Страница:
Футбольный турнир потребовал от нас громадной отдачи физических и психических сил. В матче с Бразилией долго держался счет 1:1, и только за двадцать минут до конца игры Пеле забил один из своих коронных голов; это подняло боевой дух бразильцев, и они победили с крупным счетом 5:1. Это потрясло нас. Альф понимал наше состояние и вечером за четыре дня до следующего матча позволил нам расслабиться и погулять вволю.
На рассвете следующего дня команда из семи взъерошенных английских футболистов потерпела поражение со счетом 0:10 в импровизированном матче на пляже Копокабана с командой из двенадцати мальчишек, игравших на уровне дворовой ватаги. Слава богу, результат этого матча нигде не был зафиксирован.
Из Рио мы полетели в Сан-Паулу, чтобы посмотреть второй матч между Бразилией и Аргентиной. Могу честно признаться, что ничего подобного раньше не видел. На трибунах мест нам не досталось, и вся английская делегация, включая игроков, журналистов и руководителей, сидела на скамейках у боковой линии, а это значит всего в двух метрах от поля и в восьми от загородки, отделяющей от бушующей толпы болельщиков. Эти места не отличались большим удобством.
Не успели мы разместиться на скамейках, как зрители нас заметили и начали оглушительно скандировать по-португальски «пять – один» – весьма унизительное напоминание о нашем поражении в Рио. Берн не мог выдержать этого и, вскочив на скамейку, начал «дирижировать» болельщиками. Бразильцам это понравилось, и они принялись скандировать в такт взмахам рук Джонни.
Когда бразильская команда вышла на поле, внимание «хора под управлением Берна» переключилась на нее. Болельщики приветствовали свою команду, и ночное небо светилось россыпью огней фейерверка, выпущенного с трибун. Затем мы увидели фейерверк иного рода – на футбольном поле.
Сразу же после первого свистка аргентинский защитник Мессиано дал понять, что его единственная цель – не дать сыграть Пеле. Он толкал его, валил на землю, плевал в него, ставил подножку и хватал за майку каждый раз, когда, казалось, Пеле наконец удалось его миновать. Через полчаса такой просто хулиганской опеки Пеле совершенно вышел из себя. Он накинулся на Мессиано и ударил его головой прямо в лицо.
Аргентинца унесли с переломом носа. Трудно поверить, но судья из Швейцарии оставил Пеле на поле.
Намеренно и цинично ведя свою нечестную игру, аргентинцы мешали бразильцам играть красиво и ритмично. Над стадионом повисла гробовая тишина, когда за две минуты до конца матча игрок, заменивший травмированного Мессиано, забил свой второй гол в матче, и счет стал 3:0 в пользу Аргентины.
Джонни выбрал самый неподходящий момент для очередной глупой шутки. Он встал на скамейку лицом к болельщикам и, выставив три пальца на руке, призвал их скандировать вместе с ним: «три-ноль». Это была самая дурацкая шутка в жизни Берна. С трибун на нас обрушились мусор и петарды, так как болельщики обратили теперь свой гнев и пыл разочарования против нас. Они, конечно, предпочли бы расправиться с ненавистными аргентинцами, но мы оказались более близкой мишенью.
Как всегда невозмутимый Альф Рамсей бросил взгляд на лавину камней и мусора, летящую на нас с трибун, и дал самое короткое тактическое наставление в своей жизни: «Бегите туда, ребята…» К счастью, только-только финальный свисток раздался, и мы, как сумасшедшие, кинулись в центр поля. Позже мы наградили Брайна Джеймса, корреспондента «Дейли мейл», шуточной «золотой» медалью за то, что он пришел первым на этой дистанции, хотя стартовал примерно на четыре метра позади всех нас, игроков. Фрэнку Мек-Гию из «Дейли миррор» решили дать «медаль за отвагу», так как он остался сидеть за столиком у боковой линии, где писал свой репортаж, но потом Фрэнк честно признался, что остался на линии огня единственно потому, что его нога застряла между планками стола.
Поблескивая стеклами очков, Фрэнк уставился на Джонни и сказал: «Я был как раненый скорпион. Но прежде чем убить себя, я решил проткнуть этого сумасшедшего негодяя Берна. Это из-за него мы все чуть не погибли».
Однако благодаря сообразительности того же Берна мы в конце концов смогли выбраться с поля целыми и невредимыми. Когда болельщики, несмотря на присутствие нескольких десятков вооруженных полицейских, уже просто взбесились, Берн нашел очень верное решение. «Хватайте себе по бразильцу», – скомандовал он.
Сам любезно подхватил под руку вратаря Жильмара и пошел вместе с ним с поля, прекрасно понимая, что ни один болельщик не будет даже пытаться напасть, чтобы не покалечить своих кумиров. Мы все последовали примеру Берна и, подцепив под руку озадаченных бразильских игроков, удалились.
Пусть не кажется, что мы перестраховались: всем тогда еще помнился недавний инцидент на стадионе в Перу, когда на матче с Аргентиной было убито триста человек.
Думаю, на Альфа здорово подействовала грубая, жестокая игра Аргентины против Бразилии в том матче, и это побудило его показать им «звериный оскал» во время игр на чемпионате мира в 1966 году.
Чемпионат мира 1966 года. Кажется, от него отделяет целая вечность….
За семь месяцев до турнира 1966 года я слег из-за болезни печени – гепатита (пьянство никакого отношения к ней не имело). Болезнь очень изнурила меня. Я не участвовал в играх больше трех месяцев, и когда в феврале вернулся на поле, Альф уже вовсю работал со сборной.
Никогда в жизни я не работал так много, как тогда, чтобы снова войти в форму, и даже бросил было выпивать. В то время я еще мог себя контролировать. Мне отчаянно хотелось участвовать в финальных матчах: я был уверен, что Англия победит. Все было за нас. Прекрасный состав команды, преимущество игры на своем поле и хороший настрой. Нисколько не умаляя заслуг Альфа, скажу, что Англия выиграла бы чемпионат вне зависимости от того, кто возглавлял команду.
Из-за этого проклятого гепатита я несколько потерял в скорости, но тем не менее был убежден, что достаточно точен и ловок, чтобы представлять Англию лучше, чем другие бомбардиры. Может, это звучит слишком самонадеянно, но, если форвард не уверен в себе, в своих способностях, значит, с ним что-то неладно. Я верил в себя и знал, что и Альф считал меня подходящим игроком.
