Грунюшкин Дмитрий Сергеевич. Под откос

   …Где-то на высоте в двенадцать километров, куда не залетают пассажирские самолеты, словно кондор парил А-50, самолет ДРЛО – дальней радиолокационной разведки и обнаружения – с характерным зонтиком над фюзеляжем. Его приборы уже зафиксировали полученную со спутников информацию о месте положения захваченного поезда, и теперь следили за ним, готовые в любой момент передать целеуказание ждущим на земле штурмовикам…
   Три сотни измученных человек сидели под прицелами автоматов. И не знали, что находятся под прицелом куда более могучего оружия.
   Еще один вертолет в это время летел на восток. В большом пассажирском отсеке Ми-8 находилось всего пять человек. Все они были одеты в полевую форму, но смотрелись разношерстно. Двое в штатном армейском камуфляже, один в застиранной «горке» покроя времен войны в Афганистане, один в новеньком натовском камуфле и дорогущих гортексовских ботах, а пятый носил навороченную форму коммерческой модели.
   – Ну, скоро уже? – крикнул «американец», силясь перекрыть рев мотора.
   Плотный, если не сказать – полный мужик молча встал и прошел за переборку к летчикам. Там он натянул свободный шлемофон и поинтересовался:
   – Ну как? Должны уже подлетать вроде?
   – Почти на месте, – согласился командир экипажа. – Это где-то здесь, в этих краях. Надо просто вычислить поточнее, чтоб вам ноги не бить по сопкам.
   Он кивнул на планшет штурмана, где на темном экране среди разводов координатной сетки пульсировала красная точка.
   Небо на востоке стало уже совсем светлым, горизонт наливался яркой желтизной с густой красной полосой у самой земли. Но тут было еще темно. Вертолет шел низко над землей, огибая склоны могучих сопок, поросших лесом, словно валуны мхом. Округлые их вершины торчали из белесой пены густого тумана, как мокрые спины невиданных животных.
   По кабине гулял сквозняк, но даже отсюда кисель тумана казался сырым и зябким, и командиру оперативной группы ФСБ совсем не хотелось в этот кисель нырять.
   Вертолет накренился, в вираже проходя между склонами двух сопок, и толстяку пришлось схватиться руками за изголовье кресла пилота.
   – Это здесь! – воскликнул штурман, тыча пальцем вниз. – В распадке!
   – Садись! – скомандовал толстяк.
   – Ты что? – покрутил у виска пилот. – С дуба рухнул? Садиться в темноте да еще в туман? Раньше чем через три часа здесь и делать нечего. Сейчас сбросим свой маяк…
   – Маяк свой сбросишь за соседской баней, – рявкнул оперативник, сжимая плечо пилота мощной пятерней. – Здесь речь на минуты идет. Мотаться туда-сюда некогда. Так что высадишь нас там, где я тебе скажу.
   Летчик яростно зыркнул на него, но взгляд опера был тверд и решителен, с таким не поспоришь.
   – Я не буду машину гробить! – заявил пилот, но уже без уверенности.
   – И не надо, выбросишь нас выше по склону, над линией тумана.
   – Там нет площадок, – подал голос штурман. – Придется десантироваться с зависания.
   – С какой высоты?
   – Пять метров, – буркнул пилот.
   – Ты охренел, крылатый? – совсем взбеленился оперативник. – Ты на меня посмотри – я что, пацан-десантник что ли?
   – До двух снижусь, – нехотя согласился летчик. – Но ниже не рассчитывай.
   – Садись, – махнул рукой с отчаянием толстяк. – Как нас выбросишь – уходи за соседнюю сопку и там ищи площадку. Приземлишься – будешь ждать, – он помедлил, и добавил. – И садись на обратный склон. На всякий случай.
   – На какой случай? – влез любопытный штурман.
   – Много будешь знать – помрешь раньше времени, – отмахнулся оперативник. – Если не дай Бог что – вы сами все увидите. А если не увидите, то и знать вам вовсе ни к чему.

