Кроме того, Окиавиан ничем не отличился во время войны в Македонии, отчасти из-за слабого здоровья. Хотя с тех пор он прожил еще пятьдесят семь лет, в то время многие считали его болезнь фатальной, хотя точно не было известно, чем он болен (см. Плутарх. Антоний).
Те из республиканцев, которые сдались после катастрофического поражения, предпочитали идти в плен к Антонию и не упускали случая, чтобы посмеяться над Октавианом. Антоний, ставший одним из консулов на срок до 40 года до н.э. тем самым сильно укрепил свою власть, а победа при Филиппах подтвердила его преимущества. Теперь у него, очевидно, появилась возможность выбирать любой регион империи. Одной из причин, почему он выбрал Восток, были огромные богатства этого региона, которые привлекали и его предшественников. Войско Антония требовало демобилизации, и с ним надо было рассчитаться. Но была и другая причина. С точки зрения римлян поражение Красса в войне с парфянами требовало отмщения, а потому войну с ними следовало возобновить. Цезарю помешало это сделать то обстоятельство, что его убили заговорщики. Антоний был фактически военным наследником Цезаря и укрепил свой престиж полководца после победы над Брутом и Кассием. Кроме того, предыдущий опыт принес ему хорошее знание того региона, в котором планировалось вести военные действия.
Восточных провинций, перешедших под управление Антония, было пять: Македония, в которую входили Ахайя; Малая Азия; Вифиния-Понт (к югу от Черного моря); Сирия, граничившая с Парфией; и соседняя с ней Киликия, которая через несколько лет была ликвидирована и по большей части включена в состав Сирии. Помимо этих провинций Антоний пользовался влиянием в нескольких зависимых от Рима странах, находившихся вдоль границ Римской империи, а потому стратегически важных для нее. Важнейшим из них был Египет, где правила Клеопатра. Антоний провел зиму 42/41 года до н.э. в Греции. Там он посещал диспуты философов и поэтов и религиозные церемонии и праздники. Делалось это во многом из политических соображений. Антоний вовсе не хотел выглядеть хуже, чем Брут, который также заигрывал с греческими общинами. Однако Антонию это было легче делать, чем большинству римлян, – его тяготение к греческому образу жизни было искренним. Затем, в начале 41 года до н.э. он пересек Эгейское море и посетил город Эфес. Чтобы засвидетельствовать высшее почтение к новому властителю, жители Эфеса, как и других районов Азии, поспешили обожествить его, признав Новым Дионисом, могущественным божеством эллинистической эпохи, благословлявшим походы на Восток. Хотя в самом Риме живых людей не обожествляли, римские полководцы на Востоке, включая Помпея, Цезаря и самого Антония, не возражали против подобного преклонения. Антонию, как новому властелину восточных земель, такие почести полагались как бы сами собой. Кроме того, Антоний сейчас нуждался в них, чтобы было что противопоставить Октавиану. Того провозгласили сыном бога, а Антония – просто богом, Дионисом, дарующим счастье и бессмертие.
«Итак, когда он въезжал в Эфес, – рассказывает Плутарх, – ему предшествовала процессия, состоявшая из женщин, одетых вакханками, и мужчин и мальчиков, одетых сатирами. Город был украшен венками из плюща и жезлами, увитыми плющом. Звучала музыка арф, свирелей и флейт, и горожане славили его как Диониса Благодетеля, дающего радость» (Антоний). Антоний расширил права местного храма Артемиды, но не тронул Арсиною, которая нашла там убежище. Собирая огромную дань с малоазиатских городов, он разъяснял жителям, что его гибкая система налогов, когда собирали десятину со всего, ими произведенного, была-де гуманнее, чем фиксированные налоги эллинистических царей. Потом он отправился дальше, собирая дань с городов. Вместе с тем он вознаградил тех, кто поддерживал триумвиров и навлек на себя карательные меры Брута и Кассия.
Нового владыку, готовившего поход в Парфию, не могло не интересовать положение в сопредельных, зависимых от Рима государствах. Однако в то время он уделил особое внимание лишь Каппадокии, поскольку тамошняя правительница Глафира, мать Архелая, претендовавшего на местный престол, «поразила Антония своей красотой».
Однако Египет занимал среди этих государств особое положение. Готовя войну, Антоний не мог бы обойтись без материальной и иной поддержки в этой стране. К тому же ему казалась темной и двусмысленной роль царицы Клеопатры во время предыдущей войны с убийцами Цезаря (по крайней мере, так представили дело ее недруги). Поэтому Антоний решил встретиться с Клеопатрой, отложив дальнейшее путешествие на Восток. Местом встречи он избрал город Таре в Киликии (один из городов, пострадавших от Брута и Кассия). Посредником, который должен был доставить царице эту весть, Антоний избрал некоего Квинта Деллия, пользовавшегося скандальной известностью распутника. Клеопатра получила письма от Антония, а затем встретилась с его посланцем. Промедлив положенное время, чтобы показать, что божественная царица не является ни к кому по первому вызову, Клеопатра отправилась в Тарс.
Сам Антоний был талантливым полководцем (хотя более способным тактиком, нежели стратегом). А его солдаты восхищались его стойкостью и щедростью. К тому же он показал себя способным администратором.
Если на Востоке в нем видели нового Диониса, сам он хотел бы происходить от бога-героя Геракла. Один из символов Геракла, побежденный им немейский лев, уже появился на монетах в качестве знака зодиака Антония. И прежде других римских полководцев сравнивали с Гераклом, но именно он первым сам провозгласил себя потомком этого героя, что и было засвидетельствовано на современных ему монетах. Впрочем, в этих притязаниях тогда не было ничего необычного, поскольку все эллинистические монархи, в том числе Клеопатра, были готовы выводить свою родословную от тех или иных божественных предков. Геракл же был, согласно античной теологии, близок к Дионису и участвовал в его пирах. Античные писатели считали Геракла объединителем мира, символом примирения и согласия между римлянами и греками, а подобная идея безусловно привлекала Антония. Впрочем, привлекательность отождествления с Гераклом во многом объяснялась наивным тщеславием самого Антония, о чем упоминал Плутарх.
