Страница:
В 1915 году на территории Финляндии началась запись добровольцев для обучения в германских военных школах. Осенью и зимой 1915 года была организована нелегальная переброска волонтеров из Финляндии через Швецию в Германию. Среди финской молодежи оказалось немало желающих выступить с орудием против России. Только в октябре 1915 года подпольные вербовочные центры сумели переправить в Германию 300 человек, а в январе 1916 года - около 1000{160}.
Под Гамбургом была открыта специальная военная школа для финнов Локштедтский лагерь. Там в 6 учебных ротах под командой немецких офицеров более 2 тысяч финнов проходили курс 8-недельной боевой подготовки. Цель функционирования школы - формирование контингента опытных в военной доле людей, которые после возвращения в Финляндию могли бы выполнять роль организаторов вооруженного восстания в тылу русских войск, руководителей диверсионных групп. Часть курсантов возвращалась для исполнения шпионских заданий и ведения антирусской агитации.
Непосредственно в Финляндии русские власти к февралю 1916 года задержали 32 участника финского подполья. Финляндское жандармское управление вело розыск еще 290 человек, на которых имелись свидетельские показания{161}.
Германское командование вело пропаганду национализма среди русских военнопленных. Русские были изолированы от украинцев, поляков и мусульман.
Австрийская и германская разведки пытались использовать на агентурной работе польских и кавказских националистов.
Особые надежды немцы возлагали на тех пленных украинцев, которые изъявили желание помочь Германии создать "свободную Украину". После соответствующей подготовки этих людей в качестве "пропагандистов" и разведчиков переправляли через линию фронта в тыл русской армии{162}.
Конечно же, многие из них получали специальные задания австрийской и германской разведок.
Русское командование беспокоила растущая численность этой категории агентов противника. К 1916 году, как предполагали, на 4 - 5 тысяч пленных насчитывалось 100 - 150 сторонников украинского движения. С учетом огромного числа оказавшихся в германском плену российских военнослужащих, данное движение могло насчитывать тысячи участников, хотя далеко не все из них выполняли задания противника, а сразу же после перехода линии фронта являлись в ближайший русский штаб.
Российские подданные, согласившиеся работать на германскую или австрийскую разведку, проходили курс обучения в специальных школах. По сохранившимся архивным материалам можно установить наличие как минимум 7 разведшкол Люблинская, Любишевская, Новогрудская, Станиславовская, Кукущинская и две Варшавские. В них готовили агентов для работы в прифронтовой полосе. Кроме того, в Румынии и Дании действовали ещё 3 учебных центра. Русская контрразведка сумела установить фамилии 298 лиц, прошедших курс обучения в этих школах{163}.
Подготовка агентов длилась не более трёх недель и включала в себя изучение способов ориентирования на местности, устройства железных дорог, стрелкового оружия, взрывных устройств и т. п. Контингент учащихся формировался преимущественно за счет военнопленных, мелких торговцев и лиц без определенных занятий{164}.
Агентам данного типа предстояло решать задачи наблюдательного и диверсионного характера. Так, бывшим курсантам Люблинской школы Устимаку и Марчинскому, командированным немцами за линию фронта, было поручено взорвать мосты в Замирье и в Столбцах, а при возможности - царский поезд. М. Цибульская была послана на разведку в Столбцы, Минск и Несвиж, Е. Невенгловская - в Бобруйск{165}.
8 декабря 1915 года начальник контрразведывательного отделения З-ей армии есаул Адамович сообщил Департаменту полиции, что по имеющимся у него сведениям, из Люблинской и Любишевской разведшкол были засланы в русский тыл 13 агентов, снабженных ручными бомбами "для порчи мостов"{166}.
Летом 1916 года Департамент полиции, ссылаясь на сведения, полученные из действующей армии, предупредил все жандармские органы о том, что "немцы и австрийцы, изощрявшиеся в изыскании самых утонченных приемов шпионства, в целях сделать его совершенно неуловимым для ведущих борьбу с ним органов, прибегают к комплектованию шпионских кадров детьми и подростками". 12 - 16 летних детей немцы насильственно вербовали в захваченных губерниях империи, затем, наспех обучив их в Варшавской школе, отправляли со шпионскими заданиями под видом беженцев в Россию{167}.
Подготовленные в прифронтовых разведшколах агенты способны были решать задачи тактической разведки (пригодны были для решения задач тактической разведки), район их действия был ограничен театром войны.
Крушение плана Шлиффена и, несмотря на успехи немецкого оружия, постепенное ухудшение военно-политического положения центральных держав привело германских стратегов к мысли о невозможности победы над Францией, Англией и Россией одновременно. Весной-летом 1915 года германское командование надеялось разгромить русскую армию и принудить Петербург к сепаратному миру с Германией. Главной задачей германской разведки на Восточном фронте было информационное обеспечение подготовки наступательных операций и организация стратегической разведки{168}.
Чтобы сформировать представление о верхних пределах напряжения, которое способно вынести Россия, германскому командованию понадобилась информация о состоянии её промышленности, транспорта, внутриполитической ситуации, настроениях общества. Добыть эти сведения могли только агенты, действовавшие в глубинных районах России. Если верить мемуарам полковника Николаи, лишь в 1915 году началась плановая перестройка работы германской разведки сообразно потребностям мировой войны.
Глубокая агентурная разведка велась Австро-Венгрией и Германией в России через граничившие с ней нейтральные страны - Швецию, Румынию (до 1916 года) и Китай. По мнению уже цитированного выше К.К. Звонарева эта работа осуществлялась "посредством военных атташе, посольств, консульств, различных коммерческих предприятий и специальных агентов"{169}. Резидентуры германской и австрийской разведок были созданы в Китае, Норвегии, Швеции, Дании, Голландии и Швейцарии. Германия имела разведцентры даже в Латинской Америке.
Исходным пунктом разведывательной работы "всех видов" против России была Швеция. Во-первых, через нее пролегал кратчайший путь из центра Европы в Россию, во-вторых, многие шведские политики симпатизировали Германии и последняя надеялась втянуть Швецию в войну с Антантой, в третьих, между Россией и Швецией в годы войны завязались тесные торговые отношения, сопровождавшиеся естественным ростом миграции населения, что легко было использовать для засылки агентов в русский тыл.
