Продолжение романа Маргаретт Митчел "Унесенные ветром"
Изд. "Дрофа", Москва, 1992 г.
OCR Палек, 1998 г.
"Это скоро закончится, и тогда я могу поехать домой в Тару".
Скарлетт О'Хара Гамильтон Кеннеди Батлер одиноко стояла в нескольких
шагах от остальных, горевавших на похоронах Мелани Уилкс. Шел дождь, и
одетые в черное мужчины и женщины держали над головами черные зонтики.
Они опирались друг на друга, женщины рыдали, разделяя кров и горе.
Скарлетт не делилась ни с кем ни своим зонтиком, ни горем. Порывы
ветра задували холодные струи дождя под зонтик, на ее шею, но она этого
не чувствовала, она не чувствовала ничего, онемев от утраты. Она будет
горевать позже, когда будет способна выдержать эту боль. Скарлетт не
подпускала к себе свои чувства, раздумья, боль, снова и снова повторяя
слова, которые обещали заживить раны и дать ей силы, чтобы выжить, пока
боль не прошла: "Это скоро закончится, и тогда я могу поехать домой в
Тару".
"... Пепел к пеплу, пыль к пыли... "Голос священника проникал через
заслон онемения, слова отпечатывались в ее сознании. Нет! Скарлетт молча
плакала. Нет Мелли. Это не могила Мелли, она слишком огромна для нее, ее
косточки не больше птичьих. Нет! Она не могла умереть, не могла.
Скарлетт буквально металась от горя, она не могла себя заставить
смотреть на свежевырытую могилу, на голый сосновый ящик, опускаемый в
нее. На нем видны были маленькие полукруглые вмятины, отметины молотков,
которые заколотили крышку над нежным личиком Мелани.
"Нет! Вы не можете, вы не должны делать это, идет дождь, и вы не мо-
жете положить ее туда, чтобы дождь капал на нее. Она была так чувстви-
тельна к холоду, ее нельзя оставлять под холодным дождем. Я не могу
смотреть, я не вынесу этого, я не поверю, что она ушла. Она любит меня,
она мой друг, мой единственный друг. Мелли любит меня, она не может по-
кинуть меня сейчас, когда я так нуждаюсь в ней".
Скарлетт посмотрела на людей, стоящих вокруг могилы, и горячая волна
раздражения поднялась в ней. "Никого из них это так не волнует, как ме-
ня, никто из них не потерял так много, как я. Никто не знает, как сильно
я ее люблю. Мелли знает, хотя, знает ли? Она знает, я должна верить, что
она знает.
Хотя они в это никогда не поверят. Ни мисс Мерриуэзер, ни Миды, ни
Уайтинги, ни Элсинги. Посмотрите на них, собравшихся около Индии Уилкс и
Эшли, как стая мокрых ворон, в своих траурных нарядах. Они успокаивают
тетю Питтипэт, хотя каждый знает, что она выплакивает свои глаза по ма-
лейшему поводу, начиная с хлебца, который подгорел. Никому не придет в
голову, что я тоже нуждаюсь в поддержке, что я была ближе всех к Мелани.
Они ведут себя так, как будто меня здесь вообще нет. Никто не обратил на
мен" никакого внимания. Даже Эшли, хотя я была там в те два ужасных дня
после смерти Мелани, когда он нуждался в моей помощи. Все они нуждались,
даже Индия, блеющая, как коза: "Что нам делать с похоронами, Скарлетт?
Что делать с едой для гостей? с гробом? с носильщиками? с местом на
кладбище? с надписью на могиле? с заметкой в газете?" Теперь они склони-
лись друг к другу, рыдая и причитая. Я не доставлю им удовольствия ви-
деть меня одиноко плачущей. Я не должна плакать. Не здесь. Еще не время.
Если я начну, то, может быть, я не остановлюсь никогда. Когда я доберусь
до Тары, я могу плакать".
Скарлетт подняла подбородок, крепко сжала зубы, стучавшие от холода,
проглотила комок в горле. "Это скоро закончится, и тогда я могу поехать
домой в Тару".
Острые куски разбитой вдребезги жизни Скарлетт были повсюду вокруг
нее здесь, на Оклендском кладбище Атланты. Высокий гранитный шпиль, се-
рый камень, исполосованный серым дождем, был памятником миру, который
ушел безвозвратно, беспечному миру ее юности. Это был мемориал конфеде-
ратам, символ гордой и беспечной храбрости, которая привела Юг с разве-
вающимися яркими знаменами к разрухе. Он воздвигнут в честь стольких по-
гибших друзей ее детства, поклонников, которые выпрашивали вальсы и по-
целуи, когда у нее не было больших проблем, чем выбор бального платья.
Он стоит в честь ее первого мужа, Чарльза Гамильтона, брата Мелани. Он
стоит в честь сыновей, братьев, мужей, отцов всех, кто мокнул под дождем
у маленького холмика, где похоронили Мелани.
Здесь были и другие могилы, другие надгробия. Фрэнк Кеннеди, второй
муж Скарлетт. И маленькая, ужасно маленькая могилка с надписью: Евгения
Виктория Батлер и ниже - Бонни. Ее последний и самый любимый ребенок.
Живые, как и мертвые, были здесь, но она стояла в стороне. Казалось,
что там собралась половина Атланты. Толпа заполнила всю церковь, а те-
перь растеклась широким неровным темным кругом около скорбного разреза в
сером дожде - открытой могилы, вырытой в красной глине Джорджии для Ме-
лани Уилкс.
Первый ряд оплакивающих состоял из самых близких. Белые и черные их
лица, за исключением лица Скарлетт, были мокрыми от слез. Старый кучер
дядя Петер стоял с Билси и Куки, как бы образуя защитный треугольник
вокруг Бо, маленького мальчика, обожаемого Мелани.
Старшее поколение Атланты было там же. Трагически мало потомков оста-
лось у них. Миды, Уайтинги, Мерриуэзеры, Элсинги, их дочери и зятья, Хью
Элсинг, единственный оставшийся в живых сын, тетушка Питтипэт Гамильтон
и ее брат, дядя Генри Гамильтон, их вековая вражда позабыта в общем горе
по их племяннице. Младшая, но выглядевшая так же старо, как и другие,
Индия Уилкс укрылась в этой группе и наблюдала за своим братом Эшли за-
туманенными горем и виной глазами. Он стоял один, как Скарлетт, под дож-
дем, с непокрытой головой, бесчувственный к холодной влаге, неспособный
воспринять ни слов священника, ни медленного опускания узкого гроба в
могилу.
Эшли. Высокий, худой, бесцветный, его выцветшие золотые волосы стали
почти серыми, его бледное потрясенное лицо так же пусто, как и невидящие
серые глаза. Он стоял прямо, как будто отдавал честь, - привычка многих
лет, проведенных в серой униформе офицера. Он стоял неподвижно, ничего
не чувствуя и не понимая.
Эшли. Он был центром и символом разрушенной жизни Скарлетт. Ради люб-
ви к нему она игнорировала счастье. Она не замечала любви к мужу, потому
что Эшли всегда вставал у нее на пути. А теперь Ретт ушел, и единствен-
ным воспоминанием о нем были ветки тепло-золотых осенних цветов, лежащие
на могиле. Она предала своего единственного друга, пренебрегла упрямой
преданностью и любовью Мелани. А теперь и Мелани ушла. И даже любовь
Скарлетт к Эшли прошла, так как она поняла слишком поздно, что привычка
любить его уже давно вытеснила саму любовь к нему.
