Гулд Джудит. Рожденная в Техасе

   Медленно, не сводя с него глаз, Дженни достала из кармана колючки и положила их под седло, затем села на лошадь, та протестующе брыкнула задними ногами. Дженни сжала губы и вонзила шпоры лошади в бока.
   Все произошло так быстро, что она ничего не успела сообразить. Позднее она осознала, что лошадь взвилась на дыбы и понесла, но это было потом, а в первую секунду единственным ее стремлением было удержаться в седле.
   Дженни видела все как в тумане. Она успела заметить, что Текс резко обернулся, и в следующую минуту уже во весь опор неслась к изгороди, окружавшей загон, комья земли из-под копыт ее лошади летели во все стороны.
   Дженни с ужасом видела, как забор надвигался на нее со стремительной быстротой. В эти минуты прекрасный план, осуществленный с таким блеском, был позабыт. Она думала лишь о том, чтобы остановить лошадь пока не поздно.
   Но испуганное животное имело на этот счет свое мнение. Колючки впивались в кожу, а шпоры еще больше усилили боль.
   Изгородь неумолимо приближалась, и тут лошадь прыгнула, стараясь перескочить через выкрашенные в белый цвет планки. Казалось, что ей это удастся.
   Но это была не скаковая, а обычная лошадь, она привыкла возить коляску по ровной дороге. В прыжке задними ногами она задела изгородь и потеряла равновесие. Дженни подавила крик и старалась освободить ногу из стремени, но левый ботинок застрял, и лошадь рухнула на землю, увлекая девушку за собой. Ее отбросило от лошади, она сильно ударилась плечами, внутри у нее что-то ухнуло. Левая нога ее была неловко повернута, тело пронизывала острая боль, но Дженни не издала ни звука.
   Лошадь попыталась встать на ноги, но снова упала, заржав от боли.
   Текс не терял ни минуты. Как только лошадь взвилась на дыбы и понесла, он бросился вдогонку. Через несколько мгновений он оказался рядом с лежавшей на земле Дженни. Текс присел на корточки и, приподняв юбку, осмотрел ногу, слегка ее пошевелив. Она отвернулась, сжавшись в комок: боль тысячами игл пронзила тело, но Дженни даже не вскрикнула, усилием воли подавив стон. Текс осторожно поднял ее на руки.
   — Куда вы хотите меня нести? — побледнев от боли, спросила Дженни.
   — Чертова дура! Тебе что, убиться захотелось?
   Дженни ничего не сказала и закрыла глаза.
   — Лошадь придется пристрелить — у нее сломаны обе ноги. Зато у тебя нога вроде в порядке.
   — Не сломана? — шепнула Дженни, открыв глаза.
   Текс кивнул и заглянул в ее подернутые дымкой, бездонные глаза. Как он ни старался, мысли ее остались скрытыми от его проницательного взгляда. Текс не мог даже определить, была ли она испугана.
   Дженни ни разу не крикнула, и он по достоинству оценил ее самообладание.
   И Текс понял, что он встретил себе достойную пару.

12

   Прошло несколько недель. В кафе «Вкусная еда» наступил час обеда, все столики были заняты. Слышался стук ножей и вилок, по залу плыли звуки музыки.
   Элизабет-Энн поставила тарелку с едой перед шерифом Паркером и с удивлением взглянула на вошедшую Дженни, которая презрительным взглядом окинула кафе, не обращая на нее никакого внимания.
   — Привет, Дженни, — поздоровалась Элизабет-Энн.
   — Тетя здесь? — наконец удостоила ее взглядом Дженни.
   — Да, она на кухне.
   — Будь добра, попроси ее выйти ко мне, — сказала Дженни, сложив на груди руки и нетерпеливо постукивая по полу ногой.
   Элизабет-Энн удивленно посмотрела на нее, потом пожала плечами и вытерла руки о фартук.
   — Хорошо. — Она толкнула дверь кухни и вошла.
   У большой, пышущей жаром плиты стояла Роза и разливала по тарелкам с рисом горячую мясную подливку. Наклонившись над столом, Эленда взбивала венчиком белки.
