Страница:
В "Проекте инструкции..." круг потенциально враждебных государств, способных вести разведку в Западной Сибири, представлен намного шире: "... шпионство может вестись преимущественно Японией и Китаем, отчасти - Англией, следящей за тем, что происходит в Азии, Германией, не упускающей из виду нашего роста, развития нашей торговли и промышленности". В эту же группу была включена и Турция, "являющаяся представителем мусульманского мира и проводящая мысль об объединении всех мусульман". Таким образом, практически все наиболее мощные из вероятных противников России, по мнению штаба, могли вести разведку на территории округа{163}.
Что могло являться целью иностранных разведок на территории Омского военного округа? Наиболее подробные предположения на этот счет содержал "Проект...". Вероятные цели были разделены на 7 групп. Первая - наблюдение за "развитием" железнодорожных линий и водных сообщений, "особенно для связи с китайской границей и Дальним Востоком". Вторая цель - выяснить "состояние и расположение войск, а также сроки их мобилизации и передвижения к китайской границе и на Дальний Восток. Третья группа предполагаемых целей касалась мер, принимаемых русскими властями для "усиления своего положения в приграничной с Китаем полосе". Четвертая - "условия комплектования и снабжения средствами Омского военного округа... дальневосточных округов в военное время". Пятая "воинские части, команды, пополнения и запасы, боевые, продовольственные и санитарные, отправляемые в мирное время на Дальний Восток как транзитом через округ, так и из последнего. Шестая - "вся вообще деятельность органов военного управления в крае, то есть штабов и управлений" и последняя - "настроение подвластного нам туземного населения"{164}.
В циркулярном письме штаб округа предположил, что задачи, решаемые японской разведкой в Западной Сибири, связаны только с проблемой переброски войск и снаряжения из России на дальневосточный фронт. Авторы исходили из признания за округом пассивной роли донора и перевалочного пункта армейских резервов. "Проект" на первый план выдвигает наличие границы округа с Китаем. Последнее обстоятельство, по мысли авторов документа, доказывало, что Омский округ не является второстепенным придатком или базой снабжения Приамурского и Иркутского округов, а так же как и они играет самостоятельную роль в защите границ империи. Из этого следовало, что интерес иностранных разведок у к Омскому военному округу не может ограничиться изучением его вспомогательных, по отношению к другим округам, функций.
Последующие события подтвердили правоту военных. Они только не учли интерес своих иностранных коллег к топографии Сибири, особенно приграничных районов Степного края и Томской губернии. Географические описания и карты этих местностей были засекречены, а потому англичане, японцы и немцы пытались составить свои.
Сообразно различиям в приписываемых иностранным разведкам задачах на территории округа, оба документа расходились в определении "категорий" разведчиков и свойственных им методов работы. Для каждой "категории" агентов, по мнению омских военных, был характерен какой-либо один специфический метод. В циркулярном письме "О ведении борьбы со шпионством..." говорилось о трех типах агентов. К первому отнесены японцы и "находящиеся на службе у Японии китайцы, из которых японцы во время войны с нами подготовили достаточный и весьма пригодный контингент"{165}. По мнению штаба округа, японцы могли выдавать себя за китайцев: "китайцев теперь много везде под видом разных торговцев и появление их не возбуждает такого подозрения, как японцы...". Штаб, вероятно, был убежден, что все "азиаты" похожи, поэтому заключал: "...в Омском округе японцы могут жить и под видом наших инородцев..."{166}.
Эти агенты могли добывать какие-либо сведения единственным доступным им методом - личным наблюдением.
Исходя из накопленного опыта, военные наставляли жандармов: "...наиболее важные сведения добываются только путем сношений агентов с нижними чинами и офицерами, служащими в штабах, управлениях...". Войти в контакт с кем-либо из военнослужащих непосредственно в клубах, ресторанах и других публичных местах, японцы и китайцы не могли, "так как сношения последних с военными сразу бы обратили на себя внимание". Поэтому штаб округа предположил наличие для подобных целей у японской разведки агентов-европейцев. Их могли вербовать среди враждебно настроенных по отношению к самодержавию российских подданных. "С этой точки зрения, условия, представляемые населением России, заключающей в ceбe массу не русских по происхождению и, зачастую, враждебных России, являются весьма благоприятными для вербовки среди населения тайных агентов иностранных государств"{167}.
В данном случае военные намекали на поляков, часть которых во время войны с Японией дезертировала из русской армии и сотрудничала с японцами. Также предполагалось жандармам и полиции обратить внимание на революционеров.
Наконец, в апрельском письме штаб указывал еще на один вид агентов. Они "не столько шпионы, сколько политические агитаторы, но деятельность их по своим последствиям может иметь чисто военное значение". Деятельность "агитаторов" направлена на распространение "паназиатских идей" среди "киргиз" (так называли в дореволюционной России казахов) и на "возбуждение неудовольствия русскими, дабы в случае столкновения с Японией или Китая с Россией, создать последней затруднительное положение в собственных областях"{168}.
В соответствии с этой градацией иностранной агентуры штаб предлагал различные способы контршпионажа. Для каждого из трех видов агентов - особые, но, в основном, - нереальные. Так, для обнаружения агентов, отнесенных к первой группе, полиции следовало "зорко наблюдать за каждым из появившихся в пределах округа японцем или китайцем, а также нашими инородцами, возбуждающими подозрение".
Рекомендовалось также установить "образ их жизни, знакомства, с кем ведут переписку, откуда и с какими промежутками получал деньги"{169}.
Быть может, эти меры тотального полицейского контроля привели бы к успеху, но их реализация была возможна только при наличии мощного сыскного аппарата, располагавшего сотнями агентов. Таких сил у жандармов не было. Например, в Омском жандармском управлении, в ведении которого была вся огромная территория Степного края; в 1907 г. служили всего лишь 3 офицера, включая начальника управления и 12 унтер-офицеров. К 1916 г. в 5 жандармских управлениях Сибири (Иркутском, Енисейском, Томском, Тобольском и Омском) несли службу всего-навсего 17 офицеров и 163 унтер-офицера{170}. И это на территории от Урала до Амура!
