дело заслушают in camera [при закрытых дверях (лат.)], по закону о
разглашении государственной тайны.
- Речь идет об этих сооружениях.
Ему захотелось объяснить, что Беатриса тут ни при чем; у него не было
никаких сообщников, кроме легковерия тех, кто его завербовал.
- А что? - спросил он.
- Надо во что бы то ни стало раздобыть фотографии.
- Я пытался. Вы же знаете, чем это кончилось.
- Да. Но чертежи не совсем ясны.
- Он - не чертежник.
- Поймите меня правильно, старина. Вы, конечно, сделали чудеса: но,
знаете, был такой момент, когда я чуть было не начал вас... подозревать.
- В чем?
- Видите ли, некоторые из этих чертежей напомнили мне... Говоря
откровенно, они мне напомнили части пылесоса.
- Да, я это тоже заметил.
- Ну, и тут я, понимаете ли, подумал обо всех этих штуковинах в вашем
магазине...
- Вы что же, подозреваете, что я морочу голову нашей разведке?
- Теперь я и сам понимаю, что это чистый бред. А все-таки у меня гора с
плеч свалилась, когда те решили вас убить.
- Убить?
- Ну да, ведь это доказывает подлинность чертежей.
- Кто "те"?
- Противники. Какое счастье, что я никому не говорил о своих дурацких
подозрениях!
- Как они собираются меня убить?
- Об этом мы еще поговорим - они хотят вас отравить. Я вот что хочу
сказать: теперь мы получили самое лучшее подтверждение всему, что вы нам
сообщали. Не хватает только фотографий. Одно время мы попридержали
чертежи, но теперь роздали их всем заинтересованным ведомствам. В Атомную
комиссию тоже послали. Ну от них толку не добьешься. Заявили, что к
ядерной энергии это отношения не имеет, и все тут. Но мы уж слишком на
поводу у наших атомников и совершенно забыли, что могут быть другие, не
менее опасные военные изобретения.
- Чем они собираются меня отравить?
- Поговорим сперва о деле, старина. Нельзя забывать об экономической
стороне войны. Куба не может себе позволить производство водородных бомб,
но что если они нашли такое же эффективное оружие ближнего действия, и к
тому же дешевое? Вот в чем гвоздь - в дешевизне.
- Будьте любезны, скажите мне все-таки, как они собираются меня убить.
Видите ли, у меня к этому вопросу чисто личный интерес.
- Ну конечно, я вам скажу. Просто мне хотелось сперва показать вам всю
закулисную сторону и объяснить, как мы рады... поймите меня правильно, что
ваши донесения подтвердились. Они собираются отравить вас на каком-то
деловом обеде.
- Европейского коммерческого общества?
- Вот-вот, кажется так.
- Как вы это узнали?
- Мы проникли в их здешнюю организацию. Вы бы ахнули, если бы я вам
порассказал, что там у вас происходит. Могу вам, например, сообщить, что
дробь четыре погиб чисто случайно. Они просто хотели его припугнуть, как
припугнули своим покушением дробь три. Вы первый, которого они всерьез
решили убить.
- Какая честь.
- Знаете, в некотором роде это даже лестно. Показывает, что вы стали им
опасны.
Вытягивая через соломинку остатки пунша из-под кубиков льда, ломтиков
апельсина и ананаса, украшенных сверху вишней, Готорн громко причмокнул.
- Пожалуй, - сказал Уормолд, - мне лучше туда не ходить. - Он вдруг
почувствовал какое-то разочарование. - А ведь за десять лет я не пропустил
ни одного банкета. Меня даже речь там просили произнести. Фирма любит,
чтобы я ходил на такие обеды. Она тогда считает, что я высоко несу ее
знамя.
- Вы непременно должны пойти.
- Для чего? Чтобы меня отравили?
- Да вас никто не заставляет там есть.
- А вы когда-нибудь пробовали пойти на банкет и ничего не есть? И
пить-то ведь все равно придется.
- Не подсыпят же они яду в бутылку вина. Вы бы могли прикинуться
алкоголиком, который ничего не ест, а только пьет.
- Спасибо. Репутация моей фирмы от этого сильно выиграет.
- А что? Все люди питают слабость к алкоголикам, - сказал Готорн. - И,
кроме того, если вы не пойдете, они заподозрят что-то неладное. Вы можете
провалить мой источник. А источники надо беречь.
- Это что, такое правило?
- Вот именно, старина. И еще одно соображение: мы знаем, в чем суть
заговора, но не знаем заговорщиков; нам известны только клички. Если мы их
раскроем, мы заставим полицию их посадить. Тогда и вся организация будет
разгромлена.
- Ну да, убийца всегда рано или поздно попадется. Вскрытие наведет вас
на след, и тогда вы заставите Сегуру действовать.
- Неужели вы струсили? Такая уж у нас опасная профессия. Не следовало
за нее браться, если вы не были готовы...
- Ну, прямо спартанка из хрестоматии, да и только. Возвращайся, с
победой или пади в бою.
- А знаете, это идея! В нужный момент вы можете свалиться под стол.
Убийцы решат, что вы умерли, а остальные - что слишком много выпили.
- Член Европейского коммерческого общества не падает под стол.
- Никогда?
- Никогда. Но вам кажется, что я зря так встревожен?
- По-моему, волноваться пока нет оснований. В конце концов, всю еду вы
берете себе сами!
- Верно. Но в "Насьонале" закуска всегда одна и та же - краб
по-мавритански. А это кушанье раскладывают на тарелки заранее.
- Вот краба не ешьте. Мало ли кто не ест крабов. А когда гостей начнут
обносить блюдами, не берите того, что лежит к вам всего ближе. Это как с
фокусником, который подсовывает вам нужную ему карту. Не берите ее, и все
тут.
- А фокуснику все-таки удается всучить вам именно ту карту, которую он
хочет.
- Вот что... вы говорили, кажется, что банкет будет в "Насьонале"?
- Да.
- Так почему бы вам не использовать дробь семь?
- А кто такой дробь семь?
- Вы что, не помните своих агентов? Да это же метрдотель в "Насьонале".
Пусть он и позаботится, чтобы вам в тарелку ничего не подсыпали. Пора ему,
наконец, отработать полученные деньги. Я что-то не помню, чтобы вы
прислали от него хоть одно донесение.
- А вы не можете мне намекнуть, кто этот человек? Ну, тот кто
собирается... - он запнулся на слове "убить", - собирается со мной это
сделать?
- Не имею о нем ни малейшего представления, старина. Остерегайтесь всех
подряд. Выпейте-ка еще пуншу.
В самолете, летевшем обратно на Кубу, было мало пассажиров. Какая-то
испанка с целым выводком детей - одни принялись кричать, а других стало
тошнить, как только самолет оторвался от земли. Негритянка с живым
петухом, закутанным в шаль. Кубинский экспортер сигар, с которым Уормолд
был шапочно знаком, я англичанин в толстом грубошерстном пиджаке, упорно
куривший трубку, пока стюардесса не сделала ему замечание. Тогда он стал
демонстративно сосать незажженную трубку, обливаясь потом. У него было
сердитое лицо человека, уверенного, что он всегда прав.
