– А доспехи-то у тебя откуда? Ты же специально без них переносился, чтобы не запалиться.
   Рыцарь помрачнел.
   – Пойдём, – нехотя проговорил он. – Расскажу.
   Они молча, не спеша потопали к трёхэтажному бревенчатому особняку, и по дороге маг предпочёл не говорить врагу-другу, что глаза того поменяли цвет с привычного зелёного на синий. О другом он также умолчал.
 
   – Хватит с камином копаться, – поторопил волшебник медленно разжигавшего огонь меченосца.
   – Дай передохнуть, а? Я так устал… – отозвался рыцарь, забывший даже снять доспехи.
   – Да в чём дело-то?! А ну колись! Прекращай интригу разводить!
   Молодой человек чиркнул спичкой, поднёс пламя к бумаге, та мгновенно загорелась – и немедленно потухла.
   – Да что ж всё не слава богам!
   – Коро-оче-э, – прорычал дракон.
   Рыцарь выругался, помянув того, кто клал камин, людей, что посадили лес, и гения, который придумал тонкие спички. Порывистым движением мужчина бросил в пасть камина коротенькую палочку с обугленной головкой, обернулся к дракону и затараторил:
   – Значится, делал я, как мы запланировали.
   – Ну.
   – Перемещаясь в прошлое, остановился в том году, когда меня зачали.
   – Легко нашёл?
   – Очень. Твоё заклинание временной видимости, которое ты смешал со снадобьем переноса, помогло: циферки бегали перед глазами – надо было только соскочить на нужной.
   – Типа как выйти из автобуса на своей остановке.
   – Чего?
   – А, это не из вашей эпохи… в смысле, нашей. И? Что дальше?
   – Затем в темпе отыскал дом своих родителей… вернее, благодаря тебе – только матери. – Рыцарь обжёг собеседника взглядом.
   – Не тормози, – используя функцию «Ignore», подгонял чародей с крыльями. – Рассказывай.
   – «Отца» дома не было.
   – А меня?
   – И тебя тоже… папашка. Зашёл я в прихожую – никого. На кухню – опять никого. В ванную – то же самое. В комнату матери – а там наткнулся на свою родительницу!
   – Жуть! А затем?..
   – Затем я выхватил меч и до смерти напугал того, кто кувыркался с матерью в постели.
   – Меня из прошлого?
   – А вот нет! Говорю же, без тебя обошлось. Чудик какой-то с мамашей резвился.
   – Тёмный?
   – Не всосал. Что тёмный?
   – Тот чудик – брюнет?
   – О боги! Какая разница?!
   – Ну, может, и никакой… – пробормотал дракон.
   – Машу я, значит, мечом, – распаляясь, вещал рыцарь, – пугаю чудика – в основном воплями клинка, которого я разбудил, когда выхватил из ножен. Чудик вскакивает и голышом выпрыгивает в окно. Вот умора!
   – Ы?
   – Ну, мамина спальня на втором этаже находилась.
   – А-а-а. А-ха-ха.
   Рыцарь, похоже, вошёл в раж.
   – Только я это сделал, как кто-то припёрся. Я бегом, чуть ли не лётом – вниз. А там – папаша.
   – Я?
   – Не, настоящий папаша. Вернее, формальный. Блин! Первый, в общем.
   – М-м.
   – Вежливый такой: «Что вам надо, мадемуазель?» Я р-раз кованым сапожком ему промеж ног – и на улицу. Вот тут тебя повстречал: ты, озираясь и одновременно напевая, шёл к крыльцу.
   – Боюсь спрашивать о продолжении этого триллера.
   – Какого триллера? Что за чушь ты постоянно несёшь?
   – А, снова перепутал.
   – М-да? Проехали, короче… На чём мы остановились?
   – На мне.
   – Ну, схватил я тебя за загривок… за кость под гипотетическим загривком, – поправился рыцарь, – и потащил прочь.
   – Я сопротивлялся?
   – Не особо. Узнал, надо полагать.