Она не любила его и никогда не полюбит снова. Но теперь, когда она
уже не хотела его, Эшли был ее, ее наследством от Мелани. Она пообещала
Мелани, что она позаботится о нем и о их ребенке.
Эшли был причиной разрушения ее жизни. И единственным, что теперь ос-
талось у нее.
Скарлетт стояла одиноко в стороне. Было только холодное серое прост-
ранство между ней и людьми, которых она знала в Атланте, пространство,
которое однажды заполнила Мелани, защищая ее от изоляции и изгнания из
общества. Был только холодный и мокрый ветер, и не было Ретта, который
должен был бы защитить ее своей любовью.
Она высоко подняла голову, подставив лицо порывам ветра. Все ее соз-
нание сконцентрировалось в словах, которые были ее силой, ее надеждой:
"Это скоро закончится, и тогда я могу поехать домой в Тару".
- Посмотрите На нее, - прошептала своему соседу укрытая черной накид-
кой леди. - Тверда, как гвоздь. Я слышала, что она не пролила и слезинки
за все время, пока устраивала похороны. Скарлетт - это только дела.
Сердца у нее нет совсем.
- Вы знаете, ребята говорят, - был ответный шепот, - что у нее сер-
дечная привязанность к Эшли. Уилксу. Думаете, они действительно...
Рядом стоящие зашикали на них, хотя сами думали... Каждый думал об
этом.
Ужасный стук земли по дереву заставил Скарлетт сжать кулаки. Она хо-
тела закрыть уши, завизжать, закричать - все, что угодно, - лишь бы
прекратить этот ужасный звук закрывающейся над Мелани могилы. Она больно
прикусила губу. Она не закричит, нет.
Крик, который прорезал молчание, издал Эшли.
- Мелли... Мел-ли-и-и!
Это был крик мучающейся души, страдающей от одиночества и страха.
Он подошел к глубокой скользкой яме, шатаясь, как только что поражен-
ный слепотой человек, ища руками маленькое тихое создание, в котором за-
ключалась вся его сила. Но ему не за что было схватиться, кроме текущих
серебряных нитей холодного дождя.
Скарлетт взглянула на доктора Мида, Индию, Генри Гамильтона. Почему
они ничего не делают? Почему они его не остановят? Его надо остановить!
- Мел-ли-и-и...
Во имя любви к Господу! Он же сломает себе шею, а они просто стоят
там и смотрят, разинув рты, как он качается на краю могилы.
- Эшли, остановись! - закричала она. - Эшли!
Она бросилась к нему, скользя по мокрой траве. Зонтик, который она
отбросила в сторону, покатился, гонимый ветром, пока не застрял в цве-
тах. Она схватила Эшли, попыталась оттащить его от опасности. Он сопро-
тивлялся ей.
- Эшли, не надо! - Скарлетт пыталась успокоить его. - Мелли теперь
тебе не поможет.
Но голос не мог прорваться через глухое, сводящее с ума горе.
Он остановился и слабо застонал. Его тело обмякло, и Скарлетт едва
успела поддержать его. Доктор Мид и Индия помогли ей поставить его на
ноги.
- Ты теперь можешь идти, Скарлетт, - сказал доктор Мид. - Тебе уже
больше здесь нечего разрушать.
- Ноя...
Она посмотрела на лица, окружавшие ее, на глаза, жаждущие сенсации.
Затем она повернулась и пошла под дождем. Толпа отшатнулась, как буд-
то кончик ее платья мог запачкать их.
Они не должны знать, что это значит для нее, она не покажет им, что
они могли причинить ей боль. Она вызывающе подняла подбородок, не боясь
дождя. Ее спина и плечи были выпрямлены, пока она не достигла ворот
кладбища и не скрылась из виду. Тогда она схватилась за железную ограду.
У нее кружилась голова от изнеможения, она не могла держаться на йогах.
Ее кучер Элиас подбежал к ней, открывая зонтик над ее склоненной го-
ловой. Скарлетт направилась к своему экипажу. Внутри обитой плюшем ко-
робки она забилась в угол и натянула шерстяную накидку. Она продрогла до
костей и была испугана тем, что наделала. Как она могла так опозорить
Эшли перед всеми, когда только несколько ночей назад она пообещала Мела-
ни, что позаботится о нем, будет защищать его, как всегда делала Мелани?
Но что еще она могла сделать? Допустить, чтобы он сам бросился в могилу?
Она должна была остановить его.
Экипаж раскачивало, его высокие колеса тонули в глубоких колеях, за-
полненных глинистой грязью. Скарлетт чуть было не упала на пол. Она лок-
тем ударилась об оконную раму, и острая боль пронзила ее руку.
Это была только физическая боль, она могла вытерпеть ее. Но была дру-
гая боль, отстраненная, та боль, которую она не могла вынести. Она долж-
на добраться до Тары, она должна. Мамушка была там. Мамушка обняла бы ее
своими коричневыми руками. Мамушка прижала бы ее к себе, положила ее го-
лову к себе на грудь, где она выплакивала все свои детские горести. Она
сможет поплакать в Мамушкиных руках, она выплачет всю боль до конца, ее
голова отдохнет на Мамушкиной груди, ее раненое сердце успокоит Мамушки-
на любовь. Мамушка поддержит, будет любить ее, разделит ее боль и помо-
жет перенести ее.
- Спеши, Элиас, - сказала Скарлетт. - Спеши.
- Помоги мне снять мокрые вещи, Панси, - приказала Скарлетт служанке.
- Быстрее.
Ее глаза на фоне бледного лица казались более темными и пугающими.
- Поспеши, я сказала. Если ты заставишь меня опоздать на поезд, я те-
бя выпорю.
Панси знала, что Скарлетт не могла этого сделать. Дни рабства закон-
чены, и она уже не собственность мисс Скарлетт, она может уволиться в
любое время, стоит только захотеть. Но отчаянная, лихорадочная вспышка в
зеленых глазах Скарлетт заставила Панси усомниться в этом. Скарлетт выг-
лядела готовой на все.
- Запакуй черное мерино, будет холодать, - сказала Скарлетт.
Она посмотрела на открытый шкаф. Черная шерсть, черный шелк, черный
хлопок, черная саржа, черный вельвет Она может носить траур до конца
своих дней Траур по Бонни, а теперь вдобавок траур по Мелани.
"Я не буду думать об этом сейчас. Я сойду с ума, если подумаю. Я по-
думаю об этом, когда приеду в Тару. Там я смогу это вынести".
- Одевайся, Панси. Элиас ждет. И не забудь надеть траурную повязку на
руку. Это день траура.
Улицы, которые сходились в Пяти Углах, были болотистыми. Повозки, ко-
ляски и экипажи тонули в грязи. Их кучера проклинали дождь, дороги, сво-
их лошадей. Стоял крик, шум, щелчки бичей. Здесь все время были толпы
людей куда-то спешащих, спорящих, жалующихся и смеющихся. Пять Углов
бурлили жизнью, капором, энергией. Пять Углов - это была Атланта, кото-
рую так любила Скарлетт.
Но не сегодня. Сегодня Пять Углов лежали у нее на пути. Атланта ее не
выпускала. "Я должна успеть на этот поезд, я умру, если опоздаю на него,
я должна добраться до Тары, или я сломаюсь".