Значение этого канала переброски агентуры возросло осенью 1915 г. после того, как на Восточном фронте война приобрела позиционный характер. Роль тайной агентуры, как прифронтового тактического средства разведки, уменьшилась из-за трудности переброски агентов через боевые линии, поэтому возросла нагрузка на агентуру, действовавшую через Скандинавию и Румынию, до 1916 года сохранявшую нейтралитет.
Из Швеции операциями германской разведки руководили посол в Стокгольме барон фон Люциус и военный атташе майор Фредерици. Разведка Австро-Венгрии имела своим представителем в Скандинавии военного атташе полковника Штрауба. Его деятельность распространялась главным образом на Петербургский военный округ. За районом Одесского военного округа "наблюдал" майор австрийской разведки Ранд, военный атташе в Бухаресте{170}.
Русская контрразведка знала о том, что противник использует нейтральные государства для засылки агентуры в империю, но пресечь эту деятельность, сохраняя открытые границы, не могла. Например, в мае 1916 года ГУГШ оповестило МВД о том, что немцы выслали в Россию "большое число своих агентов, снабженных шведскими паспортами для производства покушений на заводах и агитации по возбуждению революционного движения". Жандармам предлагалось установить "самое строгое" наблюдение за всеми обладателями шведских паспортов{171}.
Германская и австрийская агентура действовала в основном на территории Европейской России как непосредственно связанной с фронтом. Здесь была сконцентрирована почти вся промышленность империи, большая часть населения, расположены главные центры управления государством и т. д. Кроме того, из Скандинавии элективное управление агентурой в районах России, удаленных от северных границ, вероятно, было невозможно и по техническим причинам.
Румыния, как трамплин для заброски агентуры центральных держав в Россию, играла второстепенное значение.
Все же, несмотря на это, русский Генштаб оповещал окружные штабы Азиатской России обо всех известных ему состоявшихся или ожидаемых забросках агентов из Швеции или Румынии, справедливо полагая при этом, что из правила возможны исключения.
Не добившись быстрой победы в Европе, Германия всеми средствами пыталась подорвать влияние стран Антанты и союзной ей Японии на Дальнем Востоке. Ареной борьбы и, одновременно, желанным для всех трофеем стал Китай. Используя прогерманские настроения части пекинских политиков и лидеров милитаристских группировок, Берлин подталкивал Китай к войне с Россией. В этом направлении энергично действовали германская дипломатия и разведка. Их активность нервировала российских дипломатов и пугала власти приграничных губерний.
Министр юстиции А.А. Хвостов, ссылаясь на донесения прокуроров Пограничного окружного суда и Иркутской судебной палаты за 1915 г., сообщал министру иностранных дел С.Д. Сазонову о том, что "преступная деятельность немцев в Китае, направленная на причинение всеми возможными способами ущерба военным и политическим интересам России..., ставит на очередь вопрос... о принятии мер борьбы с указанным явлением{172}. В частности, по мнению А.А. Хвостова, немецкая пропаганда способствовала дальнейшему понижению курса рубля, "крайне обесцененного ныне в Китае"{173}.
Русские дипломаты внимательно следили за действиями немцев в Китае. Так, из письма российского генерального консула в Шанхае действительного статского советника Гроссе посланнику в Пекине Крупенскому явствует, что консульство выполняло задачи "полицейского характера", заключавшиеся в надзоре за "преступными элементами русского подданства в Шанхае и лицами, участвующими в организации германского шпионажа"{174}.
Консулу в Шанхае помогали британский консул и военно-морской агент. Гроссе также подчеркивал, что местная китайская полиция, "идя навстречу моим законным требованиям", оказывала "посильное содействие к собиранию негласных сведений". Тайная разведка, которую совместно с французами и британцами вели в Китае российские консулы, выявила наличие многочисленной германской агентуры. Например, знали, что германский консул в Тянцзине осенью 1914 года имел в своем распоряжении 87 агентов внутреннего наблюдения, коим ежемесячно выдавали 600 долларов, оплачивались все их расходы по командировкам в другие города страны{175}.
Контрразведка штаба Иркутского округа выявила 8 германских агентов в 5 городах Северной Манчжурии{176}.
О главных направлениях работы германской агентуры в Китае дает представление добытая русской разведкой инструкция членам тайной диверсионно-разведывательной организации "Гунвэй Туан" (Общество нерушимой охраны), по всей видимости, сформированной германским консульством в Мукдене летом 1915 года. Инструкция предусматривала проведение широкомасштабной антирусской и антияпонской агитации среди китайцев, монголов и корейцев, а также диверсии на КВЖД, разрушение "военных учреждений", налеты на русские поселки и станции, террористические акты в отношении представителей русских властей, "нанесение повреждений" порту Владивостока{177}. Согласно инструкции, члены организации должны были распространять среди китайцев "слухи и толки", противодействуя сбыту японских товаров{178}.
Корейские члены организации должны были устраивать "интриги против русских, внушая взаимное недоверие русским и японцам"{179}.
Агитаторы в Северней и Южной Монголии обязаны рассказывать населению о нейтралитете Китая, мешая вывозу скота в Россию. Однако явное предпочтение отдавалось диверсионно-террористической работе.
Своеобразный "прейскурант" за услуги агентов, помещенный в тексте инструкции, позволяет судить о наиболее желательных для германцев формах и методах ведения тайной войны на Дальнем Востоке. Максимальное вознаграждение от 10 до 30 тыс. марок - полагалось агенту за "сожжение интендантских складов, арсеналов, взрыв железнодорожного моста, военного судна". Оплачивались даже неудачные попытки. В пять тысяч марок оценивалась жизнь "важного русского генерала" или гражданского чиновника, за "успешную пропаганду" была предусмотрена награда агенту в две тысячи марок, а за "доставление секретных сведений о русских и японских войсках" - только 400 марок{180}.
