Страница:
В период войны произошло важное изменение в работе сибирской контрразведки. Она более не могла опираться на тесное взаимодействие с разведкой Омского, Иркутского и Приамурского округов, что составляло ее преимущество в борьбе с японской и китайской разведками. В Сибири слежку за подозреваемой в сотрудничестве с разведкой противника приходилось устанавливать по весьма неконкретным сведениям, полученным из ГУГШ, Департамента полиции или непосредственно - от контрразведывательных отделений действующей армии. Чаще всего подозрения были напрасны. Проверка иностранных фирм в Сибири протекала вяло и служила лишь данью общероссийской кампании шпионоискательства. Самостоятельно контрразведка в Сибири могла только вести наблюдение за иностранцами и обратившими на себя каким-либо образом внимание пленными офицерами. Так, в материалах контрразведки Иркутского военного округа упомянуты жители Иркутска А. Гейде, присяжный поверенный Ставинский и содержательница аптеки Жинжерова, якобы связанные с занимавшимися шпионажем во Владивостоке Адольфом Бутенгоф-Штауфахером и Францем Вальденом{251}.
Так, в 1915 году начальник Омского жандармского управления полковник Козлов получил из Петрограда специальное распоряжение "начать (установить) наблюдение за пленными германскими офицерами полковником Уставом Виртом и лейтенантом Людвигом Бахом". Опасения Департамента полиции в данном случае совершенно непонятны, поскольку полковник был 69-летним старцем, постоянно болел, по-русски не говорил и не покидал лагеря, а 25-летний лейтенант близорукий шатен, если и появлялся в городе, то всегда в мундире германского офицера, следовательно, был заметен{252}.
В марте 1916 года в Семипалатинске жандармский подполковник Бакуринский установил наблюдение за управляющим отделением Русско-Азиатского банка А.Б. Шостаковичем, квартиру которого часто посещали пленные немецкие офицеры Ресинг и Пиглиц. В июне 1916 года режим содержания военнопленных в Семипалатинске был ужесточен и посещения квартиры Шостаковича прекратились, хотя сам хозяин по-прежнему оставался под надзором{253}.
Самым "громким" делом контрразведки штаба Омского округа был apecт 30 мая 1916 года двух мошенников: Израэля Перламутра и Захара Левина за попытку сбыть фальшивые документы пленным австрийским лейтенантам{254}. За месяц до этого контрразведка штаба Иркутского округа задержала в Красноярске группу лиц, "преступное бюро для содействия побегам пленных австрийцев и германцев". ГУГШ потребовал от всех контрразведывательных и полицейских органов сосредоточить внимание на поиске и ликвидации подобных "бюро". Омская контрразведка отреагировала моментально, проведя уже в мае требуемую "ликвидацию". Правда, Омский окружной суд прекратил дело, выяснив, что Левин и Перламутр передали обер-лейтенанту Боккенгеймеру заведомо негодные паспорта, зная, что с такими документами добраться до границы никто не сможет. Получалось, что жулики помогли властям предотвратить побег офицеров{255}, да еще и выманили у них изрядные деньги. Это не могло не стать уроком для всех мечтавших о побеге из Омского лагеря.
Другая "ликвидация", проведенная начальником Омской контрразведки ротмистром Чихачевым, сделала его посмешищем судебных чиновников и жандармов. 27 мая 1916 года по требованию ротмистра жандармы арестовали сельскую учительницу А. Сретенскую. Начальник контрразведки обвинил ее в политической неблагонадежности, разглашении государственных секретов в связи с пленным австрийским офицером. Заключив женщину под стражу, жандармы выяснили, что лейтенант П. Костлец после пленения почти год свободно жил в селе Ягорбы Ярославской губернии, где и познакомился с местной учительницей. Весной 1915 года его перевели в Омский лагерь военнопленных. Резкая перемена условий жизни тяжело сказалась на психике лейтенанта.
Чтобы ободрить молодого человека А. Сретенская отправилась в Омск и через пленных передала ему в лагерь записку. Женщина просила лейтенанта ничего не предпринимать и верить, что "все будет устроено". Послание попало в руки лагерной охраны, а затем - в контрразведку. Ротмистр Чихачев уже готов был раздуть из этого шумное дело, однако омское начальство отнеслось к учительнице снисходительно. Старый жандармский полковник Козлов в своем постановлении, направленном Акмолинскому губернатору, предлагал освободить Сретенскую из-под стражи, поскольку "проявление альтруистических чувств" не подлежит наказанию. А прокурор Омского окружного суда потребовал от военных дать ответ, в каком вообще преступлении подозревается А. Сретенская?{256}.
Летом 1918 года бывший старший адъютант военно-статистического отделения (начальник разведки) штаба Омского военного округа капитан Павловский в докладе Сибирскому правительству выделил недостатки, характерные для работы Омской контрразведки в 1915-1917 гг. На первое место капитан поставил неудовлетворительную регистрацию "сведений о шпионах и лицах, прибывающих из-за границы". Далее он отметил, что не велось наблюдение за иностранцами на железной дороге, была слаба связь Омской контрразведки с контрразведывательными отделениями других штабов. Завершался перечень недостатков указанием на "отсутствие общего плана и руководства действий". Последнее обстоятельство, несомненно, можно считать ключевым для понимания причин беспорядочной работы сибирской контрразведки в годы войны. В отличие от контрразведывательных отделений западных округов, которые поиск агентуры противника строили вокруг идеи "фирм-шпионов" и проверки благонадежности русских и иностранных бизнесменов, сибирская контрразведка работала наугад.
В Сибири мы отмечаем только отголоски шпиономании, а менее интенсивная политическая и экономическая жизнь по сравнению с центром империи, отсутствие укрепленных районов и крупных скоплений войск делали непригодным для Сибири опыт фронтовых и европейских контрразведывательных отделений. Собственный стиль сибирской контрразведке выработать не удалось.
