Страница:
— Да, Два медведя, в тех случаях, когда я чувствую себя счастливой, — ответила девушка, и ее глаза засияли, как вспышки зеленого пламени на солнечном свету.
С помощью палки-копалки, короткой палки с утолщением на конце, она выкапывала какие-то корешки из земли и укладывала их в общую кучку.
— Ну и отчего же ты счастлива сегодня, Наездница-в-бурю?
— А почему бы и нет? — рассмеялась девушка, вставая и отряхивая землю с подола своей юбки из оленьей кожи; при этом ее длинные черные косы развевались вокруг спины. — Солнце сияет, как золото, небо такое голубое, каким не бывает даже море, а ветерок, мягче перышка, греет щеки.
Она весело щебетала, все еще держа в руке связку красной репы и стеблей чертополоха. На обветренных губах вождя заиграла улыбка.
— А я думаю, что тут есть иная причина, — сказал он, когда девушка вновь обернулась к нему.
Ее щеки разрумянились, а мягкий, розовый рот приоткрылся от смеха.
— Думаю, что у тебя легко на сердце потому, что приближается время, когда ты сможешь вернуться к мужу.
Подбородок девушки взлетел вверх, и она вдруг посерьезнела.
— Да, — вздохнула Брайони. — Ты прав, Два медведя. Каждый прожитый день и каждая ночь приближают меня к нему. Уже близки долгие дни лета. И тогда подойдет время, когда я смогу вернуться домой.
Шайен кивнул, и его глаза потемнели и затуманились. Брайони резко протянула руку и сжала его запястье:
— О Два медведя, не думай, что мне легко будет покинуть вас… Я полюбила вас. Вы стали для меня настоящим отцом, таким, каким никогда не был для меня даже мой родной отец.
Вождь улыбнулся и привлек ее к себе. Он обнял девушку, охватив длинными руками ее тонкую талию. Положив голову ему на плечо, Брайони заговорила дрожащим голосом:
— Я… я так благодарна за все, что вы сделали для меня. Вы так добры, так щедры и благородны. Когда я вспоминаю, что должна уйти от вас, у меня сердце переворачивается, ибо я оставлю часть своей души с вами. Но так или иначе, мое место с мужем.
— Так это долг заставляет тебя думать о возвращении, моя на'ц? — нахмурился Два медведя, держа ее за плечо. — Или ты действительно хочешь бросить меня, Быстрого оленя и всех остальных, кто считает тебя одной из нас?
— Нет, не долг призывает меня, — прошептала Брайони с широко открытыми, серьезными глазами, в которых отражалось сияние солнца. — Речь идет о любви, Два медведя, только о любви. Я должна уйти к мужу или вечно тосковать. Он нужен мне.
Глаза вождя на минуту закрылись.
— Значит, — сказал он очень спокойно, — так тому и быть.
— Два медведя, может быть, есть возможность того, чтобы мы все жили вместе? — вырвалось у девушки, и она опять прильнула к вождю и положила голову ему на плечо. — Ведь я люблю и тебя, и Женщину-антилопу, и…
— И Быстрого оленя? — Вождь надеялся, что красавец-воин найдет дорогу к сердцу Наездницы-в-бурю и таким образом удержит ее здесь. Поэтому он с особым вниманием ожидал ее ответа.
— Да, я люблю Быстрого оленя. Но как друга, как брата. Не так, как я люблю мужа. Для меня существует только один любимый муж, и это Джим. И так тому и быть.
Два медведя улыбнулся тому, что она, как эхо, повторила его собственные слова. На сердце у него был камень, и все же он догадывался, каким будет ее ответ.
— Решение остается за тобой, Наездница-в-бурю, — подтвердил он. — Но еще не время. Возможно, Быстрый олень сумеет изменить твое решение за оставшееся время.
— Нет, — улыбнулась девушка сквозь застилавшие глаза слезы. — Нет, мой ниху', он не сможет изменить его.
Когда она назвала его по-шайенски «отцом», у вождя перехватило дыхание. Он изумленно смотрел на нее, и его мудрые черные глаза загорелись радостью.
— Ты впервые назвала меня так, маленькая на'ц, — удивился он, и Брайони кивнула, а глаза ее блестели от слез.
— Так я чувствую в глубине души, — ответила девушка и, подняв его руку, поднесла ее к губам и поцеловала. — Даже когда я буду далеко от вас, я сохраню свою любовь к вам в своем сердце. Вы всегда будете моим ниху', а я — вашей на'ц.
После этого они обнялись, и любовь разливалась в душе отца и дочери, как нежно журчащая речка.
Дни становились длиннее и жарче, и ветер, когда-то обдувавший лицо Брайони, как прикосновение легкого перышка, теперь завывал с огромной силой, проносясь над иссохшей землей. Дикая жара высушивала траву, которая так обильно поднялась весной и превратила равнины в жгучее пекло, из которого невозможно было выбраться.
Солнце над головой казалось огненным кругом, и его обжигающий жар уничтожил плоды весны: дикорастущие цветы увяли, корни и семена засохли, земля запеклась и стала бурой и потрескавшейся. Вода в водоемах испарилась, и понемногу иссякли запасы воды, так аккуратно накапливаемой шайенами в сосудах, именуемых хистайвиц. От марева, стоявшего в воздухе, небосвод окрасился в багряный цвет, и казалось, что вся выжженная, обдуваемая ветрами прерия опалена пылающими небесами.
Несколько позднее, в июле, в прерии прошли сильные грозы; зазубренные стрелы огненных молний прорезали сумеречное небо, а гром громыхал, как пушечные выстрелы. Много-Орлиных-Перьев воссылал слова признательности в адрес Хеаммавихио, Мудрого-Там-Наверху, который послал большого Буревестника для их спасения, и все шайены вздохнули с радостью и облегчением. Сразу же после этого началась подготовка к празднику Восстановления Священных Стрел. И Брайони поняла, что наступает долгожданный момент, когда она может возвратиться домой.
Два медведя послал за ней в один из вечеров, и они долго беседовали, пока не стал угасать костер в его типи. Было решено выехать, когда луна будет в своей второй четверти, с тем чтобы вождю, который намеревался сопровождать Брайони, хватило времени вернуться в лагерь до начала церемонии Священных Стрел, важнейшего ритуального празднества шайенов. С одной стороны, Брайони ужасно хотелось присутствовать на этой самой глубоко почитаемой четырехдневной церемонии с привлечением драгоценной связки лисьих шкур, посвященных четырем Священным Стрелам. Но, с другой, — она не могла дождаться той минуты, когда отправится домой, к Джиму, к которому стремилась всей душой. Теперь он снился ей каждую ночь; это были сны, наполненные счастьем и любовью; в них он радостно простирал к ней руки. В эти последние дни в индейском стане она чувствовала себя как на крыльях, ее переполняло пьянящее возбуждение.