Возглавлял организацию некий My Ли Цзинь, как предполагали русские, германский резидент в Мукдене, Русская разведка сумела выявить фамилии 24 членов "Гунвэй Туан". В основном это были китайцы, меньшую часть составляли монголы и корейцы.
Главным районом действий организации, судя по архивным документам, была Северная Манчжурия и русское Приморье, Сибирь либо не интересовала начальников "Гунвэй Туан", либо они сознавали границу своих возможностей.
По предположениям русских дипломатов германские консульства в Китае занимались шпионажем, готовили побеги военнопленных из Сибири, пытались организовать диверсии на КВЖД и даже намеревались "посредством распространения соответствующих воззваний и тайной агитации вызвать волнения народных масс в Сибири"{181}.
Вероятно, приписывая столь грандиозные планы германцам, русские дипломаты сознательно преувеличивали степень угрозы. Сгустив краски, они надеялись получить от правительства дополнительные средства на содержание консульств, при этом ссылки на происки Германии казались самым убедительным аргументом. Поэтому в данном случае военные были более объективны. Они выделяли три возможных направления деятельности германской агентуры на Дальнем Востоке и в Сибири: организация повреждений русских железных дорог, "возбуждение" Китая против России и закладка "передаточной сети" шпионажа в Манчжурии. Наиболее серьезной русские власти считали угрозу диверсий на линии Транссибирской магистрали, которая в годы войны приобрела особое значение для империи.
5. Меры, предпринятые русскими властями, для обеспечения безопасности Транссибирской магистрали
Русские фронты к концу 1914 г. поглотили предвоенные запасы оружия и боеприпасов. Отечественная промышленность не в состоянии была удовлетворить нараставшие потребности армии. Царское правительство обратилось за помощью к союзникам и начало размещать военные заказы в нейтральных государствах. Оружие, снаряжение и необходимые материалы для промышленности приходилось доставлять в Россию исключительно по морю. Между тем неприятельский флот перерешал главные и наиболее удобные морские пути. Блокада немцами Балтийского и турками - Черноморского морей фактически изолировала Россию от внешнего мира. Оставалась надежда на порты Белого моря и Тихого океана, то есть слабо оборудованный Архангельский и невероятно далекий от фронтов Владивостокский порты. Острословы сравнивали Россию с домом, окна и двери которого заколочены, так что хозяевам приходится общаться с внешним миром через печную и водосточную трубы{182}.
Под влиянием войны изменились основные направления грузопотоков по русским железным дорогам. Решающее значение приобрели три направления: 1 - из Донбасса к основным промышленным центрам страны - Москве, Петрограду и Прибалтийскому району - по этому направлению везли уголь и металл; 2 - железнодорожные линии, связывавшие центр с портами Северного моря, куда поступали оружие и снаряжение из Франции и Англии; 3 - Транссибирская магистраль, которая помимо продовольственных перевозок для армии обеспечивала доставку грузов из Японии и Северной Америки.
Объемы ввозимых товаров постоянно росли. Так, в 1914 году в Архангельск и Мурманск морем было доставлено 37,7 млн. пудов различных грузов, в 1915 году 76 млн. пудов. Во Владивосток, соответственно, 25,6 и 62,7 млн. пудов{183}.
Увеличился и объем грузовых перевозок по северным и сибирским железным дорогам. На Архангельской линии пропускная способность была поднята с 70 вагонов в сутки (1913 г.) до 170 вагонов в 1915 году{184}.
Однако маломощная Архангельская узкоколейная дорога все равно не справлялась с перевозками. К 1 января 1915 года в Архангельске скопилось 20 млн. пудов невывезенного угля, 4 миллиона пудов других грузов и 3 тысячи автомобилей{185}.
После "перешивки" узкой колеи на широкую пропускная способность Архангельской дороги в мае 1916 года увеличилась до 400 вагонов в день, а в октябре - до 600 вагонов{186}.
На так называемых "железнодорожных выходах" из Сибири - на участках Екатеринбург-Пермь-Вятка, Вятка-Вологда - пропускная способность была повышена с 466 вагонов в сутки за 1913 год до 738 вагонов в 1915 году. Но и этого было мало. Во Владивостокском порту осенью 1915 года образовались залежи военных грузов, поскольку МПС вместо 160 требуемых вагонов ежесуточно выставляло только 114{187}. Чтобы снизить дефицит подвижного состава, русское правительство закупало в США товарные вагоны. Значительная часть военных грузов размещалась в только что прибывшие морем американские вагоны. В 1916 году по Транссибирской магистрали в Европейскую Россию проследовало 12 268 вагонов и платформ, заказанных в Америке.
Можно отметить важное изменение характера перевозок по сибирским дорогам. Они по-прежнему сохранили свое стратегическое значение, но если в предвоенный период их предполагалось использовать для переброски войск и снаряжения из центральных губерний России на Дальний Восток при возникновении угрозы войны с Японией, то теперь оказалось, что поток грузов шел в обратном направлении. Более того, именно из Японии в тяжелом 1915 году русская армия подучила наибольшее количество оружия - 481 тыс. винтовок. Для сравнения: Англия и Франция в этот же период переправили в Архангельск 197 тыс. винтовок{188}.
О степени интенсивности перевозки Владивостокских грузов по Транссибирской магистрали свидетельствует объем транзитных перевозок, осуществленных дорогами. Так, в структуре и грузовых перевозок Омской железной дороги в 1916 году транзит занял первое место и достиг 39% (134 млн. пудов) общего грузооборота, в том числе 22 млн. пудов являлись грузами "боевого назначения"{189}.
Таким образом, Транссибирская магистраль играла важную роль в снабжении фронта оружием и боеприпасами. Достаточно отметить, что за годы войны Япония продала России 635 тыс. винтовок, примерно столько же, 657 тысяч, поступило из Америки. В Японии были размещены правительственные заказы на 4760 тыс. снарядов для русской армии. Причем, японские фирмы, в отличие от американских, выполняли заказы своевременно и полностью{190}.
