- Конечно, хотим. Тогда люди перестанут столько о ней болтать.
- Что же вы предполагаете, сэр?
- Я не ученый, - сказал шеф, - но поглядите на этот громадный
резервуар. Ведь он, наверно, выше деревьев. Наверху что-то вроде огромной
оскаленной пасти... обратите внимание на трубопровод - он здесь намечен
пунктиром. Почем нам знать, может, он тянется на много миль, от гор до
самого моря. Знаете, говорят, русские работают над каким-то новым
изобретением - что-то связанное с солнечной энергией и морскими
испарениями. Понятия не имею, что у нас тут, но уверен - дело грандиозное.
Передайте резиденту, что нужны фотографии.
- Просто ума не приложу, как ему подобраться поближе...
- Пусть наймет самолет и собьется с курса над этим районом. Не сам,
конечно, - пусть пошлет дробь два или дробь три. Кто такой дробь два?
- Профессор Санчес. Но самолет непременно обстреляют. Весь этот район
патрулируется военной авиацией.
- Вот как, в самом деле?
- Ищут мятежников.
- Ну, это они так говорят. Знаете, Готорн, какое у меня возникло
подозрение?.
- Да, сэр?
- Никаких мятежников вообще не существует. Все это миф. Правительству
понадобился предлог, чтобы объявить район закрытым.
- Пожалуй, вы правы, сэр.
- Для всех нас будет лучше, если я ошибаюсь, - радостно сказал шеф. -
Боюсь я этих штук, Готорн, ей-богу, боюсь. - Он снова вставил монокль, и
зайчик на стене исчез. - Когда вы были здесь в прошлый раз, вы говорили с
мисс Дженкинсон насчет секретаря для 59200 дробь пять?
- Да, сэр. У нее не было ничего подходящего, но она считает, что одна
из ее девушек, Беатриса, пожалуй, сойдет.
- Беатриса? До чего же противно, что их называют по именам! Подготовку
она прошла?
- Да.
- Пора дать резиденту в Гаване помощников. Все это не по плечу одному
человеку, да еще без специальной подготовки. Пожалуй, пошлите и радиста.
- А не лучше ли мне сначала съездить самому? Я бы мог познакомиться с
обстановкой, поговорить с ним о том о сем.
- А конспирация, Готорн? Мы не можем сейчас подвергать его опасности
провала. Если ему дать радиопередатчик, он будет сноситься непосредственно
с Лондоном. Не нравится мне эта связь через консульство, да и они тоже не
в восторге.
- А как же его донесения, сэр?
- Придется ему наладить что-то вроде курьерской связи с Кингстоном.
Можно использовать кого-нибудь из его коммивояжеров. Пошлите ему указания
с секретаршей. Вы ее видели?
- Нет, сэр.
- Повидайте немедленно. Проверьте, подходит ли она. Может ли взять на
себя всю технику? Введите ее в курс дел его фирмы. Старой секретарше
придется уйти. Поговорите с А.О. насчет небольшой пенсии.
- Слушаюсь, сэр, - сказал Готорн. - Можно мне взглянуть еще раз на эти
чертежи?
- Вас, кажется, заинтересовал вот этот. Что вы о нем скажете?
- Похоже на быстродействующую соединительную муфту, - мрачно сказал
Готорн.
Когда он был уже у двери, шеф бросил ему вдогонку:
- Знаете, Готорн, все это прежде всего ваша заслуга. Мне как-то
говорили, что вы плохо разбираетесь в людях, но у меня на этот счет было
свое мнение. Браво, Готорн!
- Спасибо, сэр.
Он уже взялся за ручку дверь.
- Готорн!
- Да, сэр?
- А вы не нашли той старой записной книжки?
- Нет, сэр.
- Может, ее найдет Беатриса.
Уормолду никогда не забыть этой ночи. Милли исполнилось семнадцать лет,
и он решил повести ее в "Тропикану". Хотя в кабаре и нужно проходить через
игорные залы, "Тропикана" все же безобиднее, чем "Насьональ". Эстрада и
площадка для танцев находятся под открытым небом. На огромных пальмах, в
двадцати футах над землей, раскачивались девушки, а розовые и лиловые лучи
прожекторов скользили по полу. Певец в ярко-голубом фраке пел
по-англо-американски о прелестях Парижа. Потом рояль задвинули в кусты, и
девушки спустились с ветвей, как пугливые птицы.
- Как это похоже на Арденнский лес, - с восторгом сказала Милли.
Дуэньи с ней не было: она исчезла после первого же бокала шампанского.
- Не думаю, чтобы в Арденнском лесу были пальмы. Или танцовщицы.
- Ты все понимаешь буквально, папа.
- Вы любите Шекспира? - осведомился у Милли доктор Гассельбахер.
- Нет, не люблю, - слишком уж он поэтичен. Помните, как это у него...
Входит гонец. "Направо двинулся с войсками герцог мой". - "Тогда мы с
радостью пойдем за ним на бой".
- Да какой же это Шекспир?!
- Очень похоже на Шекспира.
- Милли, не болтай глупостей!
- По-моему, Арденнский лес тоже из Шекспира, - сказал доктор
Гассельбахер.
- Да, но я читаю только "Шекспира для детей" Лэма. Он выбросил всех
гонцов, кое-каких герцогов и почти всю поэзию.
- Вы проходите Лэма в школе?
- Нет, я нашла книгу у папы.
- Вы читаете "Шекспира для детей", мистер Уормолд? - спросил с
некоторым удивлением доктор Гассельбахер.
- Нет, нет, что вы. Разумеется, нет. Я купил эту книгу для Милли.
- Почему же ты так рассердился, когда я ее взяла?
- Я не рассердился. Просто не люблю, когда ты роешься в моих вещах... в
вещах, которые тебя не касаются.
- Можно подумать, что я за тобой шпионю, - сказала Милли.
- Милли, детка, пожалуйста, не будем ссориться в день твоего рождения.
Ты совсем не обращаешь внимания на доктора Гассельбахера.
- Отчего вы сегодня такой молчаливый, доктор Гассельбахер? - спросила
Милли, наливая себе второй бокал шампанского.
- Дайте мне как-нибудь вашего Лэма, Милли. Мне тоже трудно читать
настоящего Шекспира.
Какой-то очень маленький человек в очень узком мундире помахал им
рукой.
- Вы чем-то расстроены, доктор Гассельбахер?
- Чем я могу быть расстроен в день вашего рождения, дорогая Милли?
Разве только тем, что прошло так много лет.
- А семнадцать - это очень много лет?
- Для меня они прошли слишком быстро.
Человек в узком мундире подошел к их столику и отвесил поклон. Лицо его
было изрыто оспой и напоминало разъеденные солью колонны на приморском
бульваре. Он держал в руках стул, который был чуть пониже его самого.
- Папа, это капитан Сегура.
- Разрешите присесть?
Не дожидаясь ответа Уормолда, он расположился между Милли и доктором
Гассельбахером.
- Я очень рад познакомиться с отцом Милли, - сказал он. Сегура был
наглецом, но таким непринужденным и стремительным, что не успевали вы на
него обидеться, как он уже давал новый повод для возмущения. - Представьте
меня вашему приятелю, Милли.
- Это доктор Гассельбахер.
