Гребнев Григорий
Арктания (Летающая станция)
Григорий ГРЕБНЕВ
Арктания
/Летающая станция/
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
1 "Труп Амундсена должен сохраниться во льдах" Это был обычный утренний выпуск хроники для школьников. Не показываясь на экране, дикторша говорила: - Первого мая ребята пойдут на традиционные уличные карнавалы. А второго мая дети будут путешествовать. Юра взглянул на экран: белое сафьяновое полотно экрана, мягкое и нежное, опущенное во всю длину и ширину одной из стен комнаты, внезапно превратилось в голубой квадрат неба. В этом небе тоненькой цепочкой плыл стратосферный поезд: один ракетный стратоплан и девять буксирных планеров. - Стратопланы... - перечисляла дикторша. - Подводные электроходы... Подземные сверхскоростные поезда... На экране мелькали, мчались, всплывали, причаливали и вырывались из тоннелей разнообразные машины. Их движение сопровождалось легким шелестом и ровным естественным голосом женщины: - Все это для детей! Второго мая дети будут кататься по всему земному шару! Дети Арктики смогут взобраться на кокосовые пальмы в Африке! Юра с восхищением рассматривал тонкие пальмы на экране и негритянскую детвору Ему нестерпимо захотелось путешествовать. - Дети с берегов Конго будут играть в снежки и кататься на аэросанях с гор Новой Земли, - продолжала дикторша. На экране возник знакомый снежный пейзаж. - Дети степей будут охотиться в сибирской тайге. Дети тропических лесов и тайги будут седлать лошадей и скакать верхом в американских прериях... Очарование окончилось внезапно. Юра с минуту сидел в полной растерянности, потом выхватил из кармана свой карманный фонограф и крикнул в эбонитовую ракушку: - Не забыть! Второго мая непременно полезть на пальму!.. Затем дикторша сообщила, что скоро в Париже созывается всемирная конференция лингвистов. Конференция собиралась выработать единый алфавит для всех народов. На экране появился какой-то старенький лингвист, сияющий и улыбающийся. Московский профессор Британов отлично поставил опыт оживления двух искусственно замороженных обезьян. Обе мартышки уже сидели на экране, и одна из них искала насекомых у своей подружки. Французский профессор и инженер О. Ливен при помощи подземной торпеды, заряженной радием, собирался поднять затонувшую десятки тысяч лет назад горную гряду на дне Гибралтарского пролива. Естественная плотина - высотой в пятьсот метров и длиной в семнадцать километров - должна была преградить путь постоянному течению из Атлантического океана в Средиземное море и вооружить человечество космической по мощности энергией. Эта энергия должна была в недалеком будущем электрифицировать все средиземноморские страны вместе с Малой Азией и оросить водами Конго пустыню Сахару. Перед глазами мальчика происходили работы по сооружению шлюзов где-то на южном побережье Испании и в северном Марокко. С экрана задумчиво смотрел начальник гибралтарской экспедиции профессор Ливен, старомодно одетый француз, похожий на Ромена Роллана. Юра с уважением и завистью смотрел на человека, который мог создавать новые острова, горы и моря. Последним появился на экране Роальд Амундсен. Мужественный облик норвежского полярного исследователя воспроизводился по старым музейным кадрам кинохроники, плоским, немым и одноцветным. Приближалась памятная дата, которая напоминала людям, что много лет назад из бухты Кингсбей1 вылетел в свой последний полет Амундсен, вылетел - и не вернулся больше. В ознаменование этой годовщины правительство Норвегии устанавливало неугасаемую мемориальную световую надпись на небе над бухтой Кингсбей. Гигантскими буквами, подобными ленте северного сияния, над бухтой с сегодняшнего дня должны засверкать слова на трех языках - норвежском, английском и русском: "ПОМНИМ АМУНДСЕНА" О мартышках профессора Британова, о парижских лингвистах и гибралтарской плотине Юра вскоре перестал думать, но об Амундсене не забыл. Каждый день он включал фонограф и выслушивал свою собственную фразу, сказанную им в тот день, когда он узнал о надписи над бухтой Кингсбей: "Я мало знаю об Амундсене. Прочесть все книги о нем. Выслушать все звукозаписи о нем. Не! Прэ! Мен! Но!.." С этого и началось. Юра перерыл всю отцовскую библиотеку, связался по радио с центральной детской фонотекой в Москве и просил каждый день от трех до четырех часов дня передавать ему самые интересные звукозаписи об Амундсене. Однажды Юра сидел у себя в комнате и листал книгу, изданную в 1940 году по старому летосчислению. Называлась книга скучно: "Высказывания об Амундсене", но мысли и слова ученых, литераторов, политических деятелей, рабочих и колхозников, напечатанные в этой книге, были очень интересны. Юра то и дело поворачивал голову к своему фонографу и произносил отдельные понравившиеся ему фразы. Вдруг он умолк. Отложил книгу. Удивленно оглянулся вокруг, потом снова взял книгу. Он прочел всего несколько слов, но эти слова ошеломили его. Вот что напечатано было там: "Когда искали пропавшего без вести Амундсена, мне хотелось сказать во всеуслышание: "Если найдете живым, привезите его нам; если же найдете мертвым, не берите с собой, похороните его тело во льдах Арктики. Там вечный холод, там мало бактерий, - тело погибшего Амундсена сохранится во льдах до той поры, когда мы, ученые, сможем оживить его, вернуть человечеству одного из самых замечательных героев Арктики..." Доктор С. С. Брюхоненко Москва, 1935 год".