- Элиас, - закричала она, - меня не волнует, как ты доберешься до
станции, даже если ты засечешь лошадей до смерти и передавишь всех до
единого на улице.
Его лошади были самыми сильными, ее кучер был самым ловким, ее экипаж
- самым лучшим. Она успела к поезду с запасом времени.
Прозвучал гудок паровоза. Поезд тронулся. Наконец-то она была в пути.
Все будет хорошо. Она ехала домой в Тару. Она представила себе это:
солнечно и ясно, светящийся белый дом, сверкающие зеленые листья жасми-
новых кустов, усыпанные ароматными белыми цветами.
За окном лил сильный дождь. Но это было уже неважно. В Таре будет
огонь в гостиной, потрескивающий от сосновых шишек, брошенных на бревна,
и шторы будут опущены, закрывая и дождь, и темноту, и весь мир. Она по-
ложит свою голову на мягкую широкую Мамушкину грудь и расскажет ей все,
что случилось. Тогда она станет способной размышлять и придумает чтони-
будь...
Свист пара и визг колес разбудили задремавшую Скарлетт.
Это уже Джонсборо? Она, должно быть, задремала, и не удивительно,
ведь она так устала в последние дни. Она не могла сомкнуть глаз даже ус-
покаивая свои нервы с помощью бренди. Нет, это была станция Раф и Рэди.
Еще час до Джонсборо. По крайней мере, дождь кончился, даже была полоска
голубого неба впереди. Может быть, солнце светило и над Тарой. Она
представила подъезд к дому, темные кедры, широкую зеленую лужайку и лю-
бимый дом на вершине небольшого холма.
Скарлетт тяжело вздохнула. Теперь хозяйкой Тары была ее сестра
Сьюлин. Ха! Быть плаксой дома больше подходило ей. Все, что Сьюлин ког-
да-либо умела делать, так это плакать, это все, что она когда-либо дела-
ла, начиная с детства. А теперь у нее есть собственные дети, плаксивые
маленькие девочки, совсем такие, какой она сама была когда-то.
Дети Скарлетт тоже были в Таре. Уэйд и Элла. Она выслала их с Присей,
их нянькой, когда получила известие, что Мелани умирает. Ей надо было
бы, конечно, оставить их с собой на похороны. Это дало еще один повод
старым кошкам в Атланте болтать о том, какая она плохая мать. Пусть го-
ворят, что угодно. Она не пережила бы эти ужасные дни и ночи после смер-
ти Мелли, если бы ей пришлось еще успокаивать детей.
Она не будет думать о них, вот и все. Она едет домой, в Тару, к Ма-
мушке, и просто не будет думать о вещах, которые расстраивают ее. "Бог
знает, у меня больше чем достаточно поводов для расстройств. И я так ус-
тала..." Ее голова склонилась, и глаза закрылись.
- Джонсборо, мэм, - сказал кондуктор.
Скарлетт открыла глаза.
- Спасибо.
Она осмотрела вагон в поисках Панси и чемоданов. (Я сдеру шкуру с
этой девчонки, если она ускользнула в другой вагон. О, если бы только
леди не требовалась компаньонка каждый раз, когда она ступает за порог
своего дома. Я бы намного лучше справилась сама. Вот она".
- Панси, сними эти мешки с полки. Мы приехали.
"Теперь только пять миль до Тары. Скоро я буду дома. Дома!"
Уилл Бентин, муж Сьюлин, ждал на платформе. Увидеть Уилла было уда-
ром. Первые несколько секунд всегда шокируют. Скарлетт искренне любила и
уважала Уилла. Если бы у нее был брат, чего она всегда хотела, она жела-
ла, чтобы он был таким же, как Уилл. За исключением деревянной ноги, и,
конечно, бедности. Его невозможно было принять за джентльмена, он был из
низшего класса. Она забыла это, когда находилась далеко от него, и забы-
ла через минуту после того, как встретилась с ним, потому что он был та-
ким хорошим и добрым. Даже Мамушка хорошо относилась к нему, а Мамушка
была самым, строгим судьей, когда дело касалось леди или джентльменов.
- Уилл!
Он пошел ей навстречу своей особой неуклюжей походкой. Она обвила ру-
ками его шею.
- О, Уидл, я так рада увидеть тебя, что плачу от радости.
Уилл отнесся к ее объятиям без эмоций.
- Я тоже рад тебя видеть, Скарлетт. Прошло немало времени.
- Слишком много. Это стыдно. Почти год.
- Больше похоже на два.
Скарлетт была ошеломлена. Неужели это было так долго? Неудивительно,
что ее жизнь пришла в такое печальное состояние. Тара все время возрож-
дала ее, давала новые силы, когда она нуждалась в них. Как она могла
прожить так долго без нее?
Уилл сделал знак Панси и пошел в сторону повозки.
- Нам пора трогаться в путь, если мы хотим успеть до темноты, - ска-
зал он. - Надеюсь, ты не возражаешь против жесткой езды, Скарлетт. Раз
уж я ехал в город, я решил, что заодно пополню запасы.
Фургон был высоко завален мешками и посылками.
- Совсем не возражаю, - четко ответила Скарлетт.
Она ехала домой, и сошло бы все, что могло доставить ее туда.
- Забирайся на эти мешки. Панси.
Они оба молчали в течение всего долгого пути до Тары. Воздух был
свеж, и дневное солнце припекало. Она правильно сделала, что приехала
домой. Тара даст ей святилище, в котором она нуждалась, и вместе с Ма-
мушкой она сможет найти выход, чтобы восстановить свой разрушенный мир.
Она наклонилась вперед, улыбаясь в предвкушении увидеть знакомый
подъезд.
Но когда она увидела дом, у нее вырвался крик отчаяния.
- Уилл, что случилось?
- Фасад дома был покрыт уродливыми виноградными ветками с мертвыми
листьями, на четырех окнах ставни перекосились, на двух их вообще не бы-
ло.
- Ничего не случилось, Скарлетт. Было лето, а я ремонтирую дом зимой,
когда не надо заботиться об урожае. Я примусь за эти ставни через нес-
колько недель. Пока еще не октябрь.
- О, Уилл, почему ты не разрешишь мне дать тебе немного денег? Ты мог
бы нанять помощников. Да, через побелку уже проглядывает кирпич. Это
выглядит как какой-то хлам.
Ответ Уилла был терпеливым:
- Не бывает помощи ни по любви, ни за деньги. У того, кто хочет рабо-
тать, работы достаточно, а тот кто не хочет, не принесет никакой пользы.
Мы справимся. Большой Сэм и я. Нет нужды в твоих деньгах.
Скарлетт прикусила губу и проглотила слова, которые хотела сказать.
Она много раз сталкивалась с его гордостью и знала, что он был несгиба-
ем. Он был прав, что урожаем надо заниматься в первую очередь. Все ос-
тальное подождет. Она посмотрела на поля, простирающиеся за домом. Они
были прополоты, свежевспаханы, и от них шел резкий запах удобрения, вне-
сенного для следующего посева. Красная земля выглядела теплой и плодо-
родной, и Скарлетт расслабилась. Это было сердце Тары, ее душа.
- Ты прав, - сказала она Уиллу.
Дверь дома распахнулась, и крыльцо заполнилось людьми. Сьюлин стояла
впереди, держа своего младшего ребенка на руках над распухшим животом.