15.

   Ахмат с двумя бойцами подошел к двери первого вагона. Тагир шел последним, зло стянув губы в ниточку. Опять его унижают – отдали в подчинение какому-то чабану, как мальчишку, не способного на самостоятельные действия.
   Дверь была закрыта «на проволоку», как и говорил Салман. Ахмат аккуратно раскрутил «запор» и обернулся к помощникам.
   – Действуем быстро и без лишней жестокости. Там только дети и две или три женщины. Это не враги. Их просто нужно разогнать по купе и не выпускать. Как закончим – Арби пойдет со мной в локомотив. Тагир и Рамзан останутся держать вагон. Чтобы никто не выходил. Старший… – он помедлил, раздумывая. Тагир очень самолюбив и неглуп, но ставить мальчишку над мужчиной – неправильно, это оскорбит Рамзана. – Старший – Рамзан.
   Он отвернулся и не видел, как скривилось лицо Тагира.
   – Пошли!
   Ольга услышала, как хлопнула дверь и зазвучали шаги в коридоре. Она выскочила навстречу, и замерла, не в силах произнести ни слова. Бородач с оружием подскочил к ней раньше, чем она успела прийти в себя.
   – Тихо!
   – А вы кто такие?! – Проводница, похоже, не поняла, что происходит, но вид чужих в ее хозяйстве возмутил ее до глубины души. – А ну пошли отсюда!
   – Заткнись, дура!
   Ахмат сказал это, не повышая голоса, шагнул вперед и втолкнул проводницу обратно в ее купе. Молодой парень с пистолетом разглядывал Ольгу, оценивающе прищурив глаза. Она вспыхнула, и сердито отвернулась. Это проявление похоти юнца почему-то вернуло ей силу духа.
   – Что здесь происходит? – потребовала она у бородатого, старшего, как она поняла.
   – Неважно, – серьезно ответил тот. – Наш командир это может правильно и красиво рассказать, а наше дело – заниматься делом. Ты, кажется, умная женщина. Если хочешь, чтобы все прошло спокойно – помогай нам. В каких купе живут маленькие, в каких – большие, и в каких воспитатели?
   – Зачем вам? – похолодела Ольга. – Что вы хотите сделать?
   – Много говоришь! – прошипел молодой, но Ахмат остановил его нетерпеливым жестом.
   – Не то, что ты думаешь. Нам не нужно, чтобы дети здесь бегали, орали, плакали. Но и не нужно, чтобы старшие затеяли какую-нибудь глупость. Старших ты разбудишь, скажешь им, что поезд захвачен воинами великого Джамаата, и чтобы сидели тихо. А купе с маленькими мы пока открывать не будем. Пока сами не проснутся. Ты поняла?
   Ольга зажмурилась, собираясь с мыслями.
   – Не жди никого, – засмеялся Тагир. – Весь поезд уже у нас. И ваши начальники в курсе. Вы все проспали.
   Старший неодобрительно посмотрел на него, но ничего не сказал.
   – Хорошо, – прошептала Ольга. – Я покажу вам. Только не трогайте детей!
   – Мы не воюем с детьми, – заверил ее Ахмат.
   «Расскажи это людям из Беслана и Буденновска», – с неожиданной яростью подумала Ольга, пряча глаза, чтобы никто не заметил их блеска. – «Мой Сашка воевал против таких, как вы. А теперь здесь Алеша. И все будет хорошо».
   – Рамзан, захвати эту… – Ахмат показал на проводницу, до которой, наконец, дошел смысл происходящего. Она теперь сидела в углу и затравлено смотрела на вооруженных бородачей белыми глазами. – Здесь радио и аппаратура всякая. Пусть лучше с воспитателями сидит.
   Вспотевший Рамович аж подпрыгивал от нетерпения, пока Трофимов заканчивал разговор с Мироновым.
