Грешнов Михаил. Эхо (Сборник фантастических рассказов)

   — Ну, — продолжал Михайло Иванович, — когда изучил язык, сказал себе: двинем! Доклад у них был в клубе. Докладчик читал по листку, остальные дремали, слушали. Прошел я между рядов, оказался возле трибуны.
   «Здравствуйте, мужики, — говорю. — Дозвольте слово! сказать». Ну, конечно, замешательство тут. Кто шапку! на голову, кто — ходу. Кто-то кричит; «Ряженый, успокойтесь!»
   «Не ряженый, — говорю. — Всамделишный медведь».
   Хохот поднялся. Докладчик задом со сцены. В зале веселье:
   «Скажи, скажи, Михайло Иванович!»
   «Мужики, — говорю, — по делу пришел».
   У тех, кто на первых скамьях, глаза круглеют. Смех постепенно пропал.
   «Разрешите, мужики, — продолжаю, — жить с вами в мире и дружбе. Медведь я, — говорю, — да вот додумался жить по-новому. Своим умом дошел».
   Нескладная речь, однако, вижу, слушают.
   «Не такое время сейчас, — говорю, — мир неделим, так давайте, — говорю, — я вам в чем помогу, вы мне поможете».
   Какой-то парень из задних рядов:
   «Чем помочь?»
   «Не трогайте, — говорю, — не убивайте. Может, пригожусь на что путное. Дозвольте дом поставить в лесу, жить, как люди».
   Тот же парень кричит:
   «Ставь, пожалуйста. Живи!»
   «Спасибо, — говорю. — А может, на голосование мою просьбу?»
   Очень уж внезапно вышло для всех. Может, настроение у них поднялось, развеселил я их.
   «Живи, — кричат, — без голосования!»
   — Разрешили мне — в виде эксперимента. Начал строить избу. Женился на Анастаське. И вот — живу.
   — А с мужиками — как? — спросил Василий.
   — Сошлись характерами. То они мне помогут, то я им. К примеру, строят мост — поворочаю бревна. Машина у них — «скорой помощи». Слабенькая, видимость одна. Весной, летом по дороге из колдобин выворачиваю. Телка потерялась в лесу, глупая, — опять же ко мне, к Михаилу Ивановичу. Они вон мне телек установили. В благодарность, значит.
   — Не обижают?
   — Ни. Я им ничего плохого — они мне ничего плохого.
   К вечеру Василий с Михаилом Ивановичем поставили второй штабелек, возвратились до дому. Мишутка встретил их на середине дороги. Василий вспомнил о качелях. Из той веревки, которой его связывали, сделал Мишутке качели, из подвернувшейся дощечки — сиденье.
   Перед сном смотрели телевизор. Строители возводили пятиэтажку. Ходил кран, поднимались вверх этажи. Дом готов, солнце светится в окнах.
   — Вздор, — сказал Михайло Иванович. — В лесу лучше. Воздуху больше.
   — Однако, — обернулся к Анастасии Петровне, — спина что-то побаливает. Разотри-ка мне ее на ночь.
   Анастасия Петровна молча поднялась, пошла в сенцы за снадобьем. Анастасия Петровна была вообще молчаливой: два-три слова за столом, вопрос, что готовить, прикрикнет иногда на Мишутку.
   — Стесняется она, — пояснил Михайло Иванович. — Непросто освоить слова с этим проклятым «с». Слышишь — оно и у меня с присвистом.
   В последующие дни еще заготавливали дрова. Ходили по малину и по грибы. Эти походы были очень ценными для Василия — блокнот пополнялся записями.
   — Слышишь? — останавливался где-нибудь Михайло Иванович. — Барсук забормотал: сердится, запиши. — Михайло Иванович уже знал, что Василий изучает язык животных. Одобрял: это соответствовало его философии о наведении мостов между животными и человеком. — Бур-бур-бур… С пустым возвращается, нет добычи, — продолжал он о барсуке. — Когда с добычей, рот у него занят, тогда он не бормочет — урчит.