   — Сколько еще порций? — спросила она через плечо, услышав шаги Элизабет-Энн.
   — Семь или восемь, — отозвалась Элизабет-Энн и мягко добавила, помолчав: — Тетя!
   — Да, дорогая?
   — Там пришла Дженни.
   — Дженни… — Эленда отложила венчик и улыбнулась. — Очень хорошо, сегодня на удивление много народу, лишняя пара рук не помешает. — Она вздохнула и устало потянулась.
   — Не думаю, чтобы она пришла помогать, — сказала Элизабет-Энн бесстрастным голосом.
   — Вот как! — Эленда замерла, не распрямив до конца спину.
   — Она хочет поговорить с тобой.
   — Но я же здесь.
   — Но она хочет, чтобы ты к ней вышла, — с ударением проговорила Элизабет-Энн.
   Роза отвернулась от плиты и выразительно повела глазами, со стуком поставив на стол тарелку, которую держала в руках.
   — Будто дел других нет, все бросай и беги, когда их величество зовет.
   — Хорошо, — сказала Эленда, оставив замечание Розы без ответа, — передай ей, что я сейчас выйду.
   — Если молодая леди хочет вас видеть, то почему она не придет сюда? — настаивала Роза, покачивая половником в такт своим словам.
   Элизабет-Энн улыбнулась и взяла три тарелки с дымящейся едой. Держа в каждой руке по тарелке и ловко подхватив третью, она направилась к Двери, движением бедра открыла ее и вышла в зал.
   — Ну? — требовательным тоном спросила Дженни.
   — Сейчас подойдет.
   — Хорошо, — улыбнулась Дженни. — Я бы предпочла, чтобы ты присутствовала при нашем разговоре и слышала, что я хочу сообщить.
   Элизабет-Энн рассеянно кивнула и прошла с тарелками через зал. Одну она поставила перед мистером Макэлви, две другие — перед сестрами Бэрд, потом подняла голову и увидела выходящую из кухни Эленду.
   Сердце Элизабет-Энн защемило от боли. Она видела, что в этот день у Эленды обострился артрит, и ей было тяжело смотреть на тетины страдания. Элизабет-Энн беспокоило и то, что Эленда сильно похудела. Она всегда одевалась очень элегантно, теперь же одежда, которой она так гордилась, болталась на ней, как на вешалке. Походка ее тоже изменилась. Ходила она медленно, осторожно, маленькими шажками, с трудом передвигая ноги в комнатных туфлях.
   — Кушайте на здоровье, — улыбнулась она сестрам Бэрд и заторопилась, чтобы присоединиться к Эленде и Дженни.
   — Можем мы сейчас поговорить? — осведомилась Дженни.
   — Мы сейчас очень заняты, Дженни, — сказала Эленда, окидывая взглядом обеденный зал. — Нельзя ли перенести разговор?
   — Это очень важно, — выразительно сказала Дженни. — И времени много не займет.
   — Ну хорошо. — Эленда через боковую дверь вышла в коридор, Дженни жестом позвала за собой Элизабет-Энн. Эленда через силу, медленно поднималась по ступеням. Сердце Элизабет-Энн разрывалось от жалости.
   Они вошли в гостиную, Эленда тихо прикрыла дверь и вопросительно посмотрела на Дженни.
   Дженни оставалась внешне спокойной, но в глубине ее глаз горел огонь. Неожиданно она взяла Эленду за руки, чего не делала уже много лет. Пораженная Эленда смотрела на нее с немым удивлением, но, когда Дженни наклонилась и поцеловала в щеку, губы ее дрогнули, а на глаза навернулись слезы.
   — Итак, — наконец проговорила Дженни, выпуская руки Эленды. — Никто не хочет меня поздравить? — Она повернулась к тете, не в силах больше сдерживать свое торжество.
   — С чем же тебя поздравить? — не поняла Эленда.
   — Я выхожу замуж, — объявила Дженни, хитро улыбаясь.
   — Замуж? — Эленда судорожно глотнула воздух и подозрительно на нее посмотрела. — Но это так неожиданно! — воскликнула она. — Просто как гром среди ясного неба.
