Страница:
Для Элизабет-Энн мир перевернулся. Как только пламя коснулось куклы, она подняла руки и закрыла лицо. В отличие от Дженни она не видела, как горит кукла, — перед ее глазами в пламени были тела Забо и Марики, ее отца и матери.
В груди ее родился и сорвался с губ дикий, нечеловеческий вопль, от которого кровь стыла в жилах. Этот крик эхом прокатился по коридору, достиг столовой, сковав ужасом гостей. Он докатился до кухни, рухнул в подвал, затем полетел вверх по лестнице и сквозь закрытые окна несколько приглушенным вырвался во двор. Звук был настолько ужасен, что прыгавший по двору кролик замер на месте, прижав уши к спине. Словно в ответ на этот крик в кухне что-то грохнуло. Это Эленда, сбросив что-то на своем пути, рванулась в гостиную, за ней последовали Граббы. Она влетела в комнату и обвела ее безумными глазами. За пианино она увидела обеих девочек и взглянула в огонь. При виде ужасного зрелища сердце у нее замерло.
— О-о тетя, тетя! Они горят. Тетя, о тетя!
Как завороженная смотрела Эленда на пламя. Потом бросила взгляд на Дженни.
— О тетя, огонь… он жжет! Ужасно жжет!
У Дженни губы застыли от страха. Медленно Эленда повернулась к Элизабет-Энн. Девочка упала на колени, руки прижала к животу, тело ее раскачивалось из стороны в сторону, губы страдальчески двигались.
— О тетя, тетя! Помоги им, тетя!
Эленда опустилась на колени рядом с девочкой и крепко прижала ее к себе. «Она заговорила! Снова заговорила! Не важно, как, но к ней вернулась речь! Это настоящее чудо!!!»
Раскачиваясь вместе с девочкой, Эленда закричала от радости и заплакала.
С этой минуты Элизабет-Энн стала для нее родной, дороже собственного ребенка, дороже всех на всем свете.
II
1890 год в истории США отмечен тремя событиями: битвой Раненого Колена в Южной Дакоте, изданием книги Якоба Риса «Как живет другая половина» и первой казнью преступника на электрическом стуле. Рождение Заккеса Хоува прошло незамеченным. Это произошло на бедной ферме у селения Мадди-Лейк (Мутное Озеро), расположенного в девяноста милях к югу от Сент-Луиса в штате Миссури. Хозяевам фермы, семье Хоувов, приходилось вести жестокую борьбу за существование.
Было раннее сентябрьское утро. Сью Эллен Хоув оперлась о свою косу и бросила взгляд вдоль поля. Сью никогда не слышала ни о Якобе Рисе, ни о Раненом Колене, оставалась она в неведении и относительно электрического стула. Веял легкий ветерок, и посевы люцерны колыхались подобно океанским волнам. Вдали Сью увидела своего мужа Натаниэла и дочь Летицию. Оба дружно косили западное поле. Работали они умело, не делая лишних движений. Косы их сверкали на солнце серебром при каждом взмахе. В воздухе сильно пахло свежескошенной травой.
Грузная, округлая фигура Сью говорила о том, что ждать ей оставалось недолго. Все девять месяцев она работала от восхода до заката, но теперь почувствовала, что пришло время остановиться. Тыльной стороной ладони женщина отерла пот со лба.
— Летиция!
Девочка прекратила косить и заспешила через поле к матери. Была она крепкого сложения, с сильными руками. Продолговатое в веснушках лицо девочки обрамляли волосы цвета соломы. У нее были ровные, здоровые зубы, и ей уже исполнилось одиннадцать лет.
— Что, мама? — вопросительно посмотрела на мать Летиция.
— Мое время пришло, — просто ответила Сью. — Пойдем в дом, ты мне поможешь.
Когда обе женщины направились к их маленькому домику, Натаниэл даже не обернулся: нужно было скосить люцерну. Без нее лошади и корове придется зимой голодать. А перед тем как заложить люцерну на хранение, ее следовало хорошенько просушить. Натаниэл был фермером, как его отец и дед, а фермерам известны секреты, что передавались из поколения в поколение.