Выдающиеся умственные способности этого римского полководца нередко не приносили ему пользы из-за лени и недостаточного психологического опыта (он не очень хорошо разбирался в людях). Правда, многие недостатки ему прощали за личное обаяние и чувство юмора, включавшее редкую для римлян способность посмеиваться чад собой. Плутарх писал об Антонии:
«Он не имел представления о многом из того, что делалось от его имени, не только по своему легкомыслию, но и потому, что он был настолько наивен, что доверял своим подчиненным. Нрав этого человека был простым, и он, случалось, плохо представлял себе, что происходит в его окружении. Осознав, что он был не прав, Антоний раскаивался и всегда готов был извиниться перед человеком, которому нанес обиду. Если он хотел наказать виновного или исправить несправедливость, то делал это от души; и обычно считалось, что он чаще переходил границы, раздавая награды, нежели назначая наказания. Что до грубоватых и наглых шуточек, которые он любил, то на это имелось и противоядие: каждый мог с лихвой возместить причиненную обиду, поскольку Антоний не меньше, чем шутки над другими, любил и шутки над собой. Это качество Антония не раз вредило ему, поскольку он едва ли мог поверить, что находились люди, которые под вольностями и шуточками скрывали хитрую лесть. Ему и невдомек было, что иные нарочно притворялись откровенными и даже развязными, чтобы таким образом прикрыть свои намерения. Они поддерживали застольные беседы в его вкусе, чтобы казалось, что они общаются с ним из любви к его остроумию, а вовсе не для того, чтобы добиться от него желаемого» (см. Антоний).
Частная жизнь Антония была довольно беспорядочной. Цицерон в своих «Филиппиках» не раз эксплуатировал тему пьянства Антония. Кроме того, он был безмерно женолюбив (подобно своему кумиру Гераклу, не говоря уже о своем бывшем патроне Цезаре), и это свойство характера создавало ему репутацию, которая его вполне устраивала. Как утверждали политические враги Антония, в юности у него якобы была одна гомосексуальная связь (если не больше). Но то – в далеком прошлом, теперь же он интересовался только женщинами. Как писал тот же Плутарх:
«Слабость к противоположному полу оттеняла привлекательные черты его характера и даже завоевала ему симпатии многих людей, поскольку Антоний часто помогал другим в их любовных делах и с добродушием воспринимал их шутки по поводу его собственных дел такого рода».
При этом, однако, Антоний был женат уже не в первый раз, и его жена, красавица Фульвия, играла большую роль в общественных делах мужа. Это была властная женщина, которая, по отзывам современников, обладала лишь женской внешностью, но вовсе не женским характером. По словам Плутарха, «эту женщину не интересовало прядение или иные домашние дела. Она не могла бы также удовлетвориться властью над мужем, не имеющим притязаний в общественной жизни; она желала править управляющими и командовать командующими. Поистине, Клеопатра была в долгу перед Фульвией, научившей Антония повиноваться воле жены. Когда она встретила его, он уже достаточно научился подчиняться женской власти. Однако Антоний, с помощью всяких шуточек и мальчишеских выходок, старался, насколько возможно, сделать свою жизнь с Фульвией немного веселее».
Как и Фульвия, Антоний уже третий раз состоял в браке, но его прежние жены отнюдь не оказывали такого влияния на политические дела, как она. Она была первой в истории Рима женой правителя, которая стала играть реальную роль в политической жизни. Такая ее роль в общественных делах империи проявилась в том, что Фульвия стала первой женщиной, чьи портреты (прежде портретов императриц) появились на римских монетах. Эти серебряные монеты были отчеканены от имени Антония в 43 – 42 годах до н.э. в Лугдуме (Лион); на них Фульвия изображена как Виктория (богиня Победы). Эту идентификацию ставили под сомнение на том основании, что Фульвия-Виктория была здесь очень похожа на символическое изображение богини Победы на монетах, выпущенных за сорок лет до того. Даже если это и так, важно, что изображение Виктории принимали за портрет Фульвии, тем более что сохранились и другие портреты. Например, идентичный портрет имеется на монетах фригийского города Эвмения, причем название города на монетах – не Эвмения, а Фульвия. Очевидно, Антоний, проезжая в 41 году до н.э. через Малую Азию, назвал этот городок именем своей жены, отчего ее изображение и появилось на монетах. В финикийском городе Триполи также чеканили монету с портретами Антония и Фульвии. Сама Фульвия находилась тогда в Италии и следила, чтобы Октавиан не нарушил интересов ее мужа, но слава о ней достигла Востока.
Клеопатра, готовясь к встрече с Антонием в Тарсе, конечно, знала, что у Антония, несмотря на его страсть к женщинам, есть римлянка жена, не менее властная, чем эллинистические царицы. И все же она исходила из того, что Антоний, ради будущего Египта, должен признать ее как царицу, а следовательно, признать ее как женщину. Итак, прибыв из Александрии в Киликию, царица отправилась на корабле по реке Кидну в древний город Таре. Трудно предположить, чтобы рассказ Плутарха об этих событиях был полностью историческим и лишенным преувеличений, поскольку уже в его время эта история обросла легендами. Однако его рассказ – один из шедевров биографической литературы:
"Более всего она полагалась на свои женские чары… Она плыла по Кидну на корабле с золоченой кормой, с раздуваемыми ветром пурпурными парусами, а гребцы ее мерно опускали и поднимали серебряные весла под музыку флейт, свирелей и лютней. Сама Клеопатра возлежала под балдахином из золоченой ткани в одеянии Афродиты, такой, как мы видим ее на картинах, а по обе стороны от нее стояли мальчики с опахалами, одетые как Амуры. Вдоль обоих бортов корабля стояли не моряки, а служанки царицы, наряженные нереидами и грациями. От многочисленных курильниц на палубе корабля исходил удивительный запах благовоний, достигавший берегов реки. Огромные толпы людей шли по обоим берегам; одни сопровождали корабль от самого устья реки, другие спешили ему навстречу из города Тарса. Постепенно разошлась толпа народа, собравшаяся на рыночной площади, где Антоний, сидя на возвышении, ожидал царицу, и он остался в одиночестве. Пронесся слух, будто сама Афродита явилась на встречу с Дионисом, на счастье Азии.
