5. ДЕЛА ИДУТ НА ПОПРАВКУ
   Он выглядел, как мертвец, но был еще жив. Где он побывал? Откуда он явился? Ночью, при свете очага, Тенар сняла с него грязную, рваную, пропитанную потом одежду и обнаженным положила на льняную простыню, укрыв сверху мягким одеялом из теплого козьего пуха. Несмотря на небольшой рост и хрупкое телосложение, он всегда был жилистым и сильным. Сейчас от него остались лишь кожа да кости - так он исхудал и ослаб. Даже шрамы, что бороздили его плечо и левую сторону лица от лба до челюсти, казалось, ссохлись, побелели. И он был седой, как лунь.
   "Я устала скорбеть, - подумала Тенар. - Устала скорбеть, устала печалиться. Я не буду горевать о нем! Разве он не прилетел ко мне на спине дракона?!"
   "Когда-то я хотела убить его, - думала она. - Теперь я выхожу его, если смогу". Отныне, когда она глядела на него, в ее глазах не было жалости, один лишь вызов.
   - Кто из нас кого спас тогда в Лабиринте, Гед?
   Безразличный ко всему, он спал мертвым сном. Она очень устала. Искупавшись в той воде, что она согрела для Геда, Тенар скользнула в кровать за спину маленькому, теплому, молчаливому комочку - спящей Ферру. Заснув, Тенар очутилась посреди бескрайнего, наполненного ветром и розовато-золотистой дымкой пространства. Она летела. Ее голос звал: "Калессин!" И чей-то голос отвечал ей из омытых светом далей.
   Когда она проснулась, на полях и на крыше дома звонко чирикали птицы. Сев на кровати, Тенар увидела в выходящем на запад оконце с неровным стеклом, что уже рассвело. В глубине ее души зародилось какое-то новое чувство, слишком слабое пока, чтобы изучить его и осмыслить. Ферру еще спала. Тенар сидела возле нее и смотрела в маленькое окошко на подсвеченные солнцем тучи, пытаясь вспомнить, как выглядела ее дочь Эппл в детстве. В памяти всплыл лишь смутный обрывок воспоминания, моментально растаявший, стоило ей только попытаться за него ухватиться: крохотное пухлое тельце, содрогавшееся от звонкого смеха; редкие мягкие волосенки... После Эппл Тенар родила мальчика, которому, шутки ради, назло Флинту дали прозвище Спарк [Spark (англ.) - весельчак, искра]. Она не знала его Настоящего Имени. В отличие от Эппл, которая отличалась завидным здоровьем, он в детстве много болел. Рожденный раньше срока, мальчик в первые два месяца жизни не раз находился на волосок от смерти, а в течение последующих лет сильно смахивал на едва оперившегося воробьишку-заморыша. Никто не мог поручиться, что он доживет до следующего утра. Но мальчик выжил, крохотная искорка не погасла. Когда Спарк подрос, он превратился в жилистого паренька, из которого фонтаном била энергия. На ферме пользы от него не было никакой, поскольку мальчик был нетерпелив и невнимателен к работникам и к животным. Разговаривал он с другими людьми лишь по необходимости, а не ради удовольствия или из тяги к знаниям.
   Огион заглянул к Тенар во время своих очередных странствий по острову, когда Эппл сравнялось тринадцать, а Спарку - одиннадцать. Именно тогда старый маг дал Эппл среди родников, питавших Кахеду, в горловине долины, ее Настоящее Имя, Хейя. Когда девушка пересекала водоем с зеленоватой водой, от нее просто нельзя было оторвать глаз - так она была прекрасна. Огион, остановившись на ночлег в Ферме-под-Дубами, спросил мальчика, не желает ли тот побродить с ним по лесам. Спарк в ответ лишь отрицательно покачал головой.
