Графтон Сью. П" – значит погибель

   Я сразу направилась в администрацию, где обнаружила раскладывавшую пасьянс Мерри. Она подняла голову и сказала:
   – Добрый день!
   По ее глазам я поняла, что узнать меня она узнала, а имени вспомнить не может.
   – Кинси Миллоун, – напомнила я. – Я заглянула побеседовать с миссис Стеглер. Надеюсь, она еще не ушла?
   Мерри показала куда-то вправо, и тут из дальнего кабинета вышла женщина с короткой стрижкой, в коричневом блейзере, рубашке с галстуком и почти мужских брюках.
   – Миссис Стеглер? Меня зовут Кинси Миллоун. Я бы хотела получить информацию о докторе Перселле. Меня наняла его первая жена, Фиона. Она надеется, что я смогу что-нибудь выяснить. Она посоветовала мне начать с беседы с вами.
   Миссис Стеглер покачала головой.
   – Увы, в тот вечер я ушла раньше доктора Перселла, – сказала она.
   – А в течение дня вы с ним разговаривали?
   Миссис Стеглер показала глазами на Мерри, которая ловила каждое наше слово.
   – Может, вы хотите осмотреть его кабинет? Там мы можем и поговорить.
   Кабинет у доктора Перселла был небольшой. Стол, вращающееся кресло, два стула и шкаф с книгами по медицине. Я бы многое отдала за возможность порыться в ящиках его стола, но надежды на это было мало.
   Миссис Стеглер сочла неприличным садиться в его кресло. Она села на стул, мне достался второй, и мы едва не соприкасались коленями.
   – Я была бы вам очень признательна, если бы вы согласились как можно подробнее описать его последний рабочий день, – сказала я. – Детектив Одесса говорил, что вы оказали большую помощь следствию.
   – А вы потом не будете приводить мои высказывания вне контекста?
   – Я вообще не буду вас цитировать.
   – Я уже много лет в разводе… – Миссис Стеглер говорила хрипло, явно через силу, и я с трудом разбирала слова. – Доктор Перселл… он был самым близким мне человеком… можно сказать, другом… Не могу поверить, что его больше нет. – Она тяжело вздохнула.
   И вдруг я поймала себя на мысли, что впервые вижу человека, который переживает исчезновение доктора. Я наклонилась к ней, взяла ее за руки.
   – Понимаю, вам сейчас очень нелегко. Не торопитесь. Я приехала вам помочь. Вы можете мне доверять.
   – Что вам нужно?
   – Просто расскажите мне все, что знаете.
   И она, похоже, решила мне довериться. Глубоко вздохнув, миссис Стеглер начала свой рассказ:
   – В тот день он был чем-то озабочен, даже обеспокоен. На верное, не без причины. Миссис Перселл – первая, Фиона, – заехала к нему, но он как раз ушел на обед. Она подождала не много, потом написала ему записку и ушла. Вернувшись с обеда, он работал у себя в кабинете. Выпил стаканчик виски. Но это было уже вечером.
   – А ужинать он уходил?
   – Кажется, нет. Когда я заглянула к нему попрощаться, он был на месте.
   – Кто-нибудь звонил? Или заходил?
   – Нет, ничего такого я не помню.
   – В газете писали, что перед уходом он вроде бы остановился поболтать с какой-то старушкой в вестибюле.
   – С миссис Куртсингер. Ее зовут Руби. Она здесь с семьдесят пятого года. Мерри вас к ней проводит.
   Мы с Мерри прошли по длинному коридору, свернули налево, где начинались комнаты пансионеров. Большинство дверей было закрыто. В тех, которые оставались приоткрытыми, я разглядела широкие кровати, застеленные цветастыми покрывалами, фотографии родственников на комодах. Все комнаты выходили окнами во дворик.
   Руби Куртсингер сидела в кресле около раздвижных стеклянных дверей. Она оказалась крошечной сморщенной старушкой с маленьким сухоньким лицом и тонкими, как ветви, конечностями. Руби подняла на нас свои пронзительно-голубые глаза и улыбнулась, обнажив почти беззубую нижнюю челюсть. Мерри познакомила нас, объяснила, что мне надо, и удалилась.