Прищурившись, Натаниэл посмотрел на небо. Оно было ясное, с голубовато-зеленым оттенком. Бесшумно парили птицы. Солнце припекало. Хорошо бы погода постояла с недельку-другую, а когда люцерна будет убрана, пусть пойдет дождь. Натаниэл откашлялся, сплюнул и продолжал косить. А тем временем его жена, которой помогала дочь, родила здоровенького мальчика. К вечеру, укачав ребенка, Сью приготовила ужин в большом котле. Натаниэл равнодушно взглянул на ребенка, сказал, что назвал его Заккесом, потом поел и сразу же отправился спать. На следующий день Сью уже разрывалась между домом и полем: бегала кормить ребенка и продолжала косить.
В ту осень Сью Эллен Хоув исполнилось двадцать пять лет. Она вышла замуж за Натаниэла в четырнадцать лет. В то время она была живой миловидной девочкой со светленьким личиком. Глядя на нее, можно было предположить, что она вырастет красавицей. Но этого не произошло. В свои двадцать пять она выглядела на сорок: кожа на лице потемнела и обветрилась, спина согнулась от тяжелой работы в поле. Руки огрубели и покрылись мозолями. Миловидность и ясное личико безвозвратно исчезли, им на смену пришли твердость духа и внутренняя сила. Она не умела ни читать, ни писать, но прекрасно сеяла и убирала урожай, чинила и шила одежду, солила свинину, разводила кур и консервировала овощи. Ее взгляд отличали решимость и упорство, сухие, потрескавшиеся губы всегда были сжаты. Она принимала жизнь такой, какой она была, и никогда не жаловалась. Сью не любила мужа, ей и в голову не приходило, что она должна его любить. Она была им вполне довольна. Натаниэл много работал, никогда ее не бил, пил мало, а говорил и того меньше, их физическая близость диктовалась, как у животных, естественной потребностью, не обремененной эмоциями.
Натаниэл был старше жены десятью годами, но по виду годился ей в отцы. Когда-то его семье принадлежала большая ферма и несколько рабов. Но в пламени войны исчезла семья, погибла ферма, а рабы получили свободу. Остался только Натаниэл, а с ним двадцать с небольшим акров земли, на которых ему, жене и дочери с большим трудом удавалось прокормиться. Рождение Заккеса означало лишний рот, но Натаниэл успокаивал себя тем, что к восьми годам мальчик сможет работать почти наравне со взрослыми.
Заккесу было шесть лет, когда он впервые осознал, как бедна его семья. Призрак голода неотступно преследовал их. Еды постоянно не хватало. Мальчик привык к тому, что в желудке постоянно посасывало. Он привык к этому, но не смирился. В один год урожай был особенно скудным, они не могли даже прокормиться. Тогда отец зарядил ружье картечью и отправился стрелять дроздов. Мясо у них было жесткое, но если обсасывать хрустящие хрупкие кости, то голод на некоторое время отступал.
В семь лет Зак получил свой первый подарок. Вот как это было. Родители взяли его с собой на деревенскую ярмарку. Там Зак увидел рослого негра, который продавал цыплят по десять центов за штуку. Мальчик заглянул в коробки, и один желтенький пушистый комочек сразу его очаровал. Казалось, и цыпленок как-то по-особому смотрел на него, словно просил взять с собой.
Мальчик показал отцу на цыпленка.
— Его тоже зовут Зак.
— Не его, а ее. Это курица, — коротко бросил отец.
— Можно ее купить? У меня будет своя курица.
— Посмотрим, — сказал отец неопределенно, недоумевая про себя, зачем вдруг ребенку понадобился цыпленок. Цыплята казались ему грязными и как-то не подходили на роль домашнего животного.
— Ну пожалуйста, пап, — просительно заглядывая отцу в глаза, тянул Зак.
— Ладно, Натаниэл, — улыбнулась Сью, — пусть у него будет цыпленок. Дурного в этом ничего нет. Да и всего-то десять центов.
— Думаю, хуже не будет, — нахмурился Натаниэл. — Он сунул руку в карман, достал заветную монетку и протянул ее мальчику.
— Держи, сын, иди, покупай своего цыпленка. Он твой, но ты будешь сам его кормить и ухаживать за ним.
— Обязательно, папа! — Зак бегом бросился к продавцу, сердце у него бешено колотилось. Задыхаясь от радости, он выпалил: — Я хочу купить цыпленка!