   - А каково твое самое заветное желание? - спросил его маг, и мальчик поведал ему то, что никогда бы не осмелился сказать отцу или матери: "Уйти в море". Три года спустя, после того, как Бич дал ему Настоящее Имя, он записался в матросы на торговое судно, плававшее из Вальмута на Оранэа и Северный Хавнор. Время от времени Спарк навещал родителей, но не слишком часто и никогда не оставался надолго, хотя ферма после смерти отца переходила в его собственность. Он был белокож, как Тенар, и узколиц, но ростом пошел в отца. Спарк не счел нужным сказать родителям свое Настоящее Имя. Впрочем, скорее всего, он не сообщил его никому. Тенар уже три года не видела сына. Возможно, он и не знал о смерти отца, а, может, и его самого уже не было в живых, пошел, например, ко дну вместе с судном, но Тенар почему-то так не думала. Спарк был способен пронести искру своей жизни через все шторма.
   В глубине ее души сейчас тоже тлела искра. Там скрывалась некая перемена, нечто новое. Что бы там ни было, она к этому не стремилась. Но иногда и не нужно просить. Никто же не спросит у другого человека, каково его Настоящее Имя. Его вам говорят... или не говорят.
   Тенар встала с постели и оделась. Для столь раннего часа было довольно тепло, и она не стала разжигать огонь в очаге. Тенар села в дверном проеме выпить чашечку молока и понаблюдать за тем, как тень Горы отступает от моря. Легкий бриз, дувший почти постоянно на этом открытом всем ветрам каменном уступе, был наполнен ароматами трав. В воздухе чувствовалась особая сладость, неуловимая перемена.
   - Все изменилось! - радостно прошептал, умирая, старик. Он умер, сжимая в своей руке ее руку, преподнеся ей перед смертью бесценный дар свое Имя, отторгнув его от себя.
   - Айхал! - прошептала она. В ответ заблеяли в сарае козы, ожидавшие прихода Хифер.
   - Бе-е, - блеяла одна, а другая вторила ей более низким, с металлическим оттенком, голосом:
   - Бла-а! Бла-а!
   "Доверили козе", - говорил Флинт, когда кто-то чего-то портил. Флинт пас овец, а коз не любил. Но Сокол в детстве пас именно коз по ту сторону Горы.
   Тенар вернулась в дом и нашла Ферру наблюдавшей за спящим мужчиной. Она обняла одной рукой девочку, и та, вопреки обыкновению, не отстранилась и не осталась безучастной, а даже слегка прижалась к Тенар.
   Гед был погружен в глубокий, но спокойный сон. На его повернутом к ним лице отчетливо выделялись четыре белых шрама.
   - Его обожгли? - шепотом спросила Ферру.
   Тенар ответила не сразу. Она сама не знала, откуда у него эти шрамы. Когда-то давно, в Раскрашенном Зале Гробниц Атуана, она спросила у него с издевкой:
   - Дракон поцарапал?
   - Нет, это был не дракон, а один из ближайших родственников Безымянных. Правда, в конце концов я узнал его Имя...
   Больше Тенар ничего об этом не знала. Но она понимала, как важно для ребенка, чтобы это были шрамы от ожогов, и поэтому ответила:
   - Да.
   Ферру продолжала рассматривать его, склонив при этом чуть набок голову, дабы лучше видеть своим единственным зрячим глазом. Это делало ее похожей на крохотную птаху - воробышка или зяблика.
   - Пойдем, пичужка моя, ему необходим сон, а ты, я думаю, не откажешься от персика. Интересно, появился ли на дереве этим утром спелый персик?
   Ферру побежала взглянуть на персиковое дерево. Тенар не спеша последовала за ней.
   Наслаждаясь сочным персиком, девочка внимательно разглядывала ямку, куда она вчера посадила косточку. Она, без сомнения, была разочарована тем, что за ночь не выросло новое дерево, но промолчала.
   - Полей его, - сказала Тенар.
   Ближе к полудню пришла тетушка Мосс. В число ее талантов входило умение плести корзины из болотного тростника, и Тенар попросила старуху научить ее этому искусству. Еще ребенком на Атуане она показала себя способной ученицей. Будучи чужеземкой на Гонте, Тенар открыла, что людям нравится учить других людей. Она с готовностью училась у местных жителей всему новому, и они прощали ей за это ее непохожесть на других.