   – Вам надо побеседовать с Чарлзом, – сказала Руби. – Он говорил с доктором Перселлом после меня.
   – Я, к сожалению, не знаю, кто такой Чарлз.
   – Ночной дежурный. Когда меня мучает бессонница, я звоню ему, и он катает меня в коляске по коридорам. Той ночью – когда я видела доктора в последний раз – я как обычно приняла таблетки, но они не помогали. Я позвонила Чарлзу, и он пообещал устроить мне «жабьи гонки», как он их называет. Ему захотелось покурить, и он оставил меня в вестибюле, а сам вышел на улицу – доктор Перселл не разрешает курить в здании. Говорит, здесь у всех и так проблемы с дыханием.
   – В котором часу это было?
   – Приблизительно без пяти девять. Мы совсем недолго раз говаривали. Поболтали о погоде. Воздух пах совершенно по-весеннему, и, по-моему, было полнолуние. Он вышел на улицу, и больше я его не видела.
   В комнату вошла латиноамериканка в халате.
   – Миссис Куртсингер, я принесла вам ужин. – Она поставила поднос на столик и пододвинула его к креслу Руби.
   – Благодарю, – сказала Руби и улыбнулась мне: – Вы еще придете? Мне понравилось с вами беседовать.
   – Постараюсь.
   Я дошла до комнаты отдыха персонала, просунула голову в дверь и сказала:
   – Извините, как мне найти Чарлза?
   За столом сидел сухопарый мужчина лет пятидесяти. Он отложил в сторону газету и встал.
   – Чарлз Бидлер, – представился он. – Чем я могу вам помочь, мисс?
   Я объяснила, кто я такая и что мне нужно.
   – Я была бы очень признательна, если бы вы рассказали то, что помните.
   – Хотите посмотреть, где в тот вечер стояла его машина?
   – Да, конечно!
   Я взяла зонтик и дождевик, Чарлз прикрыл голову газетой, и мы вышли. Чарлз показал в сторону машин:
   – Видите вон тот голубой «фольксваген»? Там и стояла машина доктора. Я видел, как он подошел, сел за руль и уехал.
   – Больше вы никого не заметили?
   – Нет. Но в девять часов уже почти темно, и дальний угол стоянки виден плохо.
   – Итак, он отпер машину. В салоне зажегся свет?
   – Вроде да. Потом он посидел немного, завел мотор и повернул вон туда.
   – Он всегда так делал?
   Чарлз озадаченно заморгал.
   – В основном.
   – Пойдемте, пока вы совсем не промокли, – сказала я. Мы направились ко входу, у двери остановились.
   – В машине с ним никого не было? Чарлз покачал головой.
   – Ну что ж, спасибо, что уделили мне время. Если еще что-нибудь вспомните, позвоните, хорошо? Вот мой номер. – Я дала ему визитную карточку и пошла к машине.
   Я сидела за рулем и думала о том, что я припарковалась на том самом месте, где вечером двенадцатого сентября стоял автомобиль доктора Перселла. Что с ним произошло? На него никто не нападал. Он дошел до машины, посидел немного… Почему не уехал сразу? Я завела мотор и направилась по маршруту доктора Перселла – в сторону Дейв-Левин-стрит.
   Я свернула направо. Это был район особняков. Ни бара, ни ресторана, куда он мог заглянуть. Тут я доехала до первого перекрестка: куда в тот вечер свернул доктор Перселл, мне было неизвестно.
   Машину я оставила около дома, а сама побежала к Рози. Народу там было полно. И телевизор, и музыкальный автомат работали на полную мощность. Я огляделась: неужели мне удалось прийти раньше Томми Хевенера? И тут кто-то потянул меня за рукав, я обернулась и увидела его за столиком в кабинке справа.
   Ого! Он побрился, надел белоснежную рубашку, поверх – небесно-голубой пуловер. Он что-то сказал, но я не расслышала и наклонилась к нему поближе. И от звука его голоса у меня побежал холодок по спине.
