Страница:
В этот момент буры открыли по английским войскам сильнейший ружейный огонь из окопов, о существовании которых англичане ничего не подозревали. Головной батальон бригады под градом сыпавшихся на него пуль в беспорядке бросился бежать, увлекая за собой остальные части. Командир бригады, генерал Уошоп, был смертельно ранен, в результате чего было нарушено управление войсками.
Нескольким офицерам с большим трудом удалось остановить часть солдат и даже повести их в атаку на вражеские окопы, подойдя к ним на 50 метров.
Дальше британские пехотинцы продвинуться не сумели, и под сильным ружейным огнем вынуждены были отойти.
Основные силы Шотландской бригады залегли в 400–500 метрах от позиций противника, ища укрытия за малейшими неровностями местности. В это время совсем рассвело, и англичане открыли ответный огонь. Перестрелка продолжалась весь день. Потеряв почти всех офицеров и унтер-офицеров, Шотландская бригада была не в состоянии продолжать наступление и весь день оставалась в бездействии.
В описании самого генерала Метуэна события 11 октября выглядят следующим образом:
В этом сражении англичане потеряли 205 человек убитыми (из них 23 – офицеры), 690 ранеными и 76 – пропавшими без вести. Наибольшие потери понесла Шотландская бригада, командир которой также остался на поле боя.
Гвардейская бригада, получившая приказание прикрывать фланги, в течение всего боя действовала пассивно, даже не пытаясь помочь шотландцам. 9-я пехотная бригада потерь вообще не имела, поскольку все сражение простояла, охраняя лагерь, хотя ее присутствие на поле боя могло бы изменить ход сражения. Однако генерал Метуэн ее не использовал…
Буры потеряли около 100 человек убитыми и ранеными и продолжали удерживать позиции на высотах еще два месяца, отступив только после начала наступления фельдмаршала Робертса.
Сражение у Маггерсфонтейна наглядно продемонстрировало опасность атак на рассвете после ночного перехода (действовать подобным образом англичан заставили их огромные потери от ружейного огня буров на открытой местности, а ночная темнота, как надеялись британские генералы, уменьшит дальность и действенность огня) – оказалось, что ночные действия в значительной мере подвержены разного рода случайностям, а войска могут сбиться с дороги.
Шотландская бригада стала жертвой собственного стремления к внезапности (хотя ее-то и хотел добиться генерал Метуэн): двигаясь без авангарда и даже без разведчиков, она наткнулась на окопы буров, о которых никто из британских командиров не подозревал. Когда рассвело, бригада оказалась на открытой местности под огнем буров, которым ничто не мешало расстреливать с короткой дистанции английских солдат, чем они не преминули воспользоваться.
Неудача под Маггерсфонтейном приковала неудачливого генерала Метуэна к Моддер-Ривер вплоть до прибытия на театр военных действий фельдмаршала Робертса.
Глава 6
Нескольким офицерам с большим трудом удалось остановить часть солдат и даже повести их в атаку на вражеские окопы, подойдя к ним на 50 метров.
Дальше британские пехотинцы продвинуться не сумели, и под сильным ружейным огнем вынуждены были отойти.
Основные силы Шотландской бригады залегли в 400–500 метрах от позиций противника, ища укрытия за малейшими неровностями местности. В это время совсем рассвело, и англичане открыли ответный огонь. Перестрелка продолжалась весь день. Потеряв почти всех офицеров и унтер-офицеров, Шотландская бригада была не в состоянии продолжать наступление и весь день оставалась в бездействии.
В описании самого генерала Метуэна события 11 октября выглядят следующим образом:
«Батальон Зефортских гайлендеров обошел кустарник справа и стал на свое место за батальоном Black Watch. Батальон Зефортских гайлендеров и две роты Argyll and Sutherland Highlanders только что собирались развернуться, как противник открыл внезапно сильнейший ружейный огонь; большинство неприятельских пуль перелетали через наши головы.Бой у Маггерсфонтейнских высот прекратился в семь часов вечера: британские войска отошли в свой лагерь, а буры ничего не предприняли для того, чтобы помешать отступлению англичан.