Антоний пригласил Клеопатру поужинать вместе с ним, но она сочла, что более прилично будет, если он сам явится к ней, и он, чтобы показать свою любезность и добрую волю, принял ее приглашение. На корабле ему был оказан удивительно пышный прием, но более всего поразило Антония огромное количество светильников, горевших по всему кораблю, образовывавших местами разные фигуры, например, круги или квадраты, так что они являли собой самое удивительное и приятное зрелище, которое можно представить.
На следующий день Антоний решил сам проявить гостеприимство и устроить пир в честь царицы. Хотя он надеялся превзойти прием, устроенный ею, по великолепию и элегантности, однако его празднество далеко уступало тому, что состоялось накануне, в обоих отношениях, и Антоний первым посмеялся над своим неуклюжим и скудным гостеприимством. Клеопатра поняла, что Антонию свойственен простодушный и грубоватый юмор солдата, а не царедворца, и усвоила в беседах с ним соответствующий тон".
Это описание вдохновило Шекспира, который живописал путешествие царицы так:
Ее корабль престолом лучезарным
Блистал на водах Кидна.
Пламенела из кованого золота корона,
А пурпурные были паруса
Напоены таким благоуханьем,
Что ветер, млея от любви, к ним льнул.
В лад пенью флейт серебряные весла
Врезались в воду, что струилась вслед.
Царицу же изобразить нет слов.
Она, прекраснее собой Венеры,
Хотя и та прекраснее мечты,
Лежала под парчовым балдахином.
У ложа стоя, мальчики-красавцы,
Подобие смеющихся Амуров,
Движеньем мерным пестрых опахал… [1]
Плутарх был не единственным из древних авторов, чье внимание привлекла эта историческая встреча Антония и Клеопатры. Ее изобразил яркими красками также позднегреческий историк Сократ Родосский:
«Встретившись с Антонием в Киликии, Клеопатра устроила в его честь царский пир, когда напитки и кушанья подавались в искусно сделанных золотых и серебряных чашах и посуде, а стены, говорят, были украшены коврами, сотканными из золотых и серебряных нитей. Царица пригласила Антония и его избранных друзей, и он был поражен великолепием этого убранства. Клеопатра же, улыбаясь, спокойно сказала, что все, что он видит, он может получить в дар. На следующий день она снова заявила гостю, что он может принять в дар все, что пожелает. Каждому из его военачальников было подарено ложе, на котором он возлежал. Им были розданы даже покрывала и столики, на которые ставили блюда. Когда же гости расходились, то она распорядилась, чтобы слуги несли на паланкинах самых знатных из гостей, а для остальных выделить лошадей, украшенных серебряной сбруей. Перед всеми гостями рабы-эфиопы несли факелы. На четвертый день она выделила до одного таланта серебром на покупку роз, так что полы обеденных залов были устланы слоем из этих цветов толщиной в локоть» (см. Атеней).
Итак, покорив Антония благодаря своему личному обаянию и царственному величию, Клеопатра стала его любовницей.
Но все эти церемонии и пиры она затеяла не только ради его и своего удовольствия. Плутарх знал, что писал, когда сообщал: «Пронесся слух, будто сама Афродита явилась на встречу с Дионисом, на счастье Азии». Клеопатра прекрасно воспринимала чувства жителей Ближнего Востока и придала своей встрече с Антонием характер эмоционально насыщенного религиозного события. Антоний явился в Азию как Новый Дионис, бог, покоряющий и дарующий бессмертие. Клеопатра, в свою очередь, явилась в Таре как Афродита-Венера, окруженная свитой, – богиня любви, покровительница природы, Мать Вселенной. Встреча с Антонием, которую царица подготовила и провела с большим искусством, конечно, не была браком в земном смысле, но должна была стать земным отражением священного брака двух великих божеств, что было понятно и импонировало не только египтянам, но и жителям Востока вообще. Ведь Дионис отождествлялся с египетским Осирисом, а Афродита – с его сестрой и женой Исидой. Клеопатра считалась земным воплощением последней, а ее отождествление еще и с Афродитой было, в контексте того времени, понятным и правильным. В то время были распространены статуэтки двуединой богини Афродиты-Исиды, а предшественницу Клеопатры Арсиною II уже почитали и как Афродиту, и как Исиду. При Клеопатре этот ритуал сохранился.
Последующая победа христианства затруднила понимание того обстоятельства, что Исида в свое время была величайшим из божеств грекоримского мира, почитаемым не меньше Диониса, но любимым больше его. Общепризнанность ее культа можно сравнить лишь с общепризнанностью христианства в последующую эпоху.
Это была «богиня десяти тысяч имен», «небесный покров рода людского», Великая Мать всех богов и природы. Торжествующая над роком, который «ей послушен», эта богиня через свои мистерии несла утешение миллионам верных последователей, наполняя смыслом их жизнь, давая им жизненные силы и даже обещая им спасение и бессмертие души. Под руководством профессионального жречества в переполненных храмах Исиды проводились торжества – мистерии, посвященные Исиде и Осирису, во время которых воспроизводились убийство Осириса Сетом, скитания и горькие жалобы Исиды, победа ее сына, Гора, над Сетом и триумф воскресения Осириса. Жреческое служение Исиде было таинством, для которого требовался обет, сравнимый с воинской присягой, но культ ее был открыт для всех, поскольку она могла отождествиться с любой из богинь древности, так как она одновременно считалась богиней земли и ее плодов, моря, Нила, а также богиней любви, исцеления, подземного мира и загробной жизни.
Особое значение этот культ имел для женщин. Большинство античных религий исключало активное участие в них женщин, но культ Исиды (как в дальнейшем и христианство) избежал этой ошибки. Мудрая и любящая, удивительным образом сочетающая чувственность и чистоту, она учила женщин, как добиться мира и покоя. Исида была защитницей женщин и давала им одинаковую власть с мужчинами (см. Диодор).
В фараоновском Египте о Исиде уже существовала огромная литература. Позднее, в эпоху Птолемеев, гимны в ее честь были популярны во всем эллинистическом мире. Один из них сохранился в надписях и отрывках литературных произведений:
"Я – Исида, владычица всех земель, воспитанная Гермесом. С ним вместе я создала письмена, священные и простонародные, чтобы все на свете можно было записать одними знаками.