Кроме того, сибирские железные дороги перевозили хлеб в промышленные центры империи. Омская и Сибирская железные дороги, по существу, были дорогами "хлебовозными", так как перевозки зерна достигали 35% грузооборота. В соответствии с заявками правительственных органов формировались потоки перевозимых по железным дорогам Сибири хлебных грузов. В северном направлении вывозилось в среднем 68% хлеба, в западном - 3, в восточном - 29%. Подавляющее большинство хлеба, отправленного в северном направлении, предназначалось для рабочих уральских заводов. Также хлеб шел в Котлас и Архангельск, откуда его переправляли союзникам.
Столь напряженная работа северных и сибирских железных дорог не могла не привлечь внимание противника. Австрийская разведка задалась целью расстроить движение на участке Архангельск-Вологда, чтобы отрезать доступный флоту союзников порт от центра России.
Организация диверсионных актов на дороге была поручена австрийскому военному атташе в Швеции, полковнику Е. Штраубу, но все попытки взорвать полотно дороги окончились неудачей{191}.
В еще большей степени интерес Германии и Австро-Венгрии соответствовал выводу из строя Транссибирской магистрали. Русская разведка с начала войны стремилась (разрушить планы неприятеля относительно диверсий на магистрали) разрушить неприятельские планы диверсии на железных дорогах. Агенты разведки, выдавая себя за революционеров, готовых на все ради свержения монархий, начали устанавливать контакты с германскими спецслужбами. Им предстояло выяснить намеченные к уничтожению противником объекты на сибирских дорогах, а затем сорвать его замыслы.
В сентябре 1914 года агент германской разведки в Стамбуле, торговец Бернштейн, получил указание посольства найти в среде русских революционеров-эмигрантов людей, способных за крупное вознаграждение (50 000 рублей) осуществить взрывы трех железнодорожных мостов: через Волгу, близ Сызрани, через Енисей у Красноярска и моста на Круглобайкальской дороге. Отправившись в Италию, Бернштейн передал это предложение знакомому русскому революционеру Шарлю, который тут же дал согласие. На самом деле Шарль был одним из опытнейших агентов царской охранки, внедренных в среду политической эмиграции. Он познакомил Бернштейна со своим "товарищем" по партии", а в действительности жандармским подполковником Эргартом, и обе стороны приступили к выяснению деталей предстоящей операции. К ней под видом революционера-эмигранта был подключен еще один агент охранки, специально вызванный из Лондона, А. Литвин (вероятно, настоящая фамилия - Долин).
Чтобы выйти на германскую агентуру в России и предотвратить диверсии, охранка затеяла сложную игру с немецкой разведкой. 18 ноября 1914 года подполковник Эргардт в докладе заведующему заграничной агентурой Департамента полиции А.А. Красильникову предложил поддержать иллюзию активности "революционеров-диверсантов" и обеспечить доверие к ней со стороны германской разведки путем публикации в столичных газетах ложных сообщений о взрывах мостов без указания конкретного места, где якобы совершена диверсия. Это должно было стать доказательством того, что "дело начало осуществляться" и немцы "будут ожидать спокойно дальнейших событий, не сомневаясь в успехе, и не будут искать других средств к выполнению задуманного ими плана..."{192}.
Из-за ряда случайностей, намеченный жандармами план рухнул, главное - была утрачена связь Литвина и Шарля с Бернштейном. Однако Охранка надеялась, что не все потеряно.
11 мая 1915 года Литвин и Шарль явились в германское посольство в Берне, где их принял военный атташе полковник фон Бисмарк. Агенты сообщили ему, что осенью 1914 г. были командированы германской разведкой в Россию для осуществления диверсий на железных дорогах. Первую часть задания они якобы выполнили, в подтверждение показали французскую газету с описанием взрыва русского моста, "имевшего стратегическое значение"{193}.
Эта встреча оказалась неудачной для русских агентов. Литвин в донесении Красильникову писал, что во время беседы с лица полковника не сходила "тонкая ироничная улыбка". (Там же) Как явствует из документов Департамента полиции, немцы не поверили Литвину и Шарлю, а потому ограничились в дальнейшем постановкой перед ними совершенно незначительных задач{194}.
По версии американского писателя Р. Роуана, Литвин-Долин все же сумел переиграть немцев, уверив их в искренности своего желания "принять любое поручение, направленное против царя". Поскольку он уверял германскую разведку в том, что ему знакома каждая верста Сибирской железной дороги, то получил задание пробраться в Сибирь и уничтожить мост через Енисей. После чего Литвин-Долин смело отправился в Россию, где передал начальству полученные от германской разведки инструкции по организации диверсионных актов{195}.
Как бы то ни было, но русской разведке не удалось добиться главной цели поставить под контроль планы германских диверсий на Транссибирской магистрали. Генштаб лишь еще раз убедился в том, что немцы активно ищут пути и средства для нанесения удара по магистрали, следовательно, принятые на сибирских дорогах чрезвычайные меры охраны не напрасны и нуждаются в дальнейшем совершенствовании.
Для германской разведки диверсии на сибирских дорогах были крайне желательной, но и трудновыполнимой задачей. Засылка диверсантов в Сибирь, а тем более транспортировка взрывчатки, были сопряжены с большими трудностями и имели мало шансов на успех. Легче было бы действовать с территории Китая. Линии Забайкальской и Уссурийской железных дорог находились в непосредственной близости от китайской границы, не говоря уже о проходившей по Китаю КВЖД. Это постоянно тревожило русских военных. Вероятно, под воздействием гнетущего ожидания, родилось предположение, что внезапно исчезнувший из Пекина в январе 1915 года германский военный атташе Вернер фон Папенгейм возглавил диверсионную группу, тайно отправившуюся разрушать КВЖД. Если эта экспедиция и существовала на самом доле, то к линии КВЖД она все равно не пробралась, поскольку никаких взрывов не последовало. Монголы предъявили русским властям восемь обгоревших трупов, утверждая, что это останки членов германской экспедиции. Летом 1915 г. ГУГШ решило, что гораздо удобнее отбросить сомнения и признать, что действительно, германская диверсионная группа продвигалась к линии КВЖД, но была уничтожена монголами. Специальный доклад ГУГШ о расследовании этого происшествия был представлен Николаю II{196}.