2 "Дедушка, вы будете моим помощником..." Шестого мая Юра продиктовал в свой фонограф: - Говорил со Свенсоном. Он сказал: с холодным течением льды должны были продвинуться от восточных берегов архипелага Амундсена прямо к Исландии, потом пойти вниз, мимо Гренландии, идти, идти все время рядом с Гренландией, на юг, а потом повернуть направо (если смотреть от нас, от полюса), то есть на запад. Дальше льды очень медленно должны были пробираться Северо-Западным проходом. Значит, если Амундсен замерз в тех льдах, он во второй раз прошел, как когда-то на яхте "Йоа"2, сквозь Северо-Западный проход. Свенсон говорит: течения и ветры за это время десять раз выносили его к Аляске, а потом к Врангелю, а потом к архипелагу Вейпрехта - Пайера, к бывшей Земле Франца-Иосифа, и сейчас, если льды с его трупом не растаяли, они должны быть на восемьдесят шестом градусе северной широты и девятнадцатом градусе восточной долготы... Я сам догадывался, что он где-то близко от нас. Это очень хорошо... Теперь у меня все готово. Нет только кирки... Вчера осмотрел раструб ракеты у своего "Жука". Теперь выброска газа идет хорошо... Мама все время спрашивает, что я задумал. Обещал ей сказать потом. Скажу, и она не пустит. Не сказать - нельзя, это будет обман. Как быть? Поговорю с дедом... Вечером в тот же день Юра позвонил у двери маячной рубки. Репродуктор над дверью засопел, покряхтел, наконец скрипучий старческий голос спросил: - Кто? Там, у себя в рубке, дед отлично видел на визитном экране Юру, стоящего за дверью, но по обыкновению, прежде чем впустить кого-нибудь в маячную, задавал этот неизменный вопрос. - Это я, дедушка, - ответил Юра. - Сын начальника станции? - Да, дедушка. - Сын старшего метеоролога станции? - Да, дедушка. - А разве сын начальника станции и сын старшего метеоролога станции не знает, что в рубку входить посторонним воспрещается? Юра уже привык к подобным вопросам. Дед был веселым человеком. И имя у него тоже было веселое - Андрейчик. Собственно говоря, это была фамилия деда, а имя и отчество - Степан Никитич, но все привыкли называть деда по фамилии, и это больше шло к нему. Несмотря на свои семьдесят три года, дед Андрейчик ходил почти бегом, всегда хитровато подмигивал и разговаривал преимущественно в шутливом или ироническом тоне. - Я не посторонний, я ваш родной внук, - кротко ответил Юра. Юра ясно представлял себе, как там за дверью щуплый маленький дед прячет улыбку в седые, оттопыренные, как у моржа, усы: - Предупреждаю родного внука - войдя в данное помещение, он обязуется ничего не трогать и вести себя сознательно, - сказал старик. - Есть вести себя сознательно! - крикнул Юра. Дверь поползла в стену. Юра шагнул в рубку. Дед сидел перед оранжевые яхонтовым щитом, на котором мерцали разноцветные светящиеся точки, линии и пунктиры. Это был график трансарктических воздушных трасс и подводных линий. В рубке на стенах и на потолке вспыхивали и гасли контрольные огоньки радиомаяков, которыми управлял дед: стратосферных, тропосферных3, подводных. Юра посмотрел на коричневую морщинистую шею деда, кашлянул и сказал: - Здравствуйте, дедушка Дед повернулся на своем вертящемся стуле и поднес к уху кулак. Это было старинное революционное приветствие, от которого дед никак не хотел отвыкать, хотя в мире уже не было ни одного капиталиста и фашиста, которым адресовался когда-то этот традиционный кулак. - Здравствуй! - У меня к вам, дедушка, серьезное дело. Дед отвернулся к щиту. - С серьезным делом приходи ко мне домой. Юра встревожился - Не совсем серьезное. Его можно рассказать здесь. - Значит, вопрос не животрепещущий. Говори. Дед Андрейчик часто употреблял смешные старинные слова, вроде "данный", "упомянутый", и постоянно повторял слово "факт" Особенно веселило Юру одно выражение деда: "животрепещущий вопрос". - Мне нужна ваша кирка, дедушка. - Для какой надобности? - Сейчас - чтобы научиться ею работать. - А впоследствии? - А потом... Юра замялся говорить или нет? Хотя деду можно сказать, даже нужно. Юра знал, что дед уважает смелых и решительных людей. Он не раз рассказывал Юре увлекательные истории из жизни первых полярных исследователей, из эпохи гражданских войн. Дед сам когда-то участвовал в ледовом походе против Северной армады крестовиков. - ..а потом она мне нужна для одной важной экспедиции! Дед пошевелил бровями и сделал вид, что страшно озадачен. - Для какой экспедиции? Гм... интересно. Полет на Луну? - Нет. - Экспедиция на Эверест? - Нет. Юра приблизился к деду и шепотом спросил: - Вы, дедушка, знаете об опытах профессора Британова? Дед пожевал губами. С минуту он уже с подлинным удивлением смотрел на внука. - Слыхал... Это тот, который собирается умерших воскрешать? Так, что ли? - Нет, не вос... не то, что вы говорите, а оживлять. Я узнал, где лежит один умерший... один герой Арктики. Он замерз. Я его откопаю во льду. Профессор Британов его оживит. Дед отстранился от него. - Постой, ты про кого говоришь? - Угадайте, - тихо сказал Юра. - Про... Амундсена? - Да. - Какие у тебя данные, что его труп сохранился? - Знаю. Читал. Он замерз. Как Андрэ и Скотт4. Я все знаю. Дед улыбнулся, привлек к себе Юру, снял с него шапку и погладил по белой вихрастой голове. - Идея благородная. Вопрос об Амундсене всегда был и останется животрепещущим. Но ты ошибаешься, мальчик. О гибели Амундсена мы ничего не знаем. Одни говорят, что он разбился, другие - что замерз после вынужденной посадки, третьи - что упал вместе с самолетом на чистую воду и утонул. Вряд ли мы узнаем. Факт. Юра упрямо мотнул головой. - Я найду труп Амундсена. Старик вновь плутовато прищурил глаза. - Ну, что ж, если ты так уверен, желаю тебе удачи. Только где же ты будешь его искать? Юра вынул из кармана ленту фонографа. - Вот. Здесь все записано. Я проследил дрейф льдов за много лет и определил: сегодня искать нужно в районе восемьдесят шестого градуса северной широты и девятнадцатого восточной долготы. - Так. Значит, сын начальника воздушной станции "Арктания" собирается в экспедицию? - Да. - А сам начальник станции и его жена знают об этом? - Они узнают потом. Дед покачал головой. - Кто еще будет участвовать в данном предприятии? - Вы, дедушка, - не сморгнув, ответил Юра. Дед взглянул на своего решительного внука сбоку. - Ты в этом уверен? - Да, дедушка, вы будете моим помощником. - Гм... благодарю за честь. Ты думаешь, двоих достаточно? - Вполне, дедушка. - Трудновато двоим. Дед старательно поддерживал серьезный тон. - Настоящие полярники не должны бояться трудностей. Фраза была чужая, - Юра вычитал ее в книге. Тем не менее произнес он ее самым торжественным тоном. Дед сделал вид, что нахмурился, а на самом деле лишь заслонил смеющиеся глаза густыми бровями. - Факт. Но настоящие полярники готовились к своим экспедициям очень тщательно и досконально. Юра на мгновение смутился. В тщательности своей подготовки он был уверен, а вот насчет "досконально"... Надо будет узнать, что это значит. - Я подготовился, - неуверенно сказал он. - Все равно, я в этом деле не могу участвовать. Занят, да и годы не те, чтобы соваться в такие затеи. Юра заговорил быстро; пришептывая и глотая слова от волнения: - Ну, что вы, дедушка! Какие трудности? Это недалеко. Четыреста километров. Мы туда на моем "Жуке" в один день слетаем и вернемся. Он неискренне улыбался и заглядывал в глаза деду: - Полетим, дедушка! Это же очень интересно. А вдруг найдем? Полетим, а то меня одного не пустят. Гулять пускают, а в экспедицию не пустят. Дед иронически взглянул на юного дипломата: вот оно что! Теперь понятно, зачем он понадобился Юре в помощники. - Ну, ладно. Разве что в один день. Попробую. Юра просиял и сразу же переменил тон: - Вот и хорошо. Вы, дедушка, смелый и решительный человек. Я одобряю ваше решение. А теперь давайте кирку. Я лечу гулять. Хочу опробовать ее на льду. Дед отвернулся к оранжевому щиту. - Возьми. Она у меня в инструментарии. Только не испорти. - Есть не испортить! - крикнул Юра и выскочил из рубки.
