Страница:
Вспомнив древнюю заповедь «Не паникуй!», я успокоился. Не то чтобы совсем, но по большей части.
Корабль открыл разноцветную прореху и скакнул в неё. Мы оказались в гиперпространстве. Скорость посудины возросла во много раз и спадать не думала. Мало того, она становилась всё больше и больше, больше и больше…
Мне оставалось только надеяться на лучшее, что я и делал. Попутно молясь. Надежда умирает… хм, да. С последним. А я тут как раз первый и последний. Вот круто, а?..
За этими невесёлыми мыслями я не расслышал, что мне сказал Колбинсон.
– Дец! Де-эц! Дец!!! – крикнул он мне в самое ухо.
– А? Что? Я здесь.
– Пока здесь, – уточнил профессор. – Но очень скоро произойдёт очередное искривление пространства. Ты снова купишь тапочки и снова отправишься в полёт, и снова очутишься здесь…
– И вы не знаете, как это предотвратить?
– Нет, не знаю.
– А разве я только что не был на корабле?
– Перестань болтать, пожалуйста, и послушай меня. Я провёл временные исследования и понял, что дело в тапочках. Не надевай их – они неисправны. Чтобы уйти от погони, ты используешь их, попадаешь в гиперпространство и при этом продолжаешь разгоняться. Ты не можешь остановить тапки. А они разгоняют вас с кораблём до такой скорости, что вы прошиваете пространство-время насквозь и оказываетесь в мире прошлого. Словно какие-нибудь… как же это?.. Ах, да! Попаданцы. И в этом прошлом мире мы снова разговариваем, я рассказываю тебе то, что мне удалось узнать из моих исследований. Но потом ты всё забываешь.
– Почему это?
– Ну как же. Это реакция реальности на попытку изменить её. Она меняться не хочет и стирает раздражающие её факторы.
– Но из-за неё я оказываюсь в «петле» пространственно-временного континуума!
– Именно. Поэтому-то тебе и нельзя надевать тапки, иначе…
– Если я их не надену, копы меня поймают и освежуют.
Профессор Колбинсон задумался.
– Э-э-э. А ты попробуй-таки не надевать. Вдруг всё окажется не так страшно.
– Страшно – нет. Но страшно больно.
– Дец…
Проф говорил что-то ещё, а тем временем у меня в голове рождалось нечто вроде озарения. Вот оно назревало, назревало, назревало – и вдруг как лопнуло! Итак, реальность нашей Нереальности очень строптива. Она не хочет меняться… Ну что ж, не хочет так не хочет.
– …и процент вероятности такого исхода меньше, чем…
– Проф, а, проф?
– …чем… да, Дец? Что?
– А зачем вообще мне понадобились эти тапки?
– Они тебе не понадобились – они нужны мне.
– Для чего?
– Ну как же. Эксперименты, опыты…
– То есть вы послали меня, чтобы я их купил, заранее зная о том, что они неисправны?
– Э-э…
– Вы очень предусмотрительны, проф. Настолько, что наверняка знали и о «петле», которая возникнет, когда кто-то эти тапки… кхм… купит. И пусть этим кем-то лучше окажусь я, чем вы. Так?
– Ну-у…
– Давайте сюда деньги.
Колбинсон сначала не врубился. Но потом хлопнул себя по лбу и достал из кармана души (не пугайтесь, просто наша валюта так называется).
– Вот, Дец, держи. Я буду тебе очень благода…
Я взял деньги и сунул их в карман. Надо действовать, пока я опять всё не забыл!
– Да-да. Как и всегда, верно, проф? Чао!
Я вышел из университета, где профессор Колбинсон ставил свои опыты, и направился в ближайший стрип-бар.
Реальность не хочет меняться, чтобы угодить мне? Ну что же, я не буду её менять. Даже пробовать не стану. Я просто повеселюсь в стрип-баре. Потом, может быть, забреду в казино и сыграну в покерок. Найду себе классную девчонку, схожу с ней в ресторан, а после – понятно что. Так я потрачу деньги. И не на что будет покупать столь необходимые мне тапочки.
Опыты, значит. Эксперименты. Эх, проф, проф. Не умеешь ты жить…
Через несколько часов я проснулся в каком-то отеле. Естественно, в кровати с обалденной красоткой. Как её звали – одному дьяволу известно, ну да не привыкать. Важнее было другое. Я вдруг подумал, что надо срочно потратить оставшиеся деньги. Мне показалось, если этого не сделать, произойдёт что-то неприятное. Теперь-то ясно, от чего у меня возникли такие мысли. С мелочью в кармане, я бы снова припёрся в магазин и попытался купить тапки. А в тот момент меня лишь посетило чувство, что надо избавиться от наличности. О том, как всё обстоит на самом деле, мне позже рассказал Колбинсон.
Так, значит, я подумал: «Ну уж не-эт. Дудки!» – имея в виду, что неприятности щас совсем ни к чему. В такой приятный, погожий денёк, когда я – пусть это пока и оставалось для меня тайной – наконец вернулся домой.
Я взял с табуретки джинсы и высыпал деньжата на кровать. Подсчитал. Можно приобресть бутылку вина и пиццу. Вот ведь цены нынче. На нормальный перекус средств хватает, а тапочки гиперпространственные, даже ломаные-переломанные, на них не купишь.
Но это были частности. Главное, я не оставлял реальности ни единого шанса.
– Алло. Это ресторан на первом этаже? Примите, пжалста, заказ в номер…
Смерть им к лицу
Город откинул спальные районы ночью.
Но перед этим тепло и свет утекли во мрак сквозь пространство-время. Лампочка в подъезде в очередной раз моргнула, содрогнулась, затем звонко щёлкнула, напустив в колбу мутного, словно молоко, дыма, и погасла. Густая, почти осязаемая мгла хлынула по лестничным маршам, жадно пожирая ступеньку за ступенькой. Скособоченный трёхэтажный дом, построенный в прошлом веке, превратился в чёрную тень, в коробку из бетона и железа, под крышку наполненную страхом и ожиданием. Лишь щербатые, усеянные окурками подоконники блестели в свете толстобокой Луны тысячами осколков от разбитых пивных бутылок.
Минуту стояла тишина, вязкая, концентрированная, едкая. Вдруг отворилась дверь квартиры на третьем этаже, а потом с жутким грохотом захлопнулась; замок лязгнул на весь подъезд. Вышедшая на лестничную площадку девушка после недолгой паузы застучала по каменным ступенькам высокими острыми каблуками. Спустившись к выходу из подъезда, не лишённая привлекательности и вместе с тем не отличавшаяся худобой юная дама замерла. Последовал смачный плевок, после которого темноту разрезал звонкий женский голос:
– Чёрт тебя дери, электрик криворукий! Найду – прокляну!