Под Гамбургом была открыта специальная военная школа для финнов Локштедтский лагерь. Там в 6 учебных ротах под командой немецких офицеров более 2 тысяч финнов проходили курс 8-недельной боевой подготовки. Цель функционирования школы - формирование контингента опытных в военной доле людей, которые после возвращения в Финляндию могли бы выполнять роль организаторов вооруженного восстания в тылу русских войск, руководителей диверсионных групп. Часть курсантов возвращалась для исполнения шпионских заданий и ведения антирусской агитации.
Непосредственно в Финляндии русские власти к февралю 1916 года задержали 32 участника финского подполья. Финляндское жандармское управление вело розыск еще 290 человек, на которых имелись свидетельские показания{161}.
Германское командование вело пропаганду национализма среди русских военнопленных. Русские были изолированы от украинцев, поляков и мусульман.
Австрийская и германская разведки пытались использовать на агентурной работе польских и кавказских националистов.
Особые надежды немцы возлагали на тех пленных украинцев, которые изъявили желание помочь Германии создать "свободную Украину". После соответствующей подготовки этих людей в качестве "пропагандистов" и разведчиков переправляли через линию фронта в тыл русской армии{162}.
Конечно же, многие из них получали специальные задания австрийской и германской разведок.
Русское командование беспокоила растущая численность этой категории агентов противника. К 1916 году, как предполагали, на 4 - 5 тысяч пленных насчитывалось 100 - 150 сторонников украинского движения. С учетом огромного числа оказавшихся в германском плену российских военнослужащих, данное движение могло насчитывать тысячи участников, хотя далеко не все из них выполняли задания противника, а сразу же после перехода линии фронта являлись в ближайший русский штаб.
Российские подданные, согласившиеся работать на германскую или австрийскую разведку, проходили курс обучения в специальных школах. По сохранившимся архивным материалам можно установить наличие как минимум 7 разведшкол Люблинская, Любишевская, Новогрудская, Станиславовская, Кукущинская и две Варшавские. В них готовили агентов для работы в прифронтовой полосе. Кроме того, в Румынии и Дании действовали ещё 3 учебных центра. Русская контрразведка сумела установить фамилии 298 лиц, прошедших курс обучения в этих школах{163}.
Подготовка агентов длилась не более трёх недель и включала в себя изучение способов ориентирования на местности, устройства железных дорог, стрелкового оружия, взрывных устройств и т. п. Контингент учащихся формировался преимущественно за счет военнопленных, мелких торговцев и лиц без определенных занятий{164}.
Агентам данного типа предстояло решать задачи наблюдательного и диверсионного характера. Так, бывшим курсантам Люблинской школы Устимаку и Марчинскому, командированным немцами за линию фронта, было поручено взорвать мосты в Замирье и в Столбцах, а при возможности - царский поезд. М. Цибульская была послана на разведку в Столбцы, Минск и Несвиж, Е. Невенгловская - в Бобруйск{165}.
8 декабря 1915 года начальник контрразведывательного отделения З-ей армии есаул Адамович сообщил Департаменту полиции, что по имеющимся у него сведениям, из Люблинской и Любишевской разведшкол были засланы в русский тыл 13 агентов, снабженных ручными бомбами "для порчи мостов"{166}.
Летом 1916 года Департамент полиции, ссылаясь на сведения, полученные из действующей армии, предупредил все жандармские органы о том, что "немцы и австрийцы, изощрявшиеся в изыскании самых утонченных приемов шпионства, в целях сделать его совершенно неуловимым для ведущих борьбу с ним органов, прибегают к комплектованию шпионских кадров детьми и подростками". 12 - 16 летних детей немцы насильственно вербовали в захваченных губерниях империи, затем, наспех обучив их в Варшавской школе, отправляли со шпионскими заданиями под видом беженцев в Россию{167}.
Подготовленные в прифронтовых разведшколах агенты способны были решать задачи тактической разведки (пригодны были для решения задач тактической разведки), район их действия был ограничен театром войны.
Крушение плана Шлиффена и, несмотря на успехи немецкого оружия, постепенное ухудшение военно-политического положения центральных держав привело германских стратегов к мысли о невозможности победы над Францией, Англией и Россией одновременно. Весной-летом 1915 года германское командование надеялось разгромить русскую армию и принудить Петербург к сепаратному миру с Германией. Главной задачей германской разведки на Восточном фронте было информационное обеспечение подготовки наступательных операций и организация стратегической разведки{168}.
Чтобы сформировать представление о верхних пределах напряжения, которое способно вынести Россия, германскому командованию понадобилась информация о состоянии её промышленности, транспорта, внутриполитической ситуации, настроениях общества. Добыть эти сведения могли только агенты, действовавшие в глубинных районах России. Если верить мемуарам полковника Николаи, лишь в 1915 году началась плановая перестройка работы германской разведки сообразно потребностям мировой войны.
Глубокая агентурная разведка велась Австро-Венгрией и Германией в России через граничившие с ней нейтральные страны - Швецию, Румынию (до 1916 года) и Китай. По мнению уже цитированного выше К.К. Звонарева эта работа осуществлялась "посредством военных атташе, посольств, консульств, различных коммерческих предприятий и специальных агентов"{169}. Резидентуры германской и австрийской разведок были созданы в Китае, Норвегии, Швеции, Дании, Голландии и Швейцарии. Германия имела разведцентры даже в Латинской Америке.
Исходным пунктом разведывательной работы "всех видов" против России была Швеция. Во-первых, через нее пролегал кратчайший путь из центра Европы в Россию, во-вторых, многие шведские политики симпатизировали Германии и последняя надеялась втянуть Швецию в войну с Антантой, в третьих, между Россией и Швецией в годы войны завязались тесные торговые отношения, сопровождавшиеся естественным ростом миграции населения, что легко было использовать для засылки агентов в русский тыл.