Подполковник Гюго Галлет приказал Зефортским гайлендерам примкнуть штыки и взять позицию. Командиры прочих батальонов отдали такие же приказания. В эту минуту кто-то крикнул «отступать!». Часть батальона Black Watch, отступив, оказалась в середине батальона Зефортских гайлендеров. Подполковник Галлет приказал остановиться и лечь, но не отступать. К этому времени совсем уже рассвело; часть батальона Black Watch находилась несколько впереди и левее зефортцев.
Артиллерия, подъехав для поддержки атакующей колонны, открыла огонь, как только цели стали достаточно видны. Так как батальон Зефортских гайлендеров не получал приказаний, то его командир приказал головным частям двинуться вперед, чтобы попробовать взять траншеи, находившиеся в 400 ярдах от них; но как только они поднялись, то были встречены таким сильным огнем, что и офицеры и солдаты остановились. Десять минут спустя зефортцы сделали новую попытку, и также безуспешно. Тогда подполковник Гюго Галлер решил, что лучше оставаться на месте и ожидать приказаний.
В это время 9-й и 12-й уланские полки, конная батарея и конная пехота оперировали на правом фланге. 10-го в полночь 12-й уланский полк и гвардейская бригада вышли из лагеря с целью: уланы – присоединиться к кавалерийской бригаде, а гвардейцы – прикрыть тыл и правый фланг Шотландской бригады. Следует поставить в большую заслугу генералам сэру Генри Кальвилю и Бабингтону, что они с такою точностью исполнили ночью полученные ими приказания. В течение всего утра поддерживалась оживленная ружейная перестрелка. Гвардейская бригада занимала по фронту приблизительно две мили; мой правый фланг прикрывался пятью ротами Йоркширской легкой пехоты, три остальные роты которой были оставлены для охраны одного из бродов.
Капитан инженерных войск Джонс и поручик Грубб, действовавшие с воздухоплавательным отделением, доставили мне в течение дня много полезных сведений. От них я узнал около 12 часов дня, что противник получил подкрепления из Абадсдама и Спитфонтейна.
В этой части поля сражения противник удержал за собою позиции, которые были основательно укреплены и укрыты в кустарнике и небольших складках местности.
В полдень я приказал батальону гордонцев, оставленному в прикрытие обоза, поддержать Шотландскую бригаду.
Неприятельские траншеи, несмотря на бомбардировку их с рассвета лидитными снарядами и картечными гранатами, все еще были слишком сильно заняты противником, чтобы можно было рассчитывать взять их.
Гордонцы пошли вперед в полубатальонных колоннах и, хотя эта атака не удалась, их поведение в течение всего дня было замечательное.
В час пополудни противник, пытаясь обойти наш правый фланг, взял во фланг Зефортских гайлендеров, по которым открыл сильнейший ружейный огонь. Командир батальона выдвинул вперед свой левый фланг. В эту минуту было приказано отступать, и во время этого отступления и были понесены самые большие потери. Назад отошли на 500 ярдов, и на этой новой позиции гайлендеры удерживались до ночи. Подполковник Доуман, командовавший гордонцами, также приказал им отступить, считая невозможным держаться на позиции после ухода Зефортских гайлендеров.
Приходится сожалеть об этом отступлении, так как подполковник Гюго Галлет получил приказание оставаться на месте до ночи, а противник начал уходить с позиции группами в 10–20 человек.
Для изложения действий Шотландской бригады я воспользовался рапортом подполковника Гюго Галлета, исправлявшим должность командира бригады.
10-го вечером на мой запрос генерал Уошоп заявил мне, что он вполне понял отданные приказания и ничего не имеет возразить на них. Он умер во главе своей бригады, которая всегда будет чтить его имя. Его высокая репутация и военные таланты исключают возможность какой бы то ни было критики его действий. В моей дивизии все до последнего человека оплакивают потерю этого отличного солдата и верного товарища.
Атака не удалась; дурная погода этому способствовала; нижние чины Шотландской бригады готовы были собраться вновь, но это оказалось невозможно сделать из-за малого числа уцелевших офицеров и унтер-офицеров. Я не могу высказать порицания поведению этой прекрасной бригады. С 12 часов дня до ночи я удерживал свои позиции в виду неприятельских окопов.
Конная батарея G стреляла до ночи и выпустила около 200 снарядов на орудие. Поведение войск после неудачной атаки, произведенной на рассвете, выше всяких похвал; не произошло ни малейшего замешательства несмотря на то, что бой, как это легко можно себе представить, был очень жесток и что люди шли с 12 часов ночи, сильно страдая от жажды. В 7 час. 15 мин. вечера бой прекратился; Шотландская бригада устроилась под прикрытием гвардейцев, занявших фронт; батальон Йоркширской легкой пехоты прикрыл мой правый фланг; кавалерия и артиллерия стали за пехотою.