Капитан Сегура не обратил на доктора Гассельбахера никакого внимания и
наполнил бокал Милли. Он подозвал лакея.
- Еще бутылку.
- Мы уже собираемся уходить, капитан Сегура, - сказал Уормолд.
- Ерунда. Вы мои гости. Сейчас только начало первого.
Уормолд задел рукавом бокал. Он упал и разбился вдребезги, как и
надежда повеселиться сегодня вечером.
- Человек, другой бокал!
Склонившись к Милли и повернувшись спиной к доктору Гассельбахеру,
Сегура стал напевать вполголоса "Я сорвал в саду розочку".
- Вы очень плохо себя ведете, - сказала Милли.
- Плохо? По отношению к вам?
- По отношению ко всем нам. Папа сегодня празднует мой день рождения,
мне уже семнадцать. И мы его гости, а не ваши.
- Ваш день рождения? Тогда вы, безусловно, мои гости. Я приглашу к
нашему столику танцовщиц.
- Нам не нужно никаких танцовщиц, - сказала Милли.
- Я попал в немилость?
- Да.
- А, - сказал он с видимым удовольствием, - это потому, что я сегодня
не ждал около школы, чтобы вас подвезти. Но иногда я вынужден вспоминать и
о службе в полиции. Человек, скажите дирижеру, чтобы сыграли туш "С днем
рождения поздравляю".
- Не смейте, - сказала Милли. - Как вы можете быть таким... таким
пошляком!
- Я? Пошляк? - Капитан Сегура расхохотался от души. - Какая она у вас
шалунья, - оказал он Уормолду. - Я тоже люблю пошалить. Вот почему нам с
ней так весело.
- Она мне рассказывала, что у вас есть портсигар из человеческой кожи.
- Если бы вы знали, как она всегда меня этим дразнит. А я ей говорю,
что из ее кожи получится прелестный...
Доктор Гассельбахер резко поднялся.
- Пойду погляжу на рулетку, - сказал он.
- Я ему не понравился? - спросил капитан Сегура. - Может быть, он ваш
старый поклонник, Милли? Очень старый поклонник, ха-ха-ха!
- Он наш старый друг, - сказал Уормолд.
- Но мы-то с вами, мистер Уормолд, знаем, что дружбы между мужчиной и
женщиной не бывает.
- Милли еще не женщина.
- Вы судите как отец, мистер Уормолд. Ни один отец не знает своей
дочери.
Уормолд смерил взглядом расстояние от бутылки шампанского до головы
капитана Сегуры. У него появилось мучительное желание соединить эти два
предмета друг с другом. За столиком позади капитана совершенно незнакомая
Уормолду молодая женщина серьезно и одобрительно кивнула ему головой. Он
взялся за бутылку шампанского, и она кивнула снова. Уормолд подумал, что
она, наверно, так же умна, как и хороша, если безошибочно читает его
мысли. Он позавидовал ее спутникам - двум летчикам и стюардессе
голландской авиакомпании.
- Пойдемте потанцуем, Милли, - сказал капитан Сегура, - сделайте вид,
что вы меня простили.
- Я не хочу танцевать.
- Клянусь, завтра я буду ждать вас у монастырских ворот.
Уормолд беспомощно махнул рукой, словно хотел сказать: "У меня духа не
хватит. Помогите". Молодая женщина внимательно за ним следила: ему
казалось, что она обдумывает создавшуюся ситуацию и всякое ее решение
будет окончательным, потребует немедленных действий. Она выпустила из
сифона немного содовой воды в свой бокал с виски.
- Ну пойдемте же, Милли. Не надо портить мой праздник.
- Это не ваш праздник. А папин.
- Какая вы злопамятная. Неужели, детка, вы не понимаете, что работа
иногда бывает важнее даже вас?
Молодая женщина за спиной капитана Сегуры повернула носик сифона в его
сторону.
- Не надо, - невольно сказал Уормолд. - Не надо.
Носик сифона был направлен вверх, прямо в шею капитана Сегуры. Палец
она держала наготове. Уормолду стало обидно, что такая хорошенькая женщина
смотрит на него с презрением. Он сказал:
- Да. Пожалуйста. Да.
И она нажала на рычажок. Струя содовой воды с шипением ударила капитана
Сегуру в затылок и потекла ему за воротник. Откуда-то из-за столиков
послышался голос доктора Гассельбахера: "Браво". Капитан Сегура выругался.
- Извините, - сказала молодая женщина. - Я хотела налить себе в виски.
- Себе в виски?
- В "Хейга с ямочками", - сказала она.
Милли захихикала.
Капитан Сегура сухо поклонился. Глядя на его маленькую фигурку, трудно
было догадаться, как он опасен, - ведь только выпив, понимаешь, как крепок
напиток.
Доктор Гассельбахер сказал:
- Мадам, у вас пустой сифон, позвольте принести вам другой.
Голландцы за ее столиком переговаривались смущенным шепотом.
- Пожалуй, мне опасно доверять такую вещь, как сифон, - сказала молодая
женщина.
Капитан Сегура выдавил на своем лице улыбку. Казалось, она появилась не
на том месте, где надо, - так случается с зубной пастой, когда лопнет
тюбик.
- В первый раз в жизни мне выстрелили в спину, - сказал он. - Я рад,
что стреляла женщина. - Он отлично вышел из положения; вода все еще капала
у него с волос, а воротничок превратился в тряпку. - В другое время я
захотел бы взять реванш, - добавил он, - но мне давно пора в казармы.
Надеюсь, мы еще увидимся.
- Я не собираюсь уезжать, - сказала молодая женщина.
- Вы приехали отдохнуть?
- Нет. Работать.
- Если у вас будут затруднения с визой, - многозначительно сказал он, -
приходите ко мне... До свидания, Милли. До свидания, мистер Уормолд. Я
скажу лакею, что вы мои гости. Заказывайте все, что хотите.
- Такой уход делает ему честь, - заметила молодая женщина.
- Ваша меткость делает честь вам.
- Ударить его бутылкой шампанского было бы, пожалуй, слишком. Кто он
такой?
- Его зовут Кровавым Стервятником.
- Он пытает заключенных, - сказала Милли.
- Кажется, я с ним подружилась.
- На вашем месте я бы на это не очень рассчитывал, - сказал доктор
Гассельбахер.
Они сдвинули столики. Оба летчика поклонились и назвали трудно
произносимые фамилии. Доктор Гассельбахер сказал голландцам с нескрываемым
ужасом:
- Вы пьете кока-колу!
- Ничего не поделаешь. В три тридцать мы вылетаем в Монреаль.
Уормолд заметил:
- Раз платить будет капитан Сегура, давайте закажем еще шампанского. И
еще кока-колы.
- Кажется, я уже больше не могу пить кока-колу, а ты, Ганс?
- Я бы выпил стаканчик "болса" [голландский джин], - сказал тот,
который был помоложе.
- Не раньше Амстердама, - твердо заявила стюардесса.
Молодой пилот шепнул Уормолду:
- Я хочу на ней жениться.
- На ком?
- На мисс Пфунк.
- А она?
- Она не хочет.
Старший голландец сказал:
- У меня жена и трое детей. - Он расстегнул верхний карман. - Вот.