Значение этого канала переброски агентуры возросло осенью 1915 г. после того, как на Восточном фронте война приобрела позиционный характер. Роль тайной агентуры, как прифронтового тактического средства разведки, уменьшилась из-за трудности переброски агентов через боевые линии, поэтому возросла нагрузка на агентуру, действовавшую через Скандинавию и Румынию, до 1916 года сохранявшую нейтралитет.
Из Швеции операциями германской разведки руководили посол в Стокгольме барон фон Люциус и военный атташе майор Фредерици. Разведка Австро-Венгрии имела своим представителем в Скандинавии военного атташе полковника Штрауба. Его деятельность распространялась главным образом на Петербургский военный округ. За районом Одесского военного округа "наблюдал" майор австрийской разведки Ранд, военный атташе в Бухаресте{170}.
Русская контрразведка знала о том, что противник использует нейтральные государства для засылки агентуры в империю, но пресечь эту деятельность, сохраняя открытые границы, не могла. Например, в мае 1916 года ГУГШ оповестило МВД о том, что немцы выслали в Россию "большое число своих агентов, снабженных шведскими паспортами для производства покушений на заводах и агитации по возбуждению революционного движения". Жандармам предлагалось установить "самое строгое" наблюдение за всеми обладателями шведских паспортов{171}.
Германская и австрийская агентура действовала в основном на территории Европейской России как непосредственно связанной с фронтом. Здесь была сконцентрирована почти вся промышленность империи, большая часть населения, расположены главные центры управления государством и т. д. Кроме того, из Скандинавии элективное управление агентурой в районах России, удаленных от северных границ, вероятно, было невозможно и по техническим причинам.
Румыния, как трамплин для заброски агентуры центральных держав в Россию, играла второстепенное значение.
Все же, несмотря на это, русский Генштаб оповещал окружные штабы Азиатской России обо всех известных ему состоявшихся или ожидаемых забросках агентов из Швеции или Румынии, справедливо полагая при этом, что из правила возможны исключения.
Не добившись быстрой победы в Европе, Германия всеми средствами пыталась подорвать влияние стран Антанты и союзной ей Японии на Дальнем Востоке. Ареной борьбы и, одновременно, желанным для всех трофеем стал Китай. Используя прогерманские настроения части пекинских политиков и лидеров милитаристских группировок, Берлин подталкивал Китай к войне с Россией. В этом направлении энергично действовали германская дипломатия и разведка. Их активность нервировала российских дипломатов и пугала власти приграничных губерний.
Министр юстиции А.А. Хвостов, ссылаясь на донесения прокуроров Пограничного окружного суда и Иркутской судебной палаты за 1915 г., сообщал министру иностранных дел С.Д. Сазонову о том, что "преступная деятельность немцев в Китае, направленная на причинение всеми возможными способами ущерба военным и политическим интересам России..., ставит на очередь вопрос... о принятии мер борьбы с указанным явлением{172}. В частности, по мнению А.А. Хвостова, немецкая пропаганда способствовала дальнейшему понижению курса рубля, "крайне обесцененного ныне в Китае"{173}.
Русские дипломаты внимательно следили за действиями немцев в Китае. Так, из письма российского генерального консула в Шанхае действительного статского советника Гроссе посланнику в Пекине Крупенскому явствует, что консульство выполняло задачи "полицейского характера", заключавшиеся в надзоре за "преступными элементами русского подданства в Шанхае и лицами, участвующими в организации германского шпионажа"{174}.
Консулу в Шанхае помогали британский консул и военно-морской агент. Гроссе также подчеркивал, что местная китайская полиция, "идя навстречу моим законным требованиям", оказывала "посильное содействие к собиранию негласных сведений". Тайная разведка, которую совместно с французами и британцами вели в Китае российские консулы, выявила наличие многочисленной германской агентуры. Например, знали, что германский консул в Тянцзине осенью 1914 года имел в своем распоряжении 87 агентов внутреннего наблюдения, коим ежемесячно выдавали 600 долларов, оплачивались все их расходы по командировкам в другие города страны{175}.
Контрразведка штаба Иркутского округа выявила 8 германских агентов в 5 городах Северной Манчжурии{176}.
О главных направлениях работы германской агентуры в Китае дает представление добытая русской разведкой инструкция членам тайной диверсионно-разведывательной организации "Гунвэй Туан" (Общество нерушимой охраны), по всей видимости, сформированной германским консульством в Мукдене летом 1915 года. Инструкция предусматривала проведение широкомасштабной антирусской и антияпонской агитации среди китайцев, монголов и корейцев, а также диверсии на КВЖД, разрушение "военных учреждений", налеты на русские поселки и станции, террористические акты в отношении представителей русских властей, "нанесение повреждений" порту Владивостока{177}. Согласно инструкции, члены организации должны были распространять среди китайцев "слухи и толки", противодействуя сбыту японских товаров{178}.
Корейские члены организации должны были устраивать "интриги против русских, внушая взаимное недоверие русским и японцам"{179}.
Агитаторы в Северней и Южной Монголии обязаны рассказывать населению о нейтралитете Китая, мешая вывозу скота в Россию. Однако явное предпочтение отдавалось диверсионно-террористической работе.
Своеобразный "прейскурант" за услуги агентов, помещенный в тексте инструкции, позволяет судить о наиболее желательных для германцев формах и методах ведения тайной войны на Дальнем Востоке. Максимальное вознаграждение от 10 до 30 тыс. марок - полагалось агенту за "сожжение интендантских складов, арсеналов, взрыв железнодорожного моста, военного судна". Оплачивались даже неудачные попытки. В пять тысяч марок оценивалась жизнь "важного русского генерала" или гражданского чиновника, за "успешную пропаганду" была предусмотрена награда агенту в две тысячи марок, а за "доставление секретных сведений о русских и японских войсках" - только 400 марок{180}.
Возглавлял организацию некий My Ли Цзинь, как предполагали русские, германский резидент в Мукдене, Русская разведка сумела выявить фамилии 24 членов "Гунвэй Туан". В основном это были китайцы, меньшую часть составляли монголы и корейцы.