И все же. Существовала ли массовая германская агентура в России в годы войны? На этот счет можно встретить противоречивые суждения.
Например, глава германской разведки полковник В. Николаи постоянно жаловался на недостаток информации о России из-за неудовлетворительного состояния глубокой разведки{257}.
Как считает российский исследователь В.М. Гиленсен, несмотря на приложенные усилия, полковник Николаи так и не сумел изменить ситуацию, поэтому для германского командования "шпионаж против России играл во время войны второстепенную роль"{258}.
Противоположной точки зрения придерживался К.К. Звонарев, убеждавший своих военных читателей в том, что германская агентурная сеть в России отличалась "массовостью", "живучестью" и поставляла в Берлин "разнообразную всеобъемлющую информацию"{259}. По его мнению, германская разведка имела в России два уровня агентурной сети. Первая - "наскоро созданная" в ходе войны и вторая - это сеть, заложенная еще в мирное время. Под удар контрразведки, по версии Звонарева, попали скороспелые организации военного времени, состоявшие из случайных и непроверенных людей{260}. По всей видимости, к первому уровню можно отнести ту многочисленную агентуру Германии и Австро-Венгрии, которая действовала в прифронтовой полосе и части западных губерний России. Дать характеристику деятельности агентурной сети второго уровня крайне сложно, поскольку она не была выявлена в Азиатской части России. Однако, справедливости ради, следует отметить, что отсутствие проведенных контрразведкой ликвидаций в определенном регионе- например, в Сибири - не являлось доказательством отсутствия агентуры противника, а свидетельствовало лишь об отсутствии выявленной агентуры.
Вероятно, сегодня можно с уверенностью сказать о том, что размеры германского и австрийского шпионажа на территории России в период Первой мировой войны чрезвычайно были преувеличены. Поэтому бесполезно было (надеяться) ожидать ликвидации агентурных сетей противника в Сибири, где их, вероятно, вовсе не существовало.
С началом войны в тыловых округах империи произошло механическое объединение действий органов МВД и военной контрразведки в области борьбы со шпионажем. Но этот количественный прирост сил контрразведки не способствовал повышению эффективности ее работы, поскольку в мирный период не были определены эффективные методы совместной деятельности жандармов, полиции и военных властей. Из-за этого предпочтение было отдано грубым, но масштабным и решительным акциям по "искоренению" шпионажа в краткие сроки. Тяга к массовости стала главной особенностью механически сложившейся общероссийской системы контрразведки. Она утратила прежнюю ориентацию на пресечение действий конкретных преступников, а вместо этого объектами ее действий стали этнические группы, общественные организации и торгово-промышленные фирмы. Бессмысленные по существу, но проводимые с большим размахом, акции подобного рода подстегивали шпиономанию, которая, в свою очередь, способствовала углублению политического кризиса в империи.
Как представляется, главные усилия разведок Германии и Австро-Венгрии были сконцентрированы в прифронтовой зоне и наиболее важных промышленных районах Европейской России. Главными причинами низкой активности разведки противника в Азиатской России вообще, и в Сибири в частности, возможно, стали: а) удаленность от европейских фронтов и границ с нейтральными государствами Европы; б) успешная работа русской дипломатии и разведки в Китае.
А вот органы контрразведки сибирских военных округов не сумели перестроить свою работу с японо-китайского направления на австро-германское. Насколько можно судить по сохранившимся архивным документам, сибирская контрразведка так и не вошла в контакт с противником. В 1914-1917 гг. на территории Сибири не были отмечены сколько-нибудь существенные проявления активности разведок Центрального блока, в то же время нельзя сказать, что контрразведка потерпела фиаско. Немцы, возможно, и на самом деле не располагали агентурными организациями в глубинных районах империи. Поэтому, несмотря на то, что осязаемые результаты деятельности контрразведки в Сибири отсутствовали, и может показаться, что она вообще была там бесполезна, все-таки ее существование было оправдано уже хотя бы тем, что Россия вела войну с сильным и непредсказуемым противником. Если бы германцам удалось использовать в своих целях Китай, наличие в Сибири органов военной контрразведки оказалось бы как нельзя кстати.
Заключение
Создание и развитие службы контрразведки в России начала XX в. противоречивый, но единый, поэтапно развертывавшийся процесс, обусловленный логикой модернизации системы военной безопасности империи. Благодаря специфической политике балансирования, проводимой русским правительством в 1906-1912 гг., практически все самые мощные в военном отношении государства: Германия, Австро-Венгрия, Великобритания и Япония активизировали действия своих разведок в России. В этот период разведывательный интерес мировых держав распространился на территорию Туркестана и Сибири, которым прежде почти не уделяли внимания.
Имевшиеся в распоряжении Главного управления Генерального штаба материалы о деятельности иностранных разведок позволяли предположить, что на территории России крупнейшие державы мира вели систематическую, постоянно увеличивавшуюся в объеме агентурную разведку. Ей следовало противопоставить также систематическую контрразведку. Однако достичь этого русским властям не удалось. Борьбу со шпионажем пытались вести одновременно несколько ведомств, которые при том еще и мало согласовывали свои действия. На эффективность всех усилий наложила отпечаток борьба группировок в правительственных кругах России. Военными была предпринята попытка использовать контрразведывательные мероприятия в качестве средства давления на МИД и корректировки внешнеполитического курса петербургского кабинета.
А самоуверенные действия военных не дали желаемого результата, зато их ошибочные и несогласованные с МИД и МВД действия, в конечном счете, облегчили иностранным разведкам изучение стратегически важных районов Туркестана и Сибири.