   – Странно: ты же тогда ещё был женщиной, а я тебя помнил только мужчиной.
   – Хм.
   – Всё?
   – Всё. Едва вышел наружу, сразу возвратился сюда.
   – А доспехи-то откуда?
   Громыхнув металлом, рыцарь пожал плечами.
   Дракон вдруг сделал подозрительно-невинное и вместе с тем чертовски смущённое лицо. Отвернулся, уставился в окно.
   Сначала воин ничего не понял. Он и через минуту ничего не понимал, но вопрос задать догадался-таки:
   – Погоди-ка… А как я очутился в пещере? Я ведь именно оттуда вышел, прежде чем вернуться в наше время.
   – У-угу-у, – подтвердил маг – его интонация рыцарю совершенно не понравилась.
   – И почему на мне оказались доспехи?
   – У-угу-у.
   – Что угу?! – взорвался мечник.
   – Кто знает…
   – И вот чего не пойму, – обращаясь уже к себе самому, а не к кудеснику, рассуждал мужчина, – по какой причине я не переместился во времени давным-давно? Если меня отрубило, то действие снадобья должно было закончиться, пока я валялся в беспамятстве. Кстати, с чего это меня могло отрубить?
   Скелет молчал, уставившись в стену. Его плечи подрагивали.
   – Ты там что? Гогочешь?
   – Не-эт… – еле сдерживаясь, промямлил дракон.
   – Больше никогда не дам тебе в долг! Никогда, понял!? А то пожертвуешь потом и кровью отобранное у других драконов богатство вот этим вот хохочущим костям без мешка, и что взамен? Вначале всесильный маг-некромант тебе память стирает, после в женщину недостойным образом превращает, а затем начинаются вообще… непонятки. Ты хоть имеешь представление, что со мной случилось?
   Дракон помотал головой. Из его глаз, не видимые рыцарю, текли слёзы. Полый живот сотрясался от беззвучного хохота.
   – И я не представляю…. Вот нафига ты волшебную палочку потерял? Не мучались бы сейчас… А тот долг, с которого всё началось, напомни, накой тебе нужен был?
   Хвостатый вдохнул, выдохнул – и выдал ответ скороговоркой, потому что иначе заржал бы:
   – Мы собирались организовать совместное предприятие.
   – А, ну да. – Воин наконец вспомнил. – Драконы и рыцари всех королевств – соединяйтесь! Милые старые деньки. Тогда идея о сотрудничестве человекоядных ящеров и людей-ящероненавистников ещё не выглядела глупой утопией. Жаль, задумка пошла прахом из-за того, что ты не вернул мне деньги… Стоп! Так вот в чём причина! Ты не хотел организовывать драконо-рыцарское братство, а просто-напросто попёр мои бабки! Вы, динозавроподобные, жуткие скопидомы и жмоты!.. Да что тебя плющит-то?!
   – Мы… ха… жмоты… ха-ха… зато… не носим… ха-ха-ха… для красоты… голубые линзы! Ха-ха-ха-ха-ха!..
   Напрягал и безудержный смех дракона, и что-то в его словах. Но что? Рыцарь попробовал поразмыслить – не получилось. Обозлённый на собственную недогадливость, а заодно на нетактичность огнедышащего, он сорвал с головы шлем и бросил на пол. «Убор» бухнул об доски, отскочил, закатился под диван. Длинные светлые волосы растрепались, закрыв поле зрения.
   – Лиро-эпическая сила! – Рыцарь занёс руку, чтобы поправить шевелюру, – и застыл, подобно статуе, воздвигнутой в честь их нынешнего короля.
   Живот болел немилосердно; держась за него лапой, дракон вновь заговорил с воином:
   – Брателло, у меня для тебя три новости. С какой начать?
   Рыцарь откликнулся похоронным тоном:
   – С плохой.
   – Дело в том, что хорошей среди них вообще нет. Новость первая: чудик с тёмными волосами, которого ты видел в доме матери, – твой истинный отец.
   – Мать изменяла папе ещё и с… папой?!