Деньги перешли из рук в руки. Наклонившись к коробке, Зак достал цыпленка, тот протестующе запищал, но мальчик слегка прижал его к себе, и птенец успокоился. Он был такой милый, мягкий и теплый, что мальчик не обращал внимания на то, что острый клювик слегка пощипывал его руку.
— Пети, — мягко сказал Зак, нежно прижимая курочку к щеке. — Так тебя теперь зовут, малышка.
Натаниэл нашел коробку, проделал в ней несколько отверстий и протянул сыну.
— Посади ее в коробку, чтобы не потерялась.
— Я буду держать ее в руках, — покачал головой Зак. — Она от меня не убежит, я ее не выпущу.
Натаниэл пожал плечами и отбросил коробку в сторону.
Смеркалось, когда Хоувы тронулись в обратный путь в запряженной мулом повозке. Зак крепко прижимал к себе птенца. Мальчик поглаживал цыпленка, что-то нежно приговаривая. Потом Зак громко зевнул. Глаза его непроизвольно закрылись, а по лицу расплылась блаженная улыбка.
Повозка тряслась и раскачивалась из стороны в сторону, но усталый Зак спал, ни на что не обращая внимания. Пальцы его постепенно разжались. Цыпленок воспользовался этим и запрыгал по груди мальчика, затем начал обследовать повозку. Он забрался на откидную доску и устроился там, глядя на убегавшую назад, залитую лунным светом дорогу.
Неожиданно повозку сильно тряхнуло: колеса попали в глубокую выбоину. Этот толчок не разбудил Зака, но цыпленка отбросил с его насеста в темноту ночи.
Прошло полчаса. Натаниэл распряг мула и отвел его в сарай. Сью поднялась в повозку и легонько потрясла спящего Зака.
— Просыпайся, сынок, — мягко сказала она, — мы уже дома.
Зак сел, протирая глаза, еще не совсем проснувшись. Он сонно огляделся и вдруг вспомнил:
— Пети! — крикнул мальчик и разом проснулся.
Он увидел, что цыпленка рядом не было. Зак перерыл всю повозку, заглядывал под одеяла, передвинул несколько ящиков, но Пети нигде не было. Расстроенный, он забился в угол, сжался в комок и все повторял:
— Пети пропала.
— Пойдем в дом, Зак, — позвала Сью Эллен. — Мы найдем ее завтра утром.
Зак решительно покачал головой и пристально посмотрел на мать.
— Нет, я должен найти ее сейчас. Это мой друг, мама. Она замерзла и проголодалась, ей страшно одной.
— Тебе давно пора спать. — Сью взяла сына за руки и притянула к себе. — Мы поищем ее завтра. — В ее голосе звучали властные нотки.
— Но она может пропасть, — заплакал мальчик.
— Не плачь, сынок, папе не нравится, когда мальчики плачут.
— А я не плачу, — упрямо тряхнул толовой Зак. По его щеке, сверкнув в свете луны, медленно проползла одинокая слеза.
— Сейчас бесполезно искать ее в темноте. Мы с тобой поищем ее завтра, после завтрака.
— Обещаешь, мама? — с надеждой спросил мальчик.
— Обещаю, сынок.
На следующий день Зак и Сью проделали тот же путь, что и накануне, несмотря на недовольство Натаниэла. Они доехали до самого поля, где проходила ярмарка, потом медленно поехали обратно, все время поглядывая по сторонам. Но цыпленка так и не удалось найти.
В тот же вечер Сью что-то шепнула на ухо мужу. С минуту он удивленно смотрел на нее, потом откашлялся и громко, чтобы Зак услышал, сказал:
— Ну, если вы не нашли цыпленка, попробую я. Мне должно повезти.
На следующее утро Натаниэл отправился на поиски. Зак ждал его дома, затаив дыхание. Отец вернулся только к вечеру. В руках он держал гофрированную коробку, в которой сидел желтый цыпленок.
— Ты нашел ее! — с восторгом закричал Заккес. — Ты нашел Пети, как и обещал!
Натаниэл и Сью переглянулись. Сью мягко улыбнулась и благодарно сжала руку мужа.
Прошли годы, а для Зака так и осталось загадкой: нашел ли отец Пети или купил другого цыпленка.
Голод тем временем взял верх.
С неделю Заккес свободное от работы время проводил со своим цыпленком. Прошло дней восемь, есть стало почти нечего. Зак подошел к матери и поинтересовался:
— Может, нам съесть Пети?