   Огион учил ее одному, Флинт - другому. Всю свою жизнь Тенар только и делала, что училась. Оказалось, что в мире есть уйма вещей, которые просто необходимо знать, много больше, чем она представляла себе, будучи юной жрицей или ученицей мага.
   Прутья уже отмокли, и этим утром они принялись расщеплять их нетрудное, но требующее большой аккуратности занятие, оставлявшее вдоволь времени для разговоров.
   - Тетушка, - спросила Тенар, когда они уселись на крыльцо, положив перед собой охапку вымоченных прутьев и циновку, на которую следовало класть расщепленные. - Каким образом ты определяешь, маг тот или иной мужчина, или нет?
   Мосс, по своему обыкновению, начала издалека, напустив должную толику тумана.
   - Рыбак рыбака видит издалека, - заметила она проникновенным голосом, и рассказала Тенар притчу о муравье, который поднял с пола во дворце тоненький волосок и отнес его в свой муравейник; той же ночью подземные туннели озарились призрачным светом, похожим на свет звезд, ибо волосок тот был с головы Великого Мага Броста. Но только мудрый замечал, что муравейник светится. Для всех остальных ничего не изменилось.
   - Словом, нужен наметанный глаз, - заключила Тенар.
   Может так, а может и нет - такова была суть мрачного ответа Мосс.
   - Некоторые рождаются с этим даром, - сказала она. - Он всегда при них, даже когда они сами того еще не осознают. Настанет время, и их дар засияет, как волосок мага в темной норке.
   - Да, - сказала Тенар. - Теперь мне все ясно. - Она аккуратно расщепляла тростинки и клала лубок на циновку. - Но как ты узнаешь, что тот или иной мужчина - _н_е_ маг?
   - По отсутствию, - ответила Мосс, - по отсутствию в нем Силы, дорогуша. Дело вот в чем. Коли у меня есть глаза, я безошибочно определю, слепая ты или зрячая, один ли у тебя глаз, как у малышки, или целых три. Я у_в_и_ж_у_ это, не так ли? Но если бы я была слепа, как крот, то ничего не заметила бы, пока ты мне сама не сказала бы. Но я-то зрячая. Я знаю, я вижу - третьим глазом!
   Она коснулась пальцем своего лба и громко, отрывисто кудахтнула, словно курица, снесшая яйцо. Мосс была явно довольна тем, что сумела подобрать нужные слова и удачно выразила свои мысли. Тенар решила, что несмотря на браваду и излишнюю образность, в словах старой колдуньи содержалась немалая толика истины. Никто же не учил Мосс ясно выражать свои мысли. Ведь к ее словам никто никогда не прислушивался. Невнятное бормотание - все, что от нее ожидали и требовали. Она была ведьмой и никто не пытался разобраться, почему она поступает так, а не иначе.
   - Я поняла, - сказала Тенар. - Выходит - возможно, на этот вопрос ты не захочешь отвечать - выходит, ты глядишь на человека третьим глазом и с помощью своей силы определяешь, обладает он аналогичной силой или нет. Я правильно ухватила?
   - Зрение тут не при чем, - ответила Мосс. - Нельзя сказать, что я "вижу" эти способности, как я вижу тебя, этот тростник, Гору за нашими спинами. Я просто _з_н_а_ю_. Знаю, что у тебя эти способности есть, а у бедной пустоголовой Хифер их нет. Знаю, что у девочки они есть, а у лежащего в доме мужчины их нет. Знаю...
   Она не стала продолжать, лишь что-то пробормотала себе под нос и сплюнула.
   - Любая колдунья, в коей есть хоть капля Силы, признает другую колдунью! - почти выкрикнула она, не в силах сдержать своих чувств.
   - Вы распознаете себе подобных.
   - Да, так и есть, - кивнула Мосс. - Вот нужное слово. Распознаем.
   - Ну, а чародей распознает твою силу, поймет, что ты - колдунья?..
   Но Мосс в ответ лишь улыбнулась темным провалом рта в паутине морщин.