Шпионов второй группы, из числа европейцев, военные рекомендовали искать в трактирах, притонах и т. д., где эти личности могли завести знакомства с нижними чинами армии. Из самого характера советов, даваемых жандармами, явствует, что военное ведомство, верное своей кастовой психологии, ожидало предательства в основном от солдат, поэтому исключало слежку за офицерами. Следить можно было только за лицами, "вступающими в сношения с офицерами", но и то лишь при условии, если данный офицер "отличается жизнью разгульной, не по средствам". Но каким образом в этом случае жандарм или полицейский сможет вообще выявить таких офицеров и определить круг их знакомств, не имея доступа в места, где собирается "благородная" публика?
Что же касается агентов, "могущих агитировать среди инородцев", то для их обнаружения также предлагалось вести поиск вслепую, правда, можно было к этому занятию привлечь "наиболее надежных из инородцев"{171}.
Ноябрьский "Проект инструкции" выделял уже пять типов агентов, вероятно, действовавших на территории Омского округа. К трем уже известным добавили "иностранцев" - агентов европейских государств и "политических (религиозных) эмиссаров, подсылаемых Турцией и действующих среди наших мусульман с целью распространения мысли о необходимости объединения всех магометан"{172}.
Ничего нового в методике поиска иностранных агентов "Проект" не предлагал: все тот же "тщательный надзор" и надежда на случай. Зато штаб определил "наиболее вероятные места пребывания иностранных шпионов". В перечень вошли населенные пункты, расположенные на линиях железных дорог и водных сообщений, города, в которых были размещены штабы и части войск, приграничная полоса с Китаем, а также территории с "инородческим" населением{173}.
Чтобы подогреть интерес полиции и жандармов к контрразведывательной работе, которую штаб округа предлагал им выполнять сверх повседневных обязанностей, командующий округом установил денежные награды за "обнаружение... как иностранного агента, так и признаков, ...которые будут способствовать этому обнаружению"{174}.
Организовать борьбу со шпионажем и руководить ею могли только военные, располагавшие сведениями о состоянии войск, их боеготовности, средствах сообщения и т. п. Штаб округа один способен был компетентно судить о том, какие именно объекты на территории округа могут возбудить интерес разведок потенциальных противников. В то же время военные понимали, что эффективно вести контрразведку на территории Западной Сибири силами окружного штаба невозможно. Поэтому в рассматриваемых документах штаб округа брал на себя лишь общее руководство, а жандармам и полиции отводил роль исполнителей. Уже апрельское письмо штаба начальникам жандармских управлений больше походит на перечень указаний вышестоящей инстанции, чем на приглашение к партнерству служащих другого ведомства. Ноябрьский "Проект" в II утверждал однозначно: "Общее руководство борьбой со шпионажем осуществляет штаб округа"{175}. Однако попытки детализировать это положение в самом документе, разграничить функции военных и жандармских органов, привели к явной путанице. Штаб округа мог только просить жандармов и полицию о помощи. Безусловно выполнять распоряжения командующего войсками Омского округа должна была полиция Акмолинской и Семипалатинской областей (Степного края) в силу того, что командующий был одновременно Степным генерал-губернатором. Полицейские органы Томской и Тобольской губерний находились в подчинении местных губернаторов, а начальники жандармских управлений вообще обязаны были руководствоваться только указаниями Департамента полиции и командования штаба Корпуса жандармов. Таким образом, самый важный вопрос, каким образом военные сумеют добиться согласия жандармов и полиции участвовать в систематической контрразведывательной работе, оставался открытым. Итак, с апреля по ноябрь 1907 года штаб Омского военного округа, подготовив два проекта организации борьбы со шпионажем, завершил теоретическую разработку системы контрразведывательного прикрытия Западной Сибири. Два подготовленных штабом документа представляли собой последовательные этапа в осмыслении реальных угроз региону со стороны иностранных разведок и в определении мер противодействия шпионажу. Хотя и не лишенная очевидных недостатков, эта программа стала первым в России опытом комплексного решения задач организации регулярной контрразведывательной работы в мирное время.
Несколько забегая вперед, можно сказать, что штаб Омского округа так и не сумел реализовать свои планы контрразведки. В течение 1907 года он мягко, но настойчиво предлагал жандармам свои рекомендации по борьбе со шпионажем. Начальники жандармских управлений периодически получали от военных длинные письма-инструкции с пространными рассуждениями о методах работы иностранных разведок, и просьбами "зависящих распоряжений по установлению надзора" за подозрительными лицами, квартирами и т. д. Больше всего штаб беспокоило появление в городах Западной Сибири многочисленных корейских и китайских торговцев, фокусников, музыкантов и поденных рабочих. Военные видели в этом не результат ослабления паспортного режима на дальневосточных границах, а проявление активности японской разведки. Штаб Омского округа 7 июля 1907 г. в письме поучал начальников жандармских управлений: "У Японии (а может быть и у Китая) имеется некоторое число специально подготовленных и дорого стоящих агентов, так сказать, шпионов высшего разряда, действующих в известных районах..., руководящих разведывательной деятельностью в данных районах... Так как число таких агентов вследствие дороговизны их содержания не может быть велико..., то в дополнение к ним, возможно, содержится множество агентов низших, из китайцев, корейцев и прочих азиатов, получающих небольшое содержание"{176}. По мнению штаба, при общей неприхотливости азиатов" и эти мизерные заработки способны были, соблазнить массу желающих "взяться за дело тайной разведки"{177}. Военные убеждали жандармов в необходимости видеть шпиона в каждом китайце или корейце, не смущаясь при этом абсурдно большим числом иностранных агентов. "Большое число агентов не только полезно делу, но способствует и устранению подозрений: оно способно заставить нас предположить, что все появляющиеся у нас азиаты преследуют только торговые цели, но не могут служить тайными агентами. Конечно, есть и такие, которые только торгуют, но многие из торгующих, вероятно, занимаются разведкой"{178}. Жандармы и полиция, формально соглашались оказывать помощь военным, но не выделили контроль за "азиатами" и вообще иностранцами из общего круга вопросов стандартного надзора. С июля 1908 года полицейские приставы Омска ежедневно доносили начальнику Омского жандармского управления обо всех приезжих, указывая их "звание, чин, а также по какому именно виду на жительство проживает"{179}. Информация была крайне скупой. За иностранцами никто, специально, следить не собирался. Полиция упоминала их лишь в общей массе потенциальных "злодеев".