Когда наступила вторая четверть луны, в составе небольшого отряда они направились в путь. Два медведя ехал на своем пятнистом мустанге, а Быстрый олень гарцевал на великолепном вороном, когда-то принадлежавшем Брайони. Она скучала по жеребцу, который так часто и споро носил ее по прерии, однако не выражала Быстрому оленю своего недовольства, будучи переполнена счастьем от того, что наконец возвращается домой. Под седлом у самой девушки был проворный пятнистый пони, на котором она восседала с такой грацией, какой позавидовал бы любой шайен.
В поездке их сопровождали шестеро воинов в полной военной экипировке, с размалеванными краской лицами, головными уббрами из перьев и щитами. Самым грозным видом из всех выделялся Быстрый олень; высокий храбрец гордо сидел в седле, расправив мощные плечи. Несмотря на боевую раскраску, роскошный боевой головной убор и грубый вид, он больше не страшил девушку. Вид и манеры шайенов теперь не казались ей враждебными и ужасными. Она сама стала членом этой общины, стала одной из них и чувствовала себя с ними, как дома.
И все-таки она покидала этих людей, которых научилась любить, расставалась с образом жизни, дававшим ей чувство безмятежности, единения со вселенной; и все это она оставляла ради одного человека, которому принадлежали ее сердце, душа и кровь, чье прикосновение высекало в ней тысячу искр. Джим Логан. Ее муж в счастье и в беде, ныне и присно. Единственный мужчина, которого она будет любить всегда.
На вторую ночь они разбили лагерь у каньона Пало Дуро, на ровном участке возле реки. Когда Брайони после ужина привела все в порядок и на равнины легла тишина, все устроились вокруг костра; мужчины курили, а единственная женщина среди них задумчиво вглядывалась в языки пламени.
— В чем дело, Наездница-в-бурю? — поинтересовался Два медведя, внимательно наблюдавший за ней. — Отчего ты выглядишь такой печальной?
— Я задумалась о Женщине-антилопе, ниху', — сложив руки на коленях, ответила девушка. — Мне ужасно жаль было расставаться с ней. Я буду очень скучать.
Два медведя кивнул, но не сказал того, что было у него на сердце. Наездница-в-бурю и так знала, что он сам будет тосковать о ней. Ни к чему напоминать ей о своей печали, ибо он понимал, что ни за что на свете она не изменит своего решения. Уже близок день, когда он потеряет ее, и вряд ли они еще когда-нибудь свидятся. Вождь взглянул на Быстрого оленя. Воин тоже не спускал острых, проницательных глаз с черноволосой женщины, как если бы навек впитывал в себя ее очаровательную красоту, чтобы не забыть, когда они расстанутся. Два медведя знал, что высокий храбрец не любил ни одной женщины с той поры, как потерял Маленькую звезду. А теперь, когда он был готов отдать сердце, не было взаимности.
Два медведя вздохнул. Возможно, он сделал ошибку, заключив этот договор с Наездницей-в-бурю. Если бы не это, она осталась в индейском лагере вместе со всеми. Ей пришлось бы примириться с судьбой, и, возможно, она даже позволила бы своему сердцу почувствовать любовь к Быстрому оленю, такую любовь, которую женщина испытывает к мужчине. У нее не оставалось бы иного выбора… Все ее чувства к мужу поддерживались надеждой на то, что по прошествии оговоренного периода времени она возвратится к нему. И потом было слишком поздно нарушать договоренность. На это способны только белые люди. Два медведя сдержит свое слово, чего бы это ему ни стоило.
Брайони грациозно поднялась с земли.
— Пойду наберу еще хворосту для костра, — сказала она, жестом показав на рощицу ив и тополей на берегу реки. Два медведя кивнул, догадываясь, что на самом деле ей хотелось побыть наедине со своими мыслями, поразмыслить о прошлом и о будущем без посторонних глаз. На мгновение они обменялись взглядами и молча поняли друг друга. Бесконечно нежная улыбка тронула мягкую линию губ девушки, и, проходя мимо вождя, она наклонилась и быстро поцеловала его в щеку. Затем она ушла, и ее тонкая фигура растаяла среди деревьев.
Быстрый олень бросил ей вслед хмурый взгляд, и его лицо потемнело. Через минуту он не выдержал и также поднялся с земли. Его темные глаза скрестились с взглядом вождя. Ему не требовалось получать разрешение на то, чтобы оставить лагерь, но он шестым чувством понял, что Два медведя считает бессмысленным идти за ней. Неужто бессмысленно? Нет, все-таки надо попробовать. Во всяком случае, у него было что сказать ей. Он собирается вернуть ей вороного жеребца. Ему хотелось вернуть его как прощальный подарок. Он понимал, что она будет благодарна. Но настолько ли благодарна, чтобы остаться с ним, чтобы принять его в качестве мужа, а цисцистас в качестве своего народа? Он глубоко вздохнул и решительно направился в сторону рощи.
«Там увидим», — думал индеец.
Остальные, пока он не ушел, прятали свои улыбки. Затем они покачали головами, с улыбкой переглядываясь по поводу переживаний своего влюбленного собрата, а Два медведя покачал головой и сдержал печальный вздох.
Брайони прильнула к стволу ивы, наблюдая, как по небу вкрадчиво перемещается тень вечерних сумерек. Речушка несла свои воды совсем рядом; по существу, она превратилась в тонкий ручеек, и все же от нее доносилось приятное для слуха журчание, дававшее чувство мира и спокойствия, что было желанным облегчением после суеты последних дней.
Брайони оказалась в промежутке между двумя мирами. Позади — лагерь шайенов, ставший ее родным домом в течение многих месяцев. Там жили люди, которые были ей небезразличны и которых она любила. Женщина-антилопа рыдала при прощании и подарила Брайони чудесное голубое, тонкой выделки одеяло, полученное ею от своей матери, которая, в свою очередь, получила его от своей. Даже Серая голубка, когда-то едва замечавшая ее, даже Много-Орлиных-Перьев, когда-то предлагавший убить ее, пожелали ей счастливого пути, так как вместо прежней враждебности теперь питали к ней дружбу и уважение.
У шайенов Брайони обрела какое-то странное чувство счастья. Жизнь в стане индейцев была размеренной и упорядоченной. Она совпадала с ритмом природы, природными циклами великой прерии, по которой кочевали индейцы. Девушка, которую стремление к свободе и приключениям в свое время заставило бросить устоявшуюся жизнь в Сент-Луисе, почувствовала наслаждение от труда, непосредственно связанного с землей, с получением средств пропитания от корешков, росших в земле. Она научилась ценить бизонов не так, как их ценят белые охотники на этих животных, убивающие их и торгующие шкурами ради большой прибыли, а так, как ценят индейцы, для которых добыча бизона означает добывание еды, одежды, крова, то есть поддержание привычного образа жизни.