В деле борьбы со шпионажем следовало навести порядок. Это ясно сознавали Генштаб, Департамент полиции и штаб Отдельного корпуса жандармов. Однако ни одно ведомство не соглашалось взять полностью на себя функции контрразведки. Все занимались поиском оптимальных форм объединения усилий по обеспечению безопасности государства. При этом в планах закладывали ущемление прав партнера.
С 1907 г. ГУГШ изучало вопрос формирования адекватной системы противодействия шпионажу. Процесс разработки планов отличался необычным для армейской среды демократизмом. Центр внимательно изучил предложения окружных штабов и постарался их учесть. Военные склонялись к мысли о необходимости формирования локальных контрразведывательных систем, которые включали бы в себя жандармские органы, общую полицию, пограничную стражу. Все они должны были сообща вести борьбу со шпионажем в своем регионе под руководством штаба местного военного округа. Наиболее полно эту идею в ряде проектов развил штаб Омского военного округа.
Но надежды на добровольное подчинение структур УВД Военному министерству были напрасны. Планам аморфной кооперации военных МВД противопоставило простую и четко проработанную в деталях идею создания специальных контрразведывательных отделений при Департаменте полиции по типу уже существовавших охранных отделений. Таким образом, обозначились два взаимоисключающих подхода к организации контрразведки: ведомственное сплочение и формирование сети обособленных розыскных учреждений.
Межведомственная комиссия по организации контрразведывательной службы приняла второй вариант за основу формирования новых органов. Немедленному созданию этой структуры помешало отсутствие денег в государственной казне. Отсрочка дала неожиданный результат: руководство МВД при более тщательном изучении вопроса пришло к выводу, что разумнее учредить контрразведывательные отделения при военном ведомстве. Эта перемена свидетельствовала не только о более глубоком понимании зависимости успеха контрразведки от качественного сотрудничества с военной разведкой, но и укрепила шаткую гипотезу о возможности вести борьбу со шпионажем в империи силами десятка малочисленных по составу розыскных органов. Вероятно, ошибочной была изначальная трактовка Межведомственной комиссией процесса борьбы со шпионажем как разновидности политического сыска, вследствие чего органы контрразведки создавались по образцу охранных отделений.
При этом упустили из внимания существенную разницу между борьбой с революционными или националистическим подпольем и поиском агентуры иностранных разведок. Главным объектом деятельности охранных отделений Департамента полиции были антиправительственные организации, существование которых периодически обнаруживалось благодаря их акциям, рассчитанным на общественный резонанс. Этот противник охранке в основном был известен и достаточно доступен для агентурного наблюдения. При таких условиях охранка могла действовать независимо от жандармских управлений и общей полиции. Кроме того, несмотря на сложные взаимоотношения с жандармскими управлениями, охранка все же принадлежала к единой системе МВД.
С иной ситуацией столкнулись органы контрразведки. Разведывательные службы, как правило, не афишируют свои акции, поэтому судить о наличии и степени интенсивности их деятельности можно было по косвенным признакам или случайно вскрытым фактам. Поэтому в отличие от охранных отделений, ставших эффективным оружием в борьбе с революционным и националистическим подпольем, контрразведывательные отделения, устроенные по тому же принципу, заранее были обречены на борьбу лишь с тем противником, которого сумеют заранее самостоятельно распознать. Политический розыск строил свою работу на твердом знании задач и целей своих противников, а контрразведка выделяла возможный комплекс целей иностранных спецслужб и на основании собственных предположений строила систему защиты. Отсюда проистекает "специализация" контрразведывательных отделений, которые в 1911-1914 гг. концентрировали внимание на угрозе, исходившей, как предполагали, от спецслужб соседствовавшего с данным военным округом государства. Подобный подход полностью оправдал себя в западных регионах империи и на Дальнем Востоке, где явно было выражено преобладание разведывательного интереса со стороны Германии, Австро-Венгрии и Японии. На территории Азиатской России, как оказалось, проявляли активность разведки многих государств, но и здесь военная контрразведка вынуждена была избрать "узкую специализацию". На большее не было средств. Например, контрразведка штаба Иркутского военного округа, зона ответственности которой простиралась на всю Сибирь, т. е. Омский и Иркутский военные округа, свою работу основывала на противодействии разведслужбам Японии и Китая. Между тем на территории Западной Сибири заметна была активность разведок Германии и Турции. Чем выше был уровень "специализации", чем точнее соответствовала породившим ее условиям, тем меньше оказывалась способность возникшей таким путем системы к переориентации, когда того требовали изменившиеся условия. Возможно, поэтому в годы первой мировой войны сибирская контрразведка так и не сумела перенацелить свою работу с японо-китайского на австро-германское направление, не утратив при этом результативности.
С другой стороны, нужно признать, что специализация малочисленных контрразведывательных отделений, копировавших охранку, была неизбежна. Но охранка эффективно работала благодаря включенности в систему МВД. То же могло ожидать и органы контрразведки, если бы они являлись частью той же системы. Но при этом шпионаж в понимании МВД получил бы максимально широкую трактовку и неизбежно со временем контрразведка включилась бы в политический розыск, а борьба с иностранными разведками отошла бы на второй план.
Создание контрразведывательных отделений в рядах военного ведомства позволила им широко пользоваться информацией разведки, но им уже не приходилось надеяться на всемерную помощь МВД.
Контрразведка втиснулась в громоздкий и уже изрядно проржавевший аппарат самодержавия, однако ей не удалось стать полноценной его частью. Фактически до начала войны отделения контрразведки действовали в обстановке изоляции. Безусловно, формирование специальной службы военной контрразведки позволило вести борьбу со шпионажем более результативно, чем прежде. Активные меры борьбы с иностранными разведками - внутреннее агентурное наблюдение, слежка, перлюстрация, перевербовка агентуры противника и т. д. с появлением специальной службы стали применяться регулярно и давали определенный эффект.