Мур и я застолбили места в сборной на чемпионате мира во время предварительных игр. Альф подумывал о том, не поставить ли под номером 6 Нормана Хантера, но Бобби очень впечатляюще выступил в нескольких играх подряд, что убедило Рамсея в целесообразности оставить его в команде. Это решение Альфа, пожалуй, как никакое другое, помогло Англии выиграть чемпионат; Бобби проявил себя игроком международного класса, не сделав ни одного неверного шага на поле.
Ничья в матче с Уругваем была для нас хуже наказания, потому что все ожидали от нас победы: любой другой результат считался недостойным сборной Англии. Уругваю нужно было лишь не дать нам забить гол. Свою штрафную площадку уругвайцы «утыкали» девятью защитниками. Начало было для нас малообещающим, но даже после матча с сухим счетом я был уверен, что Англия выиграет чемпионат мира. Не знал я только, что будет это без меня.
Альф сделал две перестановки во втором матче с Мексикой, заменив Алана Болла и Джона Коннелли Терри Пейном и Мартином Питерсом. Болл, принадлежавший к числу моих собутыльников, был недоволен Альфом и поговаривал о том, что уедет домой. Но за кружкой пива мы убедили его остаться, и он сыграл заметную роль в победе Англии над ФРГ в финальном матче на Кубок.
С матча с Мексикой началось наше неудержимое движение к победе. Я не забил в той игре ни одного гола, но в том, что мы выиграли со счетом 2:0, есть и мой вклад. В матче с Францией я упустил пару выгодных моментов, но мы все равно уверенно победили их со счетом 2:0. После игры на мою распоротую голень наложили четыре шва. Из-за этой травмы меня отстранили от дальнейшего участия в турнире.
Альф был совершенно прав, предпочтя поставить в четвертьфинале против Аргентины стопроцентно здорового игрока, и Джефф Херст занял мое место. Херст с радостью ухватился за возможность впервые сыграть в чемпионате мира и забил головой отличный гол с паса блистательного Мартина Питерса, что принесло нашей сборной победу со счетом 1:0.
Аргентинская сборная оказалась менее свирепой, но почти такой же вздорной, как и в игре с Бразилией в Сан-Паулу, а их капитан Раттин, одаренный, но слишком темпераментный игрок, был удален с поля за попытку заняться судейством. Я полностью разделял мнение Альфа, когда он, обычно человек уравновешенный, разразился после матча потоком бранных слов, называя аргентинцев «зверюгами». И я был очень рад, увидев, насколько к лучшему изменились аргентинские игроки к чемпионату мира 1978 года: они обуздали свой норов и давали возможность полностью раскрыться только спортивному мастерству, которое, несомненно, возросло.
Полуфинальный матч с Португалией представлял собой образец классического футбола по сравнению с игрой против Аргентины. Из-за травмы, которая практически уже не беспокоила, меня все еще держали на скамейке запасных, и оттуда я наблюдал, как превосходно Бобби Чарльтон вел команду Англии к победе со счетом 2:1.
В конце полуфинальных игр я уже довольно ясно понимал, что Альф не собирается ставить меня в финал. Моей мечте помочь сборной Англии в борьбе за титул чемпиона мира не дано было осуществиться. Но я сам всем своим существом был готов к этой борьбе.
Газетчики принялись раздувать историю вокруг «Гривс обязательно будет играть» или «Гривс ни за что не будет играть» в зависимости от своих личных воззрений на сей счет. Но только один человек – Альф Рамсей – знал наверняка, буду я играть или нет. Но он ни одним намеком не выдавал своего решения.
Наступила суббота, когда должен был состояться финальный матч, а я все еще не знал наверное, буду я в нем участвовать или нет. Но я чувствовал, что Альф держится со мной несколько отчужденно, и догадывался, что он решил оставить команду в том же составе, как в предыдущей игре. К полудню я был уже в этом совсем уверен, и моя догадка оказалась правильной.
Вообще-то еще утром у меня было неприятное предчувствие, переходящее в уверенность. Бобби Мур, проснувшись, увидел меня за упаковкой вещей. «Что ты делаешь, Джим?» – удивился он, привстав с постели.
– Упаковываю вещи, чтобы побыстрей уехать после матча.
– Ты можешь это сделать и завтра утром, – сказал он. – Сегодня вечером нам предстоит большая пирушка. Будем праздновать победу.
Альф был в разговоре со мной немногословен. Только сказал, что решил оставить состав команды без изменений и полагает, я его пойму.
– Конечно, Альф, – ответил я ему. – Они тебе принесут победу.
– Я тоже так думаю, – сказал он и отошел, чтобы поговорить с другими игроками, которых тоже не включил в игру.
Мне не раз задавали вопрос, как Альф должен был бы объяснить, почему он не выпустил меня на поле. А что он мог сказать? Он понимал, что я потрясен этим, но делал то, что считал правильным. В сборной было еще десять игроков, которым не повезло, как и мне, почему же Альф должен был выделять меня и говорить мне какие-то особые слова, что сожалеет? Да я и не искал ничьего сочувствия. Я сочувствовал самому себе, и мне было тошно оттого, что я остался вне игры. Я никогда и ни в коей мере не был в обиде на Альфа. Он делал свое дело, и Англия завоевала титул чемпиона мира.
О сильном духе товарищества, которое создал в команде Альф, говорит то, что все одиннадцать игроков, не включенных в основной состав во время финальной игры, подавили в себе чувство обиды и оказали самую горячую поддержку тем одиннадцати игрокам, которые представляли нашу сборную в матче против ФРГ. Душой мы были с ними, и после того, как было сыграно еще и дополнительное время, я чувствовал себя настолько измотанным, будто сам провел всю эту игру. Победа была одержана со счетом 4:2. Три гола забил Джефф Херст, что стало историческим событием и чемпионата, и его спортивной карьеры.
Я, как и все мы, радовался победе, но даже в этот великий момент триумфа у меня было тоскливо на душе оттого, что я не принимал участия в финальном матче, которого, может быть, ждал всю жизнь. Это был самый горестный день за всю мою футбольную карьеру.
Когда праздник был в полном разгаре, я тихонько вернулся в отель, взял свои вещи и улетел домой. Потом Мур сказал мне, что Альф решил, будто этим я хотел выказать свое пренебрежение. Совсем не так. Я был искренне рад за Альфа и не хотел испортить ему радость грустью, которую он мог прочесть в моих глазах.
