Страница:
Через двадцать минут разведка вернулась. Алексей весь сиял, словно пять копеек нашел! На небольшой совет тут же собрались я, старшина и сержант Васильков. Сержанта, кстати, на заставе в самые первые минуты после обстрела не видел, значит, он был вместе со старлеем в наряде…
Аверьянов рассказал такое, от чего я просто выпал в осадок, покрылся пеплом и перестал существовать вообще. Поляки уже при поддержке немцев не смогли войти в расположение погранотряда из-за мощной обороны! Шесть немецких танков и две польские танкетки уничтожены на подходах к КПП и на поле перед заставой, пехоты поляки оставили там до чертиков. Если и танки стоят битые на подходах, то, значит, у пограничников есть или противотанковые орудия, или танки. Одним словом, так просто в отряд враги не войдут, оборона там что надо. Это было в плюсе.
А были еще и минусы. Во-первых, силы противника концентрировались, по крайней мере, в лесу на западе от расположения отряда. Про север ничего не известно, но, возможно, со стороны Бреста тоже двигаются и группы противника. Упоминание о Бресте добавило еще один пункт к медленно складывающейся карте моего местоположения. Во-вторых, в ближайшем к отряду лесочке немцы развертывают артиллерию, Алексей смог разглядеть грузовики с прицепленными пушками.
– Что за пушки? Как они выглядят? Где разворачиваются? Сколько их? – прорвало меня.
– Эмм… – от такого напора мои товарищи по беде застопорились.
– Алексей, дай мне, пожалуйста, бумажку и карандашик.
На такой запрос Леха отреагировал быстро и вручил мне требуемые предметы. Быстрыми движениями я набросал нечто похожее на классическую немецкую ПТО[5] «PaK 38» или «40» – все равно вид у них очень похож, а сейчас не это важно. Показываю набросок разведчикам.
– Точно! Две таких подтащили, и еще было три более крупные… Калибр большой у них был. Гаубицы, наверное. – Быстро рисую 10,5 cм «leFH 18». Ничего в голову, кроме этой гаубицы, для первых лет войны у меня не лезет. – И опять в точку, товарищ инструктор! А вы откуда знаете, что за пушки мы видели?..
Волна напряжения мгновенно распространилась среди пограничников и коснулась меня. Я сжался от осознания своей тупости. Ну, с чего бы я это так неожиданно прозрел и предсказал, что за пушки видели разведчики? Придурок! Крутись, Артур! Теперь ты – это не ты! Ты офицер!
– Это самые распространенные виды немецкой противотанковой и гаубичной артиллерии, – удивляюсь я и делаю вид, что это вроде мои собеседники сморозили глупость. – Противотанковое орудие «PaK 38», – тычу карандашом в первый рисунок, – и 105-миллиметровая легкая гаубица. – Сработал мой наезд, пограничники замялись. – Ладно, сейчас иной вопрос. Немцы, выходит, готовятся обстреливать артиллерией позиции пограничников в расположении отряда. Присутствие у врага ПТО говорит о наличии в отряде танков. – Размышления о том, что у обороняющихся есть танки, взбодрили бойцов. Перевожу взгляд на Аверьянова: – Нужно захватить или уничтожить пушки, а потом прорываться в расположение отряда. Если будем просто прорываться, то вскоре немцы сначала перекопают весь отряд, а потом пошлют вперед поляков.
Машу рукой, указываю на восток, туда, где находятся обороняющиеся погранцы. В голове это движение откликается резкой вспышкой боли. Меня слегка скручивает, к горлу подкатывает тошнотворный комок. В руку неожиданно вкладывают холодную фляжку. Несколько жадных глотков облегчают состояние, и я поднимаю взгляд на Аверьянова. Старлей задумчиво чешет лоб.
– Нас не так уж и много, а артиллеристов в том лесочке поляки прикрывают… Как же мы взводом будем их атаковать? – Здравое размышление, но без учета некоторых деталей.
– О нашем существовании противник не знает. – То, что я сказал «противник», вызвало одобрение у собеседников. Прежде я хоть и убивал врагов, но, наверное, делал это ради собственного выживания, а сейчас выражаю свое отношение к фашистской агрессии. – Насколько я знаю, пограничники – это высокопрофессиональные бойцы. Тем более советские пограничники относятся к войскам НКВД, а это очень серьезно. – Васильков и Бобров дружно приосанились, лица их засияли от гордости за родной НКВД. Алексей лишь скромно ухмыльнулся, одобряя мой «комплимент». – Вас целый взвод, и вы отлично вооружены. И вы не одни! Там, в расположении пограничного отряда, находится много таких же опасных солдат, как вы. И у них есть танки! Товарищ старший лейтенант, как вы думаете, командир отряда обратит внимание на такой неожиданный удар в тыл противника?
– Думаю, если мы подадим сигнал, то на нас не только обратят внимание, но и помогут, – с некоторым сомнением произнес старлей.
– Товарищ старший лейтенант, разрешите мне лично сходить на разведку и оценить дислокацию и количество сил противника?
Алексей задумался, потом согласился, но с условием, что он и еще двое погранцов идут со мной.
Через пять минут мы лежали в зарослях кустарника и в бинокли разглядывали лес за дорогой. Немцы и поляки, словно ужаленные в седалище, даже не пытались быть незаметными и безумно бегали, выполняя известные лишь им задачи. На поляну вниз по дороге, ближе к границе, откатили гаубицы и стали их разворачивать.
Три орудия, запомнили и зарисовали в блокноте.
Там же нарисовал схематическую карту местности с пометками важных объектов. Кроме пушек отметил место временного складирования боеприпасов для орудий и небольшой лагерь на самом краю поляны с развернутой радиостанцией.
Рация – это очень хорошо и плохо! Ее надо будет брать обязательно.
А вот грузовиков, приволокших 105-миллиметровки, видно не было – наверное, ушли уже. Обратил внимание на то, что от границы в сторону отряда пару раз проезжали грузовики «опель», почти у самой опушки леса они сворачивали и скрывались в лесу. Пометив на бумаге все, что было возможно, на этом участке, мы сместились на восток и изучили место съезда грузовиков. Отсюда удалось разглядеть маскирующихся артиллеристов и их ПТО. С нашей позиции удалось рассмотреть по меньшей мере два ПаКа и расчеты. Артиллеристы – немцы, а пехотное прикрытие – поляки.
– Смотри, вон грузовики маскируют, – толкает меня в плечо Леха, когда я зарисовываю новые данные.
– Где? – Бинокль в руки – и следим за направлением. О! Я уже люблю этих педантичных нацистов. Пять грузовиков немцы размеренно маскировали в кустах в полусотне метров от дороги. Отмечаем и их на бумаге. – Думаю, это все… Уходим. – Уйдя метров на сто от места лежки, я останавливаю Леху. Двое пограничников тоже замерли.