Я дарую людям законы, которые никто не в силах изменить.
Я – старшая дочь Кроноса, жена и сестра бога Осириса, мать царя Гора.
По моей воле восходит Сириус, меня нарекли Богиней женщин, ради меня возведен город Бубаст.
Я отделила землю от небес, я явила людям звездный путь, я утвердила орбиты Солнца и Луны, по моей воле движутся воды морские.
Я даю человеку силы, я соединяю мужчин и женщин, и по моей воле женщины разрешаются от бремени на десятый месяц. От меня исходит любовь детей к родителям и кара тем, кто не любит отца и мать.
Вместе с братом Осирисом мы положили конец людоедству. Я открыла таинства людям и научила их почитать богов.
Я низвергла тиранов и положила конец убийствам. Я вселила в женщин желание отвечать на любовь мужчин. Я поставила Право выше золота и серебра и научила людей любить истину. Я создала брачные союзы.
Я научила эллинов и варваров их языкам. Мною положено разделение между прекрасным и постыдным. Я научила людей больше всего страшиться клятвопреступления. По моей воле злоумышленники преданы в руки тех, на кого они умышляли зло. Я несу наказания тем, кто творит не правду, и милость тем, кто молит о ней. Я покровительствую искателям Правды, и при мне Правда торжествует.
Я – царица рек, ветров и моря. Я – царица войны и повелительница грома.
Я волную море и успокаиваю его. Я – свет и тепло Солнца.
Если я пожелаю, чтобы настал чему-то конец, он настанет. Я сообщаю смысл всему на свете. Я разрешаю узы. Я – царица мореходов, где я пожелаю, там корабли не пройдут.
Я создала города и стены. Меня зовут дарующей законы. Я вознесла острова из морских глубин. Я – повелительница дождей. Я торжествую над роком, и он мне послушен.
Слава тебе, о Египет, вскормивший меня!"
Царицы Египта считались земным воплощением Исиды. И Клеопатра VII была провозглашена Новой Исидой (см. Плутарх. Антоний). Когда не стало Цезаря, ей понадобился новый спутник, новое воплощение Осириса (который, как уже говорилось, отождествлялся с Дионисом). Жители Тарса все это прекрасно понимали, поскольку религия Исиды и Осириса была им хорошо известна.
В самом Риме уже лет сорок существовал союз почитателей Исиды, но в 58 году до н.э. римские консулы, всегда подозрительно относившиеся к восточным мистериям, разрушили алтари этой богини на Капитолии. В 50 году до н.э. они приказали разрушить вновь построенные храмы Исиды и Сераписа, однако никто из рабочих не решался сделать это, пока один из консулов, сняв тогу, не взломал топором дверь одного из храмов.
После кончины Цезаря, когда религиозно-эмоциональная жизнь стала интенсивной, положение начало меняться. Уже в 43 году до н.э. одним из первых указов триумвиры санкционировали сооружение нового храма все тем же египетским божествам. Поэтому Антоний и прибыл в Тарc, имея славу божества, возлюбленного Исидой. Его внимание к ее земному воплощению стало предметом легенд, литературного творчества и исторических сочинений, хотя и трудно в этом случае разделить историю, литературу и легенду.
Что касается материальной помощи египетского правительства Антонию во время подготовки к войне с парфянами, то тут Клеопатра поставила ему несколько условий. Во-первых, она потребовала казни своей единокровной сестры Арсинои, так и не простив ей измены во время Александрийской войны. Клеопатра не упустила случая напомнить Антонию, что, в отличие от нее самой, у Арсинои были все основания стать союзницей Кассия и Брута. По приказу Антония Арсиною схватили в ее эфесском убежище и казнили. Теперь все остальные пять отпрысков Птолемея XII погибли насильственной смертью, из них трое – как враги Клеопатры. Она знала, что часть правящего класса Египта, которая враждебна ей, может, при удобном случае, поддержать ее сестру, а потому поспешила избавиться от Арсинои. Клеопатра хотела также добиться казни верховного жреца в храме Артемиды Эфесской, который воздавал Арсиное царские почести. Однако к царице явилась депутация жителей Эфеса и уговорила ее пощадить жреца.
Однако неверному наместнику Кипра Серапиону не приходилось ожидать милости. Дело Брута было проиграно, и город Тир, где укрылся Серапион, вынужден был его выдать Антонию, чтобы реабилитироваться за былую помощь Кассию. Серапион был казнен по приказу Антония. И еще один враг Клеопатры был приговорен к казни – самозванец из финикийского города Арада, выдававший себя за Птолемея XIII, который в действительности утонул в Ниле (см. Валерий Максим; И. Флавий. Иудейские древности).
Однако в Сирии расположение Антония к Клеопатре уменьшило его популярность. Сирийцы не могли забыть, что египтяне некогда захватили многие их земли и что Клеопатра была не прочь повторить захватническую войну с их страной. К тому же в Араде были люди, действительно считавшие тамошнего самозванца царем Птолемеем XIII. Вскоре после этого в Араде произошли беспорядки: жители протестовали против налогов, введенных Антонием. С другой стороны, Антоний восстановил «независимость» (формальную автономию) сирийского города Лаодикеи, пострадавшего при Кассии. В это же время Антоний решил некоторые спорные иудейские проблемы. Хотя к нему явились несколько иудейских депутаций с протестами (которые были разогнаны солдатами), Антоний поддержал режим Гиркана II, который вместе со своим приближенным Антипатром в свое время оказал военную помощь Цезарю. Хотя Гиркан вынужден был во время последней войны помогать Кассию, Антоний все же сохранил за ним властные полномочия. Антипатра уже не было в живых, но Антоний утвердил его сыновей Фазеля и Ирода (будущего Ирода Великого) в качестве своих наместников в Иерусалиме и Галилее, пожаловав им титулы князей.