Я приехал домой и в одиночестве напился. Совсем уже поздним вечером отправился на какой-то семейный праздник, и чемпионат мира стал уже историей.
В мое время только одна команда была лучше чемпионов мира 1966 года. Это команда Уолтера Уинтерботтома, которая смогла, одержав победу в пяти матчах подряд, забить тридцать два мяча, а пропустить только три.
Одним из высших достижений этой команды был матч на стадионе «Уэмбли» в 1961 году, когда мы со счетом 9:3 разгромили сборную Шотландии, в которую входили Дейв Маккей, Деннис Лоу и Ян Сент-Джон. Я тогда забил три гола, Бобби Смит и Джонни Хейнс по два.
Незабываем для меня состав той нашей команды: Рой Спринджетт, Джимми Армфилд, Мик Мак-Нил, Бобби Робсон, Питер Сван, Рон Флауэрс, Брайн Дуглас, я, Бобби Смит, Джонни Хейнс, Бобби Чарльтон.
Если бы можно было соединить этих игроков нападения с защитой английской сборной 1966 года, то получилась бы самая замечательная сборная Англии всех времен.
К несчастью, та команда 1961 года слишком рано выдохлась. К чемпионату мира 1962 года мы уже прошли свой пик и после упорной борьбы вылетели из четвертьфинала. Случись чемпионату мира быть годом раньше, я убежден, что Англия вышла бы по крайней мере к финальной игре.
После чемпионата мира 1966 года я играл за сборную Англии еще три раза. Сначала примерно год я не участвовал в международных матчах, а потом, неожиданно войдя в свою прежнюю форму, начал забивать голы за «Тоттенхем». Газетчики развернули форменную кампанию за то, чтобы меня вернули в сборную, и Альф – теперь уже сэр Альф – вынужден был ответить: «Меня сейчас распинают за то, что я не беру Гривса в сборную, однако он сам мне сказал, что не хочет играть за Англию».
Я был поражен этим заявлением, потому что в глубине души горел желанием играть за свою страну, и что бы там ни думали иные люди, я всегда с гордостью носил белую футболку сборной Англии. К моему великому несчастью, однажды, когда я еще только начинал спортивную карьеру, были неправильно переданы сказанные мною слова. Утверждали, будто я произнес, что «не испытываю никакого особого подъема, выступая за сборную». Я никогда не говорил подобных слов, но они появились в печати, и многие приняли их за откровенное признание и решили, что, выступая за сборную, я играю без достаточной самоотдачи. Пусть мне поверят: я всегда отдавал все свои силы, представляя Англию, и свидетельством тому сорок четыре гола, забитые мною в пятидесяти семи международных матчах.
Альф, видимо, совершенно не понял меня, если действительно думал, что я просил его не брать меня больше в сборную. Единственное, что я ему сказал во время последних своих тренировочных сборов под его руководством в клубе «Рохамптон», было то, что лучше не вызывать меня на сборы, если он не намерен ставить меня на игру.
В то время Альф взял манеру включать меня в команду для тренировок, а затем не выпускать на матч. Он говорил мне, что очень полезно держать такого опытного игрока, как я, в запасных. А мне это приносило одно только горькое разочарование. Кроме того, я довольно активно начал заниматься своими деловыми предприятиями, и время, потраченное мной впустую на скамейке запасных, мог бы посвятить гораздо более полезным для меня вещам.
Надо честно признаться, я никогда не относился к тренировкам с большим энтузиазмом. Во время кроссов за городом я тайком пользовался услугами молоковозов или тракторов, и тут уж ничего не поделаешь – я таков, какой есть. Именно я нашел тогда единственное питейное заведение недалеко от Лилшелла, в этой райской для трезвенников местности.
Лилшелл – поместье, расположенное в глухом месте и переделанное в великолепный тренировочный центр. Наверное, трудно найти более подходящее место для тренировки мускулов, но, на мой взгляд, там слишком страдали от жажды и мозги, и горло. В Лилшелле было сухо, как в пустыне. Это, конечно, радовало Альфа Рамсея и его верного помощника Гарольда Шепердсона, и они чувствовали себя спокойно, думая, что собрали своих игроков в месте, удаленном от всех соблазнов. Но в своих расчетах они не учитывали, что столкнуться с изобретательным умом пьяницы.
Однажды вечером кто-то сказал, что на следующий день можно поехать сыграть в гольф. Гольф! Для меня это слово означало только одно: клуб! Я уговорил Мура и других ребят совершить со мной вечернюю прогулку. Идя в быстром темпе по пересеченной местности, я вывел их к клубу, где конечно же работал бар.
При нашей команде состоял один поразительный человек – Гарольд Шепердсон. Он выполнял обязанности физиотерапевта, отвечал за багаж и оказал множество разнообразных услуг английской сборной более чем в 150 международных матчах. Он обычно должен был проверять, все ли игроки вовремя улеглись спать. Помню, как нелегко ему пришлось в нью-йоркском отеле «Уолдорф Астория», где было 1900 номеров. Конечно, в таком тихом месте, как Лилшелл, он не ожидал никаких трудностей.
И вот, когда мы уже просидели в клубном баре пару часов, появился Шеп. «Все-таки поймал вас! – воскликнул он с торжеством и взглянул на меня, не в силах скрыть своей довольной улыбки: – А ты смог бы найти бар даже в Сахаре».
С Гарольдом Шепом у меня связано еще одно воспоминание, но уже относящееся к 1959 году, когда я участвовал в своем первом международном матче за сборную Англии против Перу. Правда, это воспоминание не столько о самом матче, сколько о кошмарном полете из Рио-деЖанейро в Лиму, где должна была проходить встреча.
Шеп знал, как я боюсь – панически боюсь – полетов, и, сев рядом со мной в самолете, старался как мог отвлечь меня от мысли, что мы не на земле, а в воздухе. Все, кто когда-либо видел меня с мячом на поле, знают, что для меня нет ничего лучше, чем ощущать под ногами твердую землю. В то время как Шеп пытался занять меня разговором, я случайно взглянул в иллюминатор и чуть не умер от потрясения. Мы летели ниже вершин Анд, и видны были даже навьюченные лошади, тащившие по высокогорным тропам медную руду.