Руководители Департамента полиции, командование Отдельного корпуса жандармов постоянно убеждали своих подчиненных в необходимости помогать контрразведке, но ведомственная разобщенность была непреодолима. Отделения военной контрразведки без всесторонней помощи органов МВД объективно не в состоянии были создать в России "жесткий" контрразведывательный режим. Не помог и пересмотр в сторону ужесточения в законодательства "о государственной измене путем шпионства". Новый закон (5 июля 1912 г.) предусматривал, как того и добивались военные, уголовную ответственность за так называемый "нетрадиционный" шпионаж. На деле же оказалось, что именно в этой части применение закона невозможно.
С началом войны автоматически возникла общегосударственная система борьбы со шпионажем. К этой сфере были подключены органы МВД, что впрочем, мало облегчило положение контрразведывательных отделений. Благодаря подключению к контрразведывательной работе новых государственных структур, поиск агентуры противника в тыловых районах империи вылился в серию общероссийских "разоблачительных" кампаний, которые объединили усилия Военного министерства, МВД и Министерства юстиции, но при всей своей грандиозности практически не имели отношения к реальной борьбе со шпионажем. Подобные отмечены и в Сибири. Между тем уже в начале войны почти 7-летний разведывательный интерес Австро-Венгрии и Германии к сибирским окраинам России угас. В Сибири, несмотря на это, контрразведка переживала те же этапы реорганизации, что и на территории военных округов европейской части империи. В 1915-1917 гг. резко возросла численность сотрудников контрразведывательных отделений, шире стала сеть учреждений, сложнее - их функции. В предвоенные годы контрразведывательные отделения сумели уклониться от участия в политическом сыске, но во время войны, по мере расширения круга обязанностей контрразведки, она все чаще обращала внимание на действия политических партий. Главное возросло влияние контрразведки на военное руководство как в провинции, так и в центре. Произошла и еще одна важная перемена. Отделения контрразведки, которым во время войны надлежало стать ядром общегосударственного механизма борьбы со шпионажем, по сути, отказались от бесплодных попыток разрушить ведомственную изоляцию, и обеспечить необходимое взаимодействие полицейских сил. Контрразведывательные органы приобретали все более широкие полномочия, все меньше нуждались в помощи МВД. Таким образом, постепенно военная контрразведка сама превращалась в динамично развивающуюся систему.
Примечания
Введение
1. Сибирь условно делится на Западную и Восточную. В нач. XX в. Западная Сибирь включала в себя Тобольскую губернию, Томскую губернию, Степное генерал-губернаторство (Семипалатинскую и Акмолинскую области). Восточная Сибирь - Иркутскую, Енисейскую губернии, Забайкальскую области. В изучаемый период территория Западной Сибири входила в состав Омского военного округа, Восточная - в состав Иркутского военного округа.
2. Павлов Д.Б. Российская контрразведка в годы русско-японской войны { Отечественная история. М., 1996. С.14-28; Липатов С. Россия и германская разведка в годы I мировой войны / Первая мировая война и участие в ней России. Материалы научной конференции. Ч.1. М., 1994.С. 40-50; Колпакида А.И. К вопросу о взаимодействии российских спецслужб в дооктябрьской России / Политический сыск в России: история и современность. СПб., 1997. С.84-89; Греков Н.В. Русская контрразведка в Сибири (конец XIX-нач. ХХ вв.) { Известия Омского гос. историко-краеведческого музея. Омск, 1996. No 4.С. 172-186 и др.
Глава I
1. Российская дипломатия в портретах. М., 1992. С. 342.
2. Какое место занимал этот орган в структуре высших органов управления армией? 21 июня 1905 г. в русской армии была учреждена должность начальника Генерального штаба. В его подчинении состояли Главное управление Генерального штаба, Академия Генштаба, офицеры корпуса топографов и ряд других служб. Главное управление Генерального штаба (ГУГШ) стало важнейшим органом военного ведомства, "МО3гом русской армии". Главными его задачами являлись: разработка планов стратегического развертывания армии, руководство службой и научной работой офицеров Генштаба, развитие и совершенствование всех отраслей военного дела, организация стратегической разведки и контрразведки, руководство железнодорожной службой и т. д.
С 1906 по 1910 гг. ГУГШ включало в себя 3 управления: генерал-квартирмейстера, военных сообщений и военно-топографическое. Управление генерал-квартирмейстера было разделено на 4 обер-квартирмейстерских части, из которых три части ведали "сбором и обработкой военно-статистического материала и сведений... о вооруженных силах иностранных государств", т. е. разведкой (Цит по: Алексеев М. Военная разведка России от Рюрика до Николая II. Кн. II. М., 1998. С. 18. Каждая обер-квартирмейстерская часть подразделялась на делопроизводства. Практическое руководство стратегической разведкой осуществляло 5-е делопроизводство части 1 обер-квартирмейстера.
В нем служило 3 человека. С 1905 по 1908 гг. делопроизводителем был полковник М.А. Адабаш, его помощниками были капитаны О.К. Энкель и П.Ф. Рябиков. 5 марта 1908 г. делопроизводителем был назначен полковник Н.А. Монкевиц. Части 2 и 3 обер-квартирмейстеров (всего 9 делопроизводств) занимались обработкой добытых материалов. 1 сентября 1910 г. структура ГУГШ была изменена. Теперь в его состав входило 5 отделов: генерал-квартирмейстера, по устройству и службе войск, мобилизационный и топографический. Отдел генерал-квартирмейстера (ОГЕНКВАР) по-прежнему оставался центральным органом военной разведки. В его состав вошли части 1 и 2 обер-квартирмейстеров. Особое делопроизводство и ряд других подразделений, 5 делопроизводств части 1 обер-квартирмейстера и 3 части 2-го занимались обработкой развединформации. Особое делопроизводство (бывшее 5-е) выполняло задачи организации и ведения разведки. Его руководитель - полковник Монкевиц был назначен помощником 1 обер-квартирмейстера ГУГШ. В этой должности он совмещал руководство "добывающим", частью "обрабатывающих" органов разведки и контрразведкой.