3 Сорок папанинцев, сорок арктанинцев Юра вылетел в солнечную, безветренную погоду. Его прогулочный автожир "Полярный жук" поднялся над станцией на высоту двести метров и повис в воздухе. Снизу он и впрямь был похож на темно-зеленого жука. Лопасти ротора над кабиной машины вращались так быстро, что их почти не было видно: лишь следяной кружок в воздухе мерцал над Юриным "Жуком". Автожир почти неподвижно парил над станцией. Глушители умерщвляли шум его ракетной камеры. В кабине было тепло, уютно; кроме того, в кабине... находился пассажир. Вернее - пассажирка. Это была Ася, десятилетняя дочка гидрографа станции "Арктания" Эрика Свенсона и закадычный друг Юры. Детей на станции было двое: Юра и Ася. Жили они очень дружно, несмотря на то, что Юра был старше своей подруги на три года. Ася часто летала вместе с Юрой гулять, и сейчас она занимала свое обычное место - позади Юры. Юра полностью включил камеру ракеты, убрал ротор, и автожир стал набирать высоту, кружась над станцией. Ася взглянула через окно вниз. Перед нею был укреплен небольшой экран; ей достаточно было глянуть на него - и вся панорама станции и ледяного то поля внизу была у нее перед глазами. Больше того, - регулируя изображение при помощи небольшого колесика у правого локотника своего сиденья, она могла приближать, увеличивать изображение на экране и при желании с любой высоты прочесть газету, брошенную на лед. Но Ася предпочитала экрану непосредственное наблюдение. - Как высоко! - сказала она, плюща нос о гибкое стекло окна. Юра взглянул на альтиметр: стрелка показывала тысячу метров высоты. - Это еще не настоящая высота, - внушительно сказал Юра. - Вот мы туда подальше заберемся, тысячи на три. Тогда будет высоко. - Юра, а если плюнуть, слюни долетят до льда? - Долетят в виде... града. Только ты не открывай окна. - Какая наша "Арктания" красивая! - искренне изумилась Ася и тоненьким голоском затянула, бойкую ребячью песню о папанинцах-арктанинцах. Смысл песни был тот, что когда-то, много лет назад, на Северном полюсе поселились первые зимовщики; течения и ветры унесли льдину с четырьмя героями-папанинцами далеко к югу. Но большевики перехитрили ветры и течения: они создали над полюсом висящую в воздухе большую станцию "Арктания", которую не унесут никакие ветры и льды. И теперь на полюсе живут и работают уже не четыре, а сорок папанинцев, сорок арктанинцев. "Арктания" висела в воздухе, далеко внизу под автожиром. Сверху она напоминала большой желток в яичнице-глазунье, посыпанный крупной солью. Но только сверху. Вблизи это была круглая плоская площадка диаметром в пятьсот метров - целый воздушный городок. Эта станция была сооружена из золотистого сплава магния, кальция и алюминия. Жилые и служебные строения на этой площадке, казавшиеся сверху крупными кристаллами соли, возведены были из легкой пластмассы стального цвета. Вся станция парила в воздухе, поддерживаемая огромными газопонтонами, подведенными под ее дно. Рвущийся прочь от земли газ гелий наполнял резервуары под станцией, и она неподвижно висела на высоте ста метров над той географической точкой земного шара, которая называется Северным полюсом. Тридцать якорей, или, вернее, ракетных двигателей, в полых бортах площадки придавали ей устойчивость и неподвижность. Стоило хотя бы легчайшему ветерку коснуться бортов станции - и электронные двигатели ракетных якорей бесшумно несли станцию навстречу ветру. Станция как бы летала в направлении, противоположном ветру, со скоростью, равной скорости ветра. Но, летя вперед... она оставалась на месте. Стоило ветру усилиться - и в равной степени убыстрялся неподвижный полет воздушной станции. Ветер менял направление - и тотчас автоматически включались и начинали работать противоположные и донные ракетные раструбы, выталкивая мощные струи электрического ветра. Никакие бури не могли поколебать эту огромную, парящую в воздухе станцию, ибо бури автоматически вызывали такие же бури в раструбах двигателя - боковых, верхних и донных. И "Арктания" стояла в воздухе, не испытывая даже самых легчайших толчков и колебаний. Ее строили в окрестностях Мурманска, в огромном эллинге5. На берегу Ледовитого океана большевики сооружали воздушный остров. И когда все работы были закончены, большевистская Лапута6 из магния и сверхлегкого алюминия поднялась в воздух и, сопровождаемая тучами самолетов и "Интернационалом" оркестров всего мира, ушла к полюсу. Долетев до полюса, первая в мире летающая станция "Арктания" замерла над океаном в неподвижном своем полете на многие годы. И недаром девочка в прогулочной авиетке тоненьким голоском пела о папанинцах-арктанинцах. Этот второй спутник Земли был прямым потомком дрейфующей черной палатки первых обитателей Северного полюса - папанинцев. Над станцией "Арктания" на высоте пятидесяти километров, подобно метеорам, неслись стратопланы с исполинскими планерами на буксире. Внутри стратопланов люди беседовали, слушали деловые записи своих фонографов, говорили по радиофону со всеми материками. Их полет нельзя было назвать даже ураганным, ибо электрический ветер ракет в разреженном воздухе стратосферы нес их с быстротой, в десять раз превышающей движение воздуха в момент самого сильного урагана. Над станцией "Арктания" серебристые, издали почти прозрачные, скользили в торжественном полете гигантские дирижабли. В комфортабельных каютах и залах этих летающих городов люди уже меньше занимались делами, но зато больше танцевали, пели, сидели в лонгшезах у огромных иллюминаторов, похожих на окна "Наутилуса". Эти люди были экскурсантами, отпускниками и пенсионерами почтенного возраста. Они отдыхали, им некуда было спешить, и потому они избегали головокружительных стратосферных полетов. Под станцией "Арктания", под бесконечной броней льдин, в глубине Северного Ледовитого океана, шли мирные подводные грузовозы, потомки старинных военных субмарин7, и легкие прогулочные яхты - субмаретты. А на самой "Арктании" люди зорко следили за движением льдов, составляли сводки еще не родившихся бурь и туманов, посылали в мир сигналы и радиограммы, похожие на донесения лазутчиков; при помощи стереовизора и радиофона с глазу на глаз разговаривали с жителями Москвы, Берлина. Коломбо, Буэнос-Айреса, Мельбурна, Скоттбурга в Антарктике и Северограда на Диксоне.