Шаль упала ей на руку. Скарлетт изобразила веселость, которой не
чувствовала.
- Боже, Уилл, неужели у Сьюлин будет еще один ребенок? Тебе придется
достроить еще несколько комнат.
Уилл хихикнул:
- Мы все еще пытаемся сделать мальчика.
Он поднял руку, приветствуя свою жену и дочек.
Скарлетт помахала тоже, сожалея, что не подумала купить игрушек для
детей.
О, Господи, посмотри на них всех! Сьюлин хмурилась. Глаза Скарлетт
пробежали по другим лицам, отыскивая черные... Присей была здесь, Уэйд и
Элла прятались за ее юбку... и жена Большого Сэма, Далила, с ложкой, ко-
торой - она, должно быть, только что что-то помешивала... Здесь была -
как же ее имя? - о, да. Люти, мамка детей в Таре. Но где же Мамушка?
Скарлетт обратилась к своим детям:
- Привет, милые, мама приехала.
Затем она повернулась обратно к Уиллу, положила руку ему на плечо.
- Где Мамушка, Уилл? Она не так стара, чтобы не выйти встретить меня.
Страх сдавил слова в горле Скарлетт.
- Она лежит в постели больная, Скарлетт.
Скарлетт спрыгнула с еще двигавшейся повозки, оступилась, выпрямилась
и побежала к дому.
- Где Мамушка? - спросила она Смолин, оставаясь глухой к шумным при-
ветствиям детей.
- Хорошее приветствие, Скарлетт, но не хуже, чем я ожидала от тебя.
О чем ты думала, когда посылала Присей и своих детей сюда, когда у
меня руки и так заняты?
Скарлетт подняла руку, готовая ударить сестру.
- Сьюлин, если ты не скажешь мне, где находится Мамушка, то я закри-
чу.
Присей потянула за рукав Скарлетт.
- Я знает, где Мамушка есть, мисс Скарлетт, я знает: Она мощно
больна, так что мы прибрали маленькую комнату рядом с кухней для нес,
ту, где раньше все окорока висели, когда было полно окороков. Там мило и
тепло, рядом с камином. Она была уже там, когда я приходить; так что я
не могу точно сказать, что мы приготовили комнату все вместе, но я при-
носила туда стул, так, чтобы было где ей посидеть, если она захотела бы
подняться с постели или если бы посетитель...
Присей разговаривала с пустотой. Скарлетт стояла уже у двери Мамушки,
держась за дверной косяк для поддержки.
Эта... эта вещь в постели не была ее Мамушкой. Мамушка была большой
женщиной, сильной и толстой, с тепло-коричневой кожей. Прошло едва ли
больше шести месяцев, как Мамушка уехала из Атланты, не так много, чтобы
вот так измениться. Этого не могло быть. Скарлетт не могла вынести это-
го. Это была не Мамушка, в это невозможно поверить. Это было серое вы-
сохшее создание, которое было едва заметно под выцветшим лоскутным пок-
рывалом, согнутые пальцы ее слабо водили по складкам одеяла, у Скарлетт
побежали мурашки по коже.
Потом она услышала голос Мамушки. Тонкий и запинающийся, но Мамушкин,
любящий голос.
- Разве я не говорила вам не ступать из дому без шляпки и зонтика от
солнца... Говорила вам, говорила вам...
- Мамушка! Скарлетт упала на колени рядом с кроватью.
- Мамушка, это Скарлетт. Твоя Скарлетт. Пожалуйста, не болей. Мамуш-
ка, я не вынесу этого.
Она положила голову рядом с тонкими плечиками и по-детски разрыда-
лась.
Легкая рука погладила склоненную голову.
- Не плачь, дитя. Не так все плохо, чтобы ничего нельзя было попра-
вить.
- Все, - рыдала Скарлетт. - Все идет не так, как надо, Мамушка.
- Тише, это только одна чашка, а у тебя еще есть другой чайный сер-
виз, такой же красивый. Ты еще почаевничаешь, как Мамушка обещала тебе.
Скарлетт откинулась назад, ужаснувшись. Она уставилась на лицо Мамуш-
ки и увидела светящуюся любовь в потонувших глазах, которые, казалось,
не видели ее.
- Нет, - прошептала она.
Она не могла этого вынести. Сначала Мелани, потом Ретт, а теперь Ма-
мушка, все, кого она любила, покинули ее. Это было слишком жестоко. Это-
го не могло быть.
- Мамушка, - громче сказала она, - Мамушка, послушай меня. Это Скар-
летт! - Она схватила край матраса и попыталась встряхнуть его. - Посмот-
ри на меня, - рыдала она, - на меня, на мое лицо. Ты должна узнать меня.
Мамушка. Это я, Скарлетт.
Большие руки Уилла замкнулись у ее запястий.
- Ты не должна делать этого, - сказал он.
Его голос был мягким, но хватка железной.
- Она счастлива, когда она в таком состоянии, Скарлетт. Она в прош-
лом, в Саванне, ухаживает за твоей матерью, когда та еще была маленькой
девочкой. Это были счастливые времена для нее. Она была молода, сильна,
ей не было больно. Оставь ее.
Скарлетт сопротивлялась, пытаясь высвободиться.
- Но я хочу, чтобы она узнала меня, Уилл. Я никогда не говорила ей,
как много она для меня значит.
- Она знает также, что умирает. А сейчас пойдем со мной. Все ждут те-
бя. Далила будет прислушиваться к Мамушке из кухни.
Скарлетт позволила Уиллу помочь ей подняться на ноги. Она вся онеме-
ла, онемело ее сердце. Она молча проследовала за ним в гостиную. Сьюлин
тотчас принялась ее бранить, начиная с жалоб, которыми встретила ее на
крыльце, но Уилл шикнул на нее.
- Скарлетт пережила несчастье, Сью, оставь ее в покое.
Он налил виски в стакан Скарлетт.
Виски помогло. Оно прожгло знакомую дорожку по всему телу, притупляя
боль. Она протянула пустой стакан Уиллу, и тот налил еще.
- Привет, любимые, - сказала она своим детям, - идите обнимите свою
маму.
Скарлетт услышала свой голос, он звучал, как чужой, но, по крайней
мере, он говорил правильные вещи.
Она проводила все время в Мамушкиной комнате. Все ее надежды были
связаны с Мамушкиной поддержкой, но сейчас именно сильные молодые руки
держали умирающую черную старушку. Скарлетт купала Мамушку, меняла ей
белье, помогала Мамушке, когда ей становилось совсем тяжело дышать, уго-
варивала ее выпить несколько ложек бульона. Она пела колыбельные песен-
ки, которые Мамушка так часто пела ей, и когда Мамушка разговаривала в
бреду с умершей матерью Скарлетт, Скарлетт отвечала словами, которые,
как ей казалось, могла сказать ее мать.
Иногда слезящиеся глаза Мамушки узнавали ее, и потрескавшиеся губы
старушки улыбались при виде своей любимицы. Затем ее дрожащий голос рас-
пекал Скарлетт, как она распекала ее в детстве.
- Твои волосы в полном беспорядке, мисс Скарлетт, а теперь ты пойдешь
и причешешься сто раз, как учила тебя Мамушка. У тебя нет причины носить
такое измятое платье. Иди надень что-нибудь свеженькое, пока ребята не
увидели тебя.
