Страница:
«Да, — подумала она, глубоко вздохнув, — на будущее лучше проявлять осторожность. Если она и вправду разозлит его, вряд ли он проявит по отношению к ней хоть каплю жалости».
Усталой рукой она вытерла лоб. После короткого взрыва ярости к ней опять вернулась усталость, чувствовавшаяся во всем теле. Она присела на большой камень и оглядела поляну, смутно задаваясь вопросом, есть ли какая-нибудь возможность убежать. Убедившись в тщетности такой попытки, она еще больше отчаялась. Солнечный закат уже давно окрасил небо пастельной палитрой, и на вершинах далеких гор сгущались лиловые сумерки. Скоро стемнеет. Она даже не представляла себе, где находится. Где-то в Мексике, у основания гряды голых холмов, выступавших на фоне рельефа пустыни в виде огромных, массивных бугров. Повсюду виднелись агавы и кактусы. У подножия этих бугров скопились кучки красных валунов, подобные странным статуям, и все это казалось окостенелым, недоступным и диким.
Они находились в центре пустынной территории, вдалеке от каких-либо населенных пунктов. С соседнего камня за девушкой наблюдала ящерка. Над головой кружились орлы, а из кустарника, рядом с девушкой, у основания утеса доносилось приглушенное шуршание, от которого по коже у нее пошли мурашки.
Она встала и пошла в ту сторону, где суетился Джим Логан, спрашивая себя, не лев ли притаился за кустом. Отчаяние ее усилилось еще больше. Даже если бы ей удалось украсть у Логана коня, в каком направлении нужно ехать? Ведь в этих краях ничего не стоит заблудиться и не встретить ни души в течение многих дней. И потом без оружия она окажется беззащитной против змей, пум и любых других диких зверей, которые могут встретиться на ее пути.
Нет, поняла она в таком горестном отчаянии, что хотелось кричать и плакать. Она не может бежать, даже если бы было на чем. Без Джима Логана ей не обойтись. Без его руководства и защиты она может вообще не найти обратного пути к цивилизации.
«Но, — продолжала она размышлять со смутным проблеском надежды, — как только мы будем проезжать мимо города или деревни, либо встретим хоть одного человека, я попытаюсь попросить помощи и как-нибудь убежать. Я приложу все силы, чтобы вырваться из рук Техаса Джима Логана».
Вскоре она молча сидела у небольшого костерка, пережевывая вяленую говядину и рассматривая темно-голубое небо, в котором мириады звезд горели, подобно крошечным огонькам. Ее обнаженных рук коснулся прохладный ветерок, и она, дрожа, придвинулась поближе к костру. Вокруг нее тихо шелестели ночные звуки, а время от времени тишину ночи нарушал далекий горестный вой койота. Девушка почувствовала на себе взгляд Логана и медленно повернула голову в его сторону. Он сидел совсем близко к огню; половина его лица находилась в тени. Под его черным сомбреро она едва могла различить грубые черты его лица и кобальтовый блеск глаз. Но выражения лица различить не смогла. Он тихо, но упорно смотрел на нее, но о чем были его думы? Что было скрыто под этой бесстрастной и надменной маской?
Брайони ощущала дрожь во всем теле. Она отодвинула от себя остатки вяленого мяса и, достав флягу, напилась. Когда девушка поставила флягу на место, глаза Логана все еще сверлили ее лицо. Она снова встретилась с ним взглядом и почувствовала в себе какое-то странное возбуждение.
В конце концов не в силах долее выдерживать это молчание, она заговорила:
— Что тебе нужно от меня?
Он не ответил.
Отчаяние томило ее.
— Самое малое, что ты должен сделать, так это объяснить мне, почему забрал меня из моего дома, от моего мужа. Ведь я тебе ничего не сделала?
Он затянулся тонкой сигарой, потом выбросил окурок в огонь.
— У меня нет никакого желания причинять тебе вред. Тебе нечего бояться.
— Но тогда почему я здесь? Мне это не понятно!
— Мне нужно расквитаться с Честером, — наконец мрачно выговорил он. — У нас с ним давний, неразрешимый спор. А ты станешь средством, с помощью которого мы решим этот спор.
— Средством? — Она потупилась. — Да, мне следовало догадаться. Фрэнк предупреждал меня, что ты сделаешь нечто подобное. Перед отъездом он мне все рассказал о тебе. И я просто не верила своим ушам. — Когда она вновь подняла глаза на него, они сияли зелеными огоньками. — Пойми же, это несправедливо! Я же никогда не причиняла тебе вреда!
— Я тоже не собираюсь этого делать.
— Ты беспринципный человек, — бормотала девушка сквозь стиснутые зубы. — У тебя нет ни малейшего представления о том, что справедливо, честно или правильно. Хотя, возможно, тебе на эти вещи просто наплевать с высокой колокольни. — У нее дрогнули губы. — Может, тебе вообще на все наплевать.
Он смотрел на нее равнодушным взглядом.
— Ты ошибаешься, моя куколка. Меня очень заботят некоторые вещи.
— Какие? — презрительно воскликнула она. — Хотелось бы знать, какие?
Он молниеносно оказался на ногах, двумя большими шагами подошел к ней и поднял девушку с земли. Они стояли под мягким сентябрьским небом друг против друга — она и он, возвышавшийся над ее головой, и казалось, что больше на свете никого нет.
— Ты узнаешь, моя куколка, — сиплым голосом пообещал он. — Как только мы покончим с этим, ты все узнаешь обо мне.
— Я н-не хочу ничего знать о тебе! — Девушка попятилась от него, тревожно сознавая, что в их отношениях наступает какая-то перемена.
К ее ужасу, Техас Джим Логан сделал шаг в ее сторону. Она быстро попятилась еще на шаг назад, но наступила на гальку и потеряла равновесие. Она бы упала, если бы не его рука, проворно охватившая ее талию. Он прижал ее к себе так крепко, что она могла слышать биение его сердца. Руки Логана на ее талии были горячими и сильными. От нажатия его пальцев она ощутила странное волнение. Ее охватила паника.
— Я не хочу знать о тебе! — снова воскликнула она. — Я… я хочу домой!
— Домой? К Фрэнку Честеру?
— Д… да!
— А зачем? Ты что, любишь его? — В его голосе снова послышалась резкость, его тон стал напряженным, но она не поняла, почему.
Глаза Логана превратились в ледышки, а пальцы его рук впились в ее кожу. Она вскрикнула, и он ослабил свою хватку, но не отпустил ее.
— Так что? Ты любишь его? — с неумолимой жесткостью в голосе резко спросил он.