Когда подали обед, он перебрался в хвост самолета и подсел к Уормолду.
- Не выношу эту писклявую мелюзгу, - сказал он. - Разрешите? - Он
заглянул в бумаги, разложенные на коленях у Уормолда. - Вы служите у
"Фастклинерс"?
- Да.
- А я у "Ньюклинерс". Моя фамилия Картер.
- Вот как!
- Это моя вторая поездка на Кубу. У вас, говорят, не скучают, - сказал
он, продувая трубку и откладывая ее в сторону, перед тем как приняться за
обед.
- Да, наверно, - ответил Уормолд, - если вы любите рулетку и публичные
дома.
Картер погладил свой кисет, как гладят по голове собаку - "мой верный
пес со мною неразлучен".
- Да я не совсем это имел в виду... хотя, конечно, я не пуританин.
Наверно, это даже интересно. С волками жить - по-волчьи выть. - Он
переменил тему. - Хорошо идут ваши машины?
- Торгуем помаленьку.
- Наша новая модель захватит весь рынок.
Он отправил в рот большой кусок розоватого пирожного, а потом отрезал
кусочек цыпленка.
- Да ну?
- Работает, как садовая косилка. Дамочке не надо утомляться. И никаких
шлангов, которые путаются под ногами.
- А как насчет шума?
- Специальный глушитель. Куда меньше шума, чем у вашего. Модель так и
называется - "Женушка-щебетунья". - Проглотив черепаховый суп, он принялся
за компот, с хрустом разжевывая виноградные косточки. - Скоро мы откроем
свое агентство на Кубе. Вы знаете доктора Брауна?
- Встречал. В Европейском коммерческом обществе. Он наш президент.
Импортирует точный инструмент из Женевы.
- Он самый. Дал нам очень полезный совет. Собственно говоря, я буду его
гостем на вашем банкете. А кормят у вас прилично?
- Вы же знаете, чего стоят ресторанные обеды.
- Ну уж, во всяком случае, он будет лучше этого, - сказал Картер,
выплевывая виноградную кожицу. Он не заметил спаржи в майонезе и теперь
принялся за нее. Затем он порылся в кармане. - Вот моя карточка. -
Карточка гласила: "Уильям Картер. Бакалавр технич. наук (Нотвич)", а в
уголке значилось: "Ньюклинерс-лимитед". Он добавил: - Я остановлюсь на
недельку в "Севил-Билтморе".
- Простите, у меня нет при себе карточки. Моя фамилия Уормолд.
- Вы знакомы с Дэвисом?
- Кажется, нет.
- Мы с ним жили в одной комнате в колледже. Устроился в фирме
"Грипфикс" и живет где-то в ваших краях. Прямо смешно - ребят из Нотвича
встречаешь повсюду. А вы сами случайно не у нас учились?
- Нет.
- Значит, в Ридинге?
- Я не учился в университете.
- Вот бы не сказал, - благодушно заметил Картер. - Знаете, я поступил
бы в Оксфорд, но в технических науках они уж очень отстали. Для школьного
учителя Оксфорд, пожалуй, еще годится. - Он снова стал сосать пустую
трубку, как ребенок соску, пока из трубки не вырвался свист. Вдруг он
проговорил таким тоном, словно на язык ему попал никотин: - Старомодная
ерунда, живые мощи, чистый пережиток. Я бы их упразднил.
- Кого?
- Оксфорд и Кембридж.
На подносе не оставалось ничего съедобного, кроме булочки, - он взял ее
и раскрошил, как время или плющ крошат камень.
Уормолд потерял Картера в таможне. У того вышли какие-то неприятности с
образцом пылесоса "Ньюклинерс", а Уормолд не считал, что должен помогать
представителю конкурирующей фирмы. Беатриса встретила Уормолда в
"хилмене". Уже много лет его не встречала женщина.
- Все в порядке? - спросила она.
- Да. Конечно. Кажется, они мной довольны. - Он смотрел на ее руки,
державшие руль; день был жаркий, и она не надела перчаток; руки были
красивые и ловкие. - Вы сняли кольцо?
Она сказала:
- А я думала, никто не заметит. Но Милли тоже заметила. Какие вы оба
наблюдательные!
- Вы его потеряли?
- Я сняла его вчера, когда мылась, и забыла надеть. А зачем носить
кольцо, если о нем забываешь?
Тут он рассказал ей о банкете.
- Надеюсь, вы не пойдете? - спросила она.
- Готорн хочет, чтобы я пошел. Боится, что раскроют его источник.
- А ну его к дьяволу, его источник!
- Но есть причина посерьезнее. Помните, что сказал Гассельбахер? Они
привыкли наносить удар по тому, что мы любим. Если я не приду, они
изобретут что-нибудь другое. Что-нибудь похуже. А мы не будем знать, что
именно. В следующий раз выбор может пасть не на меня - я ведь не так уж
сильно себя люблю, - а на Милли. Или на вас.
Он и сам не понял, что сказал, пока она не высадила его у дома и не
отъехала.
Милли сказала:
- Ты выпил только кофе и ничего в рот не взял, даже сухарика.
- Что-то не хочется.
- А потом пойдешь и наешься на банкете у своих коммерсантов, - будто не
знаешь, что твой желудок не выносит краба по-мавритански!
- Даю тебе слово, я постараюсь не есть ничего лишнего.
- Лучше бы ты как следует позавтракал. Поешь пшеничных хлопьев - они
впитывают весь алкоголь.
В этот день рядом с ней была дуэнья.
- Ну, ей-богу же, не могу. Мне не до еды. Не приставай. Нет у меня
аппетита.
- Ты приготовил речь?
- Старался, но я ведь не оратор. Понятия не имею, почему они попросили
меня.
Но его мучило, что теперь он, кажется, знает, почему. Кто внушил эту
мысль доктору Брауну - вот что нужно было узнать любой ценой. Он подумал:
"Но ведь цена - это я сам!"
- Пари держу, что ты произведешь там фурор!
- Ну нет, я сделаю все, чтобы не произвести там никакого фурора.
Милли ушла в школу, а он остался сидеть за столом. На картонной коробке
с хлопьями "Уитбрикс", которые всегда покупала Милли, был напечатан
отрывок из последних приключений Мальчика с пальчик. В коротком рассказике
с картинками Мальчик с пальчик встретил крысу величиной с рослого
сенбернара и обратил ее в бегство, прикинувшись кошкой и замяукав. Это
была очень незамысловатая история. Вряд ли ее можно было рассматривать как
ценное назидание молодому поколению, вступающему в жизнь. За двенадцать
купонов, вырезанных из таких коробок, фирма обещала духовое ружье. Коробка
была почти пуста, и Уормолд принялся вырезывать купон, аккуратно водя
ножом по пунктирной линии. Он уже обрезал последний угол, когда в комнату
вошла Беатриса. Она спросила:
- Чем это вы занимаетесь?
- По-моему, духовое ружье может пригодиться нам в конторе. Не хватает
всего одиннадцати купонов.
- Я не спала всю ночь.
- Наверно, выпили слишком много кофе?