Как раз в это время из кабины пилотов небрежной походкой вышел Джон Кэмкин, корреспондент «Ньюс кроникл». Во время войны он служил на бомбардировщике, и для него что летать, что проехаться на автобусе было одно и то же. Он остановился возле Шепа и совершенно спокойно сказал: «Я только что беседовал с командиром этой старой посудины. Он говорит, что обычно летит над вершинами Анд, но из-за тяжелого съемочного оборудования Би-би-си решил лететь через южное ущелье, хотя это и удлинит путь».
Потребовалось лишь несколько секунд, чтобы до меня дошло, чем это пахнет, и, перегнувшись через Шепа, я произнес: «Командир эскадрильи Кэмкин, разрешите обратиться! Не могли бы вы пройти к пилотам и сказать командиру корабля Биглсу, что весьма важные персоны на борту самолета, проголосовав, решили, что лучше вышвырнуть эти чертовы камеры за борт и лететь чуть выше».
Старина Шеп чуть не свалился с кресла от хохота. Но я был слишком напуган, чтобы даже просто улыбнуться.
На следующий день я выступил в своем первом матче за сборную Англии и забил единственный гол в позорно проигранной со счетом 1:4 игре. Спустя девять лет Альф Рамсей решил, что я больше не подхожу для его сборной.
Я не жаловался. Каждая минута игры за Англию доставляла мне наслаждение, как голы, как кружки пива….
Подсчет ошибок
Оглядываясь сейчас назад и видя все ясно и четко, а не сквозь призму стакана, я могу вполне определенно сказать, когда и где я совершил самые свои большие ошибки….
Я согласился уйти из «Тоттенхема».
Я остался глух к предложениям Брайана Клоффа.
Я согласился перейти в «Вест Хэм».
А потом я совершил самую страшную ошибку в своей жизни: ушел из футбольной лиги. С этого момента я стремительно покатился вниз и кончил тем, что стал алкоголиком.
После поражения в матче за Кубок футбольной ассоциации в «Кристэл пэлис» Билл Никольсон впервые за все время моего пребывания в клубе «Тоттенхем» решил, что со мной лучше расстаться. В течение нескольких недель я почти не играл, уделяя больше времени и внимания автомобильным гонкам, футболу. Я принял предложение компании «Форд» присоединиться к их команде для участия в организуемом «Дейли миррор» международном ралли на Кубок мира в Мексике, и мы с моим напарником Тони Фоллом тренировались перед этими соревнованиями до полусмерти (конечно, не буквально).
Я занялся гонками настолько серьезно, что Билл Никольсон посчитал, что я потерял вкус к футболу. Может быть, в то время так оно и было, но энтузиазм возродился бы во мне снова, дай Никольсон для этого повод, вернув меня в основной состав команды. Но поскольку он уже решил со мной расстаться, я начал представлять для него определенное неудобство. Каждый раз, когда Билл выставлял команду без меня, газетчики донимали его вопросами, почему да отчего. Но я к этой кампании никакого отношения не имел. В конце концов мне надоело все время оставаться не у дел, и я спросил Билла, что он думает о моем будущем.
Мы оба взвесили, не будет ли лучше для нас обоих, если я уйду из команды. Но ни он, ни я не горели особым желанием расстаться. Для меня «Тоттенхем» был вторым домом, а Билл Никольсон прекрасно сознавал, что в предыдущем сезоне я сотни раз оказывался самым результативным игроком клуба. Билл, конечно, знал, что я никогда не смирюсь с тем, что он держит меня в резерве. Он согласился подумать об условиях моего выхода из команды, однако ничего определенного так и не было решено.
В футбольном мире тотчас стало известно, что я собираюсь переходить в другую команду, и Брайан Клофф, тогдашний менеджер «Дерби каунти», дал мне знать через третье лицо, что он хотел бы подписать со мной контракт. Теперь я очень сожалею, что не вступил с ним в переговоры.
Вместе с Клоффом я сыграл два международных матча за сборную Англии в 1959 году, но вскоре из-за серьезной травмы колена его спортивная карьера, к сожалению, пошла под уклон. Но и после этой травмы он оставался смелым и уверенным в своих силах футболистом. Он не ошибся в оценке своих возможностей и, безусловно, мог еще играть даже в нападении сборной. В то время за право носить футболку под номером 9 боролись Джо Бейкер и Бобби Смит и «селекционеры», как мне кажется, преждевременно вычеркнули Клоффа из списка игроков сборной. Это случилось после того, как мы сыграли вничью 1:1 с Уэльсом и потерпели поражение от Швеции со счетом 2:3.
И вот десять лет спустя Брайан Клофф снова возник в моей жизни, теперь уже как один из самых энергичных и преуспевающих молодых менеджеров. Он вернул в большой спорт Дейва Маккея, взяв его в свою команду, и мой старый приятель страстно убеждал меня пойти, как и он, в бейсбол. Но тогда у меня голова была занята ралли, к тому же начинало расширяться мое дело, и «Дерби» казался очень далеким от моей жизни. Теперь я прекрасно понимаю, что Клофф был именно тем человеком, который мог повлиять на меня и заставить вновь стать таким, каким я был прежде.
Он, несомненно, обладал какой-то магической силой воздействия, способной вызывать к жизни лучшие стороны натуры окружавших его людей. Я абсолютно убежден, что Клоффа следовало бы предпочесть Рону Гринвуду в качестве менеджера английской сборной.
Я уверен, что Рон, человек, обладающий незаурядным умом и глубоким знанием футбольного мира, делает для команды очень много, но ему не хватает той убедительности и силы воздействия, какими отличается Клофф. Рон прекрасно разбирается в футболе, однако ему недостает той магии внушения, которая рождает в игроках готовность пробить стену ради поставленной им цели. Одна из главных ошибок в моей спортивной карьере заключалась в том, что я не дал Клоффу возможности спасти меня.
В тот решающий день – 16 марта 1970 года – я был занят устройством семьи в новом доме. Неожиданно мне позвонил Билл Никольсон. Он сказал, что сейчас с ним на «Уайт Харт лейне» находится Мартин Питерс, который согласен подписать контракт с «Тоттенхемом». А Рон Гринвуд ждет меня в «Эптон Парке».[19]
Вспоминая тот день, я кляну себя, что не ответил Биллу, что разговор этот меня не интересует. Он все равно бы подписал контракт с Мартином из «Вест Хэма», так как 54 тысячи фунтов за его переход были пустяшной суммой для «Тоттенхема». Но я настолько отключился от футбола, что, ничего хорошенько не сообразив, согласился повидать Гринвуда. В тот момент мне казалось, что это самый подходящий вариант.