— Да! — Она уронила голову, чтобы скрыть предательские слезы, скатившиеся по щекам. — Он… он мой муж. Я… принадлежу ему! — Горестные слезы хлынули из ее глаз. — Отпусти меня! — крикнула она, почувствовав, что больше не сможет совладать с эмоциями, неожиданно поднявшимися из глубин ее души. — Я не могу думать о чем-либо, когда ты держишь меня так! Отпусти меня!
Она вывернулась и устремилась на другую сторону костра, закрыв лицо руками. Джим слышал ее приглушенные рыдания. Слава Богу, что она не видит, каких огромных усилий ему стоит держать собственные чувства под контролем. С нарочитым спокойствием он сказал:
— Прости. — Она услышала его тихий голос почти над самым ухом. После странного напряжения, возникшего между ними за минуту до этого, теперь в его голосе ей послышалась какая-то успокаивающая нотка. Она ощутила у себя на плече его руку. Ее касание было легким. — У меня в мыслях не было волновать тебя.
Брайони всеми силами пыталась удержаться от слез. Она была благодарна за то, что он протянул ей платок, которым тут же вытерла слезы. Девушка ощущала мощную мужскую силу, которой так и веяло от этого высокого мускулистого человека. Ее волосы шелестели от его дыхания. Она пыталась совладать со странной дрожью, угрожавшей охватить все ее тело. С неимоверным усилием она выдавила из себя:
— Как долго вы… собираетесь держать меня у себя, мистер Логан?
— Это зависит от ситуации. Может, месяц, а может, два. — Его ответ прозвучал, как обыденное дело. — Через несколько недель я пошлю Честеру записку с требованием выкупа, а там увидим, как пойдут дела.
— А что, если он не захочет, чтобы я вернулась? А что, если он откажется платить выкуп?
— Да какой же мужчина откажется уплатить любые деньги, чтобы выкупить тебя? — ласково произнес Джим.
Пораженная этими словами и его тоном, она медленно повернулась к нему.
Брайони в изумлении разглядывала его. В бледном свете звезд она выглядела очень хрупкой и удивительно красивой. Ее черные, как смоль, волосы трепетали на вечернем ветру; длинной, пышной массой они обрамляли ее тонко очерченное лицо. Ее рот чуть приоткрылся. Темные глаза мерцали под длинными ресницами. Джим стоял, как зачарованный. Сиреневое платье, надетое на ней, запылилось и помялось, но все же и в нем ее хрупкая, гибкая фигурка смотрелась прелестно.
Зато Брайони, казалось, не осознавала ни своей красоты, ни того, какие невиданные чувства она возбудила в нем, забыла обо всем, кроме самого этого мужчины, возвышавшегося над ней с решительным видом. Она глубоко вздохнула, их взгляды скрестились, а между ними, как электрические разряды, витали невысказанные вслух мысли. И тут она умоляюще воздела руки.
— Пожалуйста. Не отпустите ли вы меня? — прошептала она. — Я хочу лишь одного — вернуться домой. — Она вглядывалась в его глаза. — Я не верю, что вы так ужасны, как предупреждал меня муж. Вы… были любезны со мной, вы отнеслись ко мне добрее, чем я предполагала. Мне кажется, в вас есть доброе начало. Если это так, я умоляю вас отказаться от вашего плана мести и отвезти меня домой.
Он сдвинул на затылок сомбреро и с минуту смотрел на нее, прежде чем ответить.
— Думаю, я не смогу этого сделать, моя куколка.
Это было сказано таким тоном, что ей стало ясно: эта тема закрыта для дальнейшего обсуждения.
— У меня в этом деле есть персональная заинтересованность. Ты для меня слишком много значишь и ты даже не можешь представить себе, как много. Отныне мы будем с тобой неразлучны, пока все не будет решено. Так что тебе лучше смириться с этим, нравится тебе это или нет.
Его ответ убил всякую надежду, которая теплилась в ее душе, и она тщетно вглядывалась в эти живые голубые глаза, такие непреклонные и холодные. Да, видимо, она ошиблась. В этом человеке не было ни толики доброты или справедливости. Фрэнк был прав. Отчаяние переполняло ее, и девушка сжала руки в кулаки.
— Меня это не устраивает! — крикнула она дрожащим голосом, ибо уже не могла контролировать себя. — И мне вовсе не нравится то, что вы называете меня своей куколкой! — Как ни абсурдно, ее особое негодование почему-то вызвало именно это. — Если вы упорствуете в том, чтобы сделать меня своей пленницей, то хотя бы называйте меня моим настоящим именем — Катарина! Катарина Честер!
Логан окинул ее острым взглядом. Затем занялся распаковыванием вьючного тюка с постельными принадлежностями.
— Время укладываться спать, моя куколка, — протянул он.
— О-о-о, это невыносимо, — в отчаянии взвизгнула девушка.
Но вместо ответа Джим лишь бросил к ее ногам второе одеяло:
— Вот, возьми. Это для тебя, если, конечно, ты не собираешься разделить со мной мою постель.
— Конечно, нет!
После его реплики она несколько раз опасливо поглядела на него, но он и не собирался приблизиться к ней, занимаясь устройством собственного ночлега.
Брайони закусила губу, отчетливо вспомнив его головокружительный поцелуй в то утро на холме. Она перетащила свое одеяло подальше от него, к краю поляны, и нервно уселась на нем. Воспоминание о его объятии и об ее собственной позорной реакции разволновало ее так, что даже Логан заметил, что она нервничает. Стрелок, усмехнувшись, успокоил ее:
— Не волнуйся, я не собираюсь насиловать тебя. Успокойся. Мне нравится, когда женщины сами меня хотят, querida. И, кроме того, я ведь дал обещание не причинять тебе вреда, помнишь? Или ты мне не веришь?
— Мне хочется поверить вам, — устало ответила девушка.
— Тогда ложись спать и забудь весь тот вздор, которым тебя потчевал Фрэнк Честер насчет меня. — Джим посмотрел ей прямо в глаза и спокойно заверил ее: — Кем бы я ни был и чем бы ни занимался, я не нападаю на женщин. Так что отдохни. Тебе крайне нужен отдых.
Учитывая то, что он смотрел на нее так серьезно, без прежней ухмылки, ей было трудно поставить под сомнение его слова. Ей даже показалось, что она читает в его глазах сочувствие к ней, но Брайони тут же выбросила эту абсурдную мысль из головы. Однако у девушки забилось сердце, когда он посмотрел на нее и на его мужественном, красивом лице заиграла улыбка.
— Спокойной ночи, моя куколка, — нежно произнес Джим, и она почувствовала, как что-то сдавило ее горло и щеки ее вспыхнули горячим румянцем. Он говорил таким тоном, будто ласкал ее, и Брайони ощутила странный трепет.