Люди имели на себе продовольственных припасов по половине рациона; кроме того, им было выдано из обоза по полрациона продовольствия, по одному рациону рома и воды в изобилии.
В случае, если бы противник очистил свои траншеи, я решил на другое утро перейти к Вроун-Дрифтскому броду и занять Маггерсфонтейнское копье; в случае же, если бы траншеи оказались еще заняты бурами, я намеревался отступить сюда (в лагерь у Моддер-Ривер). В течение ночи я эвакуировал раненых и отправил в тыл продовольственную колонну.
На следующее утро траншеи оказались еще занятыми противником. Осмотрев позицию вместе со старшими офицерами и присоединившись к мнению большинства их, я решил, что следует отступить, вопреки мнению генерала Кольвиля, считавшего, что нужно оставаться на месте.
Около полудня я отступил в полном порядке. Отступление прикрывали сэр Кольвиль с гвардейскою бригадою, кавалерия и артиллерия.
Около 300 человек гордонцев вызвались добровольно вынести раненых в лагерь. Во время отступления раненых было всего двое…» [ 23].
В этом сражении англичане потеряли 205 человек убитыми (из них 23 – офицеры), 690 ранеными и 76 – пропавшими без вести. Наибольшие потери понесла Шотландская бригада, командир которой также остался на поле боя.
Гвардейская бригада, получившая приказание прикрывать фланги, в течение всего боя действовала пассивно, даже не пытаясь помочь шотландцам. 9-я пехотная бригада потерь вообще не имела, поскольку все сражение простояла, охраняя лагерь, хотя ее присутствие на поле боя могло бы изменить ход сражения. Однако генерал Метуэн ее не использовал…
Буры потеряли около 100 человек убитыми и ранеными и продолжали удерживать позиции на высотах еще два месяца, отступив только после начала наступления фельдмаршала Робертса.
Сражение у Маггерсфонтейна наглядно продемонстрировало опасность атак на рассвете после ночного перехода (действовать подобным образом англичан заставили их огромные потери от ружейного огня буров на открытой местности, а ночная темнота, как надеялись британские генералы, уменьшит дальность и действенность огня) – оказалось, что ночные действия в значительной мере подвержены разного рода случайностям, а войска могут сбиться с дороги.
Шотландская бригада стала жертвой собственного стремления к внезапности (хотя ее-то и хотел добиться генерал Метуэн): двигаясь без авангарда и даже без разведчиков, она наткнулась на окопы буров, о которых никто из британских командиров не подозревал. Когда рассвело, бригада оказалась на открытой местности под огнем буров, которым ничто не мешало расстреливать с короткой дистанции английских солдат, чем они не преминули воспользоваться.
Неудача под Маггерсфонтейном приковала неудачливого генерала Метуэна к Моддер-Ривер вплоть до прибытия на театр военных действий фельдмаршала Робертса.
Глава 6
Сражение при Стромберге
В начале ноября 1899 года англичане были вынуждены отступить из северного округа Капской колонии ввиду возможного вторжения туда буров. Ожидая подхода подкреплений, британское командование перевело войска, до этого занимавшие узел дорог у Стромберга, в Квинстаун.
18 ноября генерал Гатакр прибыл сюда с батальоном Королевских Ирландских стрелков, а через четыре дня расположился лагерем в Путтерс-Краале. После подхода подкреплений, к началу декабря у него имелось около 3500 человек, из них 1000 – кавалерия. Гатакр планировал отбросить буров к реке Оранжевой и восстановить спокойствие в северном округе Капской колонии.
Очередное сражение англичан с бурами произошло 10 декабря 1899 года при Стромберге, когда отряд генерал-лейтенанта В. Гатакра, двигавшийся из Путтерс-Крааля по направлению к Мольтено, а далее на Стромберг, неожиданно попал в засаду, устроенную противником.
Накануне, 9 октября, основные силы дивизии, которой командовал Гатакр, по железной дороге отправились в Мольтено, где высадились из вагонов около 9 часов вечера того же дня.