- Нет. Это из-за того, что вам сказал доктор Гассельбахер. Насчет
Милли. Пожалуйста, не ходите на банкет.
- Ну, пойти-то я, во всяком случае, должен.
- Вы и так делаете достаточно. В Лондоне вами довольны. Я сужу по тону
телеграмм. Что бы там ни говорил Генри, Лондон вовсе не захочет, чтобы вы
шли на бессмысленный риск.
- Он прав, когда говорит, что если я не пойду, они попробуют что-нибудь
другое.
- Не бойтесь за Милли. Я не спущу с нее глаз.
- А кто будет смотреть за вами?
- Я сама выбрала эту профессию. Вы за меня не отвечаете.
- Вы бывали уже в таких переделках?
- Нет. Но и начальника такого у меня еще не было. Вы словно ткнули
палкой в осиное гнездо. Знаете, обычно наша работа - чистая канцелярщина:
картотека и скучные телеграммы. Убийства - не наша область. И я не хочу,
чтобы вас убивали. Понимаете, вы какой-то настоящий, а не персонаж из
"Бойз оун пейпер". Ради бога, оставьте вы в покое эту дурацкую коробку и
послушайте, что я вам говорю!
- Я читал про Мальчика с пальчик.
- Вот и оставайтесь с ним сегодня дома. А я пойду и куплю вам все
предыдущие коробки этой серии, чтобы вы могли прочитать про него с самого
начала.
- Готорн говорил здравые вещи. Мне только надо быть поосторожней с
едой. Ведь и в самом деле важно установить, кто они такие. Тогда я по
крайней мере отработаю полученные деньги.
- Вы и так сделали больше, чем нужно. Незачем вам ходить на этот
проклятый банкет!
- Нет, есть за чем. Хотя бы из гордости.
- Перед кем вы хотите покрасоваться?
- Перед вами.
Он пробирался по холлу гостиницы "Насьональ" мимо витрин с итальянской
обувью, датскими пепельницами, шведским стеклом и сиреневыми английскими
фуфайками. Дверь в банкетный зал, где всегда заседало Европейское
коммерческое общество, загораживал стул, на котором расположился доктор
Гассельбахер - он явно кого-то поджидал. Уормолд замедлил шаг; он не видел
доктора Гассельбахера с той самой ночи, когда тот сидел в мундире улана на
кровати и вспоминал прошлое. Члены коммерческого общества, направлявшиеся
в банкетный зал, останавливались и заговаривали с доктором Гассельбахером,
но тот не обращал на них внимания.
Когда Уормолд поравнялся со стулом, на котором сидел доктор, тот
сказал:
- Не ходите туда, мистер Уормолд.
Он говорил громко; слова его дрожали в загроможденном витринами холле,
привлекая всеобщее внимание.
- Как поживаете, Гассельбахер?
- Я оказал: не ходите туда.
- Слышу!
- Они собираются вас убить, мистер Уормолд.
- Откуда вы знаете, Гассельбахер?
- Они хотят вас там отравить.
Кто-то из приглашенных остановился и стал смотреть на них с улыбкой.
Один американец спросил:
- Да неужели тут так уж плохо кормят?
Все рассмеялись.
Уормолд сказал:
- Уйдите отсюда, Гассельбахер. На вас все смотрят.
- Вы все-таки пойдете?
- Конечно; я ведь один из ораторов.
- У вас есть Милли. Подумайте о ней.
- Не бойтесь за Милли. Я вернусь целым и невредимым, Гассельбахер.
Ступайте.
- Хорошо, но я хотел вас удержать, - сказал доктор Гассельбахер. - Я
буду ждать вашего звонка.
- Я позвоню вам из дому.
- Прощайте, Джим.
- Прощайте, доктор.
Уормолд оторопел, услышав, что доктор Гассельбахер назвал его Джимом.
Он вспомнил, как не раз подумывал в шутку: только сидя у его смертного
одра и отказавшись от всякой надежды, доктор Гассельбахер назовет его по
имени. Его вдруг охватили страх, одиночество, тоска по родине.
- Уормолд, - произнес кто-то за его спиной.
Он обернулся. Перед ним стоял Картер из фирмы "Ньюклинерс", но для
Уормолда в этот миг Картер был английской землей, и английской спесью, и
английской пошлостью - всем тем родным и надежным, что заключалось в самом
слове: Англия.
- Картер! - воскликнул он, словно Картер был тем человеком в Гаване,
которого ему больше всего хотелось встретить; и в этот миг так оно и было.
- Чертовски рад вас видеть, - сказал Картер. - Не знаю здесь ни души.
Даже моего... даже доктора Брауна.
Трубка и кисет оттопыривали его карман; он погладил их, словно надеясь
обрести бодрость в этом привычном жесте, может быть, он тоже испытывал
сейчас тоску по родине.
- Картер, познакомьтесь с доктором Гассельбахером, это мой старый друг.
- Здравствуйте, доктор. - Картер сказал Уормолду: - Искал вас вчера
вечером по всему городу. Никак не могу попасть в те злачные места, о
которых вы говорили.
Они вместе вошли в банкетный зал. Трудно было объяснить, почему Уормолд
испытывает такое доверие к своему соотечественнику, но с той стороны, с
которой шагал Картер, он чувствовал себя в безопасности.
В честь генерального консула банкетный зал был украшен двумя большими
флагами Соединенных Штатов, а маленькие бумажные флажки указывали, как в
ресторане аэровокзала, места представителей различных стран. Во главе
стола красовался швейцарский флажок - там должен был сидеть президент,
доктор Браун; был тут даже флажок Монако - он стоял против места
монакского консула, одного из крупнейших экспортеров сигар в Гаване. В
знак уважения к августейшему бракосочетанию [имеется в виду брак князя
Монакского с американской киноактрисой Грейс Келли], его посадили справа
от американского генерального консула. Когда Уормолд и Картер вошли в зал,
гостям разносили коктейли, и к ним сразу же подошел официант. Показалось
ли это Уормолду или же официант и в самом деле так повернул поднос, что
последний оставшийся на нем "дайкири" оказался как раз под рукой у
Уормолда?
- Нет. Не хочу, спасибо.
Картер протянул руку, но официант уже двинулся к служебному выходу.
- Может, вы предпочитаете сухой "мартини", сэр? - спросил чей-то голос.
Он повернулся. Это был метрдотель.
- Нет, нет, я не пью коньяк.
- Шотландское виски, сэр? Херес? "Дедушкин коктейль"? Что вам угодно?
- Я сегодня не пью, - сказал Уормолд.
Метрдотель отошел к другим гостям. Уормолд подозревал, что это его
агент дробь семь; не странно ли, если по иронии судьбы он окажется и его
убийцей? Уормолд оглянулся, но Картера уже не было: он отправился на
поиски доктора Брауна.
- Пейте, что дают, - произнес чей-то голос с шотландским акцентом. -
Моя фамилия Макдугал. Кажется, мы сидим рядом.
- Мы с вами, по-моему, прежде не встречались?
- Я принял дела от Макинтайра. Вы, конечно, знали Макинтайра?
- Ну да, еще бы.