На рассвете следующего дня команда из семи взъерошенных английских футболистов потерпела поражение со счетом 0:10 в импровизированном матче на пляже Копокабана с командой из двенадцати мальчишек, игравших на уровне дворовой ватаги. Слава богу, результат этого матча нигде не был зафиксирован.
Из Рио мы полетели в Сан-Паулу, чтобы посмотреть второй матч между Бразилией и Аргентиной. Могу честно признаться, что ничего подобного раньше не видел. На трибунах мест нам не досталось, и вся английская делегация, включая игроков, журналистов и руководителей, сидела на скамейках у боковой линии, а это значит всего в двух метрах от поля и в восьми от загородки, отделяющей от бушующей толпы болельщиков. Эти места не отличались большим удобством.
Не успели мы разместиться на скамейках, как зрители нас заметили и начали оглушительно скандировать по-португальски «пять – один» – весьма унизительное напоминание о нашем поражении в Рио. Берн не мог выдержать этого и, вскочив на скамейку, начал «дирижировать» болельщиками. Бразильцам это понравилось, и они принялись скандировать в такт взмахам рук Джонни.
Когда бразильская команда вышла на поле, внимание «хора под управлением Берна» переключилась на нее. Болельщики приветствовали свою команду, и ночное небо светилось россыпью огней фейерверка, выпущенного с трибун. Затем мы увидели фейерверк иного рода – на футбольном поле.
Сразу же после первого свистка аргентинский защитник Мессиано дал понять, что его единственная цель – не дать сыграть Пеле. Он толкал его, валил на землю, плевал в него, ставил подножку и хватал за майку каждый раз, когда, казалось, Пеле наконец удалось его миновать. Через полчаса такой просто хулиганской опеки Пеле совершенно вышел из себя. Он накинулся на Мессиано и ударил его головой прямо в лицо.
Аргентинца унесли с переломом носа. Трудно поверить, но судья из Швейцарии оставил Пеле на поле.
Намеренно и цинично ведя свою нечестную игру, аргентинцы мешали бразильцам играть красиво и ритмично. Над стадионом повисла гробовая тишина, когда за две минуты до конца матча игрок, заменивший травмированного Мессиано, забил свой второй гол в матче, и счет стал 3:0 в пользу Аргентины.
Джонни выбрал самый неподходящий момент для очередной глупой шутки. Он встал на скамейку лицом к болельщикам и, выставив три пальца на руке, призвал их скандировать вместе с ним: «три-ноль». Это была самая дурацкая шутка в жизни Берна. С трибун на нас обрушились мусор и петарды, так как болельщики обратили теперь свой гнев и пыл разочарования против нас. Они, конечно, предпочли бы расправиться с ненавистными аргентинцами, но мы оказались более близкой мишенью.
Как всегда невозмутимый Альф Рамсей бросил взгляд на лавину камней и мусора, летящую на нас с трибун, и дал самое короткое тактическое наставление в своей жизни: «Бегите туда, ребята…» К счастью, только-только финальный свисток раздался, и мы, как сумасшедшие, кинулись в центр поля. Позже мы наградили Брайна Джеймса, корреспондента «Дейли мейл», шуточной «золотой» медалью за то, что он пришел первым на этой дистанции, хотя стартовал примерно на четыре метра позади всех нас, игроков. Фрэнку Мек-Гию из «Дейли миррор» решили дать «медаль за отвагу», так как он остался сидеть за столиком у боковой линии, где писал свой репортаж, но потом Фрэнк честно признался, что остался на линии огня единственно потому, что его нога застряла между планками стола.
Поблескивая стеклами очков, Фрэнк уставился на Джонни и сказал: «Я был как раненый скорпион. Но прежде чем убить себя, я решил проткнуть этого сумасшедшего негодяя Берна. Это из-за него мы все чуть не погибли».
Однако благодаря сообразительности того же Берна мы в конце концов смогли выбраться с поля целыми и невредимыми. Когда болельщики, несмотря на присутствие нескольких десятков вооруженных полицейских, уже просто взбесились, Берн нашел очень верное решение. «Хватайте себе по бразильцу», – скомандовал он.
Сам любезно подхватил под руку вратаря Жильмара и пошел вместе с ним с поля, прекрасно понимая, что ни один болельщик не будет даже пытаться напасть, чтобы не покалечить своих кумиров. Мы все последовали примеру Берна и, подцепив под руку озадаченных бразильских игроков, удалились.
Пусть не кажется, что мы перестраховались: всем тогда еще помнился недавний инцидент на стадионе в Перу, когда на матче с Аргентиной было убито триста человек.
Думаю, на Альфа здорово подействовала грубая, жестокая игра Аргентины против Бразилии в том матче, и это побудило его показать им «звериный оскал» во время игр на чемпионате мира в 1966 году.
Чемпионат мира 1966 года. Кажется, от него отделяет целая вечность….
За семь месяцев до турнира 1966 года я слег из-за болезни печени – гепатита (пьянство никакого отношения к ней не имело). Болезнь очень изнурила меня. Я не участвовал в играх больше трех месяцев, и когда в феврале вернулся на поле, Альф уже вовсю работал со сборной.
Никогда в жизни я не работал так много, как тогда, чтобы снова войти в форму, и даже бросил было выпивать. В то время я еще мог себя контролировать. Мне отчаянно хотелось участвовать в финальных матчах: я был уверен, что Англия победит. Все было за нас. Прекрасный состав команды, преимущество игры на своем поле и хороший настрой. Нисколько не умаляя заслуг Альфа, скажу, что Англия выиграла бы чемпионат вне зависимости от того, кто возглавлял команду.
Из-за этого проклятого гепатита я несколько потерял в скорости, но тем не менее был убежден, что достаточно точен и ловок, чтобы представлять Англию лучше, чем другие бомбардиры. Может, это звучит слишком самонадеянно, но, если форвард не уверен в себе, в своих способностях, значит, с ним что-то неладно. Я верил в себя и знал, что и Альф считал меня подходящим игроком.
Мур и я застолбили места в сборной на чемпионате мира во время предварительных игр. Альф подумывал о том, не поставить ли под номером 6 Нормана Хантера, но Бобби очень впечатляюще выступил в нескольких играх подряд, что убедило Рамсея в целесообразности оставить его в команде. Это решение Альфа, пожалуй, как никакое другое, помогло Англии выиграть чемпионат; Бобби проявил себя игроком международного класса, не сделав ни одного неверного шага на поле.