2 июля 1908 г. пристав 4-й части г. Омска рапортовал начальнику жандармского управления: "... на жительство в район вверенной мне части студентов, курсисток, евреев, учителей и иностранцев принято не было"{180}.
Контроль за приезжими в Западной Сибири осуществлялся плохо. Правда, в городах и в полосе линии отчуждения железной дороги в 1907-1909 гг. продолжало сохраняться в различных формах "особое" и "военное" положения, установленные еще в период русско-японской войны и революции. Согласно распоряжениям губернаторов и командующего войсками округа , в период действия особых мер охраны каждый домовладелец под страхом крупного штрафа или ареста был обязан доносить в полиции о всех новых постояльцах. Но эти предписания мало, кто выполнял. За весь 1908 г. в город Омск, по официальным данным полиции, прибыло 270 иностранцев, но эти сведения, по признанию самих же полицейских, были очень далеки от реальности, так как приезжих в действительности было больше. Просто на регистрацию являлись не все. Своевременно подавали сведения в полицию о своих постояльцах только хозяева гостиниц. Их иностранными клиентами были в основном европейцы. Большинство же приезжих китайцев находило себе временное пристанище на окраинах, куда полиция редко заглядывала. Часто китайцы, если и являлись отмечаться в полицию, то делали это спустя 2-3 недели после приезда в город, и лишь после того, как местным властям становилось известно о их присутствии. Систематический надзор за иностранцами, положенный омскими военными в основу контрразведывательной работы, наладить не удавалось.
Очевидно, не лучшим образом обстояли дела в других военных округах империи. Считая пассивность жандармов и полиции главной причиной отсутствия успехов на поприще контрразведки, военное ведомство обратилось в МВД с официальной просьбой о содействии. МВД согласилось на сотрудничество. 27 июля 1908 г. генерал-квартирмейстер ГУГШ Дубасов уведомил начальника штаба Омского округа о сделанном лично министром внутренних дел распоряжении, "чтобы Корпус жандармов, наружная и сыскная полиция Степного генерал-губернаторства, а также губерний Тобольской и Томской оказали штабу полное содействие в наблюдении за военной разведкой{181}. Окрыленные поддержкой Петербурга омские военные быстро сочинили и разослали жандармскому и полицейскому начальству новые письма с инструкциями. В частности, начальникам управлений было вменено в обязанность "приискивать надежных тайных агентов", которые содержались бы на средства военного ведомства{182}. Сибирские жандармы постарались совместить интересы штаба с собственными интересами и "приискали" несколько агентов, информировавших о политических настроениях мусульман Сибири. К делу контрразведки как сами агенты, так и поступавшие от них сведения, не имели почти никакого отношения, зато жандармы смогли увеличить свою агентуру на деньги военных.
Робкие попытки централизовать контрразведывательную работу жандармов Сибири были сделаны в 1908-1909 гг. Так, в январе 1909 г. Сибирское районное охранное отделение обязало всех начальников жандармских управлений и охранных отделений, действовавших на всем пространстве от Урала до тихоокеанского побережья обратить внимание на "получение агентурным путем писем, адресованных на имя подозрительных японцев". Если же на месте перевод письма вызовет трудности, то его фотокопию следовало выслать в Иркутск, в штаб-квартиру районного отделения{183}.
Весной 1909 года Департамент полиции решил сосредоточить в районных охранных отделениях "все сведения по контрразведке". Начальник Иркутского губернского жандармского управления, по совместительству руководивший районной охранкой, циркулярным письмом от 12 мая предписал всем жандармским начальникам Сибири переслать ему всю информацию о деятельности "отдельных лиц по шпионству", а также о передвижениях и сосредоточении китайских войск вблизи границы. Все сведения надлежало доставлять в форме агентурных дневников, то есть в том виде, в каком они были получены от агента, чтобы по возможности снизить степень искажения информации{184}.
Такое распоряжение начальник Иркутского ГЖУ мог отдать лишь будучи уверенным, что 2 жандармских управления (включая жандармские полицейские управления сибирских железных дорог) и 5 охранных отделений не завалят его канцелярий выписками из агентурных дневников. Он знал, что подобные сведения могли быть добыты агентурой лишь случайно и потому будут редки. Для жандармов в этот период контрразведка оставалась побочным, второстепенным занятием, о котором вспоминали только после дополнительных просьб окружных штабов и губернаторов.
Надежды на деятельное участие сыскной полиции в контрразведке также оказались напрасными. Сыскные отделения Сибири были малочисленны, а уровень профессиональной подготовки их сотрудников - низким. Например, в 1908 г. сыскное отделение при полицейском управлении города Томска состояло всего из 8 человек, в том числе четверо обычных городовых. Прокурор Томского окружного суда докладывал прокурору Омской судебной палаты: "...по местным условиям невозможно найти сколько-нибудь способных к сыску и подходящих по нравственным качествам людей"{185}. Управляющий Томской губернией Штевен в доказательство необходимости увеличения расходов на сыскное отделение сообщал директору Департамента полиции: "Население Томска, ежегодно возрастающее, достигло почти 80 тысяч, причем большой процент его составляет преступный элемент ссыльных... город имеет в окружности до 57 верст"{186}. Конечно, рассчитывать на помощь сыскной полиции, которая сама нуждалась в поддержке, военным также не стоило.