– В чем дело? – Старлей удивлен и заметно напряжен.
– Все в порядке, просто я поразмыслил над раскладом и кое-что придумал. – Голова моя гудела, и я присел. – Если ты не против, я расскажу, что задумал. – Аверьянов, заинтересовавшись, присел рядом. Бойцы взглядом спросили у командира, что делать, и Леха отправил их к нашему лагерю. – Смотри, нам нужно прорваться в отряд, но пройти мимо такой цели, как эти батареи, мы не можем и не имеем права. Пройдем – и в отряде эти пушки натворят такое, что мы все пожалеем…
– Я уже это понял, Пауэлл, давай к делу, – с легким раздражением бросил старлей.
– Хорошо. Вот смотри, у нас такая ситуация. Батарея гаубиц развернулась на удалении от основных сил, тут примерно метров пятьсот – семьсот от них до позиции ПТО и пехоты. У гаубиц расчеты по пять человек – пятнадцать артиллеристов. Плюс еще пять – трое у радиостанции и двое у временного склада снарядов. Итого в общей сумме двадцать человек. Думаю, если обойти их с тыла, со стороны границы, группой из десяти – пятнадцати стрелков, то этот вопрос можно будет решить очень быстро. Радиостанцию желательно захватить, она пригодится. – Кружочком выделяю пометку радиостанции. – Одновременно с атакой на гаубицы начинают действовать еще две группы. – Черчу на схеме две стрелочки. – Одна, малочисленная, атакует стоянку грузовиков. Вторая, самая большая, от дороги начинает обстрел позиций ПТО. – Повторяю все на схеме. – Захватив стоянку, подаем сигнал первой группе, и та, уничтожив гаубицы, продвигается на соединение с группой у стоянки. Вместе эти группы ударяют в тыл по противотанкистам и пехотному прикрытию. Мы как бы всеми действиями рассеиваем внимание врагов, не даем им понять, где главная беда. Главное – действовать быстро и дерзко. Пусть враги думают, что нас здесь не взвод, а рота. Много шума, много агрессии. Но без лишнего фатализма – не лезем на рожон. Мы не главная сила в этом спектакле. Как только нашумим, надо подать сигнал в отряд. У вас там была рация? – киваю на восток. От этого движения в глазах на мгновение потемнело, и мир плавно поплыл, но я собрал волю в кулак и не отключился.
– Есть рация, ее месяц тому назад привезли.
Ответ меня удовлетворил.
– Тогда еще один вопрос: у тебя на заставе были бойцы, разбирающиеся в радиосвязи?
Теперь Аверьянов задумался всерьез.
– Васильков и Ерошин, они до призыва были радиолюбителями в Минске… С немецкими рациями имел дело Васильков.
Прекрасно, есть еще и сведущий в вопросе солдат.
Теперь осталось достичь идеала во всей этой безумной затее с радиостанцией: нужно, чтобы радиолюбители разобрались с нашей немецкой рацией, чтобы смогли настроиться на нужную волну, чтобы передали в отряд запрос о поддержке и, главное, чтобы в самом отряде рация была в порядке и нас услышали вовремя. Мечты, мечты… Однако это маленький, хиленький, но шанс!
– Тогда мы можем подать сигнал по радио. Это первый вариант. Второй – мы можем отправить в отряд посыльного, но не факт, что он доберется… А ракетница у нас есть? – Алексей кивает. – И в качестве третьего варианта мы можем попытаться подать сигнал ракетами и надеяться, что нас поймут правильно и пришлют на огонек помощь. – Вижу, старлей смеется. – Я что-то не так сказал?
– Скажи, Пауэлл, откуда ты так хорошо русский язык знаешь? И акцента у тебя почти нет. Да еще и всякие шуточки откалываешь.
Вы спросили, а мы ждали. Хотя сейчас в голове всплыла мысль о том, что я все же для этого времени говорю неправильно. Даже построение предложений, наверное, здесь немножечко, но другое. Это же у нас на иностранное происхождение легко списывается? Вот и ладненько.
– Мама у меня русская, еще до революции в Америку уехала. Вышла замуж за бизнесмена, то есть за частного предпринимателя, и в восемнадцатом году родился я. – Стараюсь говорить об этом с любовью и неким трепетом. Не знаю, выходит это или нет. – С малых лет вертелся как волчок в двух культурах. С бабушкой и дедушкой по отцовской линии приобщался к американской культуре и английскому языку. А с многочисленными русскими родственниками и друзьями мамы изучал историю России и русский язык. Так мне удалось изучить два языка… Ладно, хватит об этом, у нас на носу первая серьезная операция. – Слушал меня старлей внимательно и с пониманием. Значит, мой ответ его удовлетворил. Но в глазах у собеседника на миг появилось и угасло нечто… опасное.
– Верно… Но… Зачем ты мне одному рассказал свой план? Пришли бы к бойцам, я бы дал тебе слово. Идея-то у тебя очень дельная, и работать будем по ней, не думаю, что у меня вышло бы лучше, – удивился Леха. Врет ведь, смог бы и получше план придумать.
– Понимаешь, я же иностранец, да и офицер. – От упоминания слова «офицер» Аверьянов невольно поморщился. Ну а что поделать-то? Это у вас тут такие выражения попахивают старорежимщиной, а там, «за бугром», это уставное обращение. – Командование РККА и пограничных войск признало мои полномочия в соответствии со званием, но я не командир ТВОИХ пограничников. Они будут слушаться тебя и принимать твои приказы, не мои. Я лишь инструктор. Понимаешь? – Он понял и явно одобрил мои слова.
– Ты мне нравишься, товарищ инструктор. Знал я, конечно, что американцы наши лучшие друзья, особенно после Договора Содружества тридцать восьмого года, но не думал, что вы настолько серьезные люди. Я тебя понял и сам изложу твой план. Но скажу, что идея принадлежит товарищу инструктору. Будем считать, что ты на время боевых действий являешься моим советником…
Что-то меня сильно-сильно зацепило в его словах. Точнее, все его слова меня очень зацепили!
Какой такой Договор Содружества между СССР и США 1938 года?! Это что за выкрутасы? Видимо, не ошибся я в своем сомнении по поводу неправильности этого прошлого. Тут с первых минут пошли несовпадения с историей МОЕГО мира, а уж после слов о Договоре я окончательно убедился в том, что это прошлое – альтернативное…
Вот тебе, Артур, и горячо любимые Конюшевский, Конторович, Логинов, Махров и Таругин с их альтернативной историей! В одном лице! Мать, мать, мать…
Мое лицо так сильно скривилось, что Леха заволновался.