   – Что случилось, Эдгар Филиппович?
   – Как что? – возмутился тот. – Вы представляете, что мне сказал этот молодой человек? – он ткнул пальцем в сторону Белова.
   – И что же?
   – Что нужно срочно освободить пути станции и провести через нее пассажирский состав без остановки на скорости шестьдесят километров в час!
   – Не менее шестидесяти километров в час, – уточнил Трофимов.
   – Что? Да вы с ума сошли! Это невозможно! Сейчас лето, поезда идут сплошным потоком! Мы не можем в такой спешке ломать весь график! А скорость! Какие шестьдесят? Там же десятки стрелок! Я отказываюсь давать такие распоряжения!
   – Прекратить истерику! – рявкнул Геннадий Михайлович, применив уже отработанный прием против увлекающегося железнодорожника.
   Рамович квакнул что-то неразборчивое, и замолчал, хлопая глазами.
   – Ситуация чрезвычайная, – уже спокойно напомнил ему генерал, – и мер требует чрезвычайных. Есть данные, что поезд заминирован, и подрыв случится, если он снизит скорость ниже установленной. Поэтому у нас нет выбора. Срочно спускайте распоряжения по команде – очистить путь составу. Но без лишних подробностей.
   Начальник железной дороги покряхтел, и признался:
   – Я уже распорядился. Но вы должны понимать, что это за пределами разумного, и я не могу гарантировать, что все пройдет четко.
   Трофимов засмеялся. Он никак не мог остановиться, хохоча все громче. На него уже начали оглядываться.
   «Стоп!» – скомандовал он уже самому себе. – «Прекрати истерику».
   Железнодорожник смотрел на чекиста с недоумением и растерянно улыбался.
   – Извините, Эдгар Филиппович, это нервы. Станция должна быть готова к проходу поезда через пятнадцать минут. Это возможно?
   – Придется, – развел руками толстяк. – С этой станцией проще – поезд и так по графику должен ее пройти в это время. А вот дальше придется все труднее и труднее – необходимо будет перестраивать график и разводить поезда. Но мои диспетчеры справятся. Я хочу вас кое о чем попросить…
   – Да?
   – На станциях люди. Пассажиры. Если состав будет следовать на высокой скорости, могут быть ЧП.
   – Об этом не беспокойтесь. На все транзитные станции уже направлены солдаты для оцепления и милиция. А диспетчерам помогут мои сотрудники.
   Холодный белый свет прожекторов заливал перрон станции небольшого сибирского городка. Ветер гонял по асфальту потрепанную газету. Из здания вокзала в холод ночи выбирались полусонные пассажиры, зябко ежились на высоком крыльце, обнесенном старомодной балюстрадой, и разбредались по платформе, стараясь угадать, где остановится вагон, в который они купили билет.
   – Ну что за блин! – вполголоса ругался немного выпивший мужчина с помятым лицом. – За каким, спрашивается, хреном мы сюда поперлись посередь ночи? В десять утра есть другой поезд, выспались бы, отдохнули и нормально поехали!
   – Не ворчи, – огрызалась не менее уставшая от ночного бдения жена. – Этот поезд в Москву утром приходит. Успеем и к дочке доехать, и отдохнуть с дороги, и на рынок попасть. А тот ближе к вечеру. Считай, целый день пропадает.
   Мужчина, в принципе, был согласен, но по инерции продолжал бормотать что-то под нос.
   Где-то в темноте динамики выкрикивали непонятные команды металлическими голосами, перемигивались светофоры, лязгали вагоны, которые маневровые тепловозы растаскивали по запасным путям.
   – Здесь где-то, – мужчина брякнул на землю большую сумку, в которой что-то звякнуло.
   – Осторожнее, оглоед! Банки с гостинцами перебьешь!
   Мужик досадливо отмахнулся, и закурил.