Домофон пронзительно запиликал.
На улице девушка, закинув за спину чёрный рюкзак, зашагала к толстому дереву, что стояло напротив дома. Старый ссохшийся дуб, издалека похожий на кривую опору ЛЭП, власти грозились спилить уже не первый год. Но то один, упав с ветки, насмерть разобьётся, то другой от сердечного приступа у основания поляжет. Чертовщина.
Набросив на голову капюшон балахона, тоже тоскливо-чёрного, девушка свистнула, отчего соседские дворовые псы зашлись нестройным лаем. Обеспокоенно глянула на шелестящее небо и подошла к дубу.
Невысоко, в паре метров от дупла, широко расставив крылья и нахохлившись, как разъярённый тетерев, сидел ворон. Он был будто соткан изо льда, стекла и камня. Крылья блестели, словно полированная сталь, глаза застыли, уставившись в самую верхнюю точку неба. Когти твари, схожие по виду с кусками угля, надёжно обхватили гнутую ветку. Расправив крылья, ворон повернул голову, взглянул в глаза девушке и протяжно каркнул.
– И тебе привет, Эдгар.
Она призывно махнула рукой – птица слетела с дерева.
Парочка, пройдя сквозь заросли, попала в заброшенный парк, всегда с радостью их принимавший. Мрачный сквер зарос шиповником и акацией. По земле стелился туман, густой, как кровь, текущая из раны, и белый, как смерть, что витает над кладбищем. Лакированные сапоги с жуткими черепами-застёжками и шнуровкой до колен выстукивали по асфальту непонятный резвый мотив, отдававший биением обезумевшего сердца. Одинокое эхо разносилось ветром на многие километры вокруг, вселяя в случайных прохожих неясное беспокойство: в такую рань порядочный хозяин собаку на улицу не выгонит.
Их путь завершился на отдалённой, захваченной травой могиле. Ворон вспорхнул на голое деревце, чтобы навести марафет. Подрагивающие от волнения пухленькие руки вынули из кармана балахона смятую бумажку, развернули, разгладили. Написанное всё равно оставалось неудобочитаемым.
– Clatto… Verata… чего?
– Кар-р!
– Кончай каркать, Эдгар, и помоги!
– Кар-ркнул Эдгар-р: «Пр-риговор-р!»
– Мерзкая птица! Блин, кто это писал? А, это же я писала. Ну тогда ладно… Р-р-р! Нифига же не прочтёшь! Может, сходить домой, глянуть в инете?
– Кар-р!
– Поняла-поняла. Не буду, – проворчала девушка. – О’Кей, попробуем снова. Clatto, Verata… Nicto, во!
Девушка замерла в благоговейном ожидании. Но магические слова произнесены, а на кладбище по-прежнему царит мёртвая тишина – никто оживать не намеревается. Хотя должен, чёрт возьми!
– Clatto, Verata, Nicto! – повторила она – веско, с достоинством.
Похороненный, судя по всему, плевать хотел на вескость, продолжая вести себя крайне недостойно: могилу изнутри не разрывал, прогнившими руками не тряс, не лез из ямы, будто трупный червь из пустой глазницы, не ходил с диким криком. Не подавал вообще никаких признаков жизни.
– Эгоист! – в сердцах высказалась молодая чернокнижница, снова комкая листок с заклинанием и убирая обратно в карман. – Ты и при жизни вёл себя не лучше!
– Пр-риставай, дор-рогой, пр-риставай!
– А ну-ка заткнись, пучок перьев! Ещё раз помянешь это, тебя тоже лопатой прихлопну!
– Кар-р!
Сплюнув на могилу почившего ухажёра, девушка зашагала прочь из обители вечного покоя и вечной же скуки.
– Бр-рёвна! Бур-ратины! Мер-ртвяки хр-реновы!
– Эдгар, завязывай. Полетели отсюда… Или пошли… Да, ёлки, без разницы!
– Повтор-рим? – предложил ворон.
Девушка на ходу пожала плечами.
– А смысл? Не работает же! Найти бы в реале умника, который запостил на форуме эту чушь, и подвесить за…
– Кар-р?
Некромантка покраснела хуже пойманного на взятке мэра.
– …за нос, – нерешительно договорила она.
– Мар-ргар-ритка! – иронически высказалась птица.
– Та-а-ак. – Колдунья немедля остановилась, упёрла руки в боки. – Во-первых, не Маргаритка, а Маргарита!
– Мар-ргар-ритка!
– А во-вторых, называй меня как положено: Ваше Злодейшество!.. Ну, или типа того… – Девушка тяжко вздохнула. – Марго, там…
– Мар-ргар-ритка!
Не сейчас, а чуть позже кто-то разрывал могилу изнутри, тряс прогнившими руками, лез из ямы, будто трупный червь из пустой глазницы, ходил с диким криком.
Только, к несчастью, уже после того как юная адептка «чёрной» магии и её говорливый знакомый удалились с кладбища.
С другой стороны, к несчастью ли? Утверждение весьма спорное…
Маргаритка включила светильник, который напоминал распятие, украшенное наконечником для новогодней ёлки, и плюхнулась в кресло с черепами на спинке. Чехол для этого древнего, вылинявшего, скрючившегося представителя мебели девушка сделала сама – потратила весь саван, что купила на пэтэушную стипендию в ближайшем магазинчике погребальных товаров. И ещё целую шкатулку блёсток: соткать абсолютно необходимые черепа было больше не из чего. Надо признать, они получились неплохие. Кривоватые, конечно, зато действительно пугающие ввиду полнейшего отсутствия у автора вкуса, дизайнерских знаний и навыков шитья. А ночью головешки, когда на них падал лунный свет, забавно блестели – правда, девушка постоянно убеждала себя, что то очень страшный и нездоровый блеск. В конечном итоге она накинула на спинку белую наволочку, чтобы скрыть из виду черепа, навевавшие мысли скорее не о смерти, а о «двойках» по геометрии и рисованию.
Маргаритка недовольно, ленивым движением смахнула на пол не прописанных в квартире крыс, которые устроили на «Некрономиконе» брачные игры. Плюхнувшись на пол, шерстяные зверьки продолжили утехи. Поднатужившись, девушка оторвала от изящного стеклянного журнального столика пятикилограммовый том и бухнула на колени. Поморщилась, перевернула покрытую человеческой кожей обложку, перелистнула пару страниц. Вгляделась в текст, накаляканный словно бы слепой курицей с ДЦП, а взаправду – безумным, умершим века назад арабом. Адепт зла попыталась в триста двадцать пятый раз прочесть заклинание, от усердия непроизвольно задвигав кругленькими губками.
Удивительно, но ей удалось-таки разобрать «каллиграфию»: «Klaatu, Barada, Nikto»! Вот оно!