— Спокойной ночи, — ответила она, пожалуй, чересчур поспешно. Затем перевела взгляд на свое ложе и начала расправлять одеяло. Краем глаза она следила за ним, когда он устраивался на своем одеяле. К облегчению девушки, он больше даже не взглянул в ее сторону.
Может, он говорит правду. Ведь он действительно дал слово не причинять ей вреда. Остается лишь надеяться, что он сдержит его. Однако девушку одолевали сомнения. В конце концов чего стоит клятва наемного стрелка? Только самый бездушный человек может заниматься такими делами, да еще проявлять при этом такое равнодушие и бесчувственность. Разве он не пленил ее безо всякой на то причины? Разве не увез он ее из дома против воли и не принудил столько часов ехать верхом со связанными за спиной руками, не объяснив, куда и зачем? Вспоминая его холодную бесстрастность, она содрогалась на своем ложе. Такой человек, как Джим Логан, способен на все. На все. Как она может доверять такому человеку?
Нет, не может. Однако, лежа под черным небом Мексики, обвеваемая прохладным ночным ветерком, она почувствовала, что засыпает, несмотря на все опасения. Напряженное, усталое тело девушки против воли обмякло.
До чего странно, размышляла она, пытаясь удержать открытыми набрякшие веки. Дома с Фрэнком по ночам она часами не могла заснуть, мечтая о чем-то таком, чему не могла найти определения. А здесь, в этой безлюдной местности, наедине с этим опасным незнакомцем, она чувствовала, что уступает сладостной дремоте, несмотря на все заботы, думы и волнения.
И она погрузилась в удивительно легкий и беззаботный сон. Забылись все ее тревоги и мучительные опасения.
«Ладно, завтра я разберусь. Я найду способ убежать. Завтра попытаюсь улизнуть от него…»
Когда ее сморил глубокий сон, Джим подошел к жене и опустился подле нее на колени. Он вгляделся в ее лицо, во сне такое же невинное и безмятежное, как у малого ребенка. Он с трудом удержался от желания погладить ее щеку, дотронуться до атласных черных волос. Он порывался поцеловать ее, но ценой неимоверного усилия удержался от такого опрометчивого шага. Если бы она проснулась, то пришла бы в ужас. Он был обязан убедить, что не намерен обидеть ее, не собирается навязываться силой. Ей предстояло снова научиться доверять ему, а такое доверие необходимо завоевать вновь. И Джим понимал, что это потребует времени.
Искрящаяся радость прежней Брайони была схоронена где-то в скорлупе этой запуганной, истомленной девушки по имени Катарина Честер. Нелегко будет освободить ее от этой скорлупы. От него требуются время, терпение и самоконтроль, и, черт подери, он сделает все от него зависящее, чтобы выполнить эти требования. Хотя он жаждал заключить ее в свои объятия и поцелуями изгнать из ее души все страхи, поклясться ей в своей любви и умолять о прощении за все причиненное им в прошлом зло, ему придется изображать холодную бесстрастность и держаться от нее на определенной дистанции.
Сколько раз за этот вечер он чуть не забыл о необходимости выдержки из-за страстного желания крепко обнять ее и покрыть градом поцелуев; он еле удерживался от того, чтобы сказать, что на самом деле она его жена, его любовь и что больше он никогда и ни за что на свете не расстанется с ней. Это стало невероятно тяжелым испытанием, которому он подвергся за свои прегрешения, но ради Брайони он выдержит его. И если ему особенно повезет, может быть, наступит день, когда она вспомнит его, а если везение будет уж совсем невероятным, возможно, она даже найдет в себе силы простить его.
Джим охранял ее сон далеко за полночь. Он оперся на валун и закурил, а над его головой плыли звезды, и его мозг полнился воспоминаниями о девушке, которая когда-то сияла ярче солнца и луны, душа которой источала радость и задор и как бы парила, подобно бесстрашной, прелестной птице, в утреннем небе. Было время, когда Джим проклинал ее задор, ее непокорную энергию, которая выделяла девушку не меньше, чем красота и шарм, присущие ей. Из-за этого он прогнал ее в ту штормовую ночь, после которой она исчезла. Он до сих пор не знал всего, что с ней приключилось, не имел ни малейшего представления, каким образом ее пути пересеклись с путями Фрэнка и Вилли Джо Честеров, но теперь это волновало его менее всего. Она снова под его защитой. И уж теперь он позаботится о том, чтобы ни одна душа не обидела ее.
Но, конечно, он мечтал о той Брайони, которую когда-то любил, той отважной и любящей девушке. Он заметил в ней слабые признаки того, что остатки задорного духа еще теплились в этом слабом теле, и был рад этому, но это не шло ни в какое сравнение с той, прежней Брайони. Она даже боялась Шедоу, жеребца настолько дикого, что никто не мог укротить его, до тех пор пока Брайони не взялась за дело, после чего Шедоу стал ее конем.
При виде такой глубокой перемены в ней у Джима болела душа. Как томила его тоска по тем искрящимся изумрудным глазам и высоко поднятому в непокорном задоре подбородку! Когда-то он чуть не подавил ее бодрый дух, идиотски проклиная его, но теперь он мечтал лишь об одном — о том, чтобы вернулась его прекрасная буйная девушка, которая ставила свою гордость на одну доску с его гордостью и которая навеки завоевала его сердце. Он будет ждать ее возвращения. Он даст ей время. Он окружит ее самой нежной заботой, какую только она пожелает принять от человека, который похитил ее у так называемого мужа из того единственного дома, который остался в ее памяти.
Глава 21
Брайони встретила утро далеко не с безмятежным спокойствием. Под сияющим бледно-желтым светом утреннего солнца пустыня вокруг вновь представлялась грозной и пугающей, а мужчина, молча и энергично упаковывающий вещи и грузивший поклажу на коней, — опасным, как вкрадчивая, но несущая смерть пума. Еще до ее пробуждения он переоделся, облачившись в это утро в светло-синюю холщовую рубаху дорогого покроя и стиля, которая удивительно хорошо смотрелась на его широкоплечей, мускулистой фигуре. Она была аккуратно заправлена в темно-синие брюки. На шее у Джима был повязан шарфик из голубого шелка, а черная шляпа, черные сапоги и ремень с серебряной пряжкой для пистолета, завершавшие его наряд, придавали бесстрастный и грозный вид стрелку, готовившемуся к путешествию по мексиканской пустыне под ослепительными лучами утреннего светила.