   — Разве ты не рада за меня? — с неожиданной горечью спросила Дженни.
   — Ну, почему, конечно, рада, — торопливо проговорила Эленда, сжимая от волнения руки. — И кто же счастливый избранник?
   — Отгадайте, даю вам три попытки! — Глаза Дженни торжествующе сверкнули.
   — Это Текс Секстон, правда? — тихо спросила Элизабет-Энн.
   — Как ты узнала? — Глаза Дженни сразу же погасли. — Ах, да, конечно, — рассмеялась она. — Я совсем забыла. Твой муж рассказал тебе, что я встречаюсь с Тексом.
   — Но ты ведь его мало знаешь, — сказала Эленда, не отрываясь глядя на Дженни. — Я хотела спросить, как же вы познакомились, я совсем ничего не знала… — Она повернулась к Элизабет-Энн. — Что сказал тебе Заккес?
   — Только то, что Дженни и мистер Секстон часто видятся. И больше ничего.
   — И никто из вас мне ничего не сказал? — На лице Эленды появилось обиженное выражение.
   Элизабет-Энн прикусила губу. Что она могла сказать Эленде? То, что Дженни много времени проводит на ранчо Секстонов? Но она ей не нянька. И ее не касается, если у Дженни роман с Тексом. Она достаточно взрослая и в надзоре не нуждается.
   — Мы женимся сегодня же, — вздернула подбородок Дженни. — Текс хотел подождать, чтобы подготовиться и устроить пышную свадьбу, но мы с ним все обсудили и решили вместо этого поехать завтра утром в Даллас. Все пройдет очень скромно. На церемонии будем только мы и свидетель, так что вас мы пригласить не сможем.
   Новость ошеломила Эленду.
   — Это будет завтра утром? — переспросила она, пораженная.
   — В Далласе мы обвенчаемся и пробудем там несколько дней. Я возьму с собой кое-что из вешей, но немного. Текс хочет купить мне весь гардероб. — Она задохнулась от счастья. — И еще мне нужно мое свидетельство о рождении, тетя.
   — Тебе нужно твое… — испуганно повторила Эленда.
   — В чем дело? Оно ведь у тебя есть, правда?
   — Я… о… конечно, есть.
   — Тогда что ты так волнуешься? — резко бросила Дженни. — Отдай мне его.
   Эленда кивнула, лицо ее стало мертвенно-бледным. Итак, наступил момент, когда Дженни должна узнать, что она не ее племянница, а дочь. Она понимала, что Дженни рано или поздно должна будет узнать правду, но все же надеялась, что сможет ее к этому подготовить. Однако подходящей возможности так и не представилось. Своим поведением Дженни не располагала ее к такой беседе, она всегда была своенравная, резкая, раздражительная.
   Эленда мысленно перенеслась на много лет назад, снова почувствовала весь ужас тех страшных ночей в Бостоне на Бикон-Хилл. Проходили годы, она своими руками построила новую жизнь для себя и Дженни, упрятав в глубинах памяти эти тягостные воспоминания.
   Теперь прошлое снова напомнило о себе.
   «О Господи! — молила Эленда. — Помоги Дженни все понять и не винить меня. Я была всего лишь скромная молоденькая горничная, без крыши над головой, без гроша в кармане, опозоренная и презираемая. Времена были иные. Мне ничего не оставалось делать, как только выполнять приказания сына моих хозяев. Разве можно меня за это винить?»
   «Можно и должно», — отвечала ей неумолимая совесть с мучительной прямотой.
   — Подожди здесь, я схожу за ним, — сдавленным от волнения голосом проговорила Эленда.
   Дженни кивнула, провожая ее глазами. Поведение тети ее явно озадачило. Эленда вышла из гостиной и по коридору направилась в свою спальню. Дженни вопросительно посмотрела на Элизабет-Энн:
   — Интересно, что тут за секрет. Ты случайно не знаешь?
   Элизабет-Энн отрицательно покачала головой. Хотя она и не знала причины, но чувствовала, что тетя испытала сильное потрясение: побледнела она как смерть.