   – Новость вторая: ты не совсем мужчина.
   – Чего-о?..
   Внезапно раздался стук, от которого так и сквозило вежливостью.
   Неохотно подойдя к двери, рыцарь распахнул её и с неудовольствием обнаружил на противоположной стороне порога напомаженного субъекта. Субъект накручивал на безукоризненно наманикюренный палец завитые явно при помощи бигуди мелированные волосы и улыбался от уха до уха, не в силах, однако, растянуть обезображенное подтяжками лицо. Но этого мало: субъект игриво подмигнул хозяину особняка голубым глазом.
   – Чем обязан? – холодно, насколько мог – а мог он не очень, – приветствовал рыцарь.
   – Ну, здравствуй, дорогой, – разлил елей субъект.
   Дракон неслышно вырос за спиной у пехотинца.
   – У этого голубоглазого, если тебе интересно, тоже линзы.
   Рыцарь не врубился. Затем всё же скосил один глаз вправо, глянув на свою, держащую дверь руку. Руку с идеально ровными ногтями, покрытыми бесцветным лаком и блёстками.
   Немедленно отпрыгнув от сомнительного мужчины, рыцарь захлопнул дверь. Дом покачнулся. Щеколда скользнула в паз, щёлкнул закрываемый замок.
   – Ч-что э-это? – заикаясь, еле выговорил воин.
   – Вторая новость, – как ни в чём не бывало объяснил дракон. – Как я понимаю, тот отец, что тебя воспитывал, имел… да, имел… немного нетрадиционные взгляды на взаимоотношения полов.
   – Ч-что ты н-несёшь?! Э-этого не может быть! Как же меня зачали, ежели он не туда ориентированный? Не сходится!..
   – Ну конечно, не сходится…
   – Вот.
   – …потому что он тебя не зачинал.
   В дверь аккуратно, утончённо стучали. Рыцарю было по барабану – он этого даже не замечал.
   – Потому что он – как? – проблеял вояка.
   – Никак, – вынес приговор маг. – Представь, что красивая, безумно сексуальная девушка схватила тебя за загривок… или, допустим, за кость под гипотетическим загривком – и потащила в укромное местечко. Что бы ты сделал на моём месте?
   Сердце ухнуло в самый низ – в направлении реки Стикс, матери первородных мрака и ужаса.
   Ничего не подозревающий меч-кладенец сладко причмокивал во сне.
   – Это и есть третья новость? – пискнул рыцарь.
   – Она самая. – И дракон подтвердил вывод безжалостным кивком. – Ну, что ты стесняешься? Давай, обними папочку!
   – Какого, к дьяволу, папочку?!
   – А такого. Если ты в прошлом, будучи обаятельной девушкой, встретишь охочего до женского пола и изголодавшегося по нему же приятеля, то в будущем, может, и родишься сыном – но только своим собственным.
   Омоложенное пластическими операциями лицо рыцаря хранило пугающе бесстрастное выражение.
   – Опять не сдержался, да? – уточнил он.
   – Увы. – Дракон развёл длиннющими лапами, нечаянно сорвав занавески.
   – А как же разговоры о том, что no woman – no cry?
   – Попробовал бы воздержаться с моё. А потом, сердцу не прикажешь.
   – Сердцу???
   – У нас, истинных мужчин, сложно отделить одно от другого.
   – Я тебе их щас… хнык… от… хнык-хнык… отделю-у-у-у-у!..
   По доброй традиции обидевшись на мировую несправедливость, рыцарь расплакался горячими слезами – и уткнулся макушкой дракону в плечо.
   – Ну-ну, мой хороший, мой противный сынок. Не печалься и не хнычь. Найдём тебе достойную пару. Накачанного, видного мужика – не то что накрашенное курообразное за дверью. И кого-нибудь получше твоей пассии, щеголяющей во-о-от такими буферами. В общем, будете вы с суженым жить долго и счастливо, пока смерть…
   Тут рыдания сделались оглушительными, скелет даже перестал слышать, что говорит.