– Майкл! Ты в порядке?
– Да… Все нормально… Голова гудит. – Встаю на ноги и ободряюще хлопаю старлея по плечу. – Пойдем обратно. Надо подготовить бойцов…
Через полчаса мы вышли на исходные позиции. Леха попросил меня возглавить группу для удара по позициям гаубиц. Захват радиостанции – это очень важно, а сам Леха должен вести основную группу…
Вот я и лежу в кустах, наблюдаю за шевелением у гаубиц и отбиваюсь от разозленных моим присутствием муравьев. Немцы заканчивали согласование своих действий на всех уровнях – у рации долго ошивался командир батареи, постоянно записывавший что-то в блокнот. Наконец узнав все, что ему требовалось, офицер рванул к орудиям и стал бодро раздавать указания. Что это значит? А это значит, что вот-вот огненный шквал обрушится на погранотряд.
Но немцы со своими союзниками никак не учитывают того, что их меч на замахе перехватят дерзкие, но до сих пор живые пограничники.
– Товарищ инструктор… – подполз ко мне сержант Васильков. Он, как выяснилось, в тридцать девятом во время Освободительного похода часто пользовался трофейными польскими радиостанциями немецкого производства. Сейчас он в нашей большой игре вторая скрипка.
– Сержант, не называйте меня «инструктор», у меня есть звание. А то не по уставу выходит, – поправляю я сержанта, и он, ухмыльнувшись, начинает сначала.
– Товарищ первый лейтенант. Командир артиллеристов что-то забегал… Похоже, батарея сейчас стрелять будет.
– Именно так и есть. Нам это на руку… Первые выстрелы они будут делать пристрелочные. У них на передовой, наверное, есть корректировщик с рацией, а наша рация, – немецкую рацию у артиллеристов я уже считал нашей, – для обратной связи с корректировщиком. – Оборачиваюсь к напряженным бойцам первого отделения, готовым действовать. – Ну что, бойцы, после первого залпа пушек открываем огонь на поражение. Васильков, передать по цепи приказ второму отделению «приготовиться к атаке».
Тот план, что я придумал и рассказал Аверьянову на общем совещании час назад, был доработан. Кроме того, что моя группа должна уничтожить гаубицы, захватить радиостанцию, передать запрос о подмоге и двигаться на соединение с другими группами, она еще должна оставить тыловое прикрытие. Для этой цели я заготовил из гранат Ф-1 полтора десятка растяжек и провел для пограничников инструктаж по минированию такими зарядами. Заминируем тылы, оставим пару-тройку лучших стрелков и займемся своими делами…
Бух! Бух! Бух! Гаубицы выплюнули первую порцию снарядов по цели.
– Огонь!
Оглушенные выстрелами своих орудий артиллеристы никак не отреагировали на стрельбу. За несколько мгновений, перенося огонь от одной цели к другой, мой отряд вычистил всех нацистов у пушек. Лично я стрелял по радистам. Для этой цели специально экспроприировал СВС у одного из бойцов.
Того, что сидел на связи, я снял одним выстрелом в висок. Второй нырнул за рацию, но поймал пулю в ногу и выпал из-за укрытия. Пуля в грудь утихомирила его навечно. Третий радист упал на колени и поднял руки вверх. Пора приступать к завершающей стадии. Винтовку в сторону, МП-40 в руки – и вперед.
– Вперед! Пошли! Пошли! – Васильков по моей команде тоже было рванул, но я его остановил: – Сержант, держись рядом.
Пока бойцы продвигались к орудиям, я направился к рации. Мерным шагом, с автоматом наперевес, постоянно оглядываясь, направлялся к рации.
– Васильков, давай к рации, бегом.
– Товарищ первый лейтенант! Артиллеристы уничтожены! – докладывает один из пограничников моего отряда.
– Отлично. Начинайте минирование. Васильков, давай связь! – тороплю сержанта, а сам бегу проверять выполнение задачи по минированию. Бойцы подтаскивают прямо под орудия ящики со снарядами и закладывают в них по гранате. Прицепили длинную веревочку к чеке гранаты и отошли к лесу. – Васильков!
– Нет связи! Нету! Одна немецкая тарабарщина! Нет ничего! Нужно разобраться… Тут все на немецком… – щелкая тумблерами, ответил сержант. – Отряд, отряд, говорит сержант Васильков. Прием. Отряд, отряд…
– Продолжай, сержант! У нас нет второго шанса! – Меня начало колотить, голова, прежде прекратившая досаждать болью, опять загудела. – Ладно, связывайся с отрядом, оставлю тебе первое отделение. Когда свяжешься, собирай рацию и отходи к стоянке. Тогда группа прикрытия подорвет пушки. Понял? – Кивок в ответ. – Отлично! Удачи! – Перехватываю эмпэшник и направляюсь к бойцам. На полпути мое внимание привлекли криком.
– Ракеты, товарищ первый лейтенант! – Я поднял взгляд и увидел над лесом ракету красного дыма. – Сигнал!
– Первое отделение, остаетесь с группой прикрытия и сержантом Васильковым! – Бойцы дружно отделились от общей массы моего отряда и отправились к группе прикрытия. – Второе отделение! За мной!
Меня от моих же слов бросило в дрожь. Никогда не думал, что вести в атаку людей – это так страшно! Даже в армии на учениях не было такого! Все было не так. Там были лишь шутки по сравнению с настоящей войной! На мгновение показалось, что у меня нет бойцов рядом, идущих в бой. Я один!
Но вот шаг, еще один – и я слышу напряженное дыхание двигающихся слева и справа пограничников. Их уверенность, сила и бесстрашие медленно, но верно передавались мне. Я даже перестал замечать головную боль.
– Стой! – вскидываю руку, заметив впереди, между деревьями, машины. – Вторая группа здесь, выходим!
– Третья группа здесь. – Из кустов справа вышел Бобров. – Товарищ первый лейтенант, ждали только вас.
– Ясно. Здесь уже разобрались? Машины проверили? – затараторил я. Вопрос с транспортом меня волновал очень сильно. Если подмога не придет, то тогда нам понадобится прорываться в отряд самостоятельно, и делать это пешком я не очень-то хочу.
– Да. Все грузовики заправлены и на ходу. В двух лежат снаряды, патроны, гранаты, мины и два миномета. В одном установлена малокалиберная зенитка, два грузовика пустые. – Зенитка – это хорошо, а уж установленная на транспорте – это вдвойне замечательно! Наверное, там двадцатимиллиметровый зенитный автомат «Flak 30», может быть, даже «38».
– Как дела у Аверьянова? – Взгляд мой невольно переключается на слышимый и видимый отсюда бой на опушке.