   — Пустельга!.. — Опять останавливается, оборачивается к Василию. — Подает голос нечасто: когда сыта и когда разгневается. Вот сейчас, — слышишь, — гневается.
   Василий черкал в блокноте.
   Идут дальше. Вдруг Михайло Иванович настораживается, опускается на четыре ноги, нюхает землю. Шерсть на загривке у него поднимается. Михайло Иванович раздражен.
   — Пройди, — говорит Василию. — Не оглядывайся. Я тут отмечу…
   Василий идет, не оглядывается. Через минуту Михайло Иванович догоняет его:
   — Чужак, понимаешь? Второй раз натыкаюсь. Предупредил. — И с раздражением: — Шляются тут всякие…
   Шагов через десяток успокаивается, говорит более мирно:
   — Не подумай, что я собственник — захватил территорию, застолбил. Кормиться, брат, надо, дичи все меньше становится. А тут — праздношатающие: один забредет, другой… Да и за Настей глаз нужен: моложе она от меня на девять лет.
   Поскреб живот на ходу, добавил:
   — Жизнь-то, она, знаешь, — жизнь…
   Так они бродят и разговаривают.
   — А как же! — говорит Михайло Иванович. — Я тут прописан! Домовая книга у меня есть. Жить — да без домовой книги?..
   Возвратясь, Василий обрабатывал записи, разговоры. Мишутка обычно вертелся возле него. Мишутка был скромным и послушным ребенком. Качели его вполне устроили. Телевизор он любил, как все дети. Мультяшки особенно. Над Волком хохотал, Зайцу симпатизировал.
   Спрашивал у Василия:
   — Скоро очередной выпуск? Что там?
   Василий утверждал:
   — Скоро. А ты спроси, напиши им, — кивал на телевизор.
   — Не умею, — Мишутка тряс головой.
   — Учиться надо.
   Мишутка потянул Василия за рукав, шепнул в ухо:
   — Папаня учится. Букварь у него…
   Это была новость. Василий сказал:
   — С ним и учись.
   — Да-а… — протянул Мишутка. — Кабы это просто…
   Состоялся разговор с Михаилом Ивановичем.
   — Есть букварь, — сказал тот. — Да вот не то что-то.
   — Что не то?
   — Про мальчишек там, про девчонок. Если бы про нас…
   Василий сочувственно покивал. Михайло Иванович неожиданно предложил:
   — Возьмись ты, Василий, за азбуку для зверей.
   — За букварь?..
   — Неоценимую услугу, браток, сделаешь.
   Василий подумал: что, если в самом деле?
   — Сделай! — настаивал Михайло Иванович.
   К концу второй недели Василий прощался с медведями. Пожал лапу Анастасии Петровне. Мишутка прижался к его боку: «Приходи еще…» Хозяйка тоже просила:
   — Добро пожаловать.
   Буквы «с» в словах она тщательно избегала.
   Михайло Иванович проводил его до проезжей дороги.
   — Обязательно приезжай! — Прощались они в обнимку.
   — Приеду, — обещал Василий.
   — И насчет букваря помни, — напутствовал Михайло Иванович.
   Василий снял часы, протянул Михаилу Ивановичу:
   — С благодарностью. С уважением.
   Михайло Иванович принял подарок:
   — По праздникам надевать буду. Спасибо.
   Прощально кивал Василию вслед.
   На полдороге к районному центру Василия догнала линейка: — возничий ехал по пути, туда же — в райцентр.
   — Садись, — сказал он Василию, заметив, что прохожий устал в дороге.
   Василий с удовольствием сел.
   — Нездешний будешь? — спросил возничий. — Не признаю.
   — В командировке, — ответил Василий.
   — А я здешний — Иван Ефимович Груздев. Агронома вожу. Был у него мотоцикл, да разбился. Агронома разбил. Теперь я его на лошадях вожу. За ним еду.
   Груздев был немолодым, но разговорчивым человеком, с круглым добродушным, неглупым лицом. Беседа сразу наладилась. Естественно, коснулась домика в лесу, Михайла Ивановича.