Он протянул Уормолду цветную фотографию, на которой девушка в туго
облегающем желтом свитере и купальных трусиках пристегивала коньки. На
свитере было написано "Мамба-клуб", а ниже Уормолд прочел: "Гарантируем
массу удовольствий. Пятьдесят красавиц. Вы не останетесь в одиночестве".
- Кажется, вы ошиблись, это не тот снимок, - сказал Уормолд.
Молодая женщина - у нее были каштановые волосы и, насколько можно было
разглядеть при неверном освещении, карие глаза - сказала:
- Давайте потанцуем.
- Я неважно танцую.
- Не беда.
Он прошел с ней круг.
- Да, вы были правы, - сказала она. - То, что они играют, называется
румба. Это ваша дочь?
- Да.
- Какая хорошенькая!
- Вы только что приехали?
- Да. Команда самолета решила кутнуть, а я пошла с ними. Я здесь никого
не знаю.
Ее голова доходила ему до подбородка, и он чувствовал запах ее волос;
иногда они касались его губ. Он почему-то огорчился, заметив у нее на
пальце обручальное кольцо. Она сказала:
- Моя фамилия Северн. Беатриса Северн.
- Моя - Уормолд.
- Значит, я ваш секретарь, - сказала она.
- То есть как? У меня нет никакого секретаря.
- Нет есть. Разве они вам не сообщили о моем приезде?
- Нет.
Ему не нужно было спрашивать, кто "они".
- Но я сама отправляла телеграмму.
- Я действительно получил какую-то телеграмму на прошлой неделе, но
ничего в ней не понял.
- А какое у вас издание "Шекспира для детей"?
- "Эвримен".
- Черт! Они мне дали не то издание. Понятно, что в телеграмме было все
перепутано. Но я рада, что вас нашла.
- И я рад. Хотя немного удивлен. Где вы остановились?
- В "Инглатерре", но завтра я перееду.
- Куда?
- Ну, конечно, к вам, в контору. Мне все равно, где спать. Устроюсь в
одном из кабинетов.
- Там нет никаких кабинетов. У меня очень маленькая контора.
- Но есть же комната для секретаря.
- У меня никогда не было секретаря, миссис Северн.
- Зовите меня Беатрисой. Они считают, что этого требует конспирация.
- Конспирация?
- Что же мы будем делать, если у вас даже нет комнаты для секретаря?
Давайте сядем.
Какой-то человек во фраке, - в этих тропических зарослях он напоминал
английского колониального чиновника, который и в джунглях переодевается к
обеду, - вышел вперед и запел:
Почтенные люди живут вокруг.
Они все осмыслят, отмерят, взвесят.
- Они твердят, что круг - это круг,
И мое безрассудство их просто бесит.
Они твердят, что пень - это пень.
Что на небе луна, на дереве листья.
А я говорю, что ночь - это день,
И нету во мне никакой корысти.
Ты не верь им, прошу тебя...
[пер. - Д.Самойлов]
Они сели за пустой столик в глубине игорного зала. До них доносилось
постукивание шариков рулетки.
Она снова напустила на себя серьезность, через которую проглядывало
смущение девушки, впервые надевшей бальное платье.
- Если бы я знала, что я ваш секретарь, - сказала она, - я бы ни за что
не окатила из сифона полицейского... без вашего разрешения.
- Не огорчайтесь.
- Меня ведь послали сюда, чтобы вам стало легче. А не наоборот.
- Капитан Сегура нам не опасен.
- Я получила отличную подготовку. Знаю шифровальное дело и
микрофотографию. Я могу взять на себя связь с вашей агентурой.
- А-а...
- Вы так хорошо себя проявили, им будет обидно, если вы сорветесь.
Пускай лучше это произойдет со мной.
- А мне было бы обидно, если бы сорвали...
- Не понимаю...
- Простите, я думал о другом...
- Да, - сказала она, - раз телеграмма была искажена, вы ничего не
знаете и о радисте.
- Не знаю.
- Он тоже остановился в "Инглатерре". Его укачало. Придется найти жилье
и ему.
- Если его укачивает, то может быть...
- Возьмите его счетоводом. Он изучал бухгалтерию.
- Но мне не нужен счетовод. У меня даже бухгалтера нет.
- Не ломайте себе голову. Завтра утром я все устрою. Для того меня сюда
и послали.
- В вас что-то есть. Вы мне напоминаете мою дочь, - сказал Уормолд. - А
вам помогают новены?
- Какие новены?
- Не знаете? Слава богу хоть за это.
Человек во фраке как раз кончал свою песню:
А я говорю, что зима - это май,
И нету во мне никакой корысти!
Голубые лучи прожекторов превратились в розовые, и танцовщицы снова
взобрались на свои пальмы. За столами для игры в кости раздавался
неумолчный стук, а Милли и доктор Гассельбахер, счастливые, как дети,
пробирались на площадку для танцев. Судя по всему, Сегуре так и не удалось
разбить их надежду повеселиться.
Уормолд проснулся чуть свет. Ему было слегка не по себе после
шампанского, а фантастические происшествия вчерашней ночи уже вторгались в
его деловое утро. Беатриса сказала, что он хорошо себя проявил - ее устами
говорили Готорн и все эти люди. Он огорчился, подумав, что она, как и
Готорн, принадлежит к тому же выдуманному миру, что и его агенты. Его
агенты!..
Он сел за свою картотеку. Нужно было, чтобы к ее приходу карточки
выглядели как можно достовернее. Теперь ему казалось, что некоторые из его
агентов уж слишком неправдоподобны. Профессор Санчес и инженер Сифуэнтес
безнадежно запутались в его сетях, и он не мог от них избавиться: оба уже
вытянули по 200 песо на текущие расходы. Лопес тоже прочно занял свое
место. Пьяный летчик кубинской авиалинии получил приличное вознаграждение
- 500 песо - за сведения о строительстве в горах, но, пожалуй, его еще
можно было ликвидировать, как человека не вполне благонадежного. Был тут и
главный механик с "Хуана Бельмонте", который пил испанский коньяк в
Сьенфуэгосе, - эта личность казалась вполне реальной, к тому же он получал
всего семьдесят пять песо в месяц. Но были и другие, которые, как он
опасался, могли не выдержать серьезной проверки; например, Родригес,
который значился у него на карточке королем ночных притонов, или Тереса,
танцовщица из "Шанхая", зарегистрированная как любовница министра обороны
и одновременно директора почт и телеграфа (неудивительно, что ни о
Родригесе, ни о Тересе Лондон ничего предосудительного сказать не мог).
Пожалуй, лучше ликвидировать Родригеса - ведь каждый, кто хоть немножко
знает Гавану, рано или поздно усомнится в его существовании. Но расстаться
с Тересой просто душа не позволяла. Она была его единственной шпионкой,
его Мата Хари [авантюристка, состоявшая на службе у германской разведки и
расстрелянная французскими властями во время первой мировой войны]. Трудно
было себе представить, что новый секретарь когда-нибудь попадет в
"Шанхай", где каждый вечер в перерывах между выступлениями голых танцовщиц
показывают три порнографических фильма.
Рядом с ним села Милли.
- Что это за карточки? - спросила она.
- Клиентура.
- Кто эта вчерашняя девушка?
- Она будет моим секретарем.
- Очень уж ты стал важный.
- Она тебе нравится?