   – Пошли отсюда! – сказал он, встал и взял плащ, лежавший на соседнем стуле.
   Я кивнула и стала пробираться к выходу. Он шел за мной, легонько подталкивая меня в спину. Я взяла дождевик и зонтик, он накинул плащ.
   – Куда отправимся? – спросил он.
   – В ресторан «Эмилия», это всего в квартале отсюда. Пешком дойдем.
   Зонтик у него был больше моего, он раскрыл его и поднял над моей головой. Мы вышли под дождь. Лило как из ведра, мельчайшие капли просачивались сквозь ткань зонта.
   Томми остановился.
   – Нет, это безумие. У меня же тут машина. – Он вытащил ключи, отпер дверцу новенького «порше», выкрашенного в ярко-розовый цвет. Я забралась внутрь, он закрыл за мной дверцу и, обойдя машину спереди, сел за руль.
   – А где ваш пикап? – спросила я.
   – Он для работы. А эта – для удовольствий. Вы выглядите сногсшибательно.
   Болтая о всякой ерунде, мы доехали до «Эмилии», где уселись за столик на двоих. Тишина, уют – из-за дождя посетителей было совсем немного. Официант принес нам два меню, и мы остановили свой выбор на бутылке калифорнийского шардонне.
   – Дома я посмотрел ваши документы, приложенные к контракту. Так вы, оказывается, разведены?
   Я показала два пальца – дважды.
   – Я вообще не был женат. К оседлой жизни не приучен.
   – Я почему-то нравлюсь всяким летунам, – сказала я.
   – Не исключительно, что мне удастся вас удивить. У вас есть родственники?
   – Родители погибли в автокатастрофе, когда мне было пять лет. Меня воспитывала тетя Джин, сестра мамы. Она тоже умерла.
   – Ни братьев, ни сестер?
   Я помотала головой.
   – А мужья чем занимались?
   – Первый был полицейским. Я тогда была стажером…
   – Вы и в полиции служили?
   – Два года. Но государственная служба не по мне. Второй был музыкантом. Очень способный парень. Он, правда, мне из менял, но в остальном был очень мил. Отличный кулинар и хороший пианист.
   – Таланты я уважаю. И где он теперь?
   – Понятия не имею. Вы вроде бы говорили, что ваши родители умерли?
   – Да. Странно ощущать себя сиротой – даже в таком возрасте. Хотя, конечно, с вашей ситуацией не сравнить. А чем занимался ваш отец?
   – Служил почтальоном. Я родилась через пятнадцать лет после их с мамой свадьбы.
   – Значит, в семье вы только пять лет прожили?
   – Выходит, да. Я раньше об этом как-то не задумывалась.
   Вернулся официант с шардонне, разлил вино по бокалам, и мы углубились в меню. В конце концов, я заказала жареную курицу, а Томми – спагетти. За едой Томми попросил:
   – Расскажите мне о вашем друге.
   Мне вдруг стало жалко Дитца.
   – С чего это я буду вам о кем рассказывать?
   – Я хочу понять, что происходит. Между нами.
   – Ничего не происходит. Мы просто ужинаем.
   – Мне кажется, в этом есть нечто большее.
   – Мы что, собрались отношения выяснять? Я вас почти не знаю. И вообще, вы для меня слишком молоды.
   Он вскинул брови, и я поняла, что краснею.
   – Почему вы решили переехать в Санта-Терезу? – спросила я.
   – Хотите сменить тему?
   – Терпеть не могу, когда на меня давят.
   – Вы любите готовить?
   – Нет. Зато люблю убираться.
   – Я тоже. А вот братец мой – настоящая свинья. С виду и не скажешь. Одевается прилично, но в машине у него вечно помойка.
   Мы продолжали болтать в том же духе, и я поняла вдруг, что мне нравится его лицо. Да и тело – сильное, мускулистое. Меня мужчины мало интересуют, но не потому, что я такая уж разборчивая. Я просто себя оберегаю, вот и отметаю всех, кроме… И тут я задумалась: а каким же именно мужчинам удается прорвать мою оборону? Наверное, тут все дело в химии. Я сосредоточилась на курице, попробовала картофельного пюре, которое ценю почти так же высоко, как арахисовое масло.