   - Дорогуша, - сказала она. - Ты имеешь в виду мужчину-чародея? Какой маг захочет иметь дело с нами, ведьмами?
   - Но Огион...
   - Повелитель Огион был добрым человеком, - без тени иронии в голосе сказала Мосс.
   Некоторое время они работали молча.
   - Не обрежь о стебель пальцы, дорогуша, - предостерегла Мосс.
   - Огион учил меня, словно я была парнем, а не девушкой. Словно я была его учеником, таким, как некогда был Сокол. Он учил меня Древнему Наречию, Мосс. Когда я спрашивала его, он всегда отвечал мне.
   - Другого такого мага нет во всем Архипелаге.
   - Это я не захотела учиться и покинула его. К чему мне его книги? Что они могли мне дать? Я хотела жить полнокровной жизнью: выйти замуж и рожать детей.
   Тенар ловко и быстро расщепляла стебли ногтем.
   - И я получила то, что хотела.
   - Бери стебель правой рукой, бросай на циновку левой, - посоветовала ей ведьма. - Что ж, дорогуша, кто спорит? Кто спорит. Тяга к мужчинам и меня не раз втравливала в жуткие неприятности. Но у меня и в мыслях никогда не было выйти замуж! Нет, нет. Это не для меня.
   - Почему? - поинтересовалась Тенар.
   Застигнутая врасплох, Мосс ответила прямо и честно:
   - Какой мужчина возьмет в жены колдунью?
   А потом, подвигав челюстью, словно корова, жующая жвачку, добавила:
   - И какая, интересно, колдунья выйдет замуж за мужчину?
   Они продолжали работать.
   - А чем вам, колдуньям, не угодили мужчины? - осторожно спросила Тенар.
   Мосс ответила так же осторожно, понизив голос до шепота:
   - Не знаю, дорогуша. Я думала над этим. Частенько думала. И вот что надумала. Понимаешь, мужчина похож на орех в скорлупе. - Мосс развела свои длинные, кривые, влажные пальцы, словно держала в них грецкий орех. - Его скорлупа тверда и прочна, она наполнена им до отказа. Наполнена плотью мужчины, а также его личностью, его "я". И это все. Он весь там, внутри. Наружу ничто не высовывается.
   Тенар поразмыслила над ее словами и, наконец, сказала:
   - Но если он чародей...
   - То вся его сила там же, внутри. Понимаешь ли, мужчина и его Сила это единое целое. Она постоянно с ним. И когда Сила покидает его, он абсолютно опустошен и умирает.
   Мосс раздавила воображаемый орех и выкинула скорлупки.
   - Не остается ничего.
   - Ну, а женщина?
   - Эх, дорогуша, женщина слеплена из другого теста. Кто знает, где начинается и где кончается женщина? Знаешь, госпожа, у меня есть корни, что уходят глубоко в недра этого острова, ниже дна морского. Они старше, чем сам Архипелаг. Я веду отсчет от первозданного мрака!
   Испещренные красными прожилками глаза Мосс горели странным огнем, ее голос звенел, как натянутая струна.
   - Я веду отсчет от первозданного мрака. Я старше, чем Луна. Никто не знает, никто не может сказать, кто я, что есть женщина, обладающая Силой; что есть женская Сила, чьи корни уходят в лоно земли глубже, чем корни островов; она существовала до Сотворения, она старше Луны. Кто осмелится задавать вопросы мраку? Кто испросит у мрака его Имя?
   Старуха долго тряслась и бормотала что-то себе под нос, завороженная собственными речами. Тенар сидела прямо, как струна, и ногтем большого пальца расщепляла точно посередине одну тростинку за другой.
   - Я осмелюсь, - сказала, наконец, она и, расщепив еще один стебель, добавила: - Я много лет прожила во мраке.
   Время от времени Тенар заглядывала в дом, дабы убедиться, что Сокол по-прежнему спит. Сделав это в очередной раз, она вновь уселась рядом с Мосс и, поскольку настроение у той явно ухудшилось, Тенар решила сменить тему разговора.