Те из республиканцев, которые сдались после катастрофического поражения, предпочитали идти в плен к Антонию и не упускали случая, чтобы посмеяться над Октавианом. Антоний, ставший одним из консулов на срок до 40 года до н.э. тем самым сильно укрепил свою власть, а победа при Филиппах подтвердила его преимущества. Теперь у него, очевидно, появилась возможность выбирать любой регион империи. Одной из причин, почему он выбрал Восток, были огромные богатства этого региона, которые привлекали и его предшественников. Войско Антония требовало демобилизации, и с ним надо было рассчитаться. Но была и другая причина. С точки зрения римлян поражение Красса в войне с парфянами требовало отмщения, а потому войну с ними следовало возобновить. Цезарю помешало это сделать то обстоятельство, что его убили заговорщики. Антоний был фактически военным наследником Цезаря и укрепил свой престиж полководца после победы над Брутом и Кассием. Кроме того, предыдущий опыт принес ему хорошее знание того региона, в котором планировалось вести военные действия.
Восточных провинций, перешедших под управление Антония, было пять: Македония, в которую входили Ахайя; Малая Азия; Вифиния-Понт (к югу от Черного моря); Сирия, граничившая с Парфией; и соседняя с ней Киликия, которая через несколько лет была ликвидирована и по большей части включена в состав Сирии. Помимо этих провинций Антоний пользовался влиянием в нескольких зависимых от Рима странах, находившихся вдоль границ Римской империи, а потому стратегически важных для нее. Важнейшим из них был Египет, где правила Клеопатра. Антоний провел зиму 42/41 года до н.э. в Греции. Там он посещал диспуты философов и поэтов и религиозные церемонии и праздники. Делалось это во многом из политических соображений. Антоний вовсе не хотел выглядеть хуже, чем Брут, который также заигрывал с греческими общинами. Однако Антонию это было легче делать, чем большинству римлян, – его тяготение к греческому образу жизни было искренним. Затем, в начале 41 года до н.э. он пересек Эгейское море и посетил город Эфес. Чтобы засвидетельствовать высшее почтение к новому властителю, жители Эфеса, как и других районов Азии, поспешили обожествить его, признав Новым Дионисом, могущественным божеством эллинистической эпохи, благословлявшим походы на Восток. Хотя в самом Риме живых людей не обожествляли, римские полководцы на Востоке, включая Помпея, Цезаря и самого Антония, не возражали против подобного преклонения. Антонию, как новому властелину восточных земель, такие почести полагались как бы сами собой. Кроме того, Антоний сейчас нуждался в них, чтобы было что противопоставить Октавиану. Того провозгласили сыном бога, а Антония – просто богом, Дионисом, дарующим счастье и бессмертие.
«Итак, когда он въезжал в Эфес, – рассказывает Плутарх, – ему предшествовала процессия, состоявшая из женщин, одетых вакханками, и мужчин и мальчиков, одетых сатирами. Город был украшен венками из плюща и жезлами, увитыми плющом. Звучала музыка арф, свирелей и флейт, и горожане славили его как Диониса Благодетеля, дающего радость» (Антоний). Антоний расширил права местного храма Артемиды, но не тронул Арсиною, которая нашла там убежище. Собирая огромную дань с малоазиатских городов, он разъяснял жителям, что его гибкая система налогов, когда собирали десятину со всего, ими произведенного, была-де гуманнее, чем фиксированные налоги эллинистических царей. Потом он отправился дальше, собирая дань с городов. Вместе с тем он вознаградил тех, кто поддерживал триумвиров и навлек на себя карательные меры Брута и Кассия.
Нового владыку, готовившего поход в Парфию, не могло не интересовать положение в сопредельных, зависимых от Рима государствах. Однако в то время он уделил особое внимание лишь Каппадокии, поскольку тамошняя правительница Глафира, мать Архелая, претендовавшего на местный престол, «поразила Антония своей красотой».
Однако Египет занимал среди этих государств особое положение. Готовя войну, Антоний не мог бы обойтись без материальной и иной поддержки в этой стране. К тому же ему казалась темной и двусмысленной роль царицы Клеопатры во время предыдущей войны с убийцами Цезаря (по крайней мере, так представили дело ее недруги). Поэтому Антоний решил встретиться с Клеопатрой, отложив дальнейшее путешествие на Восток. Местом встречи он избрал город Таре в Киликии (один из городов, пострадавших от Брута и Кассия). Посредником, который должен был доставить царице эту весть, Антоний избрал некоего Квинта Деллия, пользовавшегося скандальной известностью распутника. Клеопатра получила письма от Антония, а затем встретилась с его посланцем. Промедлив положенное время, чтобы показать, что божественная царица не является ни к кому по первому вызову, Клеопатра отправилась в Тарс.
* * *
Антоний, которого Клеопатра уже хорошо знала, происходил из знатной, но обедневшей семьи и был внуком известного оратора и сыном военачальника, который, правда, не отличался блестящими способностями.Сам Антоний был талантливым полководцем (хотя более способным тактиком, нежели стратегом). А его солдаты восхищались его стойкостью и щедростью. К тому же он показал себя способным администратором.
Если на Востоке в нем видели нового Диониса, сам он хотел бы происходить от бога-героя Геракла. Один из символов Геракла, побежденный им немейский лев, уже появился на монетах в качестве знака зодиака Антония. И прежде других римских полководцев сравнивали с Гераклом, но именно он первым сам провозгласил себя потомком этого героя, что и было засвидетельствовано на современных ему монетах. Впрочем, в этих притязаниях тогда не было ничего необычного, поскольку все эллинистические монархи, в том числе Клеопатра, были готовы выводить свою родословную от тех или иных божественных предков. Геракл же был, согласно античной теологии, близок к Дионису и участвовал в его пирах. Античные писатели считали Геракла объединителем мира, символом примирения и согласия между римлянами и греками, а подобная идея безусловно привлекала Антония. Впрочем, привлекательность отождествления с Гераклом во многом объяснялась наивным тщеславием самого Антония, о чем упоминал Плутарх.