Так и не создав постоянно функционирующей системы надзора за иностранцами на территории Западной Сибири, штаб Омского округа вынужден был довольствоваться случайными наблюдениями за поведением проезжих китайцев, японцев и корейцев. Эта отрывочная информация поступала от командиров отдельных частей, начальников гарнизонов в военно-статистическое (разведывательное) отделение штаба округа, затеи адъютант штаба (начальник разведотделения), уже систематизированный материал передавал окружному генерал-квартирмейстеру. Тот, в свою очередь, если находил целесообразным, доводил до сведения начальника штаба округа конкретные случаи состоявшегося или ожидаемого появления иностранных разведчиков. Начальник штаба округа принимал решение: обращаться или нет за помощью к гражданским властям и жандармам. Но даже в том случае, когда информация о появлении в пределах округа "подозрительных" иностранцев проходила по военным инстанциям относительно быстро, и полицейские органы согласны были на сотрудничество, обнаружить вероятных разведчиков и проследить за их перемещениями местной полиции чаще всего не удавалось. Например, в начале июля 1908 года штаб округа получил сведения о том, что в приграничный город Зайсан прибыли семь "желтолицых азиатов, выдающих себя за китайцев, ...говорят по-русски, по внешнему виду - интеллигенты". Уплатив большую пошлину за привезенные товары, они не стали торговать, а отправились на Алтай. Подобное, совершенно не свойственное купцам поведение, а тем более, их поездка в приграничные горные районы вызвали у военных подозрения. Штаб передал телеграфом факты и собственные предположения Томскому и Семипалатинскому губернаторам, сопроводив их просьбой "установить за азиатами негласный досмотр"{187}. Однако найти "купцов" местным властям не удалось ни в Семипалатинской области, ни в Томской. Гигантские территории Сибири исключали возможность сколько-нибудь действенного контроля малочисленной администрации за целыми уездами, особенно горными районами Алтая, с редким "инородческим" населением. Поэтому вне городов о какой-либо помощи полиции в борьбе во шпионажем военным мечтать вовсе не приходилось. В январе 1908 года Томский губернатор по просьбе штаба Омского округа приказал Бийскому уездному исправнику выяснить, не было ли в пределах Алтая замечено японских разведчиков. Исправник донес, японцев на Алтае в течение трех последних лет никто не встречал. Правда, исправник честно оговорился: "Насколько удалось узнать". Между тем в ГУГШ, куда переслали эту информацию, из сообщений МИД знали о присутствии на Алтае нескольких экспедиционных партий японцев{188}.
Эффективность контрразведывательных мероприятий омских военных по взятию на учет была крайне низкой. За 1908 и 1909 годы штаб округа взял на учет 7 человек, как вызвавших подозрение в "причастности к шпионству". Среди них четверо русских, китаец, кореец и японец. Ни одному из них не было предъявлено обвинения в шпионаже, так как ни одного доказательства их преступной деятельности ни у военных, ни у жандармов не было. В число подозреваемых эти люди попали волею случая, либо потому, что раньше сотрудничали с русской военной разведкой, а теперь порвали с ней связи. Штаб округа считал, что японцы вербуют агентов в первую очередь среди лиц, которые "занимались во время войны тайной разведкой как на службе у Японии, так и у нас..."{189}. Возможно, для подобных выводов были основания, но скорее всего, этих людей зарегистрировали как подозреваемых, потому что в разведотделе штаба о них уже давно знали, а других "кандидатур" в шпионы не было. 3 января 1908 года в селении Кош-Агач был арестован китаец Чжан Канюн. В минувшую войну он был переводчиком при отряде полковника Мадритова, а теперь вдруг оказался на Алтае "без определенных занятий". Игнатий Ошлыков, крестьянин Зайсанского уезда, попал в число подозреваемых, так как раньше сотрудничал с русскими военными, "исполнял некоторые поручения по разведке, но оказался ненадежным, с дурной нравственностью". Мещанин Арефий Соболев оказался под надзором из-за того, что "владеет китайским языком и находится в подозрительных сношениях с китайцами".
Кореец Тин Ха Ир привлек к себе внимание тем, что "старался жить на только больших станциях Сибирской железной дороги"{190}. Уже сам разношерстный контингент подозреваемых и малоубедительные аргументы в пользу их причастности к шпионажу свидетельствуют об отсутствии какой-либо системы в ведении контрразведки на территории Омского округа.
По всей видимости, штаб округа так и остался бы один на один со своими проблемами, если бы в 1909 году вновь не возникла угроза войны с Японией. Предвоенная горячка самым серьезным образом повлияла на отношение гражданских властей и жандармских органов Сибири к вопросам борьбы со шпионажем. Недавние предложения штаба округа по организации контрразведки в условиях панического ожидания новой войны на Дальнем Востоке приобрели внезапно особенную значимость.
Начальник штаба Омского округа в первых числах октября 1909 года оповестил губернаторов Западной Сибири, что японская разведка "в настоящее время... производит обследование в географическом и топографическом отношениях всей Сибири. С этой целью лица, причастные к шпионажу, разъезжают по Сибири, производят съемки и записи по особому методу...". Заодно начальник штаба предупредил: "...Япония задалась целью и напрягает все усилия, чтобы поднять Китай против России". Поэтому военные просили губернаторов установить "негласное и непрерывное наблюдение за японскими и китайскими подданными{191}.
Теперь гражданские власти отнеслись к просьбе военных со всей серьезностью. Акмолинский губернатор 12 октября потребовал от начальника жандармского управления донести ему о всех японских и китайских подданных, проживающих в области, и впредь сообщать о прибывающих. Жандарм, ознакомившись с донесениями уездных начальников и полицмейстеров, рапортовал губернатору, что ни японцев, ни китайцев на территории области нет{192}. Губернатор не поверил и 23 октября вновь распорядился "усилить надзор за всеми иностранцами и в особенности за японскими и китайскими подданными", которые, по его мнению, безусловно в области есть, просто полиция о них не знает. Однако начальственного энтузиазма для обнаружения иностранных агентов явно оказалось недостаточно, тем более, что поступавшая от военных информация была неконкретной и мало содействовала поискам. По-прежнему не был налажен систематический учет приезжих иностранцев, о чем все время просили военные. Поэтому никаких разведчиков не обнаружили. А вот результаты действий иностранной агентуры сказались очень быстро. В розыскных сводках Иркутского районного охранного отделения, обслуживавшего всю Сибирь, с января 1910 года неожиданно стали появляться такие сообщения: "2-го сего января начальником артиллерии I Сибирского армейского корпуса утерян конверт, содержащий описание ключа и таблицы набора секретного шифра...", "подпоручиком 2-го Владивостокского артиллерийского полка Бойте утеряны 5 листов плана крепостного района..." и т. д.{193}. Пропавшие документы были объявлены в розыск, но, конечно, не были найдены.