   Томми коснулся моей руки:
   – Ты куда исчезла?
   Я подняла глаза и поймала его пристальный взгляд.
   – Это что, свидание?
   – Да.
   – Я на свидания не хожу. Ни черта в этом не смыслю.
   – У тебя отлично получается. Ну, расслабься!
   – Ладно, – смущенно буркнула я.
   Из ресторана мы ушли в девять. Дождь уже кончился, но в воздухе было сыро. Я подождала, пока он откроет свой «порше». Включив зажигание, он обернулся ко мне:
   – Я хочу тебе кое-что показать. Ты не против?
   Он поехал на запад, за пристань. Я сразу догадалась, что мы едем в Хортон-Рэвин.
   – Хочу показать тебе наш дом, – улыбнулся он.
   – А Ричард не будет возражать?
   – Он уехал в Белл-Гарден, играть в покер. А играет он до самого утра.
   Показались две каменные колонны – это был еще один въезд в Хортон-Рэвин. Вскоре Томми свернул на дорожку, заканчивавшуюся небольшим полукруглым двориком. Дом в полумраке был почти не виден. Но я разглядела оштукатуренные стены, красную черепичную крышу. Он нажал на кнопку, створки гаража – просторного, на четыре машины – открылись, и мы въехали внутрь. Я вышла, и Томми провел меня в подсобку, где была дверь в кухню. Огонек на щитке сигнализации не горел. По всей кухне были разбросаны рекламные проспекты, каталоги, листовки – то, что суют во все почтовые ящики. Отдельной стопкой лежали руководства для автоответчика, микроволновки и кухонного комбайна – последним, судя по всему, ни разу не пользовались. Томми бросил ключи на выложенный кафелем стол.
   – Ну, что скажешь?
   – Такой большой дом, а сигнализация не работает? Странно…
   – Это в тебе полицейский заговорил? Вообще-то она есть, просто мы ею не пользуемся. Когда мы сюда переехали, Ричард так часто забывал ее вовремя отключать, что компания начала штрафовать нас: по пятьдесят баксов за каждый ложный вызов, а полицейские вообще отказались приезжать. Вот мы и подумали: какой смысл?
   – Остается надеяться, что домушники про это еще не пронюхали.
   – Мы застрахованы. Ну, иди сюда, я проведу экскурсию.
   Томми показал мне весь дом. На первом этаже всюду – и в гостиной, и в столовой, и в обеих спальнях для гостей – были настелены дубовые полы. Наверху полы были затянуты шерстяным ковровым покрытием чудесного бежевого оттенка. Кроме двух огромных спален и кабинета места там еще было на десятерых. Некоторые комнаты оказались вообще пустыми. Судя по спальням, мебель братья закупали целыми комплектами, прямо из демонстрационного зала.
   Обойдя дом, мы вернулись на кухню. Оба мы понимали, что уже поздно. Томми держался непринужденно, но, похоже, побаивался: а вдруг заявится братец?
   – Выпьешь чего-нибудь? – спросил он.
   – Пожалуй, нет, но все равно спасибо. Мне еще надо поработать. И благодарю за экскурсию. Дом великолепен.
   – Тебе надо его днем посмотреть. Здесь потрясающие виды. – Он взглянул на часы. – Давай я тебя отвезу.
   В «порше» я почувствовала некоторую напряженность в атмосфере. По дороге мы болтали о всякой ерунде, но я понимала, что меня тянет к нему все больше и больше. Томми остановил машину неподалеку от Рози, в пятидесяти метрах от моего дома. Выйдя из машины, он открыл мне дверцу.
   Мы постояли в нерешительности, не зная, как прощаться. Он поправил застежку на моем дождевике.
   – Смотри не промокни. Можно я тебя провожу?
   – Да я совсем рядом живу. Отсюда видно.
   – Я знаю, – улыбнулся Томми. – Узнал твой адрес из контракта и уже побывал там. Очень миленькое местечко.
   – Ты такой любопытный?
   – Когда дело касается тебя.