Она многое узнала от вождя и его народа. Теперь же она возвращалась в дом, оставшийся в прежней жизни, и хотя именно к нему стремилась душа все эти месяцы, ее одолевали волнение и страх. Что ждет ее по возвращении?
Несомненно, там все думают, что девушки нет в живых. Они остолбенеют, когда увидят ее, а затем…
Она знала, что Дэнни придет в восторг, а Росита… милая Росита, вероятно, расцветет широкой улыбкой. А Джим?
Брайони сцепила пальцы. Обрадуется ли Джим, увидев ее, или уставится на жену холодными, стальными глазами и скажет, что она может возвращаться прямиком туда, откуда явилась, так как она ему безразлична? По телу девушки пробежала дрожь, и она вознесла Небу молитву, чтобы вынужденная разлука пробудила его любовь и помогла ему преодолеть разочарование. О если бы только она могла надеяться, что он встретит ее с восторгом и примет в объятия! Если бы только она могла быть в этом уверена!
Внезапно Брайони расправила плечи. Она подумала о своей собственной безграничной любви к Джиму, нежности и страсти, сжигающей ее. И поняла, что так или иначе добьется того, что он прозреет, если еще не прозрел до сих пор. Несмотря на все происшедшее между ними, она никогда не откажется от него и вновь завоюет его любовь, применив любые женские ухищрения.
«Ну, Джим Логан, теперь держись, — приняла она решение, гордо подняв голову. — Я овладею тобой при помощи бури и натиска. Я прорву все твои оборонительные рубежи. И когда я добьюсь своей цели, ты даже не поймешь, где дал слабину».
Поддавшись нахлынувшим чувствам, девушка улыбнулась в душе, представляя, как она будет опять лежать рядом с ним, ощущать его объятия и его тело, тесно прижимающееся к ней. Она тосковала по его поцелуям, по свету любви, который снова зажжется в его живых глазах.
«О, Джим, — шептала девушка, и горячая волна захлестнула ее. — Я так люблю тебя! Я верну любовь, которая, не сомневаюсь, сохранилась в твоей душе. Я знаю, что за показной яростью скрывается нежное сердце. Я опять принесу счастье в твой дом, и ты станешь моим. И больше никакая тень не омрачит нашей любви».
Погруженная в эти размышления, она стояла, прислонившись к иве. Как ей хотелось наконец завершить это путешествие и убедиться, что оно приведет к счастливой развязке.
Даже в кошмарном сне она не могла представить того, что произошло минутой позже. Ничто не предвещало опасности. Но внезапно грубая ладонь зажала ей рот, и кто-то схватил ее сзади. Она было вскрикнула, но звук ее голоса тут же заглох под волосатой рукой агрессора. Затем ее круто развернули и сдавили мертвой хваткой.
— У-ю-ю, Фрэнк, это как раз то, чего мне давненько хотелось! — Жилистый, небритый мужчина наклонился к ней. На его лице появилась мерзкая восторженная ухмылка. От смрада грязной щетины Брайони чуть не стошнило.
— Давненько у меня не было индейской скво, — злорадно прошипел второй, продолжая удерживать Брайони и, вероятно, чувствуя себя триумфатором. Отметив выпуклые груди и изящный изгиб бедер захваченной девушки, он с вожделением облизнулся: — Это будет потрясающее развлечение!
Ужаснувшись, Брайони попыталась освободиться, но это было выше ее сил. Державший ее мужчина был слишком массивен и силен. Она пинала его мокасиной, но он лишь заворчал и еще больнее заломил ей руку.
— Похоже, эта деваха — настоящий борец, — хмыкнул другой, заглянув ей в лицо, но вдруг вздрогнул, как будто кто-то толкнул его.
— Чего-чего?.. — Он наклонился поближе и, взяв девушку за подбородок, повернул ее лицом к себе. — Фрэнк, проклятие, просто не верю своим глазам! — взволнованно крикнул он. — Да это вовсе не индейская скво! Это черноволосая жена Техаса Джима Логана!
Брайони изумленно уставилась на него и в тот же миг вспомнила. Вилли Джо Честер! Человек, неожиданно появившийся на вечеринке, враг Джима!
— Ты уверен? — недоверчиво спросил первый.
— Черт тебя дери, конечно, уверен. Посмотри на эти зеленые глаза. Ну просто изумруды. Ни у одной скво нет таких глаз. И к тому же я ни в жисть не забуду личико этой фифы.
— Значит, жена Логана все это время была в руках индейцев. Может, они где-то здесь, по соседству? Может, надо пособить ей?
В этот самый момент Фрэнк Честер заметил среди деревьев приближающуюся фигуру высокого индейца.
— Эй, Вилли Джо, он позади тебя. Стреляй!
Вилли Джо Честер резко развернулся и выхватил свой шестизарядный револьвер. Он увидел, как Быстрый олень появился из-за дерева.
Индеец мгновенно понял, что происходит: Наездница-в-бурю — в мясистых лапах белого человека, а второй белый, весь перепачканный грязью, стоит позади них. Рука индейца потянулась к ножу, и он сделал прыжок вперед. Но у него не было никаких шансов. Раздался выстрел, и Быстрый олень свалился в грязь; из его груди хлестала кровь.
Брайони охватил ужас. Она кричала и стонала, но звуки застревали у нее в горле. Она барахталась в руках незнакомца, но, когда услыхала грохот стрельбы в лагере индейцев, леденящий страх пробрал ее до костей. Вилли Джо бросился вперед с еще дымящимся пистолетом и, перешагнув через безжизненное тело Быстрого оленя, исчез в роще.
— Ну-с, вот, мисюсь Логан. Не пройдет и минуты, как все будет кончено, — проговорил ей в ухо низкий, рычащий голос Фрэнка Честера. — Все эти индейцы через ноль минут ноль секунд станут трупами, и тогда мы послушаем историю о том, как это получилось, что вы оказались у них. Совсем неплохо, что мы подоспели, не так ли? Мы с Вилли Джо и парнями охотимся на бизонов. Утром мы заметили следы индейцев и решили, что нам удастся подстрелить парочку краснокожих дьяволов. За индейских пони в Калифорнии можно загрести неплохой куш. А теперь пошли с нами.
Зеленые глаза девушки округлились от ужаса. Она не могла оторвать взгляда от окровавленного тела Быстрого оленя. Но по мере того, как на площадке, где индейцы разбили лагерь, затихала стрельба, Брайони охватывала отчаянная ярость.
Она со злостью укусила за руку Фрэнка Честера. Тот вскрикнул и схватился за укушенное место, а в следующий миг Брайони изо всей силы толкнула его. Почувствовав себя свободной, она стрелой понеслась через поляну, казалось, ноги сами несут ее над травянистой землей. Она слышала за спиной тяжелое дыхание Фрэнка, но ни разу не оглянулась. В этот момент все ее мысли сконцентрировались на старом вожде, и панический страх за него заставлял ее ускорить бег. К месту бивуака Брайони добежала как раз в ту минуту, когда прогремел последний выстрел, эхо которого раскатилось по всей роще. От увиденного зрелища колени девушки подогнулись, и она побледнела как смерть.