Дополнительно из Пенхока к генералу должны были прибыть еще 160 всадников Брабантской конницы, 235 капских конных стрелков, четыре 2,5-дюймовых орудия и одна пушка Максима. Однако эти части так и не явились в Мольтено вследствие того, что телеграфист ошибся при передаче приказания генерала, отданного еще в полночь 8 октября.
Британские части весьма легкомысленно двигались без авангарда, не предпринимая никаких мер охранения ни впереди, ни на флангах. Разведка вообще не велась, конная пехота плелась в хвосте колонны, что не давало ей возможности в случае необходимости перейти к голове отряда, а инженерная рота прикрывала обоз.
Проводники, взятые из местной полиции, как выяснилось позже, плохо знали местность, заблудились, поэтому колонна английских войск в темноте прошла мимо позиций буров и перед рассветом наткнулась на западный фронт занятых противником высот. Как только рассвело, на англичан обрушился град пуль – стрелки буров вели огонь с минимальной дистанции.
Среди англичан началась паника, усилившаяся после того, как колонна была атакована с тылу большим отрядом буров. Они побежали, оставив в руках неприятеля более 600 пленных и два орудия. Буры от преследования противника воздержались, ограничившись артиллерийским обстрелом.
Бурский коммандант Гроблер, со своим отрядом атаковавший англичан с тылу, в телеграмме, отправленной в Преторию, сообщал:
Сам сэр Гатакр, пытаясь оправдаться перед своим непосредственным начальником – фельдмаршалом Робертсом (донесение он писал уже после смены британского высшего командования в Южной Африке), докладывал:
Свое мнение о причинах поражения британских войск в сражении при Стромберге высказал в донесении военному министру от 19 января 1900 года и сам фельдмаршал Робертс:
Непосредственный участник англо-бурской войны, российский доброволец Евгений Августус оставил в своих воспоминаниях впечатляющее описание «пейзажа после битвы»:
18 ноября генерал Гатакр прибыл сюда с батальоном Королевских Ирландских стрелков, а через четыре дня расположился лагерем в Путтерс-Краале. После подхода подкреплений, к началу декабря у него имелось около 3500 человек, из них 1000 – кавалерия. Гатакр планировал отбросить буров к реке Оранжевой и восстановить спокойствие в северном округе Капской колонии.
Очередное сражение англичан с бурами произошло 10 декабря 1899 года при Стромберге, когда отряд генерал-лейтенанта В. Гатакра, двигавшийся из Путтерс-Крааля по направлению к Мольтено, а далее на Стромберг, неожиданно попал в засаду, устроенную противником.
Накануне, 9 октября, основные силы дивизии, которой командовал Гатакр, по железной дороге отправились в Мольтено, где высадились из вагонов около 9 часов вечера того же дня.
Дополнительно из Пенхока к генералу должны были прибыть еще 160 всадников Брабантской конницы, 235 капских конных стрелков, четыре 2,5-дюймовых орудия и одна пушка Максима. Однако эти части так и не явились в Мольтено вследствие того, что телеграфист ошибся при передаче приказания генерала, отданного еще в полночь 8 октября.
Британские части весьма легкомысленно двигались без авангарда, не предпринимая никаких мер охранения ни впереди, ни на флангах. Разведка вообще не велась, конная пехота плелась в хвосте колонны, что не давало ей возможности в случае необходимости перейти к голове отряда, а инженерная рота прикрывала обоз.
Проводники, взятые из местной полиции, как выяснилось позже, плохо знали местность, заблудились, поэтому колонна английских войск в темноте прошла мимо позиций буров и перед рассветом наткнулась на западный фронт занятых противником высот. Как только рассвело, на англичан обрушился град пуль – стрелки буров вели огонь с минимальной дистанции.
Среди англичан началась паника, усилившаяся после того, как колонна была атакована с тылу большим отрядом буров. Они побежали, оставив в руках неприятеля более 600 пленных и два орудия. Буры от преследования противника воздержались, ограничившись артиллерийским обстрелом.
Бурский коммандант Гроблер, со своим отрядом атаковавший англичан с тылу, в телеграмме, отправленной в Преторию, сообщал:
«Сегодня в 4 часа я получил донесение, что англичане начали наступление на Мольтепо. Я ушел с 400 человек с Стромбергской позиции на разведку и таким образом там осталось всего 600 человек.В донесении фельдмаршалу Робертсу генерал-лейтенант Гатакр позднее докладывал о событиях 10 декабря:
Получивши донесение, что происходит бой, я вернулся на поле сражения. В этом деле буры действовали в двух отрядах: первый, под начальством комманданта Оливье, занимал главную позицию (Руй-Коп); другой, под начальством Шванепеля, был расположен несколько южнее для наблюдения за Мольтенской железной дорогой.