Выдающиеся умственные способности этого римского полководца нередко не приносили ему пользы из-за лени и недостаточного психологического опыта (он не очень хорошо разбирался в людях). Правда, многие недостатки ему прощали за личное обаяние и чувство юмора, включавшее редкую для римлян способность посмеиваться чад собой. Плутарх писал об Антонии:
«Он не имел представления о многом из того, что делалось от его имени, не только по своему легкомыслию, но и потому, что он был настолько наивен, что доверял своим подчиненным. Нрав этого человека был простым, и он, случалось, плохо представлял себе, что происходит в его окружении. Осознав, что он был не прав, Антоний раскаивался и всегда готов был извиниться перед человеком, которому нанес обиду. Если он хотел наказать виновного или исправить несправедливость, то делал это от души; и обычно считалось, что он чаще переходил границы, раздавая награды, нежели назначая наказания. Что до грубоватых и наглых шуточек, которые он любил, то на это имелось и противоядие: каждый мог с лихвой возместить причиненную обиду, поскольку Антоний не меньше, чем шутки над другими, любил и шутки над собой. Это качество Антония не раз вредило ему, поскольку он едва ли мог поверить, что находились люди, которые под вольностями и шуточками скрывали хитрую лесть. Ему и невдомек было, что иные нарочно притворялись откровенными и даже развязными, чтобы таким образом прикрыть свои намерения. Они поддерживали застольные беседы в его вкусе, чтобы казалось, что они общаются с ним из любви к его остроумию, а вовсе не для того, чтобы добиться от него желаемого» (см. Антоний).
Частная жизнь Антония была довольно беспорядочной. Цицерон в своих «Филиппиках» не раз эксплуатировал тему пьянства Антония. Кроме того, он был безмерно женолюбив (подобно своему кумиру Гераклу, не говоря уже о своем бывшем патроне Цезаре), и это свойство характера создавало ему репутацию, которая его вполне устраивала. Как утверждали политические враги Антония, в юности у него якобы была одна гомосексуальная связь (если не больше). Но то – в далеком прошлом, теперь же он интересовался только женщинами. Как писал тот же Плутарх:
«Слабость к противоположному полу оттеняла привлекательные черты его характера и даже завоевала ему симпатии многих людей, поскольку Антоний часто помогал другим в их любовных делах и с добродушием воспринимал их шутки по поводу его собственных дел такого рода».
При этом, однако, Антоний был женат уже не в первый раз, и его жена, красавица Фульвия, играла большую роль в общественных делах мужа. Это была властная женщина, которая, по отзывам современников, обладала лишь женской внешностью, но вовсе не женским характером. По словам Плутарха, «эту женщину не интересовало прядение или иные домашние дела. Она не могла бы также удовлетвориться властью над мужем, не имеющим притязаний в общественной жизни; она желала править управляющими и командовать командующими. Поистине, Клеопатра была в долгу перед Фульвией, научившей Антония повиноваться воле жены. Когда она встретила его, он уже достаточно научился подчиняться женской власти. Однако Антоний, с помощью всяких шуточек и мальчишеских выходок, старался, насколько возможно, сделать свою жизнь с Фульвией немного веселее».
Как и Фульвия, Антоний уже третий раз состоял в браке, но его прежние жены отнюдь не оказывали такого влияния на политические дела, как она. Она была первой в истории Рима женой правителя, которая стала играть реальную роль в политической жизни. Такая ее роль в общественных делах империи проявилась в том, что Фульвия стала первой женщиной, чьи портреты (прежде портретов императриц) появились на римских монетах. Эти серебряные монеты были отчеканены от имени Антония в 43 – 42 годах до н.э. в Лугдуме (Лион); на них Фульвия изображена как Виктория (богиня Победы). Эту идентификацию ставили под сомнение на том основании, что Фульвия-Виктория была здесь очень похожа на символическое изображение богини Победы на монетах, выпущенных за сорок лет до того. Даже если это и так, важно, что изображение Виктории принимали за портрет Фульвии, тем более что сохранились и другие портреты. Например, идентичный портрет имеется на монетах фригийского города Эвмения, причем название города на монетах – не Эвмения, а Фульвия. Очевидно, Антоний, проезжая в 41 году до н.э. через Малую Азию, назвал этот городок именем своей жены, отчего ее изображение и появилось на монетах. В финикийском городе Триполи также чеканили монету с портретами Антония и Фульвии. Сама Фульвия находилась тогда в Италии и следила, чтобы Октавиан не нарушил интересов ее мужа, но слава о ней достигла Востока.
Клеопатра, готовясь к встрече с Антонием в Тарсе, конечно, знала, что у Антония, несмотря на его страсть к женщинам, есть римлянка жена, не менее властная, чем эллинистические царицы. И все же она исходила из того, что Антоний, ради будущего Египта, должен признать ее как царицу, а следовательно, признать ее как женщину. Итак, прибыв из Александрии в Киликию, царица отправилась на корабле по реке Кидну в древний город Таре. Трудно предположить, чтобы рассказ Плутарха об этих событиях был полностью историческим и лишенным преувеличений, поскольку уже в его время эта история обросла легендами. Однако его рассказ – один из шедевров биографической литературы:
"Более всего она полагалась на свои женские чары… Она плыла по Кидну на корабле с золоченой кормой, с раздуваемыми ветром пурпурными парусами, а гребцы ее мерно опускали и поднимали серебряные весла под музыку флейт, свирелей и лютней. Сама Клеопатра возлежала под балдахином из золоченой ткани в одеянии Афродиты, такой, как мы видим ее на картинах, а по обе стороны от нее стояли мальчики с опахалами, одетые как Амуры. Вдоль обоих бортов корабля стояли не моряки, а служанки царицы, наряженные нереидами и грациями. От многочисленных курильниц на палубе корабля исходил удивительный запах благовоний, достигавший берегов реки. Огромные толпы людей шли по обоим берегам; одни сопровождали корабль от самого устья реки, другие спешили ему навстречу из города Тарса. Постепенно разошлась толпа народа, собравшаяся на рыночной площади, где Антоний, сидя на возвышении, ожидал царицу, и он остался в одиночестве. Пронесся слух, будто сама Афродита явилась на встречу с Дионисом, на счастье Азии.
Антоний пригласил Клеопатру поужинать вместе с ним, но она сочла, что более прилично будет, если он сам явится к ней, и он, чтобы показать свою любезность и добрую волю, принял ее приглашение. На корабле ему был оказан удивительно пышный прием, но более всего поразило Антония огромное количество светильников, горевших по всему кораблю, образовывавших местами разные фигуры, например, круги или квадраты, так что они являли собой самое удивительное и приятное зрелище, которое можно представить.