Главным районом действий организации, судя по архивным документам, была Северная Манчжурия и русское Приморье, Сибирь либо не интересовала начальников "Гунвэй Туан", либо они сознавали границу своих возможностей.
По предположениям русских дипломатов германские консульства в Китае занимались шпионажем, готовили побеги военнопленных из Сибири, пытались организовать диверсии на КВЖД и даже намеревались "посредством распространения соответствующих воззваний и тайной агитации вызвать волнения народных масс в Сибири"{181}.
Вероятно, приписывая столь грандиозные планы германцам, русские дипломаты сознательно преувеличивали степень угрозы. Сгустив краски, они надеялись получить от правительства дополнительные средства на содержание консульств, при этом ссылки на происки Германии казались самым убедительным аргументом. Поэтому в данном случае военные были более объективны. Они выделяли три возможных направления деятельности германской агентуры на Дальнем Востоке и в Сибири: организация повреждений русских железных дорог, "возбуждение" Китая против России и закладка "передаточной сети" шпионажа в Манчжурии. Наиболее серьезной русские власти считали угрозу диверсий на линии Транссибирской магистрали, которая в годы войны приобрела особое значение для империи.
5. Меры, предпринятые русскими властями, для обеспечения безопасности Транссибирской магистрали
Русские фронты к концу 1914 г. поглотили предвоенные запасы оружия и боеприпасов. Отечественная промышленность не в состоянии была удовлетворить нараставшие потребности армии. Царское правительство обратилось за помощью к союзникам и начало размещать военные заказы в нейтральных государствах. Оружие, снаряжение и необходимые материалы для промышленности приходилось доставлять в Россию исключительно по морю. Между тем неприятельский флот перерешал главные и наиболее удобные морские пути. Блокада немцами Балтийского и турками - Черноморского морей фактически изолировала Россию от внешнего мира. Оставалась надежда на порты Белого моря и Тихого океана, то есть слабо оборудованный Архангельский и невероятно далекий от фронтов Владивостокский порты. Острословы сравнивали Россию с домом, окна и двери которого заколочены, так что хозяевам приходится общаться с внешним миром через печную и водосточную трубы{182}.
Под влиянием войны изменились основные направления грузопотоков по русским железным дорогам. Решающее значение приобрели три направления: 1 - из Донбасса к основным промышленным центрам страны - Москве, Петрограду и Прибалтийскому району - по этому направлению везли уголь и металл; 2 - железнодорожные линии, связывавшие центр с портами Северного моря, куда поступали оружие и снаряжение из Франции и Англии; 3 - Транссибирская магистраль, которая помимо продовольственных перевозок для армии обеспечивала доставку грузов из Японии и Северной Америки.
Объемы ввозимых товаров постоянно росли. Так, в 1914 году в Архангельск и Мурманск морем было доставлено 37,7 млн. пудов различных грузов, в 1915 году 76 млн. пудов. Во Владивосток, соответственно, 25,6 и 62,7 млн. пудов{183}.
Увеличился и объем грузовых перевозок по северным и сибирским железным дорогам. На Архангельской линии пропускная способность была поднята с 70 вагонов в сутки (1913 г.) до 170 вагонов в 1915 году{184}.
Однако маломощная Архангельская узкоколейная дорога все равно не справлялась с перевозками. К 1 января 1915 года в Архангельске скопилось 20 млн. пудов невывезенного угля, 4 миллиона пудов других грузов и 3 тысячи автомобилей{185}.
После "перешивки" узкой колеи на широкую пропускная способность Архангельской дороги в мае 1916 года увеличилась до 400 вагонов в день, а в октябре - до 600 вагонов{186}.
На так называемых "железнодорожных выходах" из Сибири - на участках Екатеринбург-Пермь-Вятка, Вятка-Вологда - пропускная способность была повышена с 466 вагонов в сутки за 1913 год до 738 вагонов в 1915 году. Но и этого было мало. Во Владивостокском порту осенью 1915 года образовались залежи военных грузов, поскольку МПС вместо 160 требуемых вагонов ежесуточно выставляло только 114{187}. Чтобы снизить дефицит подвижного состава, русское правительство закупало в США товарные вагоны. Значительная часть военных грузов размещалась в только что прибывшие морем американские вагоны. В 1916 году по Транссибирской магистрали в Европейскую Россию проследовало 12 268 вагонов и платформ, заказанных в Америке.
Можно отметить важное изменение характера перевозок по сибирским дорогам. Они по-прежнему сохранили свое стратегическое значение, но если в предвоенный период их предполагалось использовать для переброски войск и снаряжения из центральных губерний России на Дальний Восток при возникновении угрозы войны с Японией, то теперь оказалось, что поток грузов шел в обратном направлении. Более того, именно из Японии в тяжелом 1915 году русская армия подучила наибольшее количество оружия - 481 тыс. винтовок. Для сравнения: Англия и Франция в этот же период переправили в Архангельск 197 тыс. винтовок{188}.
О степени интенсивности перевозки Владивостокских грузов по Транссибирской магистрали свидетельствует объем транзитных перевозок, осуществленных дорогами. Так, в структуре и грузовых перевозок Омской железной дороги в 1916 году транзит занял первое место и достиг 39% (134 млн. пудов) общего грузооборота, в том числе 22 млн. пудов являлись грузами "боевого назначения"{189}.
Таким образом, Транссибирская магистраль играла важную роль в снабжении фронта оружием и боеприпасами. Достаточно отметить, что за годы войны Япония продала России 635 тыс. винтовок, примерно столько же, 657 тысяч, поступило из Америки. В Японии были размещены правительственные заказы на 4760 тыс. снарядов для русской армии. Причем, японские фирмы, в отличие от американских, выполняли заказы своевременно и полностью{190}.