4 86° северной широты и 19° восточной долготы "Полярный жук" с небольшой скоростью шел на юг. Юра молча поглядывал на альтиметр и счетчик скорости. Он с намерением не убыстрял полета и не забирался высоко. Почти выключая иногда сопло ракеты и повисая на одном роторе, мальчик с серьезностью заправского полярного летчика разглядывал волнообразные снежные надувы внизу, приглядываясь к разводьям и торосам. Лед на всем пути был старый, бурый и, по-видимому, рыхлый. Ася ерзала на своем сиденье, заглядывала в окно, присматривалась к экрану и тараторила без умолку. - Дирижабль! - вдруг крикнула она. На расстоянии приблизительно пяти километров от "Полярного жука", почти в том же направлении, шел дирижабль. Он издали был похож на серебристую рыбешку. Юра тотчас же узнал его - это был один из двадцати исполинских дирижаблей, совершавших регулярные рейсы между Ленинградом и Сан-Франциско. Дирижабль принимал на борт сто пятьдесят пассажиров. - "Лучезарный М-5". Папа называет его воздушной танцулькой, - сказал Юра. - Волна двадцать три и три десятых, позывные "Карл". Через две минуты стройная серебряная рыбка нырнула в далекую солнечную завесу, а "Полярный жук" снизился и пошел над льдами в обратном направлении. Но лишь только "Лучезарный М-5" скрылся из виду, Ася вновь подпрыгнула на своем сиденье: - Ой, Юра, что это там?.. Юра глянул на экран. - Вон, вон черное... Ася показывала пальцем на экран. Он внимательно присмотрелся: на сползающем вниз белом квадрате экрана ясно видна была черная точка. Юра попробовал увеличить изображение, но точка уже сползла с поля экрана. Юра положил руку на руль поворотов и ввел машину в вираж. Через минуту черная точка снова появилась на экране. Когда оно добралась до середины экрана, Юра стал увеличивать ее. - Тюлень! - крикнула Ася. Юра молча продолжал рассматривать темный предмет. - И совсем не тюлень. Это морж, - сказал он. - Ой, как хорошо! Морж! Усатый! - в восторге запищала Ася. - И даже не морж, а моржонок, - наставительным тоном сказал Юра. - Маленький моржонок! Давай поймаем его! Юру и самого уже подмывало желание пойти на посадку: морж, а тем более моржонок, был редкостью в районе полюса, из-за этого стоило задержаться. Юра отвел автожир метров на сто от места, где лежал моржонок, выключил камеру и стал опускать машину на одном роторе. Через две минуты "Полярный жук" мягко и бесшумно коснулся задним полозом льда и по-птичьи присел на запорошенную молодым снежком площадку. Юра поднял подушку сиденья и достал две пары ботинок, похожих на пьексы, с шипами на подошве. Одну пару, поменьше, передал Асе, другую стал напяливать сам. Затем достал моток легкого троса. - Идем. Только держись за руку, а то упадешь. В трещину можно угодить. Спотыкаясь о ледяные заусенцы, Юра и Ася побрели к моржонку. Когда подошли поближе, Юра шепнул: - Тш-ш, тихо! Уйдет... Ася затаила дыханье. Моржонок между тем и не думал уходить, да и полыньи поблизости не было, куда он мог бы нырнуть. Подогнув под себя передние ласты и уткнувшись усатой мордой в снег, он продолжал спокойно лежать все в том же положении. Юра пригнулся и, крадучись, подобрался к нему, неся наготове трос с петлей на конце. Он уже собирался броситься вперед, но вдруг остановился: странно, он совсем не видел пара от дыхания моржонка. Юра внимательно глянул на темную тушу на льду: она лежала совершенно неподвижно. "Дохлый?" - подумал он и пошел уже смелее вперед. За ним, ковыляя по льду, шла Ася. Моржонок не шевельнулся. Юра подошел и толкнул его ногой. - Дохлый, - сказал Юра. - Умер? - испуганно спросила Ася. - Моржи не умирают, а издыхают, - поправил ее Юра и снова толкнул усатую тушу ногой. - Непонятно, откуда он взялся и почему издох? Ася подошла и с состраданием посмотрела на мертвого моржонка. Вдруг ей пришла в голову замечательная мысль. - Знаешь, Юра, давай его похороним. - Ну, вот еще! Кто же моржей хоронит? Юра насмешливо посмотрел на свою неопытную спутницу. Но Ася не хотела расставаться со своей мыслью. Она хныкала, просила и заглядывала Юре в глаза. И вдруг Юра вспомнил: кирка! Ведь это же чудесный повод воспользоваться ею и опробовать. Как мог он забыть про нее?! Юра знал, как ею вспарывают лед, но сам никогда этого не делал. - Хорошо! - крикнул он. - Отлично! Ты подожди здесь. Я достану кирку. Спотыкаясь и падая, он помчался к машине. Через несколько минут Юра бежал уже обратно, неся в руке кирку. Этот инструмент напоминал короткий пневматический ломик старинного образца. Он имел две рукоятки для упора; конец его, расширенный и острый, походил на детскую лопатку. Юра, не подводя к кирке никакого провода, воткнул в лед, нажал рычажок в правой рукоятке, и из-под блестящей лопатки фонтаном взметнулись куски льда и белая пыль. Ася присела около мертвого моржонка и с жалостью стала его разглядывать. Юра энергично орудовал киркой. Он снял слой льда в виде прямоугольника на полметра. Густая ледяная пороша засыпала его и таяла на электродохе. Вдруг кирка глухо застучала: она наткнулась на что-то твердое. Юра нагнулся. Небольшой металлический темный предмет торчал во льду. Юра ударил его каблуком; предмет не поддался, - он, видимо, плотно вмерз в лед. Тогда Юра подвел под него лопатку кирки, нажал на рычажок, - кирка заворчала; темный предмет отвалился вместе с куском льда. Юра поднял его и стал осторожно сбивать лед. Асе надоело сидеть над моржонком, она подошла и вытянула шею, чтобы лучше разглядеть ледяную могилу. - Ой, как глубоко! А что это?.. Юра вертел в руках свою находку. - Не знаю. Похоже на молоток. Металлическая вещица действительно напоминала по форме своей молоток. Но только по форме. Сделанная из легкого вороненого металла, она не имела деревянной рукоятки, - длинная толстая трубка с очень узким каналом внутри заменяла рукоятку, а та часть, которой в обычных молотках ударяли по гвоздю или по долоту, была плоская и будто даже полая внутри. - Юра, - сказала Ася,-ты знаешь, на что это похоже? Это оружие, из которого раньше люди стреляли на войне. Я видела картинку про войну. Юра широко открыл глаза, глянул на Асю, потом на свою находку. Как он сразу не догадался? - Револьвер? Ася смотрела уже с опаской на Юрину находку. - Юра, - тихо сказала она, - а вдруг этот револьвер в нас выстрелит?.. - Ну, ты ничего не понимаешь. Он сам не стреляет. Его надо взять вот так в руку, потом нажать здесь под трубкой такой рычажок... Забыл, как он называется. После этого раздавался громкий выстрел, а затем отсюда, из отверстия, быстро выскакивала пуля, летела вперед и убивала человека. Вот здесь, видишь?.. Постой... а где же рычажок? Юра повертел револьвер, оглядел его со всех сторон, - курка не было. Только маленькая, похожая на бугорок кнопка торчала на том месте, где обычно у револьвера помещается курок. Юра нажал пальцем на бугорок, револьвер слегка дернулся в его руке, раздался звонкий щелчок, будто кто стукнул по револьверу пружиной, кусок льда взвизгнул у ног Юры, разлетелся вдребезги: образовалась большая воронка. Юра испуганно взглянул себе под ноги. - Этот револьвер стреляет без рычага и без щума, - растерянно сказал он. Ася стояла бледная. Юра видел - еще немного, и она расплачется. - Я боюсь, Юра. Положи его обратно. - Да-а... - сконфуженно сказал Юра и недоверчиво поглядел на свою опасную находку. - С ним нужно быть осторожным. Он переложил револьвер из руки в руку и взял его на всякий случай за дуло. - Положи его, Юра, - плаксиво просила Ася. Юра подумал с минуту. - Нет, - решительно сказал он. - Нужно его свезти на станцию... Уже в воздухе Юра вспомнил, что он не определил координат места своей находки. Вычисления заняли у него всего полминугы, но их результаты произвели на Юру ошеломляющее впечатление: он находился точно на 86° северной широты и 19° восточной долготы. Это было то самое место, где он собирался искать труп Амундсена, замерзшего после вынужденной посадки самолета "Латам" у восточных берегов Шпицбергена и, как Юра твердо был в том уверен, много лет дрейфовавшего со льдами мимо Исландии, Гренландии, Аляски и острова Врангеля.