Сью печально взглянула на него.
— Нет, сынок, — медленно ответила она. — Пети еще очень маленькая.
Проходили месяцы, и мальчик все чаще с жадностью поглядывал на свою курочку. Пети стала большой и жирной. Зак представлял себе, какая она будет сочная и вкусная жареная, и не мог удержаться, чтобы не облизнуться.
Наконец Пети выросла и превратилась в солидную курицу. Сью посмотрела на нее оценивающим взглядом и кивнула Заку.
— Сегодня мы ее съедим на ужин, — объявила она.
В этот же день она поймала курицу и свернула ей шею. Но полуживая Пети вырвалась и, как другие куры, которых резали на ферме Хоувов, забилась под колючую изгородь. Заккес пополз за ней, вытащил и отнес отцу. Натаниэл отрубил Пети голову. Мальчика распирало от гордости: ведь это его курица пойдет на ужин, и семья будет сыта.
Сью Эллен зажарила Пети и подала к столу. Зак ел с жадностью, не испытывая при этом угрызений совести. Для него курица была средством утоления голода, и тут уже значения не имело: была она его любимицей или нет.
Заканчивался девятнадцатый век, и на пороге нового Натаниэл, как и другие отцы, строил планы на будущее, рассчитывая со временем передать ферму Заккесу. Но мальчику суждено было, преодолев рубеж нового столетия, расстаться с фермой. По складу характера он был мечтателем. Светловолосый и голубоглазый Заккес отличался природной любознательностью и быстрым, живым умом. Несмотря на то что еда в доме Хоувов содержала много крахмала, Зак оставался худощавым, как отец и мать. Изнуряющая работа на ферме не располагала к полноте.
Когда Заккесу исполнилось девять лет, в его жизни произошел крутой перелом.
Однажды их посетил преподобный отец Флэттс, глава церкви методистов их округа. На ферму редко кто заглядывал, поэтому вся семья, оставив работу, вышла на дорогу, когда Заккес закричал, что к их дому направляется запряженная лошадью коляска. Коляска подъехала ближе, и Натаниэл, узнав его преподобие, сразу помрачнел. Натаниэл питал врожденную неприязнь к политикам, священнослужителям — всем, кто не работал на земле, а потому он без особого дружелюбия наблюдал, как святой отец выбирался из коляски. Преподобный Флэттс был небольшого роста, с румяным лицом и огромным животом.
Священник вытер пот со лба и с трудом перевел дух.
— Здравствуйте, мистер Хоув, — поздоровался он.
Натаниэл искоса посмотрел на него, отвернулся и сплюнул. Затем обернулся и кивнул:
— Мое почтение, ваше преподобие.
— Какой хороший мальчик. — Священник сделал жест в сторону Зака.
Натаниэл молчал.
— По всему видно, мальчик смышленый. Пора ему идти в школу.
Натаниэл положил руки на плечи сыну и придвинул его к себе.
— Так вот зачем вы приехали! Хотите забрать у меня мальчика?
— Совсем нет, — наставительно заметил преподобный отец. — Мальчику нужно научиться читать и писать. — Неожиданно он перешел на более простой язык: — Времена-то ведь меняются.
— Мы — фермеры, — упрямо сказал Натаниэл. — Ученье нам ни к чему. Кроме того, он мне нужен на ферме.
— От него будет больше пользы, если он обучится грамоте, Натан. Помнишь, на прошлой неделе мы встретились в магазине в деревне?
— Ну так что? — подозрительно посмотрел на него Натаниэл.
— Тебя обсчитали, а все потому, что ты не знаешь арифметики.
— Обсчитали?! — взорвался Натаниэл, глаза его сверкнули. — Вы хотите сказать: надули?!
Святой отец не рассчитывал, что Натаниэл придет в такую ярость. Он отступил на шаг, судорожно глотнул и торопливо кивнул головой.
— Если не ошибаюсь, ты сделал три покупки, — сказал он, весь покрывшись потом, — бобы, мука и табак. За табак с тебя должны были получить девятнадцать центов и четверть пенса. Конечно, четверть пенса не бывает, но ты заплатил двадцать один цент вместо двадцати. То же самое с мукой и бобами, а так как ты не можешь расплачиваться наличными, то на сумму покупки начисляется один процент по неделям. Один процент в месяц. И здесь ты тоже переплачиваешь, потому что не можешь все сам сосчитать.