   Когда Наталью втолкнули в купе, Руслан сидел, откинувшись на мягкий валик вдоль стены, и, казалось, дремал. Но он тут же открыл глаза и посмотрел на пленницу с любопытством. Наташе было страшно, дрожали колени, и жутко хотелось в туалет. От этого ей было невыносимо стыдно, а от неуместного стыда ее разбирала злость.
   Предводитель террористов разглядывал ее с прищуром, лениво потягиваясь и, казалось, видел ее противоречивые чувства насквозь. Руслан держал паузу, наслаждаясь страхом жертвы, которая томилась неизвестностью. Наконец, он сжалился.
   – Значит, пресса?
   Если бы он не был так самоуверен и присматривался бы чуть внимательнее, то заметил бы, что девушка при этих словах испытала неимоверное облегчение. Теперь все было понятно – бандитов заинтересовало ее удостоверение, а не фотографии в ее мобильном телефоне.
   – Чем могу быть полезна? – вздернула нос Наташа, сама шалея от своей дерзости.
   Руслан довольно засмеялся.
   – Может быть, и сможешь принести пользу. Причем, всем, включая саму себя.
   – Не поняла.
   – Ты где работаешь?
   – Там все написано, – она кивнула на «корочки», которые заметила на столе.
   – Не наглей, – предупредил Дикаев. – У меня быстро настроение меняется.
   – В газете.
   – На телевидении есть знакомые?
   – Есть, – быстро ответила Наташа, чуть порозовев.
   На телевидении редактором новостной программы работал ее бывший ухажер, которого она променяла на Мишку. Но тот не обиделся, поскольку женским вниманием был не обделен. Самое ужасное, чего Наталья не могла ни понять, ни простить самой себе – уже после замужества она несколько раз с ним встречалась, и, в каком-то смысле, могла считать его своим любовником.
   – Вот и отлично, – обрадовался Руслан. – Сейчас ты посидишь в соседних апартаментах, пока мы кое-какие дела порешаем. А потом свяжешься с ним и все расскажешь.
   – Прямо все?
   – Все, что я тебе скажу.
   Охранник вывел Наталью, а Салман недоуменно поинтересовался:
   – Зачем она тебе нужна, Руслан?
   Вся веселость слетела с лица Дикаева, и теперь он выглядел крайне озабоченным.
   – Не верю, что все пройдет так легко, Салман. Мы для них слишком большую опасность представляем. Пока никто ничего не знает, у них есть соблазн решить все проблемы тихо. Нужно сделать так, чтобы у них это не получилось.
   Салман кивнул, признавая правоту командира.
   – Как дела у Ахмата? Скоро уже станция. Он взял локомотив?
   Войти в локомотив оказалось проще, чем предполагалось. Входная дверь в него была выше, чем дверь вагона, но совсем не намного. Поэтому акробатические этюды не понадобились. Даже ключ-трехгранник оказался лишним – замок оказался просто не заперт. Ахмат толкнул дверь вперед, и поманил за собой напарника.
   Внутри стоял такой грохот, что шум снаружи показался тишиной концертного зала филармонии. Тусклые лампы под мутными плафонами давали мало света, но заблудиться было трудно.
   – Арби, ты идешь справа, я слева, – скомандовал Ахмат, но помощник потряс головой и показал на уши.
   Тогда Ахмат просто указал ему пальцем на проход с правой стороны дизеля, и потыкал себе «вилкой» из двух пальцев в глаза – смотри, мол, внимательнее.
   Сам Ахмат решил обойти дизель с другой стороны, и почти сразу ударился коленом обо что-то выпирающее из стены. Присмотревшись, он рассмеялся. Ну, надо же! Унитаз торчал на самом виду, ничем не огороженный, рядышком на проволочке свисал рулон туалетной бумаги. С другой стороны, а чему удивляться? В экипаже всего два человека, а посторонние тут не ходят. Так что интимная обстановка была бы излишней роскошью.