Ничья в матче с Уругваем была для нас хуже наказания, потому что все ожидали от нас победы: любой другой результат считался недостойным сборной Англии. Уругваю нужно было лишь не дать нам забить гол. Свою штрафную площадку уругвайцы «утыкали» девятью защитниками. Начало было для нас малообещающим, но даже после матча с сухим счетом я был уверен, что Англия выиграет чемпионат мира. Не знал я только, что будет это без меня.
Альф сделал две перестановки во втором матче с Мексикой, заменив Алана Болла и Джона Коннелли Терри Пейном и Мартином Питерсом. Болл, принадлежавший к числу моих собутыльников, был недоволен Альфом и поговаривал о том, что уедет домой. Но за кружкой пива мы убедили его остаться, и он сыграл заметную роль в победе Англии над ФРГ в финальном матче на Кубок.
С матча с Мексикой началось наше неудержимое движение к победе. Я не забил в той игре ни одного гола, но в том, что мы выиграли со счетом 2:0, есть и мой вклад. В матче с Францией я упустил пару выгодных моментов, но мы все равно уверенно победили их со счетом 2:0. После игры на мою распоротую голень наложили четыре шва. Из-за этой травмы меня отстранили от дальнейшего участия в турнире.
Альф был совершенно прав, предпочтя поставить в четвертьфинале против Аргентины стопроцентно здорового игрока, и Джефф Херст занял мое место. Херст с радостью ухватился за возможность впервые сыграть в чемпионате мира и забил головой отличный гол с паса блистательного Мартина Питерса, что принесло нашей сборной победу со счетом 1:0.
Аргентинская сборная оказалась менее свирепой, но почти такой же вздорной, как и в игре с Бразилией в Сан-Паулу, а их капитан Раттин, одаренный, но слишком темпераментный игрок, был удален с поля за попытку заняться судейством. Я полностью разделял мнение Альфа, когда он, обычно человек уравновешенный, разразился после матча потоком бранных слов, называя аргентинцев «зверюгами». И я был очень рад, увидев, насколько к лучшему изменились аргентинские игроки к чемпионату мира 1978 года: они обуздали свой норов и давали возможность полностью раскрыться только спортивному мастерству, которое, несомненно, возросло.
Полуфинальный матч с Португалией представлял собой образец классического футбола по сравнению с игрой против Аргентины. Из-за травмы, которая практически уже не беспокоила, меня все еще держали на скамейке запасных, и оттуда я наблюдал, как превосходно Бобби Чарльтон вел команду Англии к победе со счетом 2:1.
В конце полуфинальных игр я уже довольно ясно понимал, что Альф не собирается ставить меня в финал. Моей мечте помочь сборной Англии в борьбе за титул чемпиона мира не дано было осуществиться. Но я сам всем своим существом был готов к этой борьбе.
Газетчики принялись раздувать историю вокруг «Гривс обязательно будет играть» или «Гривс ни за что не будет играть» в зависимости от своих личных воззрений на сей счет. Но только один человек – Альф Рамсей – знал наверняка, буду я играть или нет. Но он ни одним намеком не выдавал своего решения.
Наступила суббота, когда должен был состояться финальный матч, а я все еще не знал наверное, буду я в нем участвовать или нет. Но я чувствовал, что Альф держится со мной несколько отчужденно, и догадывался, что он решил оставить команду в том же составе, как в предыдущей игре. К полудню я был уже в этом совсем уверен, и моя догадка оказалась правильной.
Вообще-то еще утром у меня было неприятное предчувствие, переходящее в уверенность. Бобби Мур, проснувшись, увидел меня за упаковкой вещей. «Что ты делаешь, Джим?» – удивился он, привстав с постели.
– Упаковываю вещи, чтобы побыстрей уехать после матча.
– Ты можешь это сделать и завтра утром, – сказал он. – Сегодня вечером нам предстоит большая пирушка. Будем праздновать победу.
Альф был в разговоре со мной немногословен. Только сказал, что решил оставить состав команды без изменений и полагает, я его пойму.
– Конечно, Альф, – ответил я ему. – Они тебе принесут победу.
– Я тоже так думаю, – сказал он и отошел, чтобы поговорить с другими игроками, которых тоже не включил в игру.
Мне не раз задавали вопрос, как Альф должен был бы объяснить, почему он не выпустил меня на поле. А что он мог сказать? Он понимал, что я потрясен этим, но делал то, что считал правильным. В сборной было еще десять игроков, которым не повезло, как и мне, почему же Альф должен был выделять меня и говорить мне какие-то особые слова, что сожалеет? Да я и не искал ничьего сочувствия. Я сочувствовал самому себе, и мне было тошно оттого, что я остался вне игры. Я никогда и ни в коей мере не был в обиде на Альфа. Он делал свое дело, и Англия завоевала титул чемпиона мира.
О сильном духе товарищества, которое создал в команде Альф, говорит то, что все одиннадцать игроков, не включенных в основной состав во время финальной игры, подавили в себе чувство обиды и оказали самую горячую поддержку тем одиннадцати игрокам, которые представляли нашу сборную в матче против ФРГ. Душой мы были с ними, и после того, как было сыграно еще и дополнительное время, я чувствовал себя настолько измотанным, будто сам провел всю эту игру. Победа была одержана со счетом 4:2. Три гола забил Джефф Херст, что стало историческим событием и чемпионата, и его спортивной карьеры.
Я, как и все мы, радовался победе, но даже в этот великий момент триумфа у меня было тоскливо на душе оттого, что я не принимал участия в финальном матче, которого, может быть, ждал всю жизнь. Это был самый горестный день за всю мою футбольную карьеру.
Когда праздник был в полном разгаре, я тихонько вернулся в отель, взял свои вещи и улетел домой. Потом Мур сказал мне, что Альф решил, будто этим я хотел выказать свое пренебрежение. Совсем не так. Я был искренне рад за Альфа и не хотел испортить ему радость грустью, которую он мог прочесть в моих глазах.
Я приехал домой и в одиночестве напился. Совсем уже поздним вечером отправился на какой-то семейный праздник, и чемпионат мира стал уже историей.