– Ёлы-палы!
Она захлопнула «Чёрную книгу», возвела очи к потолку – и резко переместила взгляд вниз, потому что по балке полз ужасный, покрытый густой шерстью паук не меньше семи-восьми сантиметров в длину.
– У-у-у! Вот, значит, как звучит настоящая оживлялка! Щас я этому олуху на готском форуме напишу, что думаю о нём и его познаниях в магии!
Маргаритка порывисто встала с кресла и уверенным шагом подошла к еле работающему, бэушному ноутбуку. Наволочка, свалившись со спинки кресла, обнажила ехидно ухмыляющиеся черепа, что поигрывали блёстками в неверном свете шестидесятиваттной лампочки.
Накатав гневное и, по традиции, анонимное сообщение человеку под скромным ником Alhazred, Маргаритка кликнула «Ответить» – плод трудов появился на форуме. Переведя дух, она с чистой совестью зашла в электронную почту. Скривившись, прочитала письма от Любы с Надей и Веркой: каждая, типа, спрашивала о делах подруги, а на самом деле хвалилась собственными успехами. Эти трое встречались с парнями, учились в престижных вузах, днём свет божий затмевали красотой… Мрак и скукотища!
При взгляде на выражение лица Маргаритки скривился бы и лимон – если допустить, что лимонам есть чем смотреть. Впрочем, колдовство не отрицало такой возможности. Ознакомившись с достижениями «подружек» и скрытыми подколками в свой адрес, девушка послала трём ведьмам скопом веский ответ «Привет. Ага. Пока». И в порыве ярости хлопнула крышкой ноутбука.
Компьютер не успел выключиться, однако монитор резко перестал светиться. Вентилятор замолк – видимо, на веки вечные.
– Да-а бли-ин!..
– Кр-ривор-ручка! – уведомил Эдгар.
– Молчать! Спи давай!
Некромантка накинула на внушительных размеров клетку, где сидел ворон, тёмную материю. Стараясь не обращать внимания на протестующие карканье, Маргаритка разделась и улеглась в кровать.
Разбудил её жуткий, нечеловеческий вопль.
Маргаритка, точно укушенная вурдалаком, вскочила с постели. Темнота потоком забвения из древнегреческих мифов текла по комнате, заливая окружающее, воздух пропитался кошмарами, ощущение безысходной неизбежности наваливалось Сизифовым камнем, грозило переломить спину, свести с ума.
Короче, всё как обычно, город как город. Но отчего же тогда в сердце неясное ноющее чувство? Или – предчувствие?..
Маргаритка рассеянно завертела рукой в поисках ночника, что стоял на тумбочке с поры младших школьных классов, когда она начала бояться спать без света. Нет, пугала её не темнота, а сон во тьме. Бывало, Маргаритка просыпалась посреди ночи, размыкала глаза и принималась орать на половину квартала безумным баньши. Родители после нескольких концертов купили малютке ночник в виде добродушной улыбающейся тёти-тыквы с панамкой на голове и зелёным хвостиком на макушке. Спустя годы тыква потускнела, потрескалась, почти обесцветилась, но заботливая девушка разрисовала её пентаграммами, а бока и щёчки разукрасила словами из понравившихся песен. В компании со светильником-распятием тыковка смотрелась гармонично. Получилась этакая неформальная тётка Галя, что торгует героином из-под полы на базаре и слушает «Cradle of Filth», разогревая весло на плите. С охраной спалось гораздо спокойнее. Только куда подевалась «подружка»?
Ладонь Маргаритки провалилась в пустоту, затем ещё раз и ещё. «Чёрт возьми, да где же провод!» – вертелось в голове; на языке тем временем собиралось проклятие. Проклинать Маргаритка умела и, что самое интересное, чрезвычайно любила.
– Да чтобы ты по швам треснула, карга старая! Доберусь – лампочку выкручу!
В желании поскорее включить свет Маргаритка, потеряв бдительность, свалилась на пол и звонко ударилась копчиком о каменный пол.
«А где ковёр мой икеевский?» – мелькнула мысль, как только боль в заду добралась до мозга.
На улице снова премерзко закричали. Кровь похолодела, вызывая спазмы во всём теле, в ответ занемели руки, а сердце опять забилось о грудную клетку. Что за небывалые, жуткие вопли?!
И достигший наконец носа отвратный, гнилостный запах!..
«А шторки-то у меня откуда, мамочка родная?!» – Некромантка ошарашенно уставилась на безвкусные серые тряпки, висящие, будто облезлые ослиные хвосты.
Глаза более-менее привыкли к темноте, и Маргаритка, окинув взглядом покои, крепко задумалась. План комнаты, расположение окон, дверей – как в её квартире; тот же балкон с резными набалдашниками. Всё прежнее. Однако всё – другое. Непривычное, старомодное, дряхлое…
Со следующим порывом сквозняка в комнату влетел Эдгар и, взгромоздившись на подоконник, звонко прокричал:
– Дур-ра! Мар-ргар-ритка – дур-ра!
– Ничего не дура, – растерянно прохрипела некромантка, радуясь знакомой пернатой физиономии. – Что происходит? Где мы?
– Пр-рошлое, Мар-ргар-ритка.
– Прошлое? Что ты несёшь, Эдгар?
Ворон безмолвно таращился на девушку и крутил головой из стороны в сторону.
Он явно испытывал её терпение.
Маргаритка выскочила на балкон – и тут же обомлела. Городок, если взглянуть на него ночью с высоты третьего этажа, когда-то смахивал на круглое мерцающее яблоко. Он и сейчас казался тем же фруктом, только надкушенным с одного края будто бы чьей-то клыкастой голодной пастью.
Тухлятиной запахло сильнее.
А населённый пункт по непонятной причине молчал, не гудел и не орал на вселенную мелодиями из динамиков, тысячами клаксонов, голосами пьяных пионеров-гитаристов. Пропали неоновые вывески, исчезли мерцающие баннеры, испарилась пестрящая огоньками реклама со столбов, как и сами высоковольтные колоссы. Куда-то подевались телефонные вышки, которые народ в шутку называл Эйфелевыми за внешнее сходство с башней. Деревья же, которых в черте города было наперечёт, за ночь словно размножились почкованием, зелёным махровым одеялом прикрыв город сверху.
Неужели пернатый прав?!
Страха не появилось, ужаса тоже – возник некий животный интерес. Маргаритка поймала себя на мысли, что здесь стало лучше. Умиротвореннее, спокойнее, мертвее, что ли…
Внизу, через каждый шаг припадая на ногу, по звонкой брусчатке плёлся потасканный, грязный мужчина. Мяса на лице практически не осталось, связки кишок гирляндами свисали из живота, волосы на голове отсутствовали напрочь, наружу выглядывал череп. Одежда «идущего» рассыпалась на ходу, галстук, болтаясь на шее, свисал до пупка. Мертвец брёл к кладбищу.