Сплавив такую мелкую сошку, как Картер, швейцарцу, торговавшему часами,
доктор Браун обходил теперь зал вместе с американским генеральным
консулом, представляя ему самых важных гостей. Немцы держались
обособленно; как и подобало, они сгруппировались у западной стены зала;
они кичились мощью немецкой марки, как дуэлянты своими шрамами;
национальное чванство, которое пережило даже Бельзен, питалось теперь
высоким курсом западногерманской валюты. Интересно, не один ли из них
выдал доктору Гассельбахеру тайну этого банкета, подумал Уормолд. Выдал?
Так ли? С помощью шантажа они могли заставить доктора снабдить их
каким-нибудь ядом. Ну что ж, ради старой дружбы он выбрал что-нибудь
безболезненное, если только есть такой яд, который не причиняет боли.
- Вы меня послушайте, - говорил мистер Макдугал с неукротимой энергией
шотландца, пляшущего джигу, - лучше выпить, не откладывая. Больше вы
ничего не получите.
- Но вино, наверно, будет?
- Взгляните на стол. - Возле каждого прибора стояли маленькие бутылочки
с молоком. - Разве вы не прочли в пригласительном билете? Это
обед-ассорти, по-американски, в честь наших великих американских
союзников.
- Ассорти?
- Приятель, неужели вы не знаете, что такое ассорти? Вам суют под нос
всю еду сразу, и все на одной тарелке - жареную индейку, клюквенное
варенье, сосиски, морковь, мелко наструганный картофель. Терпеть не могу
картофель по-французски, но, когда подают ассорти, выбирать не приходится.
- Выбирать не приходится?
- Ешь, что дают. Это и есть демократия.
Доктор Браун пригласил гостей к столу. Уормолд надеялся, что их
рассадят по национальностям и Картер окажется рядом, но слева от него сел
незнакомый скандинав, который мрачно уставился на свою бутылочку в
молоком. Уормолд подумал: "Ну и здорово же все подстроено! Ведь и до
молока опасно дотрагиваться". А вокруг стола уже сновали официанты,
разнося краба по-мавритански. Тут он с облегчением заметил, что Картер
сидит напротив. Даже его вульгарность казалась сейчас Уормолду якорем
спасения. На него можно было положиться, как можно положиться на
английского полицейского, - ведь знаешь наперед каждую его мысль.
- Нет, - сказал Уормолд официанту, - краба я не хочу.
- И умно делаете, что не едите эту ерунду, - подхватил мистер Макдугал.
- Я и сам не ем краба. Не идет под виски. А теперь, если вы отопьете
немного воды со льдом и протянете мне под столом стакан, у меня найдется в
кармане фляжка, которой хватит на нас двоих.
Уормолд протянул было руку к стакану, но тут его взяло сомнение. Кто
такой этот Макдугал? Раньше он его никогда не видел, да и об отъезде
Макинтайра он слышал впервые. Разве не могли они отравить воду в стакане,
а то и виски в фляжке?
- Почему уехал Макинтайр? - спросил он, не выпуская из руки стакан.
- Да просто так, - оказал мистер Макдугал, - взял и уехал. Отпейте-ка
воды. Не хотите же вы совсем утопить в ней виски. Это самое лучшее
шотландское солодовое.
- Я не пью так рано. Спасибо.
- Правильно делаете, если не доверяете здешней воде, - как-то
двусмысленно сказал мистер Макдугал. - Я и сам пью неразбавленное. Если не
возражаете, мы оба будем пить из колпачка моей фляжки...
- Нет, право, нет. Днем я не пью.
- Это англичане, а не шотландцы выдумали особые часы, когда можно пить.
Скоро они придумают часы, когда можно умирать.
Картер сказал ему через стол:
- А я вот выпить не прочь. Моя фамилия Картер.
И Уормолд с облегчением увидел, как Макдугал наливает виски Картеру;
одно из его подозрений отпало - кому нужно травить Картера? А все-таки,
подумал он, есть что-то подозрительное в том, как Макдугал хвастает своим
шотландским происхождением. Тут попахивает подделкой, как от Оссиана
[легендарный певец, герой кельтского народного эпоса, якобы живший в III
в].
- Свенсон, - резко провозгласил мрачный скандинав, прикрытый шведским
флажком; впрочем, Уормолд только предполагал, что флажок шведский, - он
никогда не мог с уверенностью отличить национальные цвета скандинавских
стран.
- Уормолд, - представился он.
- Какого черта они расставили это молоко?
- Мне кажется, - сказал Уормолд, - доктор Браун слишком педантично
соблюдает правила.
- Или смеется над ними, - сказал Картер.
- Не думаю, чтобы у доктора Брауна было так уж развито чувство юмора.
- А чем вы занимаетесь, мистер Уормолд? - спросил швед. - Кажется, мы с
вами не встречались, хотя я вас и знаю в лицо.
- Пылесосами. А вы?
- Стеклом. Вы же знаете - шведское стекло лучшее в мире. Какой вкусный
хлеб. Вы не едите хлеба?
Вся его беседа, вероятно, была приготовлена заранее, с помощью
разговорника.
- Больше не ем. От него, говорят, толстеют.
- Я бы лично сказал, что вас подкормить не мешает. - Свенсон разразился
мрачным хохотом, прозвучавшим как жалкая попытка оживить глухую полярную
ночь. - Простите. Я говорю о вас так, точно вы гусь.
В том конце стола, где сидел генеральный консул, начали разносить
тарелки с ассорти. Макдугал ошибся насчет индейки - вместо нее подавали
жареного цыпленка. Но его пророчество насчет сосисок, моркови и картофеля
оправдалось. Доктор Браун немного отстал от своих гостей: он все еще
ковырял краба по-мавритански. Видно, генеральный консул задержал его
глубокомысленным разговором и загипнотизировал блеском толстых стекол
своих очков. Двое официантов обходили стол: один собирал остатки краба,
другой расставлял тарелки с ассорти. Только генеральный консул решился
откупорить свое молоко. Слово "Даллес" уныло донеслось в дальний конец
стола, где сидел Уормолд. Подошел официант с двумя тарелками; одну он
поставил перед скандинавом, другую перед Уормолдом. Тому пришло в голову,
что вся эта история с покушением может оказаться глупым розыгрышем. Вдруг
Готорн - просто шутник, а что касается доктора Гассельбахера... Он
вспомнил, как Милли спросила, морочил ли ему когда-нибудь голову доктор
Гассельбахер. Иногда легче поставить жизнь на карту, чем выставить себя на
посмешище. Ему захотелось довериться Картеру и услышать его трезвый совет,
но, взглянув на свою тарелку, он заметил нечто странное. На ней не было
моркови. Он поторопился сказать:
- Вы, кажется, не любите моркови? - И подсунул тарелку Макдугалу.
- Нет, я не люблю картофеля по-французски, - поправил его Макдугал и
передал тарелку дальше, люксембургскому консулу.
Люксембургский консул, поглощенный беседой с сидевшим против него
немцем, рассеянно передал тарелку соседу. Такая же вежливость одолела
всех, кого еще не обслужили, и тарелка быстро доплыла к доктору Брауну, у
которого в эту минуту забирали остатки краба. Увидев, что происходит,
разглашении государственной тайны.