Все индейцы были убиты. Иначе и быть не могло, ибо на них напали из засады, атаковали их с тыла и перестреляли из пистолетов и ружей, с которыми белые люди охотятся на бизонов. В отчаянии она закричала, увидев их сраженные пулями тела и пятна крови на ярких перьях, боевых щитах и чудесных узорах одежд из оленьей кожи.
— Два медведя! — воскликнула она осипшим от горя голосом и кинулась к распластанному на земле телу старого вождя. По щекам девушки бежали слезы, а сердце просто разрывалось от боли. Но к ней внезапно приблизился Вилли Джо Честер и оттолкнул ее от трупа. Его грязное лицо с омерзительными усиками было исполнено презрения. За ним подошли еще полдюжины вооруженных людей, с любопытством разглядывавших девушку.
— Так, значит, индейцы тебя вовсе не схватили. Ты жила с ними, якшалась с ними по доброй воле. Значит, ты отнюдь не лучше их! — сплюнул Вилли Джо.
Быстрая, как молния, Брайони наклонилась к лежавшему ничком телу Большого волка и выхватила нож из ножен, висевших у него на поясе. В следующий миг она подняла нож для удара. Ее изумрудные глаза метали стрелы.
— Я убью тебя, паршивый змей-убийца! — закричала она. — Я всех вас убью!
Девушка бросилась на Вилли Джо, но он увернулся и нанес ей удар сапогом в живот. Брайони согнулась от боли и не могла даже охнуть. Не успела она набрать воздуха, как почувствовала, что Фрэнк Честер снова схватил ее и резким рывком поставил на ноги. С гиканьем Вилли Джо выхватил нож из ее руки.
— Ну, вот, маленькая индейская любовница, вижу, ты очень расстроилась из-за этого старого краснокожего, — протянул он, переступив через тело Большого волка и встав возле трупа вождя. Нож сверкнул в его руке. — Пожалуй, я сниму скальп с этого дьявола, чтобы сохранить сувенирчик по случаю происшедшего. Ну, как вам моя идея, парни?
Он ухмыльнулся, победоносно поглядев на жалких типов, окруживших его.
Судя по выражению их лиц, все они жаждали крови.
— Нет! — И вновь Брайони почувствовала, как у нее подгибаются колени. Она переводила взгляд с ножа в руке Вилли Джо на вождя, лежавшего в луже крови. — Не делай этого! Не делай! Неужели тебе мало! Не трогай его, — взмолилась она.
Но Вилли Джо наклонился над мертвым вождем, твердо держа нож в чумазой руке.
— Смотри, индейская любовница, — злорадствовал он и вонзил лезвие.
— Нет!
Стон Брайони эхом разнесся по лагерной стоянке, пугающе отразившись от каких-то препятствий в наступающих сумерках. Ее мутило, и кровь стыла у нее в жилах. Она бешено отбивалась, пытаясь вырваться из рук Фрэнка Честера, чтобы остановить Вилли Джо. Страшные события последних минут казались просто наваждением, но нет, они были реальными, дико, кошмарно реальными. Все шайенские воины-храбрецы были мертвы, в том числе и Быстрый олень, и… Два медведя. Ее ниху'.
— Прекрати! — стонала она вновь и вновь. — Пожалуйста, прекрати!
При виде ужасного зрелища она закрыла глаза, чувствуя, что вот-вот упадет в обморок. Сумерки сгустились, скрывая все происходящее, и у нее перед глазами все поплыло.
— Два медведя! Мой… ниху'! — успела выдохнуть девушка и погрузилась в небытие. Уже ничего не видя и не осознавая, она искала убежище в окутавшей ее темноте, прячась от ужаса реальности в этом бархатно-черном море. Она погружалась в него все глубже и глубже, благодаря Господа за благословенный мир забытья, пока не достигла дна, где повсюду было черно, и она поняла, что уже более никогда не увидит белого света.
Глава 14
Когда Брайони очнулась, мир боли и отчаяния вновь предстал перед ней. Сначала появились звуки — какой-то рев, рокот повсюду вокруг нее. Эти звуки давили на барабанные перепонки, и боль разрывала ее голову на части. Ощущение было такое, словно она прорывается через толщу воды. Потом девушка почувствовала облегчение, снова смогла дышать и сделала глубокий вдох. Но боль не проходила.
Болела голова. Болели глаза, не выдерживавшие света. Куда девалась темнота? С неохотой Брайони заставила себя открыть веки. Свет обжег ей глаза. Она вскрикнула и опять сомкнула их, крутя головой. Ей с трудом удалось поднять тяжелые, как гири, руки на достаточную высоту, чтобы можно было ладонями прикрыть глаза. Она осознала, что лежит на твердом грунте. Все ее тело словно окаменело, и во всех членах ощущалась боль. Брайони пыталась снова погрузиться в море мрака, в приятное темное небытие, но это не получилось. Избавиться от боли, шумов и режущего глаза света не удалось. Потом она услышала голоса.
— Может, она наконец приходит в себя? — Голос был низкий и скрипучий. Говоривший находился недалеко от нее. — Да вроде бы пора. Мне надоело тащить ее, в то время как она ничем нам не помогает.
— У тебя никогда не хватало терпения, Вилли Джо. — Второй голос был более грудным и громким. — Думаю, ты запоешь по-другому, когда она придет в себя и начнет стрелять своими зелеными глазищами. — Раздался смех. — Я и сам горю желанием, чтобы она очнулась. Тогда наша дорога домой станет гораздо привлекательнее.
«Что это они говорят? Что все это значит?» Она попыталась привести в порядок мысли, но от этого боль лишь усилилась. Тогда девушка полностью дала боли завладеть ею, постанывая, когда боль заволокла все. Потом она почувствовала на своем плече чью-то руку. Она попыталась высвободиться, но тело не подчинялось. Брайони чувствовала себя застывшей, как отвердевшая глина. Ей хотелось, чтобы ее глаза оставались закрытыми и ничего не видели, но против воли они снова открылись.
— Вилли Джо, она очнулась! — Это снова был второй голос, и в нем звучала нотка возбуждения. — Так-так, малышка. Мы долго ждали этого. Тебе лучше?
Человек, глядевший на нее, был массивным и тучным, с глубоко посаженными карими глазами, бугристым носом и толстыми, четко оформленными губами. Его квадратная челюсть свидетельствовала о силе, шея и грудь казались мощными под желто-голубой клетчатой рубахой и голубым платком. Он ухмыльнулся, а в его глазах был какой-то странный блеск, который не внушал доверия. Не ожидая ее согласия или протеста, он взял Брайони под мышки и заставил сесть. Перед глазами девушки опять все поплыло. Он подхватил ее и удержал, когда ее хрупкое тело обмякло.
