догадался? Балу! Тресни напоследок этого гада… Извини, брат, есть Проблемы, которые ты должен научиться решать сам. Последний вдох. Теперь загубник можно выплюнуть, всё равно кислорода не осталось, а дно уже близко.. Отец, почему ты не сказал, что всё будет так?
   — Джокарт, война когда-нибудь закончится, и Солнечной потребуются инженеры. Много инженеров. Почему бы тебе не поступить на учёбу в наш институт? И я, и мать, мы всегда будем рядом. Подумай хорошенько, Джокарт, а мы пока посмотрим «Дискавэр», странно, зачем это «Хванг» открывает грузовые люки? Не-ет!!
   Ещё, девочка, ещё!
   Прицелы пляшут, — какая ты сладкая! — «Кнопки» стегают пространство плазменными плетями… Главное — плавность. Чтоб не перелился раствор. Это — Вивальди. А это — ведьмы с зелёными глазами. Главное — плавность, даже если получил два попадания в разгонный двигатель и кормовую турель. Скорость падает сразу до 0,1 световой, хотя я не снимал ускорения, — какая-то чертовщина! Но враг не успевает погасить и компенсировать свою скорость! Проносится рядом, подставляясь с кормы. Ага! Они ещё не знают, что написано в моей строке состояния. Я — «саламандра»! Тебе это не поможет, Джокарт, видишь? — я плачу… Ещё, девочка…
 
   Джокарт вскочил с койки. В ушах стоял постепенно затихающий голос отца. В висках стучала кровь. Бешеная, чёрная энергия сна продолжала толкать сердце: быстрей, быстрей, быстрей! Мозг всё ещё оставался многоквартирным домом, где за каждой дверью жила своя, отдельная от других мысль. Но сейчас во всех окнах этого дома спешно гас свет. «Ещё, детка!» — донеслось из-за последней открытой двери. Наконец захлопнулась и она, оставив Джокарта стоять — оглушенного, будто бы контуженного тяжелым ударом.
   Едва оправившись от пережитого во сне, Джокарт поспешил к коммутационному терминалу и набрал номер Лиин. Окно вызова оставалось пустым, и он подумал: «Зачем она отключила свой терминал? Мы же договаривались…» Но вот пошёл вызов, обозначенный скудной надписью на экране — «Подождите соединения». Ну что же это она? Нельзя так крепко спать! Или — можно? Ведь, наверное, это тяжело — отстоять несколько часов на сцене…
   Подождав, Джокарт снял вызов и вернулся к койке, пытаясь заснуть. Это у него не получилось, и отчего-то в груди начало сжиматься и разжиматься какое-то чужеродное тело. И снова в сознании опасно приоткрылась дверь с гадкими словами!
   Нет! Я должен её услышать! Сейчас! — снова решился Джокарт и кинулся к терминалу.
   Всё то же. «Подождите соединения». Он прочёл эту надпись пятьдесят пять раз и готов был довести эту цифру хоть до тысячи, но она так и не ответила. Пусть она обзовёт его, отругает за назойливость! И автоматика отключила вызов, потому что даже дураку было бы ясно, что ответа он не дождётся.
   Наверное, она спит, накрыв подушкой голову! Или включила музыку, да так и заснула и теперь не слышит вызова. Громко включила, она же певица. Или видео. Она говорила, что любит смотреть перед сном какой-то интерактивный сериал, ещё говорила, что может променять его, Джокарта, только на этот сериал. Да, точно! И Джокарт представил включенное на полную громкость видео, оттого что в конце серии она пошла принимать душ, а потом не успела приглушить, как её сморил сон. Искать каких-нибудь других объяснений он побоялся.
   На всякий случай Джокарт принял стабилизатор, но даже лекарство не помогло сразу. И было отчего-то так плохо и неуютно…
   Последнее, что он открыл для себя с изумлением, было то, что Моджо перестал храпеть. А следующий сон оказался милосерден к нему, и в нём не оказалось ничего, что не умерло бы при пробуждении.
 
   …Пока отделение спешило на построение, Джокарт, обычно стеснявшийся при всех звонить Лиин, торопил матовый прямоугольник терминала. Наконец соединение произошло.