Арктания
/Летающая станция/
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
1 "Труп Амундсена должен сохраниться во льдах" Это был обычный утренний выпуск хроники для школьников. Не показываясь на экране, дикторша говорила: - Первого мая ребята пойдут на традиционные уличные карнавалы. А второго мая дети будут путешествовать. Юра взглянул на экран: белое сафьяновое полотно экрана, мягкое и нежное, опущенное во всю длину и ширину одной из стен комнаты, внезапно превратилось в голубой квадрат неба. В этом небе тоненькой цепочкой плыл стратосферный поезд: один ракетный стратоплан и девять буксирных планеров. - Стратопланы... - перечисляла дикторша. - Подводные электроходы... Подземные сверхскоростные поезда... На экране мелькали, мчались, всплывали, причаливали и вырывались из тоннелей разнообразные машины. Их движение сопровождалось легким шелестом и ровным естественным голосом женщины: - Все это для детей! Второго мая дети будут кататься по всему земному шару! Дети Арктики смогут взобраться на кокосовые пальмы в Африке! Юра с восхищением рассматривал тонкие пальмы на экране и негритянскую детвору Ему нестерпимо захотелось путешествовать. - Дети с берегов Конго будут играть в снежки и кататься на аэросанях с гор Новой Земли, - продолжала дикторша. На экране возник знакомый снежный пейзаж. - Дети степей будут охотиться в сибирской тайге. Дети тропических лесов и тайги будут седлать лошадей и скакать верхом в американских прериях... Очарование окончилось внезапно. Юра с минуту сидел в полной растерянности, потом выхватил из кармана свой карманный фонограф и крикнул в эбонитовую ракушку: - Не забыть! Второго мая непременно полезть на пальму!.. Затем дикторша сообщила, что скоро в Париже созывается всемирная конференция лингвистов. Конференция собиралась выработать единый алфавит для всех народов. На экране появился какой-то старенький лингвист, сияющий и улыбающийся. Московский профессор Британов отлично поставил опыт оживления двух искусственно замороженных обезьян. Обе мартышки уже сидели на экране, и одна из них искала насекомых у своей подружки. Французский профессор и инженер О. Ливен при помощи подземной торпеды, заряженной радием, собирался поднять затонувшую десятки тысяч лет назад горную гряду на дне Гибралтарского пролива. Естественная плотина - высотой в пятьсот метров и длиной в семнадцать километров - должна была преградить путь постоянному течению из Атлантического океана в Средиземное море и вооружить человечество космической по мощности энергией. Эта энергия должна была в недалеком будущем электрифицировать все средиземноморские страны вместе с Малой Азией и оросить водами Конго пустыню Сахару. Перед глазами мальчика происходили работы по сооружению шлюзов где-то на южном побережье Испании и в северном Марокко. С экрана задумчиво смотрел начальник гибралтарской экспедиции профессор Ливен, старомодно одетый француз, похожий на Ромена Роллана. Юра с уважением и завистью смотрел на человека, который мог создавать новые острова, горы и моря. Последним появился на экране Роальд Амундсен. Мужественный облик норвежского полярного исследователя воспроизводился по старым музейным кадрам кинохроники, плоским, немым и одноцветным. Приближалась памятная дата, которая напоминала людям, что много лет назад из бухты Кингсбей1 вылетел в свой последний полет Амундсен, вылетел - и не вернулся больше. В ознаменование этой годовщины правительство Норвегии устанавливало неугасаемую мемориальную световую надпись на небе над бухтой Кингсбей. Гигантскими буквами, подобными ленте северного сияния, над бухтой с сегодняшнего дня должны засверкать слова на трех языках - норвежском, английском и русском: "ПОМНИМ АМУНДСЕНА" О мартышках профессора Британова, о парижских лингвистах и гибралтарской плотине Юра вскоре перестал думать, но об Амундсене не забыл. Каждый день он включал фонограф и выслушивал свою собственную фразу, сказанную им в тот день, когда он узнал о надписи над бухтой Кингсбей: "Я мало знаю об Амундсене. Прочесть все книги о нем. Выслушать все звукозаписи о нем. Не! Прэ! Мен! Но!.." С этого и началось. Юра перерыл всю отцовскую библиотеку, связался по радио с центральной детской фонотекой в Москве и просил каждый день от трех до четырех часов дня передавать ему самые интересные звукозаписи об Амундсене. Однажды Юра сидел у себя в комнате и листал книгу, изданную в 1940 году по старому летосчислению. Называлась книга скучно: "Высказывания об Амундсене", но мысли и слова ученых, литераторов, политических деятелей, рабочих и колхозников, напечатанные в этой книге, были очень интересны. Юра то и дело поворачивал голову к своему фонографу и произносил отдельные понравившиеся ему фразы. Вдруг он умолк. Отложил книгу. Удивленно оглянулся вокруг, потом снова взял книгу. Он прочел всего несколько слов, но эти слова ошеломили его. Вот что напечатано было там: "Когда искали пропавшего без вести Амундсена, мне хотелось сказать во всеуслышание: "Если найдете живым, привезите его нам; если же найдете мертвым, не берите с собой, похороните его тело во льдах Арктики. Там вечный холод, там мало бактерий, - тело погибшего Амундсена сохранится во льдах до той поры, когда мы, ученые, сможем оживить его, вернуть человечеству одного из самых замечательных героев Арктики..." Доктор С. С. Брюхоненко Москва, 1935 год".