Английская артиллерия открыла сильнейший огонь, после чего я атаковал англичан в тыл со своим отрядом из 400 человек. Встречный и тыльный огонь наших стрелков производил опустошение в рядах противника, который, не будучи в состоянии удерживаться долее, бежал к Мольтено».
«Пехота шла впереди, имея в голове колонны Королевских Ирландских стрелков; за пехотою 74-я ездящая батарея, Капская конная полиция, конная пехота Dewar's, 77-я ездящая батарея, конная пехота Королевского Беркширского полка, повозки полевого госпиталя под прикрытием 12-й инженерной роты. Проводники были от Капской конной полиции.Британские войска потерпели очередную неудачу, причем генерал Гатакр, как ни странно, своими действиями активно содействовал успеху буров: предварительно не организовав разведку местности, отправился в путь, не имея достоверных сведений о противнике. Местные Сусанины (вполне вероятно, агенты буров) завели его отряд в западню, а бестолковые действия английских солдат на поле боя говорят об отсутствии уверенного руководства ими.
Отряд прошел около восьми миль при свете луны, делая обычные привалы, и остановился у Робертс-фарм в 12 1/2 часов ночи 10 декабря.
Главный проводник заявил, что мы находимся в полутора милях от позиции противника: отдохнувши три четверти часа, снова двинулись вперед, но уже в темноте.
Вскоре мы заметили, что проводник сбился с дороги; вместо того чтобы через полторы мили подойти к позиции противника, отряд шел до 3 ч. 45 м. утра и, сделавши большой кружный путь, дошел до требуемого места.
Колонна оказалась против сильной позиции, с которой противник открыл огонь по частям, шедшим в голове. Три роты Королевских Ирландских стрелков развернулись на левом фланге, занявши одно копье; остальная часть этого батальона и Нортумберландские фузилеры наступали к позиции по крутому склону.
Артиллерии было приказано выдвинуться на копье, занятое тремя ротами Королевских Ирландских стрелков; к несчастью, одно орудие завязло при переходе через овраг и его пришлось оставить там на время; упряжные лошади были перебиты ружейным огнем и его не было возможности вывезти. Две батареи снялись на позиции – одна на копье, другая непосредственно к западу от нее.
Конная пехота пыталась обойти правый фланг буров, но была вынуждена отступить на копье, занятое тремя ротами Королевских Ирландских фузилеров.
Полчаса спустя командир 2-го батальона Нортумберландских фузилеров, считая, что далее невозможно удерживаться на позиции, приказал отступать по открытому месту к одному из гребней; но многие из его людей, а также Королевские Ирландские стрелки отстали и были взяты в плен. Командир Королевских Ирландских стрелков и офицер, принявший от него начальство, были тяжело ранены в начале боя.
Артиллерия с большим трудом выехала на позицию по пересеченной местности и также отступила на седловину, находящуюся к юго-востоку сзади; она оставалась там более часа времени, прикрывая отступление вместе с Королевскими Ирландскими стрелками и с конною пехотою.
В это время неприятель открыл меткий огонь из орудия большого калибра, которое нельзя было заставить замолчать. К счастью, большая часть снарядов не разрывалась.
Около шести часов вечера мы заметили, что несколько конных отрядов пытаются обойти наши фланги; наши батареи открыли огонь одновременно на два фронта, к западу и востоку, и несколькими меткими выстрелами отбросили эти отряды.
Отступление на Мольтено началось; отступление пехоты прикрывали артиллерия, конная пехота и Капская конная полиция. Во время перехода через один овраг одно орудие завязло в трясине и его пришлось бросить. Пехота при отступлении к Мольтено сделала от 9 до 10 миль по прямой дороге; конная пехота и артиллерия держали противника на дистанции.
В одном месте на пути нашего отступления неприятель поставил орудие большого калибра, которое нанесло нам большие потери с дистанции 6000 ярдов.