- Еще не знаю. Ты же не дал мне с ней поговорить. Вы были так заняты
вашими танцами и флиртом.
- Я с ней не флиртовал.
- Она хочет за тебя выйти замуж?
- Господи, с чего ты взяла!
- А ты хочешь на ней жениться?
- Милли, не говори глупостей. Я только вчера с ней познакомился.
- Мари - одна француженка, она учится у нас в монастыре - говорит, что
всякая настоящая любовь это coup de foudre [любовь с первого взгляда
(фр.)].
- Так вот о чем вы разговариваете в монастыре!
- Конечно. Надо же думать о будущем? Прошлого-то у нас нет, о чем нам
еще разговаривать? А вот у сестры Агнесы есть прошлое.
- У какой сестры Агнесы?
- Я тебе о ней рассказывала. Она такая грустная и красивая. Мари
говорит, что в молодости у нее была несчастная coup de foudre.
- Это она сама рассказала Мари?
- Конечно, нет. Но Мари знает. У нее самой было уже две несчастных coup
de foudre. Они поразили ее сразу, как гром среди ясного неба.
- Я уже стар, мне такие вещи не угрожают.
- Не зарекайся. Один старик - ему было почти пятьдесят - познакомился с
матерью Мари, и с ним случилась coup de foudre. И он был тоже женатый, как
ты.
- Моя секретарша замужем, так что все будет в порядке.
- Она на самом деле замужем или соломенная вдова?
- Не знаю. Не спрашивал. А, по-твоему, она красивая?
- Довольно красивая. В своем роде.
Снизу крикнул Лопес:
- Пришла дама. Говорит, что вы ее ждете.
- Скажите, чтобы она поднялась наверх.
- Имей в виду, я останусь, - пригрозила ему Милли.
- Здравствуйте, Беатриса! Вот Милли.
Глаза ее были того же цвета, что и ночью, и волосы тоже; в конце
концов, все это не было наваждением; шампанское и пальмы тут были ни при
чем. Нет, подумал он, она настоящая.
- Доброе утро. Надеюсь, вы хорошо спали, - произнесла Милли голосом
своей дуэньи.
- Нет, мне снились всякие ужасы. - Беатриса перевела взгляд с Уормолда
на картотеку, потом на Милли. - А вчера я веселилась от души, - добавила
она.
- С сифоном у вас получилось здорово, - великодушно сказала Милли, -
мисс...
- Миссис Северн. Но, пожалуйста, зовите меня Беатрисой.
- Вы замужем? - спросила Милли с наигранным любопытством.
- Была замужем.
- Он умер?
- Понятия не имею. Он испарился.
- Да ну!
- С такими людьми, как он, это бывает.
- А какой он был?
- Милли, тебе пора идти. И неприлично задавать такие вопросы миссис
Северн... Беатрисе.
- В моем возрасте, - заявила Милли, - нужно учиться на опыте старших.
- Вы совершенно правы. Таких, как он, обычно называют людьми
возвышенными, тонкой натурой. Мне он казался очень красивым; у него было
лицо, как у птенца, который выглядывает из гнездышка, - знаете, в одном из
этих научно-популярных фильмов. Даже вокруг кадыка у него рос пушок -
кстати, у него был довольно большой кадык. Беда была в том, что ему уже
стукнуло сорок, а он все еще выглядел птенцом. Женщины были от него без
ума. Он то и дело ездил на всякие конференции ЮНЕСКО - в Венецию, Вену и
тому подобное. У вас есть сейф, мистер Уормолд?
- Нет.
- А потом? - спросила Милли.
- Я просто стала видеть его насквозь. В буквальном смысле слова. Он был
такой тощий, что казалось, будто он просвечивает; я так и видела у него во
внутренностях зал заседаний, со всеми делегатами, а докладчик встает и
кричит: "Дайте нам свободу творчества!" За завтраком это было очень
неприятно.
- И вы даже не знаете, жив он или умер?
- В прошлом году был еще жив - я читала в газетах, что он делал доклад
в Таормине на тему "Интеллигенция и водородная бомба". Вам необходимо
иметь сейф, мистер Уормолд.
- Зачем?
- Нельзя, чтобы все валялось на столе. Кроме того, старому негоцианту
так уж полагается.
- Кто сказал, что я старый негоциант?
- У них в Лондоне создалось о вас такое представление. Я сейчас же
пойду и достану вам сейф.
- Мне пора, - сказала Милли. - Ты будешь вести себя хорошо, папа?. Ты
понимаешь, о чем я говорю?
День выдался на редкость утомительный. Сперва Беатриса приобрела
огромный сейф с секретом - для его доставки потребовались шесть человек и
грузовик. Когда сейф втаскивали по лестнице, сломали перила и сорвали со
стены картину. На улице собралась толпа: там было несколько мальчишек из
соседней школы, две красивые негритянки и полицейский. Уормолд посетовал,
что такая суматоха привлекает внимание, но Беатриса возразила, что самый
верный способ избежать подозрений - это не прятаться.
- Вот, например, вчерашняя история с сифоном, - сказала она. - Теперь
все меня запомнят, - как же, та самая женщина, которая окатила
полицейского содовой! Никто больше не станет интересоваться, кто я такая.
Уже все ясно.
Пока возились с сейфом, подъехало такси, из него вышел молодой человек
и выгрузил самый большой чемодан, какой Уормолду когда-либо приходилось
видеть.
- Это Руди, - сказала Беатриса.
- Какой Руди?
- Ваш счетовод. Я же вам вчера говорила.
- Слава богу, - сказал Уормолд, - кажется, я запомнил не все, что было
вчера.
- Пойди сюда, Руди, передохни.
- Какой толк звать его сюда, - сказал Уормолд. - Куда сюда? Он здесь не
поместится.
- Он может спать в конторе, - сказала Беатриса.
- Там не хватит места для кровати, сейфа и моего письменного стола.
- Я достану вам стол поменьше. Больше не мутит, Руди? Это мистер
Уормолд, наш хозяин.
Руди был очень молод и очень бледен; пальцы его пожелтели не то от
никотина, не то от кислот. Он сообщил:
- Ночью меня рвало два раза. Рентгеновская трубка сломалась.
- Ничего не поделаешь. Прежде всего надо устроиться. Ступай купи
складную кровать.
- Слушаюсь, - сказал Руди и исчез.
Одна из негритянок протиснулась к Беатрисе и заявила:
- Я британская подданная.
- Я тоже, - откликнулась Беатриса. - Рада с вами познакомиться.
- Вы та самая девочка, которая облила водой капитана Сегуру?
- Почти что так. Я на него брызнула из сифона.
Негритянка повернулась и объяснила это толпе по-испански. Несколько
человек принялись аплодировать. Полицейский смущенно удалился. Негритянка
сказала:
- Вы очень красивая девочка, мисс.
- Вы тоже красивая, - откликнулась Беатриса. - Помогите-ка мне с этим
чемоданом.
Они взялись за чемодан Руди, - одна стала его тащить, другая
подталкивала сзади.
- Простите, - говорил какой-то человек, с трудом пробиваясь через
толпу, - виноват, простите!
- Что вам нужно? - спросила Беатриса. - Разве вы не видите, что мы
заняты. Приходите в другой раз.
- Но мне хотелось купить пылесос.
- Ах, пылесос!.. Тогда заходите. Сможете перелезть через чемодан?