Натаниэл оттолкнул Заккеса и ринулся к святому отцу. Он схватил его за лацканы и почти приподнял над землей. Его преподобие стоял на цыпочках, а Натаниэл тряс его, приговаривая:
— Ах ты, грязная хитрая свинья, считаешься слугой Господа! У меня руки чешутся из тебя душу вытрясти. Почему в магазине ты не сказал, что меня обманывают?!
— Потому что тебе в будущем от этого было бы мало толку, — выпалил святой отец, краснея все больше и больше. — Ты все равно не умеешь считать и не знаешь грамоты. Вот если бы Заккес выучился, он бы тебе помогал, и тебя бы никто не смог обмануть.
Натаниэл отпустил святого отца.
Толстяк вздохнул полной грудью и разгладил пальцами отвороты.
— Если он научится читать, у него в будущем появится шанс. Сейчас, чтобы добиться успеха в жизни, надо учиться.
— Зак будет фермером, как и я, — запальчиво воскликнул Натаниэл. — Мы честные труженики. И нам нечего стыдиться.
В этот момент Сью Эллен выступила вперед и заговорила — она решилась на такой шаг впервые за время замужества:
— Может быть, святой отец прав, Натаниэл. Наверное, Заку нужно ходить в школу.
Мужчины с удивлением посмотрели на нее. Натаниэл повернулся к его преподобию.
— Но учеба стоит денег, — бросил он.
— Пятнадцать долларов в месяц, — ответил святой отец.
— У меня нет таких денег, — пожал плечами Натаниэл.
— У меня есть, — тихо проговорила Сью Эллен.
Натаниэл рот открыл от удивления.
— У меня есть золотой медальон, который оставила мне мама. Он стоит не меньше пятнадцати долларов.
Натаниэл покачал головой: медальон был единственной вещью, оставшейся ей от матери, и она им очень дорожила.
Не глядя на мужа, Сью продолжала:
— Я его продам, все равно ведь я его не ношу. Конечно, с работой придется труднее, но все наладится. Зак может вставать в три, делать часть своей работы до школы, а когда вернется, все закончит. — Она кивнула головой, словно подводя итог, и добавила: — Зак пойдет в школу.
Ее голос звучал так решительно, что Натаниэл онемел от изумления.
Это был первый и последний случай, когда Сью Эллен приняла решение, не посоветовавшись с мужем.
Уже через полгода Зак читал лучше, чем те, кто пришел в школу три года назад. Он старательно работал над каллиграфией, добиваясь аккуратности и четкости, не пасовал перед тонкостями, которые давались не сразу. По ночам при свече Зак часами заучивал слова и определения из словаря Вебстера, который дала ему миссис Арабелла, жена отца Флэттса. Миссис Арабелла была учительницей. Через год, когда Хоувы не смогли больше платить за учебу Зака, она взяла его к себе в работники в счет уплаты за обучение.
Натаниэл был этим очень недоволен, но Зак, проявляя невероятное упорство и энергию, управлялся и с работой на ферме, и с делами у Флэттсов. К середине учебного года он мог читать, заучивать и толковать целые страницы из Библии. У Зака обнаружились недюжинные способности к английскому языку, кроме того, он умел ставить цель и добиваться ее. В его речи появились новые слова, и теперь Зак говорил легко и живо. Каким-то образом он ухитрился познакомиться с вдовой Мак-кейн, соседкой Флэттсов, у которой была богатая библиотека. Вдова давала ему читать свои книги, и Зак поглощал их с жадностью, том за томом.
Миссис Арабелла открыла перед ним волшебную дверь в мир знаний, Библия познакомила его с чудесными историями, описаниями героических деяний. Но подлинный переворот в его жизни совершило знакомство с библиотекой миссис Маккейн. Именно тогда Зак по-настоящему понял, как скучно и однообразно он жил. Книги поведали ему о дальних странах, которые казались более реальными и полными жизни, чем узкий мирок Мадди-Лейк. Он узнал о далеких и удивительных Индии, Греции, Китае и России.