– Все в порядке, они гадов на себя отвлекли. Не дают им через дорогу перейти. А сейчас мы ударим. – Улыбка старшины приобрела жуткий звериный оскал.
– План немного изменился: оставляем здесь только водителей, прикрытием будет группа сержанта Василькова, они скоро подойдут сюда. Мы ударим сразу, – подмигиваю Боброву.
Звучит команда выдвигаться вперед, и, сделав всего пару десятков шагов, я погружаюсь в пучину боя. Впереди, за деревьями, мелькают фигурки польских пехотинцев. Слышны крикливые команды офицера, а может, и унтер так орет, требуя чего-то от подчиненных. Слева бахнула граната, и над головой свистнули осколки. Послышались возгласы на немецком.
Мне надо пробежать еще пару метров – так я с автоматом больше пользы принесу… Еще метр… Вот здесь! Упав на землю, отползаю к ближайшему дереву и устраиваюсь поудобнее, оглядываюсь по сторонам, оцениваю ситуацию.
Ох, е! Я на десяток шагов оторвался от основной группы… Хреновый из меня командир, надо не бравадой заниматься, а командовать… Тьфу! А, ладно, не назад же ползти. Меня просто не поймут…
Далеко позади громовыми раскатами раздалось несколько мощных взрывов. Это гаубицы подорвали, ага. Получается, либо Васильков связался с отрядом, либо ему это не удалось и он перестал тянуть резину. Сейчас это без разницы: бой идет. Перевожу взгляд в сторону противника. Появление пограничников удивило их, но не так чтобы сильно. Мгновение смятения – и враг уже действует как по уставу. Дисциплина, черт бы ее побрал.
Высовываюсь из-за дерева и ловлю в прицел торс ляха, поднявшегося для броска гранаты. Короткая очередь – и, вскинув руки, противник падает, а за него начинают мстить человек пять. Пули, с диким свистом вышибая щепу из моего укрытия, просто приказывали прятаться. Все, здесь уже засветился, пора менять позицию. Пару раз перекатываюсь через спину и проваливаюсь в небольшую яму.
Вот хаос! Немцы стреляют, поляки стреляют, наши стреляют… Все в порядке, шеф! Это война!
Только собирался поудобнее устроиться с автоматом, как меж деревьев впереди вырастает здоровый фонтан земли. В десятке метров от первого разрыва поднимается второй, а потом и третий. От такой неожиданной подлости враги начали завывать в голос.
– Panzer! Russische panzer![6] – Закричал кто-то из немецких артиллеристов.
Танки, значит, идут? Славненько, ой как славненько!
У позиций пушек началось шевеление. От компании немцев, укрывавшихся справа за бугорком, отделилось четыре фигурки.
А вот к пушкам не надо бежать. Не надо… Очередь по спинам осмелевших артиллеристов остудила порыв других смельчаков. Пограничники тоже стали стрелять ожесточеннее, не давая противнику воспользоваться пушками. За считаные мгновения численное превосходство противника перестало быть таковым, и три советских танка совместно с полуротой пехоты захлестнули позиции немцев. Ощутив на себе неприятные впечатления от удара с двух сторон, поляки в первую очередь, пачками, так сказать, приступили к сдаче в плен. Бросая оружие на землю, они поднимались и тянули руки к небу. Я, быстро работая руками, развернулся в яме и пополз по направлению к стоянке. Выполз прямо к Боброву. Старшина тоже не особо рвался навстречу бойцам, пришедшим на помощь. Слишком рискованно: легко можно получить пулю от разгоряченного красноармейца, не разобравшего, кто ты есть такой.
– Старшина, отходим к стоянке. Нам надо подготовить машины. Возможно, удастся утащить немецкие ПТО. – В глазах Боброва я прочел немой вопрос: «А как же быть с подмогой?» – Думаю, старший лейтенант Аверьянов разберется, вы к нему пошлите бойца, чтобы сообщил о нашей готовности вывозить трофеи.
– Угу… – пробурчал старшина.
Через пару минут мы вышли к стоянке, нас встретили уставным: «Стой, кто идет! Пароль!» Ответом на вопрос послужила фраза: «Тимур и его команда».
– Товарищ старшина! В грузовики погружены все трофеи: боеприпасы, оружие, ЗИП, продовольствие и саперные приспособления. Машины готовы для буксирования орудий противотанковой артиллерии, – доложил один из бойцов, подошедший к нам.
– Хорошо. Кудряшов, беги к товарищу старшему лейтенанту, сообщи, что мы готовы выдвигаться к позициям для вывоза трофеев и орудий. – Пограничник козырнул и, придерживая одной рукой висящую на плече эскаэску, бесшумно скрылся в кустах, откуда вышли я и старшина. Бобров продолжил распоряжаться, постепенно стоянка приходила в движение. У машин я заметил тех солдат, что со мной атаковали позиции гаубиц.
– Сержант Васильков! – позвал я, надеясь, что наш новый связист отзовется. – Где сержант Васильков? – спрашиваю у бойцов.
– Он на рации сидит, там, за машинами. Хрен его теперь оттащишь! – дружно загоготали пограничники. Вот удивительна натура человеческая: мгновение тому назад ты можешь столкнуться со своими страхами, а уже сейчас – веселиться, забывая о том, через что ты прошел. А со мной что же случилось? Я так мало волнуюсь о том, что делаю. Убил уже с десяток людей, да, они враги всем нам, но они люди. И это меня уже не заботит… Как же легко сойти с ума…
Прислонившись спиной к колесу «опеля», сержант усердно крутил тумблеры на панели рации. Прикасаюсь к плечу боевого товарища. Он невольно вздрагивает и поднимает на меня взгляд.
– Ох, напугали вы меня, товарищ первый лейтенант… Дурная рация у фашистов – пока разобрался, что к чему… Еле связался с отрядом. – Оправдания Василькова были лишними.
– Брось, сержант. Просто спасибо тебе. Спасибо. – Глаза пограничника полезли на лоб. – Ты был самой важной деталью нашего плана. Не получись у тебя связаться с отрядом, – боюсь, большая часть бойцов так бы здесь и осталась…
– Э-э-э… – заклинило собеседника.
– Не напрягайся. Сворачивай свою шарманку и грузись. – Со стороны позиций гаубиц раздалось три негромких взрыва. Следом за ними грянул нестройный залп из винтовок. – Поторапливайся.
Мир засуетился с удвоенной силой. От дороги примчались два командира. Одного из них я узнал – это Аверьянов, второй был в танковом комбинезоне и танковом шлемофоне. При приближении я смог разглядеть петлицы командира, черные, два кубика и небольшой танк. Точно – танкист. Чумазый как черт, круглыми глазами он смотрел на наши трофеи и согласно кивал на все, что говорил Леха. А старлей заливался, требуя от танкиста выставить минут на десять заслон у позиций разбитых гаубиц, чтобы дать нашей группе время собрать все трофеи и уйти в отряд.