Так, в 1915 году начальник Омского жандармского управления полковник Козлов получил из Петрограда специальное распоряжение "начать (установить) наблюдение за пленными германскими офицерами полковником Уставом Виртом и лейтенантом Людвигом Бахом". Опасения Департамента полиции в данном случае совершенно непонятны, поскольку полковник был 69-летним старцем, постоянно болел, по-русски не говорил и не покидал лагеря, а 25-летний лейтенант близорукий шатен, если и появлялся в городе, то всегда в мундире германского офицера, следовательно, был заметен{252}.
В марте 1916 года в Семипалатинске жандармский подполковник Бакуринский установил наблюдение за управляющим отделением Русско-Азиатского банка А.Б. Шостаковичем, квартиру которого часто посещали пленные немецкие офицеры Ресинг и Пиглиц. В июне 1916 года режим содержания военнопленных в Семипалатинске был ужесточен и посещения квартиры Шостаковича прекратились, хотя сам хозяин по-прежнему оставался под надзором{253}.
Самым "громким" делом контрразведки штаба Омского округа был apecт 30 мая 1916 года двух мошенников: Израэля Перламутра и Захара Левина за попытку сбыть фальшивые документы пленным австрийским лейтенантам{254}. За месяц до этого контрразведка штаба Иркутского округа задержала в Красноярске группу лиц, "преступное бюро для содействия побегам пленных австрийцев и германцев". ГУГШ потребовал от всех контрразведывательных и полицейских органов сосредоточить внимание на поиске и ликвидации подобных "бюро". Омская контрразведка отреагировала моментально, проведя уже в мае требуемую "ликвидацию". Правда, Омский окружной суд прекратил дело, выяснив, что Левин и Перламутр передали обер-лейтенанту Боккенгеймеру заведомо негодные паспорта, зная, что с такими документами добраться до границы никто не сможет. Получалось, что жулики помогли властям предотвратить побег офицеров{255}, да еще и выманили у них изрядные деньги. Это не могло не стать уроком для всех мечтавших о побеге из Омского лагеря.
Другая "ликвидация", проведенная начальником Омской контрразведки ротмистром Чихачевым, сделала его посмешищем судебных чиновников и жандармов. 27 мая 1916 года по требованию ротмистра жандармы арестовали сельскую учительницу А. Сретенскую. Начальник контрразведки обвинил ее в политической неблагонадежности, разглашении государственных секретов в связи с пленным австрийским офицером. Заключив женщину под стражу, жандармы выяснили, что лейтенант П. Костлец после пленения почти год свободно жил в селе Ягорбы Ярославской губернии, где и познакомился с местной учительницей. Весной 1915 года его перевели в Омский лагерь военнопленных. Резкая перемена условий жизни тяжело сказалась на психике лейтенанта.
Чтобы ободрить молодого человека А. Сретенская отправилась в Омск и через пленных передала ему в лагерь записку. Женщина просила лейтенанта ничего не предпринимать и верить, что "все будет устроено". Послание попало в руки лагерной охраны, а затем - в контрразведку. Ротмистр Чихачев уже готов был раздуть из этого шумное дело, однако омское начальство отнеслось к учительнице снисходительно. Старый жандармский полковник Козлов в своем постановлении, направленном Акмолинскому губернатору, предлагал освободить Сретенскую из-под стражи, поскольку "проявление альтруистических чувств" не подлежит наказанию. А прокурор Омского окружного суда потребовал от военных дать ответ, в каком вообще преступлении подозревается А. Сретенская?{256}.
Летом 1918 года бывший старший адъютант военно-статистического отделения (начальник разведки) штаба Омского военного округа капитан Павловский в докладе Сибирскому правительству выделил недостатки, характерные для работы Омской контрразведки в 1915-1917 гг. На первое место капитан поставил неудовлетворительную регистрацию "сведений о шпионах и лицах, прибывающих из-за границы". Далее он отметил, что не велось наблюдение за иностранцами на железной дороге, была слаба связь Омской контрразведки с контрразведывательными отделениями других штабов. Завершался перечень недостатков указанием на "отсутствие общего плана и руководства действий". Последнее обстоятельство, несомненно, можно считать ключевым для понимания причин беспорядочной работы сибирской контрразведки в годы войны. В отличие от контрразведывательных отделений западных округов, которые поиск агентуры противника строили вокруг идеи "фирм-шпионов" и проверки благонадежности русских и иностранных бизнесменов, сибирская контрразведка работала наугад.
В Сибири мы отмечаем только отголоски шпиономании, а менее интенсивная политическая и экономическая жизнь по сравнению с центром империи, отсутствие укрепленных районов и крупных скоплений войск делали непригодным для Сибири опыт фронтовых и европейских контрразведывательных отделений. Собственный стиль сибирской контрразведке выработать не удалось.
И все же. Существовала ли массовая германская агентура в России в годы войны? На этот счет можно встретить противоречивые суждения.
Например, глава германской разведки полковник В. Николаи постоянно жаловался на недостаток информации о России из-за неудовлетворительного состояния глубокой разведки{257}.