2 "Дедушка, вы будете моим помощником..." Шестого мая Юра продиктовал в свой фонограф: - Говорил со Свенсоном. Он сказал: с холодным течением льды должны были продвинуться от восточных берегов архипелага Амундсена прямо к Исландии, потом пойти вниз, мимо Гренландии, идти, идти все время рядом с Гренландией, на юг, а потом повернуть направо (если смотреть от нас, от полюса), то есть на запад. Дальше льды очень медленно должны были пробираться Северо-Западным проходом. Значит, если Амундсен замерз в тех льдах, он во второй раз прошел, как когда-то на яхте "Йоа"2, сквозь Северо-Западный проход. Свенсон говорит: течения и ветры за это время десять раз выносили его к Аляске, а потом к Врангелю, а потом к архипелагу Вейпрехта - Пайера, к бывшей Земле Франца-Иосифа, и сейчас, если льды с его трупом не растаяли, они должны быть на восемьдесят шестом градусе северной широты и девятнадцатом градусе восточной долготы... Я сам догадывался, что он где-то близко от нас. Это очень хорошо... Теперь у меня все готово. Нет только кирки... Вчера осмотрел раструб ракеты у своего "Жука". Теперь выброска газа идет хорошо... Мама все время спрашивает, что я задумал. Обещал ей сказать потом. Скажу, и она не пустит. Не сказать - нельзя, это будет обман. Как быть? Поговорю с дедом... Вечером в тот же день Юра позвонил у двери маячной рубки. Репродуктор над дверью засопел, покряхтел, наконец скрипучий старческий голос спросил: - Кто? Там, у себя в рубке, дед отлично видел на визитном экране Юру, стоящего за дверью, но по обыкновению, прежде чем впустить кого-нибудь в маячную, задавал этот неизменный вопрос. - Это я, дедушка, - ответил Юра. - Сын начальника станции? - Да, дедушка. - Сын старшего метеоролога станции? - Да, дедушка. - А разве сын начальника станции и сын старшего метеоролога станции не знает, что в рубку входить посторонним воспрещается? Юра уже привык к подобным вопросам. Дед был веселым человеком. И имя у него тоже было веселое - Андрейчик. Собственно говоря, это была фамилия деда, а имя и отчество - Степан Никитич, но все привыкли называть деда по фамилии, и это больше шло к нему. Несмотря на свои семьдесят три года, дед Андрейчик ходил почти бегом, всегда хитровато подмигивал и разговаривал преимущественно в шутливом или ироническом тоне. - Я не посторонний, я ваш родной внук, - кротко ответил Юра. Юра ясно представлял себе, как там за дверью щуплый маленький дед прячет улыбку в седые, оттопыренные, как у моржа, усы: - Предупреждаю родного внука - войдя в данное помещение, он обязуется ничего не трогать и вести себя сознательно, - сказал старик. - Есть вести себя сознательно! - крикнул Юра. Дверь поползла в стену. Юра шагнул в рубку. Дед сидел перед оранжевые яхонтовым щитом, на котором мерцали разноцветные светящиеся точки, линии и пунктиры. Это был график трансарктических воздушных трасс и подводных линий. В рубке на стенах и на потолке вспыхивали и гасли контрольные огоньки радиомаяков, которыми управлял дед: стратосферных, тропосферных3, подводных. Юра посмотрел на коричневую морщинистую шею деда, кашлянул и сказал: - Здравствуйте, дедушка Дед повернулся на своем вертящемся стуле и поднес к уху кулак. Это было старинное революционное приветствие, от которого дед никак не хотел отвыкать, хотя в мире уже не было ни одного капиталиста и фашиста, которым адресовался когда-то этот традиционный кулак. - Здравствуй! - У меня к вам, дедушка, серьезное дело. Дед отвернулся к щиту. - С серьезным делом приходи ко мне домой. Юра встревожился - Не совсем серьезное. Его можно рассказать здесь. - Значит, вопрос не животрепещущий. Говори. Дед Андрейчик часто употреблял смешные старинные слова, вроде "данный", "упомянутый", и постоянно повторял слово "факт" Особенно веселило Юру одно выражение деда: "животрепещущий вопрос". - Мне нужна ваша кирка, дедушка. - Для какой надобности? - Сейчас - чтобы научиться ею работать. - А впоследствии? - А потом... Юра замялся говорить или нет? Хотя деду можно сказать, даже нужно. Юра знал, что дед уважает смелых и решительных людей. Он не раз рассказывал Юре увлекательные истории из жизни первых полярных исследователей, из эпохи гражданских войн. Дед сам когда-то участвовал в ледовом походе против Северной армады крестовиков. - ..а потом она мне нужна для одной важной экспедиции! Дед пошевелил бровями и сделал вид, что страшно озадачен. - Для какой экспедиции? Гм... интересно. Полет на Луну? - Нет. - Экспедиция на Эверест? - Нет. Юра приблизился к деду и шепотом спросил: - Вы, дедушка, знаете об опытах профессора Британова? Дед пожевал губами. С минуту он уже с подлинным удивлением смотрел на внука. - Слыхал... Это тот, который собирается умерших воскрешать? Так, что ли? - Нет, не вос... не то, что вы говорите, а оживлять. Я узнал, где лежит один умерший... один герой Арктики. Он замерз. Я его откопаю во льду. Профессор Британов его оживит. Дед отстранился от него. - Постой, ты про кого говоришь? - Угадайте, - тихо сказал Юра. - Про... Амундсена? - Да. - Какие у тебя данные, что его труп сохранился? - Знаю. Читал. Он замерз. Как Андрэ и Скотт4. Я все знаю. Дед улыбнулся, привлек к себе Юру, снял с него шапку и погладил по белой вихрастой голове. - Идея благородная. Вопрос об Амундсене всегда был и останется животрепещущим. Но ты ошибаешься, мальчик. О гибели Амундсена мы ничего не знаем. Одни говорят, что он разбился, другие - что замерз после вынужденной посадки, третьи - что упал вместе с самолетом на чистую воду и утонул. Вряд ли мы узнаем. Факт. Юра упрямо мотнул головой. - Я найду труп Амундсена. Старик вновь плутовато прищурил глаза. - Ну, что ж, если ты так уверен, желаю тебе удачи. Только где же ты будешь его искать? Юра вынул из кармана ленту фонографа. - Вот. Здесь все записано. Я проследил дрейф льдов за много лет и определил: сегодня искать нужно в районе восемьдесят шестого градуса северной широты и девятнадцатого восточной долготы. - Так. Значит, сын начальника воздушной станции "Арктания" собирается в экспедицию? - Да. - А сам начальник станции и его жена знают об этом? - Они узнают потом. Дед покачал головой. - Кто еще будет участвовать в данном предприятии? - Вы, дедушка, - не сморгнув, ответил Юра. Дед взглянул на своего решительного внука сбоку. - Ты в этом уверен? - Да, дедушка, вы будете моим помощником. - Гм... благодарю за честь. Ты думаешь, двоих достаточно? - Вполне, дедушка. - Трудновато двоим. Дед старательно поддерживал серьезный тон. - Настоящие полярники не должны бояться трудностей. Фраза была чужая, - Юра вычитал ее в книге. Тем не менее произнес он ее самым торжественным тоном. Дед сделал вид, что нахмурился, а на самом деле лишь заслонил смеющиеся глаза густыми бровями. - Факт. Но настоящие полярники готовились к своим экспедициям очень тщательно и досконально. Юра на мгновение смутился. В тщательности своей подготовки он был уверен, а вот насчет "досконально"... Надо будет узнать, что это значит. - Я подготовился, - неуверенно сказал он. - Все равно, я в этом деле не могу участвовать. Занят, да и годы не те, чтобы соваться в такие затеи. Юра заговорил быстро; пришептывая и глотая слова от волнения: - Ну, что вы, дедушка! Какие трудности? Это недалеко. Четыреста километров. Мы туда на моем "Жуке" в один день слетаем и вернемся. Он неискренне улыбался и заглядывал в глаза деду: - Полетим, дедушка! Это же очень интересно. А вдруг найдем? Полетим, а то меня одного не пустят. Гулять пускают, а в экспедицию не пустят. Дед иронически взглянул на юного дипломата: вот оно что! Теперь понятно, зачем он понадобился Юре в помощники. - Ну, ладно. Разве что в один день. Попробую. Юра просиял и сразу же переменил тон: - Вот и хорошо. Вы, дедушка, смелый и решительный человек. Я одобряю ваше решение. А теперь давайте кирку. Я лечу гулять. Хочу опробовать ее на льду. Дед отвернулся к оранжевому щиту. - Возьми. Она у меня в инструментарии. Только не испорти. - Есть не испортить! - крикнул Юра и выскочил из рубки.