   — Конечно, знаю! — воскликнул Иван Ефимович: — Культурный медведь! Никому не мешает. Наоборот, зверью всякому заказал, чтобы не шатались, не шкодили. У нас пашня — какая там, поляна, тут поляна. Шкодило, бывало, зверье — уследишь разве? Теперь не шкодит. Есть, значит, польза.
   — С другой стороны, — продолжал возничий. — Ты вот ученый человек, по тебе видно. Знаешь, что ничего не стоит на месте: жизнь движется, наука движется — по телевидению; по радио говорят об этом. Да и мы видим, не слепые. Кибернетика развивается, экология. Почему не посочувствовать зверю? Во-первых, не так-то много зверей. Во-вторых, не так много они съедят. А сделаешь их всех культурными, польза от них — во! — Иван Ефимович выставил гвоздем большой палец правой руки. — Михайло Иванович вон — мед продает.
   — Мед продает?..
   — Излишки. С пасеки со своей.
   — На деньги? — поинтересовался Василий.
   — На деньги. Телевизор-то у него, как думаешь, задаром приобретенный? И тут польза государству — доход в бюджет… В общем, я не против Михаила Ивановича. И деревня не против.
   — А приходилось вам общаться с Михаилом Ивановичем? — спросил Василий.
   — Как же — мост строили! В лесу, бывает, встретишь: «Здравствуй, Михайло Иванович!» — «Здравствуй, — ответит, — Иван Ефимович!» — память у него на лица, на имена замечательная. «Как живешь?» — поведешь с ним беседу. «Ничего, — ответит, — живу, спасибо». Сигареты достанешь: «Закурим?» — «Нет, — говорит, — не курю. Берегу лес от пожара». На полном серьезе отвечает. Смышленый, положительный зверь.
   Так, с разговором, Василий и Груздев доехали до райцентра. Василий дал телеграмму на речку Вислуху, своим хозяевам, что за пожитками заедет к ним осенью, взял билет на автобус до железнодорожной станции. В город, домой, он возвратился поездом.
   Материала для диссертации оказалось более чем достаточно. Работа двинулась, к зиме все было готово.
   Но защитить диссертацию не удалось.
   Уже перед началом Василий ощутил в зале странную неделовую атмосферу. Оппоненты перемигивались друг с другом, посмеивались, черкали в копиях представленной диссертации. Если страницы попадали в поле зрения Василия, он видел под строчкажи — красные, синие росчерки. Некоторые страницы были вовсе замараны.
   Это укололо Василия, но вышел на защиту он вполне уверенный в своих силах.
   Говорить ему, однако, много не дали.
   — Позвольте, — прервал его профессор Молоков. — Это же фантазии, выдумки!
   — Какой медведь, — поддержал его Званцев, — помышляет о контакте с людьми?..
   — Я оперирую фактами, — пытался настаивать на своем Василий.
   — Факты?.. — возразили ему несколько членов комиссии. — Факты должны быть типичными, понятными.
   — Вода — это НЮ… — проиронизировал кто-то в зале, из студентов, видимо, в поддержку Василию.
   Но комиссия настаивала на своем:
   — «Наведение мостов…» — К Василию: — Вы уверены, что звери мыслят именно так? И мыслят ли вообще?..
   — Натурализма много… — поморщился кто-то из оппонентов.
   Итог дискуссии оказался для Василия плачевным:
   — Предлагаю диссертацию переделать, — заключил Молоков. — Изъять все о размышлениях зверей, какие там размышления? Ведь это — звери. Так же, как люди — люди. Чтобы написать такое, — Молоков потряс листками диссертации, — надо самому превратиться в медведя, пожить в берлоге. Вы что, — спросил Василия под общий смех, — жили в берлоге?..
   О домике, о двух неделях, прожитых с медведями, Василий в диссертации не написал. Побоялся: исключат из аспирантуры. Вон как — насмеялись до слез, вытирают глаза платочками…
   — Все! — Молоков сложил листки диссертации, возвратил папку Василию. — Кто следующий?