Как считает российский исследователь В.М. Гиленсен, несмотря на приложенные усилия, полковник Николаи так и не сумел изменить ситуацию, поэтому для германского командования "шпионаж против России играл во время войны второстепенную роль"{258}.
Противоположной точки зрения придерживался К.К. Звонарев, убеждавший своих военных читателей в том, что германская агентурная сеть в России отличалась "массовостью", "живучестью" и поставляла в Берлин "разнообразную всеобъемлющую информацию"{259}. По его мнению, германская разведка имела в России два уровня агентурной сети. Первая - "наскоро созданная" в ходе войны и вторая - это сеть, заложенная еще в мирное время. Под удар контрразведки, по версии Звонарева, попали скороспелые организации военного времени, состоявшие из случайных и непроверенных людей{260}. По всей видимости, к первому уровню можно отнести ту многочисленную агентуру Германии и Австро-Венгрии, которая действовала в прифронтовой полосе и части западных губерний России. Дать характеристику деятельности агентурной сети второго уровня крайне сложно, поскольку она не была выявлена в Азиатской части России. Однако, справедливости ради, следует отметить, что отсутствие проведенных контрразведкой ликвидаций в определенном регионе- например, в Сибири - не являлось доказательством отсутствия агентуры противника, а свидетельствовало лишь об отсутствии выявленной агентуры.
Вероятно, сегодня можно с уверенностью сказать о том, что размеры германского и австрийского шпионажа на территории России в период Первой мировой войны чрезвычайно были преувеличены. Поэтому бесполезно было (надеяться) ожидать ликвидации агентурных сетей противника в Сибири, где их, вероятно, вовсе не существовало.
С началом войны в тыловых округах империи произошло механическое объединение действий органов МВД и военной контрразведки в области борьбы со шпионажем. Но этот количественный прирост сил контрразведки не способствовал повышению эффективности ее работы, поскольку в мирный период не были определены эффективные методы совместной деятельности жандармов, полиции и военных властей. Из-за этого предпочтение было отдано грубым, но масштабным и решительным акциям по "искоренению" шпионажа в краткие сроки. Тяга к массовости стала главной особенностью механически сложившейся общероссийской системы контрразведки. Она утратила прежнюю ориентацию на пресечение действий конкретных преступников, а вместо этого объектами ее действий стали этнические группы, общественные организации и торгово-промышленные фирмы. Бессмысленные по существу, но проводимые с большим размахом, акции подобного рода подстегивали шпиономанию, которая, в свою очередь, способствовала углублению политического кризиса в империи.
Как представляется, главные усилия разведок Германии и Австро-Венгрии были сконцентрированы в прифронтовой зоне и наиболее важных промышленных районах Европейской России. Главными причинами низкой активности разведки противника в Азиатской России вообще, и в Сибири в частности, возможно, стали: а) удаленность от европейских фронтов и границ с нейтральными государствами Европы; б) успешная работа русской дипломатии и разведки в Китае.
А вот органы контрразведки сибирских военных округов не сумели перестроить свою работу с японо-китайского направления на австро-германское. Насколько можно судить по сохранившимся архивным документам, сибирская контрразведка так и не вошла в контакт с противником. В 1914-1917 гг. на территории Сибири не были отмечены сколько-нибудь существенные проявления активности разведок Центрального блока, в то же время нельзя сказать, что контрразведка потерпела фиаско. Немцы, возможно, и на самом деле не располагали агентурными организациями в глубинных районах империи. Поэтому, несмотря на то, что осязаемые результаты деятельности контрразведки в Сибири отсутствовали, и может показаться, что она вообще была там бесполезна, все-таки ее существование было оправдано уже хотя бы тем, что Россия вела войну с сильным и непредсказуемым противником. Если бы германцам удалось использовать в своих целях Китай, наличие в Сибири органов военной контрразведки оказалось бы как нельзя кстати.
Заключение
Создание и развитие службы контрразведки в России начала XX в. противоречивый, но единый, поэтапно развертывавшийся процесс, обусловленный логикой модернизации системы военной безопасности империи. Благодаря специфической политике балансирования, проводимой русским правительством в 1906-1912 гг., практически все самые мощные в военном отношении государства: Германия, Австро-Венгрия, Великобритания и Япония активизировали действия своих разведок в России. В этот период разведывательный интерес мировых держав распространился на территорию Туркестана и Сибири, которым прежде почти не уделяли внимания.
Имевшиеся в распоряжении Главного управления Генерального штаба материалы о деятельности иностранных разведок позволяли предположить, что на территории России крупнейшие державы мира вели систематическую, постоянно увеличивавшуюся в объеме агентурную разведку. Ей следовало противопоставить также систематическую контрразведку. Однако достичь этого русским властям не удалось. Борьбу со шпионажем пытались вести одновременно несколько ведомств, которые при том еще и мало согласовывали свои действия. На эффективность всех усилий наложила отпечаток борьба группировок в правительственных кругах России. Военными была предпринята попытка использовать контрразведывательные мероприятия в качестве средства давления на МИД и корректировки внешнеполитического курса петербургского кабинета.
А самоуверенные действия военных не дали желаемого результата, зато их ошибочные и несогласованные с МИД и МВД действия, в конечном счете, облегчили иностранным разведкам изучение стратегически важных районов Туркестана и Сибири.
В деле борьбы со шпионажем следовало навести порядок. Это ясно сознавали Генштаб, Департамент полиции и штаб Отдельного корпуса жандармов. Однако ни одно ведомство не соглашалось взять полностью на себя функции контрразведки. Все занимались поиском оптимальных форм объединения усилий по обеспечению безопасности государства. При этом в планах закладывали ущемление прав партнера.