Или:
- Ты бледна, как привидение, мисс Скарлетт. Ты посыпаешь лицо порош-
Изд. "Дрофа", Москва, 1992 г.
OCR Палек, 1998 г.
"Это скоро закончится, и тогда я могу поехать домой в Тару".
Скарлетт О'Хара Гамильтон Кеннеди Батлер одиноко стояла в нескольких
шагах от остальных, горевавших на похоронах Мелани Уилкс. Шел дождь, и
одетые в черное мужчины и женщины держали над головами черные зонтики.
Они опирались друг на друга, женщины рыдали, разделяя кров и горе.
Скарлетт не делилась ни с кем ни своим зонтиком, ни горем. Порывы
ветра задували холодные струи дождя под зонтик, на ее шею, но она этого
не чувствовала, она не чувствовала ничего, онемев от утраты. Она будет
горевать позже, когда будет способна выдержать эту боль. Скарлетт не
подпускала к себе свои чувства, раздумья, боль, снова и снова повторяя
слова, которые обещали заживить раны и дать ей силы, чтобы выжить, пока
боль не прошла: "Это скоро закончится, и тогда я могу поехать домой в
Тару".
"... Пепел к пеплу, пыль к пыли... "Голос священника проникал через
заслон онемения, слова отпечатывались в ее сознании. Нет! Скарлетт молча
плакала. Нет Мелли. Это не могила Мелли, она слишком огромна для нее, ее
косточки не больше птичьих. Нет! Она не могла умереть, не могла.
Скарлетт буквально металась от горя, она не могла себя заставить
смотреть на свежевырытую могилу, на голый сосновый ящик, опускаемый в
нее. На нем видны были маленькие полукруглые вмятины, отметины молотков,
которые заколотили крышку над нежным личиком Мелани.
"Нет! Вы не можете, вы не должны делать это, идет дождь, и вы не мо-
жете положить ее туда, чтобы дождь капал на нее. Она была так чувстви-
тельна к холоду, ее нельзя оставлять под холодным дождем. Я не могу
смотреть, я не вынесу этого, я не поверю, что она ушла. Она любит меня,
она мой друг, мой единственный друг. Мелли любит меня, она не может по-
кинуть меня сейчас, когда я так нуждаюсь в ней".
Скарлетт посмотрела на людей, стоящих вокруг могилы, и горячая волна
раздражения поднялась в ней. "Никого из них это так не волнует, как ме-
ня, никто из них не потерял так много, как я. Никто не знает, как сильно
я ее люблю. Мелли знает, хотя, знает ли? Она знает, я должна верить, что
она знает.
Хотя они в это никогда не поверят. Ни мисс Мерриуэзер, ни Миды, ни
Уайтинги, ни Элсинги. Посмотрите на них, собравшихся около Индии Уилкс и
Эшли, как стая мокрых ворон, в своих траурных нарядах. Они успокаивают
тетю Питтипэт, хотя каждый знает, что она выплакивает свои глаза по ма-
лейшему поводу, начиная с хлебца, который подгорел. Никому не придет в
голову, что я тоже нуждаюсь в поддержке, что я была ближе всех к Мелани.
Они ведут себя так, как будто меня здесь вообще нет. Никто не обратил на
мен" никакого внимания. Даже Эшли, хотя я была там в те два ужасных дня
после смерти Мелани, когда он нуждался в моей помощи. Все они нуждались,
даже Индия, блеющая, как коза: "Что нам делать с похоронами, Скарлетт?
Что делать с едой для гостей? с гробом? с носильщиками? с местом на
кладбище? с надписью на могиле? с заметкой в газете?" Теперь они склони-
лись друг к другу, рыдая и причитая. Я не доставлю им удовольствия ви-
деть меня одиноко плачущей. Я не должна плакать. Не здесь. Еще не время.
Если я начну, то, может быть, я не остановлюсь никогда. Когда я доберусь
до Тары, я могу плакать".
Скарлетт подняла подбородок, крепко сжала зубы, стучавшие от холода,
проглотила комок в горле. "Это скоро закончится, и тогда я могу поехать
домой в Тару".
Острые куски разбитой вдребезги жизни Скарлетт были повсюду вокруг
нее здесь, на Оклендском кладбище Атланты. Высокий гранитный шпиль, се-
рый камень, исполосованный серым дождем, был памятником миру, который
ушел безвозвратно, беспечному миру ее юности. Это был мемориал конфеде-
ратам, символ гордой и беспечной храбрости, которая привела Юг с разве-
вающимися яркими знаменами к разрухе. Он воздвигнут в честь стольких по-
гибших друзей ее детства, поклонников, которые выпрашивали вальсы и по-
целуи, когда у нее не было больших проблем, чем выбор бального платья.
Он стоит в честь ее первого мужа, Чарльза Гамильтона, брата Мелани. Он
стоит в честь сыновей, братьев, мужей, отцов всех, кто мокнул под дождем
у маленького холмика, где похоронили Мелани.
Здесь были и другие могилы, другие надгробия. Фрэнк Кеннеди, второй
муж Скарлетт. И маленькая, ужасно маленькая могилка с надписью: Евгения
Виктория Батлер и ниже - Бонни. Ее последний и самый любимый ребенок.
Живые, как и мертвые, были здесь, но она стояла в стороне. Казалось,
что там собралась половина Атланты. Толпа заполнила всю церковь, а те-
перь растеклась широким неровным темным кругом около скорбного разреза в
сером дожде - открытой могилы, вырытой в красной глине Джорджии для Ме-
лани Уилкс.
Первый ряд оплакивающих состоял из самых близких. Белые и черные их
лица, за исключением лица Скарлетт, были мокрыми от слез. Старый кучер
дядя Петер стоял с Билси и Куки, как бы образуя защитный треугольник
вокруг Бо, маленького мальчика, обожаемого Мелани.
Старшее поколение Атланты было там же. Трагически мало потомков оста-
лось у них. Миды, Уайтинги, Мерриуэзеры, Элсинги, их дочери и зятья, Хью
Элсинг, единственный оставшийся в живых сын, тетушка Питтипэт Гамильтон
и ее брат, дядя Генри Гамильтон, их вековая вражда позабыта в общем горе
по их племяннице. Младшая, но выглядевшая так же старо, как и другие,
Индия Уилкс укрылась в этой группе и наблюдала за своим братом Эшли за-
туманенными горем и виной глазами. Он стоял один, как Скарлетт, под дож-
дем, с непокрытой головой, бесчувственный к холодной влаге, неспособный
воспринять ни слов священника, ни медленного опускания узкого гроба в
могилу.
Эшли. Высокий, худой, бесцветный, его выцветшие золотые волосы стали
почти серыми, его бледное потрясенное лицо так же пусто, как и невидящие
серые глаза. Он стоял прямо, как будто отдавал честь, - привычка многих
лет, проведенных в серой униформе офицера. Он стоял неподвижно, ничего
не чувствуя и не понимая.
Эшли. Он был центром и символом разрушенной жизни Скарлетт. Ради люб-
ви к нему она игнорировала счастье. Она не замечала любви к мужу, потому
что Эшли всегда вставал у нее на пути. А теперь Ретт ушел, и единствен-
ным воспоминанием о нем были ветки тепло-золотых осенних цветов, лежащие
на могиле. Она предала своего единственного друга, пренебрегла упрямой
преданностью и любовью Мелани. А теперь и Мелани ушла. И даже любовь
Скарлетт к Эшли прошла, так как она поняла слишком поздно, что привычка
любить его уже давно вытеснила саму любовь к нему.