«Мертвец! Так вот откуда взялся отвратительный запах, что носится в воздухе на пару со сквозняком!»
Судя по одежде – ну, немногочисленным остаткам одежды, – парень явился минимум из прошлого века или, кто знает, из позапрошлого: Маргаритка была несильна в истории.
Она вновь осмотрелась, внимательнее: древняя на вид комната, отсутствие техники, восставшие трупы. Теперь девушка связала всё в логическую цепочку достаточно легко.
Хмыкнув, юная леди сплюнула на дорогу.
«Эдгар прав – мы, мать его, в прошлом!»
Умирающий тёмный город – её мечта! – в эти самые минуты, надо полагать, бился в агонии.
Ворон с необычайной лёгкостью взмыл в воздух, описал в чернильном небе крутую параболу, уселся на балконные перилла.
– Klaatu, Bar-rada, Nikto. – Эдгар клацнул клювом у девушки перед носом. – Дур-ра!
– Сам дурак. – Она ткнула пальцем в беднягу, ковыляющего по дороге. – Видел? Мертвяки очутились на улицах из-за заклятия.
– Кар-р! – крикнула птица.
– Вот тебе и кар, Эдгар.
Набросив поверх бледного тела церемониальный балахон – единственное, что нашлось в комнате, – девушка мигом выскочила на улицу и вдвоём с птицей рванула на кладбище. Надежда, что любимый вернулся с того света, из хилой искры понемногу разгоралась в обжигающее пламя.
Тут следует сделать небольшое отступление – всё равно не происходит ничего интересного – и слегка прояснить ситуацию.
В Средних веках город уже существовал, равно как и заклинание, возвращающее к жизни мёртвых. Ведь, чтобы воскресить покойника, необязательно оживлять его в этом времени – можно перенестись в то, когда человек здравствовал. Конечно, при условии, что молоденькая ведьмочка ничего не напутает с могущественным заклятьем.
Хотя беда – понятие относительное, с этим мы вроде бы согласились?
Кладбище пустовало, точно желудок у студента. Если обманчиво-мёртвые шатуны и поднялись из могил, то альма-матер гибели им, видимо, не приглянулась, поэтому они пошли искать менее мрачное место для вечеринки. От изумления Маргаритка даже остановилась; озадаченно хмыкнула, повертела головой.
Интересно, а её парень… э, бывший парень – с ними? При жизни Антоха частенько хаживал по клубам и вообще вёл себя неотразимо безнравственно.
С неба спикировал Эдгар, примостился на плече.
– Ты что, обалдел, контейнер с перьями?! Тяжёлый, блин, как крылатый слон!
Она согнала ворона, и тот опустился на спинку лавочки. Сложил крылья, издал форсированное «кар-р».
– Ну что тебе?!
Нога в ботинке, торчащая из-под лавки, наконец привлекла внимание Маргаритки. Снизу раздавалось усиливаемое ночной тишиной сиплое дыхание.
«Очередной бродяга, что любит с утра пораньше упиваться настойкой боярышника до зелёных чёртиков, – поняла Маргаритка. – Увидели бы они хоть раз настоящих чертей – тяга к алкоголю вмиг бы пропала! Обеспечить им свидание?.. С другого ракурса, может, кладбищенский абориген знает, куда подевались трупики».
– Эй, уважаемый.
Она пнула ботинок. Его владелец даже не дёрнулся. Недолго думая, девушка что есть силы вдарила по ноге – оторванная в области голени конечность выскочила из-под лавочки, будто футбольный мяч. Парочка мух взлетела, прожужжала короткое ругательство и вернулась к трапезе; их подружки продолжали сидеть как сидели.
– Матерь божья! Совсем допились! – воскликнула Маргаритка, имея в виду то, что осталось от бездомного.
Доносившееся из-под лавки дыхание усилилось и оборвалось шумным выдохом, к которому добавилась истеричная женская речь:
– Мерзкая-мерзкая вонь! Невыносимо, фу!
– Согласна… – подтвердили вторым, очень похожим на первый голоском. – Меня… сейчас… сто… шнит…
– Только не на меня! – воскликнул голос номер три. – Знаешь, сколько эти туфли стоят?!
– Заткнитесь, придурочные! – прикрикнул тот, кто изъяснялся первым. – Хотите, чтобы по нашу душу приковыляли милые разлагающиеся ухажёры?!
Маргаритка снова хмыкнула, теперь многозначительно. И почему она не удивлена?
– Значит, наши в городе? – обратилась девушка к голосам под лавкой. – То бишь зомби.
– М-м-м… Маргоша?.. Привет.
Чистящий перья Эдгар отвлёкся, чтобы каркающе поздороваться.
– Ну, доброй ночи, – саркастически вымолвила некромантка, – Вера, Надежда и Любовь.
Любу всё-таки вырвало – как и положено по закону подлости, прямо на Маргаритку.
– Извини, я не нарочно. – Анорексичная блондинка смущённо уставилась под километровые ноги.
– Это надо ещё проверить, – буркнула колдунья, отираясь десятым лопухом. – И что вы здесь забыли!
Черноволосая дистрофичка Верка и рыжая Надя, с фигурой заключённого Освенцима, недоумённо переглянулись. Встречный вопрос красоток был навеян клишированными блокбастерами, выражал собой их «самобытную» манеру речи, но, по удивительной случайности, попал в точку:
– А что ты тут делаешь?!
Маргаритка похолодела, будто Дед Мороз окатил её из ведёрка ледяной водой. Чародейка безжалостно отмела мысль честно рассказать «подругам», по чьей вине город переместился в прошлое, а из могил на радость живым повылезали умертвия. Второй мысли так и не появилось.
– Я… м-м… это… ну-у… – Девушка развела руками.
Три топ-модели слаженно кивнули.
– Понятно, – сказала Верка. – Опять шляешься где попало. Ищешь на толстый зад приключения.
Макаронины рассмеялись.
За «толстый зад» хотелось врезать, причём очень-очень сильно и, возможно, лопатой, но Маргаритка, учитывая, кто сейчас был столь близок к провалу, героически сдержалась.
– Да… – Для правдоподобия она даже понуро опустила голову.
– Ничего другого мы от тебя не ждали.
– Ты же простушка, которая одевается, как… простушка.
– Не гламурная особа.
– А зомби где? – перевела Маргаритка диалог на более безопасную – для макаронин – тему.
– Да свалили.
– А куда?