- Речь идет об этих сооружениях.
Ему захотелось объяснить, что Беатриса тут ни при чем; у него не было
никаких сообщников, кроме легковерия тех, кто его завербовал.
- А что? - спросил он.
- Надо во что бы то ни стало раздобыть фотографии.
- Я пытался. Вы же знаете, чем это кончилось.
- Да. Но чертежи не совсем ясны.
- Он - не чертежник.
- Поймите меня правильно, старина. Вы, конечно, сделали чудеса: но,
знаете, был такой момент, когда я чуть было не начал вас... подозревать.
- В чем?
- Видите ли, некоторые из этих чертежей напомнили мне... Говоря
откровенно, они мне напомнили части пылесоса.
- Да, я это тоже заметил.
- Ну, и тут я, понимаете ли, подумал обо всех этих штуковинах в вашем
магазине...
- Вы что же, подозреваете, что я морочу голову нашей разведке?
- Теперь я и сам понимаю, что это чистый бред. А все-таки у меня гора с
плеч свалилась, когда те решили вас убить.
- Убить?
- Ну да, ведь это доказывает подлинность чертежей.
- Кто "те"?
- Противники. Какое счастье, что я никому не говорил о своих дурацких
подозрениях!
- Как они собираются меня убить?
- Об этом мы еще поговорим - они хотят вас отравить. Я вот что хочу
сказать: теперь мы получили самое лучшее подтверждение всему, что вы нам
сообщали. Не хватает только фотографий. Одно время мы попридержали
чертежи, но теперь роздали их всем заинтересованным ведомствам. В Атомную
комиссию тоже послали. Ну от них толку не добьешься. Заявили, что к
ядерной энергии это отношения не имеет, и все тут. Но мы уж слишком на
поводу у наших атомников и совершенно забыли, что могут быть другие, не
менее опасные военные изобретения.
- Чем они собираются меня отравить?
- Поговорим сперва о деле, старина. Нельзя забывать об экономической
стороне войны. Куба не может себе позволить производство водородных бомб,
но что если они нашли такое же эффективное оружие ближнего действия, и к
тому же дешевое? Вот в чем гвоздь - в дешевизне.
- Будьте любезны, скажите мне все-таки, как они собираются меня убить.
Видите ли, у меня к этому вопросу чисто личный интерес.
- Ну конечно, я вам скажу. Просто мне хотелось сперва показать вам всю
закулисную сторону и объяснить, как мы рады... поймите меня правильно, что
ваши донесения подтвердились. Они собираются отравить вас на каком-то
деловом обеде.
- Европейского коммерческого общества?
- Вот-вот, кажется так.
- Как вы это узнали?
- Мы проникли в их здешнюю организацию. Вы бы ахнули, если бы я вам
порассказал, что там у вас происходит. Могу вам, например, сообщить, что
дробь четыре погиб чисто случайно. Они просто хотели его припугнуть, как
припугнули своим покушением дробь три. Вы первый, которого они всерьез
решили убить.
- Какая честь.
- Знаете, в некотором роде это даже лестно. Показывает, что вы стали им
опасны.
Вытягивая через соломинку остатки пунша из-под кубиков льда, ломтиков
апельсина и ананаса, украшенных сверху вишней, Готорн громко причмокнул.
- Пожалуй, - сказал Уормолд, - мне лучше туда не ходить. - Он вдруг
почувствовал какое-то разочарование. - А ведь за десять лет я не пропустил
ни одного банкета. Меня даже речь там просили произнести. Фирма любит,
чтобы я ходил на такие обеды. Она тогда считает, что я высоко несу ее
знамя.
- Вы непременно должны пойти.
- Для чего? Чтобы меня отравили?
- Да вас никто не заставляет там есть.
- А вы когда-нибудь пробовали пойти на банкет и ничего не есть? И
пить-то ведь все равно придется.
- Не подсыпят же они яду в бутылку вина. Вы бы могли прикинуться
алкоголиком, который ничего не ест, а только пьет.
- Спасибо. Репутация моей фирмы от этого сильно выиграет.
- А что? Все люди питают слабость к алкоголикам, - сказал Готорн. - И,
кроме того, если вы не пойдете, они заподозрят что-то неладное. Вы можете
провалить мой источник. А источники надо беречь.
- Это что, такое правило?
- Вот именно, старина. И еще одно соображение: мы знаем, в чем суть
заговора, но не знаем заговорщиков; нам известны только клички. Если мы их
раскроем, мы заставим полицию их посадить. Тогда и вся организация будет
разгромлена.
- Ну да, убийца всегда рано или поздно попадется. Вскрытие наведет вас
на след, и тогда вы заставите Сегуру действовать.
- Неужели вы струсили? Такая уж у нас опасная профессия. Не следовало
за нее браться, если вы не были готовы...
- Ну, прямо спартанка из хрестоматии, да и только. Возвращайся, с
победой или пади в бою.
- А знаете, это идея! В нужный момент вы можете свалиться под стол.
Убийцы решат, что вы умерли, а остальные - что слишком много выпили.
- Член Европейского коммерческого общества не падает под стол.
- Никогда?
- Никогда. Но вам кажется, что я зря так встревожен?
- По-моему, волноваться пока нет оснований. В конце концов, всю еду вы
берете себе сами!
- Верно. Но в "Насьонале" закуска всегда одна и та же - краб
по-мавритански. А это кушанье раскладывают на тарелки заранее.
- Вот краба не ешьте. Мало ли кто не ест крабов. А когда гостей начнут
обносить блюдами, не берите того, что лежит к вам всего ближе. Это как с
фокусником, который подсовывает вам нужную ему карту. Не берите ее, и все
тут.
- А фокуснику все-таки удается всучить вам именно ту карту, которую он
хочет.
- Вот что... вы говорили, кажется, что банкет будет в "Насьонале"?
- Да.
- Так почему бы вам не использовать дробь семь?
- А кто такой дробь семь?
- Вы что, не помните своих агентов? Да это же метрдотель в "Насьонале".
Пусть он и позаботится, чтобы вам в тарелку ничего не подсыпали. Пора ему,
наконец, отработать полученные деньги. Я что-то не помню, чтобы вы
прислали от него хоть одно донесение.
- А вы не можете мне намекнуть, кто этот человек? Ну, тот кто
собирается... - он запнулся на слове "убить", - собирается со мной это
сделать?
- Не имею о нем ни малейшего представления, старина. Остерегайтесь всех
подряд. Выпейте-ка еще пуншу.
В самолете, летевшем обратно на Кубу, было мало пассажиров. Какая-то
испанка с целым выводком детей - одни принялись кричать, а других стало
тошнить, как только самолет оторвался от земли. Негритянка с живым
петухом, закутанным в шаль. Кубинский экспортер сигар, с которым Уормолд
был шапочно знаком, я англичанин в толстом грубошерстном пиджаке, упорно
куривший трубку, пока стюардесса не сделала ему замечание. Тогда он стал
демонстративно сосать незажженную трубку, обливаясь потом. У него было
сердитое лицо человека, уверенного, что он всегда прав.