   – Н-да. – Поглаживая более или менее мужчину по прореженным волосам с кончиками, выкрашенными в белое, скелет понял, что допустил серьёзную ошибку: не стоило упоминать о смерти. – Рыцари бывают разными, хоть и никто не знает об этом, – задумчиво проговорил он. – Эх, вечно с вами, чувствительными натурами, проблемы!
   Прижав щёку воина к костистому телу, маг негромко запел – песню из подсмотренного в альтернативной вселенной мультфильма про щенка своеобразной расцветки. Мультик и раньше вызывал смешанные чувства, но теперь-то приходилось самолично завывать «арию» главного героя. Дракон, к его чести, превосходно справлялся с задачей, прочувствованно, нежно, чуть ли не по-матерински успокаивая впавшего в депрессию рыцаря.
   И лишь иногда невыносимо трогательный текст прерывался непроизвольным утробным гоготом.
(Июль 2013 года)

Игры с судьбой
(Соавтор – Дара)

   «Я стал изумительно беспомощным».
 
   Он ненавидел проигрывать, даже если устраивал турнир с самим собой и особенно если дело касалось счастья. Минутную радость легко отыграть, мелкие неудачи перетерпишь. А вот тонкое, но мощное и непонятное вместе с тем эйфорическое чувство, берущееся словно бы из ниоткуда, помогающее творить и добиваться успеха, – это чувство, считаемое после любви наиболее ценной ставкой, столь просто не получить.
   Фёдор Торбинин, архитектор торговых центров, рослый мужчина средних лет, сидя на полу, перемешал карты и заново разложил пасьянс. «Любовь» не хотела выпадать, хоть ты тресни! Создавалось ощущение, что комбинацию из пяти карт (четыре туза с единственным в колоде джокером) упразднили указом свыше. И «узор» счастья не выстраивался. Однако собралась «приятная неожиданность»: всё лучше, чем проигрыш, тем более неизвестно кому.
   В квартиру вошла Эля, по обыкновению тихо. Забрала из коридора свои вещи, побросанные Фёдором в кучу, и, ни слова не сказав, удалилась. Говорить было не о чем.
   Стараясь не обращать внимания ни на возлюбленную, с которой недавно расстался, ни на странную пустоту в душе, нечто сродни высохшему озеру, игрок перетасовал колоду из тридцати семи тонких картонных прямоугольников.
   А что, закралась Торбинину мысль, если потерянное им счастье уходит к Эльке? Версия отнюдь не радужная, но, к сожалению, реалистичная. Фёдор при расставании пожелал подруге «всего хорошего» – неужели ирония сработала по методу от противного? Возможно. В этом чёртовом мире возможно и кое-что похуже!
   Бухнув колоду на пол, Торбинин рывком поднялся. Утро: пить водку рановато, так хоть кофейком брюхо всполоснёт.
 
   На работе Фёдора не ждали. Вообще-то ни там, ни в какой-либо другой конторе не ждали ровным счётом никого.
   Это игра.
   Она не заменила жизнь – она и являлась ей самой. Ставки в виде эмоций, успехов, выполненных поручений, новых пассий и бойфрендов – и тому подобное в неограниченных вариациях. Клали на «бочку» нужное с важным, выигрывали и проигрывали – иногда в компании, иногда в одиночестве.
   Фёдор не видел в устройстве мира плюсов, минусов он тоже не замечал. По большому счёту, ему было наплевать. Планета крутится, вращаемая магией; волшебный закон управляет и недолгим веком людей. Техника есть: автомобили, компьютеры, коммуникации, но в основе мироздания – ворожба.
   Что ж, это игра.
   Чьи воображение и воля нарисовали картину вселенной, архитектор не знал – его и это не интересовало. Будь воля Торбинина, тот бы и пасьянс не раскладывал. К прочему, Фёдор всегда отдавал предпочтение маджонгу. Однако восточные традиции и игры в собственную судьбу отличались от западных аналогов. На Востоке «пользовались» го, и-цзином, тем же маджонгом, тогда как цензурирующая сила Запада воплотилась в покере, рулетке, пасьянсе.