И чем шире раскрывался перед Заком новый прекрасный мир, тем сильнее манила его незнакомая волнующая жизнь. Он уже начал презирать Мадди-Лейк. Его влекли эти дальние страны, где жили изящные женщины со светлой кожей, миндалевидными глазами и маленьким ртом; в своих мечтах Зак бродил по Зимнему дворцу, его тянуло своими глазами увидеть руины древних цивилизаций. Все его существо было охвачено этим неутолимым желанием, но обуревавшие его чувства Зак хранил в тайне, справедливо считая, что учебе неминуемо придет конец, если отцу станет известно, в какие дали забрасывало его воображение. Чувствуя, как медленно и неотвратимо удаляется он от семьи, как день ото дня растет разделяющая их пропасть, Зак понял причину этого: родные не могли разделить его чувства, понять мечты и стремления. И только пять лет спустя Зак решился раскрыть свой секрет.
Как-то в воскресенье приехала их навестить сестра Зака Летиция с мужем Теодериком и непрестанно галдящими детьми. У Теодерика была ферма в нескольких милях по соседству. Сью Эллен очень гордилась удачным браком дочери. Хотя денег у Теодерика было мало, но ему принадлежали табачные поля, что было немаловажно в глазах соседей.
Обедали на веранде за столом, сколоченным из грубо обтесанных досок. Чтобы как следует отметить встречу, Летиция и Сью Эллен объединили свои ресурсы, и обед удался: были жареные цыплята, картофельное пюре с подливкой, хлеб из кукурузы, на десерт Сью Эллен испекла свой фирменный пирог с яблоками.
За столом все, включая детей, говорили мало, целиком сосредоточившись на еде. Для семьи Хоувов это был настоящий пир. Ели с таким видом, словно совершали какой-то религиозный обряд.
С обедом покончили быстро. Сью Эллен стала убирать со стола, мужчины остались на веранде: жевали табак, курили трубки, пили яблочное вино. Дети помчались в лес, где стали играть в придуманные самими игры.
Заккес мало виделся с сестрой после ее замужества. Теперь они вместе прошли до самого конца поля, где извилистый ручей служил естественной границей между землями Хоувов и Свагертисов. Они долго молчали.
Когда брат с сестрой шли по полю, Летиция время от времени бросала на Зака встревоженные взгляды. Она чувствовала: его что-то угнетало, но Летиция была из рода Хоувов, а Хоувы не позволяли себе совать нос в чужие дела. Она ждала, когда брат заговорит сам.
Зак сорвал сухой стебелек и, волнуясь, разорвал его на части, потом он бросал кусочки в ручей, наблюдая, как течение подхватывает их и уносит прочь. Наконец он решился, не в силах дольше скрывать свои мысли.
— Летиция!
Сестра повернула к нему веснушчатое лицо с выдававшимся вперед резко очерченным подбородком. Его взгляд был устремлен вдаль, на дом, где он родился. Из покосившегося дымохода лениво вилась струйка дыма. Повсюду в траве стрекотали кузнечики, из кустов неслись нескончаемые трели, квакала лягушка.
— Я больше не могу этого выносить! — вырвалось у Зака.
Услышав эти слова, Летиция нахмурилась. Речь брата сильно изменилась, с тех пор как он начал ходить в школу, она даже стала с трудом его понимать. Теперь Зак говорил очень правильно, без тех многочисленных ошибок и любимых словечек, которых раньше с избытком хватало в его языке.
— А чем здесь плохо? — возмущенно спросила Летиция.
В его глазах вспыхнул огонь, он не мог больше сдерживаться.
— Да ведь существует огромный мир, бесконечный и прекрасный! Ты когда-нибудь слышала о том, что есть покрытые снегом огнедышащие горы?
— Ооо-ох! — Летиция в испуге прикрыла рот рукой и вытаращила глаза. — Боже ж мой, да на что они мне, эти горы! Я бы там со страху умерла! — Она отняла руку от лица и улыбнулась. — Ты, наверное, меня разыгрываешь?
— Нет, — тихо сказал он, — все это правда.
— А ты откуда знаешь? — засомневалась Летиция. — Ты там был, что ли?
— В какой-то степени был.
— Когда?
— Я… я читал об этом.
— Ааа… — протянула Летиция.
И столько пренебрежения было в ее тоне, что у Зака все возбуждение как рукой сняло. Он ругал себя за то, что доверил сестре сокровенные мысли. Она не умела читать, и для нее не существовало волшебной силы слов. Летиция бы просто не поверила в реальность мира, описываемого в книгах. Каким же он был дураком, что раскрыл перед ней душу.