Брайони украдкой наблюдала, как он складывает одеяла в два аккуратных тюка и увязывает их на седле черного жеребца. Пока она спала, он умудрился каким-то образом побриться, и выглядел молодо и свежо. Каштановые волосы стрелка лоснились на солнечном свету. Да, он, неоспоримо, красив. И чрезвычайно торопится. Джим еще не произнес ни слова, но все свидетельствовало о том, что он спешит как можно скорее отправиться в путь.
Зато Брайони, в молчании сидевшая на валуне, чувствовала себя грязной и неопрятной. Ее вчерашнее платье было испачкано, а юбка помята. Пряди растрепанных волос ниспадали на лицо. Она чувствовала, что не выдержит еще целого дня войны с Техасом Джимом Логаном. Не веря самой себе, девушка вспомнила о вспышках гнева, раздиравших ее накануне, удивляясь, с какой смелостью она пререкалась с ним. Неужто она спятила, что так кричала на него? А что, если бы он разозлился? Ведь он способен на все, на любое насилие; об этом ее предупреждал Фрэнк. И все-таки, вспомнила она, в изумлении покачивая головой, он был разозлен, но не только не обидел ее, а даже не угрожал ей.
«И все равно, — думала она в это утро, недоверчиво разглядывая его сильную фигуру, — трудно поверить человеку, который убивает из-за денег. Насилует и убивает, когда ему захочется…»
— Поехали. — Джим Логан закончил седлать гнедого жеребца и подошел к ней. — Пора. Нам нужно спешить. Возможно, нас преследуют и уже дышат нам в затылок.
Она поднялась с камня и поплелась за ним.
— Вы имеете в виду Фрэнка и Вилли Джо? — И тут ее осенило. — Да, они обещали вернуться этим утром и бросятся искать меня, когда обнаружат, что я пропала. И, естественно, поймут, что вы имеете к этому самое прямое отношение.
— Разумеется, — с улыбкой ответствовал Джим.
Брайони схватила его за рукав:
— Фрэнк разгневается. Если они нас догонят, он убьет вас. Лучше вам отвезти меня обратно, прежде чем они догонят нас. Он… очень опасный человек, Техас. Не хотела бы я быть на вашем месте, если он обнаружит, что вы похитили меня.
Он не выдержал и расхохотался:
— Так ты считаешь, что я боюсь Фрэнка Честера и его мерзкого братца? Премного благодарен. — И с ухмылкой он помог ей забраться в седло. — Твоя уловка не сработает, querida. Я не отвезу тебя обратно. Что же касается твоей байки о том, что Честеры возвращаются домой сегодня, я очень сомневаюсь в этом. Я видел, что их вьючные тюки набиты доверху, когда они уезжали вчера из дома. По моим прикидкам, они будут в отъезде по крайней мере несколько дней. К тому времени мы уже будем далеко-далеко.
Она закусила губу, кляня его проницательность.
— Да, но вы сказали, что беспокоитесь, потому что нас могут преследовать. Если речь идет не о Фрэнке и Вилли Джо, то о ком же?
Он пожал плечами и уселся в седло позади нее.
— Да никто конкретно. Просто я не люблю неоправданного риска. Что, если Фрэнк действительно вернется по какой-нибудь причине раньше намеченного срока? Что если он попросил одного из своих приятелей присматривать за тобой? Все может случиться. Это маловероятно, но я предпочитаю предусматривать любые неожиданности заранее. Так что мы выезжаем и будем держаться в тени холмов. Чуть позднее мы остановимся, чтобы перекусить. Но сначала я хочу отъехать как можно дальше от прелестной зеленой долины, которую ты называешь своим домом. Поэтому придержите свою шляпу, леди. Мы пускаемся в путь!
И окутанные облаком пыли, они умчались с места ночевки. Вызывало удивление то, как ловко он уничтожил все следы их пребывания там. Он явно не лгал, когда говорил, что не любит неоправданного риска. Джим Логан все делал продуманно, ловко и хладнокровно. И в это утро, наблюдая его проницательность, энергию и силу, она почти перестала надеяться на то, что ей удастся перехитрить или убедить его. Казалось, что надежде на побег не суждено сбыться, ибо вряд ли Джим допустит какую-нибудь ошибку, которая приведет к ее освобождению.
За день они проехали более двадцати миль, держась, как решил Логан, поближе к холмам. Это было тяжелое, утомительное путешествие, которому придавали монотонность постоянное облако пыли, вздымаемой копытами коней, отсутствие растительности на холмах и изнуряющее ослепительное сияние солнца. К счастью для Брайони, они делали частые привалы для еды и отдыха. Внимательность Логана поражала ее, ибо хотя говорил он мало, все его действия отражали заботу о ней.
Брайони не привыкла к такому вниманию. Когда она ехала через пустыню в Калифорнию с Фрэнком и Вилли Джо, они почти не заботились о ее удобствах, не обращая внимания на тяготы быстрого передвижения. Зато Джим Логан, несмотря на бесстрастный вид, делал все возможное, чтобы она могла нормально отдохнуть, поесть и напиться, и девушка часто чувствовала на себе его взгляд, как если бы Джим оценивал влияние путешествия на состояние ее здоровья. В какой-то части ее опасения, связанные с ним, исчезли. Он изумлял ее, ибо она никак не могла связать закаленного стрелка, умыкнувшего ее из чувства мщения, с человеком, так заботившимся о ее состоянии. Тем не менее она не могла не быть благодарной за такое обращение с ней. Во всяком случае, отчасти ее опасения развеялись, поскольку его отношение к ней свидетельствовало, что он действительно не собирается сделать ей ничего плохого.
В ту ночь, прежде чем заснуть, она долго размышляла о нем, против воли мысленно возвращаясь к тому утру, когда он целовал ее над обрывом у моря. Вспоминая это, она вновь ощутила, как та же теплая волна прокатилась по ее жилам, и попыталась заглушить это воспоминание. Однако каждый раз, когда девушка сидела перед ним в седле, а его руки, державшие поводья, касались ее, она испытывала те же бурные чувства, которых не могла понять и которые стыдилась признать. Для нее было поразительно приятной мукой сидеть, прижавшись к нему, на мощном гнедом жеребце.
После многочасовой езды в седле было просто невозможно не откинуться назад и, следовательно, не прильнуть к его мускулистой груди, не прочувствовать его силы и уверенности, не ощутить интимного касания их бедер. Все это восхитительно и как-то по-новому возбуждало ее, воспламеняя кровь в жилах так, что она ощущала ее пульсацию в ушах. Девушка пыталась скрыть свои чувства, ошеломленная своей собственной реакцией. Не было ни одного случая, чтобы во время интимной близости с Фрэнком он возбудил в ней то, что этот незнакомец сумел сделать простым прикосновением или взглядом. Это тревожило ее, но одновременно наполняло восторгом. Как она ни старалась, ей не удавалось выкинуть его из головы.