В Мольтено пришли в 11 часов утра. В 5 часов вечера пехота была посажена на железную дорогу для отправления: обе роты 1-го батальона Королевских Шотландцев и инженерные части – в Бушманс-Хок, Нортумберландские фузилеры и Королевские Ирландские стрелки – в Стеркстроом, штаб дивизии, артиллерия и конная пехота – в Кипергат. После полудня прибыло 160 человек Брабантской конницы; от них были высланы разъезды в направлении Стромберга, которые заметили один разъезд буров числом около 50 человек и насчитали до 1100 конных буров на позиции. Они бивакировали в Мольтено и отступили на следующее утро к Кипергату» [ 24].
Сам сэр Гатакр, пытаясь оправдаться перед своим непосредственным начальником – фельдмаршалом Робертсом (донесение он писал уже после смены британского высшего командования в Южной Африке), докладывал:
«Имею честь донести, что, по самым верным источникам, во время вышеизложенного дела в Стромберге было не более 1700 буров, с двумя или тремя орудиями, и если бы атака на позицию была ведена с запада, то артиллерия могла бы быть выставлена на копье, находящихся к западу от Стромберговского бассейна, командующих над всею позицией буров. Мне представлялся этот момент весьма важным для занятия этого узла путей, почему я и решил выступить из Путтерскрааля с возможно большим числом людей и попробовать поразить внезапностью. Для успеха такого предприятия это следовало сделать ночью; остановка же в Мольтено указала бы противнику наши намерения.В общем, гладко было на бумаге, да забыли про овраги. Генерал Гатакр даже не удосужился провести разведку предстоящего маршрута своих войск, а после сражения сокрушался, что его артиллерия не могла действовать на пересеченной местности. Естественно, британский генерал не забыл сообщить о героизме своих солдат и офицеров, отметив, что «отступление артиллерии было произведено в большом порядке, поэшелонно батареями, под прикрытием конной пехоты. А подполковник Жеффрей выказал большое искусство в выборе позиций».
Выбрав такой план действий, я обсудил его вместе с начальниками частей; я расспросил подробно о местности чинов полиции в Мольтено и его окрестностях, которые, как можно было предполагать, должны были хорошо знать здесь каждую пядь земли, и затем решил провести этот план в исполнение.
Я заметил, что колонна по выходе из Робертс-фарм 10 декабря в 12 ч. 30 м. ночи стала слишком уклоняться к западу. Спрошенные мною по этому поводу проводник и сержант капской конной полиции Морган, которые вели колонну, оба ответили одно и то же, что они хорошо знают дорогу и что хотя, действительно, ведут нас несколько кружным путем, но что так мы избегаем проволочных изгородей и участка дурной дороги, по которому трудно было бы провести орудия ночью. Об этом участке они ничего не упоминали перед выступлением и говорили, что дорога хороша на всем своем протяжении. Проводники от полиции говорили мне, что новый путь немногим длиннее того, о котором они говорили раньше, и что он ведет в требуемое место.
Через полчаса после того, как колонна двинулась снова, командир 2-го батальона Королевских Ирландских стрелков, шедших во главе, заявил мне, что, по его мнению, проводник сбился с дороги.
Тотчас же я переспросил сержанта Моргана. Он уверил меня, что проводники (два европейца и два туземца полиции) прекрасно знают дорогу и что он сам уверен в ней. Я послал сержанта Моргана в голову колонны для направления ее.
Я шел также при головном батальоне и часто расспрашивал проводника о дороге. Сержант Морган не переставал уверять меня, что путь верен, хотя и более длинен, чем он предполагал.
Незадолго до рассвета он указал мне на одно копье, которое, по его словам, было целью нашего перехода, но до которого оставалось еще две мили. Так как он сказал, что дорога будет отличная, то, несмотря на утомление людей, я счел за лучшее продолжать движение и овладеть позицией. Предстоял выбор между последним решением и отступлением на Мольтено. На рассвете колонна была встречена ружейным огнем, прежде чем конная пехота, шедшая во время ночного марша позади, успела выдвинуться вперед для прикрытия фронта.
По причине весьма пересеченной местности, артиллерия не могла тотчас же выехать на позицию; между тем одной батарее удалось открыть огонь по южному склону одного копье, а другая в то же время стала западнее от этой же высоты».