Аверьянов рассказал такое, от чего я просто выпал в осадок, покрылся пеплом и перестал существовать вообще. Поляки уже при поддержке немцев не смогли войти в расположение погранотряда из-за мощной обороны! Шесть немецких танков и две польские танкетки уничтожены на подходах к КПП и на поле перед заставой, пехоты поляки оставили там до чертиков. Если и танки стоят битые на подходах, то, значит, у пограничников есть или противотанковые орудия, или танки. Одним словом, так просто в отряд враги не войдут, оборона там что надо. Это было в плюсе.
А были еще и минусы. Во-первых, силы противника концентрировались, по крайней мере, в лесу на западе от расположения отряда. Про север ничего не известно, но, возможно, со стороны Бреста тоже двигаются и группы противника. Упоминание о Бресте добавило еще один пункт к медленно складывающейся карте моего местоположения. Во-вторых, в ближайшем к отряду лесочке немцы развертывают артиллерию, Алексей смог разглядеть грузовики с прицепленными пушками.
– Что за пушки? Как они выглядят? Где разворачиваются? Сколько их? – прорвало меня.
– Эмм… – от такого напора мои товарищи по беде застопорились.
– Алексей, дай мне, пожалуйста, бумажку и карандашик.
На такой запрос Леха отреагировал быстро и вручил мне требуемые предметы. Быстрыми движениями я набросал нечто похожее на классическую немецкую ПТО[5] «PaK 38» или «40» – все равно вид у них очень похож, а сейчас не это важно. Показываю набросок разведчикам.
– Точно! Две таких подтащили, и еще было три более крупные… Калибр большой у них был. Гаубицы, наверное. – Быстро рисую 10,5 cм «leFH 18». Ничего в голову, кроме этой гаубицы, для первых лет войны у меня не лезет. – И опять в точку, товарищ инструктор! А вы откуда знаете, что за пушки мы видели?..
Волна напряжения мгновенно распространилась среди пограничников и коснулась меня. Я сжался от осознания своей тупости. Ну, с чего бы я это так неожиданно прозрел и предсказал, что за пушки видели разведчики? Придурок! Крутись, Артур! Теперь ты – это не ты! Ты офицер!
– Это самые распространенные виды немецкой противотанковой и гаубичной артиллерии, – удивляюсь я и делаю вид, что это вроде мои собеседники сморозили глупость. – Противотанковое орудие «PaK 38», – тычу карандашом в первый рисунок, – и 105-миллиметровая легкая гаубица. – Сработал мой наезд, пограничники замялись. – Ладно, сейчас иной вопрос. Немцы, выходит, готовятся обстреливать артиллерией позиции пограничников в расположении отряда. Присутствие у врага ПТО говорит о наличии в отряде танков. – Размышления о том, что у обороняющихся есть танки, взбодрили бойцов. Перевожу взгляд на Аверьянова: – Нужно захватить или уничтожить пушки, а потом прорываться в расположение отряда. Если будем просто прорываться, то вскоре немцы сначала перекопают весь отряд, а потом пошлют вперед поляков.
Машу рукой, указываю на восток, туда, где находятся обороняющиеся погранцы. В голове это движение откликается резкой вспышкой боли. Меня слегка скручивает, к горлу подкатывает тошнотворный комок. В руку неожиданно вкладывают холодную фляжку. Несколько жадных глотков облегчают состояние, и я поднимаю взгляд на Аверьянова. Старлей задумчиво чешет лоб.
– Нас не так уж и много, а артиллеристов в том лесочке поляки прикрывают… Как же мы взводом будем их атаковать? – Здравое размышление, но без учета некоторых деталей.
– О нашем существовании противник не знает. – То, что я сказал «противник», вызвало одобрение у собеседников. Прежде я хоть и убивал врагов, но, наверное, делал это ради собственного выживания, а сейчас выражаю свое отношение к фашистской агрессии. – Насколько я знаю, пограничники – это высокопрофессиональные бойцы. Тем более советские пограничники относятся к войскам НКВД, а это очень серьезно. – Васильков и Бобров дружно приосанились, лица их засияли от гордости за родной НКВД. Алексей лишь скромно ухмыльнулся, одобряя мой «комплимент». – Вас целый взвод, и вы отлично вооружены. И вы не одни! Там, в расположении пограничного отряда, находится много таких же опасных солдат, как вы. И у них есть танки! Товарищ старший лейтенант, как вы думаете, командир отряда обратит внимание на такой неожиданный удар в тыл противника?
– Думаю, если мы подадим сигнал, то на нас не только обратят внимание, но и помогут, – с некоторым сомнением произнес старлей.
– Товарищ старший лейтенант, разрешите мне лично сходить на разведку и оценить дислокацию и количество сил противника?
Алексей задумался, потом согласился, но с условием, что он и еще двое погранцов идут со мной.
Через пять минут мы лежали в зарослях кустарника и в бинокли разглядывали лес за дорогой. Немцы и поляки, словно ужаленные в седалище, даже не пытались быть незаметными и безумно бегали, выполняя известные лишь им задачи. На поляну вниз по дороге, ближе к границе, откатили гаубицы и стали их разворачивать.
Три орудия, запомнили и зарисовали в блокноте.
Там же нарисовал схематическую карту местности с пометками важных объектов. Кроме пушек отметил место временного складирования боеприпасов для орудий и небольшой лагерь на самом краю поляны с развернутой радиостанцией.
Рация – это очень хорошо и плохо! Ее надо будет брать обязательно.
А вот грузовиков, приволокших 105-миллиметровки, видно не было – наверное, ушли уже. Обратил внимание на то, что от границы в сторону отряда пару раз проезжали грузовики «опель», почти у самой опушки леса они сворачивали и скрывались в лесу. Пометив на бумаге все, что было возможно, на этом участке, мы сместились на восток и изучили место съезда грузовиков. Отсюда удалось разглядеть маскирующихся артиллеристов и их ПТО. С нашей позиции удалось рассмотреть по меньшей мере два ПаКа и расчеты. Артиллеристы – немцы, а пехотное прикрытие – поляки.
– Смотри, вон грузовики маскируют, – толкает меня в плечо Леха, когда я зарисовываю новые данные.
– Где? – Бинокль в руки – и следим за направлением. О! Я уже люблю этих педантичных нацистов. Пять грузовиков немцы размеренно маскировали в кустах в полусотне метров от дороги. Отмечаем и их на бумаге. – Думаю, это все… Уходим. – Уйдя метров на сто от места лежки, я останавливаю Леху. Двое пограничников тоже замерли.