   Огромный дизель тепловоза рычал, ревел, трясся, словно разъяренный зверь, который не может дотянуться до такой близкой добычи. Пол вибрировал от его мощной дрожи, и даже сердце и легкие в груди начинали трястись ему в унисон. Ахмат был на ты с техникой, хорошо разбирался в машинах, моторах, но исполинская сила этого гиганта лишила его уверенности. Он прошел мимо, опасливо прижимаясь к противоположной стене, будто дизель действительно мог накинуться на него и разорвать. С противоположной стороны вышел Арби. Его округлившиеся глаза красноречиво свидетельствовали, что он испытал не меньшее потрясение.
   Арби резко рванул дверь в кабину машиниста, и отскочил в сторону, вскинув оружие и пропуская вперед Ахмата. Это было не обязательно, здесь не могло быть засады, но инстинкты, вбитые в тренировочном лагере, не позволяли ему работать вполсилы даже на таком легком задании.
   В кабине находились молодой парень лет двадцати пяти и пожилой машинист, который держал в руках гарнитуру радиостанции. Старик с удивлением смотрел на вошедших, не понимая, что происходит. Молодой сообразил быстрее, дернулся, будто мог что-то изменить, и тут же полетел на пол, сбитый с ног ударом приклада. Машинист поднял было микрофон, но Ахмат и ему врезал по руке так, что она у старика повисла плетью.
   – Успокойтесь, мы никому не хотим зла! – сказал Ахмат, но его, похоже, не услышали. Он обернулся, и крикнул напарнику. – Зайди, и закрой дверь!
   В кабине сразу стало тише. Во всяком случае, уже можно было говорить.
   – Встаньте, и делайте свою работу! – приказал Ахмат. – Мы никому не хотим причинять вред. Мы здесь только для того, чтобы контролировать вас. Понятно?
   Пожилой занял свое рабочее место, а молодой поднялся с пола, неприязненно глядя на незваных гостей.
   – И что нужно делать? – спросил он сквозь зубы.
   – То, что всегда, плюс то, что мы скажем. Главное – не останавливаться и не тормозить.
   – Но сейчас станция! – подал голос машинист.
   – Ее проследуем без остановки.
   Помощник машиниста презрительно рассмеялся.
   – Вы что, в автобусе? Или у себя в горах поезда ни разу не видели?
   Молодой не обратил внимания на предостерегающие взгляды машиниста, но Ахмат и не обиделся. Он даже улыбнулся.
   Точку в споре поставила рация. Она недовольным женским голосом дала такую команду, которая не укладывалась в голове экипажа.
   – Машинист поезда четыреста девяносто девять следующего к станции Сосновая. Принимаю вас на первый главный путь по открытому входному светофору без остановки на станции. Скорость не менее шестидесяти километров в час. Дээспэ Кузнецова.
   Машинист ошарашено посмотрел на Ахмата.
   – Понимаешь, брат, очень торопимся. В Москву надо, друг женится. Люди поняли и помогают, – заявил из-за спины Арби.
   Ахмат едва удержался от смеха. Арби был отличным бойцом, но чувство юмора никогда не было его коньком. Но тут шутка удалась.
   – Подтверждай, и поехали, – кивнул Ахмат на радиостанцию.
   – Но шестьдесят километров в час… – с сомнением протянул машинист.
   – Можешь сбросить до сорока, – разрешил Ахмат. – Но не меньше. Иначе будет очень плохо. Очень-очень.
   Никифоров проклинал себя и собственную нерадивость. Ведь были же во время службы в ОМОНе специальные курсы, тренировки в рамках антитеррористической программы по работе на железнодорожных объектах, в том числе и вагонах. Но тогда ему это казалось ненужной блажью. Ведь ОМОН на антитерроре толком никто никогда не использовал. Прерогативой милиции особого назначения было силовое обеспечение, пресечение массовых беспорядков. На захвате преступников в сложных условиях обычно использовался СОБР, а по реальным террористам работал спецназ ФСБ. Так что Алексей предпочитал совершенствовать действительно необходимые навыки, а не тратить время на всякую мишуру вроде альпинистской подготовки или захвата транспортных средств.