   «Ну…» мы сказали одновременно и хором расхохотались. Я пошла в сторону дома, а он сел в машину и секунду спустя умчался.

5

   Утро вторника тонуло в густом тумане. После пробежки и завтрака я поработала дома – дописывала отчет для Фионы.
   Из дому я вышла в 9.35. На 10.00 у меня была назначена встреча с лучшим другом Дау Перселла Джейкобом Триггом. Он жил в самом центре Хортон-Рэвин. Я свернула налево, въехала в задние ворота Хортон-Рэвин. Тут я подумала о Томми и расплылась в такой идиотской улыбке, что мне даже стало немножко стыдно.
   Километра через полтора я увидел нужный мне дом. Я поставила машину и вышла. На первом этаже не горело ни одно окно. Дверной звонок отсутствовал, на мой стук никто не отвечал. Неужели Тригга нет?
   В надежде отыскать кого-нибудь, кто бы знал, дома Тригг или нет, я пошла вниз по лужайке. За грушевыми деревьями я заметила оранжерею, рядом с которой притулился сарайчик.
   В сарайчике я увидела человека, склонившегося над высокой скамейкой. Несмотря на прохладу, он был в шортах. На обеих ногах у него были металлические шины. Рядом я заметила костыли. Густые седые волосы прикрывала кепка. На скамейке перед ним стояло штук пять-шесть растений в горшках.
   Я остановилась в дверях:
   – Добрый день! Извините, что отрываю вас. Вы, видимо, мистер Тригг?
   – Что вам угодно?
   – Я Кинси Миллоун.
   Тригг обернулся и недоуменно уставился на меня. Ему было лет шестьдесят с хвостиком, нос красный, лицо мясистое, да и сам довольно упитанный.
   – Я приехала задать вам несколько вопросов о докторе Перселле.
   Наконец он понял, в чем дело.
   – Прошу прощения. Я забыл, что вы должны приехать.
   – А нет, это я должна была позвонить и напомнить. Благодарю, что согласились со мной побеседовать.
   – Надеюсь, я хоть чем-то смогу вам помочь.
   – Как я понимаю, вы старинный друг доктора Перселла?
   – Да уж лет двадцать, не меньше. Я у него лечился. Когда на меня после автокатастрофы подали в суд, он давал свидетельские показания.
   Я улыбнулась:
   – А чем вы занимались?
   – Продавал лекарства, медицинское оборудование.
   – У вас, похоже, дела шли неплохо. Владения у вас впечатляющие.
   – Мне выплатили неплохую компенсацию. Впрочем, здоровья деньгами не вернуть. Я раньше бегал, играл в теннис. Знаете, тело воспринимаешь как данность, а потом раз – и ты калека. Впрочем, мне повезло больше, чем другим. – Он окинул меня пристальным взглядом. – Ну как, дело продвигается?
   – Пока на мертвой точке. Я переговорила со множеством людей, и у каждого – своя теория, а мне нужны факты.
   Тригг нахмурился:
   – Боюсь, я вам тоже ничего определенного не скажу. Меня это и самого огорошило.
   – Вы с ним часто виделись?
   – Раза два в неделю. Он заезжал ко мне по дороге на работу попить кофейку. Я мог рассказать ему буквально обо всем. И он мне тоже доверял. Кристал сказала, вас наняла Фиона.
   – Да. Сейчас она в Сан-Франциско, но днем должна вернуться. Я тут землю носом рою, разговариваю со всеми подряд: надеюсь убедить ее, что она не бросает деньги на ветер.
   – И кто у вас в списке?
   – Ну, я поговорила с одним из его партнеров – с Джоулом Глейзером. С Харви Бродусом я еще не общалась. Я расспрашивала людей в клинике, была у его дочери Бланш.
   – А с бывшим мужем Кристал вы не разговаривали?
   – Это мне в голову не пришло, но могу и его расспросить. Только он-то здесь при чем?