- Что же вы предполагаете, сэр?
- Я не ученый, - сказал шеф, - но поглядите на этот громадный
резервуар. Ведь он, наверно, выше деревьев. Наверху что-то вроде огромной
оскаленной пасти... обратите внимание на трубопровод - он здесь намечен
пунктиром. Почем нам знать, может, он тянется на много миль, от гор до
самого моря. Знаете, говорят, русские работают над каким-то новым
изобретением - что-то связанное с солнечной энергией и морскими
испарениями. Понятия не имею, что у нас тут, но уверен - дело грандиозное.
Передайте резиденту, что нужны фотографии.
- Просто ума не приложу, как ему подобраться поближе...
- Пусть наймет самолет и собьется с курса над этим районом. Не сам,
конечно, - пусть пошлет дробь два или дробь три. Кто такой дробь два?
- Профессор Санчес. Но самолет непременно обстреляют. Весь этот район
патрулируется военной авиацией.
- Вот как, в самом деле?
- Ищут мятежников.
- Ну, это они так говорят. Знаете, Готорн, какое у меня возникло
подозрение?.
- Да, сэр?
- Никаких мятежников вообще не существует. Все это миф. Правительству
понадобился предлог, чтобы объявить район закрытым.
- Пожалуй, вы правы, сэр.
- Для всех нас будет лучше, если я ошибаюсь, - радостно сказал шеф. -
Боюсь я этих штук, Готорн, ей-богу, боюсь. - Он снова вставил монокль, и
зайчик на стене исчез. - Когда вы были здесь в прошлый раз, вы говорили с
мисс Дженкинсон насчет секретаря для 59200 дробь пять?
- Да, сэр. У нее не было ничего подходящего, но она считает, что одна
из ее девушек, Беатриса, пожалуй, сойдет.
- Беатриса? До чего же противно, что их называют по именам! Подготовку
она прошла?
- Да.
- Пора дать резиденту в Гаване помощников. Все это не по плечу одному
человеку, да еще без специальной подготовки. Пожалуй, пошлите и радиста.
- А не лучше ли мне сначала съездить самому? Я бы мог познакомиться с
обстановкой, поговорить с ним о том о сем.
- А конспирация, Готорн? Мы не можем сейчас подвергать его опасности
провала. Если ему дать радиопередатчик, он будет сноситься непосредственно
с Лондоном. Не нравится мне эта связь через консульство, да и они тоже не
в восторге.
- А как же его донесения, сэр?
- Придется ему наладить что-то вроде курьерской связи с Кингстоном.
Можно использовать кого-нибудь из его коммивояжеров. Пошлите ему указания
с секретаршей. Вы ее видели?
- Нет, сэр.
- Повидайте немедленно. Проверьте, подходит ли она. Может ли взять на
себя всю технику? Введите ее в курс дел его фирмы. Старой секретарше
придется уйти. Поговорите с А.О. насчет небольшой пенсии.
- Слушаюсь, сэр, - сказал Готорн. - Можно мне взглянуть еще раз на эти
чертежи?
- Вас, кажется, заинтересовал вот этот. Что вы о нем скажете?
- Похоже на быстродействующую соединительную муфту, - мрачно сказал
Готорн.
Когда он был уже у двери, шеф бросил ему вдогонку:
- Знаете, Готорн, все это прежде всего ваша заслуга. Мне как-то
говорили, что вы плохо разбираетесь в людях, но у меня на этот счет было
свое мнение. Браво, Готорн!
- Спасибо, сэр.
Он уже взялся за ручку дверь.
- Готорн!
- Да, сэр?
- А вы не нашли той старой записной книжки?
- Нет, сэр.
- Может, ее найдет Беатриса.
Уормолду никогда не забыть этой ночи. Милли исполнилось семнадцать лет,
и он решил повести ее в "Тропикану". Хотя в кабаре и нужно проходить через
игорные залы, "Тропикана" все же безобиднее, чем "Насьональ". Эстрада и
площадка для танцев находятся под открытым небом. На огромных пальмах, в
двадцати футах над землей, раскачивались девушки, а розовые и лиловые лучи
прожекторов скользили по полу. Певец в ярко-голубом фраке пел
по-англо-американски о прелестях Парижа. Потом рояль задвинули в кусты, и
девушки спустились с ветвей, как пугливые птицы.
- Как это похоже на Арденнский лес, - с восторгом сказала Милли.
Дуэньи с ней не было: она исчезла после первого же бокала шампанского.
- Не думаю, чтобы в Арденнском лесу были пальмы. Или танцовщицы.
- Ты все понимаешь буквально, папа.
- Вы любите Шекспира? - осведомился у Милли доктор Гассельбахер.
- Нет, не люблю, - слишком уж он поэтичен. Помните, как это у него...
Входит гонец. "Направо двинулся с войсками герцог мой". - "Тогда мы с
радостью пойдем за ним на бой".
- Да какой же это Шекспир?!
- Очень похоже на Шекспира.
- Милли, не болтай глупостей!
- По-моему, Арденнский лес тоже из Шекспира, - сказал доктор
Гассельбахер.
- Да, но я читаю только "Шекспира для детей" Лэма. Он выбросил всех
гонцов, кое-каких герцогов и почти всю поэзию.
- Вы проходите Лэма в школе?
- Нет, я нашла книгу у папы.
- Вы читаете "Шекспира для детей", мистер Уормолд? - спросил с
некоторым удивлением доктор Гассельбахер.
- Нет, нет, что вы. Разумеется, нет. Я купил эту книгу для Милли.
- Почему же ты так рассердился, когда я ее взяла?
- Я не рассердился. Просто не люблю, когда ты роешься в моих вещах... в
вещах, которые тебя не касаются.
- Можно подумать, что я за тобой шпионю, - сказала Милли.
- Милли, детка, пожалуйста, не будем ссориться в день твоего рождения.
Ты совсем не обращаешь внимания на доктора Гассельбахера.
- Отчего вы сегодня такой молчаливый, доктор Гассельбахер? - спросила
Милли, наливая себе второй бокал шампанского.
- Дайте мне как-нибудь вашего Лэма, Милли. Мне тоже трудно читать
настоящего Шекспира.
Какой-то очень маленький человек в очень узком мундире помахал им
рукой.
- Вы чем-то расстроены, доктор Гассельбахер?
- Чем я могу быть расстроен в день вашего рождения, дорогая Милли?
Разве только тем, что прошло так много лет.
- А семнадцать - это очень много лет?
- Для меня они прошли слишком быстро.
Человек в узком мундире подошел к их столику и отвесил поклон. Лицо его
было изрыто оспой и напоминало разъеденные солью колонны на приморском
бульваре. Он держал в руках стул, который был чуть пониже его самого.
- Папа, это капитан Сегура.
- Разрешите присесть?
Не дожидаясь ответа Уормолда, он расположился между Милли и доктором
Гассельбахером.
- Я очень рад познакомиться с отцом Милли, - сказал он. Сегура был
наглецом, но таким непринужденным и стремительным, что не успевали вы на
него обидеться, как он уже давал новый повод для возмущения. - Представьте
меня вашему приятелю, Милли.
- Это доктор Гассельбахер.
Капитан Сегура не обратил на доктора Гассельбахера никакого внимания и
наполнил бокал Милли. Он подозвал лакея.