На следующий день Антоний решил сам проявить гостеприимство и устроить пир в честь царицы. Хотя он надеялся превзойти прием, устроенный ею, по великолепию и элегантности, однако его празднество далеко уступало тому, что состоялось накануне, в обоих отношениях, и Антоний первым посмеялся над своим неуклюжим и скудным гостеприимством. Клеопатра поняла, что Антонию свойственен простодушный и грубоватый юмор солдата, а не царедворца, и усвоила в беседах с ним соответствующий тон".
Это описание вдохновило Шекспира, который живописал путешествие царицы так:
Ее корабль престолом лучезарным
Блистал на водах Кидна.
Пламенела из кованого золота корона,
А пурпурные были паруса
Напоены таким благоуханьем,
Что ветер, млея от любви, к ним льнул.
В лад пенью флейт серебряные весла
Врезались в воду, что струилась вслед.
Царицу же изобразить нет слов.
Она, прекраснее собой Венеры,
Хотя и та прекраснее мечты,
Лежала под парчовым балдахином.
У ложа стоя, мальчики-красавцы,
Подобие смеющихся Амуров,
Движеньем мерным пестрых опахал… [1]
Плутарх был не единственным из древних авторов, чье внимание привлекла эта историческая встреча Антония и Клеопатры. Ее изобразил яркими красками также позднегреческий историк Сократ Родосский:
«Встретившись с Антонием в Киликии, Клеопатра устроила в его честь царский пир, когда напитки и кушанья подавались в искусно сделанных золотых и серебряных чашах и посуде, а стены, говорят, были украшены коврами, сотканными из золотых и серебряных нитей. Царица пригласила Антония и его избранных друзей, и он был поражен великолепием этого убранства. Клеопатра же, улыбаясь, спокойно сказала, что все, что он видит, он может получить в дар. На следующий день она снова заявила гостю, что он может принять в дар все, что пожелает. Каждому из его военачальников было подарено ложе, на котором он возлежал. Им были розданы даже покрывала и столики, на которые ставили блюда. Когда же гости расходились, то она распорядилась, чтобы слуги несли на паланкинах самых знатных из гостей, а для остальных выделить лошадей, украшенных серебряной сбруей. Перед всеми гостями рабы-эфиопы несли факелы. На четвертый день она выделила до одного таланта серебром на покупку роз, так что полы обеденных залов были устланы слоем из этих цветов толщиной в локоть» (см. Атеней).
Итак, покорив Антония благодаря своему личному обаянию и царственному величию, Клеопатра стала его любовницей.
Но все эти церемонии и пиры она затеяла не только ради его и своего удовольствия. Плутарх знал, что писал, когда сообщал: «Пронесся слух, будто сама Афродита явилась на встречу с Дионисом, на счастье Азии». Клеопатра прекрасно воспринимала чувства жителей Ближнего Востока и придала своей встрече с Антонием характер эмоционально насыщенного религиозного события. Антоний явился в Азию как Новый Дионис, бог, покоряющий и дарующий бессмертие. Клеопатра, в свою очередь, явилась в Таре как Афродита-Венера, окруженная свитой, – богиня любви, покровительница природы, Мать Вселенной. Встреча с Антонием, которую царица подготовила и провела с большим искусством, конечно, не была браком в земном смысле, но должна была стать земным отражением священного брака двух великих божеств, что было понятно и импонировало не только египтянам, но и жителям Востока вообще. Ведь Дионис отождествлялся с египетским Осирисом, а Афродита – с его сестрой и женой Исидой. Клеопатра считалась земным воплощением последней, а ее отождествление еще и с Афродитой было, в контексте того времени, понятным и правильным. В то время были распространены статуэтки двуединой богини Афродиты-Исиды, а предшественницу Клеопатры Арсиною II уже почитали и как Афродиту, и как Исиду. При Клеопатре этот ритуал сохранился.
Последующая победа христианства затруднила понимание того обстоятельства, что Исида в свое время была величайшим из божеств грекоримского мира, почитаемым не меньше Диониса, но любимым больше его. Общепризнанность ее культа можно сравнить лишь с общепризнанностью христианства в последующую эпоху.
Это была «богиня десяти тысяч имен», «небесный покров рода людского», Великая Мать всех богов и природы. Торжествующая над роком, который «ей послушен», эта богиня через свои мистерии несла утешение миллионам верных последователей, наполняя смыслом их жизнь, давая им жизненные силы и даже обещая им спасение и бессмертие души. Под руководством профессионального жречества в переполненных храмах Исиды проводились торжества – мистерии, посвященные Исиде и Осирису, во время которых воспроизводились убийство Осириса Сетом, скитания и горькие жалобы Исиды, победа ее сына, Гора, над Сетом и триумф воскресения Осириса. Жреческое служение Исиде было таинством, для которого требовался обет, сравнимый с воинской присягой, но культ ее был открыт для всех, поскольку она могла отождествиться с любой из богинь древности, так как она одновременно считалась богиней земли и ее плодов, моря, Нила, а также богиней любви, исцеления, подземного мира и загробной жизни.
Особое значение этот культ имел для женщин. Большинство античных религий исключало активное участие в них женщин, но культ Исиды (как в дальнейшем и христианство) избежал этой ошибки. Мудрая и любящая, удивительным образом сочетающая чувственность и чистоту, она учила женщин, как добиться мира и покоя. Исида была защитницей женщин и давала им одинаковую власть с мужчинами (см. Диодор).
В фараоновском Египте о Исиде уже существовала огромная литература. Позднее, в эпоху Птолемеев, гимны в ее честь были популярны во всем эллинистическом мире. Один из них сохранился в надписях и отрывках литературных произведений:
"Я – Исида, владычица всех земель, воспитанная Гермесом. С ним вместе я создала письмена, священные и простонародные, чтобы все на свете можно было записать одними знаками.
Я дарую людям законы, которые никто не в силах изменить.
Я – старшая дочь Кроноса, жена и сестра бога Осириса, мать царя Гора.
По моей воле восходит Сириус, меня нарекли Богиней женщин, ради меня возведен город Бубаст.
Я отделила землю от небес, я явила людям звездный путь, я утвердила орбиты Солнца и Луны, по моей воле движутся воды морские.