Кроме того, сибирские железные дороги перевозили хлеб в промышленные центры империи. Омская и Сибирская железные дороги, по существу, были дорогами "хлебовозными", так как перевозки зерна достигали 35% грузооборота. В соответствии с заявками правительственных органов формировались потоки перевозимых по железным дорогам Сибири хлебных грузов. В северном направлении вывозилось в среднем 68% хлеба, в западном - 3, в восточном - 29%. Подавляющее большинство хлеба, отправленного в северном направлении, предназначалось для рабочих уральских заводов. Также хлеб шел в Котлас и Архангельск, откуда его переправляли союзникам.
Столь напряженная работа северных и сибирских железных дорог не могла не привлечь внимание противника. Австрийская разведка задалась целью расстроить движение на участке Архангельск-Вологда, чтобы отрезать доступный флоту союзников порт от центра России.
Организация диверсионных актов на дороге была поручена австрийскому военному атташе в Швеции, полковнику Е. Штраубу, но все попытки взорвать полотно дороги окончились неудачей{191}.
В еще большей степени интерес Германии и Австро-Венгрии соответствовал выводу из строя Транссибирской магистрали. Русская разведка с начала войны стремилась (разрушить планы неприятеля относительно диверсий на магистрали) разрушить неприятельские планы диверсии на железных дорогах. Агенты разведки, выдавая себя за революционеров, готовых на все ради свержения монархий, начали устанавливать контакты с германскими спецслужбами. Им предстояло выяснить намеченные к уничтожению противником объекты на сибирских дорогах, а затем сорвать его замыслы.
В сентябре 1914 года агент германской разведки в Стамбуле, торговец Бернштейн, получил указание посольства найти в среде русских революционеров-эмигрантов людей, способных за крупное вознаграждение (50 000 рублей) осуществить взрывы трех железнодорожных мостов: через Волгу, близ Сызрани, через Енисей у Красноярска и моста на Круглобайкальской дороге. Отправившись в Италию, Бернштейн передал это предложение знакомому русскому революционеру Шарлю, который тут же дал согласие. На самом деле Шарль был одним из опытнейших агентов царской охранки, внедренных в среду политической эмиграции. Он познакомил Бернштейна со своим "товарищем" по партии", а в действительности жандармским подполковником Эргартом, и обе стороны приступили к выяснению деталей предстоящей операции. К ней под видом революционера-эмигранта был подключен еще один агент охранки, специально вызванный из Лондона, А. Литвин (вероятно, настоящая фамилия - Долин).
Чтобы выйти на германскую агентуру в России и предотвратить диверсии, охранка затеяла сложную игру с немецкой разведкой. 18 ноября 1914 года подполковник Эргардт в докладе заведующему заграничной агентурой Департамента полиции А.А. Красильникову предложил поддержать иллюзию активности "революционеров-диверсантов" и обеспечить доверие к ней со стороны германской разведки путем публикации в столичных газетах ложных сообщений о взрывах мостов без указания конкретного места, где якобы совершена диверсия. Это должно было стать доказательством того, что "дело начало осуществляться" и немцы "будут ожидать спокойно дальнейших событий, не сомневаясь в успехе, и не будут искать других средств к выполнению задуманного ими плана..."{192}.
Из-за ряда случайностей, намеченный жандармами план рухнул, главное - была утрачена связь Литвина и Шарля с Бернштейном. Однако Охранка надеялась, что не все потеряно.
11 мая 1915 года Литвин и Шарль явились в германское посольство в Берне, где их принял военный атташе полковник фон Бисмарк. Агенты сообщили ему, что осенью 1914 г. были командированы германской разведкой в Россию для осуществления диверсий на железных дорогах. Первую часть задания они якобы выполнили, в подтверждение показали французскую газету с описанием взрыва русского моста, "имевшего стратегическое значение"{193}.
Эта встреча оказалась неудачной для русских агентов. Литвин в донесении Красильникову писал, что во время беседы с лица полковника не сходила "тонкая ироничная улыбка". (Там же) Как явствует из документов Департамента полиции, немцы не поверили Литвину и Шарлю, а потому ограничились в дальнейшем постановкой перед ними совершенно незначительных задач{194}.
По версии американского писателя Р. Роуана, Литвин-Долин все же сумел переиграть немцев, уверив их в искренности своего желания "принять любое поручение, направленное против царя". Поскольку он уверял германскую разведку в том, что ему знакома каждая верста Сибирской железной дороги, то получил задание пробраться в Сибирь и уничтожить мост через Енисей. После чего Литвин-Долин смело отправился в Россию, где передал начальству полученные от германской разведки инструкции по организации диверсионных актов{195}.
Как бы то ни было, но русской разведке не удалось добиться главной цели поставить под контроль планы германских диверсий на Транссибирской магистрали. Генштаб лишь еще раз убедился в том, что немцы активно ищут пути и средства для нанесения удара по магистрали, следовательно, принятые на сибирских дорогах чрезвычайные меры охраны не напрасны и нуждаются в дальнейшем совершенствовании.
Для германской разведки диверсии на сибирских дорогах были крайне желательной, но и трудновыполнимой задачей. Засылка диверсантов в Сибирь, а тем более транспортировка взрывчатки, были сопряжены с большими трудностями и имели мало шансов на успех. Легче было бы действовать с территории Китая. Линии Забайкальской и Уссурийской железных дорог находились в непосредственной близости от китайской границы, не говоря уже о проходившей по Китаю КВЖД. Это постоянно тревожило русских военных. Вероятно, под воздействием гнетущего ожидания, родилось предположение, что внезапно исчезнувший из Пекина в январе 1915 года германский военный атташе Вернер фон Папенгейм возглавил диверсионную группу, тайно отправившуюся разрушать КВЖД. Если эта экспедиция и существовала на самом доле, то к линии КВЖД она все равно не пробралась, поскольку никаких взрывов не последовало. Монголы предъявили русским властям восемь обгоревших трупов, утверждая, что это останки членов германской экспедиции. Летом 1915 г. ГУГШ решило, что гораздо удобнее отбросить сомнения и признать, что действительно, германская диверсионная группа продвигалась к линии КВЖД, но была уничтожена монголами. Специальный доклад ГУГШ о расследовании этого происшествия был представлен Николаю II{196}.