Усталой рукой она вытерла лоб. После короткого взрыва ярости к ней опять вернулась усталость, чувствовавшаяся во всем теле. Она присела на большой камень и оглядела поляну, смутно задаваясь вопросом, есть ли какая-нибудь возможность убежать. Убедившись в тщетности такой попытки, она еще больше отчаялась. Солнечный закат уже давно окрасил небо пастельной палитрой, и на вершинах далеких гор сгущались лиловые сумерки. Скоро стемнеет. Она даже не представляла себе, где находится. Где-то в Мексике, у основания гряды голых холмов, выступавших на фоне рельефа пустыни в виде огромных, массивных бугров. Повсюду виднелись агавы и кактусы. У подножия этих бугров скопились кучки красных валунов, подобные странным статуям, и все это казалось окостенелым, недоступным и диким.
Они находились в центре пустынной территории, вдалеке от каких-либо населенных пунктов. С соседнего камня за девушкой наблюдала ящерка. Над головой кружились орлы, а из кустарника, рядом с девушкой, у основания утеса доносилось приглушенное шуршание, от которого по коже у нее пошли мурашки.
Она встала и пошла в ту сторону, где суетился Джим Логан, спрашивая себя, не лев ли притаился за кустом. Отчаяние ее усилилось еще больше. Даже если бы ей удалось украсть у Логана коня, в каком направлении нужно ехать? Ведь в этих краях ничего не стоит заблудиться и не встретить ни души в течение многих дней. И потом без оружия она окажется беззащитной против змей, пум и любых других диких зверей, которые могут встретиться на ее пути.
Нет, поняла она в таком горестном отчаянии, что хотелось кричать и плакать. Она не может бежать, даже если бы было на чем. Без Джима Логана ей не обойтись. Без его руководства и защиты она может вообще не найти обратного пути к цивилизации.
«Но, — продолжала она размышлять со смутным проблеском надежды, — как только мы будем проезжать мимо города или деревни, либо встретим хоть одного человека, я попытаюсь попросить помощи и как-нибудь убежать. Я приложу все силы, чтобы вырваться из рук Техаса Джима Логана».
Вскоре она молча сидела у небольшого костерка, пережевывая вяленую говядину и рассматривая темно-голубое небо, в котором мириады звезд горели, подобно крошечным огонькам. Ее обнаженных рук коснулся прохладный ветерок, и она, дрожа, придвинулась поближе к костру. Вокруг нее тихо шелестели ночные звуки, а время от времени тишину ночи нарушал далекий горестный вой койота. Девушка почувствовала на себе взгляд Логана и медленно повернула голову в его сторону. Он сидел совсем близко к огню; половина его лица находилась в тени. Под его черным сомбреро она едва могла различить грубые черты его лица и кобальтовый блеск глаз. Но выражения лица различить не смогла. Он тихо, но упорно смотрел на нее, но о чем были его думы? Что было скрыто под этой бесстрастной и надменной маской?
Брайони ощущала дрожь во всем теле. Она отодвинула от себя остатки вяленого мяса и, достав флягу, напилась. Когда девушка поставила флягу на место, глаза Логана все еще сверлили ее лицо. Она снова встретилась с ним взглядом и почувствовала в себе какое-то странное возбуждение.
В конце концов не в силах долее выдерживать это молчание, она заговорила:
— Что тебе нужно от меня?
Он не ответил.
Отчаяние томило ее.
— Самое малое, что ты должен сделать, так это объяснить мне, почему забрал меня из моего дома, от моего мужа. Ведь я тебе ничего не сделала?
Он затянулся тонкой сигарой, потом выбросил окурок в огонь.
— У меня нет никакого желания причинять тебе вред. Тебе нечего бояться.
— Но тогда почему я здесь? Мне это не понятно!
— Мне нужно расквитаться с Честером, — наконец мрачно выговорил он. — У нас с ним давний, неразрешимый спор. А ты станешь средством, с помощью которого мы решим этот спор.
— Средством? — Она потупилась. — Да, мне следовало догадаться. Фрэнк предупреждал меня, что ты сделаешь нечто подобное. Перед отъездом он мне все рассказал о тебе. И я просто не верила своим ушам. — Когда она вновь подняла глаза на него, они сияли зелеными огоньками. — Пойми же, это несправедливо! Я же никогда не причиняла тебе вреда!
— Я тоже не собираюсь этого делать.
— Ты беспринципный человек, — бормотала девушка сквозь стиснутые зубы. — У тебя нет ни малейшего представления о том, что справедливо, честно или правильно. Хотя, возможно, тебе на эти вещи просто наплевать с высокой колокольни. — У нее дрогнули губы. — Может, тебе вообще на все наплевать.
Он смотрел на нее равнодушным взглядом.
— Ты ошибаешься, моя куколка. Меня очень заботят некоторые вещи.
— Какие? — презрительно воскликнула она. — Хотелось бы знать, какие?
Он молниеносно оказался на ногах, двумя большими шагами подошел к ней и поднял девушку с земли. Они стояли под мягким сентябрьским небом друг против друга — она и он, возвышавшийся над ее головой, и казалось, что больше на свете никого нет.
— Ты узнаешь, моя куколка, — сиплым голосом пообещал он. — Как только мы покончим с этим, ты все узнаешь обо мне.
— Я н-не хочу ничего знать о тебе! — Девушка попятилась от него, тревожно сознавая, что в их отношениях наступает какая-то перемена.
К ее ужасу, Техас Джим Логан сделал шаг в ее сторону. Она быстро попятилась еще на шаг назад, но наступила на гальку и потеряла равновесие. Она бы упала, если бы не его рука, проворно охватившая ее талию. Он прижал ее к себе так крепко, что она могла слышать биение его сердца. Руки Логана на ее талии были горячими и сильными. От нажатия его пальцев она ощутила странное волнение. Ее охватила паника.
— Я не хочу знать о тебе! — снова воскликнула она. — Я… я хочу домой!
— Домой? К Фрэнку Честеру?
— Д… да!
— А зачем? Ты что, любишь его? — В его голосе снова послышалась резкость, его тон стал напряженным, но она не поняла, почему.
Глаза Логана превратились в ледышки, а пальцы его рук впились в ее кожу. Она вскрикнула, и он ослабил свою хватку, но не отпустил ее.
— Так что? Ты любишь его? — с неумолимой жесткостью в голосе резко спросил он.