С помощью палки-копалки, короткой палки с утолщением на конце, она выкапывала какие-то корешки из земли и укладывала их в общую кучку.
— Ну и отчего же ты счастлива сегодня, Наездница-в-бурю?
— А почему бы и нет? — рассмеялась девушка, вставая и отряхивая землю с подола своей юбки из оленьей кожи; при этом ее длинные черные косы развевались вокруг спины. — Солнце сияет, как золото, небо такое голубое, каким не бывает даже море, а ветерок, мягче перышка, греет щеки.
Она весело щебетала, все еще держа в руке связку красной репы и стеблей чертополоха. На обветренных губах вождя заиграла улыбка.
— А я думаю, что тут есть иная причина, — сказал он, когда девушка вновь обернулась к нему.
Ее щеки разрумянились, а мягкий, розовый рот приоткрылся от смеха.
— Думаю, что у тебя легко на сердце потому, что приближается время, когда ты сможешь вернуться к мужу.
Подбородок девушки взлетел вверх, и она вдруг посерьезнела.
— Да, — вздохнула Брайони. — Ты прав, Два медведя. Каждый прожитый день и каждая ночь приближают меня к нему. Уже близки долгие дни лета. И тогда подойдет время, когда я смогу вернуться домой.
Шайен кивнул, и его глаза потемнели и затуманились. Брайони резко протянула руку и сжала его запястье:
— О Два медведя, не думай, что мне легко будет покинуть вас… Я полюбила вас. Вы стали для меня настоящим отцом, таким, каким никогда не был для меня даже мой родной отец.
Вождь улыбнулся и привлек ее к себе. Он обнял девушку, охватив длинными руками ее тонкую талию. Положив голову ему на плечо, Брайони заговорила дрожащим голосом:
— Я… я так благодарна за все, что вы сделали для меня. Вы так добры, так щедры и благородны. Когда я вспоминаю, что должна уйти от вас, у меня сердце переворачивается, ибо я оставлю часть своей души с вами. Но так или иначе, мое место с мужем.
— Так это долг заставляет тебя думать о возвращении, моя на'ц? — нахмурился Два медведя, держа ее за плечо. — Или ты действительно хочешь бросить меня, Быстрого оленя и всех остальных, кто считает тебя одной из нас?
— Нет, не долг призывает меня, — прошептала Брайони с широко открытыми, серьезными глазами, в которых отражалось сияние солнца. — Речь идет о любви, Два медведя, только о любви. Я должна уйти к мужу или вечно тосковать. Он нужен мне.
Глаза вождя на минуту закрылись.
— Значит, — сказал он очень спокойно, — так тому и быть.
— Два медведя, может быть, есть возможность того, чтобы мы все жили вместе? — вырвалось у девушки, и она опять прильнула к вождю и положила голову ему на плечо. — Ведь я люблю и тебя, и Женщину-антилопу, и…
— И Быстрого оленя? — Вождь надеялся, что красавец-воин найдет дорогу к сердцу Наездницы-в-бурю и таким образом удержит ее здесь. Поэтому он с особым вниманием ожидал ее ответа.
— Да, я люблю Быстрого оленя. Но как друга, как брата. Не так, как я люблю мужа. Для меня существует только один любимый муж, и это Джим. И так тому и быть.
Два медведя улыбнулся тому, что она, как эхо, повторила его собственные слова. На сердце у него был камень, и все же он догадывался, каким будет ее ответ.
— Решение остается за тобой, Наездница-в-бурю, — подтвердил он. — Но еще не время. Возможно, Быстрый олень сумеет изменить твое решение за оставшееся время.
— Нет, — улыбнулась девушка сквозь застилавшие глаза слезы. — Нет, мой ниху', он не сможет изменить его.
Когда она назвала его по-шайенски «отцом», у вождя перехватило дыхание. Он изумленно смотрел на нее, и его мудрые черные глаза загорелись радостью.
— Ты впервые назвала меня так, маленькая на'ц, — удивился он, и Брайони кивнула, а глаза ее блестели от слез.
— Так я чувствую в глубине души, — ответила девушка и, подняв его руку, поднесла ее к губам и поцеловала. — Даже когда я буду далеко от вас, я сохраню свою любовь к вам в своем сердце. Вы всегда будете моим ниху', а я — вашей на'ц.
После этого они обнялись, и любовь разливалась в душе отца и дочери, как нежно журчащая речка.
Дни становились длиннее и жарче, и ветер, когда-то обдувавший лицо Брайони, как прикосновение легкого перышка, теперь завывал с огромной силой, проносясь над иссохшей землей. Дикая жара высушивала траву, которая так обильно поднялась весной и превратила равнины в жгучее пекло, из которого невозможно было выбраться.
Солнце над головой казалось огненным кругом, и его обжигающий жар уничтожил плоды весны: дикорастущие цветы увяли, корни и семена засохли, земля запеклась и стала бурой и потрескавшейся. Вода в водоемах испарилась, и понемногу иссякли запасы воды, так аккуратно накапливаемой шайенами в сосудах, именуемых хистайвиц. От марева, стоявшего в воздухе, небосвод окрасился в багряный цвет, и казалось, что вся выжженная, обдуваемая ветрами прерия опалена пылающими небесами.
Несколько позднее, в июле, в прерии прошли сильные грозы; зазубренные стрелы огненных молний прорезали сумеречное небо, а гром громыхал, как пушечные выстрелы. Много-Орлиных-Перьев воссылал слова признательности в адрес Хеаммавихио, Мудрого-Там-Наверху, который послал большого Буревестника для их спасения, и все шайены вздохнули с радостью и облегчением. Сразу же после этого началась подготовка к празднику Восстановления Священных Стрел. И Брайони поняла, что наступает долгожданный момент, когда она может возвратиться домой.
Два медведя послал за ней в один из вечеров, и они долго беседовали, пока не стал угасать костер в его типи. Было решено выехать, когда луна будет в своей второй четверти, с тем чтобы вождю, который намеревался сопровождать Брайони, хватило времени вернуться в лагерь до начала церемонии Священных Стрел, важнейшего ритуального празднества шайенов. С одной стороны, Брайони ужасно хотелось присутствовать на этой самой глубоко почитаемой четырехдневной церемонии с привлечением драгоценной связки лисьих шкур, посвященных четырем Священным Стрелам. Но, с другой, — она не могла дождаться той минуты, когда отправится домой, к Джиму, к которому стремилась всей душой. Теперь он снился ей каждую ночь; это были сны, наполненные счастьем и любовью; в них он радостно простирал к ней руки. В эти последние дни в индейском стане она чувствовала себя как на крыльях, ее переполняло пьянящее возбуждение.