В мое время только одна команда была лучше чемпионов мира 1966 года. Это команда Уолтера Уинтерботтома, которая смогла, одержав победу в пяти матчах подряд, забить тридцать два мяча, а пропустить только три.
Одним из высших достижений этой команды был матч на стадионе «Уэмбли» в 1961 году, когда мы со счетом 9:3 разгромили сборную Шотландии, в которую входили Дейв Маккей, Деннис Лоу и Ян Сент-Джон. Я тогда забил три гола, Бобби Смит и Джонни Хейнс по два.
Незабываем для меня состав той нашей команды: Рой Спринджетт, Джимми Армфилд, Мик Мак-Нил, Бобби Робсон, Питер Сван, Рон Флауэрс, Брайн Дуглас, я, Бобби Смит, Джонни Хейнс, Бобби Чарльтон.
Если бы можно было соединить этих игроков нападения с защитой английской сборной 1966 года, то получилась бы самая замечательная сборная Англии всех времен.
К несчастью, та команда 1961 года слишком рано выдохлась. К чемпионату мира 1962 года мы уже прошли свой пик и после упорной борьбы вылетели из четвертьфинала. Случись чемпионату мира быть годом раньше, я убежден, что Англия вышла бы по крайней мере к финальной игре.
После чемпионата мира 1966 года я играл за сборную Англии еще три раза. Сначала примерно год я не участвовал в международных матчах, а потом, неожиданно войдя в свою прежнюю форму, начал забивать голы за «Тоттенхем». Газетчики развернули форменную кампанию за то, чтобы меня вернули в сборную, и Альф – теперь уже сэр Альф – вынужден был ответить: «Меня сейчас распинают за то, что я не беру Гривса в сборную, однако он сам мне сказал, что не хочет играть за Англию».
Я был поражен этим заявлением, потому что в глубине души горел желанием играть за свою страну, и что бы там ни думали иные люди, я всегда с гордостью носил белую футболку сборной Англии. К моему великому несчастью, однажды, когда я еще только начинал спортивную карьеру, были неправильно переданы сказанные мною слова. Утверждали, будто я произнес, что «не испытываю никакого особого подъема, выступая за сборную». Я никогда не говорил подобных слов, но они появились в печати, и многие приняли их за откровенное признание и решили, что, выступая за сборную, я играю без достаточной самоотдачи. Пусть мне поверят: я всегда отдавал все свои силы, представляя Англию, и свидетельством тому сорок четыре гола, забитые мною в пятидесяти семи международных матчах.
Альф, видимо, совершенно не понял меня, если действительно думал, что я просил его не брать меня больше в сборную. Единственное, что я ему сказал во время последних своих тренировочных сборов под его руководством в клубе «Рохамптон», было то, что лучше не вызывать меня на сборы, если он не намерен ставить меня на игру.
В то время Альф взял манеру включать меня в команду для тренировок, а затем не выпускать на матч. Он говорил мне, что очень полезно держать такого опытного игрока, как я, в запасных. А мне это приносило одно только горькое разочарование. Кроме того, я довольно активно начал заниматься своими деловыми предприятиями, и время, потраченное мной впустую на скамейке запасных, мог бы посвятить гораздо более полезным для меня вещам.
Надо честно признаться, я никогда не относился к тренировкам с большим энтузиазмом. Во время кроссов за городом я тайком пользовался услугами молоковозов или тракторов, и тут уж ничего не поделаешь – я таков, какой есть. Именно я нашел тогда единственное питейное заведение недалеко от Лилшелла, в этой райской для трезвенников местности.
Лилшелл – поместье, расположенное в глухом месте и переделанное в великолепный тренировочный центр. Наверное, трудно найти более подходящее место для тренировки мускулов, но, на мой взгляд, там слишком страдали от жажды и мозги, и горло. В Лилшелле было сухо, как в пустыне. Это, конечно, радовало Альфа Рамсея и его верного помощника Гарольда Шепердсона, и они чувствовали себя спокойно, думая, что собрали своих игроков в месте, удаленном от всех соблазнов. Но в своих расчетах они не учитывали, что столкнуться с изобретательным умом пьяницы.
Однажды вечером кто-то сказал, что на следующий день можно поехать сыграть в гольф. Гольф! Для меня это слово означало только одно: клуб! Я уговорил Мура и других ребят совершить со мной вечернюю прогулку. Идя в быстром темпе по пересеченной местности, я вывел их к клубу, где конечно же работал бар.
При нашей команде состоял один поразительный человек – Гарольд Шепердсон. Он выполнял обязанности физиотерапевта, отвечал за багаж и оказал множество разнообразных услуг английской сборной более чем в 150 международных матчах. Он обычно должен был проверять, все ли игроки вовремя улеглись спать. Помню, как нелегко ему пришлось в нью-йоркском отеле «Уолдорф Астория», где было 1900 номеров. Конечно, в таком тихом месте, как Лилшелл, он не ожидал никаких трудностей.
И вот, когда мы уже просидели в клубном баре пару часов, появился Шеп. «Все-таки поймал вас! – воскликнул он с торжеством и взглянул на меня, не в силах скрыть своей довольной улыбки: – А ты смог бы найти бар даже в Сахаре».
С Гарольдом Шепом у меня связано еще одно воспоминание, но уже относящееся к 1959 году, когда я участвовал в своем первом международном матче за сборную Англии против Перу. Правда, это воспоминание не столько о самом матче, сколько о кошмарном полете из Рио-деЖанейро в Лиму, где должна была проходить встреча.
Шеп знал, как я боюсь – панически боюсь – полетов, и, сев рядом со мной в самолете, старался как мог отвлечь меня от мысли, что мы не на земле, а в воздухе. Все, кто когда-либо видел меня с мячом на поле, знают, что для меня нет ничего лучше, чем ощущать под ногами твердую землю. В то время как Шеп пытался занять меня разговором, я случайно взглянул в иллюминатор и чуть не умер от потрясения. Мы летели ниже вершин Анд, и видны были даже навьюченные лошади, тащившие по высокогорным тропам медную руду.
Как раз в это время из кабины пилотов небрежной походкой вышел Джон Кэмкин, корреспондент «Ньюс кроникл». Во время войны он служил на бомбардировщике, и для него что летать, что проехаться на автобусе было одно и то же. Он остановился возле Шепа и совершенно спокойно сказал: «Я только что беседовал с командиром этой старой посудины. Он говорит, что обычно летит над вершинами Анд, но из-за тяжелого съемочного оборудования Би-би-си решил лететь через южное ущелье, хотя это и удлинит путь».