— Да! — Она уронила голову, чтобы скрыть предательские слезы, скатившиеся по щекам. — Он… он мой муж. Я… принадлежу ему! — Горестные слезы хлынули из ее глаз. — Отпусти меня! — крикнула она, почувствовав, что больше не сможет совладать с эмоциями, неожиданно поднявшимися из глубин ее души. — Я не могу думать о чем-либо, когда ты держишь меня так! Отпусти меня!
Она вывернулась и устремилась на другую сторону костра, закрыв лицо руками. Джим слышал ее приглушенные рыдания. Слава Богу, что она не видит, каких огромных усилий ему стоит держать собственные чувства под контролем. С нарочитым спокойствием он сказал:
— Прости. — Она услышала его тихий голос почти над самым ухом. После странного напряжения, возникшего между ними за минуту до этого, теперь в его голосе ей послышалась какая-то успокаивающая нотка. Она ощутила у себя на плече его руку. Ее касание было легким. — У меня в мыслях не было волновать тебя.
Брайони всеми силами пыталась удержаться от слез. Она была благодарна за то, что он протянул ей платок, которым тут же вытерла слезы. Девушка ощущала мощную мужскую силу, которой так и веяло от этого высокого мускулистого человека. Ее волосы шелестели от его дыхания. Она пыталась совладать со странной дрожью, угрожавшей охватить все ее тело. С неимоверным усилием она выдавила из себя:
— Как долго вы… собираетесь держать меня у себя, мистер Логан?
— Это зависит от ситуации. Может, месяц, а может, два. — Его ответ прозвучал, как обыденное дело. — Через несколько недель я пошлю Честеру записку с требованием выкупа, а там увидим, как пойдут дела.
— А что, если он не захочет, чтобы я вернулась? А что, если он откажется платить выкуп?
— Да какой же мужчина откажется уплатить любые деньги, чтобы выкупить тебя? — ласково произнес Джим.
Пораженная этими словами и его тоном, она медленно повернулась к нему.
Брайони в изумлении разглядывала его. В бледном свете звезд она выглядела очень хрупкой и удивительно красивой. Ее черные, как смоль, волосы трепетали на вечернем ветру; длинной, пышной массой они обрамляли ее тонко очерченное лицо. Ее рот чуть приоткрылся. Темные глаза мерцали под длинными ресницами. Джим стоял, как зачарованный. Сиреневое платье, надетое на ней, запылилось и помялось, но все же и в нем ее хрупкая, гибкая фигурка смотрелась прелестно.
Зато Брайони, казалось, не осознавала ни своей красоты, ни того, какие невиданные чувства она возбудила в нем, забыла обо всем, кроме самого этого мужчины, возвышавшегося над ней с решительным видом. Она глубоко вздохнула, их взгляды скрестились, а между ними, как электрические разряды, витали невысказанные вслух мысли. И тут она умоляюще воздела руки.
— Пожалуйста. Не отпустите ли вы меня? — прошептала она. — Я хочу лишь одного — вернуться домой. — Она вглядывалась в его глаза. — Я не верю, что вы так ужасны, как предупреждал меня муж. Вы… были любезны со мной, вы отнеслись ко мне добрее, чем я предполагала. Мне кажется, в вас есть доброе начало. Если это так, я умоляю вас отказаться от вашего плана мести и отвезти меня домой.
Он сдвинул на затылок сомбреро и с минуту смотрел на нее, прежде чем ответить.
— Думаю, я не смогу этого сделать, моя куколка.
Это было сказано таким тоном, что ей стало ясно: эта тема закрыта для дальнейшего обсуждения.
— У меня в этом деле есть персональная заинтересованность. Ты для меня слишком много значишь и ты даже не можешь представить себе, как много. Отныне мы будем с тобой неразлучны, пока все не будет решено. Так что тебе лучше смириться с этим, нравится тебе это или нет.
Его ответ убил всякую надежду, которая теплилась в ее душе, и она тщетно вглядывалась в эти живые голубые глаза, такие непреклонные и холодные. Да, видимо, она ошиблась. В этом человеке не было ни толики доброты или справедливости. Фрэнк был прав. Отчаяние переполняло ее, и девушка сжала руки в кулаки.
— Меня это не устраивает! — крикнула она дрожащим голосом, ибо уже не могла контролировать себя. — И мне вовсе не нравится то, что вы называете меня своей куколкой! — Как ни абсурдно, ее особое негодование почему-то вызвало именно это. — Если вы упорствуете в том, чтобы сделать меня своей пленницей, то хотя бы называйте меня моим настоящим именем — Катарина! Катарина Честер!
Логан окинул ее острым взглядом. Затем занялся распаковыванием вьючного тюка с постельными принадлежностями.
— Время укладываться спать, моя куколка, — протянул он.
— О-о-о, это невыносимо, — в отчаянии взвизгнула девушка.
Но вместо ответа Джим лишь бросил к ее ногам второе одеяло:
— Вот, возьми. Это для тебя, если, конечно, ты не собираешься разделить со мной мою постель.
— Конечно, нет!
После его реплики она несколько раз опасливо поглядела на него, но он и не собирался приблизиться к ней, занимаясь устройством собственного ночлега.
Брайони закусила губу, отчетливо вспомнив его головокружительный поцелуй в то утро на холме. Она перетащила свое одеяло подальше от него, к краю поляны, и нервно уселась на нем. Воспоминание о его объятии и об ее собственной позорной реакции разволновало ее так, что даже Логан заметил, что она нервничает. Стрелок, усмехнувшись, успокоил ее:
— Не волнуйся, я не собираюсь насиловать тебя. Успокойся. Мне нравится, когда женщины сами меня хотят, querida. И, кроме того, я ведь дал обещание не причинять тебе вреда, помнишь? Или ты мне не веришь?
— Мне хочется поверить вам, — устало ответила девушка.
— Тогда ложись спать и забудь весь тот вздор, которым тебя потчевал Фрэнк Честер насчет меня. — Джим посмотрел ей прямо в глаза и спокойно заверил ее: — Кем бы я ни был и чем бы ни занимался, я не нападаю на женщин. Так что отдохни. Тебе крайне нужен отдых.
Учитывая то, что он смотрел на нее так серьезно, без прежней ухмылки, ей было трудно поставить под сомнение его слова. Ей даже показалось, что она читает в его глазах сочувствие к ней, но Брайони тут же выбросила эту абсурдную мысль из головы. Однако у девушки забилось сердце, когда он посмотрел на нее и на его мужественном, красивом лице заиграла улыбка.
— Спокойной ночи, моя куколка, — нежно произнес Джим, и она почувствовала, как что-то сдавило ее горло и щеки ее вспыхнули горячим румянцем. Он говорил таким тоном, будто ласкал ее, и Брайони ощутила странный трепет.