   Выбираясь из зала, Василий с возмущением думал: переписывать диссертацию по Молокову и Званцеву? Ни за что! «Фантазии… — перебирал он в уме, — натурализма много…»
   Было обидно, что его не поняли. Обидно за диссертацию: столько ушло работы. Случай такой — три медведя… За Михаила Ивановича обидно: повстречайся он с Молоковым, ничего бы не понял профессор, сказал бы — фантазия. «Вы что, жили в берлоге?..» — Василия коробило от обиды.
   Что же, однако, делать?
   «Букварь! — вспомнил он, принимая в гардеробной пальто и шапку. — Букварь — вот что делать».
   Спускаясь по лестнице в вестибюль, Василий мысленно набрасывал план учебника.
   Однако провал диссертации не выходил из головы, обиды не выходили из головы. Столько собрано материала! Нет такому материалу цены!
   — А если написать книгу? — пришла мысль. Василий тотчас ухватился за нее. Никакой материал не пропадет. Букварь — само собой, — рассуждал он, нацеливая себя на будущее. — Букварь я обещал, сделаю. А вот книгу!..
   Книгу прочтут — поверят. Книга разойдется по всему свету.

ГАРСОН

   — Еще немножко, — Володя помешал тушенку палочкой, повернул другим боком к огню. — Чуть-чуть — и завтрак готов!
   Володе двадцать три года, но он умеет разговаривать сам с собой. И петь песни. Песни — это, конечно, лучше, чем разговаривать, но с кем, кроме как с собой, поговоришь, когда ближайший лагерь километрах в семидесяти, а ты один в горах, не считая костра, палатки и неба над головой? Может быть, сказывался характер? Характер у Володи живой, общительный, в компании Володя любит пошутить, посмеяться. Свой парень, говорят о нем, и среди людей Володе живется легко.
   — Чуть-чуть, — повторил он, любуясь каплей янтарного жира на конце палочки и чувствуя, как у него разыгрывается аппетит.
   Утро только что началось, солнце выкатилось нежаркое — круглое и красное, как спелое яблоко.
   — Где же чайник? — Володя пошарил возле себя левой рукой, не отрывая глаз от палочки и от банки на углях. Чайник оказался тут же, где Володя предполагал найти его.
   — Сейчас мы тебя — на жар! — сказал ему Володя и отодвинул тушенку в сторону.
   Потер руку об руку, втянув сквозь зубы воздух, — как это делается, когда обожжешься, — и ловким движением, чтобы не обжечься еще, водрузил чайник на камни, положенные среди костра, так что чайник сразу же охватило огнем с трех сторон.
   — Так! — сказал удовлетворенно Володя и придвинул к себе тушенку.
   Но позавтракать ему не пришлось. Метрах в четырех от себя, на другой стороне костра, Володя увидел чудо. Увидел просто, по-будничному: поднял голову, а оно тут как тут. Это был круглый плоский предмет, наподобие двух суповых мисок, сложенных донцами вверх и вниз. Нижнее донышко, пожалуй, закруглялось более плавно, как яйцо, верхнее было точно, как у тарелки: поблескивал ободок по окружности — выступ, но без единой неровности. На сложенных мисках (миски — чуть маловато, скорее, кухонные тазы) сидела небольшая, со средний арбуз, голова, с глазами, ртом и небольшими решетчатыми дыоками по бокам там, где у настоящей головы должны быть уши. Голова была металлическая, и корпус был металлический. Все сооружение стояло на двух курьих ножках, — это Володя заметил сразу, и это поразило его больше всего. Ножки крепенько упирались в землю, расставив пальцы. Пальцев было четыре впереди и пятый, небольшой, для упора, — на задней стороне каждой ножки. Сооружение было высотой не больше семидесяти сантиметров, но это потому, что ножки были согнуты, как у гуся, предмет не касался земли — присел. Он наблюдал за Володей. Зеленоватые глаза со стоячим, как у кошки, зрачком смотрели на Володю внимательно, но не холодно, и по всему было видно, что предмет сидит и наблюдает за Володей давно, может, с рассвета, а может быть, с ночи, и если Володя не заметил его прежде, то, наверное, потому, что не отличил от камней, разбросанных там и тут группами и в одиночку. А теперь Володя его увидел и забыл про завтрак, про чайник, уже фыркавший на огне. Несколько минут они молча смотрели друг на друга — предмет и Володя. Предмет со спокойным любопытством, даже дружелюбием, Володя — в полном недоумении. Может, Володи не заметил этой штуки вчера, — этого самовара на птичьих ногах? Но нет, самовар стоял на тропинке, по которой Володя принес вечером хворост для костра. Тогда самовара не было. Он появился ночью или сейчас, только что, потому что смотрит с таким любопытством. Изумление Володи тоже переходило в любопытство.