С 1907 г. ГУГШ изучало вопрос формирования адекватной системы противодействия шпионажу. Процесс разработки планов отличался необычным для армейской среды демократизмом. Центр внимательно изучил предложения окружных штабов и постарался их учесть. Военные склонялись к мысли о необходимости формирования локальных контрразведывательных систем, которые включали бы в себя жандармские органы, общую полицию, пограничную стражу. Все они должны были сообща вести борьбу со шпионажем в своем регионе под руководством штаба местного военного округа. Наиболее полно эту идею в ряде проектов развил штаб Омского военного округа.
Но надежды на добровольное подчинение структур УВД Военному министерству были напрасны. Планам аморфной кооперации военных МВД противопоставило простую и четко проработанную в деталях идею создания специальных контрразведывательных отделений при Департаменте полиции по типу уже существовавших охранных отделений. Таким образом, обозначились два взаимоисключающих подхода к организации контрразведки: ведомственное сплочение и формирование сети обособленных розыскных учреждений.
Межведомственная комиссия по организации контрразведывательной службы приняла второй вариант за основу формирования новых органов. Немедленному созданию этой структуры помешало отсутствие денег в государственной казне. Отсрочка дала неожиданный результат: руководство МВД при более тщательном изучении вопроса пришло к выводу, что разумнее учредить контрразведывательные отделения при военном ведомстве. Эта перемена свидетельствовала не только о более глубоком понимании зависимости успеха контрразведки от качественного сотрудничества с военной разведкой, но и укрепила шаткую гипотезу о возможности вести борьбу со шпионажем в империи силами десятка малочисленных по составу розыскных органов. Вероятно, ошибочной была изначальная трактовка Межведомственной комиссией процесса борьбы со шпионажем как разновидности политического сыска, вследствие чего органы контрразведки создавались по образцу охранных отделений.
При этом упустили из внимания существенную разницу между борьбой с революционными или националистическим подпольем и поиском агентуры иностранных разведок. Главным объектом деятельности охранных отделений Департамента полиции были антиправительственные организации, существование которых периодически обнаруживалось благодаря их акциям, рассчитанным на общественный резонанс. Этот противник охранке в основном был известен и достаточно доступен для агентурного наблюдения. При таких условиях охранка могла действовать независимо от жандармских управлений и общей полиции. Кроме того, несмотря на сложные взаимоотношения с жандармскими управлениями, охранка все же принадлежала к единой системе МВД.
С иной ситуацией столкнулись органы контрразведки. Разведывательные службы, как правило, не афишируют свои акции, поэтому судить о наличии и степени интенсивности их деятельности можно было по косвенным признакам или случайно вскрытым фактам. Поэтому в отличие от охранных отделений, ставших эффективным оружием в борьбе с революционным и националистическим подпольем, контрразведывательные отделения, устроенные по тому же принципу, заранее были обречены на борьбу лишь с тем противником, которого сумеют заранее самостоятельно распознать. Политический розыск строил свою работу на твердом знании задач и целей своих противников, а контрразведка выделяла возможный комплекс целей иностранных спецслужб и на основании собственных предположений строила систему защиты. Отсюда проистекает "специализация" контрразведывательных отделений, которые в 1911-1914 гг. концентрировали внимание на угрозе, исходившей, как предполагали, от спецслужб соседствовавшего с данным военным округом государства. Подобный подход полностью оправдал себя в западных регионах империи и на Дальнем Востоке, где явно было выражено преобладание разведывательного интереса со стороны Германии, Австро-Венгрии и Японии. На территории Азиатской России, как оказалось, проявляли активность разведки многих государств, но и здесь военная контрразведка вынуждена была избрать "узкую специализацию". На большее не было средств. Например, контрразведка штаба Иркутского военного округа, зона ответственности которой простиралась на всю Сибирь, т. е. Омский и Иркутский военные округа, свою работу основывала на противодействии разведслужбам Японии и Китая. Между тем на территории Западной Сибири заметна была активность разведок Германии и Турции. Чем выше был уровень "специализации", чем точнее соответствовала породившим ее условиям, тем меньше оказывалась способность возникшей таким путем системы к переориентации, когда того требовали изменившиеся условия. Возможно, поэтому в годы первой мировой войны сибирская контрразведка так и не сумела перенацелить свою работу с японо-китайского на австро-германское направление, не утратив при этом результативности.
С другой стороны, нужно признать, что специализация малочисленных контрразведывательных отделений, копировавших охранку, была неизбежна. Но охранка эффективно работала благодаря включенности в систему МВД. То же могло ожидать и органы контрразведки, если бы они являлись частью той же системы. Но при этом шпионаж в понимании МВД получил бы максимально широкую трактовку и неизбежно со временем контрразведка включилась бы в политический розыск, а борьба с иностранными разведками отошла бы на второй план.
Создание контрразведывательных отделений в рядах военного ведомства позволила им широко пользоваться информацией разведки, но им уже не приходилось надеяться на всемерную помощь МВД.
Контрразведка втиснулась в громоздкий и уже изрядно проржавевший аппарат самодержавия, однако ей не удалось стать полноценной его частью. Фактически до начала войны отделения контрразведки действовали в обстановке изоляции. Безусловно, формирование специальной службы военной контрразведки позволило вести борьбу со шпионажем более результативно, чем прежде. Активные меры борьбы с иностранными разведками - внутреннее агентурное наблюдение, слежка, перлюстрация, перевербовка агентуры противника и т. д. с появлением специальной службы стали применяться регулярно и давали определенный эффект.
Руководители Департамента полиции, командование Отдельного корпуса жандармов постоянно убеждали своих подчиненных в необходимости помогать контрразведке, но ведомственная разобщенность была непреодолима. Отделения военной контрразведки без всесторонней помощи органов МВД объективно не в состоянии были создать в России "жесткий" контрразведывательный режим. Не помог и пересмотр в сторону ужесточения в законодательства "о государственной измене путем шпионства". Новый закон (5 июля 1912 г.) предусматривал, как того и добивались военные, уголовную ответственность за так называемый "нетрадиционный" шпионаж. На деле же оказалось, что именно в этой части применение закона невозможно.