Она не любила его и никогда не полюбит снова. Но теперь, когда она
уже не хотела его, Эшли был ее, ее наследством от Мелани. Она пообещала
Мелани, что она позаботится о нем и о их ребенке.
Эшли был причиной разрушения ее жизни. И единственным, что теперь ос-
талось у нее.
Скарлетт стояла одиноко в стороне. Было только холодное серое прост-
ранство между ней и людьми, которых она знала в Атланте, пространство,
которое однажды заполнила Мелани, защищая ее от изоляции и изгнания из
общества. Был только холодный и мокрый ветер, и не было Ретта, который
должен был бы защитить ее своей любовью.
Она высоко подняла голову, подставив лицо порывам ветра. Все ее соз-
нание сконцентрировалось в словах, которые были ее силой, ее надеждой:
"Это скоро закончится, и тогда я могу поехать домой в Тару".
- Посмотрите На нее, - прошептала своему соседу укрытая черной накид-
кой леди. - Тверда, как гвоздь. Я слышала, что она не пролила и слезинки
за все время, пока устраивала похороны. Скарлетт - это только дела.
Сердца у нее нет совсем.
- Вы знаете, ребята говорят, - был ответный шепот, - что у нее сер-
дечная привязанность к Эшли. Уилксу. Думаете, они действительно...
Рядом стоящие зашикали на них, хотя сами думали... Каждый думал об
этом.
Ужасный стук земли по дереву заставил Скарлетт сжать кулаки. Она хо-
тела закрыть уши, завизжать, закричать - все, что угодно, - лишь бы
прекратить этот ужасный звук закрывающейся над Мелани могилы. Она больно
прикусила губу. Она не закричит, нет.
Крик, который прорезал молчание, издал Эшли.
- Мелли... Мел-ли-и-и!
Это был крик мучающейся души, страдающей от одиночества и страха.
Он подошел к глубокой скользкой яме, шатаясь, как только что поражен-
ный слепотой человек, ища руками маленькое тихое создание, в котором за-
ключалась вся его сила. Но ему не за что было схватиться, кроме текущих
серебряных нитей холодного дождя.
Скарлетт взглянула на доктора Мида, Индию, Генри Гамильтона. Почему
они ничего не делают? Почему они его не остановят? Его надо остановить!
- Мел-ли-и-и...
Во имя любви к Господу! Он же сломает себе шею, а они просто стоят
там и смотрят, разинув рты, как он качается на краю могилы.
- Эшли, остановись! - закричала она. - Эшли!
Она бросилась к нему, скользя по мокрой траве. Зонтик, который она
отбросила в сторону, покатился, гонимый ветром, пока не застрял в цве-
тах. Она схватила Эшли, попыталась оттащить его от опасности. Он сопро-
тивлялся ей.
- Эшли, не надо! - Скарлетт пыталась успокоить его. - Мелли теперь
тебе не поможет.
Но голос не мог прорваться через глухое, сводящее с ума горе.
Он остановился и слабо застонал. Его тело обмякло, и Скарлетт едва
успела поддержать его. Доктор Мид и Индия помогли ей поставить его на
ноги.
- Ты теперь можешь идти, Скарлетт, - сказал доктор Мид. - Тебе уже
больше здесь нечего разрушать.
- Ноя...
Она посмотрела на лица, окружавшие ее, на глаза, жаждущие сенсации.
Затем она повернулась и пошла под дождем. Толпа отшатнулась, как буд-
то кончик ее платья мог запачкать их.
Они не должны знать, что это значит для нее, она не покажет им, что
они могли причинить ей боль. Она вызывающе подняла подбородок, не боясь
дождя. Ее спина и плечи были выпрямлены, пока она не достигла ворот
кладбища и не скрылась из виду. Тогда она схватилась за железную ограду.
У нее кружилась голова от изнеможения, она не могла держаться на йогах.
Ее кучер Элиас подбежал к ней, открывая зонтик над ее склоненной го-
ловой. Скарлетт направилась к своему экипажу. Внутри обитой плюшем ко-
робки она забилась в угол и натянула шерстяную накидку. Она продрогла до
костей и была испугана тем, что наделала. Как она могла так опозорить
Эшли перед всеми, когда только несколько ночей назад она пообещала Мела-
ни, что позаботится о нем, будет защищать его, как всегда делала Мелани?
Но что еще она могла сделать? Допустить, чтобы он сам бросился в могилу?
Она должна была остановить его.
Экипаж раскачивало, его высокие колеса тонули в глубоких колеях, за-
полненных глинистой грязью. Скарлетт чуть было не упала на пол. Она лок-
тем ударилась об оконную раму, и острая боль пронзила ее руку.
Это была только физическая боль, она могла вытерпеть ее. Но была дру-
гая боль, отстраненная, та боль, которую она не могла вынести. Она долж-
на добраться до Тары, она должна. Мамушка была там. Мамушка обняла бы ее
своими коричневыми руками. Мамушка прижала бы ее к себе, положила ее го-
лову к себе на грудь, где она выплакивала все свои детские горести. Она
сможет поплакать в Мамушкиных руках, она выплачет всю боль до конца, ее
голова отдохнет на Мамушкиной груди, ее раненое сердце успокоит Мамушки-
на любовь. Мамушка поддержит, будет любить ее, разделит ее боль и помо-
жет перенести ее.
- Спеши, Элиас, - сказала Скарлетт. - Спеши.
- Помоги мне снять мокрые вещи, Панси, - приказала Скарлетт служанке.
- Быстрее.
Ее глаза на фоне бледного лица казались более темными и пугающими.
- Поспеши, я сказала. Если ты заставишь меня опоздать на поезд, я те-
бя выпорю.
Панси знала, что Скарлетт не могла этого сделать. Дни рабства закон-
чены, и она уже не собственность мисс Скарлетт, она может уволиться в
любое время, стоит только захотеть. Но отчаянная, лихорадочная вспышка в
зеленых глазах Скарлетт заставила Панси усомниться в этом. Скарлетт выг-
лядела готовой на все.
- Запакуй черное мерино, будет холодать, - сказала Скарлетт.
Она посмотрела на открытый шкаф. Черная шерсть, черный шелк, черный
хлопок, черная саржа, черный вельвет Она может носить траур до конца
своих дней Траур по Бонни, а теперь вдобавок траур по Мелани.
"Я не буду думать об этом сейчас. Я сойду с ума, если подумаю. Я по-
думаю об этом, когда приеду в Тару. Там я смогу это вынести".
- Одевайся, Панси. Элиас ждет. И не забудь надеть траурную повязку на
руку. Это день траура.
Улицы, которые сходились в Пяти Углах, были болотистыми. Повозки, ко-
ляски и экипажи тонули в грязи. Их кучера проклинали дождь, дороги, сво-
их лошадей. Стоял крик, шум, щелчки бичей. Здесь все время были толпы
людей куда-то спешащих, спорящих, жалующихся и смеющихся. Пять Углов
бурлили жизнью, капором, энергией. Пять Углов - это была Атланта, кото-
рую так любила Скарлетт.
Но не сегодня. Сегодня Пять Углов лежали у нее на пути. Атланта ее не
выпускала. "Я должна успеть на этот поезд, я умру, если опоздаю на него,
я должна добраться до Тары, или я сломаюсь".