Что могло являться целью иностранных разведок на территории Омского военного округа? Наиболее подробные предположения на этот счет содержал "Проект...". Вероятные цели были разделены на 7 групп. Первая - наблюдение за "развитием" железнодорожных линий и водных сообщений, "особенно для связи с китайской границей и Дальним Востоком". Вторая цель - выяснить "состояние и расположение войск, а также сроки их мобилизации и передвижения к китайской границе и на Дальний Восток. Третья группа предполагаемых целей касалась мер, принимаемых русскими властями для "усиления своего положения в приграничной с Китаем полосе". Четвертая - "условия комплектования и снабжения средствами Омского военного округа... дальневосточных округов в военное время". Пятая "воинские части, команды, пополнения и запасы, боевые, продовольственные и санитарные, отправляемые в мирное время на Дальний Восток как транзитом через округ, так и из последнего. Шестая - "вся вообще деятельность органов военного управления в крае, то есть штабов и управлений" и последняя - "настроение подвластного нам туземного населения"{164}.
В циркулярном письме штаб округа предположил, что задачи, решаемые японской разведкой в Западной Сибири, связаны только с проблемой переброски войск и снаряжения из России на дальневосточный фронт. Авторы исходили из признания за округом пассивной роли донора и перевалочного пункта армейских резервов. "Проект" на первый план выдвигает наличие границы округа с Китаем. Последнее обстоятельство, по мысли авторов документа, доказывало, что Омский округ не является второстепенным придатком или базой снабжения Приамурского и Иркутского округов, а так же как и они играет самостоятельную роль в защите границ империи. Из этого следовало, что интерес иностранных разведок у к Омскому военному округу не может ограничиться изучением его вспомогательных, по отношению к другим округам, функций.
Последующие события подтвердили правоту военных. Они только не учли интерес своих иностранных коллег к топографии Сибири, особенно приграничных районов Степного края и Томской губернии. Географические описания и карты этих местностей были засекречены, а потому англичане, японцы и немцы пытались составить свои.
Сообразно различиям в приписываемых иностранным разведкам задачах на территории округа, оба документа расходились в определении "категорий" разведчиков и свойственных им методов работы. Для каждой "категории" агентов, по мнению омских военных, был характерен какой-либо один специфический метод. В циркулярном письме "О ведении борьбы со шпионством..." говорилось о трех типах агентов. К первому отнесены японцы и "находящиеся на службе у Японии китайцы, из которых японцы во время войны с нами подготовили достаточный и весьма пригодный контингент"{165}. По мнению штаба округа, японцы могли выдавать себя за китайцев: "китайцев теперь много везде под видом разных торговцев и появление их не возбуждает такого подозрения, как японцы...". Штаб, вероятно, был убежден, что все "азиаты" похожи, поэтому заключал: "...в Омском округе японцы могут жить и под видом наших инородцев..."{166}.
Эти агенты могли добывать какие-либо сведения единственным доступным им методом - личным наблюдением.
Исходя из накопленного опыта, военные наставляли жандармов: "...наиболее важные сведения добываются только путем сношений агентов с нижними чинами и офицерами, служащими в штабах, управлениях...". Войти в контакт с кем-либо из военнослужащих непосредственно в клубах, ресторанах и других публичных местах, японцы и китайцы не могли, "так как сношения последних с военными сразу бы обратили на себя внимание". Поэтому штаб округа предположил наличие для подобных целей у японской разведки агентов-европейцев. Их могли вербовать среди враждебно настроенных по отношению к самодержавию российских подданных. "С этой точки зрения, условия, представляемые населением России, заключающей в ceбe массу не русских по происхождению и, зачастую, враждебных России, являются весьма благоприятными для вербовки среди населения тайных агентов иностранных государств"{167}.
В данном случае военные намекали на поляков, часть которых во время войны с Японией дезертировала из русской армии и сотрудничала с японцами. Также предполагалось жандармам и полиции обратить внимание на революционеров.
Наконец, в апрельском письме штаб указывал еще на один вид агентов. Они "не столько шпионы, сколько политические агитаторы, но деятельность их по своим последствиям может иметь чисто военное значение". Деятельность "агитаторов" направлена на распространение "паназиатских идей" среди "киргиз" (так называли в дореволюционной России казахов) и на "возбуждение неудовольствия русскими, дабы в случае столкновения с Японией или Китая с Россией, создать последней затруднительное положение в собственных областях"{168}.
В соответствии с этой градацией иностранной агентуры штаб предлагал различные способы контршпионажа. Для каждого из трех видов агентов - особые, но, в основном, - нереальные. Так, для обнаружения агентов, отнесенных к первой группе, полиции следовало "зорко наблюдать за каждым из появившихся в пределах округа японцем или китайцем, а также нашими инородцами, возбуждающими подозрение".
Рекомендовалось также установить "образ их жизни, знакомства, с кем ведут переписку, откуда и с какими промежутками получал деньги"{169}.
Быть может, эти меры тотального полицейского контроля привели бы к успеху, но их реализация была возможна только при наличии мощного сыскного аппарата, располагавшего сотнями агентов. Таких сил у жандармов не было. Например, в Омском жандармском управлении, в ведении которого была вся огромная территория Степного края; в 1907 г. служили всего лишь 3 офицера, включая начальника управления и 12 унтер-офицеров. К 1916 г. в 5 жандармских управлениях Сибири (Иркутском, Енисейском, Томском, Тобольском и Омском) несли службу всего-навсего 17 офицеров и 163 унтер-офицера{170}. И это на территории от Урала до Амура!