   Прошло несколько минут. Дженни скрестила руки и нетерпеливо забарабанила указательными пальцами по локтям.
   — И что это она так долго? Я не могу ждать целый день.
   Прошло еще немного времени, и появилась Эленда с конвертом в руках. Держалась она с особым достоинством, которое, как знала Элизабет-Энн, служило для нее своеобразной формой защиты.
   — Дженни, дорогая, присядь, пожалуйста, — сказала Эленда дрожащим голосом. — Разговор у нас будет долгий, хотя должен он был состояться гораздо раньше.
   — О чем? — удивилась Дженни.
   — О прошлом.
   — О нашем прошлом? — недоуменно прищурилась Дженни. — О чем это ты?
   — Это давняя история, — устало проговорила Эленда. — Пожалуйста, выслушай меня.
   — У меня нет времени. — С этими словами Дженни ловко выхватила конверт, и Эленда сдавленно вскрикнула.
   — Послушай меня, Дженни, пожалуйста! — в отчаянии молила она. — Можешь никогда потом не слушать меня, но теперь выслушай, перед тем как увидишь свое свидетельство!
   Но Дженни уже доставала бумагу из конверта. Сложенный листок пожелтел от времени, был слегка помят и имел потертый вид, словно к нему часто прикасались. Неожиданно Дженни испустила пронзительный вопль.
   — Ах ты сука! — орала Дженни. — Проклятая сука!
   — Дженни! — ахнула Элизабет-Энн. — Как ты можешь так разговаривать с тетей!
   Дженни резко обернулась в ее сторону, полные слез глаза ее горели неистовой яростью.
   — Значит, я не могу так разговаривать, да? — Она уперла руки в бока и мерила Элизабет-Энн взглядом с головы до ног. — Да кто ты такая, чтобы указывать мне, как я должна разговаривать с этой двуличной, лживой сукой?! — Она швырнула свидетельство Элизабет-Энн. — На, посмотри сама!
   Дрожащими руками Элизабет-Энн взяла листок и прочитала, не веря своим глазам.
   — Дженни, пожалуйста, — шептала Эленда. — Дженни, дорогая…
   — Ты подумай, что говоришь! — злобно выкрикнула Дженни. — «Дженни, дорогая», — передразнила она Эленду, качая головой, и зашпась истерическим смехом. — Это просто восхитительно! Моя родная мать обращается со мной все эти годы как с племянницей! — Она вскинула руки и заметалась по комнате, выкрикивая проклятия. — И это моя мать, моя треклятая мать!
   — Дженни! — молила Эленда, постаревшая сразу на двадцать лет. — Дженни!
   — Я ухожу, — неожиданно сказала Дженни. — Вы слышите меня? Я ухожу навсегда. И никогда больше не вернусь. Никогда. До конца моей жизни не хочу больше тебя видеть. — Она со злостью вырвала свидетельство из рук Элизабет-Энн.
   — Пожалуйста, Дженни, — продолжала умолять Эленда. — Ты ведь моя дочь. Не будь ко мне так жестока. Ты разбиваешь мне сердце. — Она протянула руку, желая коснуться щеки дочери, но та отшатнулась. — Дженни, ты моя дочь. Не отворачивайся от меня.
   — Тогда почему, скажи, пожалуйста, я не была твоей дочерью? Зачем ты заставила меня поверить, что моя мать умерла, а ты заботишься обо мне по доброте душевной?
   — Такое было время. Одинокая женщина…
   — Будь все проклято, проклято, проклято! — выкрикивала Дженни, ударяя себя кулаками по голове. — Оставьте меня в покое!
   — О, не говори, что никогда не вернешься, Дженни, — тихо плакала Эленда. — Ты будешь меня навещать, придешь со своим мужем, детьми…
   — Как бы не так! Я не желаю тебя больше никогда видеть. Разве я не ясно сказала? Мне ничего от тебя не надо. Ни твоей поганой любви, ни грязных россказней. И мне не нужно никакого наследства после твоей смерти, которой я жду не дождусь.
   — Дженни! — крикнула Элизабет-Энн. — Господи, Дженни! Не смей так говорить! Скажи, что не хотела так говорить!