Корабль открыл разноцветную прореху и скакнул в неё. Мы оказались в гиперпространстве. Скорость посудины возросла во много раз и спадать не думала. Мало того, она становилась всё больше и больше, больше и больше…
Мне оставалось только надеяться на лучшее, что я и делал. Попутно молясь. Надежда умирает… хм, да. С последним. А я тут как раз первый и последний. Вот круто, а?..
За этими невесёлыми мыслями я не расслышал, что мне сказал Колбинсон.
– Дец! Де-эц! Дец!!! – крикнул он мне в самое ухо.
– А? Что? Я здесь.
– Пока здесь, – уточнил профессор. – Но очень скоро произойдёт очередное искривление пространства. Ты снова купишь тапочки и снова отправишься в полёт, и снова очутишься здесь…
– И вы не знаете, как это предотвратить?
– Нет, не знаю.
– А разве я только что не был на корабле?
– Перестань болтать, пожалуйста, и послушай меня. Я провёл временные исследования и понял, что дело в тапочках. Не надевай их – они неисправны. Чтобы уйти от погони, ты используешь их, попадаешь в гиперпространство и при этом продолжаешь разгоняться. Ты не можешь остановить тапки. А они разгоняют вас с кораблём до такой скорости, что вы прошиваете пространство-время насквозь и оказываетесь в мире прошлого. Словно какие-нибудь… как же это?.. Ах, да! Попаданцы. И в этом прошлом мире мы снова разговариваем, я рассказываю тебе то, что мне удалось узнать из моих исследований. Но потом ты всё забываешь.
– Почему это?
– Ну как же. Это реакция реальности на попытку изменить её. Она меняться не хочет и стирает раздражающие её факторы.
– Но из-за неё я оказываюсь в «петле» пространственно-временного континуума!
– Именно. Поэтому-то тебе и нельзя надевать тапки, иначе…
– Если я их не надену, копы меня поймают и освежуют.
Профессор Колбинсон задумался.
– Э-э-э. А ты попробуй-таки не надевать. Вдруг всё окажется не так страшно.
– Страшно – нет. Но страшно больно.
– Дец…
Проф говорил что-то ещё, а тем временем у меня в голове рождалось нечто вроде озарения. Вот оно назревало, назревало, назревало – и вдруг как лопнуло! Итак, реальность нашей Нереальности очень строптива. Она не хочет меняться… Ну что ж, не хочет так не хочет.
– …и процент вероятности такого исхода меньше, чем…
– Проф, а, проф?
– …чем… да, Дец? Что?
– А зачем вообще мне понадобились эти тапки?
– Они тебе не понадобились – они нужны мне.
– Для чего?
– Ну как же. Эксперименты, опыты…
– То есть вы послали меня, чтобы я их купил, заранее зная о том, что они неисправны?
– Э-э…
– Вы очень предусмотрительны, проф. Настолько, что наверняка знали и о «петле», которая возникнет, когда кто-то эти тапки… кхм… купит. И пусть этим кем-то лучше окажусь я, чем вы. Так?
– Ну-у…
– Давайте сюда деньги.
Колбинсон сначала не врубился. Но потом хлопнул себя по лбу и достал из кармана души (не пугайтесь, просто наша валюта так называется).
– Вот, Дец, держи. Я буду тебе очень благода…
Я взял деньги и сунул их в карман. Надо действовать, пока я опять всё не забыл!
– Да-да. Как и всегда, верно, проф? Чао!
Я вышел из университета, где профессор Колбинсон ставил свои опыты, и направился в ближайший стрип-бар.
Реальность не хочет меняться, чтобы угодить мне? Ну что же, я не буду её менять. Даже пробовать не стану. Я просто повеселюсь в стрип-баре. Потом, может быть, забреду в казино и сыграну в покерок. Найду себе классную девчонку, схожу с ней в ресторан, а после – понятно что. Так я потрачу деньги. И не на что будет покупать столь необходимые мне тапочки.
Опыты, значит. Эксперименты. Эх, проф, проф. Не умеешь ты жить…
Через несколько часов я проснулся в каком-то отеле. Естественно, в кровати с обалденной красоткой. Как её звали – одному дьяволу известно, ну да не привыкать. Важнее было другое. Я вдруг подумал, что надо срочно потратить оставшиеся деньги. Мне показалось, если этого не сделать, произойдёт что-то неприятное. Теперь-то ясно, от чего у меня возникли такие мысли. С мелочью в кармане, я бы снова припёрся в магазин и попытался купить тапки. А в тот момент меня лишь посетило чувство, что надо избавиться от наличности. О том, как всё обстоит на самом деле, мне позже рассказал Колбинсон.
Так, значит, я подумал: «Ну уж не-эт. Дудки!» – имея в виду, что неприятности щас совсем ни к чему. В такой приятный, погожий денёк, когда я – пусть это пока и оставалось для меня тайной – наконец вернулся домой.
Я взял с табуретки джинсы и высыпал деньжата на кровать. Подсчитал. Можно приобресть бутылку вина и пиццу. Вот ведь цены нынче. На нормальный перекус средств хватает, а тапочки гиперпространственные, даже ломаные-переломанные, на них не купишь.
Но это были частности. Главное, я не оставлял реальности ни единого шанса.
– Алло. Это ресторан на первом этаже? Примите, пжалста, заказ в номер…
(Май 2011 года)
Смерть им к лицу
(Соавтор – Валентин Гусаченко)
Доктор: – Это довольно странно, скажу я вам.
Ваше запястье, насколько я могу судить, сломано в трёх местах.
И раздроблены два позвонка, хотя нужен ещё рентген…
Но кость, выпирающая через кожу, – плохой признак.
Температура тела у вас ниже 25 градусов, и сердце не бьётся.
Эрнест Менвилл: – И что это, чёрт побери, значит?!
(«Death Becomes Her»)
Город откинул спальные районы ночью.
Но перед этим тепло и свет утекли во мрак сквозь пространство-время. Лампочка в подъезде в очередной раз моргнула, содрогнулась, затем звонко щёлкнула, напустив в колбу мутного, словно молоко, дыма, и погасла. Густая, почти осязаемая мгла хлынула по лестничным маршам, жадно пожирая ступеньку за ступенькой. Скособоченный трёхэтажный дом, построенный в прошлом веке, превратился в чёрную тень, в коробку из бетона и железа, под крышку наполненную страхом и ожиданием. Лишь щербатые, усеянные окурками подоконники блестели в свете толстобокой Луны тысячами осколков от разбитых пивных бутылок.
Минуту стояла тишина, вязкая, концентрированная, едкая. Вдруг отворилась дверь квартиры на третьем этаже, а потом с жутким грохотом захлопнулась; замок лязгнул на весь подъезд. Вышедшая на лестничную площадку девушка после недолгой паузы застучала по каменным ступенькам высокими острыми каблуками. Спустившись к выходу из подъезда, не лишённая привлекательности и вместе с тем не отличавшаяся худобой юная дама замерла. Последовал смачный плевок, после которого темноту разрезал звонкий женский голос:
– Чёрт тебя дери, электрик криворукий! Найду – прокляну!