Шпионов второй группы, из числа европейцев, военные рекомендовали искать в трактирах, притонах и т. д., где эти личности могли завести знакомства с нижними чинами армии. Из самого характера советов, даваемых жандармами, явствует, что военное ведомство, верное своей кастовой психологии, ожидало предательства в основном от солдат, поэтому исключало слежку за офицерами. Следить можно было только за лицами, "вступающими в сношения с офицерами", но и то лишь при условии, если данный офицер "отличается жизнью разгульной, не по средствам". Но каким образом в этом случае жандарм или полицейский сможет вообще выявить таких офицеров и определить круг их знакомств, не имея доступа в места, где собирается "благородная" публика?
Что же касается агентов, "могущих агитировать среди инородцев", то для их обнаружения также предлагалось вести поиск вслепую, правда, можно было к этому занятию привлечь "наиболее надежных из инородцев"{171}.
Ноябрьский "Проект инструкции" выделял уже пять типов агентов, вероятно, действовавших на территории Омского округа. К трем уже известным добавили "иностранцев" - агентов европейских государств и "политических (религиозных) эмиссаров, подсылаемых Турцией и действующих среди наших мусульман с целью распространения мысли о необходимости объединения всех магометан"{172}.
Ничего нового в методике поиска иностранных агентов "Проект" не предлагал: все тот же "тщательный надзор" и надежда на случай. Зато штаб определил "наиболее вероятные места пребывания иностранных шпионов". В перечень вошли населенные пункты, расположенные на линиях железных дорог и водных сообщений, города, в которых были размещены штабы и части войск, приграничная полоса с Китаем, а также территории с "инородческим" населением{173}.
Чтобы подогреть интерес полиции и жандармов к контрразведывательной работе, которую штаб округа предлагал им выполнять сверх повседневных обязанностей, командующий округом установил денежные награды за "обнаружение... как иностранного агента, так и признаков, ...которые будут способствовать этому обнаружению"{174}.
Организовать борьбу со шпионажем и руководить ею могли только военные, располагавшие сведениями о состоянии войск, их боеготовности, средствах сообщения и т. п. Штаб округа один способен был компетентно судить о том, какие именно объекты на территории округа могут возбудить интерес разведок потенциальных противников. В то же время военные понимали, что эффективно вести контрразведку на территории Западной Сибири силами окружного штаба невозможно. Поэтому в рассматриваемых документах штаб округа брал на себя лишь общее руководство, а жандармам и полиции отводил роль исполнителей. Уже апрельское письмо штаба начальникам жандармских управлений больше походит на перечень указаний вышестоящей инстанции, чем на приглашение к партнерству служащих другого ведомства. Ноябрьский "Проект" в II утверждал однозначно: "Общее руководство борьбой со шпионажем осуществляет штаб округа"{175}. Однако попытки детализировать это положение в самом документе, разграничить функции военных и жандармских органов, привели к явной путанице. Штаб округа мог только просить жандармов и полицию о помощи. Безусловно выполнять распоряжения командующего войсками Омского округа должна была полиция Акмолинской и Семипалатинской областей (Степного края) в силу того, что командующий был одновременно Степным генерал-губернатором. Полицейские органы Томской и Тобольской губерний находились в подчинении местных губернаторов, а начальники жандармских управлений вообще обязаны были руководствоваться только указаниями Департамента полиции и командования штаба Корпуса жандармов. Таким образом, самый важный вопрос, каким образом военные сумеют добиться согласия жандармов и полиции участвовать в систематической контрразведывательной работе, оставался открытым. Итак, с апреля по ноябрь 1907 года штаб Омского военного округа, подготовив два проекта организации борьбы со шпионажем, завершил теоретическую разработку системы контрразведывательного прикрытия Западной Сибири. Два подготовленных штабом документа представляли собой последовательные этапа в осмыслении реальных угроз региону со стороны иностранных разведок и в определении мер противодействия шпионажу. Хотя и не лишенная очевидных недостатков, эта программа стала первым в России опытом комплексного решения задач организации регулярной контрразведывательной работы в мирное время.
Несколько забегая вперед, можно сказать, что штаб Омского округа так и не сумел реализовать свои планы контрразведки. В течение 1907 года он мягко, но настойчиво предлагал жандармам свои рекомендации по борьбе со шпионажем. Начальники жандармских управлений периодически получали от военных длинные письма-инструкции с пространными рассуждениями о методах работы иностранных разведок, и просьбами "зависящих распоряжений по установлению надзора" за подозрительными лицами, квартирами и т. д. Больше всего штаб беспокоило появление в городах Западной Сибири многочисленных корейских и китайских торговцев, фокусников, музыкантов и поденных рабочих. Военные видели в этом не результат ослабления паспортного режима на дальневосточных границах, а проявление активности японской разведки. Штаб Омского округа 7 июля 1907 г. в письме поучал начальников жандармских управлений: "У Японии (а может быть и у Китая) имеется некоторое число специально подготовленных и дорого стоящих агентов, так сказать, шпионов высшего разряда, действующих в известных районах..., руководящих разведывательной деятельностью в данных районах... Так как число таких агентов вследствие дороговизны их содержания не может быть велико..., то в дополнение к ним, возможно, содержится множество агентов низших, из китайцев, корейцев и прочих азиатов, получающих небольшое содержание"{176}. По мнению штаба, при общей неприхотливости азиатов" и эти мизерные заработки способны были, соблазнить массу желающих "взяться за дело тайной разведки"{177}. Военные убеждали жандармов в необходимости видеть шпиона в каждом китайце или корейце, не смущаясь при этом абсурдно большим числом иностранных агентов. "Большое число агентов не только полезно делу, но способствует и устранению подозрений: оно способно заставить нас предположить, что все появляющиеся у нас азиаты преследуют только торговые цели, но не могут служить тайными агентами. Конечно, есть и такие, которые только торгуют, но многие из торгующих, вероятно, занимаются разведкой"{178}. Жандармы и полиция, формально соглашались оказывать помощь военным, но не выделили контроль за "азиатами" и вообще иностранцами из общего круга вопросов стандартного надзора. С июля 1908 года полицейские приставы Омска ежедневно доносили начальнику Омского жандармского управления обо всех приезжих, указывая их "звание, чин, а также по какому именно виду на жительство проживает"{179}. Информация была крайне скупой. За иностранцами никто, специально, следить не собирался. Полиция упоминала их лишь в общей массе потенциальных "злодеев".