   Знать бы тогда, что это будет жизненно необходимо! Ведь наверняка есть способы скрытого перемещения даже в этих стальных пеналах! А он их не знает. И понятия не имеет, что делать дальше.
   За окном ощутимо светало. Теперь даже по крыше перемещаться слишком опасно. Засекут враз.
   Он с досадой посмотрел на экран мобильника. Ура! Заветные палочки силы сигнала появились в количестве аж трех штук! Прекрасно! Теперь можно позвонить. Но куда? Ноль-два что ли набирать? Или 112? Но какой толк от милиции или МЧС в такой ситуации? Даже если поверят, что он звонит из захваченного террористами поезда, то на это уйдет уйма времени. Пока они переведут его на ФСБ, пока там все прокачают… Нет. За это время поезд сто раз уйдет из зоны действия сети, и все будет впустую. Да еще и не навредить бы. Вполне возможно, что эта информация еще секретна и выносить ее на люди нельзя. Нужно позвонить человеку, который поверит сразу и безоговорочно, а потом сможет донести эту информацию по назначению.
   Мишка Бурдин? А что, командир ОМОНа, ему будет несложно пробиться к чекистам. Вот только поверит ли он сам? Как бы не пришлось полчаса доказывать, что у тебя не приступ «делириум тременс». А кто еще?
   В мозгу сами собой всплыли цифры давно забытого телефона. Он так давно по нему не звонил. Сколько лет уже не виделись? Но только он может помочь. Только он поверит сразу, и сможет быстро найти тех, кому эта информация нужна. Он, Атос, Николай Коростелев, полковник Генерального штаба.
   Никифоров успокоился, сел на полку и набрал нужный номер, молясь, чтобы на счету чужого мобильника было достаточно средств для междугороднего звонка.
   – Это еще что за фигня?
   Похмельный мужик с недоумением смотрел, как из грузовика, остановившегося за оградой станции, выскакивают солдаты с оружием и, построившись, бегом направляются к платформе.
   – На учения, наверное, – неуверенно предположила жена.
   – Какие, на хрен, учения-приключения? Ты смотри, что делают!
   Солдаты быстро выстроились цепью вдоль перрона, оттесняя немногочисленных пассажиров от путей. Их автоматы были с отстегнутыми магазинами, но легче от этого почему-то не было. Люди испуганно попятились.
   – Граждане пассажиры! – раздался из динамиков голос диктора, в котором тоже сквозило волнение. – Пассажирский поезд номер четыреста девяносто девять проследует без остановки по техническим причинам. Не волнуйтесь. Прошу всех пройти к билетным кассам и обменять свои билеты на следующий поезд. Повторяю…
   – Черт знает что! – возмутилась жена. – Это наш поезд! Я хочу на него сесть!
   Она сунулась было к цепи, но офицер не грубо, но и без лишних церемоний оттолкнул ее назад.
   – По-русски сказано – проследует без остановки, – процедил он. – На ходу собралась запрыгивать?
   Женщина обернулась к мужу, ища поддержки, но тот только покачал головой. Здесь явно происходило что-то серьезное. И у него было предчувствие, что от этого «серьезного» лучше бы держаться подальше.
   Издалека послышались короткие тревожные гудки. Офицер дал команду, и цепь солдат сделала несколько шагов вперед, оттесняя людей подальше от края платформы. Никто к кассам не спешил, ожидая непонятного зрелища.
   Наконец, показались огни приближающегося поезда. Он шел быстро. Слишком быстро.
   Скоростемер показывал сорок пять километров в час. Ахмат и Никодимыч смотрели на него с замиранием. Точность показаний этого прибора оставляла желать лучшего, и Ахмату оставалось только надеяться, что он врет в большую сторону. Иначе…
   Никодимыча же волновало другое. Нормальная скорость прохода по станции пятнадцать-двадцать километров в час. Они почти втрое превышали допустимую скорость. Любая стрелка могла оказаться роковой.