   Качественно сделанное задание Фёдор собрал накануне, а значит, в ближайшие дни он свободен. Замечательно. Правда, заняться нечем… По телевизору крутили новости вкупе с сериалами, но ничто не могло изменить программу передач.
   И это – игра.
   Щелчок кнопкой выключения, осиротевшую чашку – в мойку. Одеться, захватить карты и пойти на прогулку, проветриться, поискать что-нибудь, похожее на дела.
 
   Блондинка, эдакой павой вышагивавшая по аллее, отказалась с ним знакомиться – ни слова не проронила, едва взглянула и сразу же отвернулась. К брюнетке он не подошёл сам: пока мерзкие карты не выдадут комбинацию любви, на взаимность надеяться бессмысленно. А интрижки… сыт он по горло этими никуда не ведущими интрижками, которые часто затеваются секса или денег ради.
   Будь у него в распоряжении меньше свободного времени, Фёдор не заморачивался бы напрасными попытками переспорить жизненный уклад. Основа основ (магия), директор фирмы под названием «человечество», диктовала свои условия и, чтобы ни произошло, придерживалась категорической позиции. Может, оно и правильно… но, блин, хреново!
   Фёдор пнул банку из-под джин-тоника, что неторопливо катил по асфальту ветер. По привычке пошерудив в кармане ветровки колоду, с которой никогда не расставался, архитектор присел на лавочку. Неподалёку от его дома открылось казино – сыграть, что ли, там? Азарт – признаться, порядком утомивший – тот же, а в компании веселей.
   Торбинин поправил волосы, которые спустя секунду опять растрепал ветер, немного поразмыслил и пришёл к выводу, что попытка – не пытка.
 
   Мир, в котором всё подчинено причудливым законам азартных игр, в котором нет ничего постоянного и стабильного, где будущее зависит от комбинаций карт, фишек, кубиков, выпадающих мне, тебе, ей, ему. Основной закон мира: каждый сам творит свои законы. Казалось бы, такое должно привести к полному беспорядку, анархии, но существуют ограничения, и их усваивает любой малыш, только-только научившийся держать в руках книжку, колоду или другой жизненный манипулятор.
   Каждая игра создана для определенной цели. Если ты пытаешься добиться успеха в бизнесе – возьми «Триллионера», нужно победить врагов – купи «Военное искусство». Конечно, выпускают и повседневные манипуляторы, чаще всего карты, что ты раскладываешь, выясняя: идёшь ли на работу, получишь ли прибавку к жалованию, как сложится свидание…
   Федор слышал и об универсальных играх, тех, где на кон ставят жизнь или судьбу. Об играх, способных помочь в любой ситуации… или навредить – как фишка ляжет. Хм, возможность пойти ва-банк, чтобы забрать громадный куш? Верилось с трудом…
   Борьба определяет бытие, целиком состоящее из неожиданного, нелогичного. А иногда безудержно хотелось малой толики стабильности и предсказуемости.
 
   Это произошло молниеносно.
   Игра напоминала пятикарточный покер с обменом, только раздавалось по четыре карты плюс дополнительная, а в колоде насчитывалось шесть джокеров. Предыдущую пару часов Фёдоровой жизни вырвала с плотью натренированная рука кого-то могущественного. Азарт, позабытый, приевшийся, нахлынул с новой силой.
   Торбинин обзавёлся неплохим выигрышем: пятью удачами – тремя мелкими, одной средней, одной крупной – и двумя успешными начинаниями. Начинания радовали особенно: если грамотно их применить, можно в перспективе добиться как любви, так и счастья.
   Игрок напротив него, белобрысый крепыш со сломанным носом и приросшей к лицу ехидной полуулыбочкой, перетасовал карты.
   – Все радости в этом году, начиная с сегодняшнего дня, – сказал он словно бы в тёмную пустоту казино.
   Торбинин не колебался.
   – Согласен. Ставлю… свободу на шесть месяцев.