3 Сорок папанинцев, сорок арктанинцев Юра вылетел в солнечную, безветренную погоду. Его прогулочный автожир "Полярный жук" поднялся над станцией на высоту двести метров и повис в воздухе. Снизу он и впрямь был похож на темно-зеленого жука. Лопасти ротора над кабиной машины вращались так быстро, что их почти не было видно: лишь следяной кружок в воздухе мерцал над Юриным "Жуком". Автожир почти неподвижно парил над станцией. Глушители умерщвляли шум его ракетной камеры. В кабине было тепло, уютно; кроме того, в кабине... находился пассажир. Вернее - пассажирка. Это была Ася, десятилетняя дочка гидрографа станции "Арктания" Эрика Свенсона и закадычный друг Юры. Детей на станции было двое: Юра и Ася. Жили они очень дружно, несмотря на то, что Юра был старше своей подруги на три года. Ася часто летала вместе с Юрой гулять, и сейчас она занимала свое обычное место - позади Юры. Юра полностью включил камеру ракеты, убрал ротор, и автожир стал набирать высоту, кружась над станцией. Ася взглянула через окно вниз. Перед нею был укреплен небольшой экран; ей достаточно было глянуть на него - и вся панорама станции и ледяного то поля внизу была у нее перед глазами. Больше того, - регулируя изображение при помощи небольшого колесика у правого локотника своего сиденья, она могла приближать, увеличивать изображение на экране и при желании с любой высоты прочесть газету, брошенную на лед. Но Ася предпочитала экрану непосредственное наблюдение. - Как высоко! - сказала она, плюща нос о гибкое стекло окна. Юра взглянул на альтиметр: стрелка показывала тысячу метров высоты. - Это еще не настоящая высота, - внушительно сказал Юра. - Вот мы туда подальше заберемся, тысячи на три. Тогда будет высоко. - Юра, а если плюнуть, слюни долетят до льда? - Долетят в виде... града. Только ты не открывай окна. - Какая наша "Арктания" красивая! - искренне изумилась Ася и тоненьким голоском затянула, бойкую ребячью песню о папанинцах-арктанинцах. Смысл песни был тот, что когда-то, много лет назад, на Северном полюсе поселились первые зимовщики; течения и ветры унесли льдину с четырьмя героями-папанинцами далеко к югу. Но большевики перехитрили ветры и течения: они создали над полюсом висящую в воздухе большую станцию "Арктания", которую не унесут никакие ветры и льды. И теперь на полюсе живут и работают уже не четыре, а сорок папанинцев, сорок арктанинцев. "Арктания" висела в воздухе, далеко внизу под автожиром. Сверху она напоминала большой желток в яичнице-глазунье, посыпанный крупной солью. Но только сверху. Вблизи это была круглая плоская площадка диаметром в пятьсот метров - целый воздушный городок. Эта станция была сооружена из золотистого сплава магния, кальция и алюминия. Жилые и служебные строения на этой площадке, казавшиеся сверху крупными кристаллами соли, возведены были из легкой пластмассы стального цвета. Вся станция парила в воздухе, поддерживаемая огромными газопонтонами, подведенными под ее дно. Рвущийся прочь от земли газ гелий наполнял резервуары под станцией, и она неподвижно висела на высоте ста метров над той географической точкой земного шара, которая называется Северным полюсом. Тридцать якорей, или, вернее, ракетных двигателей, в полых бортах площадки придавали ей устойчивость и неподвижность. Стоило хотя бы легчайшему ветерку коснуться бортов станции - и электронные двигатели ракетных якорей бесшумно несли станцию навстречу ветру. Станция как бы летала в направлении, противоположном ветру, со скоростью, равной скорости ветра. Но, летя вперед... она оставалась на месте. Стоило ветру усилиться - и в равной степени убыстрялся неподвижный полет воздушной станции. Ветер менял направление - и тотчас автоматически включались и начинали работать противоположные и донные ракетные раструбы, выталкивая мощные струи электрического ветра. Никакие бури не могли поколебать эту огромную, парящую в воздухе станцию, ибо бури автоматически вызывали такие же бури в раструбах двигателя - боковых, верхних и донных. И "Арктания" стояла в воздухе, не испытывая даже самых легчайших толчков и колебаний. Ее строили в окрестностях Мурманска, в огромном эллинге5. На берегу Ледовитого океана большевики сооружали воздушный остров. И когда все работы были закончены, большевистская Лапута6 из магния и сверхлегкого алюминия поднялась в воздух и, сопровождаемая тучами самолетов и "Интернационалом" оркестров всего мира, ушла к полюсу. Долетев до полюса, первая в мире летающая станция "Арктания" замерла над океаном в неподвижном своем полете на многие годы. И недаром девочка в прогулочной авиетке тоненьким голоском пела о папанинцах-арктанинцах. Этот второй спутник Земли был прямым потомком дрейфующей черной палатки первых обитателей Северного полюса - папанинцев. Над станцией "Арктания" на высоте пятидесяти километров, подобно метеорам, неслись стратопланы с исполинскими планерами на буксире. Внутри стратопланов люди беседовали, слушали деловые записи своих фонографов, говорили по радиофону со всеми материками. Их полет нельзя было назвать даже ураганным, ибо электрический ветер ракет в разреженном воздухе стратосферы нес их с быстротой, в десять раз превышающей движение воздуха в момент самого сильного урагана. Над станцией "Арктания" серебристые, издали почти прозрачные, скользили в торжественном полете гигантские дирижабли. В комфортабельных каютах и залах этих летающих городов люди уже меньше занимались делами, но зато больше танцевали, пели, сидели в лонгшезах у огромных иллюминаторов, похожих на окна "Наутилуса". Эти люди были экскурсантами, отпускниками и пенсионерами почтенного возраста. Они отдыхали, им некуда было спешить, и потому они избегали головокружительных стратосферных полетов. Под станцией "Арктания", под бесконечной броней льдин, в глубине Северного Ледовитого океана, шли мирные подводные грузовозы, потомки старинных военных субмарин7, и легкие прогулочные яхты - субмаретты. А на самой "Арктании" люди зорко следили за движением льдов, составляли сводки еще не родившихся бурь и туманов, посылали в мир сигналы и радиограммы, похожие на донесения лазутчиков; при помощи стереовизора и радиофона с глазу на глаз разговаривали с жителями Москвы, Берлина. Коломбо, Буэнос-Айреса, Мельбурна, Скоттбурга в Антарктике и Северограда на Диксоне.