Когда наступила вторая четверть луны, в составе небольшого отряда они направились в путь. Два медведя ехал на своем пятнистом мустанге, а Быстрый олень гарцевал на великолепном вороном, когда-то принадлежавшем Брайони. Она скучала по жеребцу, который так часто и споро носил ее по прерии, однако не выражала Быстрому оленю своего недовольства, будучи переполнена счастьем от того, что наконец возвращается домой. Под седлом у самой девушки был проворный пятнистый пони, на котором она восседала с такой грацией, какой позавидовал бы любой шайен.
В поездке их сопровождали шестеро воинов в полной военной экипировке, с размалеванными краской лицами, головными уббрами из перьев и щитами. Самым грозным видом из всех выделялся Быстрый олень; высокий храбрец гордо сидел в седле, расправив мощные плечи. Несмотря на боевую раскраску, роскошный боевой головной убор и грубый вид, он больше не страшил девушку. Вид и манеры шайенов теперь не казались ей враждебными и ужасными. Она сама стала членом этой общины, стала одной из них и чувствовала себя с ними, как дома.
И все-таки она покидала этих людей, которых научилась любить, расставалась с образом жизни, дававшим ей чувство безмятежности, единения со вселенной; и все это она оставляла ради одного человека, которому принадлежали ее сердце, душа и кровь, чье прикосновение высекало в ней тысячу искр. Джим Логан. Ее муж в счастье и в беде, ныне и присно. Единственный мужчина, которого она будет любить всегда.
На вторую ночь они разбили лагерь у каньона Пало Дуро, на ровном участке возле реки. Когда Брайони после ужина привела все в порядок и на равнины легла тишина, все устроились вокруг костра; мужчины курили, а единственная женщина среди них задумчиво вглядывалась в языки пламени.
— В чем дело, Наездница-в-бурю? — поинтересовался Два медведя, внимательно наблюдавший за ней. — Отчего ты выглядишь такой печальной?
— Я задумалась о Женщине-антилопе, ниху', — сложив руки на коленях, ответила девушка. — Мне ужасно жаль было расставаться с ней. Я буду очень скучать.
Два медведя кивнул, но не сказал того, что было у него на сердце. Наездница-в-бурю и так знала, что он сам будет тосковать о ней. Ни к чему напоминать ей о своей печали, ибо он понимал, что ни за что на свете она не изменит своего решения. Уже близок день, когда он потеряет ее, и вряд ли они еще когда-нибудь свидятся. Вождь взглянул на Быстрого оленя. Воин тоже не спускал острых, проницательных глаз с черноволосой женщины, как если бы навек впитывал в себя ее очаровательную красоту, чтобы не забыть, когда они расстанутся. Два медведя знал, что высокий храбрец не любил ни одной женщины с той поры, как потерял Маленькую звезду. А теперь, когда он был готов отдать сердце, не было взаимности.
Два медведя вздохнул. Возможно, он сделал ошибку, заключив этот договор с Наездницей-в-бурю. Если бы не это, она осталась в индейском лагере вместе со всеми. Ей пришлось бы примириться с судьбой, и, возможно, она даже позволила бы своему сердцу почувствовать любовь к Быстрому оленю, такую любовь, которую женщина испытывает к мужчине. У нее не оставалось бы иного выбора… Все ее чувства к мужу поддерживались надеждой на то, что по прошествии оговоренного периода времени она возвратится к нему. И потом было слишком поздно нарушать договоренность. На это способны только белые люди. Два медведя сдержит свое слово, чего бы это ему ни стоило.
Брайони грациозно поднялась с земли.
— Пойду наберу еще хворосту для костра, — сказала она, жестом показав на рощицу ив и тополей на берегу реки. Два медведя кивнул, догадываясь, что на самом деле ей хотелось побыть наедине со своими мыслями, поразмыслить о прошлом и о будущем без посторонних глаз. На мгновение они обменялись взглядами и молча поняли друг друга. Бесконечно нежная улыбка тронула мягкую линию губ девушки, и, проходя мимо вождя, она наклонилась и быстро поцеловала его в щеку. Затем она ушла, и ее тонкая фигура растаяла среди деревьев.
Быстрый олень бросил ей вслед хмурый взгляд, и его лицо потемнело. Через минуту он не выдержал и также поднялся с земли. Его темные глаза скрестились с взглядом вождя. Ему не требовалось получать разрешение на то, чтобы оставить лагерь, но он шестым чувством понял, что Два медведя считает бессмысленным идти за ней. Неужто бессмысленно? Нет, все-таки надо попробовать. Во всяком случае, у него было что сказать ей. Он собирается вернуть ей вороного жеребца. Ему хотелось вернуть его как прощальный подарок. Он понимал, что она будет благодарна. Но настолько ли благодарна, чтобы остаться с ним, чтобы принять его в качестве мужа, а цисцистас в качестве своего народа? Он глубоко вздохнул и решительно направился в сторону рощи.
«Там увидим», — думал индеец.
Остальные, пока он не ушел, прятали свои улыбки. Затем они покачали головами, с улыбкой переглядываясь по поводу переживаний своего влюбленного собрата, а Два медведя покачал головой и сдержал печальный вздох.
Брайони прильнула к стволу ивы, наблюдая, как по небу вкрадчиво перемещается тень вечерних сумерек. Речушка несла свои воды совсем рядом; по существу, она превратилась в тонкий ручеек, и все же от нее доносилось приятное для слуха журчание, дававшее чувство мира и спокойствия, что было желанным облегчением после суеты последних дней.
Брайони оказалась в промежутке между двумя мирами. Позади — лагерь шайенов, ставший ее родным домом в течение многих месяцев. Там жили люди, которые были ей небезразличны и которых она любила. Женщина-антилопа рыдала при прощании и подарила Брайони чудесное голубое, тонкой выделки одеяло, полученное ею от своей матери, которая, в свою очередь, получила его от своей. Даже Серая голубка, когда-то едва замечавшая ее, даже Много-Орлиных-Перьев, когда-то предлагавший убить ее, пожелали ей счастливого пути, так как вместо прежней враждебности теперь питали к ней дружбу и уважение.
У шайенов Брайони обрела какое-то странное чувство счастья. Жизнь в стане индейцев была размеренной и упорядоченной. Она совпадала с ритмом природы, природными циклами великой прерии, по которой кочевали индейцы. Девушка, которую стремление к свободе и приключениям в свое время заставило бросить устоявшуюся жизнь в Сент-Луисе, почувствовала наслаждение от труда, непосредственно связанного с землей, с получением средств пропитания от корешков, росших в земле. Она научилась ценить бизонов не так, как их ценят белые охотники на этих животных, убивающие их и торгующие шкурами ради большой прибыли, а так, как ценят индейцы, для которых добыча бизона означает добывание еды, одежды, крова, то есть поддержание привычного образа жизни.
Она многое узнала от вождя и его народа. Теперь же она возвращалась в дом, оставшийся в прежней жизни, и хотя именно к нему стремилась душа все эти месяцы, ее одолевали волнение и страх. Что ждет ее по возвращении?