   – На пять. Лет, – чётко произнёс белобрысый.
   – На двенадцать месяцев.
   – Ладно, на два с половиной года.
   – Хорошо.
   Анте не использовали.
   Когда раздали карты, неряшливо одетый парень справа от Торбинина пасанул почти не глядя. Фёдор чекернулся. Возрастная женщина с плоской грудью, что сидела слева, стукнула по столу. Белобрысый поступил так же.
   После обмена первым ходил архитектор: он снова сделал чек. Женщина сбросилась. Ехидца пропала с лица блондина, он безразлично глянул на карты, потом на визави и озвучил ставку:
   – Олл-ин.
   Торбинин ничем не выдал волнения. Неуверенность длилась секунды – потом он согласился.
   – Что у тебя есть? – осведомился белобрысый и, стоило Фёдору достать бумажник, презрительно скривился. – Убери эту мелочёвку.
   – Там много денег, а ещё карточка…
   – Поставь что-нибудь другое. Какую игру юзаешь?
   – Пасьянс, тридцать семь карт.
   – Сойдёт.
   – Но… А, ладно!
   Он положил на середину стола колоду – и вскрылся. Четыре туза.
   – Бери доп, – сухо произнёс мужчина напротив, игравший в закрытую.
   Ещё одна карта легла на зелёное сукно, завершая комбинацию Торбинина, – джокер! Боясь поверить глазам, он смотрел на сочетание «любовь», которое в этом «покере» ничего не означало само по себе, но приносило ему однозначную победу.
   – Теперь ты, – не сдержавшись, радостно выдохнул Фёдор.
   Белобрысый, не имевший права длить дальше, неторопливо снял с шапки колоды карту, присоединил к своим. Причмокнул и выложил пятёрку джокеров на стол.
   Приятный полумрак игорного заведения навалился неподъёмной вязкой тьмой гроба. Сознание не принимало действительности, протестовало, сходило с ума!
   А действительность сверкала ехидной полуулыбочкой.
   Полдюжины шутов и остальные карты вернулись на место, белобрысый принялся меланхолично их мешать.
   – Ты жульничал! – закричал Фёдор на всё казино. – Ты не мог собрать роял-джокера!
   – Даже если так, – невозмутимо отозвался победитель, – что с того? Решения игры не отменить.
   – Гад!
   Торбинин рванулся вперёд, через стол, чтобы хорошенько вмазать шулеру. Хук справа, от неопрятного юнца, повалил проигравшего на пол.
   – Это игра, чувак, – впервые за два с лишним часа заговорил парень, скрежещущим, неприятным голосом. – Без обид.
 
   Вывалившись на улицу, Фёдор вытер кровь рукавом. Плевать, что испачкался: хотелось умереть, покончить с собой, к чёртовой матери вынести из своей тупой башки ту жижу, что он по ошибке принимал за мозги!.. Где уж тут размышлять о внешнем виде. Только вот пистолет взять негде. Может, купить в специализированной лавке? У беспринципного хмыря-эмигранта…
   Так, размышляя о смерти, представлявшейся ему наиболее лёгким и правильным выходом, он забрёл в Восточный район. Торбинин никогда не ходил сюда, в немалой степени из-за того, что люди востока относились к пришельцам с прохладцей. Хоть криминал тут был редкостью, у каждой нации – своя территория.
   Хозяин магазинчика, подобно соотечественникам, оказался низеньким и худеньким. Носил он матерчатый светло-оранжевый халат и яркую широкополую шляпу. На вид Фёдор дал бы человечку лет сорок пять.
   Лавочник встал из-за скособочившегося столика, коротко, но вежливо поздоровался – и всё, никакой болтовни, принятой у продавцов в Западной части города. Застывшей крови, размазанной по физиономии посетителя, он словно не заметил. Сняв шляпу, обнажив чёрные жёсткие волосы, а вместе с ними солидную плешь, торговец опять сел за столик. Положил восточный вариант сомбреро на потрескавшуюся деревянную столешницу, налил зелёного чаю в старинную фарфоровую чашку с золотыми рыбками на внутренней стороне и, отхлебнув, удостоил позднего гостя рассеянным взглядом.