Когда подали обед, он перебрался в хвост самолета и подсел к Уормолду.
- Не выношу эту писклявую мелюзгу, - сказал он. - Разрешите? - Он
заглянул в бумаги, разложенные на коленях у Уормолда. - Вы служите у
"Фастклинерс"?
- Да.
- А я у "Ньюклинерс". Моя фамилия Картер.
- Вот как!
- Это моя вторая поездка на Кубу. У вас, говорят, не скучают, - сказал
он, продувая трубку и откладывая ее в сторону, перед тем как приняться за
обед.
- Да, наверно, - ответил Уормолд, - если вы любите рулетку и публичные
дома.
Картер погладил свой кисет, как гладят по голове собаку - "мой верный
пес со мною неразлучен".
- Да я не совсем это имел в виду... хотя, конечно, я не пуританин.
Наверно, это даже интересно. С волками жить - по-волчьи выть. - Он
переменил тему. - Хорошо идут ваши машины?
- Торгуем помаленьку.
- Наша новая модель захватит весь рынок.
Он отправил в рот большой кусок розоватого пирожного, а потом отрезал
кусочек цыпленка.
- Да ну?
- Работает, как садовая косилка. Дамочке не надо утомляться. И никаких
шлангов, которые путаются под ногами.
- А как насчет шума?
- Специальный глушитель. Куда меньше шума, чем у вашего. Модель так и
называется - "Женушка-щебетунья". - Проглотив черепаховый суп, он принялся
за компот, с хрустом разжевывая виноградные косточки. - Скоро мы откроем
свое агентство на Кубе. Вы знаете доктора Брауна?
- Встречал. В Европейском коммерческом обществе. Он наш президент.
Импортирует точный инструмент из Женевы.
- Он самый. Дал нам очень полезный совет. Собственно говоря, я буду его
гостем на вашем банкете. А кормят у вас прилично?
- Вы же знаете, чего стоят ресторанные обеды.
- Ну уж, во всяком случае, он будет лучше этого, - сказал Картер,
выплевывая виноградную кожицу. Он не заметил спаржи в майонезе и теперь
принялся за нее. Затем он порылся в кармане. - Вот моя карточка. -
Карточка гласила: "Уильям Картер. Бакалавр технич. наук (Нотвич)", а в
уголке значилось: "Ньюклинерс-лимитед". Он добавил: - Я остановлюсь на
недельку в "Севил-Билтморе".
- Простите, у меня нет при себе карточки. Моя фамилия Уормолд.
- Вы знакомы с Дэвисом?
- Кажется, нет.
- Мы с ним жили в одной комнате в колледже. Устроился в фирме
"Грипфикс" и живет где-то в ваших краях. Прямо смешно - ребят из Нотвича
встречаешь повсюду. А вы сами случайно не у нас учились?
- Нет.
- Значит, в Ридинге?
- Я не учился в университете.
- Вот бы не сказал, - благодушно заметил Картер. - Знаете, я поступил
бы в Оксфорд, но в технических науках они уж очень отстали. Для школьного
учителя Оксфорд, пожалуй, еще годится. - Он снова стал сосать пустую
трубку, как ребенок соску, пока из трубки не вырвался свист. Вдруг он
проговорил таким тоном, словно на язык ему попал никотин: - Старомодная
ерунда, живые мощи, чистый пережиток. Я бы их упразднил.
- Кого?
- Оксфорд и Кембридж.
На подносе не оставалось ничего съедобного, кроме булочки, - он взял ее
и раскрошил, как время или плющ крошат камень.
Уормолд потерял Картера в таможне. У того вышли какие-то неприятности с
образцом пылесоса "Ньюклинерс", а Уормолд не считал, что должен помогать
представителю конкурирующей фирмы. Беатриса встретила Уормолда в
"хилмене". Уже много лет его не встречала женщина.
- Все в порядке? - спросила она.
- Да. Конечно. Кажется, они мной довольны. - Он смотрел на ее руки,
державшие руль; день был жаркий, и она не надела перчаток; руки были
красивые и ловкие. - Вы сняли кольцо?
Она сказала:
- А я думала, никто не заметит. Но Милли тоже заметила. Какие вы оба
наблюдательные!
- Вы его потеряли?
- Я сняла его вчера, когда мылась, и забыла надеть. А зачем носить
кольцо, если о нем забываешь?
Тут он рассказал ей о банкете.
- Надеюсь, вы не пойдете? - спросила она.
- Готорн хочет, чтобы я пошел. Боится, что раскроют его источник.
- А ну его к дьяволу, его источник!
- Но есть причина посерьезнее. Помните, что сказал Гассельбахер? Они
привыкли наносить удар по тому, что мы любим. Если я не приду, они
изобретут что-нибудь другое. Что-нибудь похуже. А мы не будем знать, что
именно. В следующий раз выбор может пасть не на меня - я ведь не так уж
сильно себя люблю, - а на Милли. Или на вас.
Он и сам не понял, что сказал, пока она не высадила его у дома и не
отъехала.
Милли сказала:
- Ты выпил только кофе и ничего в рот не взял, даже сухарика.
- Что-то не хочется.
- А потом пойдешь и наешься на банкете у своих коммерсантов, - будто не
знаешь, что твой желудок не выносит краба по-мавритански!
- Даю тебе слово, я постараюсь не есть ничего лишнего.
- Лучше бы ты как следует позавтракал. Поешь пшеничных хлопьев - они
впитывают весь алкоголь.
В этот день рядом с ней была дуэнья.
- Ну, ей-богу же, не могу. Мне не до еды. Не приставай. Нет у меня
аппетита.
- Ты приготовил речь?
- Старался, но я ведь не оратор. Понятия не имею, почему они попросили
меня.
Но его мучило, что теперь он, кажется, знает, почему. Кто внушил эту
мысль доктору Брауну - вот что нужно было узнать любой ценой. Он подумал:
"Но ведь цена - это я сам!"
- Пари держу, что ты произведешь там фурор!
- Ну нет, я сделаю все, чтобы не произвести там никакого фурора.
Милли ушла в школу, а он остался сидеть за столом. На картонной коробке
с хлопьями "Уитбрикс", которые всегда покупала Милли, был напечатан
отрывок из последних приключений Мальчика с пальчик. В коротком рассказике
с картинками Мальчик с пальчик встретил крысу величиной с рослого
сенбернара и обратил ее в бегство, прикинувшись кошкой и замяукав. Это
была очень незамысловатая история. Вряд ли ее можно было рассматривать как
ценное назидание молодому поколению, вступающему в жизнь. За двенадцать
купонов, вырезанных из таких коробок, фирма обещала духовое ружье. Коробка
была почти пуста, и Уормолд принялся вырезывать купон, аккуратно водя
ножом по пунктирной линии. Он уже обрезал последний угол, когда в комнату
вошла Беатриса. Она спросила:
- Чем это вы занимаетесь?
- По-моему, духовое ружье может пригодиться нам в конторе. Не хватает
всего одиннадцати купонов.
- Я не спала всю ночь.
- Наверно, выпили слишком много кофе?