Свое мнение о причинах поражения британских войск в сражении при Стромберге высказал в донесении военному министру от 19 января 1900 года и сам фельдмаршал Робертс:
«Полагаю, что неудача попытки генерала Гатакра овладеть Стромберговским узлом произошло главным образом вследствие недостатка верных сведений о местности, на которой предстояло действовать, и о позиции буров, а также по причине утомления людей после переезда по железной дороге и большого ночного перехода в ночь перед боем.Британские войска понесли в этом сражении серьезные потери – 23 человека убитыми, 58 ранеными, а в плен к бурам попали более 600 человек. У буров было 8 убитых и 26 раненых.
Когда спустя немного времени после полуночи стало очевидным, что взятые проводники колонны сбились с пути, генералу Гатакру следовало остановиться и попробовать отыскать настоящую дорогу или же отступить к Мольтено, но не ставить весь отряд в рискованное положение, ведя его к дефиле, обстреливавшемуся с обеих сторон противником.
Отсутствие конных частей с четырьмя 2,5-дюймовыми орудиями и одною пушкою Максима, вышедшими из Пенхока, которые должны были присоединиться к колонне, без сомнения, способствовало неудаче. Это обстоятельство приписывается в донесении небрежности телеграфистов; но если бы при отправлении депеш озаботились бы о том, чтобы требовать уведомления о получении их, то генерал знал бы – дошли ли его приказания до начальника Пенхокского отряда.
При отступлении большая часть 2-го батальона Нортумберландских фузилеров и 2-го батальона Королевских Ирландских стрелков отстали и были взяты в плен. Генерал Гатакр по этому поводу не дает никаких объяснений. Без сомнения, этот случай надо приписать крайней усталости людей, которые были не в силах отступить с достаточною скоростью под неприятельским огнем» [ 25].
Непосредственный участник англо-бурской войны, российский доброволец Евгений Августус оставил в своих воспоминаниях впечатляющее описание «пейзажа после битвы»:
«С обеих сторон выкинуты белые флаги. На гору поднимаются мерным шагом английские санитары с носилками. Буры толпами разбрелись по полю вчерашнего сражения и, добродушно улыбаясь, вступают в беседу с английскими носильщиками.
Те угрюмо отмалчиваются и озабоченно снуют между грудами мертвых тел, отыскивая раненых, еще подающих признаки жизни.
Нужно обладать нервами мясника, чтобы равнодушно взирать на эту потрясающую душу картину поля сражения, от которой и теперь еще, при одном воспоминании, у меня холодеет сердце. Кучками нагромождены тела англичан, искавших за валами спасения от убийственного огня буров.
Разве эти безжизненные громады каменных гор стоили того, чтобы из-за них погибло столько молодых цветущих жизней, чтобы из-за них пролилось столько крови! Еще вчера она билась горячим ключом, вызывая жизнь и движение, а сегодня она застыла черными лужами на изрытой земле, запеклась на грязных мундирах, на посиневших уже лицах убитых.
Вон лежит, раскинув руки и ноги, здоровенный детина с красной нашивкой сержанта – снарядом раздробило ему голову, и она представляет теперь безобразный ком рыжих волос, крови и мозгов.
Вон другой, широко раскрыв глаза, точно живой, с крепко сжатой в руке винтовкой – его молодое, безусое лицо застыло с выражением какого-то недоумения: «За что? За что?» А уж мухи копошатся на лице, залезая в глаза, в рот.
Буры хлопочут над своими жертвами, по праву победителя собирают винтовки, котелки и скатанные одеяла, составляющие снаряжение солдат, отстегивают и снимают с раздувшихся животов поясные ремни и подсумки.
Вон бур, у которого на ногах вместо башмаков изорванные опорки, заприметил у офицера сапоги с желтыми голенищами. «Bei gute Skunnen!» (Славные сапоги!) – ухмыляется он. Но сапог не поддается. Еще одно усилие – и у него в руках сапог с оторванной ногой. Кость выше колена раздроблена осколком.
С проклятием швырнул он от себя сапог и заковылял дальше. Другие распарывают карманы, снимают бинокли, часы. Зачем все это мертвым, если все равно их оберут свои же санитары…
Невыносимое зловоние и отталкивающие картины обирания и раздевания трупов заставили меня покинуть поле сражения, и я пошел за своей лошадью, размышляя дорогой о трагической участи женщин, которым иногда так горько приходится раскаиваться, что скромному пиджаку предпочли блестящий военный мундир…» [