Домофон пронзительно запиликал.
На улице девушка, закинув за спину чёрный рюкзак, зашагала к толстому дереву, что стояло напротив дома. Старый ссохшийся дуб, издалека похожий на кривую опору ЛЭП, власти грозились спилить уже не первый год. Но то один, упав с ветки, насмерть разобьётся, то другой от сердечного приступа у основания поляжет. Чертовщина.
Набросив на голову капюшон балахона, тоже тоскливо-чёрного, девушка свистнула, отчего соседские дворовые псы зашлись нестройным лаем. Обеспокоенно глянула на шелестящее небо и подошла к дубу.
Невысоко, в паре метров от дупла, широко расставив крылья и нахохлившись, как разъярённый тетерев, сидел ворон. Он был будто соткан изо льда, стекла и камня. Крылья блестели, словно полированная сталь, глаза застыли, уставившись в самую верхнюю точку неба. Когти твари, схожие по виду с кусками угля, надёжно обхватили гнутую ветку. Расправив крылья, ворон повернул голову, взглянул в глаза девушке и протяжно каркнул.
– И тебе привет, Эдгар.
Она призывно махнула рукой – птица слетела с дерева.
Парочка, пройдя сквозь заросли, попала в заброшенный парк, всегда с радостью их принимавший. Мрачный сквер зарос шиповником и акацией. По земле стелился туман, густой, как кровь, текущая из раны, и белый, как смерть, что витает над кладбищем. Лакированные сапоги с жуткими черепами-застёжками и шнуровкой до колен выстукивали по асфальту непонятный резвый мотив, отдававший биением обезумевшего сердца. Одинокое эхо разносилось ветром на многие километры вокруг, вселяя в случайных прохожих неясное беспокойство: в такую рань порядочный хозяин собаку на улицу не выгонит.
Их путь завершился на отдалённой, захваченной травой могиле. Ворон вспорхнул на голое деревце, чтобы навести марафет. Подрагивающие от волнения пухленькие руки вынули из кармана балахона смятую бумажку, развернули, разгладили. Написанное всё равно оставалось неудобочитаемым.
– Clatto… Verata… чего?
– Кар-р!
– Кончай каркать, Эдгар, и помоги!
– Кар-ркнул Эдгар-р: «Пр-риговор-р!»
– Мерзкая птица! Блин, кто это писал? А, это же я писала. Ну тогда ладно… Р-р-р! Нифига же не прочтёшь! Может, сходить домой, глянуть в инете?
– Кар-р!
– Поняла-поняла. Не буду, – проворчала девушка. – О’Кей, попробуем снова. Clatto, Verata… Nicto, во!
Девушка замерла в благоговейном ожидании. Но магические слова произнесены, а на кладбище по-прежнему царит мёртвая тишина – никто оживать не намеревается. Хотя должен, чёрт возьми!
– Clatto, Verata, Nicto! – повторила она – веско, с достоинством.
Похороненный, судя по всему, плевать хотел на вескость, продолжая вести себя крайне недостойно: могилу изнутри не разрывал, прогнившими руками не тряс, не лез из ямы, будто трупный червь из пустой глазницы, не ходил с диким криком. Не подавал вообще никаких признаков жизни.
– Эгоист! – в сердцах высказалась молодая чернокнижница, снова комкая листок с заклинанием и убирая обратно в карман. – Ты и при жизни вёл себя не лучше!
– Пр-риставай, дор-рогой, пр-риставай!
– А ну-ка заткнись, пучок перьев! Ещё раз помянешь это, тебя тоже лопатой прихлопну!
– Кар-р!
Сплюнув на могилу почившего ухажёра, девушка зашагала прочь из обители вечного покоя и вечной же скуки.
– Бр-рёвна! Бур-ратины! Мер-ртвяки хр-реновы!
– Эдгар, завязывай. Полетели отсюда… Или пошли… Да, ёлки, без разницы!
– Повтор-рим? – предложил ворон.
Девушка на ходу пожала плечами.
– А смысл? Не работает же! Найти бы в реале умника, который запостил на форуме эту чушь, и подвесить за…
– Кар-р?
Некромантка покраснела хуже пойманного на взятке мэра.
– …за нос, – нерешительно договорила она.
– Мар-ргар-ритка! – иронически высказалась птица.
– Та-а-ак. – Колдунья немедля остановилась, упёрла руки в боки. – Во-первых, не Маргаритка, а Маргарита!
– Мар-ргар-ритка!
– А во-вторых, называй меня как положено: Ваше Злодейшество!.. Ну, или типа того… – Девушка тяжко вздохнула. – Марго, там…
– Мар-ргар-ритка!
Не сейчас, а чуть позже кто-то разрывал могилу изнутри, тряс прогнившими руками, лез из ямы, будто трупный червь из пустой глазницы, ходил с диким криком.
Только, к несчастью, уже после того как юная адептка «чёрной» магии и её говорливый знакомый удалились с кладбища.
С другой стороны, к несчастью ли? Утверждение весьма спорное…
Маргаритка включила светильник, который напоминал распятие, украшенное наконечником для новогодней ёлки, и плюхнулась в кресло с черепами на спинке. Чехол для этого древнего, вылинявшего, скрючившегося представителя мебели девушка сделала сама – потратила весь саван, что купила на пэтэушную стипендию в ближайшем магазинчике погребальных товаров. И ещё целую шкатулку блёсток: соткать абсолютно необходимые черепа было больше не из чего. Надо признать, они получились неплохие. Кривоватые, конечно, зато действительно пугающие ввиду полнейшего отсутствия у автора вкуса, дизайнерских знаний и навыков шитья. А ночью головешки, когда на них падал лунный свет, забавно блестели – правда, девушка постоянно убеждала себя, что то очень страшный и нездоровый блеск. В конечном итоге она накинула на спинку белую наволочку, чтобы скрыть из виду черепа, навевавшие мысли скорее не о смерти, а о «двойках» по геометрии и рисованию.
Маргаритка недовольно, ленивым движением смахнула на пол не прописанных в квартире крыс, которые устроили на «Некрономиконе» брачные игры. Плюхнувшись на пол, шерстяные зверьки продолжили утехи. Поднатужившись, девушка оторвала от изящного стеклянного журнального столика пятикилограммовый том и бухнула на колени. Поморщилась, перевернула покрытую человеческой кожей обложку, перелистнула пару страниц. Вгляделась в текст, накаляканный словно бы слепой курицей с ДЦП, а взаправду – безумным, умершим века назад арабом. Адепт зла попыталась в триста двадцать пятый раз прочесть заклинание, от усердия непроизвольно задвигав кругленькими губками.