   – Может, и при чем. Месяца четыре назад Дау встречался с Ллойдом. Я понял, что это насчет Лейлы, впрочем, точно не скажу. Вы, наверное, знаете, Лейла некоторое время жила у Ллойда. Кристал устала с ней ругаться, и Лейла переехала к отцу. Она пошла здесь в частную школу, в восьмой класс. А через пару месяцев совершенно отбилась от рук. Начала прогуливать, пошли наркотики, вино. Тут уж Дау вмешался и записал ее в Фитч. Там правила строгие, и она этого Дау простить не может.
   – Я так поняла, что Ллойд с Кристал общаются нормально?
   – Более-менее. Она все еще перед ним стелется. Кристал всегда была у Ллойда под каблуком.
   – Неужели?
   – Она была стриптизершей в Лас-Вегасе, а он проматывал все, что она зарабатывала. У них были совершенно безумные отношения – пьянство, скандалы. А потом она познакомилась с Дау и переехала с дочкой в Санта-Терезу. Думаю, решила, что Дау – ее выигрышный билет; так оно и оказалось. Но Ллойд отправился за ней следом. Он был вне себя.
   – Откуда вы все это знаете?
   – Дау рассказывал, – ответил Тригг. – По-моему, он боялся, что Ллойд найдет способ утвердить свое влияние. А еще его очень огорчала Фиона, которая постоянно требовала денег. Она была убеждена, что он к ней вернется, и это тоже его удручало. Поэтому он туда и поехал.
   – Куда это туда?
   – Он собирался поговорить с Фионой, выяснить отношения раз и навсегда.
   – В тот день, когда исчез?
   – Во всяком случае, мне он так говорил. В ту пятницу мы вместе завтракали, и он сказал, что она настаивает на встрече. Она вечно на чем-нибудь настаивала. Удержать его она не могла, но хотела, чтобы он за это заплатил.
   – Фиона рассказывала, что Дау уже дважды исчезал. Вы не знаете куда?
   – Восстанавливался. Говорил, что ездил на ферму, где такое лечат.
   – Вы имеете в виду алкоголизм?
   – Ну да. Он это скрывал, боялся, что пациенты, узнав, что он алкоголик, перестанут ему доверять.
   – Я слышала, Дауэн снова начал пить.
   – Возможно, из-за Фионы. Она любого доведет до запоя.
   – А не мог он опять отправиться в какую-нибудь лечебницу?
   – Я очень на это надеюсь, но в таком случае он все-таки дал бы о себе знать.
   – Фиона говорит, что в прошлые разы он никого не предупреждал.
   – Неправда. Мне он говорил.
   – Что вам известно о проблемах в «Пасифик Медоуз»?
   – Немногое, – покачал головой Тригг. – Знаю только, что ситуация сомнительная. Я посоветовал Дау нанять адвоката, а он сказал, что пока рано. У него были кое-какие подозрения, но он хотел сначала сам все проверить.
   – Кто-то мне говорил, будто он боялся, что в случае публичного скандала Кристал от него уйдет.
   – Возможно, Фиона на это и рассчитывала, – сказал он.
   В контору я пришла в 11.25 и увидела Дженифер, склонившуюся над каталожными ящиками. Ее ультракороткая юбка почти не прикрывала зад.
   – Дженифер, – сказала я, – пожалуй, тебе все-таки лучше носить юбки подлиннее.
   Она поспешно выпрямилась и одернула подол.
   – Мне что-нибудь передавали? – спросила я.
   – Звонила только миссис Перселл, сказала, что вернулась и ждет вас к двум.
   – Когда? Сегодня или завтра?
   – Ой!
   – Ладно, не паникуй. Я сама выясню. Еще что?
   – К вам пришли. Какая-то Мерайя. Я ее проводила в ваш кабинет.
   – И оставила там одну?
   – У меня работа. Не могла же я с ней сидеть.
   У меня потемнело в глазах.
   – И давно она там?
   – Минут двадцать. Или немного дольше.
   – Дженифер, за это время она могла лишить меня всего, чем я владею.
   – Ну, извините.
   – Да ты не извиняйся. Только больше так не делай. – Я направилась к коридору, но на полпути не удержалась и добавила: – И еще – купи себе колготки!