– В чем дело? – Старлей удивлен и заметно напряжен.
– Все в порядке, просто я поразмыслил над раскладом и кое-что придумал. – Голова моя гудела, и я присел. – Если ты не против, я расскажу, что задумал. – Аверьянов, заинтересовавшись, присел рядом. Бойцы взглядом спросили у командира, что делать, и Леха отправил их к нашему лагерю. – Смотри, нам нужно прорваться в отряд, но пройти мимо такой цели, как эти батареи, мы не можем и не имеем права. Пройдем – и в отряде эти пушки натворят такое, что мы все пожалеем…
– Я уже это понял, Пауэлл, давай к делу, – с легким раздражением бросил старлей.
– Хорошо. Вот смотри, у нас такая ситуация. Батарея гаубиц развернулась на удалении от основных сил, тут примерно метров пятьсот – семьсот от них до позиции ПТО и пехоты. У гаубиц расчеты по пять человек – пятнадцать артиллеристов. Плюс еще пять – трое у радиостанции и двое у временного склада снарядов. Итого в общей сумме двадцать человек. Думаю, если обойти их с тыла, со стороны границы, группой из десяти – пятнадцати стрелков, то этот вопрос можно будет решить очень быстро. Радиостанцию желательно захватить, она пригодится. – Кружочком выделяю пометку радиостанции. – Одновременно с атакой на гаубицы начинают действовать еще две группы. – Черчу на схеме две стрелочки. – Одна, малочисленная, атакует стоянку грузовиков. Вторая, самая большая, от дороги начинает обстрел позиций ПТО. – Повторяю все на схеме. – Захватив стоянку, подаем сигнал первой группе, и та, уничтожив гаубицы, продвигается на соединение с группой у стоянки. Вместе эти группы ударяют в тыл по противотанкистам и пехотному прикрытию. Мы как бы всеми действиями рассеиваем внимание врагов, не даем им понять, где главная беда. Главное – действовать быстро и дерзко. Пусть враги думают, что нас здесь не взвод, а рота. Много шума, много агрессии. Но без лишнего фатализма – не лезем на рожон. Мы не главная сила в этом спектакле. Как только нашумим, надо подать сигнал в отряд. У вас там была рация? – киваю на восток. От этого движения в глазах на мгновение потемнело, и мир плавно поплыл, но я собрал волю в кулак и не отключился.
– Есть рация, ее месяц тому назад привезли.
Ответ меня удовлетворил.
– Тогда еще один вопрос: у тебя на заставе были бойцы, разбирающиеся в радиосвязи?
Теперь Аверьянов задумался всерьез.
– Васильков и Ерошин, они до призыва были радиолюбителями в Минске… С немецкими рациями имел дело Васильков.
Прекрасно, есть еще и сведущий в вопросе солдат.
Теперь осталось достичь идеала во всей этой безумной затее с радиостанцией: нужно, чтобы радиолюбители разобрались с нашей немецкой рацией, чтобы смогли настроиться на нужную волну, чтобы передали в отряд запрос о поддержке и, главное, чтобы в самом отряде рация была в порядке и нас услышали вовремя. Мечты, мечты… Однако это маленький, хиленький, но шанс!
– Тогда мы можем подать сигнал по радио. Это первый вариант. Второй – мы можем отправить в отряд посыльного, но не факт, что он доберется… А ракетница у нас есть? – Алексей кивает. – И в качестве третьего варианта мы можем попытаться подать сигнал ракетами и надеяться, что нас поймут правильно и пришлют на огонек помощь. – Вижу, старлей смеется. – Я что-то не так сказал?
– Скажи, Пауэлл, откуда ты так хорошо русский язык знаешь? И акцента у тебя почти нет. Да еще и всякие шуточки откалываешь.
Вы спросили, а мы ждали. Хотя сейчас в голове всплыла мысль о том, что я все же для этого времени говорю неправильно. Даже построение предложений, наверное, здесь немножечко, но другое. Это же у нас на иностранное происхождение легко списывается? Вот и ладненько.
– Мама у меня русская, еще до революции в Америку уехала. Вышла замуж за бизнесмена, то есть за частного предпринимателя, и в восемнадцатом году родился я. – Стараюсь говорить об этом с любовью и неким трепетом. Не знаю, выходит это или нет. – С малых лет вертелся как волчок в двух культурах. С бабушкой и дедушкой по отцовской линии приобщался к американской культуре и английскому языку. А с многочисленными русскими родственниками и друзьями мамы изучал историю России и русский язык. Так мне удалось изучить два языка… Ладно, хватит об этом, у нас на носу первая серьезная операция. – Слушал меня старлей внимательно и с пониманием. Значит, мой ответ его удовлетворил. Но в глазах у собеседника на миг появилось и угасло нечто… опасное.
– Верно… Но… Зачем ты мне одному рассказал свой план? Пришли бы к бойцам, я бы дал тебе слово. Идея-то у тебя очень дельная, и работать будем по ней, не думаю, что у меня вышло бы лучше, – удивился Леха. Врет ведь, смог бы и получше план придумать.
– Понимаешь, я же иностранец, да и офицер. – От упоминания слова «офицер» Аверьянов невольно поморщился. Ну а что поделать-то? Это у вас тут такие выражения попахивают старорежимщиной, а там, «за бугром», это уставное обращение. – Командование РККА и пограничных войск признало мои полномочия в соответствии со званием, но я не командир ТВОИХ пограничников. Они будут слушаться тебя и принимать твои приказы, не мои. Я лишь инструктор. Понимаешь? – Он понял и явно одобрил мои слова.
– Ты мне нравишься, товарищ инструктор. Знал я, конечно, что американцы наши лучшие друзья, особенно после Договора Содружества тридцать восьмого года, но не думал, что вы настолько серьезные люди. Я тебя понял и сам изложу твой план. Но скажу, что идея принадлежит товарищу инструктору. Будем считать, что ты на время боевых действий являешься моим советником…
Что-то меня сильно-сильно зацепило в его словах. Точнее, все его слова меня очень зацепили!
Какой такой Договор Содружества между СССР и США 1938 года?! Это что за выкрутасы? Видимо, не ошибся я в своем сомнении по поводу неправильности этого прошлого. Тут с первых минут пошли несовпадения с историей МОЕГО мира, а уж после слов о Договоре я окончательно убедился в том, что это прошлое – альтернативное…
Вот тебе, Артур, и горячо любимые Конюшевский, Конторович, Логинов, Махров и Таругин с их альтернативной историей! В одном лице! Мать, мать, мать…
Мое лицо так сильно скривилось, что Леха заволновался.
– Майкл! Ты в порядке?