Несомненно, там все думают, что девушки нет в живых. Они остолбенеют, когда увидят ее, а затем…
Она знала, что Дэнни придет в восторг, а Росита… милая Росита, вероятно, расцветет широкой улыбкой. А Джим?
Брайони сцепила пальцы. Обрадуется ли Джим, увидев ее, или уставится на жену холодными, стальными глазами и скажет, что она может возвращаться прямиком туда, откуда явилась, так как она ему безразлична? По телу девушки пробежала дрожь, и она вознесла Небу молитву, чтобы вынужденная разлука пробудила его любовь и помогла ему преодолеть разочарование. О если бы только она могла надеяться, что он встретит ее с восторгом и примет в объятия! Если бы только она могла быть в этом уверена!
Внезапно Брайони расправила плечи. Она подумала о своей собственной безграничной любви к Джиму, нежности и страсти, сжигающей ее. И поняла, что так или иначе добьется того, что он прозреет, если еще не прозрел до сих пор. Несмотря на все происшедшее между ними, она никогда не откажется от него и вновь завоюет его любовь, применив любые женские ухищрения.
«Ну, Джим Логан, теперь держись, — приняла она решение, гордо подняв голову. — Я овладею тобой при помощи бури и натиска. Я прорву все твои оборонительные рубежи. И когда я добьюсь своей цели, ты даже не поймешь, где дал слабину».
Поддавшись нахлынувшим чувствам, девушка улыбнулась в душе, представляя, как она будет опять лежать рядом с ним, ощущать его объятия и его тело, тесно прижимающееся к ней. Она тосковала по его поцелуям, по свету любви, который снова зажжется в его живых глазах.
«О, Джим, — шептала девушка, и горячая волна захлестнула ее. — Я так люблю тебя! Я верну любовь, которая, не сомневаюсь, сохранилась в твоей душе. Я знаю, что за показной яростью скрывается нежное сердце. Я опять принесу счастье в твой дом, и ты станешь моим. И больше никакая тень не омрачит нашей любви».
Погруженная в эти размышления, она стояла, прислонившись к иве. Как ей хотелось наконец завершить это путешествие и убедиться, что оно приведет к счастливой развязке.
Даже в кошмарном сне она не могла представить того, что произошло минутой позже. Ничто не предвещало опасности. Но внезапно грубая ладонь зажала ей рот, и кто-то схватил ее сзади. Она было вскрикнула, но звук ее голоса тут же заглох под волосатой рукой агрессора. Затем ее круто развернули и сдавили мертвой хваткой.
— У-ю-ю, Фрэнк, это как раз то, чего мне давненько хотелось! — Жилистый, небритый мужчина наклонился к ней. На его лице появилась мерзкая восторженная ухмылка. От смрада грязной щетины Брайони чуть не стошнило.
— Давненько у меня не было индейской скво, — злорадно прошипел второй, продолжая удерживать Брайони и, вероятно, чувствуя себя триумфатором. Отметив выпуклые груди и изящный изгиб бедер захваченной девушки, он с вожделением облизнулся: — Это будет потрясающее развлечение!
Ужаснувшись, Брайони попыталась освободиться, но это было выше ее сил. Державший ее мужчина был слишком массивен и силен. Она пинала его мокасиной, но он лишь заворчал и еще больнее заломил ей руку.
— Похоже, эта деваха — настоящий борец, — хмыкнул другой, заглянув ей в лицо, но вдруг вздрогнул, как будто кто-то толкнул его.
— Чего-чего?.. — Он наклонился поближе и, взяв девушку за подбородок, повернул ее лицом к себе. — Фрэнк, проклятие, просто не верю своим глазам! — взволнованно крикнул он. — Да это вовсе не индейская скво! Это черноволосая жена Техаса Джима Логана!
Брайони изумленно уставилась на него и в тот же миг вспомнила. Вилли Джо Честер! Человек, неожиданно появившийся на вечеринке, враг Джима!
— Ты уверен? — недоверчиво спросил первый.
— Черт тебя дери, конечно, уверен. Посмотри на эти зеленые глаза. Ну просто изумруды. Ни у одной скво нет таких глаз. И к тому же я ни в жисть не забуду личико этой фифы.
— Значит, жена Логана все это время была в руках индейцев. Может, они где-то здесь, по соседству? Может, надо пособить ей?
В этот самый момент Фрэнк Честер заметил среди деревьев приближающуюся фигуру высокого индейца.
— Эй, Вилли Джо, он позади тебя. Стреляй!
Вилли Джо Честер резко развернулся и выхватил свой шестизарядный револьвер. Он увидел, как Быстрый олень появился из-за дерева.
Индеец мгновенно понял, что происходит: Наездница-в-бурю — в мясистых лапах белого человека, а второй белый, весь перепачканный грязью, стоит позади них. Рука индейца потянулась к ножу, и он сделал прыжок вперед. Но у него не было никаких шансов. Раздался выстрел, и Быстрый олень свалился в грязь; из его груди хлестала кровь.
Брайони охватил ужас. Она кричала и стонала, но звуки застревали у нее в горле. Она барахталась в руках незнакомца, но, когда услыхала грохот стрельбы в лагере индейцев, леденящий страх пробрал ее до костей. Вилли Джо бросился вперед с еще дымящимся пистолетом и, перешагнув через безжизненное тело Быстрого оленя, исчез в роще.
— Ну-с, вот, мисюсь Логан. Не пройдет и минуты, как все будет кончено, — проговорил ей в ухо низкий, рычащий голос Фрэнка Честера. — Все эти индейцы через ноль минут ноль секунд станут трупами, и тогда мы послушаем историю о том, как это получилось, что вы оказались у них. Совсем неплохо, что мы подоспели, не так ли? Мы с Вилли Джо и парнями охотимся на бизонов. Утром мы заметили следы индейцев и решили, что нам удастся подстрелить парочку краснокожих дьяволов. За индейских пони в Калифорнии можно загрести неплохой куш. А теперь пошли с нами.
Зеленые глаза девушки округлились от ужаса. Она не могла оторвать взгляда от окровавленного тела Быстрого оленя. Но по мере того, как на площадке, где индейцы разбили лагерь, затихала стрельба, Брайони охватывала отчаянная ярость.
Она со злостью укусила за руку Фрэнка Честера. Тот вскрикнул и схватился за укушенное место, а в следующий миг Брайони изо всей силы толкнула его. Почувствовав себя свободной, она стрелой понеслась через поляну, казалось, ноги сами несут ее над травянистой землей. Она слышала за спиной тяжелое дыхание Фрэнка, но ни разу не оглянулась. В этот момент все ее мысли сконцентрировались на старом вожде, и панический страх за него заставлял ее ускорить бег. К месту бивуака Брайони добежала как раз в ту минуту, когда прогремел последний выстрел, эхо которого раскатилось по всей роще. От увиденного зрелища колени девушки подогнулись, и она побледнела как смерть.