   - Когда я проснулась сегодня утром, - сказала она, - у меня было такое чувство, будто в воздухе повеяло свежестью. Произошла некая перемена. Возможно, все дело лишь в погоде. Ты что-нибудь почувствовала?
   Но Мосс ответила уклончиво.
   - Мало ли какие ветры дуют над Обрывом. Среди них есть и благие, и недобрые. Одни несут с собой тучи, другие - ясную погоду; на крыльях третьих прилетают новости, которые расслышат, однако, лишь избранные, те, кто умеет слушать. Разве я, темная старуха, никогда не учившаяся искусству магии, вхожу в их число? Мое знание питают корни, скрытые в мрачных глубинах земли, которую попирают ногами гордые маги и вельможи. К чему им, ученым людям, смотреть себе под ноги? Что может знать старая колдунья?
   Дружить с ней непросто, подумала Тенар, но враждовать - еще хуже, в гневе она страшна.
   - Тетушка, - мягко сказала она, беря в руки очередной стебель. - Я родилась и выросла на Атуане - далеком острове, принадлежащем Каргадской Империи. Маленькой девочкой меня забрали у родителей и привезли в некое священное место посреди пустыни, которое не имело собственного названия и на тамошнем языке именовалось просто "Место". Я стала жрицей. Словом, с раннего детства меня окружали исключительно женщины. Там, были, правда, солдаты-стражники, но они никогда не заходили внутрь Места. А нам, горстке девочек и женщин, запрещено было выходить наружу, за священные стены. Так мы и жили под присмотром евнухов, не имея возможности видеть мужчин даже издалека.
   - Кто вас стерег?
   - Евнухи, - Тенар по привычке, сама того не заметив, использовала каргадское слово. - Кастрированные мужчины, - пояснила она.
   Ведьма недоуменно уставилась на нее, затем возмущенно фыркнула и сделала рукой жест, отвращавший зло. Она не скрывала своего негодования.
   - Один из них заменил мне мать... В общем, тетушка, мужчину я впервые увидела уже в довольно зрелом по каргадским меркам возрасте. Раньше меня окружали лишь девочки и взрослые женщины. Но тогда меня это нисколько не смущало, потому что кроме женщин я там не видела никого. То же самое происходит с мужчинами, которые живут в ограниченном, исключительно мужском мирке - например, с солдатами, с моряками, с магами на Рокке. Что они знают о женщинах, если практически не видят их?
   - Они что, хватают их и кастрируют, словно баранов или козлов, особым ножом? - спросила Мосс.
   Ужас с оттенком мстительного удовлетворения взял в ней верх над гневом и здравым смыслом. Теперь Мосс не могла говорить ни о чем другом, кроме евнухов.
   Тенар трудно было просветить ее, поскольку она никогда особо не задумывалась над этим вопросом. Девочкой, на Атуане, она имела дело с евнухами. Один из них был добр к ней, и она отвечала ему взаимностью. Он пытался помешать ей бежать, и Тенар убила его. Живя на Гонте, где не было евнухов, она постепенно забыла об их существовании, похоронив их во тьме вместе с телом Манана.
   - Я могу предположить, - сказала Тенар, пытаясь удовлетворить болезненное любопытство Мосс, - что они берут маленьких мальчиков и... Она смолкла и прекратила работать.
   - Совсем как Ферру... - продолжила Тенар после долгой паузы. - Как только люди могут так обращаться с детьми? Использовать их. Насиловать, кастрировать... Слушай, Мосс. Люди поступали так в полных мрака местах, где я жила раньше. Но когда я попала сюда, то думала, что, наконец, вырвалась на волю, к свету. Я выучила язык, нашла себе мужчину, родила детей. Я жила, не зная забот, в царстве света. И вдруг, средь бела дня, кто-то сделал такое... с ребенком. На лугу у реки - той самой реки, у истоков которой Огион дал Имя моей дочери. Средь бела дня! Я хочу отыскать место, где я смогу жить спокойно. Ты понимаешь меня, Мосс? Понимаешь, что я хочу этим сказать?