Удивительно, но ей удалось-таки разобрать «каллиграфию»: «Klaatu, Barada, Nikto»! Вот оно!
– Ёлы-палы!
Она захлопнула «Чёрную книгу», возвела очи к потолку – и резко переместила взгляд вниз, потому что по балке полз ужасный, покрытый густой шерстью паук не меньше семи-восьми сантиметров в длину.
– У-у-у! Вот, значит, как звучит настоящая оживлялка! Щас я этому олуху на готском форуме напишу, что думаю о нём и его познаниях в магии!
Маргаритка порывисто встала с кресла и уверенным шагом подошла к еле работающему, бэушному ноутбуку. Наволочка, свалившись со спинки кресла, обнажила ехидно ухмыляющиеся черепа, что поигрывали блёстками в неверном свете шестидесятиваттной лампочки.
Накатав гневное и, по традиции, анонимное сообщение человеку под скромным ником Alhazred, Маргаритка кликнула «Ответить» – плод трудов появился на форуме. Переведя дух, она с чистой совестью зашла в электронную почту. Скривившись, прочитала письма от Любы с Надей и Веркой: каждая, типа, спрашивала о делах подруги, а на самом деле хвалилась собственными успехами. Эти трое встречались с парнями, учились в престижных вузах, днём свет божий затмевали красотой… Мрак и скукотища!
При взгляде на выражение лица Маргаритки скривился бы и лимон – если допустить, что лимонам есть чем смотреть. Впрочем, колдовство не отрицало такой возможности. Ознакомившись с достижениями «подружек» и скрытыми подколками в свой адрес, девушка послала трём ведьмам скопом веский ответ «Привет. Ага. Пока». И в порыве ярости хлопнула крышкой ноутбука.
Компьютер не успел выключиться, однако монитор резко перестал светиться. Вентилятор замолк – видимо, на веки вечные.
– Да-а бли-ин!..
– Кр-ривор-ручка! – уведомил Эдгар.
– Молчать! Спи давай!
Некромантка накинула на внушительных размеров клетку, где сидел ворон, тёмную материю. Стараясь не обращать внимания на протестующие карканье, Маргаритка разделась и улеглась в кровать.
Разбудил её жуткий, нечеловеческий вопль.
Маргаритка, точно укушенная вурдалаком, вскочила с постели. Темнота потоком забвения из древнегреческих мифов текла по комнате, заливая окружающее, воздух пропитался кошмарами, ощущение безысходной неизбежности наваливалось Сизифовым камнем, грозило переломить спину, свести с ума.
Короче, всё как обычно, город как город. Но отчего же тогда в сердце неясное ноющее чувство? Или – предчувствие?..
Маргаритка рассеянно завертела рукой в поисках ночника, что стоял на тумбочке с поры младших школьных классов, когда она начала бояться спать без света. Нет, пугала её не темнота, а сон во тьме. Бывало, Маргаритка просыпалась посреди ночи, размыкала глаза и принималась орать на половину квартала безумным баньши. Родители после нескольких концертов купили малютке ночник в виде добродушной улыбающейся тёти-тыквы с панамкой на голове и зелёным хвостиком на макушке. Спустя годы тыква потускнела, потрескалась, почти обесцветилась, но заботливая девушка разрисовала её пентаграммами, а бока и щёчки разукрасила словами из понравившихся песен. В компании со светильником-распятием тыковка смотрелась гармонично. Получилась этакая неформальная тётка Галя, что торгует героином из-под полы на базаре и слушает «Cradle of Filth», разогревая весло на плите. С охраной спалось гораздо спокойнее. Только куда подевалась «подружка»?
Ладонь Маргаритки провалилась в пустоту, затем ещё раз и ещё. «Чёрт возьми, да где же провод!» – вертелось в голове; на языке тем временем собиралось проклятие. Проклинать Маргаритка умела и, что самое интересное, чрезвычайно любила.
– Да чтобы ты по швам треснула, карга старая! Доберусь – лампочку выкручу!
В желании поскорее включить свет Маргаритка, потеряв бдительность, свалилась на пол и звонко ударилась копчиком о каменный пол.
«А где ковёр мой икеевский?» – мелькнула мысль, как только боль в заду добралась до мозга.
На улице снова премерзко закричали. Кровь похолодела, вызывая спазмы во всём теле, в ответ занемели руки, а сердце опять забилось о грудную клетку. Что за небывалые, жуткие вопли?!
И достигший наконец носа отвратный, гнилостный запах!..
«А шторки-то у меня откуда, мамочка родная?!» – Некромантка ошарашенно уставилась на безвкусные серые тряпки, висящие, будто облезлые ослиные хвосты.
Глаза более-менее привыкли к темноте, и Маргаритка, окинув взглядом покои, крепко задумалась. План комнаты, расположение окон, дверей – как в её квартире; тот же балкон с резными набалдашниками. Всё прежнее. Однако всё – другое. Непривычное, старомодное, дряхлое…
Со следующим порывом сквозняка в комнату влетел Эдгар и, взгромоздившись на подоконник, звонко прокричал:
– Дур-ра! Мар-ргар-ритка – дур-ра!
– Ничего не дура, – растерянно прохрипела некромантка, радуясь знакомой пернатой физиономии. – Что происходит? Где мы?
– Пр-рошлое, Мар-ргар-ритка.
– Прошлое? Что ты несёшь, Эдгар?
Ворон безмолвно таращился на девушку и крутил головой из стороны в сторону.
Он явно испытывал её терпение.
Маргаритка выскочила на балкон – и тут же обомлела. Городок, если взглянуть на него ночью с высоты третьего этажа, когда-то смахивал на круглое мерцающее яблоко. Он и сейчас казался тем же фруктом, только надкушенным с одного края будто бы чьей-то клыкастой голодной пастью.
Тухлятиной запахло сильнее.
А населённый пункт по непонятной причине молчал, не гудел и не орал на вселенную мелодиями из динамиков, тысячами клаксонов, голосами пьяных пионеров-гитаристов. Пропали неоновые вывески, исчезли мерцающие баннеры, испарилась пестрящая огоньками реклама со столбов, как и сами высоковольтные колоссы. Куда-то подевались телефонные вышки, которые народ в шутку называл Эйфелевыми за внешнее сходство с башней. Деревья же, которых в черте города было наперечёт, за ночь словно размножились почкованием, зелёным махровым одеялом прикрыв город сверху.
Неужели пернатый прав?!