   — Не смей называть меня Дженни, ты, уродка! — выпалила она, резко обернувшись к Элизабет-Энн.
   — Ты очень расстроена, дорогая. Это можно понять, — сказала Эленда, делая отчаянную попытку успокоить Дженни. — Ляжешь спать, а завтра, может быть, почувствуешь себя по-другому, и мы поговорим еще, когда ты снова придешь…
   — В одном ты права, — рассмеялась Дженни. — Я сильно расстроена. Но я ничего не собираюсь забывать. Я тебе не нужна. И никогда не была нужна. Этим все сказано. Ты сама себе выбрала дочь. Вот она, обнимай, целуй ее. — С этими словами Дженни схватила Элизабет-Энн за руку и с нечеловеческой силой швырнула ее в объятия Эленды. — И запомни, — пригрозила Дженни, стоя на пороге, — не пытайся увидеть меня. А если ты сделаешь подобную глупость, я прикажу в тебя стрелять за вторжение в чужие владения. — С этими словами она гордо вскинула голову и, громко топая, вышла из комнаты, при этом так хлопнув дверью, что затряслись стены и на пол сорвалась картина.
   Эленда крепко обхватила Элизабет-Энн и, заглядывая ей в глаза, повторяла:
   — Она ведь это только со зла, правда, она так не думает?
   — Ну конечно, конечно, — старалась ободрить ее Элизабет-Энн. — Она не думала, что говорит, — повторяли ее губы, а в глазах, смотревших поверх головы тети, совсем не было в этом уверенности.
   — Она помирится со мной, — рыдала Эленда, с трудом глотая воздух. — Вот увидишь. Она просто была сильно расстроена и раздражена. Вот и все.
   — Да, — согласилась Элизабет-Энн, крепко обнимая Эленду. — Она придет в себя и образумится.
   — Конечно, все изменится к лучшему, — сказала Эленда.
 
   Но ее надежды не оправдались. Дженни не образумилась, ничего не забыла и не простила. И уж конечно, использовала первую же возможность, чтобы посыпать соль на рану. Когда родился их первенец, наследник состояния Секстонов, она позаботилась о том, чтобы сообщение об этом было помещено на первой полосе «Квебек викли газетт», что было совсем не сложно, так как владельцем газеты был Текс.
   Эленда купила несколько номеров этого выпуска и читала заметку медленно, слово за словом, несколько раз, пока не выучила наизусть. Потом осторожно вырезала из двух газет портреты внука и вставила их в рамочки. Одну поставила на тумбочку в своей спальне, а другую повесила в кухне в кафе.
   Она купила подарок, оделась с особой тщательностью и отправилась на ранчо Секстонов.
   В дом ее не впустили, но, вернувшись в город, Эленда стала всем рассказывать, какой чудесный у Дженни малыш и как она ему понравилась. На следующий день Эленда опять поехала на ранчо и вновь была отвергнута. Чем дольше она не видела внука, тем подробнее и красочнее становились ее рассказы. Каждый день на протяжении пяти недель Эленда ездила к Секстонам в безуспешной надежде увидеть ребенка, но всякий раз ее прогоняли.
   И когда на исходе пятой недели она умерла, Элизабет-Энн не сомневалась, что сердце ее разорвалось от горя.

13

   Было далеко за полдень. Похоронная процессия медленно двигалась в сторону кладбища, сначала по Мейн-стрит, а затем дальше, мимо полей хлопчатника. Элизабет-Энн посмотрела на Шарлотт Энн и, желая подбодрить, улыбнулась ей.
   Девочка подняла на мать глаза, полные растерянности и смятения. Пятилетнему ребенку трудно было понять происходящее. Девочку утомил долгий путь и размеренное движение процессии, мать крепко держала ее за руку, чтобы она не отстала. По другую сторону от Элизабет-Энн шла Регина. Маленькая Ребекка дремала на руках отца.