Потребовалось лишь несколько секунд, чтобы до меня дошло, чем это пахнет, и, перегнувшись через Шепа, я произнес: «Командир эскадрильи Кэмкин, разрешите обратиться! Не могли бы вы пройти к пилотам и сказать командиру корабля Биглсу, что весьма важные персоны на борту самолета, проголосовав, решили, что лучше вышвырнуть эти чертовы камеры за борт и лететь чуть выше».
Старина Шеп чуть не свалился с кресла от хохота. Но я был слишком напуган, чтобы даже просто улыбнуться.
На следующий день я выступил в своем первом матче за сборную Англии и забил единственный гол в позорно проигранной со счетом 1:4 игре. Спустя девять лет Альф Рамсей решил, что я больше не подхожу для его сборной.
Я не жаловался. Каждая минута игры за Англию доставляла мне наслаждение, как голы, как кружки пива….
Подсчет ошибок
Не так уж я, как думаете вы, безумно пьян.
Сэр Джон Сквайер (1884 – 19 58)
Оглядываясь сейчас назад и видя все ясно и четко, а не сквозь призму стакана, я могу вполне определенно сказать, когда и где я совершил самые свои большие ошибки….
Я согласился уйти из «Тоттенхема».
Я остался глух к предложениям Брайана Клоффа.
Я согласился перейти в «Вест Хэм».
А потом я совершил самую страшную ошибку в своей жизни: ушел из футбольной лиги. С этого момента я стремительно покатился вниз и кончил тем, что стал алкоголиком.
После поражения в матче за Кубок футбольной ассоциации в «Кристэл пэлис» Билл Никольсон впервые за все время моего пребывания в клубе «Тоттенхем» решил, что со мной лучше расстаться. В течение нескольких недель я почти не играл, уделяя больше времени и внимания автомобильным гонкам, футболу. Я принял предложение компании «Форд» присоединиться к их команде для участия в организуемом «Дейли миррор» международном ралли на Кубок мира в Мексике, и мы с моим напарником Тони Фоллом тренировались перед этими соревнованиями до полусмерти (конечно, не буквально).
Я занялся гонками настолько серьезно, что Билл Никольсон посчитал, что я потерял вкус к футболу. Может быть, в то время так оно и было, но энтузиазм возродился бы во мне снова, дай Никольсон для этого повод, вернув меня в основной состав команды. Но поскольку он уже решил со мной расстаться, я начал представлять для него определенное неудобство. Каждый раз, когда Билл выставлял команду без меня, газетчики донимали его вопросами, почему да отчего. Но я к этой кампании никакого отношения не имел. В конце концов мне надоело все время оставаться не у дел, и я спросил Билла, что он думает о моем будущем.
Мы оба взвесили, не будет ли лучше для нас обоих, если я уйду из команды. Но ни он, ни я не горели особым желанием расстаться. Для меня «Тоттенхем» был вторым домом, а Билл Никольсон прекрасно сознавал, что в предыдущем сезоне я сотни раз оказывался самым результативным игроком клуба. Билл, конечно, знал, что я никогда не смирюсь с тем, что он держит меня в резерве. Он согласился подумать об условиях моего выхода из команды, однако ничего определенного так и не было решено.
В футбольном мире тотчас стало известно, что я собираюсь переходить в другую команду, и Брайан Клофф, тогдашний менеджер «Дерби каунти», дал мне знать через третье лицо, что он хотел бы подписать со мной контракт. Теперь я очень сожалею, что не вступил с ним в переговоры.
Вместе с Клоффом я сыграл два международных матча за сборную Англии в 1959 году, но вскоре из-за серьезной травмы колена его спортивная карьера, к сожалению, пошла под уклон. Но и после этой травмы он оставался смелым и уверенным в своих силах футболистом. Он не ошибся в оценке своих возможностей и, безусловно, мог еще играть даже в нападении сборной. В то время за право носить футболку под номером 9 боролись Джо Бейкер и Бобби Смит и «селекционеры», как мне кажется, преждевременно вычеркнули Клоффа из списка игроков сборной. Это случилось после того, как мы сыграли вничью 1:1 с Уэльсом и потерпели поражение от Швеции со счетом 2:3.
И вот десять лет спустя Брайан Клофф снова возник в моей жизни, теперь уже как один из самых энергичных и преуспевающих молодых менеджеров. Он вернул в большой спорт Дейва Маккея, взяв его в свою команду, и мой старый приятель страстно убеждал меня пойти, как и он, в бейсбол. Но тогда у меня голова была занята ралли, к тому же начинало расширяться мое дело, и «Дерби» казался очень далеким от моей жизни. Теперь я прекрасно понимаю, что Клофф был именно тем человеком, который мог повлиять на меня и заставить вновь стать таким, каким я был прежде.
Он, несомненно, обладал какой-то магической силой воздействия, способной вызывать к жизни лучшие стороны натуры окружавших его людей. Я абсолютно убежден, что Клоффа следовало бы предпочесть Рону Гринвуду в качестве менеджера английской сборной.
Я уверен, что Рон, человек, обладающий незаурядным умом и глубоким знанием футбольного мира, делает для команды очень много, но ему не хватает той убедительности и силы воздействия, какими отличается Клофф. Рон прекрасно разбирается в футболе, однако ему недостает той магии внушения, которая рождает в игроках готовность пробить стену ради поставленной им цели. Одна из главных ошибок в моей спортивной карьере заключалась в том, что я не дал Клоффу возможности спасти меня.
В тот решающий день – 16 марта 1970 года – я был занят устройством семьи в новом доме. Неожиданно мне позвонил Билл Никольсон. Он сказал, что сейчас с ним на «Уайт Харт лейне» находится Мартин Питерс, который согласен подписать контракт с «Тоттенхемом». А Рон Гринвуд ждет меня в «Эптон Парке».[19]
Вспоминая тот день, я кляну себя, что не ответил Биллу, что разговор этот меня не интересует. Он все равно бы подписал контракт с Мартином из «Вест Хэма», так как 54 тысячи фунтов за его переход были пустяшной суммой для «Тоттенхема». Но я настолько отключился от футбола, что, ничего хорошенько не сообразив, согласился повидать Гринвуда. В тот момент мне казалось, что это самый подходящий вариант.