   Дверь в мой кабинет была прикрыта. Распахнув ее, я обнаружила там сидящую на стуле женщину. Я взглянула на свой стол и заметила, что папки кто-то трогал. Я вопросительно посмотрела на посетительницу, но ее взгляд был открыт и безоблачен.
   Ей было не больше двадцати шести, но волосы успели стать серебристо-седыми. Короткая юбка серого делового костюма обнажала колени, выгодно подчеркнутые черными чулками. Слева от стула стоял черный портфель. Больше всего она походила на преуспевающего адвоката. Может, кто-то подал на меня в суд?
   Я обошла стол и села.
   – Меня зовут Мерайя Толбот, – сказала она, подав мне руку.
   – Мы с вами договаривались о встрече? – спросила я, не в силах скрыть раздражение.
   – Нет, но я пришла по делу, которое, думаю, вас заинтересует. – Она протянула мне визитку, на которой было написано: «Мерайя Толбот, отдел специальных расследований, надзор по делам страхования», а ниже телефон и адрес, которых я читать не стала. – Я бы хотела побеседовать с вами о вашем домохозяине.
   – О Генри?
   – О Ричарде Хевенере.
   Уж не знаю, чего я ожидала, но, во всяком случае, не этого.
   – А в чем дело?
   – Возможно, вы этого не знаете, но в восемьдесят третьем Ричард с Томми убили собственных родителей.
   Она выдержала паузу и продолжила сухим деловым тоном:
   – Они наняли человека, чтобы тот забрался к ним в дом. Насколько мы понимаем, план был таков: вор должен был вскрыть сейф и унести оттуда наличность и драгоценности приблизительно на миллион долларов. Мать молодых людей, Бренда, получила по наследству уникальную коллекцию ювелирных украшений, которые, кстати сказать, завещала своей единственной сестре Карен.
   Мерайя достала из портфеля папку и протянула ее мне:
   – Здесь газетные вырезки. И копии двух завещаний.
   Я раскрыла папку. Первые вырезки были датированы 15, 22 и 29 января 1983 года. И в каждой – фотографии Ричарда и Томми, строгих и печальных. В заголовках сообщалось, что их обоих допрашивают по поводу убийства Джареда и Бренды Хевенеров.
   Мерайя Толбот продолжала:
   – Грабитель – подонок по имени Кейси Стоунхарт, успевший шесть раз отсидеть в тюрьме за различные преступления – от мелких краж до поджога. Мы полагаем, что сейф он открыл, использовав шифр, который ему сообщили братья. За тем он отключил дымоуловители и поджег дом, чтобы скрыть следы преступления. По-видимому (впрочем, это всего лишь наши предположения), по уговору он должен был забрать себе драгоценности. Братьям доставались деньги и несколько самых ценных украшений, а кроме того, они надеялись получить от страховой компании компенсацию за дом со всем его содержимым. Мистера и миссис Хевенер нашли в спальне, в шкафу, связанными по рукам и ногам и с кляпами во рту. Они задохнулись в дыму. Братьев в городе не было, у них железное алиби. А Стоунхарт исчез – возможно, его убили. Никто его с тех пор не видел – сто к одному, что они же от него и избавились.
   – Может, он где-то скрывается?
   – Тогда бы он послал весточку семье. Полиция проверяет почту, прослушивает телефон. Этот парень был очень привязан к своим родным. И разлуки бы не вынес.
   – Напомните еще раз, когда это произошло?
   – В восемьдесят третьем году, в Хэтчете, штат Техас. Подозрение почти сразу же пало на братьев, но они ведут себя крайне умно.
   Мой интерес к Томми словно испарился.
   – А почему полиция заподозрила их?
   – Во-первых, актеры из них обоих никудышные. Они старались вовсю, но получалось насквозь фальшиво – сплошные крокодиловы слезы. В то время они оба жили дома. Томми был вечным студентом. Ричард называл себя «антрепренером», и деятельность его заключалась в том, что он занимал деньги и тут же пускал их по ветру. Джаред полностью разочаровался в обоих. Да и Бренда тоже. Это нам потом рассказали их друзья.