   — Кто ты такой? — спросил Володя у самовара.
   Тот не ответил, но зрачки у него дрогнули — как индикаторы на счетной машине.
   Конечно, это был робот, кибер. Но откуда он появился? Может быть, его запустили ребята из группы Выдрина или Борисова? Вложили программу и послали к Володе с приветом? Должна же их мучить совесть: оставили его одного в котловине — у них, дескать, объем работы больший. Так нет, с базы выходили все вместе и никакого кибера не было, а если бы он был, то о нем знали бы все, и Володя тоже — шила в мешке не утаишь, Может, к Выдрину — он все-таки ближе — пришло пополнение, какой-нибудь чудак-изобретатель, и вот тебе — сюрприз.
   Володя спросил:
   — Откуда ты взялся?
   Робот дрогнул зрачками, но промолчал. Отлично сделана вещь, отмечал между тем Володя, даже изящно: корпус начищен до блеска, каждая линия была совершенством, но — почему у него птичьи лапы? Роботы, которых Володя видел на картинках в «Технике-молодежи» и в выпусках «Научфильма», были на человеческих ногах, неуклюжих и толстых, но на человеческих. Может, он иностранец — со спутника связи или еще откуда: мало ли вещей запущено сейчас в космос исследователями? Спустился на парашюте и забрел на огонек. Володя спросил по-немецки — немецкий он учил в школе, и кое-какие фразы у него в голове еще остались:
   — Шпрехен зи дойч?
   Молчание.
   В институте Володя учил французский, память услужливо подсказала:
   — Парле ву франсе?..
   Полное молчание.
   Володя вспомнил английскую фразу из самоучителя:
   — Ду ю спик инглиш, сэр?..
   Опять молчание.
   Володя стал что-то связывать по-тувински, но почувствовал, что не свяжет, и замолчал.
   Кибер перестал дрожать светом в глубине глаз. Однако интерес брал свое.
   — Гм… — хмыкнул Володя. — Откуда же ты, черт, взялся? — и снял с костра кипящий чайник.
   Подул на руку, посмотрел на гостя.
   — Кто тебя послал, Выдрин? — опять спросил он. Кибер безмолвствовал. Володя встал на ноги, кибер поднялся на лапках. Теперь они стояли друг перед другом, человек и робот, их разделял костер и метра четыре открытой поляны. Володя кашлянул, кибер ничего не ответил. Володя обошел костер — кибер потоптался на месте. Володя шагнул к нему — кибер от него. Сделал он это просто — переставил ногу и отдалился на шаг. Володя еще шагнул — кибер сделал еще шаг назад.
   — Послушай, — сказал Володя, — если уж ты появился здесь, то давай установим контакт.
   Кибер ничего не ответил, только поиграл светом в глазах. «Все-таки реагирует», — подумал Володя и пошел к роботу. Тот повернулся и пошел от Володи. Повернулся очень бесшумно, и на затылке у него оказались еще два глаза — точно такие, как спереди.
   — Вот как! — сказал Володя, Это уже не по-нашему, подумал он, наши конструкторы не делают глаз на затылке.
   Володя ускорил шаг — робот сделал то же самое.