   - Дорогуша, - ответила ее старшая подруга, - мир полон страданий и отчаянья, куда не пойди - от них не скрыться.
   И увидев, что руки Тенар дрожат, когда та пытается расщепить стебель тростника, Мосс добавила:
   - Смотри, не порежь пальцы, дорогуша.
   На следующий день Гед впервые пришел в себя. Мосс, которая была превосходной, хотя и неряшливой сиделкой, удалось скормить ему несколько ложек мясного бульона.
   - Исхудал до крайности, - сказала она, - а лихорадка высосала из него всю воду. Откуда бы он не явился, ему там нечасто удавалось нормально поесть и попить.
   Окинув его оценивающим взглядом, она добавила:
   - Мне кажется, он не выживет. Человек в таком состоянии не в силах даже пить, хотя вода - спасение для него. Я видела, как высокие, сильные мужчины сгорали, словно свечки, всего за несколько дней превращаясь в бледные тени самих себя.
   Но, благодаря своему бесконечному терпению, Мосс все же заставила его проглотить несколько ложек своего мясного бульона, сдобренного целебными травами.
   - Теперь поглядим, что из этого выйдет, - сказала она. - Боюсь, что дело зашло слишком далеко. Он угасает.
   В ее голосе сквозило нескрываемое удовлетворение. Жалости она не испытывала. Этот мужчина не значил для нее ничего, а его смерть какое-никакое, а все же событие. Раз ей не позволили похоронить Огиона, так хоть этого мага она, быть может, предаст земле.
   Когда на следующий день Тенар перевязывала Геда, он вдруг пришел в себя. Во время долгого полета на спине Калессина он так крепко сжимал стальные чешуи, что содрал всю кожу с ладоней и до кости изрезал пальцы. Даже во время сна Гед не ослабил хватки, словно по-прежнему держался за воображаемого дракона. Тенар пришлось силой разжать ему пальцы, дабы промыть и смазать его раны. Когда она разжала его пальцы, Гед закричал и начал хватать воздух руками, словно ему почудилось, будто он падает, а потом открыл глаза. Тенар тихо позвала его. Он посмотрел на нее.
   - Тенар, - прошептал он без тени радости в голосе, просто констатируя факт. Произнесенное вслух Имя доставило ей не меньшее удовольствие, чем сладкий аромат цветка, ибо после смерти ее мужа, из всех мужчин только Гед знал ее Настоящее Имя.
   Тенар наклонилась и поцеловала его в щеку.
   - Лежи спокойно, - сказала она. - Дай мне закончить.
   Он подчинился и вскоре вновь погрузился в пучину сна. Напряжение покинуло его, мышцы рук расслабились.
   Позже, лежа в постели рядом со спящей Ферру, она вдруг подумала: "А ведь я никогда его раньше не целовала!" Эта мысль потрясла ее. Сперва она усомнилась и стала перебирать в памяти события давно минувших дней. В Гробницах?.. Нет. Может, потом, когда они вместе карабкались по горам... В "Ясноглазке", когда они плыли на Хавнор... Когда он привез ее на Гонт?..
   Нет. И Огиона она тоже никогда не целовала, впрочем, как и он ее. Старый маг любил ее, звал дочкой, но ни разу не приласкал ее. А она, взращенная как далекая ото всех, неприкасаемая жрица, не искала ласки, возможно, просто не зная, что это такое. Хотя порою она прижималась на миг лбом или щекою к ладони Огиона, и тот неуловимым движением проводил рукой по ее густым волосам.
   Но Гед никогда не позволял себе даже такого.
   "Неужели я никогда _н_е _д_у_м_а_л_а_ об этом?" - недоверчиво спрашивала она себя, охваченная каким-то благоговейным ужасом.
   Тенар не знала. Когда она попыталась вспомнить, ее с новой силой охватили страх и угрызения совести, но вскоре они ушли, исчезнув без следа. Ее губы помнили слегка шершавую, сухую и прохладную кожу его щеки чуть правее рта, и только это было важным, только это имело смысл.