   Все были в черном, и Шарлотт-Энн это тоже не нравилось. Она отчаянно зарыдала, когда мать заставила ее надеть черное платье, мрачный цвет которого угнетал девочку. Если бы мама позволила, она с удовольствием надела бы любимое голубое платьице. Все говорили, что оно очень подходит к ее глазам. В этот день Мейн-стрит выглядела очень тихо и пустынно, но Шарлотт-Энн заметила, что каждый раз, когда процессия проходила мимо кого-либо из жителей городка, мужчины останавливались, снимали шляпы и торжественно прижимали их к сердцу. Девочка обернулась: сзади, в нескольких шагах от них, шли мэр и шериф. Оба тоже в черном, за ними шли горожане. Казалось, к процессии присоединился весь город.
   Шарлотт-Энн снова посмотрела вперед. В нескольких метрах от нее двигался автомобиль, он был великолепен: его черная гладкая поверхность сверкала на солнце, окна прикрывали бархатные занавески. Сквозь заднее окно девочке виден был черный полированный гроб. Мать сказала, что в нем спит тетя, но Шарлотт-Энн не могла понять, как можно было спать в таком узком, неудобном ящике.
   Девочка повернулась к матери и дернула ее за руку:
   — Тете нужно кровать пошире, — громко и отчетливо прозвучал ее голосок. — В этой маленькой ей будет неудобно.
   Элизабет-Энн от неожиданности даже остановилась, потом взглянула на дочь и вдруг охрипшим голосом ответила:
   — Тете здесь удобно.
   — А ты точно знаешь?
   Элизабет-Энн кивнула и ободряюще пожала ей руку.
   — Да, — отводя в сторону глаза, тихо проговорила она, с трудом сдерживая рвущиеся наружу рыдания.
   Шарлотт-Энн стала смотреть по сторонам. Они миновали поля и приближались к кладбищу с его покосившимися надгробиями и устремленными вверх крестами. Девочка снова потянула мать за руку.
   — Мама?
   Элизабет-Энн взглянула на дочь.
   — Как ты думаешь, смогу я навещать тетю каждый день? А может, даже спать с ней в ее кровати?
   Влажные глаза Элизабет-Энн были полны жалости. Она не сразу нашла в себе силы, чтобы ответить.
   — А разве хорошо будить людей, когда они спят?
   Шарлотт-Энн задумчиво наморщила лоб. Она об этом не подумала.
   — Не-е-е-т, — протянула девочка. — Это совсем нехорошо. Я терпеть не могу, когда меня будят.
   — Ты умная милая девочка, Шарлотт-Энн, — с гордостью проговорила Элизабет-Энн, благодарно улыбнувшись. — Не все это понимают.
   Девочка осталась довольна похвалой. Она сумела правильно ответить.
   Но вот гроб опустили в могилу, и комья земли застучали по крышке. В этот момент ужас охватил Шарлотт-Энн, и она зарылась лицом в юбку матери. Смотреть она боялась, но не могла не слышать стук падавших в могилу комьев. В этих звуках была какая-то безысходность.
   Неожиданно все заглушил дикий, нечеловеческий вопль, от которого, казалось, кровь застыла в жилах.
   Шарлотт-Энн робко выглянула из-за юбки матери. Она увидела, как кухарка Роза рухнула на краю могилы, отчаянно выкрикивая:
   — Санта Мария! Санта Мария!
   Круглое лицо Розы заливали слезы и пот. Она била себя кулаками в грудь, которая тяжело поднималась и опускалась. Но вот силы оставили ее, и крики отчаяния сменились несвязным бормотанием.
   Элизабет-Энн крепко прижала к себе дочку, тщетно стараясь скрыть от нее горе Розы. Но это еще больше испугало девочку. Она никогда не видела, чтобы Роза была такой жалкой и несчастной. Она всегда была решительной и сильной.
   «Наверное, она расстроилась, — подумала Шарлотт-Энн, — что тете придется спать в таком тесном ящике под землей». Тут она вспомнила случай из своей маленькой жизни.
   Шарлотт-Энн зарыла во дворе у коттеджа маленького утенка, вырезанного из куска мыла, зарыла тихо, незаметно, чтобы никто, кроме нее, не мог его найти. Прошло несколько дней, ей захотелось с утенком поиграть, но она забыла то место, где его закопала. Два дня отчаянных поисков не дали результатов. Утенка она так и не нашла.