— Спокойной ночи, — ответила она, пожалуй, чересчур поспешно. Затем перевела взгляд на свое ложе и начала расправлять одеяло. Краем глаза она следила за ним, когда он устраивался на своем одеяле. К облегчению девушки, он больше даже не взглянул в ее сторону.
Может, он говорит правду. Ведь он действительно дал слово не причинять ей вреда. Остается лишь надеяться, что он сдержит его. Однако девушку одолевали сомнения. В конце концов чего стоит клятва наемного стрелка? Только самый бездушный человек может заниматься такими делами, да еще проявлять при этом такое равнодушие и бесчувственность. Разве он не пленил ее безо всякой на то причины? Разве не увез он ее из дома против воли и не принудил столько часов ехать верхом со связанными за спиной руками, не объяснив, куда и зачем? Вспоминая его холодную бесстрастность, она содрогалась на своем ложе. Такой человек, как Джим Логан, способен на все. На все. Как она может доверять такому человеку?
Нет, не может. Однако, лежа под черным небом Мексики, обвеваемая прохладным ночным ветерком, она почувствовала, что засыпает, несмотря на все опасения. Напряженное, усталое тело девушки против воли обмякло.
До чего странно, размышляла она, пытаясь удержать открытыми набрякшие веки. Дома с Фрэнком по ночам она часами не могла заснуть, мечтая о чем-то таком, чему не могла найти определения. А здесь, в этой безлюдной местности, наедине с этим опасным незнакомцем, она чувствовала, что уступает сладостной дремоте, несмотря на все заботы, думы и волнения.
И она погрузилась в удивительно легкий и беззаботный сон. Забылись все ее тревоги и мучительные опасения.
«Ладно, завтра я разберусь. Я найду способ убежать. Завтра попытаюсь улизнуть от него…»
Когда ее сморил глубокий сон, Джим подошел к жене и опустился подле нее на колени. Он вгляделся в ее лицо, во сне такое же невинное и безмятежное, как у малого ребенка. Он с трудом удержался от желания погладить ее щеку, дотронуться до атласных черных волос. Он порывался поцеловать ее, но ценой неимоверного усилия удержался от такого опрометчивого шага. Если бы она проснулась, то пришла бы в ужас. Он был обязан убедить, что не намерен обидеть ее, не собирается навязываться силой. Ей предстояло снова научиться доверять ему, а такое доверие необходимо завоевать вновь. И Джим понимал, что это потребует времени.
Искрящаяся радость прежней Брайони была схоронена где-то в скорлупе этой запуганной, истомленной девушки по имени Катарина Честер. Нелегко будет освободить ее от этой скорлупы. От него требуются время, терпение и самоконтроль, и, черт подери, он сделает все от него зависящее, чтобы выполнить эти требования. Хотя он жаждал заключить ее в свои объятия и поцелуями изгнать из ее души все страхи, поклясться ей в своей любви и умолять о прощении за все причиненное им в прошлом зло, ему придется изображать холодную бесстрастность и держаться от нее на определенной дистанции.
Сколько раз за этот вечер он чуть не забыл о необходимости выдержки из-за страстного желания крепко обнять ее и покрыть градом поцелуев; он еле удерживался от того, чтобы сказать, что на самом деле она его жена, его любовь и что больше он никогда и ни за что на свете не расстанется с ней. Это стало невероятно тяжелым испытанием, которому он подвергся за свои прегрешения, но ради Брайони он выдержит его. И если ему особенно повезет, может быть, наступит день, когда она вспомнит его, а если везение будет уж совсем невероятным, возможно, она даже найдет в себе силы простить его.
Джим охранял ее сон далеко за полночь. Он оперся на валун и закурил, а над его головой плыли звезды, и его мозг полнился воспоминаниями о девушке, которая когда-то сияла ярче солнца и луны, душа которой источала радость и задор и как бы парила, подобно бесстрашной, прелестной птице, в утреннем небе. Было время, когда Джим проклинал ее задор, ее непокорную энергию, которая выделяла девушку не меньше, чем красота и шарм, присущие ей. Из-за этого он прогнал ее в ту штормовую ночь, после которой она исчезла. Он до сих пор не знал всего, что с ней приключилось, не имел ни малейшего представления, каким образом ее пути пересеклись с путями Фрэнка и Вилли Джо Честеров, но теперь это волновало его менее всего. Она снова под его защитой. И уж теперь он позаботится о том, чтобы ни одна душа не обидела ее.
Но, конечно, он мечтал о той Брайони, которую когда-то любил, той отважной и любящей девушке. Он заметил в ней слабые признаки того, что остатки задорного духа еще теплились в этом слабом теле, и был рад этому, но это не шло ни в какое сравнение с той, прежней Брайони. Она даже боялась Шедоу, жеребца настолько дикого, что никто не мог укротить его, до тех пор пока Брайони не взялась за дело, после чего Шедоу стал ее конем.
При виде такой глубокой перемены в ней у Джима болела душа. Как томила его тоска по тем искрящимся изумрудным глазам и высоко поднятому в непокорном задоре подбородку! Когда-то он чуть не подавил ее бодрый дух, идиотски проклиная его, но теперь он мечтал лишь об одном — о том, чтобы вернулась его прекрасная буйная девушка, которая ставила свою гордость на одну доску с его гордостью и которая навеки завоевала его сердце. Он будет ждать ее возвращения. Он даст ей время. Он окружит ее самой нежной заботой, какую только она пожелает принять от человека, который похитил ее у так называемого мужа из того единственного дома, который остался в ее памяти.
Глава 21
Брайони встретила утро далеко не с безмятежным спокойствием. Под сияющим бледно-желтым светом утреннего солнца пустыня вокруг вновь представлялась грозной и пугающей, а мужчина, молча и энергично упаковывающий вещи и грузивший поклажу на коней, — опасным, как вкрадчивая, но несущая смерть пума. Еще до ее пробуждения он переоделся, облачившись в это утро в светло-синюю холщовую рубаху дорогого покроя и стиля, которая удивительно хорошо смотрелась на его широкоплечей, мускулистой фигуре. Она была аккуратно заправлена в темно-синие брюки. На шее у Джима был повязан шарфик из голубого шелка, а черная шляпа, черные сапоги и ремень с серебряной пряжкой для пистолета, завершавшие его наряд, придавали бесстрастный и грозный вид стрелку, готовившемуся к путешествию по мексиканской пустыне под ослепительными лучами утреннего светила.
Брайони украдкой наблюдала, как он складывает одеяла в два аккуратных тюка и увязывает их на седле черного жеребца. Пока она спала, он умудрился каким-то образом побриться, и выглядел молодо и свежо. Каштановые волосы стрелка лоснились на солнечном свету. Да, он, неоспоримо, красив. И чрезвычайно торопится. Джим еще не произнес ни слова, но все свидетельствовало о том, что он спешит как можно скорее отправиться в путь.