Все индейцы были убиты. Иначе и быть не могло, ибо на них напали из засады, атаковали их с тыла и перестреляли из пистолетов и ружей, с которыми белые люди охотятся на бизонов. В отчаянии она закричала, увидев их сраженные пулями тела и пятна крови на ярких перьях, боевых щитах и чудесных узорах одежд из оленьей кожи.
— Два медведя! — воскликнула она осипшим от горя голосом и кинулась к распластанному на земле телу старого вождя. По щекам девушки бежали слезы, а сердце просто разрывалось от боли. Но к ней внезапно приблизился Вилли Джо Честер и оттолкнул ее от трупа. Его грязное лицо с омерзительными усиками было исполнено презрения. За ним подошли еще полдюжины вооруженных людей, с любопытством разглядывавших девушку.
— Так, значит, индейцы тебя вовсе не схватили. Ты жила с ними, якшалась с ними по доброй воле. Значит, ты отнюдь не лучше их! — сплюнул Вилли Джо.
Быстрая, как молния, Брайони наклонилась к лежавшему ничком телу Большого волка и выхватила нож из ножен, висевших у него на поясе. В следующий миг она подняла нож для удара. Ее изумрудные глаза метали стрелы.
— Я убью тебя, паршивый змей-убийца! — закричала она. — Я всех вас убью!
Девушка бросилась на Вилли Джо, но он увернулся и нанес ей удар сапогом в живот. Брайони согнулась от боли и не могла даже охнуть. Не успела она набрать воздуха, как почувствовала, что Фрэнк Честер снова схватил ее и резким рывком поставил на ноги. С гиканьем Вилли Джо выхватил нож из ее руки.
— Ну, вот, маленькая индейская любовница, вижу, ты очень расстроилась из-за этого старого краснокожего, — протянул он, переступив через тело Большого волка и встав возле трупа вождя. Нож сверкнул в его руке. — Пожалуй, я сниму скальп с этого дьявола, чтобы сохранить сувенирчик по случаю происшедшего. Ну, как вам моя идея, парни?
Он ухмыльнулся, победоносно поглядев на жалких типов, окруживших его.
Судя по выражению их лиц, все они жаждали крови.
— Нет! — И вновь Брайони почувствовала, как у нее подгибаются колени. Она переводила взгляд с ножа в руке Вилли Джо на вождя, лежавшего в луже крови. — Не делай этого! Не делай! Неужели тебе мало! Не трогай его, — взмолилась она.
Но Вилли Джо наклонился над мертвым вождем, твердо держа нож в чумазой руке.
— Смотри, индейская любовница, — злорадствовал он и вонзил лезвие.
— Нет!
Стон Брайони эхом разнесся по лагерной стоянке, пугающе отразившись от каких-то препятствий в наступающих сумерках. Ее мутило, и кровь стыла у нее в жилах. Она бешено отбивалась, пытаясь вырваться из рук Фрэнка Честера, чтобы остановить Вилли Джо. Страшные события последних минут казались просто наваждением, но нет, они были реальными, дико, кошмарно реальными. Все шайенские воины-храбрецы были мертвы, в том числе и Быстрый олень, и… Два медведя. Ее ниху'.
— Прекрати! — стонала она вновь и вновь. — Пожалуйста, прекрати!
При виде ужасного зрелища она закрыла глаза, чувствуя, что вот-вот упадет в обморок. Сумерки сгустились, скрывая все происходящее, и у нее перед глазами все поплыло.
— Два медведя! Мой… ниху'! — успела выдохнуть девушка и погрузилась в небытие. Уже ничего не видя и не осознавая, она искала убежище в окутавшей ее темноте, прячась от ужаса реальности в этом бархатно-черном море. Она погружалась в него все глубже и глубже, благодаря Господа за благословенный мир забытья, пока не достигла дна, где повсюду было черно, и она поняла, что уже более никогда не увидит белого света.
Глава 14
Когда Брайони очнулась, мир боли и отчаяния вновь предстал перед ней. Сначала появились звуки — какой-то рев, рокот повсюду вокруг нее. Эти звуки давили на барабанные перепонки, и боль разрывала ее голову на части. Ощущение было такое, словно она прорывается через толщу воды. Потом девушка почувствовала облегчение, снова смогла дышать и сделала глубокий вдох. Но боль не проходила.
Болела голова. Болели глаза, не выдерживавшие света. Куда девалась темнота? С неохотой Брайони заставила себя открыть веки. Свет обжег ей глаза. Она вскрикнула и опять сомкнула их, крутя головой. Ей с трудом удалось поднять тяжелые, как гири, руки на достаточную высоту, чтобы можно было ладонями прикрыть глаза. Она осознала, что лежит на твердом грунте. Все ее тело словно окаменело, и во всех членах ощущалась боль. Брайони пыталась снова погрузиться в море мрака, в приятное темное небытие, но это не получилось. Избавиться от боли, шумов и режущего глаза света не удалось. Потом она услышала голоса.
— Может, она наконец приходит в себя? — Голос был низкий и скрипучий. Говоривший находился недалеко от нее. — Да вроде бы пора. Мне надоело тащить ее, в то время как она ничем нам не помогает.
— У тебя никогда не хватало терпения, Вилли Джо. — Второй голос был более грудным и громким. — Думаю, ты запоешь по-другому, когда она придет в себя и начнет стрелять своими зелеными глазищами. — Раздался смех. — Я и сам горю желанием, чтобы она очнулась. Тогда наша дорога домой станет гораздо привлекательнее.
«Что это они говорят? Что все это значит?» Она попыталась привести в порядок мысли, но от этого боль лишь усилилась. Тогда девушка полностью дала боли завладеть ею, постанывая, когда боль заволокла все. Потом она почувствовала на своем плече чью-то руку. Она попыталась высвободиться, но тело не подчинялось. Брайони чувствовала себя застывшей, как отвердевшая глина. Ей хотелось, чтобы ее глаза оставались закрытыми и ничего не видели, но против воли они снова открылись.
— Вилли Джо, она очнулась! — Это снова был второй голос, и в нем звучала нотка возбуждения. — Так-так, малышка. Мы долго ждали этого. Тебе лучше?
Человек, глядевший на нее, был массивным и тучным, с глубоко посаженными карими глазами, бугристым носом и толстыми, четко оформленными губами. Его квадратная челюсть свидетельствовала о силе, шея и грудь казались мощными под желто-голубой клетчатой рубахой и голубым платком. Он ухмыльнулся, а в его глазах был какой-то странный блеск, который не внушал доверия. Не ожидая ее согласия или протеста, он взял Брайони под мышки и заставил сесть. Перед глазами девушки опять все поплыло. Он подхватил ее и удержал, когда ее хрупкое тело обмякло.