- Еще бутылку.
- Мы уже собираемся уходить, капитан Сегура, - сказал Уормолд.
- Ерунда. Вы мои гости. Сейчас только начало первого.
Уормолд задел рукавом бокал. Он упал и разбился вдребезги, как и
надежда повеселиться сегодня вечером.
- Человек, другой бокал!
Склонившись к Милли и повернувшись спиной к доктору Гассельбахеру,
Сегура стал напевать вполголоса "Я сорвал в саду розочку".
- Вы очень плохо себя ведете, - сказала Милли.
- Плохо? По отношению к вам?
- По отношению ко всем нам. Папа сегодня празднует мой день рождения,
мне уже семнадцать. И мы его гости, а не ваши.
- Ваш день рождения? Тогда вы, безусловно, мои гости. Я приглашу к
нашему столику танцовщиц.
- Нам не нужно никаких танцовщиц, - сказала Милли.
- Я попал в немилость?
- Да.
- А, - сказал он с видимым удовольствием, - это потому, что я сегодня
не ждал около школы, чтобы вас подвезти. Но иногда я вынужден вспоминать и
о службе в полиции. Человек, скажите дирижеру, чтобы сыграли туш "С днем
рождения поздравляю".
- Не смейте, - сказала Милли. - Как вы можете быть таким... таким
пошляком!
- Я? Пошляк? - Капитан Сегура расхохотался от души. - Какая она у вас
шалунья, - оказал он Уормолду. - Я тоже люблю пошалить. Вот почему нам с
ней так весело.
- Она мне рассказывала, что у вас есть портсигар из человеческой кожи.
- Если бы вы знали, как она всегда меня этим дразнит. А я ей говорю,
что из ее кожи получится прелестный...
Доктор Гассельбахер резко поднялся.
- Пойду погляжу на рулетку, - сказал он.
- Я ему не понравился? - спросил капитан Сегура. - Может быть, он ваш
старый поклонник, Милли? Очень старый поклонник, ха-ха-ха!
- Он наш старый друг, - сказал Уормолд.
- Но мы-то с вами, мистер Уормолд, знаем, что дружбы между мужчиной и
женщиной не бывает.
- Милли еще не женщина.
- Вы судите как отец, мистер Уормолд. Ни один отец не знает своей
дочери.
Уормолд смерил взглядом расстояние от бутылки шампанского до головы
капитана Сегуры. У него появилось мучительное желание соединить эти два
предмета друг с другом. За столиком позади капитана совершенно незнакомая
Уормолду молодая женщина серьезно и одобрительно кивнула ему головой. Он
взялся за бутылку шампанского, и она кивнула снова. Уормолд подумал, что
она, наверно, так же умна, как и хороша, если безошибочно читает его
мысли. Он позавидовал ее спутникам - двум летчикам и стюардессе
голландской авиакомпании.
- Пойдемте потанцуем, Милли, - сказал капитан Сегура, - сделайте вид,
что вы меня простили.
- Я не хочу танцевать.
- Клянусь, завтра я буду ждать вас у монастырских ворот.
Уормолд беспомощно махнул рукой, словно хотел сказать: "У меня духа не
хватит. Помогите". Молодая женщина внимательно за ним следила: ему
казалось, что она обдумывает создавшуюся ситуацию и всякое ее решение
будет окончательным, потребует немедленных действий. Она выпустила из
сифона немного содовой воды в свой бокал с виски.
- Ну пойдемте же, Милли. Не надо портить мой праздник.
- Это не ваш праздник. А папин.
- Какая вы злопамятная. Неужели, детка, вы не понимаете, что работа
иногда бывает важнее даже вас?
Молодая женщина за спиной капитана Сегуры повернула носик сифона в его
сторону.
- Не надо, - невольно сказал Уормолд. - Не надо.
Носик сифона был направлен вверх, прямо в шею капитана Сегуры. Палец
она держала наготове. Уормолду стало обидно, что такая хорошенькая женщина
смотрит на него с презрением. Он сказал:
- Да. Пожалуйста. Да.
И она нажала на рычажок. Струя содовой воды с шипением ударила капитана
Сегуру в затылок и потекла ему за воротник. Откуда-то из-за столиков
послышался голос доктора Гассельбахера: "Браво". Капитан Сегура выругался.
- Извините, - сказала молодая женщина. - Я хотела налить себе в виски.
- Себе в виски?
- В "Хейга с ямочками", - сказала она.
Милли захихикала.
Капитан Сегура сухо поклонился. Глядя на его маленькую фигурку, трудно
было догадаться, как он опасен, - ведь только выпив, понимаешь, как крепок
напиток.
Доктор Гассельбахер сказал:
- Мадам, у вас пустой сифон, позвольте принести вам другой.
Голландцы за ее столиком переговаривались смущенным шепотом.
- Пожалуй, мне опасно доверять такую вещь, как сифон, - сказала молодая
женщина.
Капитан Сегура выдавил на своем лице улыбку. Казалось, она появилась не
на том месте, где надо, - так случается с зубной пастой, когда лопнет
тюбик.
- В первый раз в жизни мне выстрелили в спину, - сказал он. - Я рад,
что стреляла женщина. - Он отлично вышел из положения; вода все еще капала
у него с волос, а воротничок превратился в тряпку. - В другое время я
захотел бы взять реванш, - добавил он, - но мне давно пора в казармы.
Надеюсь, мы еще увидимся.
- Я не собираюсь уезжать, - сказала молодая женщина.
- Вы приехали отдохнуть?
- Нет. Работать.
- Если у вас будут затруднения с визой, - многозначительно сказал он, -
приходите ко мне... До свидания, Милли. До свидания, мистер Уормолд. Я
скажу лакею, что вы мои гости. Заказывайте все, что хотите.
- Такой уход делает ему честь, - заметила молодая женщина.
- Ваша меткость делает честь вам.
- Ударить его бутылкой шампанского было бы, пожалуй, слишком. Кто он
такой?
- Его зовут Кровавым Стервятником.
- Он пытает заключенных, - сказала Милли.
- Кажется, я с ним подружилась.
- На вашем месте я бы на это не очень рассчитывал, - сказал доктор
Гассельбахер.
Они сдвинули столики. Оба летчика поклонились и назвали трудно
произносимые фамилии. Доктор Гассельбахер сказал голландцам с нескрываемым
ужасом:
- Вы пьете кока-колу!
- Ничего не поделаешь. В три тридцать мы вылетаем в Монреаль.
Уормолд заметил:
- Раз платить будет капитан Сегура, давайте закажем еще шампанского. И
еще кока-колы.
- Кажется, я уже больше не могу пить кока-колу, а ты, Ганс?
- Я бы выпил стаканчик "болса" [голландский джин], - сказал тот,
который был помоложе.
- Не раньше Амстердама, - твердо заявила стюардесса.
Молодой пилот шепнул Уормолду:
- Я хочу на ней жениться.
- На ком?
- На мисс Пфунк.
- А она?
- Она не хочет.
Старший голландец сказал:
- У меня жена и трое детей. - Он расстегнул верхний карман. - Вот.