- Элиас, - закричала она, - меня не волнует, как ты доберешься до
станции, даже если ты засечешь лошадей до смерти и передавишь всех до
единого на улице.
Его лошади были самыми сильными, ее кучер был самым ловким, ее экипаж
- самым лучшим. Она успела к поезду с запасом времени.
Прозвучал гудок паровоза. Поезд тронулся. Наконец-то она была в пути.
Все будет хорошо. Она ехала домой в Тару. Она представила себе это:
солнечно и ясно, светящийся белый дом, сверкающие зеленые листья жасми-
новых кустов, усыпанные ароматными белыми цветами.
За окном лил сильный дождь. Но это было уже неважно. В Таре будет
огонь в гостиной, потрескивающий от сосновых шишек, брошенных на бревна,
и шторы будут опущены, закрывая и дождь, и темноту, и весь мир. Она по-
ложит свою голову на мягкую широкую Мамушкину грудь и расскажет ей все,
что случилось. Тогда она станет способной размышлять и придумает чтони-
будь...
Свист пара и визг колес разбудили задремавшую Скарлетт.
Это уже Джонсборо? Она, должно быть, задремала, и не удивительно,
ведь она так устала в последние дни. Она не могла сомкнуть глаз даже ус-
покаивая свои нервы с помощью бренди. Нет, это была станция Раф и Рэди.
Еще час до Джонсборо. По крайней мере, дождь кончился, даже была полоска
голубого неба впереди. Может быть, солнце светило и над Тарой. Она
представила подъезд к дому, темные кедры, широкую зеленую лужайку и лю-
бимый дом на вершине небольшого холма.
Скарлетт тяжело вздохнула. Теперь хозяйкой Тары была ее сестра
Сьюлин. Ха! Быть плаксой дома больше подходило ей. Все, что Сьюлин ког-
да-либо умела делать, так это плакать, это все, что она когда-либо дела-
ла, начиная с детства. А теперь у нее есть собственные дети, плаксивые
маленькие девочки, совсем такие, какой она сама была когда-то.
Дети Скарлетт тоже были в Таре. Уэйд и Элла. Она выслала их с Присей,
их нянькой, когда получила известие, что Мелани умирает. Ей надо было
бы, конечно, оставить их с собой на похороны. Это дало еще один повод
старым кошкам в Атланте болтать о том, какая она плохая мать. Пусть го-
ворят, что угодно. Она не пережила бы эти ужасные дни и ночи после смер-
ти Мелли, если бы ей пришлось еще успокаивать детей.
Она не будет думать о них, вот и все. Она едет домой, в Тару, к Ма-
мушке, и просто не будет думать о вещах, которые расстраивают ее. "Бог
знает, у меня больше чем достаточно поводов для расстройств. И я так ус-
тала..." Ее голова склонилась, и глаза закрылись.
- Джонсборо, мэм, - сказал кондуктор.
Скарлетт открыла глаза.
- Спасибо.
Она осмотрела вагон в поисках Панси и чемоданов. (Я сдеру шкуру с
этой девчонки, если она ускользнула в другой вагон. О, если бы только
леди не требовалась компаньонка каждый раз, когда она ступает за порог
своего дома. Я бы намного лучше справилась сама. Вот она".
- Панси, сними эти мешки с полки. Мы приехали.
"Теперь только пять миль до Тары. Скоро я буду дома. Дома!"
Уилл Бентин, муж Сьюлин, ждал на платформе. Увидеть Уилла было уда-
ром. Первые несколько секунд всегда шокируют. Скарлетт искренне любила и
уважала Уилла. Если бы у нее был брат, чего она всегда хотела, она жела-
ла, чтобы он был таким же, как Уилл. За исключением деревянной ноги, и,
конечно, бедности. Его невозможно было принять за джентльмена, он был из
низшего класса. Она забыла это, когда находилась далеко от него, и забы-
ла через минуту после того, как встретилась с ним, потому что он был та-
ким хорошим и добрым. Даже Мамушка хорошо относилась к нему, а Мамушка
была самым, строгим судьей, когда дело касалось леди или джентльменов.
- Уилл!
Он пошел ей навстречу своей особой неуклюжей походкой. Она обвила ру-
ками его шею.
- О, Уидл, я так рада увидеть тебя, что плачу от радости.
Уилл отнесся к ее объятиям без эмоций.
- Я тоже рад тебя видеть, Скарлетт. Прошло немало времени.
- Слишком много. Это стыдно. Почти год.
- Больше похоже на два.
Скарлетт была ошеломлена. Неужели это было так долго? Неудивительно,
что ее жизнь пришла в такое печальное состояние. Тара все время возрож-
дала ее, давала новые силы, когда она нуждалась в них. Как она могла
прожить так долго без нее?
Уилл сделал знак Панси и пошел в сторону повозки.
- Нам пора трогаться в путь, если мы хотим успеть до темноты, - ска-
зал он. - Надеюсь, ты не возражаешь против жесткой езды, Скарлетт. Раз
уж я ехал в город, я решил, что заодно пополню запасы.
Фургон был высоко завален мешками и посылками.
- Совсем не возражаю, - четко ответила Скарлетт.
Она ехала домой, и сошло бы все, что могло доставить ее туда.
- Забирайся на эти мешки. Панси.
Они оба молчали в течение всего долгого пути до Тары. Воздух был
свеж, и дневное солнце припекало. Она правильно сделала, что приехала
домой. Тара даст ей святилище, в котором она нуждалась, и вместе с Ма-
мушкой она сможет найти выход, чтобы восстановить свой разрушенный мир.
Она наклонилась вперед, улыбаясь в предвкушении увидеть знакомый
подъезд.
Но когда она увидела дом, у нее вырвался крик отчаяния.
- Уилл, что случилось?
- Фасад дома был покрыт уродливыми виноградными ветками с мертвыми
листьями, на четырех окнах ставни перекосились, на двух их вообще не бы-
ло.
- Ничего не случилось, Скарлетт. Было лето, а я ремонтирую дом зимой,
когда не надо заботиться об урожае. Я примусь за эти ставни через нес-
колько недель. Пока еще не октябрь.
- О, Уилл, почему ты не разрешишь мне дать тебе немного денег? Ты мог
бы нанять помощников. Да, через побелку уже проглядывает кирпич. Это
выглядит как какой-то хлам.
Ответ Уилла был терпеливым:
- Не бывает помощи ни по любви, ни за деньги. У того, кто хочет рабо-
тать, работы достаточно, а тот кто не хочет, не принесет никакой пользы.
Мы справимся. Большой Сэм и я. Нет нужды в твоих деньгах.
Скарлетт прикусила губу и проглотила слова, которые хотела сказать.
Она много раз сталкивалась с его гордостью и знала, что он был несгиба-
ем. Он был прав, что урожаем надо заниматься в первую очередь. Все ос-
тальное подождет. Она посмотрела на поля, простирающиеся за домом. Они
были прополоты, свежевспаханы, и от них шел резкий запах удобрения, вне-
сенного для следующего посева. Красная земля выглядела теплой и плодо-
родной, и Скарлетт расслабилась. Это было сердце Тары, ее душа.
- Ты прав, - сказала она Уиллу.
Дверь дома распахнулась, и крыльцо заполнилось людьми. Сьюлин стояла
впереди, держа своего младшего ребенка на руках над распухшим животом.