2 июля 1908 г. пристав 4-й части г. Омска рапортовал начальнику жандармского управления: "... на жительство в район вверенной мне части студентов, курсисток, евреев, учителей и иностранцев принято не было"{180}.
Контроль за приезжими в Западной Сибири осуществлялся плохо. Правда, в городах и в полосе линии отчуждения железной дороги в 1907-1909 гг. продолжало сохраняться в различных формах "особое" и "военное" положения, установленные еще в период русско-японской войны и революции. Согласно распоряжениям губернаторов и командующего войсками округа , в период действия особых мер охраны каждый домовладелец под страхом крупного штрафа или ареста был обязан доносить в полиции о всех новых постояльцах. Но эти предписания мало, кто выполнял. За весь 1908 г. в город Омск, по официальным данным полиции, прибыло 270 иностранцев, но эти сведения, по признанию самих же полицейских, были очень далеки от реальности, так как приезжих в действительности было больше. Просто на регистрацию являлись не все. Своевременно подавали сведения в полицию о своих постояльцах только хозяева гостиниц. Их иностранными клиентами были в основном европейцы. Большинство же приезжих китайцев находило себе временное пристанище на окраинах, куда полиция редко заглядывала. Часто китайцы, если и являлись отмечаться в полицию, то делали это спустя 2-3 недели после приезда в город, и лишь после того, как местным властям становилось известно о их присутствии. Систематический надзор за иностранцами, положенный омскими военными в основу контрразведывательной работы, наладить не удавалось.
Очевидно, не лучшим образом обстояли дела в других военных округах империи. Считая пассивность жандармов и полиции главной причиной отсутствия успехов на поприще контрразведки, военное ведомство обратилось в МВД с официальной просьбой о содействии. МВД согласилось на сотрудничество. 27 июля 1908 г. генерал-квартирмейстер ГУГШ Дубасов уведомил начальника штаба Омского округа о сделанном лично министром внутренних дел распоряжении, "чтобы Корпус жандармов, наружная и сыскная полиция Степного генерал-губернаторства, а также губерний Тобольской и Томской оказали штабу полное содействие в наблюдении за военной разведкой{181}. Окрыленные поддержкой Петербурга омские военные быстро сочинили и разослали жандармскому и полицейскому начальству новые письма с инструкциями. В частности, начальникам управлений было вменено в обязанность "приискивать надежных тайных агентов", которые содержались бы на средства военного ведомства{182}. Сибирские жандармы постарались совместить интересы штаба с собственными интересами и "приискали" несколько агентов, информировавших о политических настроениях мусульман Сибири. К делу контрразведки как сами агенты, так и поступавшие от них сведения, не имели почти никакого отношения, зато жандармы смогли увеличить свою агентуру на деньги военных.
Робкие попытки централизовать контрразведывательную работу жандармов Сибири были сделаны в 1908-1909 гг. Так, в январе 1909 г. Сибирское районное охранное отделение обязало всех начальников жандармских управлений и охранных отделений, действовавших на всем пространстве от Урала до тихоокеанского побережья обратить внимание на "получение агентурным путем писем, адресованных на имя подозрительных японцев". Если же на месте перевод письма вызовет трудности, то его фотокопию следовало выслать в Иркутск, в штаб-квартиру районного отделения{183}.
Весной 1909 года Департамент полиции решил сосредоточить в районных охранных отделениях "все сведения по контрразведке". Начальник Иркутского губернского жандармского управления, по совместительству руководивший районной охранкой, циркулярным письмом от 12 мая предписал всем жандармским начальникам Сибири переслать ему всю информацию о деятельности "отдельных лиц по шпионству", а также о передвижениях и сосредоточении китайских войск вблизи границы. Все сведения надлежало доставлять в форме агентурных дневников, то есть в том виде, в каком они были получены от агента, чтобы по возможности снизить степень искажения информации{184}.
Такое распоряжение начальник Иркутского ГЖУ мог отдать лишь будучи уверенным, что 2 жандармских управления (включая жандармские полицейские управления сибирских железных дорог) и 5 охранных отделений не завалят его канцелярий выписками из агентурных дневников. Он знал, что подобные сведения могли быть добыты агентурой лишь случайно и потому будут редки. Для жандармов в этот период контрразведка оставалась побочным, второстепенным занятием, о котором вспоминали только после дополнительных просьб окружных штабов и губернаторов.
Надежды на деятельное участие сыскной полиции в контрразведке также оказались напрасными. Сыскные отделения Сибири были малочисленны, а уровень профессиональной подготовки их сотрудников - низким. Например, в 1908 г. сыскное отделение при полицейском управлении города Томска состояло всего из 8 человек, в том числе четверо обычных городовых. Прокурор Томского окружного суда докладывал прокурору Омской судебной палаты: "...по местным условиям невозможно найти сколько-нибудь способных к сыску и подходящих по нравственным качествам людей"{185}. Управляющий Томской губернией Штевен в доказательство необходимости увеличения расходов на сыскное отделение сообщал директору Департамента полиции: "Население Томска, ежегодно возрастающее, достигло почти 80 тысяч, причем большой процент его составляет преступный элемент ссыльных... город имеет в окружности до 57 верст"{186}. Конечно, рассчитывать на помощь сыскной полиции, которая сама нуждалась в поддержке, военным также не стоило.