- Нет. Это из-за того, что вам сказал доктор Гассельбахер. Насчет
Милли. Пожалуйста, не ходите на банкет.
- Ну, пойти-то я, во всяком случае, должен.
- Вы и так делаете достаточно. В Лондоне вами довольны. Я сужу по тону
телеграмм. Что бы там ни говорил Генри, Лондон вовсе не захочет, чтобы вы
шли на бессмысленный риск.
- Он прав, когда говорит, что если я не пойду, они попробуют что-нибудь
другое.
- Не бойтесь за Милли. Я не спущу с нее глаз.
- А кто будет смотреть за вами?
- Я сама выбрала эту профессию. Вы за меня не отвечаете.
- Вы бывали уже в таких переделках?
- Нет. Но и начальника такого у меня еще не было. Вы словно ткнули
палкой в осиное гнездо. Знаете, обычно наша работа - чистая канцелярщина:
картотека и скучные телеграммы. Убийства - не наша область. И я не хочу,
чтобы вас убивали. Понимаете, вы какой-то настоящий, а не персонаж из
"Бойз оун пейпер". Ради бога, оставьте вы в покое эту дурацкую коробку и
послушайте, что я вам говорю!
- Я читал про Мальчика с пальчик.
- Вот и оставайтесь с ним сегодня дома. А я пойду и куплю вам все
предыдущие коробки этой серии, чтобы вы могли прочитать про него с самого
начала.
- Готорн говорил здравые вещи. Мне только надо быть поосторожней с
едой. Ведь и в самом деле важно установить, кто они такие. Тогда я по
крайней мере отработаю полученные деньги.
- Вы и так сделали больше, чем нужно. Незачем вам ходить на этот
проклятый банкет!
- Нет, есть за чем. Хотя бы из гордости.
- Перед кем вы хотите покрасоваться?
- Перед вами.
Он пробирался по холлу гостиницы "Насьональ" мимо витрин с итальянской
обувью, датскими пепельницами, шведским стеклом и сиреневыми английскими
фуфайками. Дверь в банкетный зал, где всегда заседало Европейское
коммерческое общество, загораживал стул, на котором расположился доктор
Гассельбахер - он явно кого-то поджидал. Уормолд замедлил шаг; он не видел
доктора Гассельбахера с той самой ночи, когда тот сидел в мундире улана на
кровати и вспоминал прошлое. Члены коммерческого общества, направлявшиеся
в банкетный зал, останавливались и заговаривали с доктором Гассельбахером,
но тот не обращал на них внимания.
Когда Уормолд поравнялся со стулом, на котором сидел доктор, тот
сказал:
- Не ходите туда, мистер Уормолд.
Он говорил громко; слова его дрожали в загроможденном витринами холле,
привлекая всеобщее внимание.
- Как поживаете, Гассельбахер?
- Я оказал: не ходите туда.
- Слышу!
- Они собираются вас убить, мистер Уормолд.
- Откуда вы знаете, Гассельбахер?
- Они хотят вас там отравить.
Кто-то из приглашенных остановился и стал смотреть на них с улыбкой.
Один американец спросил:
- Да неужели тут так уж плохо кормят?
Все рассмеялись.
Уормолд сказал:
- Уйдите отсюда, Гассельбахер. На вас все смотрят.
- Вы все-таки пойдете?
- Конечно; я ведь один из ораторов.
- У вас есть Милли. Подумайте о ней.
- Не бойтесь за Милли. Я вернусь целым и невредимым, Гассельбахер.
Ступайте.
- Хорошо, но я хотел вас удержать, - сказал доктор Гассельбахер. - Я
буду ждать вашего звонка.
- Я позвоню вам из дому.
- Прощайте, Джим.
- Прощайте, доктор.
Уормолд оторопел, услышав, что доктор Гассельбахер назвал его Джимом.
Он вспомнил, как не раз подумывал в шутку: только сидя у его смертного
одра и отказавшись от всякой надежды, доктор Гассельбахер назовет его по
имени. Его вдруг охватили страх, одиночество, тоска по родине.
- Уормолд, - произнес кто-то за его спиной.
Он обернулся. Перед ним стоял Картер из фирмы "Ньюклинерс", но для
Уормолда в этот миг Картер был английской землей, и английской спесью, и
английской пошлостью - всем тем родным и надежным, что заключалось в самом
слове: Англия.
- Картер! - воскликнул он, словно Картер был тем человеком в Гаване,
которого ему больше всего хотелось встретить; и в этот миг так оно и было.
- Чертовски рад вас видеть, - сказал Картер. - Не знаю здесь ни души.
Даже моего... даже доктора Брауна.
Трубка и кисет оттопыривали его карман; он погладил их, словно надеясь
обрести бодрость в этом привычном жесте, может быть, он тоже испытывал
сейчас тоску по родине.
- Картер, познакомьтесь с доктором Гассельбахером, это мой старый друг.
- Здравствуйте, доктор. - Картер сказал Уормолду: - Искал вас вчера
вечером по всему городу. Никак не могу попасть в те злачные места, о
которых вы говорили.
Они вместе вошли в банкетный зал. Трудно было объяснить, почему Уормолд
испытывает такое доверие к своему соотечественнику, но с той стороны, с
которой шагал Картер, он чувствовал себя в безопасности.
В честь генерального консула банкетный зал был украшен двумя большими
флагами Соединенных Штатов, а маленькие бумажные флажки указывали, как в
ресторане аэровокзала, места представителей различных стран. Во главе
стола красовался швейцарский флажок - там должен был сидеть президент,
доктор Браун; был тут даже флажок Монако - он стоял против места
монакского консула, одного из крупнейших экспортеров сигар в Гаване. В
знак уважения к августейшему бракосочетанию [имеется в виду брак князя
Монакского с американской киноактрисой Грейс Келли], его посадили справа
от американского генерального консула. Когда Уормолд и Картер вошли в зал,
гостям разносили коктейли, и к ним сразу же подошел официант. Показалось
ли это Уормолду или же официант и в самом деле так повернул поднос, что
последний оставшийся на нем "дайкири" оказался как раз под рукой у
Уормолда?
- Нет. Не хочу, спасибо.
Картер протянул руку, но официант уже двинулся к служебному выходу.
- Может, вы предпочитаете сухой "мартини", сэр? - спросил чей-то голос.
Он повернулся. Это был метрдотель.
- Нет, нет, я не пью коньяк.
- Шотландское виски, сэр? Херес? "Дедушкин коктейль"? Что вам угодно?
- Я сегодня не пью, - сказал Уормолд.
Метрдотель отошел к другим гостям. Уормолд подозревал, что это его
агент дробь семь; не странно ли, если по иронии судьбы он окажется и его
убийцей? Уормолд оглянулся, но Картера уже не было: он отправился на
поиски доктора Брауна.
- Пейте, что дают, - произнес чей-то голос с шотландским акцентом. -
Моя фамилия Макдугал. Кажется, мы сидим рядом.
- Мы с вами, по-моему, прежде не встречались?
- Я принял дела от Макинтайра. Вы, конечно, знали Макинтайра?
- Ну да, еще бы.