Он протянул Уормолду цветную фотографию, на которой девушка в туго
облегающем желтом свитере и купальных трусиках пристегивала коньки. На
свитере было написано "Мамба-клуб", а ниже Уормолд прочел: "Гарантируем
массу удовольствий. Пятьдесят красавиц. Вы не останетесь в одиночестве".
- Кажется, вы ошиблись, это не тот снимок, - сказал Уормолд.
Молодая женщина - у нее были каштановые волосы и, насколько можно было
разглядеть при неверном освещении, карие глаза - сказала:
- Давайте потанцуем.
- Я неважно танцую.
- Не беда.
Он прошел с ней круг.
- Да, вы были правы, - сказала она. - То, что они играют, называется
румба. Это ваша дочь?
- Да.
- Какая хорошенькая!
- Вы только что приехали?
- Да. Команда самолета решила кутнуть, а я пошла с ними. Я здесь никого
не знаю.
Ее голова доходила ему до подбородка, и он чувствовал запах ее волос;
иногда они касались его губ. Он почему-то огорчился, заметив у нее на
пальце обручальное кольцо. Она сказала:
- Моя фамилия Северн. Беатриса Северн.
- Моя - Уормолд.
- Значит, я ваш секретарь, - сказала она.
- То есть как? У меня нет никакого секретаря.
- Нет есть. Разве они вам не сообщили о моем приезде?
- Нет.
Ему не нужно было спрашивать, кто "они".
- Но я сама отправляла телеграмму.
- Я действительно получил какую-то телеграмму на прошлой неделе, но
ничего в ней не понял.
- А какое у вас издание "Шекспира для детей"?
- "Эвримен".
- Черт! Они мне дали не то издание. Понятно, что в телеграмме было все
перепутано. Но я рада, что вас нашла.
- И я рад. Хотя немного удивлен. Где вы остановились?
- В "Инглатерре", но завтра я перееду.
- Куда?
- Ну, конечно, к вам, в контору. Мне все равно, где спать. Устроюсь в
одном из кабинетов.
- Там нет никаких кабинетов. У меня очень маленькая контора.
- Но есть же комната для секретаря.
- У меня никогда не было секретаря, миссис Северн.
- Зовите меня Беатрисой. Они считают, что этого требует конспирация.
- Конспирация?
- Что же мы будем делать, если у вас даже нет комнаты для секретаря?
Давайте сядем.
Какой-то человек во фраке, - в этих тропических зарослях он напоминал
английского колониального чиновника, который и в джунглях переодевается к
обеду, - вышел вперед и запел:
Почтенные люди живут вокруг.
Они все осмыслят, отмерят, взвесят.
- Они твердят, что круг - это круг,
И мое безрассудство их просто бесит.
Они твердят, что пень - это пень.
Что на небе луна, на дереве листья.
А я говорю, что ночь - это день,
И нету во мне никакой корысти.
Ты не верь им, прошу тебя...
[пер. - Д.Самойлов]
Они сели за пустой столик в глубине игорного зала. До них доносилось
постукивание шариков рулетки.
Она снова напустила на себя серьезность, через которую проглядывало
смущение девушки, впервые надевшей бальное платье.
- Если бы я знала, что я ваш секретарь, - сказала она, - я бы ни за что
не окатила из сифона полицейского... без вашего разрешения.
- Не огорчайтесь.
- Меня ведь послали сюда, чтобы вам стало легче. А не наоборот.
- Капитан Сегура нам не опасен.
- Я получила отличную подготовку. Знаю шифровальное дело и
микрофотографию. Я могу взять на себя связь с вашей агентурой.
- А-а...
- Вы так хорошо себя проявили, им будет обидно, если вы сорветесь.
Пускай лучше это произойдет со мной.
- А мне было бы обидно, если бы сорвали...
- Не понимаю...
- Простите, я думал о другом...
- Да, - сказала она, - раз телеграмма была искажена, вы ничего не
знаете и о радисте.
- Не знаю.
- Он тоже остановился в "Инглатерре". Его укачало. Придется найти жилье
и ему.
- Если его укачивает, то может быть...
- Возьмите его счетоводом. Он изучал бухгалтерию.
- Но мне не нужен счетовод. У меня даже бухгалтера нет.
- Не ломайте себе голову. Завтра утром я все устрою. Для того меня сюда
и послали.
- В вас что-то есть. Вы мне напоминаете мою дочь, - сказал Уормолд. - А
вам помогают новены?
- Какие новены?
- Не знаете? Слава богу хоть за это.
Человек во фраке как раз кончал свою песню:
А я говорю, что зима - это май,
И нету во мне никакой корысти!
Голубые лучи прожекторов превратились в розовые, и танцовщицы снова
взобрались на свои пальмы. За столами для игры в кости раздавался
неумолчный стук, а Милли и доктор Гассельбахер, счастливые, как дети,
пробирались на площадку для танцев. Судя по всему, Сегуре так и не удалось
разбить их надежду повеселиться.
Уормолд проснулся чуть свет. Ему было слегка не по себе после
шампанского, а фантастические происшествия вчерашней ночи уже вторгались в
его деловое утро. Беатриса сказала, что он хорошо себя проявил - ее устами
говорили Готорн и все эти люди. Он огорчился, подумав, что она, как и
Готорн, принадлежит к тому же выдуманному миру, что и его агенты. Его
агенты!..
Он сел за свою картотеку. Нужно было, чтобы к ее приходу карточки
выглядели как можно достовернее. Теперь ему казалось, что некоторые из его
агентов уж слишком неправдоподобны. Профессор Санчес и инженер Сифуэнтес
безнадежно запутались в его сетях, и он не мог от них избавиться: оба уже
вытянули по 200 песо на текущие расходы. Лопес тоже прочно занял свое
место. Пьяный летчик кубинской авиалинии получил приличное вознаграждение
- 500 песо - за сведения о строительстве в горах, но, пожалуй, его еще
можно было ликвидировать, как человека не вполне благонадежного. Был тут и
главный механик с "Хуана Бельмонте", который пил испанский коньяк в
Сьенфуэгосе, - эта личность казалась вполне реальной, к тому же он получал
всего семьдесят пять песо в месяц. Но были и другие, которые, как он
опасался, могли не выдержать серьезной проверки; например, Родригес,
который значился у него на карточке королем ночных притонов, или Тереса,
танцовщица из "Шанхая", зарегистрированная как любовница министра обороны
и одновременно директора почт и телеграфа (неудивительно, что ни о
Родригесе, ни о Тересе Лондон ничего предосудительного сказать не мог).
Пожалуй, лучше ликвидировать Родригеса - ведь каждый, кто хоть немножко
знает Гавану, рано или поздно усомнится в его существовании. Но расстаться
с Тересой просто душа не позволяла. Она была его единственной шпионкой,
его Мата Хари [авантюристка, состоявшая на службе у германской разведки и
расстрелянная французскими властями во время первой мировой войны]. Трудно
было себе представить, что новый секретарь когда-нибудь попадет в
"Шанхай", где каждый вечер в перерывах между выступлениями голых танцовщиц
показывают три порнографических фильма.
Рядом с ним села Милли.
- Что это за карточки? - спросила она.
- Клиентура.
- Кто эта вчерашняя девушка?
- Она будет моим секретарем.
- Очень уж ты стал важный.
- Она тебе нравится?
- Еще не знаю. Ты же не дал мне с ней поговорить. Вы были так заняты
вашими танцами и флиртом.