Так и не создав постоянно функционирующей системы надзора за иностранцами на территории Западной Сибири, штаб Омского округа вынужден был довольствоваться случайными наблюдениями за поведением проезжих китайцев, японцев и корейцев. Эта отрывочная информация поступала от командиров отдельных частей, начальников гарнизонов в военно-статистическое (разведывательное) отделение штаба округа, затеи адъютант штаба (начальник разведотделения), уже систематизированный материал передавал окружному генерал-квартирмейстеру. Тот, в свою очередь, если находил целесообразным, доводил до сведения начальника штаба округа конкретные случаи состоявшегося или ожидаемого появления иностранных разведчиков. Начальник штаба округа принимал решение: обращаться или нет за помощью к гражданским властям и жандармам. Но даже в том случае, когда информация о появлении в пределах округа "подозрительных" иностранцев проходила по военным инстанциям относительно быстро, и полицейские органы согласны были на сотрудничество, обнаружить вероятных разведчиков и проследить за их перемещениями местной полиции чаще всего не удавалось. Например, в начале июля 1908 года штаб округа получил сведения о том, что в приграничный город Зайсан прибыли семь "желтолицых азиатов, выдающих себя за китайцев, ...говорят по-русски, по внешнему виду - интеллигенты". Уплатив большую пошлину за привезенные товары, они не стали торговать, а отправились на Алтай. Подобное, совершенно не свойственное купцам поведение, а тем более, их поездка в приграничные горные районы вызвали у военных подозрения. Штаб передал телеграфом факты и собственные предположения Томскому и Семипалатинскому губернаторам, сопроводив их просьбой "установить за азиатами негласный досмотр"{187}. Однако найти "купцов" местным властям не удалось ни в Семипалатинской области, ни в Томской. Гигантские территории Сибири исключали возможность сколько-нибудь действенного контроля малочисленной администрации за целыми уездами, особенно горными районами Алтая, с редким "инородческим" населением. Поэтому вне городов о какой-либо помощи полиции в борьбе во шпионажем военным мечтать вовсе не приходилось. В январе 1908 года Томский губернатор по просьбе штаба Омского округа приказал Бийскому уездному исправнику выяснить, не было ли в пределах Алтая замечено японских разведчиков. Исправник донес, японцев на Алтае в течение трех последних лет никто не встречал. Правда, исправник честно оговорился: "Насколько удалось узнать". Между тем в ГУГШ, куда переслали эту информацию, из сообщений МИД знали о присутствии на Алтае нескольких экспедиционных партий японцев{188}.
Эффективность контрразведывательных мероприятий омских военных по взятию на учет была крайне низкой. За 1908 и 1909 годы штаб округа взял на учет 7 человек, как вызвавших подозрение в "причастности к шпионству". Среди них четверо русских, китаец, кореец и японец. Ни одному из них не было предъявлено обвинения в шпионаже, так как ни одного доказательства их преступной деятельности ни у военных, ни у жандармов не было. В число подозреваемых эти люди попали волею случая, либо потому, что раньше сотрудничали с русской военной разведкой, а теперь порвали с ней связи. Штаб округа считал, что японцы вербуют агентов в первую очередь среди лиц, которые "занимались во время войны тайной разведкой как на службе у Японии, так и у нас..."{189}. Возможно, для подобных выводов были основания, но скорее всего, этих людей зарегистрировали как подозреваемых, потому что в разведотделе штаба о них уже давно знали, а других "кандидатур" в шпионы не было. 3 января 1908 года в селении Кош-Агач был арестован китаец Чжан Канюн. В минувшую войну он был переводчиком при отряде полковника Мадритова, а теперь вдруг оказался на Алтае "без определенных занятий". Игнатий Ошлыков, крестьянин Зайсанского уезда, попал в число подозреваемых, так как раньше сотрудничал с русскими военными, "исполнял некоторые поручения по разведке, но оказался ненадежным, с дурной нравственностью". Мещанин Арефий Соболев оказался под надзором из-за того, что "владеет китайским языком и находится в подозрительных сношениях с китайцами".
Кореец Тин Ха Ир привлек к себе внимание тем, что "старался жить на только больших станциях Сибирской железной дороги"{190}. Уже сам разношерстный контингент подозреваемых и малоубедительные аргументы в пользу их причастности к шпионажу свидетельствуют об отсутствии какой-либо системы в ведении контрразведки на территории Омского округа.
По всей видимости, штаб округа так и остался бы один на один со своими проблемами, если бы в 1909 году вновь не возникла угроза войны с Японией. Предвоенная горячка самым серьезным образом повлияла на отношение гражданских властей и жандармских органов Сибири к вопросам борьбы со шпионажем. Недавние предложения штаба округа по организации контрразведки в условиях панического ожидания новой войны на Дальнем Востоке приобрели внезапно особенную значимость.
Начальник штаба Омского округа в первых числах октября 1909 года оповестил губернаторов Западной Сибири, что японская разведка "в настоящее время... производит обследование в географическом и топографическом отношениях всей Сибири. С этой целью лица, причастные к шпионажу, разъезжают по Сибири, производят съемки и записи по особому методу...". Заодно начальник штаба предупредил: "...Япония задалась целью и напрягает все усилия, чтобы поднять Китай против России". Поэтому военные просили губернаторов установить "негласное и непрерывное наблюдение за японскими и китайскими подданными{191}.
Теперь гражданские власти отнеслись к просьбе военных со всей серьезностью. Акмолинский губернатор 12 октября потребовал от начальника жандармского управления донести ему о всех японских и китайских подданных, проживающих в области, и впредь сообщать о прибывающих. Жандарм, ознакомившись с донесениями уездных начальников и полицмейстеров, рапортовал губернатору, что ни японцев, ни китайцев на территории области нет{192}. Губернатор не поверил и 23 октября вновь распорядился "усилить надзор за всеми иностранцами и в особенности за японскими и китайскими подданными", которые, по его мнению, безусловно в области есть, просто полиция о них не знает. Однако начальственного энтузиазма для обнаружения иностранных агентов явно оказалось недостаточно, тем более, что поступавшая от военных информация была неконкретной и мало содействовала поискам. По-прежнему не был налажен систематический учет приезжих иностранцев, о чем все время просили военные. Поэтому никаких разведчиков не обнаружили. А вот результаты действий иностранной агентуры сказались очень быстро. В розыскных сводках Иркутского районного охранного отделения, обслуживавшего всю Сибирь, с января 1910 года неожиданно стали появляться такие сообщения: "2-го сего января начальником артиллерии I Сибирского армейского корпуса утерян конверт, содержащий описание ключа и таблицы набора секретного шифра...", "подпоручиком 2-го Владивостокского артиллерийского полка Бойте утеряны 5 листов плана крепостного района..." и т. д.{193}. Пропавшие документы были объявлены в розыск, но, конечно, не были найдены.