   — Послушай, — сказал Володя, но робот не слушал — шел впереди него и смотрел в лицо Володи затылочными глазами.
   Володя начал сердиться:
   — Я же тебе не хочу плохого! — сказал он. — Почему ты уходишь?
   Робот шел так же, метрах в четырех от него, — ни быстрее, ни медленнее. Если Володя убыстрял ход — убыстрял ход и кибер, если Володя шел медленнее, кибер тоже шел медленнее, но дистанция между ними не уменьшалась. Так они прошли небольшой лесок, миновали осыпь камней и вышли на сравнительно ровное место — широкий лог между двумя скалистыми грядами.
   — Остановись! — приказал Володя, сам однако не останавливаясь.
   Робот не обратил внимания на его крик — так же семенил ножками, не сокращая дистанции. На песчаной почве оставались птичьи следы, поскрипывали мелкие камешки, крупные робот переступал, поднимая ножки повыше.
   Прошли еще метров двести.
   — Я ж тебе!.. — сказал Володя и кинулся вслед за кибером.
   Тот выкинул из корпуса ручки и, смешно размахивая ими, — до локтя они торчали горизонтально, болталась и загребала воздух четырехпалая кисть, — пустился во все тяжкие,
   — Чтоб тебя! — Володя резко остановился от неожиданности: он почему-то не думал, что у кибера будут руки, никаких признаков рук до этого на его сплюснутом корпусе не было видно, они появились внезапно, и Володя подумал, что может появиться из кибера еще что-нибудь неожиданное. Но почему он удирал?
   Робот тоже остановился и с легким лязгом спрятал ручки обратно в корпус.
   — Послушай, Гарсон, — сказал Володя. — Нет смысла устраивать соревнования. Мы же не спринтеры! Давай потолкуем.
   Робот молчал, словно прислушивался. Почему Володя назвал его Гарсоном? Было в кибере что-то от скромного стеснительного мальчишки? Рост, пугливость, широко распахнутые глаза? Или все это вместе? Володя вздохнул:
   — Ну что ты бегаешь от меня? Пойдем в лагерь.
   Повернулся и пошел в лагерь. Глянув через плечо, увидел, что кибер плетется за ним. Хороший признак, подумал Володя, со временем я его приручу.
   Так они вместе дошли до лагеря, заняли те же позиции: Володя у костра, робот на тропинке между камнями. Он, как и прежде, присел, подогнув под себя ножки, сделался меньше.
   Володя подживил костер, поставил над огнем чайник, придвинул к углям тушенку. За время экскурсии тушенка застыла, жирок подернулся пленкой. Погоня за роботом продолжалась около часа. Завтрак надо было готовить заново.
   — Ладно, сготовим, — сказал Володя и принялся помешивать тушенку палочкой.
   Что ему оставалось делать? Впервые Володя почувствовал растерянность. Что ему оставалось делать? И что за чудовище этот Гарсон? Откуда? Так же впервые Володе пришла мысль, что кибер не земного происхождения, что он гость из космоса. От этой мысли Володе стало не по себе. Но не считаться с такой возможностью было нельзя. Над Землей проносился двадцатый век с его чудесами — кибернетикой, спутниками, сигналами в космос. Вот кто-то и откликнулся на сигналы. Может быть, на орбите вокруг Земли чужой звездолет, может, кибер прилетел с Марса или с Венеры!.. Почему бы этому не случиться? Все может случиться.
   Володя посмотрел на Гарсона. Кибер сидел в той же поэе, в какой Володя увидел его впервые. «Черт с тобой, — подумал Володя, — сиди!». Но тут же опять поймал себя на чувстве растерянности: он не знал, что предпринять. Не знал — и все. Заговорить с кибером — было. Подойти к, нему — было. Опять погнаться за ним?..