С началом войны автоматически возникла общегосударственная система борьбы со шпионажем. К этой сфере были подключены органы МВД, что впрочем, мало облегчило положение контрразведывательных отделений. Благодаря подключению к контрразведывательной работе новых государственных структур, поиск агентуры противника в тыловых районах империи вылился в серию общероссийских "разоблачительных" кампаний, которые объединили усилия Военного министерства, МВД и Министерства юстиции, но при всей своей грандиозности практически не имели отношения к реальной борьбе со шпионажем. Подобные отмечены и в Сибири. Между тем уже в начале войны почти 7-летний разведывательный интерес Австро-Венгрии и Германии к сибирским окраинам России угас. В Сибири, несмотря на это, контрразведка переживала те же этапы реорганизации, что и на территории военных округов европейской части империи. В 1915-1917 гг. резко возросла численность сотрудников контрразведывательных отделений, шире стала сеть учреждений, сложнее - их функции. В предвоенные годы контрразведывательные отделения сумели уклониться от участия в политическом сыске, но во время войны, по мере расширения круга обязанностей контрразведки, она все чаще обращала внимание на действия политических партий. Главное возросло влияние контрразведки на военное руководство как в провинции, так и в центре. Произошла и еще одна важная перемена. Отделения контрразведки, которым во время войны надлежало стать ядром общегосударственного механизма борьбы со шпионажем, по сути, отказались от бесплодных попыток разрушить ведомственную изоляцию, и обеспечить необходимое взаимодействие полицейских сил. Контрразведывательные органы приобретали все более широкие полномочия, все меньше нуждались в помощи МВД. Таким образом, постепенно военная контрразведка сама превращалась в динамично развивающуюся систему.
Примечания
Введение
1. Сибирь условно делится на Западную и Восточную. В нач. XX в. Западная Сибирь включала в себя Тобольскую губернию, Томскую губернию, Степное генерал-губернаторство (Семипалатинскую и Акмолинскую области). Восточная Сибирь - Иркутскую, Енисейскую губернии, Забайкальскую области. В изучаемый период территория Западной Сибири входила в состав Омского военного округа, Восточная - в состав Иркутского военного округа.
2. Павлов Д.Б. Российская контрразведка в годы русско-японской войны { Отечественная история. М., 1996. С.14-28; Липатов С. Россия и германская разведка в годы I мировой войны / Первая мировая война и участие в ней России. Материалы научной конференции. Ч.1. М., 1994.С. 40-50; Колпакида А.И. К вопросу о взаимодействии российских спецслужб в дооктябрьской России / Политический сыск в России: история и современность. СПб., 1997. С.84-89; Греков Н.В. Русская контрразведка в Сибири (конец XIX-нач. ХХ вв.) { Известия Омского гос. историко-краеведческого музея. Омск, 1996. No 4.С. 172-186 и др.
Глава I
1. Российская дипломатия в портретах. М., 1992. С. 342.
2. Какое место занимал этот орган в структуре высших органов управления армией? 21 июня 1905 г. в русской армии была учреждена должность начальника Генерального штаба. В его подчинении состояли Главное управление Генерального штаба, Академия Генштаба, офицеры корпуса топографов и ряд других служб. Главное управление Генерального штаба (ГУГШ) стало важнейшим органом военного ведомства, "МО3гом русской армии". Главными его задачами являлись: разработка планов стратегического развертывания армии, руководство службой и научной работой офицеров Генштаба, развитие и совершенствование всех отраслей военного дела, организация стратегической разведки и контрразведки, руководство железнодорожной службой и т. д.
С 1906 по 1910 гг. ГУГШ включало в себя 3 управления: генерал-квартирмейстера, военных сообщений и военно-топографическое. Управление генерал-квартирмейстера было разделено на 4 обер-квартирмейстерских части, из которых три части ведали "сбором и обработкой военно-статистического материала и сведений... о вооруженных силах иностранных государств", т. е. разведкой (Цит по: Алексеев М. Военная разведка России от Рюрика до Николая II. Кн. II. М., 1998. С. 18. Каждая обер-квартирмейстерская часть подразделялась на делопроизводства. Практическое руководство стратегической разведкой осуществляло 5-е делопроизводство части 1 обер-квартирмейстера.
В нем служило 3 человека. С 1905 по 1908 гг. делопроизводителем был полковник М.А. Адабаш, его помощниками были капитаны О.К. Энкель и П.Ф. Рябиков. 5 марта 1908 г. делопроизводителем был назначен полковник Н.А. Монкевиц. Части 2 и 3 обер-квартирмейстеров (всего 9 делопроизводств) занимались обработкой добытых материалов. 1 сентября 1910 г. структура ГУГШ была изменена. Теперь в его состав входило 5 отделов: генерал-квартирмейстера, по устройству и службе войск, мобилизационный и топографический. Отдел генерал-квартирмейстера (ОГЕНКВАР) по-прежнему оставался центральным органом военной разведки. В его состав вошли части 1 и 2 обер-квартирмейстеров. Особое делопроизводство и ряд других подразделений, 5 делопроизводств части 1 обер-квартирмейстера и 3 части 2-го занимались обработкой развединформации. Особое делопроизводство (бывшее 5-е) выполняло задачи организации и ведения разведки. Его руководитель - полковник Монкевиц был назначен помощником 1 обер-квартирмейстера ГУГШ. В этой должности он совмещал руководство "добывающим", частью "обрабатывающих" органов разведки и контрразведкой.