– Да… Все нормально… Голова гудит. – Встаю на ноги и ободряюще хлопаю старлея по плечу. – Пойдем обратно. Надо подготовить бойцов…
Через полчаса мы вышли на исходные позиции. Леха попросил меня возглавить группу для удара по позициям гаубиц. Захват радиостанции – это очень важно, а сам Леха должен вести основную группу…
Вот я и лежу в кустах, наблюдаю за шевелением у гаубиц и отбиваюсь от разозленных моим присутствием муравьев. Немцы заканчивали согласование своих действий на всех уровнях – у рации долго ошивался командир батареи, постоянно записывавший что-то в блокнот. Наконец узнав все, что ему требовалось, офицер рванул к орудиям и стал бодро раздавать указания. Что это значит? А это значит, что вот-вот огненный шквал обрушится на погранотряд.
Но немцы со своими союзниками никак не учитывают того, что их меч на замахе перехватят дерзкие, но до сих пор живые пограничники.
– Товарищ инструктор… – подполз ко мне сержант Васильков. Он, как выяснилось, в тридцать девятом во время Освободительного похода часто пользовался трофейными польскими радиостанциями немецкого производства. Сейчас он в нашей большой игре вторая скрипка.
– Сержант, не называйте меня «инструктор», у меня есть звание. А то не по уставу выходит, – поправляю я сержанта, и он, ухмыльнувшись, начинает сначала.
– Товарищ первый лейтенант. Командир артиллеристов что-то забегал… Похоже, батарея сейчас стрелять будет.
– Именно так и есть. Нам это на руку… Первые выстрелы они будут делать пристрелочные. У них на передовой, наверное, есть корректировщик с рацией, а наша рация, – немецкую рацию у артиллеристов я уже считал нашей, – для обратной связи с корректировщиком. – Оборачиваюсь к напряженным бойцам первого отделения, готовым действовать. – Ну что, бойцы, после первого залпа пушек открываем огонь на поражение. Васильков, передать по цепи приказ второму отделению «приготовиться к атаке».
Тот план, что я придумал и рассказал Аверьянову на общем совещании час назад, был доработан. Кроме того, что моя группа должна уничтожить гаубицы, захватить радиостанцию, передать запрос о подмоге и двигаться на соединение с другими группами, она еще должна оставить тыловое прикрытие. Для этой цели я заготовил из гранат Ф-1 полтора десятка растяжек и провел для пограничников инструктаж по минированию такими зарядами. Заминируем тылы, оставим пару-тройку лучших стрелков и займемся своими делами…
Бух! Бух! Бух! Гаубицы выплюнули первую порцию снарядов по цели.
– Огонь!
Оглушенные выстрелами своих орудий артиллеристы никак не отреагировали на стрельбу. За несколько мгновений, перенося огонь от одной цели к другой, мой отряд вычистил всех нацистов у пушек. Лично я стрелял по радистам. Для этой цели специально экспроприировал СВС у одного из бойцов.
Того, что сидел на связи, я снял одним выстрелом в висок. Второй нырнул за рацию, но поймал пулю в ногу и выпал из-за укрытия. Пуля в грудь утихомирила его навечно. Третий радист упал на колени и поднял руки вверх. Пора приступать к завершающей стадии. Винтовку в сторону, МП-40 в руки – и вперед.
– Вперед! Пошли! Пошли! – Васильков по моей команде тоже было рванул, но я его остановил: – Сержант, держись рядом.
Пока бойцы продвигались к орудиям, я направился к рации. Мерным шагом, с автоматом наперевес, постоянно оглядываясь, направлялся к рации.
– Васильков, давай к рации, бегом.
– Товарищ первый лейтенант! Артиллеристы уничтожены! – докладывает один из пограничников моего отряда.
– Отлично. Начинайте минирование. Васильков, давай связь! – тороплю сержанта, а сам бегу проверять выполнение задачи по минированию. Бойцы подтаскивают прямо под орудия ящики со снарядами и закладывают в них по гранате. Прицепили длинную веревочку к чеке гранаты и отошли к лесу. – Васильков!
– Нет связи! Нету! Одна немецкая тарабарщина! Нет ничего! Нужно разобраться… Тут все на немецком… – щелкая тумблерами, ответил сержант. – Отряд, отряд, говорит сержант Васильков. Прием. Отряд, отряд…
– Продолжай, сержант! У нас нет второго шанса! – Меня начало колотить, голова, прежде прекратившая досаждать болью, опять загудела. – Ладно, связывайся с отрядом, оставлю тебе первое отделение. Когда свяжешься, собирай рацию и отходи к стоянке. Тогда группа прикрытия подорвет пушки. Понял? – Кивок в ответ. – Отлично! Удачи! – Перехватываю эмпэшник и направляюсь к бойцам. На полпути мое внимание привлекли криком.
– Ракеты, товарищ первый лейтенант! – Я поднял взгляд и увидел над лесом ракету красного дыма. – Сигнал!
– Первое отделение, остаетесь с группой прикрытия и сержантом Васильковым! – Бойцы дружно отделились от общей массы моего отряда и отправились к группе прикрытия. – Второе отделение! За мной!
Меня от моих же слов бросило в дрожь. Никогда не думал, что вести в атаку людей – это так страшно! Даже в армии на учениях не было такого! Все было не так. Там были лишь шутки по сравнению с настоящей войной! На мгновение показалось, что у меня нет бойцов рядом, идущих в бой. Я один!
Но вот шаг, еще один – и я слышу напряженное дыхание двигающихся слева и справа пограничников. Их уверенность, сила и бесстрашие медленно, но верно передавались мне. Я даже перестал замечать головную боль.
– Стой! – вскидываю руку, заметив впереди, между деревьями, машины. – Вторая группа здесь, выходим!
– Третья группа здесь. – Из кустов справа вышел Бобров. – Товарищ первый лейтенант, ждали только вас.
– Ясно. Здесь уже разобрались? Машины проверили? – затараторил я. Вопрос с транспортом меня волновал очень сильно. Если подмога не придет, то тогда нам понадобится прорываться в отряд самостоятельно, и делать это пешком я не очень-то хочу.
– Да. Все грузовики заправлены и на ходу. В двух лежат снаряды, патроны, гранаты, мины и два миномета. В одном установлена малокалиберная зенитка, два грузовика пустые. – Зенитка – это хорошо, а уж установленная на транспорте – это вдвойне замечательно! Наверное, там двадцатимиллиметровый зенитный автомат «Flak 30», может быть, даже «38».
– Как дела у Аверьянова? – Взгляд мой невольно переключается на слышимый и видимый отсюда бой на опушке.
– Все в порядке, они гадов на себя отвлекли. Не дают им через дорогу перейти. А сейчас мы ударим. – Улыбка старшины приобрела жуткий звериный оскал.