   Фёдор тем временем уже задумчиво шёл между полками. Из привычных игр он отыскал лишь маджонг, полдесятка версий. Потемневшая коробка попала в поле зрения случайно. Торбинин аккуратно вытащил находку, открыл. Внутри лежали фишки, по форме точь-в-точь маджонговские, но парень не увидел ни одной знакомой масти. Изображения походили на карточные бубны, черви и пики, хотя использовались цифры одного из восточных народов. Рисунки соответствовали стилю: драконы, написанные в легкоузнаваемой аутентичной манере; характерные обрядовые маски; духи – злые и добрые.
   – Что поставить на кон, решает владелец, – негромко сказал материализовавшийся за спиной Фёдора торговец.
   Западнорайонный испуганно вздрогнул.
   – Вы должны выбрать что-нибудь ценное для вас, – будто бы ни на что вокруг не обращая внимания, продолжал коротышка. – Иначе не выпадет ни одна комбинация.
   Конечно же, Торбинин не поверил.
   – Чушь! Так не бывает.
   – Все сомневаются. А между тем игре несколько сотен лет. Правда, вы держите в руках обновлённую версию. Я лично изготовил её. Говорят, раньше в маджонг вроде этого просто играли.
   – Что значит «просто играли»? – не понял Фёдор.
   – Не из насущной необходимости, а из удовольствия.
   – Хотите сказать, раньше судьбой управляли по-другому?
   – Ей вообще не управляли, – огорошил торговец. – Да и сейчас не то чтобы очень.
   Торбинин громко фыркнул.
   – Бред! Вы сами-то верите…
   – Верят в Бога, – прервал продавец, – а это можно знать или не знать. Я не знаю, и, боюсь, уже никто ни подтвердит, ни опровергнет мои слова.
   – А вы пробовали в неё играть?
   – Отец рассказывал, что ты либо пользуешься её услугами, либо нет. Вещь из прошлого, в которой сохранилась изначальная магия, слишком сильна, чтобы природа позволяла каждому желающему применить её мощь. Но должен предупредить: этот маджонг исполняет всего одно желание. После требовать от него что-либо бессмысленно.
   – А если не получится?
   – Пеняй на себя. Ведь это игра.
   Фёдор повертел коробку в руках, недоверчиво хмыкнул. Отдал маджонг «узкоглазому хитрецу» и, кинув саркастическое «до свидания», вышел из магазинчика. Последним идиотом он почувствовал себя полминуты спустя, когда вбежал обратно, сунул продавцу крупную сумму и выхватил игру.
   – Бога нет! – выпалил он, не до конца понимая, что делает. – Человек – владыка своей судьбы!
   Хозяин лавки не удостоил его ответом – положил деньги в карман балахона, как ни в чём не бывало вернулся за столик и налил очередную чашку чая.
 
   …Незримым воздушным змеем скользнул по телу ветерок, погладил, шепнул, уверил, что всё будет хорошо.
   – Нихрена подобного, – зло прошептал Фёдор.
   Он же собственноручно затолкал жизнь в очко унитаза и спустил воду. Сперва проиграл что можно, а вернее, что нельзя, потом потратил деньги на какую-то фигню. По-лёгкому вернуть потерянную жизнь захотелось. Сыграет разок в чудо-маджонг, и пожалуйста, падут с небес все блага мира. А если продует?! Опять… Да чем он думал-то!.. Не так: он вообще думал!? Вдобавок нос разбили, похоже! Дотронулся. Больно, чёрт!!!
   Нервный импульс, острее, чем осколок зеркала, проткнул хвалёную, дутую надежду, выпустив из этого душевного атавизма остатки жизни.
   Торбинин вскочил, схватил коробку с маджонгом и, размахнувшись, бросил в текущую под мостом реку. Набор до цели не долетел: ударившись об ограду, рухнул отринутой верой.
   – Это игра! Игра, мать твою!