Шаль упала ей на руку. Скарлетт изобразила веселость, которой не
чувствовала.
- Боже, Уилл, неужели у Сьюлин будет еще один ребенок? Тебе придется
достроить еще несколько комнат.
Уилл хихикнул:
- Мы все еще пытаемся сделать мальчика.
Он поднял руку, приветствуя свою жену и дочек.
Скарлетт помахала тоже, сожалея, что не подумала купить игрушек для
детей.
О, Господи, посмотри на них всех! Сьюлин хмурилась. Глаза Скарлетт
пробежали по другим лицам, отыскивая черные... Присей была здесь, Уэйд и
Элла прятались за ее юбку... и жена Большого Сэма, Далила, с ложкой, ко-
торой - она, должно быть, только что что-то помешивала... Здесь была -
как же ее имя? - о, да. Люти, мамка детей в Таре. Но где же Мамушка?
Скарлетт обратилась к своим детям:
- Привет, милые, мама приехала.
Затем она повернулась обратно к Уиллу, положила руку ему на плечо.
- Где Мамушка, Уилл? Она не так стара, чтобы не выйти встретить меня.
Страх сдавил слова в горле Скарлетт.
- Она лежит в постели больная, Скарлетт.
Скарлетт спрыгнула с еще двигавшейся повозки, оступилась, выпрямилась
и побежала к дому.
- Где Мамушка? - спросила она Смолин, оставаясь глухой к шумным при-
ветствиям детей.
- Хорошее приветствие, Скарлетт, но не хуже, чем я ожидала от тебя.
О чем ты думала, когда посылала Присей и своих детей сюда, когда у
меня руки и так заняты?
Скарлетт подняла руку, готовая ударить сестру.
- Сьюлин, если ты не скажешь мне, где находится Мамушка, то я закри-
чу.
Присей потянула за рукав Скарлетт.
- Я знает, где Мамушка есть, мисс Скарлетт, я знает: Она мощно
больна, так что мы прибрали маленькую комнату рядом с кухней для нес,
ту, где раньше все окорока висели, когда было полно окороков. Там мило и
тепло, рядом с камином. Она была уже там, когда я приходить; так что я
не могу точно сказать, что мы приготовили комнату все вместе, но я при-
носила туда стул, так, чтобы было где ей посидеть, если она захотела бы
подняться с постели или если бы посетитель...
Присей разговаривала с пустотой. Скарлетт стояла уже у двери Мамушки,
держась за дверной косяк для поддержки.
Эта... эта вещь в постели не была ее Мамушкой. Мамушка была большой
женщиной, сильной и толстой, с тепло-коричневой кожей. Прошло едва ли
больше шести месяцев, как Мамушка уехала из Атланты, не так много, чтобы
вот так измениться. Этого не могло быть. Скарлетт не могла вынести это-
го. Это была не Мамушка, в это невозможно поверить. Это было серое вы-
сохшее создание, которое было едва заметно под выцветшим лоскутным пок-
рывалом, согнутые пальцы ее слабо водили по складкам одеяла, у Скарлетт
побежали мурашки по коже.
Потом она услышала голос Мамушки. Тонкий и запинающийся, но Мамушкин,
любящий голос.
- Разве я не говорила вам не ступать из дому без шляпки и зонтика от
солнца... Говорила вам, говорила вам...
- Мамушка! Скарлетт упала на колени рядом с кроватью.
- Мамушка, это Скарлетт. Твоя Скарлетт. Пожалуйста, не болей. Мамуш-
ка, я не вынесу этого.
Она положила голову рядом с тонкими плечиками и по-детски разрыда-
лась.
Легкая рука погладила склоненную голову.
- Не плачь, дитя. Не так все плохо, чтобы ничего нельзя было попра-
вить.
- Все, - рыдала Скарлетт. - Все идет не так, как надо, Мамушка.
- Тише, это только одна чашка, а у тебя еще есть другой чайный сер-
виз, такой же красивый. Ты еще почаевничаешь, как Мамушка обещала тебе.
Скарлетт откинулась назад, ужаснувшись. Она уставилась на лицо Мамуш-
ки и увидела светящуюся любовь в потонувших глазах, которые, казалось,
не видели ее.
- Нет, - прошептала она.
Она не могла этого вынести. Сначала Мелани, потом Ретт, а теперь Ма-
мушка, все, кого она любила, покинули ее. Это было слишком жестоко. Это-
го не могло быть.
- Мамушка, - громче сказала она, - Мамушка, послушай меня. Это Скар-
летт! - Она схватила край матраса и попыталась встряхнуть его. - Посмот-
ри на меня, - рыдала она, - на меня, на мое лицо. Ты должна узнать меня.
Мамушка. Это я, Скарлетт.
Большие руки Уилла замкнулись у ее запястий.
- Ты не должна делать этого, - сказал он.
Его голос был мягким, но хватка железной.
- Она счастлива, когда она в таком состоянии, Скарлетт. Она в прош-
лом, в Саванне, ухаживает за твоей матерью, когда та еще была маленькой
девочкой. Это были счастливые времена для нее. Она была молода, сильна,
ей не было больно. Оставь ее.
Скарлетт сопротивлялась, пытаясь высвободиться.
- Но я хочу, чтобы она узнала меня, Уилл. Я никогда не говорила ей,
как много она для меня значит.
- Она знает также, что умирает. А сейчас пойдем со мной. Все ждут те-
бя. Далила будет прислушиваться к Мамушке из кухни.
Скарлетт позволила Уиллу помочь ей подняться на ноги. Она вся онеме-
ла, онемело ее сердце. Она молча проследовала за ним в гостиную. Сьюлин
тотчас принялась ее бранить, начиная с жалоб, которыми встретила ее на
крыльце, но Уилл шикнул на нее.
- Скарлетт пережила несчастье, Сью, оставь ее в покое.
Он налил виски в стакан Скарлетт.
Виски помогло. Оно прожгло знакомую дорожку по всему телу, притупляя
боль. Она протянула пустой стакан Уиллу, и тот налил еще.
- Привет, любимые, - сказала она своим детям, - идите обнимите свою
маму.
Скарлетт услышала свой голос, он звучал, как чужой, но, по крайней
мере, он говорил правильные вещи.
Она проводила все время в Мамушкиной комнате. Все ее надежды были
связаны с Мамушкиной поддержкой, но сейчас именно сильные молодые руки
держали умирающую черную старушку. Скарлетт купала Мамушку, меняла ей
белье, помогала Мамушке, когда ей становилось совсем тяжело дышать, уго-
варивала ее выпить несколько ложек бульона. Она пела колыбельные песен-
ки, которые Мамушка так часто пела ей, и когда Мамушка разговаривала в
бреду с умершей матерью Скарлетт, Скарлетт отвечала словами, которые,
как ей казалось, могла сказать ее мать.
Иногда слезящиеся глаза Мамушки узнавали ее, и потрескавшиеся губы
старушки улыбались при виде своей любимицы. Затем ее дрожащий голос рас-
пекал Скарлетт, как она распекала ее в детстве.
- Твои волосы в полном беспорядке, мисс Скарлетт, а теперь ты пойдешь
и причешешься сто раз, как учила тебя Мамушка. У тебя нет причины носить
такое измятое платье. Иди надень что-нибудь свеженькое, пока ребята не
увидели тебя.
Или:
- Ты бледна, как привидение, мисс Скарлетт. Ты посыпаешь лицо порош-