Зато Брайони, в молчании сидевшая на валуне, чувствовала себя грязной и неопрятной. Ее вчерашнее платье было испачкано, а юбка помята. Пряди растрепанных волос ниспадали на лицо. Она чувствовала, что не выдержит еще целого дня войны с Техасом Джимом Логаном. Не веря самой себе, девушка вспомнила о вспышках гнева, раздиравших ее накануне, удивляясь, с какой смелостью она пререкалась с ним. Неужто она спятила, что так кричала на него? А что, если бы он разозлился? Ведь он способен на все, на любое насилие; об этом ее предупреждал Фрэнк. И все-таки, вспомнила она, в изумлении покачивая головой, он был разозлен, но не только не обидел ее, а даже не угрожал ей.
«И все равно, — думала она в это утро, недоверчиво разглядывая его сильную фигуру, — трудно поверить человеку, который убивает из-за денег. Насилует и убивает, когда ему захочется…»
— Поехали. — Джим Логан закончил седлать гнедого жеребца и подошел к ней. — Пора. Нам нужно спешить. Возможно, нас преследуют и уже дышат нам в затылок.
Она поднялась с камня и поплелась за ним.
— Вы имеете в виду Фрэнка и Вилли Джо? — И тут ее осенило. — Да, они обещали вернуться этим утром и бросятся искать меня, когда обнаружат, что я пропала. И, естественно, поймут, что вы имеете к этому самое прямое отношение.
— Разумеется, — с улыбкой ответствовал Джим.
Брайони схватила его за рукав:
— Фрэнк разгневается. Если они нас догонят, он убьет вас. Лучше вам отвезти меня обратно, прежде чем они догонят нас. Он… очень опасный человек, Техас. Не хотела бы я быть на вашем месте, если он обнаружит, что вы похитили меня.
Он не выдержал и расхохотался:
— Так ты считаешь, что я боюсь Фрэнка Честера и его мерзкого братца? Премного благодарен. — И с ухмылкой он помог ей забраться в седло. — Твоя уловка не сработает, querida. Я не отвезу тебя обратно. Что же касается твоей байки о том, что Честеры возвращаются домой сегодня, я очень сомневаюсь в этом. Я видел, что их вьючные тюки набиты доверху, когда они уезжали вчера из дома. По моим прикидкам, они будут в отъезде по крайней мере несколько дней. К тому времени мы уже будем далеко-далеко.
Она закусила губу, кляня его проницательность.
— Да, но вы сказали, что беспокоитесь, потому что нас могут преследовать. Если речь идет не о Фрэнке и Вилли Джо, то о ком же?
Он пожал плечами и уселся в седло позади нее.
— Да никто конкретно. Просто я не люблю неоправданного риска. Что, если Фрэнк действительно вернется по какой-нибудь причине раньше намеченного срока? Что если он попросил одного из своих приятелей присматривать за тобой? Все может случиться. Это маловероятно, но я предпочитаю предусматривать любые неожиданности заранее. Так что мы выезжаем и будем держаться в тени холмов. Чуть позднее мы остановимся, чтобы перекусить. Но сначала я хочу отъехать как можно дальше от прелестной зеленой долины, которую ты называешь своим домом. Поэтому придержите свою шляпу, леди. Мы пускаемся в путь!
И окутанные облаком пыли, они умчались с места ночевки. Вызывало удивление то, как ловко он уничтожил все следы их пребывания там. Он явно не лгал, когда говорил, что не любит неоправданного риска. Джим Логан все делал продуманно, ловко и хладнокровно. И в это утро, наблюдая его проницательность, энергию и силу, она почти перестала надеяться на то, что ей удастся перехитрить или убедить его. Казалось, что надежде на побег не суждено сбыться, ибо вряд ли Джим допустит какую-нибудь ошибку, которая приведет к ее освобождению.
За день они проехали более двадцати миль, держась, как решил Логан, поближе к холмам. Это было тяжелое, утомительное путешествие, которому придавали монотонность постоянное облако пыли, вздымаемой копытами коней, отсутствие растительности на холмах и изнуряющее ослепительное сияние солнца. К счастью для Брайони, они делали частые привалы для еды и отдыха. Внимательность Логана поражала ее, ибо хотя говорил он мало, все его действия отражали заботу о ней.
Брайони не привыкла к такому вниманию. Когда она ехала через пустыню в Калифорнию с Фрэнком и Вилли Джо, они почти не заботились о ее удобствах, не обращая внимания на тяготы быстрого передвижения. Зато Джим Логан, несмотря на бесстрастный вид, делал все возможное, чтобы она могла нормально отдохнуть, поесть и напиться, и девушка часто чувствовала на себе его взгляд, как если бы Джим оценивал влияние путешествия на состояние ее здоровья. В какой-то части ее опасения, связанные с ним, исчезли. Он изумлял ее, ибо она никак не могла связать закаленного стрелка, умыкнувшего ее из чувства мщения, с человеком, так заботившимся о ее состоянии. Тем не менее она не могла не быть благодарной за такое обращение с ней. Во всяком случае, отчасти ее опасения развеялись, поскольку его отношение к ней свидетельствовало, что он действительно не собирается сделать ей ничего плохого.
В ту ночь, прежде чем заснуть, она долго размышляла о нем, против воли мысленно возвращаясь к тому утру, когда он целовал ее над обрывом у моря. Вспоминая это, она вновь ощутила, как та же теплая волна прокатилась по ее жилам, и попыталась заглушить это воспоминание. Однако каждый раз, когда девушка сидела перед ним в седле, а его руки, державшие поводья, касались ее, она испытывала те же бурные чувства, которых не могла понять и которые стыдилась признать. Для нее было поразительно приятной мукой сидеть, прижавшись к нему, на мощном гнедом жеребце.
После многочасовой езды в седле было просто невозможно не откинуться назад и, следовательно, не прильнуть к его мускулистой груди, не прочувствовать его силы и уверенности, не ощутить интимного касания их бедер. Все это восхитительно и как-то по-новому возбуждало ее, воспламеняя кровь в жилах так, что она ощущала ее пульсацию в ушах. Девушка пыталась скрыть свои чувства, ошеломленная своей собственной реакцией. Не было ни одного случая, чтобы во время интимной близости с Фрэнком он возбудил в ней то, что этот незнакомец сумел сделать простым прикосновением или взглядом. Это тревожило ее, но одновременно наполняло восторгом. Как она ни старалась, ей не удавалось выкинуть его из головы.