Страха не появилось, ужаса тоже – возник некий животный интерес. Маргаритка поймала себя на мысли, что здесь стало лучше. Умиротвореннее, спокойнее, мертвее, что ли…
Внизу, через каждый шаг припадая на ногу, по звонкой брусчатке плёлся потасканный, грязный мужчина. Мяса на лице практически не осталось, связки кишок гирляндами свисали из живота, волосы на голове отсутствовали напрочь, наружу выглядывал череп. Одежда «идущего» рассыпалась на ходу, галстук, болтаясь на шее, свисал до пупка. Мертвец брёл к кладбищу.
«Мертвец! Так вот откуда взялся отвратительный запах, что носится в воздухе на пару со сквозняком!»
Судя по одежде – ну, немногочисленным остаткам одежды, – парень явился минимум из прошлого века или, кто знает, из позапрошлого: Маргаритка была несильна в истории.
Она вновь осмотрелась, внимательнее: древняя на вид комната, отсутствие техники, восставшие трупы. Теперь девушка связала всё в логическую цепочку достаточно легко.
Хмыкнув, юная леди сплюнула на дорогу.
«Эдгар прав – мы, мать его, в прошлом!»
Умирающий тёмный город – её мечта! – в эти самые минуты, надо полагать, бился в агонии.
Ворон с необычайной лёгкостью взмыл в воздух, описал в чернильном небе крутую параболу, уселся на балконные перилла.
– Klaatu, Bar-rada, Nikto. – Эдгар клацнул клювом у девушки перед носом. – Дур-ра!
– Сам дурак. – Она ткнула пальцем в беднягу, ковыляющего по дороге. – Видел? Мертвяки очутились на улицах из-за заклятия.
– Кар-р! – крикнула птица.
– Вот тебе и кар, Эдгар.
Набросив поверх бледного тела церемониальный балахон – единственное, что нашлось в комнате, – девушка мигом выскочила на улицу и вдвоём с птицей рванула на кладбище. Надежда, что любимый вернулся с того света, из хилой искры понемногу разгоралась в обжигающее пламя.
Тут следует сделать небольшое отступление – всё равно не происходит ничего интересного – и слегка прояснить ситуацию.
В Средних веках город уже существовал, равно как и заклинание, возвращающее к жизни мёртвых. Ведь, чтобы воскресить покойника, необязательно оживлять его в этом времени – можно перенестись в то, когда человек здравствовал. Конечно, при условии, что молоденькая ведьмочка ничего не напутает с могущественным заклятьем.
Хотя беда – понятие относительное, с этим мы вроде бы согласились?
Кладбище пустовало, точно желудок у студента. Если обманчиво-мёртвые шатуны и поднялись из могил, то альма-матер гибели им, видимо, не приглянулась, поэтому они пошли искать менее мрачное место для вечеринки. От изумления Маргаритка даже остановилась; озадаченно хмыкнула, повертела головой.
Интересно, а её парень… э, бывший парень – с ними? При жизни Антоха частенько хаживал по клубам и вообще вёл себя неотразимо безнравственно.
С неба спикировал Эдгар, примостился на плече.
– Ты что, обалдел, контейнер с перьями?! Тяжёлый, блин, как крылатый слон!
Она согнала ворона, и тот опустился на спинку лавочки. Сложил крылья, издал форсированное «кар-р».
– Ну что тебе?!
Нога в ботинке, торчащая из-под лавки, наконец привлекла внимание Маргаритки. Снизу раздавалось усиливаемое ночной тишиной сиплое дыхание.
«Очередной бродяга, что любит с утра пораньше упиваться настойкой боярышника до зелёных чёртиков, – поняла Маргаритка. – Увидели бы они хоть раз настоящих чертей – тяга к алкоголю вмиг бы пропала! Обеспечить им свидание?.. С другого ракурса, может, кладбищенский абориген знает, куда подевались трупики».
– Эй, уважаемый.
Она пнула ботинок. Его владелец даже не дёрнулся. Недолго думая, девушка что есть силы вдарила по ноге – оторванная в области голени конечность выскочила из-под лавочки, будто футбольный мяч. Парочка мух взлетела, прожужжала короткое ругательство и вернулась к трапезе; их подружки продолжали сидеть как сидели.
– Матерь божья! Совсем допились! – воскликнула Маргаритка, имея в виду то, что осталось от бездомного.
Доносившееся из-под лавки дыхание усилилось и оборвалось шумным выдохом, к которому добавилась истеричная женская речь:
– Мерзкая-мерзкая вонь! Невыносимо, фу!
– Согласна… – подтвердили вторым, очень похожим на первый голоском. – Меня… сейчас… сто… шнит…
– Только не на меня! – воскликнул голос номер три. – Знаешь, сколько эти туфли стоят?!
– Заткнитесь, придурочные! – прикрикнул тот, кто изъяснялся первым. – Хотите, чтобы по нашу душу приковыляли милые разлагающиеся ухажёры?!
Маргаритка снова хмыкнула, теперь многозначительно. И почему она не удивлена?
– Значит, наши в городе? – обратилась девушка к голосам под лавкой. – То бишь зомби.
– М-м-м… Маргоша?.. Привет.
Чистящий перья Эдгар отвлёкся, чтобы каркающе поздороваться.
– Ну, доброй ночи, – саркастически вымолвила некромантка, – Вера, Надежда и Любовь.
Любу всё-таки вырвало – как и положено по закону подлости, прямо на Маргаритку.
– Извини, я не нарочно. – Анорексичная блондинка смущённо уставилась под километровые ноги.
– Это надо ещё проверить, – буркнула колдунья, отираясь десятым лопухом. – И что вы здесь забыли!
Черноволосая дистрофичка Верка и рыжая Надя, с фигурой заключённого Освенцима, недоумённо переглянулись. Встречный вопрос красоток был навеян клишированными блокбастерами, выражал собой их «самобытную» манеру речи, но, по удивительной случайности, попал в точку:
– А что ты тут делаешь?!
Маргаритка похолодела, будто Дед Мороз окатил её из ведёрка ледяной водой. Чародейка безжалостно отмела мысль честно рассказать «подругам», по чьей вине город переместился в прошлое, а из могил на радость живым повылезали умертвия. Второй мысли так и не появилось.
– Я… м-м… это… ну-у… – Девушка развела руками.
Три топ-модели слаженно кивнули.
– Понятно, – сказала Верка. – Опять шляешься где попало. Ищешь на толстый зад приключения.
Макаронины рассмеялись.
За «толстый зад» хотелось врезать, причём очень-очень сильно и, возможно, лопатой, но Маргаритка, учитывая, кто сейчас был столь близок к провалу, героически сдержалась.
– Да… – Для правдоподобия она даже понуро опустила голову.
– Ничего другого мы от тебя не ждали.
– Ты же простушка, которая одевается, как… простушка.
– Не гламурная особа.
– А зомби где? – перевела Маргаритка диалог на более безопасную – для макаронин – тему.
– Да свалили.
– А куда?