   Тенар уснула. Ей снилось, что чей-то голос зовет ее: "Тенар! Тенар!", и она отвечает ему, крича словно чайка и паря в пронизанной светом вышине. Но Тенар никак не могла понять, кого она зовет.
   Сокол разочаровал тетушку Мосс. Он выжил. Через день-другой она смирилась с этим. Старуха приходила и, заботливо поддерживая голову Сокола, поила его своим бульоном из козьего мяса и целебных трав обдавая больного ядреным ароматом своего тела. Бормоча что-то себе под нос, она, ложка за ложкой, вливала в него жизнь. Несмотря на то, что он узнал ее и назвал по имени, она не желала признавать его, хотя и не отрицала его сходства с человеком, которого звали Сокол. Он ей не нравился. По ее словам, в нем все было неправильно. Тенар тоже беспокоилась, ибо была достаточно высокого мнения о проницательности старой колдуньи, но ее вера в Геда оставалась непоколебимой. Она ощущала лишь радость от его присутствия здесь и от его постепенного возвращения к жизни.
   - Вот увидишь, скоро он станет самим собой, - сказала она Мосс.
   - Самим собой! - фыркнула та и сделала вид, будто она раскалывает орех и отбрасывает прочь скорлупу.
   Вскоре он спросил об Огионе. Тенар боялась этого вопроса. Она почти убедила себя в том, что Гед не задаст его, ибо он уже догадался обо всем сам, как и положено магу. Ведь даже маги из Порт-Гонта и Ре Альби почувствовали, что Огион умер. Но на четвертое утро, когда она подошла к нему, увидев, что он проснулся, Сокол посмотрел на нее и сказал:
   - Это дом Огиона.
   - Дом Айхала, - поправила его она слегка дрогнувшим голосом. Ей все еще нелегко было произносить вслух Настоящее Имя мага. Она не была уверена в том, что Гед знал его. Наверное, знал. Скорее всего, Огион поведал ему обо всем, а может, в том не было необходимости.
   Некоторое время Гед молчал, а затем сказал без тени эмоций в голосе:
   - Значит, он умер.
   - Десять дней назад.
   Он лежал, глядя перед собой невидящим взором, словно погрузившись в какие-то свои, ему одному ведомые мысли.
   - Когда я появился здесь?
   - Четыре дня назад, вечером.
   - Там, в Горах, я никого не встретил, - сказал он. Затем его тело содрогнулось, пронзенное болью или невыносимым воспоминанием о былой боли. Он закрыл глаза, нахмурился и тяжело вздохнул.
   Силы мало-помалу возвращались к Геду. Тенар привыкла к постоянно угрюмому выражению на его лице, затрудненному дыханию, часто стиснутым в кулаки руками. Возвращались силы, но не здоровье и покой.
   Однажды теплым летним утром Гед вышел на крыльцо дома. Дальше от постели он пока еще не отходил. Он сел на пороге и уставился невидящим взором куда-то вдаль. Возвращавшаяся с бобовых грядок Тенар остановилась у угла дома, не в силах оторвать от него глаз. Он по-прежнему оставался бледной, призрачной тенью самого себя. Дело было не столько в седых волосах, сколько в мертвенном оттенке туго обтягивающей кости кожи. Былой огонь в его глазах угас. И все же эта тень, этот выгоревший изнутри человек был тем самым могучим магом, чье лицо она впервые увидела когда-то во всем блеске его величия; лицо сильного мужчины с ястребиным носом и резко очерченным ртом, красивое лицо. Он всегда был гордым, красивым мужчиной.
   Тенар подошла к нему и сказала:
   - Солнечный свет тебе сейчас необходим.
   Тот согласно кивнул, но руки его дрожали от напряжения, словно он ехал верхом, оседлав поток летнего зноя.
   Гед не промолвил ни слова, и она подумала: может, ее присутствие сковывает его. Возможно, он теперь не мог быть с ней, как раньше, на короткой ноге. В конце концов, он же Верховный Маг... она совсем забыла об этом. Уже четверть века минуло с тех пор, как они бродили по горам Атуана и плыли вдвоем на "Ясноглазке" по восточным морям.