   Отодвинув тушенку от огня и достав из рюкзака ложку, Володя стал есть. Это всегда успокаивает. Проверьте себя: поволнуйтесь, а потом сядьте за стол, за еду, Тотчас успокоитесь. Особенно, если у вас есть аппетит. А Володя нагулял его достаточно. Опустошив банку, Володя налил стакан чаю и принялся пить. При этом он поглядывал на кибера как можно хладнокровнее и спокойней. Однако мысли его были совсем неспокойные. Откуда же эта штука? — думал он. — Сработана отлично, земляне позавидовали бы такой работе: белый отполированный до блеска металл, тонкие шарнирные соединения, прозрачная глубина глаз — стеклянные они или, может, из хрусталя? Свет в глазах постоянно работал — то затухая, то разгораясь. Но никогда не гаснул совсем. Похоже, что работали у робота одни только глаза.
   — Гарсон! — громко сказал Володя.
   Глаза вспыхнули, но тотчас пригасли, хотя работа света в них не прекратилась.
   — Гарсон! — повторил Володя. — Или нам надо дружить, или убирайся туда, откуда пришел!
   Пожалуй, Володя не хотел сказать конец фразы так, как он получился. Он хотел проверить работу глаз кибера — ставил опыт. Пока он говорил, глаза светились ярче, когда кончил, пригасли, свет остановился в них на среднем уровне. Уж не слушает ли он глазами? — подумал Володя. И тут же испугался только что сказанных слов: вдруг кибер уйдет? Рассердится на него и уйдет? Ясно, что эта штука с умом. А вдруг она обладает чувствами? Например, чувством собственного достоинства? Обидится и — фить! — прощай, Володя, жди такого случая еше раз!
   — Ты не обиделся? — осторожно спросил Володя.
   Кибер молчал.
   Володя взял стакан, ложку, пошел мыть к ручью. Гарсон последовал за ним, — так же на расстоянии четырех метров, соблюдая дистанцию.
   — О, — сказал Володя. — Роли переменились! Теперь ты ходишь за мной, голубчик!
   Володя вымыл посуду, вернулся к костру, к палатке. Кибео шел впереди него, занял то же место, среди камней.
   — Чудной ты, — сказал Володя. — А ведь мне нужно работать.
   Взял молоток, карту, компас и зашагал вдоль гряды к месту, которое обследовал вчера и которое уже было нанесено на карту. Кибер двигался впереди — так же на расстоянии четырех метров. Когда Володя дошел до конца гряды и полез по откосу, чтобы обследовать выход на поверхность месторождения сильвинита и нанести новый участок на карту, кибер полез впереди него, — точно по маршруту, намеченному Володей, не сворачивая на скалы и на осыпи рваных камней, куда не полез бы Володя, чтобы не израниться и не поломать ноги. Володя это заметил. «Возле скалы, — решил он провести опыт, — я сверну вправо…». Скалу можно было обойти с двух сторон, но если обойти ее с правой стороны, — что получится? Кибер, дойдя до скалы, тоже повернул вправо. «Здорово! — сказал про себя Вололя. — Может, я сумею тобой руководить?» Наметил другой поворот, третий — кибер выполнил точно его маршрут. А вот я загоню тебя в тупик, подумал Володя, в ущелье. Метрах в двадцати от него расселина упиралась в обрыв. Кибер шел точно по намеченному пути. Тут я тебя и схвачу, думал Володя, — он все-таки хотел ближе познакомиться с роботом и исподволь готовился к атаке. Расселина становилась уже, — только полоска неба синела над головой. Сейчас робот упрется в стену, и дальше некуда. Ну, — гоп! — Володя расставил руки.
   Не тут-то было! Робот поджал ноги и, как пробка из бутылки, взвился над скалой. Володя остался с растопыренными руками.
   — Ну-ну, — сказал он, — я пошутил… — и пошел прочь из ущелья.
   Робот, описав дугу над его головой, опустился на тропинку и заковылял впереди Володи. Вид у него был удрученный, унылый, как будто он потерпел неудачу. «Переживает мою неудачу» — подумал Володя и рассмеялся:
   — Гарсон! — крикнул он. — Ты молодчина! Настоящий спортсмен-прыгун!
   Кибер не ответил. Володе ничего не оставалось, как заняться работой.