4 86° северной широты и 19° восточной долготы "Полярный жук" с небольшой скоростью шел на юг. Юра молча поглядывал на альтиметр и счетчик скорости. Он с намерением не убыстрял полета и не забирался высоко. Почти выключая иногда сопло ракеты и повисая на одном роторе, мальчик с серьезностью заправского полярного летчика разглядывал волнообразные снежные надувы внизу, приглядываясь к разводьям и торосам. Лед на всем пути был старый, бурый и, по-видимому, рыхлый. Ася ерзала на своем сиденье, заглядывала в окно, присматривалась к экрану и тараторила без умолку. - Дирижабль! - вдруг крикнула она. На расстоянии приблизительно пяти километров от "Полярного жука", почти в том же направлении, шел дирижабль. Он издали был похож на серебристую рыбешку. Юра тотчас же узнал его - это был один из двадцати исполинских дирижаблей, совершавших регулярные рейсы между Ленинградом и Сан-Франциско. Дирижабль принимал на борт сто пятьдесят пассажиров. - "Лучезарный М-5". Папа называет его воздушной танцулькой, - сказал Юра. - Волна двадцать три и три десятых, позывные "Карл". Через две минуты стройная серебряная рыбка нырнула в далекую солнечную завесу, а "Полярный жук" снизился и пошел над льдами в обратном направлении. Но лишь только "Лучезарный М-5" скрылся из виду, Ася вновь подпрыгнула на своем сиденье: - Ой, Юра, что это там?.. Юра глянул на экран. - Вон, вон черное... Ася показывала пальцем на экран. Он внимательно присмотрелся: на сползающем вниз белом квадрате экрана ясно видна была черная точка. Юра попробовал увеличить изображение, но точка уже сползла с поля экрана. Юра положил руку на руль поворотов и ввел машину в вираж. Через минуту черная точка снова появилась на экране. Когда оно добралась до середины экрана, Юра стал увеличивать ее. - Тюлень! - крикнула Ася. Юра молча продолжал рассматривать темный предмет. - И совсем не тюлень. Это морж, - сказал он. - Ой, как хорошо! Морж! Усатый! - в восторге запищала Ася. - И даже не морж, а моржонок, - наставительным тоном сказал Юра. - Маленький моржонок! Давай поймаем его! Юру и самого уже подмывало желание пойти на посадку: морж, а тем более моржонок, был редкостью в районе полюса, из-за этого стоило задержаться. Юра отвел автожир метров на сто от места, где лежал моржонок, выключил камеру и стал опускать машину на одном роторе. Через две минуты "Полярный жук" мягко и бесшумно коснулся задним полозом льда и по-птичьи присел на запорошенную молодым снежком площадку. Юра поднял подушку сиденья и достал две пары ботинок, похожих на пьексы, с шипами на подошве. Одну пару, поменьше, передал Асе, другую стал напяливать сам. Затем достал моток легкого троса. - Идем. Только держись за руку, а то упадешь. В трещину можно угодить. Спотыкаясь о ледяные заусенцы, Юра и Ася побрели к моржонку. Когда подошли поближе, Юра шепнул: - Тш-ш, тихо! Уйдет... Ася затаила дыханье. Моржонок между тем и не думал уходить, да и полыньи поблизости не было, куда он мог бы нырнуть. Подогнув под себя передние ласты и уткнувшись усатой мордой в снег, он продолжал спокойно лежать все в том же положении. Юра пригнулся и, крадучись, подобрался к нему, неся наготове трос с петлей на конце. Он уже собирался броситься вперед, но вдруг остановился: странно, он совсем не видел пара от дыхания моржонка. Юра внимательно глянул на темную тушу на льду: она лежала совершенно неподвижно. "Дохлый?" - подумал он и пошел уже смелее вперед. За ним, ковыляя по льду, шла Ася. Моржонок не шевельнулся. Юра подошел и толкнул его ногой. - Дохлый, - сказал Юра. - Умер? - испуганно спросила Ася. - Моржи не умирают, а издыхают, - поправил ее Юра и снова толкнул усатую тушу ногой. - Непонятно, откуда он взялся и почему издох? Ася подошла и с состраданием посмотрела на мертвого моржонка. Вдруг ей пришла в голову замечательная мысль. - Знаешь, Юра, давай его похороним. - Ну, вот еще! Кто же моржей хоронит? Юра насмешливо посмотрел на свою неопытную спутницу. Но Ася не хотела расставаться со своей мыслью. Она хныкала, просила и заглядывала Юре в глаза. И вдруг Юра вспомнил: кирка! Ведь это же чудесный повод воспользоваться ею и опробовать. Как мог он забыть про нее?! Юра знал, как ею вспарывают лед, но сам никогда этого не делал. - Хорошо! - крикнул он. - Отлично! Ты подожди здесь. Я достану кирку. Спотыкаясь и падая, он помчался к машине. Через несколько минут Юра бежал уже обратно, неся в руке кирку. Этот инструмент напоминал короткий пневматический ломик старинного образца. Он имел две рукоятки для упора; конец его, расширенный и острый, походил на детскую лопатку. Юра, не подводя к кирке никакого провода, воткнул в лед, нажал рычажок в правой рукоятке, и из-под блестящей лопатки фонтаном взметнулись куски льда и белая пыль. Ася присела около мертвого моржонка и с жалостью стала его разглядывать. Юра энергично орудовал киркой. Он снял слой льда в виде прямоугольника на полметра. Густая ледяная пороша засыпала его и таяла на электродохе. Вдруг кирка глухо застучала: она наткнулась на что-то твердое. Юра нагнулся. Небольшой металлический темный предмет торчал во льду. Юра ударил его каблуком; предмет не поддался, - он, видимо, плотно вмерз в лед. Тогда Юра подвел под него лопатку кирки, нажал на рычажок, - кирка заворчала; темный предмет отвалился вместе с куском льда. Юра поднял его и стал осторожно сбивать лед. Асе надоело сидеть над моржонком, она подошла и вытянула шею, чтобы лучше разглядеть ледяную могилу. - Ой, как глубоко! А что это?.. Юра вертел в руках свою находку. - Не знаю. Похоже на молоток. Металлическая вещица действительно напоминала по форме своей молоток. Но только по форме. Сделанная из легкого вороненого металла, она не имела деревянной рукоятки, - длинная толстая трубка с очень узким каналом внутри заменяла рукоятку, а та часть, которой в обычных молотках ударяли по гвоздю или по долоту, была плоская и будто даже полая внутри. - Юра, - сказала Ася,-ты знаешь, на что это похоже? Это оружие, из которого раньше люди стреляли на войне. Я видела картинку про войну. Юра широко открыл глаза, глянул на Асю, потом на свою находку. Как он сразу не догадался? - Револьвер? Ася смотрела уже с опаской на Юрину находку. - Юра, - тихо сказала она, - а вдруг этот револьвер в нас выстрелит?.. - Ну, ты ничего не понимаешь. Он сам не стреляет. Его надо взять вот так в руку, потом нажать здесь под трубкой такой рычажок... Забыл, как он называется. После этого раздавался громкий выстрел, а затем отсюда, из отверстия, быстро выскакивала пуля, летела вперед и убивала человека. Вот здесь, видишь?.. Постой... а где же рычажок? Юра повертел револьвер, оглядел его со всех сторон, - курка не было. Только маленькая, похожая на бугорок кнопка торчала на том месте, где обычно у револьвера помещается курок. Юра нажал пальцем на бугорок, револьвер слегка дернулся в его руке, раздался звонкий щелчок, будто кто стукнул по револьверу пружиной, кусок льда взвизгнул у ног Юры, разлетелся вдребезги: образовалась большая воронка. Юра испуганно взглянул себе под ноги. - Этот револьвер стреляет без рычага и без щума, - растерянно сказал он. Ася стояла бледная. Юра видел - еще немного, и она расплачется. - Я боюсь, Юра. Положи его обратно. - Да-а... - сконфуженно сказал Юра и недоверчиво поглядел на свою опасную находку. - С ним нужно быть осторожным. Он переложил револьвер из руки в руку и взял его на всякий случай за дуло. - Положи его, Юра, - плаксиво просила Ася. Юра подумал с минуту. - Нет, - решительно сказал он. - Нужно его свезти на станцию... Уже в воздухе Юра вспомнил, что он не определил координат места своей находки. Вычисления заняли у него всего полминугы, но их результаты произвели на Юру ошеломляющее впечатление: он находился точно на 86° северной широты и 19° восточной долготы. Это было то самое место, где он собирался искать труп Амундсена, замерзшего после вынужденной посадки самолета "Латам" у восточных берегов Шпицбергена и, как Юра твердо был в том уверен, много лет дрейфовавшего со льдами мимо Исландии, Гренландии, Аляски и острова Врангеля.