- Я с ней не флиртовал.
- Она хочет за тебя выйти замуж?
- Господи, с чего ты взяла!
- А ты хочешь на ней жениться?
- Милли, не говори глупостей. Я только вчера с ней познакомился.
- Мари - одна француженка, она учится у нас в монастыре - говорит, что
всякая настоящая любовь это coup de foudre [любовь с первого взгляда
(фр.)].
- Так вот о чем вы разговариваете в монастыре!
- Конечно. Надо же думать о будущем? Прошлого-то у нас нет, о чем нам
еще разговаривать? А вот у сестры Агнесы есть прошлое.
- У какой сестры Агнесы?
- Я тебе о ней рассказывала. Она такая грустная и красивая. Мари
говорит, что в молодости у нее была несчастная coup de foudre.
- Это она сама рассказала Мари?
- Конечно, нет. Но Мари знает. У нее самой было уже две несчастных coup
de foudre. Они поразили ее сразу, как гром среди ясного неба.
- Я уже стар, мне такие вещи не угрожают.
- Не зарекайся. Один старик - ему было почти пятьдесят - познакомился с
матерью Мари, и с ним случилась coup de foudre. И он был тоже женатый, как
ты.
- Моя секретарша замужем, так что все будет в порядке.
- Она на самом деле замужем или соломенная вдова?
- Не знаю. Не спрашивал. А, по-твоему, она красивая?
- Довольно красивая. В своем роде.
Снизу крикнул Лопес:
- Пришла дама. Говорит, что вы ее ждете.
- Скажите, чтобы она поднялась наверх.
- Имей в виду, я останусь, - пригрозила ему Милли.
- Здравствуйте, Беатриса! Вот Милли.
Глаза ее были того же цвета, что и ночью, и волосы тоже; в конце
концов, все это не было наваждением; шампанское и пальмы тут были ни при
чем. Нет, подумал он, она настоящая.
- Доброе утро. Надеюсь, вы хорошо спали, - произнесла Милли голосом
своей дуэньи.
- Нет, мне снились всякие ужасы. - Беатриса перевела взгляд с Уормолда
на картотеку, потом на Милли. - А вчера я веселилась от души, - добавила
она.
- С сифоном у вас получилось здорово, - великодушно сказала Милли, -
мисс...
- Миссис Северн. Но, пожалуйста, зовите меня Беатрисой.
- Вы замужем? - спросила Милли с наигранным любопытством.
- Была замужем.
- Он умер?
- Понятия не имею. Он испарился.
- Да ну!
- С такими людьми, как он, это бывает.
- А какой он был?
- Милли, тебе пора идти. И неприлично задавать такие вопросы миссис
Северн... Беатрисе.
- В моем возрасте, - заявила Милли, - нужно учиться на опыте старших.
- Вы совершенно правы. Таких, как он, обычно называют людьми
возвышенными, тонкой натурой. Мне он казался очень красивым; у него было
лицо, как у птенца, который выглядывает из гнездышка, - знаете, в одном из
этих научно-популярных фильмов. Даже вокруг кадыка у него рос пушок -
кстати, у него был довольно большой кадык. Беда была в том, что ему уже
стукнуло сорок, а он все еще выглядел птенцом. Женщины были от него без
ума. Он то и дело ездил на всякие конференции ЮНЕСКО - в Венецию, Вену и
тому подобное. У вас есть сейф, мистер Уормолд?
- Нет.
- А потом? - спросила Милли.
- Я просто стала видеть его насквозь. В буквальном смысле слова. Он был
такой тощий, что казалось, будто он просвечивает; я так и видела у него во
внутренностях зал заседаний, со всеми делегатами, а докладчик встает и
кричит: "Дайте нам свободу творчества!" За завтраком это было очень
неприятно.
- И вы даже не знаете, жив он или умер?
- В прошлом году был еще жив - я читала в газетах, что он делал доклад
в Таормине на тему "Интеллигенция и водородная бомба". Вам необходимо
иметь сейф, мистер Уормолд.
- Зачем?
- Нельзя, чтобы все валялось на столе. Кроме того, старому негоцианту
так уж полагается.
- Кто сказал, что я старый негоциант?
- У них в Лондоне создалось о вас такое представление. Я сейчас же
пойду и достану вам сейф.
- Мне пора, - сказала Милли. - Ты будешь вести себя хорошо, папа?. Ты
понимаешь, о чем я говорю?
День выдался на редкость утомительный. Сперва Беатриса приобрела
огромный сейф с секретом - для его доставки потребовались шесть человек и
грузовик. Когда сейф втаскивали по лестнице, сломали перила и сорвали со
стены картину. На улице собралась толпа: там было несколько мальчишек из
соседней школы, две красивые негритянки и полицейский. Уормолд посетовал,
что такая суматоха привлекает внимание, но Беатриса возразила, что самый
верный способ избежать подозрений - это не прятаться.
- Вот, например, вчерашняя история с сифоном, - сказала она. - Теперь
все меня запомнят, - как же, та самая женщина, которая окатила
полицейского содовой! Никто больше не станет интересоваться, кто я такая.
Уже все ясно.
Пока возились с сейфом, подъехало такси, из него вышел молодой человек
и выгрузил самый большой чемодан, какой Уормолду когда-либо приходилось
видеть.
- Это Руди, - сказала Беатриса.
- Какой Руди?
- Ваш счетовод. Я же вам вчера говорила.
- Слава богу, - сказал Уормолд, - кажется, я запомнил не все, что было
вчера.
- Пойди сюда, Руди, передохни.
- Какой толк звать его сюда, - сказал Уормолд. - Куда сюда? Он здесь не
поместится.
- Он может спать в конторе, - сказала Беатриса.
- Там не хватит места для кровати, сейфа и моего письменного стола.
- Я достану вам стол поменьше. Больше не мутит, Руди? Это мистер
Уормолд, наш хозяин.
Руди был очень молод и очень бледен; пальцы его пожелтели не то от
никотина, не то от кислот. Он сообщил:
- Ночью меня рвало два раза. Рентгеновская трубка сломалась.
- Ничего не поделаешь. Прежде всего надо устроиться. Ступай купи
складную кровать.
- Слушаюсь, - сказал Руди и исчез.
Одна из негритянок протиснулась к Беатрисе и заявила:
- Я британская подданная.
- Я тоже, - откликнулась Беатриса. - Рада с вами познакомиться.
- Вы та самая девочка, которая облила водой капитана Сегуру?
- Почти что так. Я на него брызнула из сифона.
Негритянка повернулась и объяснила это толпе по-испански. Несколько
человек принялись аплодировать. Полицейский смущенно удалился. Негритянка
сказала:
- Вы очень красивая девочка, мисс.
- Вы тоже красивая, - откликнулась Беатриса. - Помогите-ка мне с этим
чемоданом.
Они взялись за чемодан Руди, - одна стала его тащить, другая
подталкивала сзади.
- Простите, - говорил какой-то человек, с трудом пробиваясь через
толпу, - виноват, простите!
- Что вам нужно? - спросила Беатриса. - Разве вы не видите, что мы
заняты. Приходите в другой раз.
- Но мне хотелось купить пылесос.
- Ах, пылесос!.. Тогда заходите. Сможете перелезть через чемодан?