– План немного изменился: оставляем здесь только водителей, прикрытием будет группа сержанта Василькова, они скоро подойдут сюда. Мы ударим сразу, – подмигиваю Боброву.
Звучит команда выдвигаться вперед, и, сделав всего пару десятков шагов, я погружаюсь в пучину боя. Впереди, за деревьями, мелькают фигурки польских пехотинцев. Слышны крикливые команды офицера, а может, и унтер так орет, требуя чего-то от подчиненных. Слева бахнула граната, и над головой свистнули осколки. Послышались возгласы на немецком.
Мне надо пробежать еще пару метров – так я с автоматом больше пользы принесу… Еще метр… Вот здесь! Упав на землю, отползаю к ближайшему дереву и устраиваюсь поудобнее, оглядываюсь по сторонам, оцениваю ситуацию.
Ох, е! Я на десяток шагов оторвался от основной группы… Хреновый из меня командир, надо не бравадой заниматься, а командовать… Тьфу! А, ладно, не назад же ползти. Меня просто не поймут…
Далеко позади громовыми раскатами раздалось несколько мощных взрывов. Это гаубицы подорвали, ага. Получается, либо Васильков связался с отрядом, либо ему это не удалось и он перестал тянуть резину. Сейчас это без разницы: бой идет. Перевожу взгляд в сторону противника. Появление пограничников удивило их, но не так чтобы сильно. Мгновение смятения – и враг уже действует как по уставу. Дисциплина, черт бы ее побрал.
Высовываюсь из-за дерева и ловлю в прицел торс ляха, поднявшегося для броска гранаты. Короткая очередь – и, вскинув руки, противник падает, а за него начинают мстить человек пять. Пули, с диким свистом вышибая щепу из моего укрытия, просто приказывали прятаться. Все, здесь уже засветился, пора менять позицию. Пару раз перекатываюсь через спину и проваливаюсь в небольшую яму.
Вот хаос! Немцы стреляют, поляки стреляют, наши стреляют… Все в порядке, шеф! Это война!
Только собирался поудобнее устроиться с автоматом, как меж деревьев впереди вырастает здоровый фонтан земли. В десятке метров от первого разрыва поднимается второй, а потом и третий. От такой неожиданной подлости враги начали завывать в голос.
– Panzer! Russische panzer![6] – Закричал кто-то из немецких артиллеристов.
Танки, значит, идут? Славненько, ой как славненько!
У позиций пушек началось шевеление. От компании немцев, укрывавшихся справа за бугорком, отделилось четыре фигурки.
А вот к пушкам не надо бежать. Не надо… Очередь по спинам осмелевших артиллеристов остудила порыв других смельчаков. Пограничники тоже стали стрелять ожесточеннее, не давая противнику воспользоваться пушками. За считаные мгновения численное превосходство противника перестало быть таковым, и три советских танка совместно с полуротой пехоты захлестнули позиции немцев. Ощутив на себе неприятные впечатления от удара с двух сторон, поляки в первую очередь, пачками, так сказать, приступили к сдаче в плен. Бросая оружие на землю, они поднимались и тянули руки к небу. Я, быстро работая руками, развернулся в яме и пополз по направлению к стоянке. Выполз прямо к Боброву. Старшина тоже не особо рвался навстречу бойцам, пришедшим на помощь. Слишком рискованно: легко можно получить пулю от разгоряченного красноармейца, не разобравшего, кто ты есть такой.
– Старшина, отходим к стоянке. Нам надо подготовить машины. Возможно, удастся утащить немецкие ПТО. – В глазах Боброва я прочел немой вопрос: «А как же быть с подмогой?» – Думаю, старший лейтенант Аверьянов разберется, вы к нему пошлите бойца, чтобы сообщил о нашей готовности вывозить трофеи.
– Угу… – пробурчал старшина.
Через пару минут мы вышли к стоянке, нас встретили уставным: «Стой, кто идет! Пароль!» Ответом на вопрос послужила фраза: «Тимур и его команда».
– Товарищ старшина! В грузовики погружены все трофеи: боеприпасы, оружие, ЗИП, продовольствие и саперные приспособления. Машины готовы для буксирования орудий противотанковой артиллерии, – доложил один из бойцов, подошедший к нам.
– Хорошо. Кудряшов, беги к товарищу старшему лейтенанту, сообщи, что мы готовы выдвигаться к позициям для вывоза трофеев и орудий. – Пограничник козырнул и, придерживая одной рукой висящую на плече эскаэску, бесшумно скрылся в кустах, откуда вышли я и старшина. Бобров продолжил распоряжаться, постепенно стоянка приходила в движение. У машин я заметил тех солдат, что со мной атаковали позиции гаубиц.
– Сержант Васильков! – позвал я, надеясь, что наш новый связист отзовется. – Где сержант Васильков? – спрашиваю у бойцов.
– Он на рации сидит, там, за машинами. Хрен его теперь оттащишь! – дружно загоготали пограничники. Вот удивительна натура человеческая: мгновение тому назад ты можешь столкнуться со своими страхами, а уже сейчас – веселиться, забывая о том, через что ты прошел. А со мной что же случилось? Я так мало волнуюсь о том, что делаю. Убил уже с десяток людей, да, они враги всем нам, но они люди. И это меня уже не заботит… Как же легко сойти с ума…
Прислонившись спиной к колесу «опеля», сержант усердно крутил тумблеры на панели рации. Прикасаюсь к плечу боевого товарища. Он невольно вздрагивает и поднимает на меня взгляд.
– Ох, напугали вы меня, товарищ первый лейтенант… Дурная рация у фашистов – пока разобрался, что к чему… Еле связался с отрядом. – Оправдания Василькова были лишними.
– Брось, сержант. Просто спасибо тебе. Спасибо. – Глаза пограничника полезли на лоб. – Ты был самой важной деталью нашего плана. Не получись у тебя связаться с отрядом, – боюсь, большая часть бойцов так бы здесь и осталась…
– Э-э-э… – заклинило собеседника.
– Не напрягайся. Сворачивай свою шарманку и грузись. – Со стороны позиций гаубиц раздалось три негромких взрыва. Следом за ними грянул нестройный залп из винтовок. – Поторапливайся.
Мир засуетился с удвоенной силой. От дороги примчались два командира. Одного из них я узнал – это Аверьянов, второй был в танковом комбинезоне и танковом шлемофоне. При приближении я смог разглядеть петлицы командира, черные, два кубика и небольшой танк. Точно – танкист. Чумазый как черт, круглыми глазами он смотрел на наши трофеи и согласно кивал на все, что говорил Леха. А старлей заливался, требуя от танкиста выставить минут на десять заслон у позиций разбитых гаубиц, чтобы дать нашей группе время собрать все трофеи и уйти в отряд.