   А теперь и тетя исчезнет, как и ее утенок.
   Они медленно возвращались домой, оставив тетю там, где было много крестов. Страх очень долго не отпускал Шарлотт-Энн, потом все стало еще более непонятным, когда мать заметила стоявшую поодаль длинную сверкающую машину. Девочке еще не приходилось видеть такого большого автомобиля. Колеса с белыми ободами поблескивали хромированными спицами. Еще одно колесо было укреплено между крылом и подножкой.
   Родители переглянулись, и мать сказала:
   — Да как она только посмела! — В ее голосе звучала тихая ярость. — Сама убила ее, а теперь пришла позлорадствовать. Она ведь не должна была приходить, правда?
   — Не расстраивайся, — решительно сказал отец, обнимая мать, — со временем она получит все, что заслужила.
   Шарлотт-Энн потянула мать за руку и своим звонким и чистым голоском спросила:
   — О чем вы говорите?
   — Ничего особенного, дорогая, — глухо ответила мать. — Это разговор для взрослых.
   Но Шарлотт-Энн понимала: это был не простой разговор. Иначе почему ее мама обернулась и посмотрела на эту новую большую машину с такой ненавистью и отвращением?
 
   Из окна автомобиля Дженни наблюдала за окончанием похорон.
   — Вот и все, — громко проговорила она.
   Текс подался вперед, отпустил сцепление и осторожно нажал на акселератор. Машина плавно тронулась с места, Дженни заметила, что Элизабет-Энн повернулась к Заккесу, затем внезапно обернулась и зло посмотрела на автомобиль.
   Дженни усмехнулась. Даже на расстоянии она видела, что Элизабет-Энн очень рассержена, — и душа ее наполнилась дикой радостью и злорадным удовлетворением. В первый раз за многие недели она почувствовала себя по-настоящему счастливой. Дженни поняла, что прогремел первый залп битвы, которой суждено было затянуться надолго. И от этого почувствовала себя еще лучше.
   — Поехали домой, — сказала она Тексу. — С меня довольно.
   Текс кивнул. Некоторое время они ехали молча. Дженни поставила локоть на кожаный подлокотник и подперла кулаком подбородок. Она смотрела в окно на проплывавшие мимо поля и рощицы и была благодарна Тексу за это молчание. Внутренним чутьем он угадывал, когда нужно говорить, а когда лучше помолчать. Это была одна из черт, которые она в нем особенно ценила. Они понимали друг друга.
   — Текс, — нарушила молчание Дженни.
   Он повернулся к ней.
   Она протянула руку, и пальцы ее ловко скользнули вниз по его бедру.
   — Помнишь, — спросила она, — ты хотел знать, какой подарок я хочу за рождение Росса?
   — Помню, — ответил Текс и снова стал смотреть на дорогу.
   — Ты сказал, что я могу просить все, что захочу, а я ответила, что подумаю. — Она глубоко вздохнула. — Ну вот, я наконец придумала, теперь я знаю, что мне нужно.
   — И что же это? — Текс облизнул губы и заставил себя сосредоточиться на дороге. Он чувствовал расслабляющее удовлетворение, и в то же время прикосновения ее пальцев возбуждали его, будили желание.
   Ее взгляд уперся ему в пах.
   — Мне ничего не нужно из вещей. — Она сдвинула брови. — И тебе это ничего не будет стоить.
   Текс повернулся и подозрительно посмотрел на жену. Он прекрасно знал, что значили для нее вещи и во что обходилось ему ее пристрастие. Последней причудой Дженни было обновление их дома. Она наняла трех садовников, которые теперь были заняты разбивкой вокруг пруда роскошного сада. Одновременно переделывался интерьер самого здания. И ему уже в приличную сумму обошлись купленные ею картины старых мастеров и разный антиквариат. Но самой большой ее страстью была одежда, на которую она тратила огромные деньги. Большую часть вещей ей даже некогда было носить. В итоге туалетов накопилось так много, что плотнику пришлось переделать для них одну из спален.