Я даю человеку силы, я соединяю мужчин и женщин, и по моей воле женщины разрешаются от бремени на десятый месяц. От меня исходит любовь детей к родителям и кара тем, кто не любит отца и мать.
Вместе с братом Осирисом мы положили конец людоедству. Я открыла таинства людям и научила их почитать богов.
Я низвергла тиранов и положила конец убийствам. Я вселила в женщин желание отвечать на любовь мужчин. Я поставила Право выше золота и серебра и научила людей любить истину. Я создала брачные союзы.
Я научила эллинов и варваров их языкам. Мною положено разделение между прекрасным и постыдным. Я научила людей больше всего страшиться клятвопреступления. По моей воле злоумышленники преданы в руки тех, на кого они умышляли зло. Я несу наказания тем, кто творит не правду, и милость тем, кто молит о ней. Я покровительствую искателям Правды, и при мне Правда торжествует.
Я – царица рек, ветров и моря. Я – царица войны и повелительница грома.
Я волную море и успокаиваю его. Я – свет и тепло Солнца.
Если я пожелаю, чтобы настал чему-то конец, он настанет. Я сообщаю смысл всему на свете. Я разрешаю узы. Я – царица мореходов, где я пожелаю, там корабли не пройдут.
Я создала города и стены. Меня зовут дарующей законы. Я вознесла острова из морских глубин. Я – повелительница дождей. Я торжествую над роком, и он мне послушен.
Слава тебе, о Египет, вскормивший меня!"
Царицы Египта считались земным воплощением Исиды. И Клеопатра VII была провозглашена Новой Исидой (см. Плутарх. Антоний). Когда не стало Цезаря, ей понадобился новый спутник, новое воплощение Осириса (который, как уже говорилось, отождествлялся с Дионисом). Жители Тарса все это прекрасно понимали, поскольку религия Исиды и Осириса была им хорошо известна.
В самом Риме уже лет сорок существовал союз почитателей Исиды, но в 58 году до н.э. римские консулы, всегда подозрительно относившиеся к восточным мистериям, разрушили алтари этой богини на Капитолии. В 50 году до н.э. они приказали разрушить вновь построенные храмы Исиды и Сераписа, однако никто из рабочих не решался сделать это, пока один из консулов, сняв тогу, не взломал топором дверь одного из храмов.
После кончины Цезаря, когда религиозно-эмоциональная жизнь стала интенсивной, положение начало меняться. Уже в 43 году до н.э. одним из первых указов триумвиры санкционировали сооружение нового храма все тем же египетским божествам. Поэтому Антоний и прибыл в Тарc, имея славу божества, возлюбленного Исидой. Его внимание к ее земному воплощению стало предметом легенд, литературного творчества и исторических сочинений, хотя и трудно в этом случае разделить историю, литературу и легенду.
* * *
Конечно, тогда наверняка были не только ставшие легендарными пиры и любовные дела, но и вовсе не романтичные переговоры и торг между обеими сторонами об интересах Рима и Египта. А для Антония было важно, перед визитом в Сирию, понять, как обстоят дела в Египте. Эта страна была теперь свободнее, чем прежде, поскольку римские легионы, отправленные в Сирию, больше в Египет не возвращались. А позиция самой Клеопатры во время войны между цезарианцами и убийцами Цезаря казалась двусмысленной. Однако сама она смогла убедить Антония, что вовсе не поддерживала республиканцев, несмотря на давление, которое оказывал на нее Кассий. Если противники царицы в Египте надеялись использовать недавнюю гражданскую войну для подрыва ее положения, то они просчитались.Что касается материальной помощи египетского правительства Антонию во время подготовки к войне с парфянами, то тут Клеопатра поставила ему несколько условий. Во-первых, она потребовала казни своей единокровной сестры Арсинои, так и не простив ей измены во время Александрийской войны. Клеопатра не упустила случая напомнить Антонию, что, в отличие от нее самой, у Арсинои были все основания стать союзницей Кассия и Брута. По приказу Антония Арсиною схватили в ее эфесском убежище и казнили. Теперь все остальные пять отпрысков Птолемея XII погибли насильственной смертью, из них трое – как враги Клеопатры. Она знала, что часть правящего класса Египта, которая враждебна ей, может, при удобном случае, поддержать ее сестру, а потому поспешила избавиться от Арсинои. Клеопатра хотела также добиться казни верховного жреца в храме Артемиды Эфесской, который воздавал Арсиное царские почести. Однако к царице явилась депутация жителей Эфеса и уговорила ее пощадить жреца.
Однако неверному наместнику Кипра Серапиону не приходилось ожидать милости. Дело Брута было проиграно, и город Тир, где укрылся Серапион, вынужден был его выдать Антонию, чтобы реабилитироваться за былую помощь Кассию. Серапион был казнен по приказу Антония. И еще один враг Клеопатры был приговорен к казни – самозванец из финикийского города Арада, выдававший себя за Птолемея XIII, который в действительности утонул в Ниле (см. Валерий Максим; И. Флавий. Иудейские древности).
Однако в Сирии расположение Антония к Клеопатре уменьшило его популярность. Сирийцы не могли забыть, что египтяне некогда захватили многие их земли и что Клеопатра была не прочь повторить захватническую войну с их страной. К тому же в Араде были люди, действительно считавшие тамошнего самозванца царем Птолемеем XIII. Вскоре после этого в Араде произошли беспорядки: жители протестовали против налогов, введенных Антонием. С другой стороны, Антоний восстановил «независимость» (формальную автономию) сирийского города Лаодикеи, пострадавшего при Кассии. В это же время Антоний решил некоторые спорные иудейские проблемы. Хотя к нему явились несколько иудейских депутаций с протестами (которые были разогнаны солдатами), Антоний поддержал режим Гиркана II, который вместе со своим приближенным Антипатром в свое время оказал военную помощь Цезарю. Хотя Гиркан вынужден был во время последней войны помогать Кассию, Антоний все же сохранил за ним властные полномочия. Антипатра уже не было в живых, но Антоний утвердил его сыновей Фазеля и Ирода (будущего Ирода Великого) в качестве своих наместников в Иерусалиме и Галилее, пожаловав им титулы князей.