   Все четверо, затаив дыхание, смотрели вперед. Рельсы мельтешили перед глазами, сходились, расходились, перетекали друг в друга. Они масляно отблескивали в резком свете прожекторов. Их путаница была похожа на кучу вываленных на землю сваренных спагетти, и было совершенно непостижимо, как диспетчер разбирается в этом хитросплетении.
   Локомотив уверенно нес все свои сто сорок тонн по тонким железным нитям. Его колеса тяжело били по стыкам, передавая импульс удара на плохо подрессоренный корпус, и от этого каждый стык рельсов, каждая стрелка отдавалась в груди тех, кто был в кабине.
   Рука Никодимыча побелела на штурвале контроллера. Он вцепился в него намертво, хотя все его нутро приказывало взяться за рукоять тормозного крана. Со лба тонкой струйкой сбегал пот.
   Стажер Игорь стоял, стиснув зубы. Он видел оцепление на перроне, и только теперь понял, насколько все серьезно.
   От них уже ничего не зависело, оставалось только молиться.
   Дежурная по станции Кузнецова, немолодая полная женщина, тоже молилась в своей рубке.
   – Быстро. Слишком быстро! – прошептала она, кусая побелевшие от напряжения губы.
   – Что? – переспросил нависающий над ее плечом молодой парень, чуть старше двадцати пяти, который показал документы сотрудника ФСБ.
   – Нельзя так быстро, – повторила женщина.
   – Медленнее тоже нельзя, – «успокоил» ее чекист. – Ты все правильно сделала?
   Она молча кивнула, хотя сейчас уже не была так уверена. Она еще раз пробежала глазами по лампочкам и тумблерам на пульте управления, и не нашла ошибок. Но паника рвалась изнутри, просачивалась по капле, мешала думать. Ей было очень страшно.
   Пять человек спускались с сопки, не заботясь о маскировке. Внизу туман оказался не таким густым, как казалось с вертолета. Но все равно, видимость не превышала ста метров.
   Старший группы поднял руку, приказывая остальным остановиться. Достал планшет, похожий то ли на маленький ноутбук, то ли на большой компьютер-наладонник. Красная точка пульсировала почти в центре экрана. Толстяк отер разбитые в кровь губы. Он расшиб их об собственные колени, когда десантировался с вертолета с высоты два метра.
   – Совсем форму потерял, – выругался он. – Это где-то совсем рядом, там, в лощине. Тимошин, Гарифуллин – вперед. Остальные на месте.
   Двое мужчин в армейском камуфляже молча скользнули в туман, и скрылись среди кустов. Где-то там, где они исчезли, журчал ручей.
   – Нелогично, – подал голос человек в камуфляже коммерческого образца, подойдя поближе к старшему.
   – Почему?
   – Здесь, внизу, между сопками, поражающий эффект очень сильно снижается. Я бы заложил ее на вершине сопки.
   – А я бы вообще не стал переть бомбу в тайгу, – усмехнулся толстяк. – Какая разница, сколько белок и кротов пострадает при взрыве? Это, в общем-то, совершенно не наше дело, но если ее ставят в лесу, а не в городе, то, я так мыслю, желают продемонстрировать, что она есть и работает, а вовсе не угробить побольше народу.
   – А зачем это нужно? – вмешался третий, в натовском камуфляже.
   – Если бы я это знал, был бы генералом, – отрезал старший. – Тихо. Возвращаются.
   Из кустов, умудрившись не качнуть ни одной ветки, появился один из гонцов. Даже в неясных предутренних сумерках было видно, что его лицо напряжено.
   – Что там? Нашли?
   – Да, – вздохнул «армеец». – «Изделие» там. Я его не трогал.
   – Правильно, – похвалил «коммерсант».
   – Явных растяжек нет.