Сплавив такую мелкую сошку, как Картер, швейцарцу, торговавшему часами,
доктор Браун обходил теперь зал вместе с американским генеральным
консулом, представляя ему самых важных гостей. Немцы держались
обособленно; как и подобало, они сгруппировались у западной стены зала;
они кичились мощью немецкой марки, как дуэлянты своими шрамами;
национальное чванство, которое пережило даже Бельзен, питалось теперь
высоким курсом западногерманской валюты. Интересно, не один ли из них
выдал доктору Гассельбахеру тайну этого банкета, подумал Уормолд. Выдал?
Так ли? С помощью шантажа они могли заставить доктора снабдить их
каким-нибудь ядом. Ну что ж, ради старой дружбы он выбрал что-нибудь
безболезненное, если только есть такой яд, который не причиняет боли.
- Вы меня послушайте, - говорил мистер Макдугал с неукротимой энергией
шотландца, пляшущего джигу, - лучше выпить, не откладывая. Больше вы
ничего не получите.
- Но вино, наверно, будет?
- Взгляните на стол. - Возле каждого прибора стояли маленькие бутылочки
с молоком. - Разве вы не прочли в пригласительном билете? Это
обед-ассорти, по-американски, в честь наших великих американских
союзников.
- Ассорти?
- Приятель, неужели вы не знаете, что такое ассорти? Вам суют под нос
всю еду сразу, и все на одной тарелке - жареную индейку, клюквенное
варенье, сосиски, морковь, мелко наструганный картофель. Терпеть не могу
картофель по-французски, но, когда подают ассорти, выбирать не приходится.
- Выбирать не приходится?
- Ешь, что дают. Это и есть демократия.
Доктор Браун пригласил гостей к столу. Уормолд надеялся, что их
рассадят по национальностям и Картер окажется рядом, но слева от него сел
незнакомый скандинав, который мрачно уставился на свою бутылочку в
молоком. Уормолд подумал: "Ну и здорово же все подстроено! Ведь и до
молока опасно дотрагиваться". А вокруг стола уже сновали официанты,
разнося краба по-мавритански. Тут он с облегчением заметил, что Картер
сидит напротив. Даже его вульгарность казалась сейчас Уормолду якорем
спасения. На него можно было положиться, как можно положиться на
английского полицейского, - ведь знаешь наперед каждую его мысль.
- Нет, - сказал Уормолд официанту, - краба я не хочу.
- И умно делаете, что не едите эту ерунду, - подхватил мистер Макдугал.
- Я и сам не ем краба. Не идет под виски. А теперь, если вы отопьете
немного воды со льдом и протянете мне под столом стакан, у меня найдется в
кармане фляжка, которой хватит на нас двоих.
Уормолд протянул было руку к стакану, но тут его взяло сомнение. Кто
такой этот Макдугал? Раньше он его никогда не видел, да и об отъезде
Макинтайра он слышал впервые. Разве не могли они отравить воду в стакане,
а то и виски в фляжке?
- Почему уехал Макинтайр? - спросил он, не выпуская из руки стакан.
- Да просто так, - оказал мистер Макдугал, - взял и уехал. Отпейте-ка
воды. Не хотите же вы совсем утопить в ней виски. Это самое лучшее
шотландское солодовое.
- Я не пью так рано. Спасибо.
- Правильно делаете, если не доверяете здешней воде, - как-то
двусмысленно сказал мистер Макдугал. - Я и сам пью неразбавленное. Если не
возражаете, мы оба будем пить из колпачка моей фляжки...
- Нет, право, нет. Днем я не пью.
- Это англичане, а не шотландцы выдумали особые часы, когда можно пить.
Скоро они придумают часы, когда можно умирать.
Картер сказал ему через стол:
- А я вот выпить не прочь. Моя фамилия Картер.
И Уормолд с облегчением увидел, как Макдугал наливает виски Картеру;
одно из его подозрений отпало - кому нужно травить Картера? А все-таки,
подумал он, есть что-то подозрительное в том, как Макдугал хвастает своим
шотландским происхождением. Тут попахивает подделкой, как от Оссиана
[легендарный певец, герой кельтского народного эпоса, якобы живший в III
в].
- Свенсон, - резко провозгласил мрачный скандинав, прикрытый шведским
флажком; впрочем, Уормолд только предполагал, что флажок шведский, - он
никогда не мог с уверенностью отличить национальные цвета скандинавских
стран.
- Уормолд, - представился он.
- Какого черта они расставили это молоко?
- Мне кажется, - сказал Уормолд, - доктор Браун слишком педантично
соблюдает правила.
- Или смеется над ними, - сказал Картер.
- Не думаю, чтобы у доктора Брауна было так уж развито чувство юмора.
- А чем вы занимаетесь, мистер Уормолд? - спросил швед. - Кажется, мы с
вами не встречались, хотя я вас и знаю в лицо.
- Пылесосами. А вы?
- Стеклом. Вы же знаете - шведское стекло лучшее в мире. Какой вкусный
хлеб. Вы не едите хлеба?
Вся его беседа, вероятно, была приготовлена заранее, с помощью
разговорника.
- Больше не ем. От него, говорят, толстеют.
- Я бы лично сказал, что вас подкормить не мешает. - Свенсон разразился
мрачным хохотом, прозвучавшим как жалкая попытка оживить глухую полярную
ночь. - Простите. Я говорю о вас так, точно вы гусь.
В том конце стола, где сидел генеральный консул, начали разносить
тарелки с ассорти. Макдугал ошибся насчет индейки - вместо нее подавали
жареного цыпленка. Но его пророчество насчет сосисок, моркови и картофеля
оправдалось. Доктор Браун немного отстал от своих гостей: он все еще
ковырял краба по-мавритански. Видно, генеральный консул задержал его
глубокомысленным разговором и загипнотизировал блеском толстых стекол
своих очков. Двое официантов обходили стол: один собирал остатки краба,
другой расставлял тарелки с ассорти. Только генеральный консул решился
откупорить свое молоко. Слово "Даллес" уныло донеслось в дальний конец
стола, где сидел Уормолд. Подошел официант с двумя тарелками; одну он
поставил перед скандинавом, другую перед Уормолдом. Тому пришло в голову,
что вся эта история с покушением может оказаться глупым розыгрышем. Вдруг
Готорн - просто шутник, а что касается доктора Гассельбахера... Он
вспомнил, как Милли спросила, морочил ли ему когда-нибудь голову доктор
Гассельбахер. Иногда легче поставить жизнь на карту, чем выставить себя на
посмешище. Ему захотелось довериться Картеру и услышать его трезвый совет,
но, взглянув на свою тарелку, он заметил нечто странное. На ней не было
моркови. Он поторопился сказать:
- Вы, кажется, не любите моркови? - И подсунул тарелку Макдугалу.
- Нет, я не люблю картофеля по-французски, - поправил его Макдугал и
передал тарелку дальше, люксембургскому консулу.
Люксембургский консул, поглощенный беседой с сидевшим против него
немцем, рассеянно передал тарелку соседу. Такая же вежливость одолела
всех, кого еще не обслужили, и тарелка быстро доплыла к доктору Брауну, у
которого в эту минуту забирали остатки краба. Увидев, что происходит,