— Уж не думаешь ли ты поехать искать эти дурацкие снежные горы из сказок? — спросила сестра, пристально глядя на брата.
Он прикусил губу и кивнул, потом до боли сжал ее руки так, что Летиция вскрикнула.
— Мне нужно уехать, — сказал он. — Но обещай, что ничего не расскажешь маме и отцу.
— Это все святой отец виноват. — Она тряхнула светлыми волосами. — Это он забил тебе голову разными фантазиями. Да, фантазиями. И если ты будешь рассказывать здесь о таких вещах, на тебя будут смотреть, как на ненормального.
— Святой отец здесь ни при чем, — покачал головой Зак. — Все дело в книгах. Они говорят со мной. Ты понимаешь, Летиция, говорят!
Летиция посмотрела на брата, как на сумасшедшего.
— Когда читаешь книгу, — терпеливо объяснял Зак, — кажется, что беседуешь с очевидцем событий, о которых там написано.
В груди ее родился и сорвался с губ дикий, нечеловеческий вопль, от которого кровь стыла в жилах. Этот крик эхом прокатился по коридору, достиг столовой, сковав ужасом гостей. Он докатился до кухни, рухнул в подвал, затем полетел вверх по лестнице и сквозь закрытые окна несколько приглушенным вырвался во двор. Звук был настолько ужасен, что прыгавший по двору кролик замер на месте, прижав уши к спине. Словно в ответ на этот крик в кухне что-то грохнуло. Это Эленда, сбросив что-то на своем пути, рванулась в гостиную, за ней последовали Граббы. Она влетела в комнату и обвела ее безумными глазами. За пианино она увидела обеих девочек и взглянула в огонь. При виде ужасного зрелища сердце у нее замерло.
— О-о тетя, тетя! Они горят. Тетя, о тетя!
Как завороженная смотрела Эленда на пламя. Потом бросила взгляд на Дженни.
— О тетя, огонь… он жжет! Ужасно жжет!
У Дженни губы застыли от страха. Медленно Эленда повернулась к Элизабет-Энн. Девочка упала на колени, руки прижала к животу, тело ее раскачивалось из стороны в сторону, губы страдальчески двигались.
— О тетя, тетя! Помоги им, тетя!
Эленда опустилась на колени рядом с девочкой и крепко прижала ее к себе. «Она заговорила! Снова заговорила! Не важно, как, но к ней вернулась речь! Это настоящее чудо!!!»
Раскачиваясь вместе с девочкой, Эленда закричала от радости и заплакала.
С этой минуты Элизабет-Энн стала для нее родной, дороже собственного ребенка, дороже всех на всем свете.
II
1890
ЗАККЕС
1
Округ Дент, штат Миссури1890 год в истории США отмечен тремя событиями: битвой Раненого Колена в Южной Дакоте, изданием книги Якоба Риса «Как живет другая половина» и первой казнью преступника на электрическом стуле. Рождение Заккеса Хоува прошло незамеченным. Это произошло на бедной ферме у селения Мадди-Лейк (Мутное Озеро), расположенного в девяноста милях к югу от Сент-Луиса в штате Миссури. Хозяевам фермы, семье Хоувов, приходилось вести жестокую борьбу за существование.
Было раннее сентябрьское утро. Сью Эллен Хоув оперлась о свою косу и бросила взгляд вдоль поля. Сью никогда не слышала ни о Якобе Рисе, ни о Раненом Колене, оставалась она в неведении и относительно электрического стула. Веял легкий ветерок, и посевы люцерны колыхались подобно океанским волнам. Вдали Сью увидела своего мужа Натаниэла и дочь Летицию. Оба дружно косили западное поле. Работали они умело, не делая лишних движений. Косы их сверкали на солнце серебром при каждом взмахе. В воздухе сильно пахло свежескошенной травой.
Грузная, округлая фигура Сью говорила о том, что ждать ей оставалось недолго. Все девять месяцев она работала от восхода до заката, но теперь почувствовала, что пришло время остановиться. Тыльной стороной ладони женщина отерла пот со лба.
— Летиция!
Девочка прекратила косить и заспешила через поле к матери. Была она крепкого сложения, с сильными руками. Продолговатое в веснушках лицо девочки обрамляли волосы цвета соломы. У нее были ровные, здоровые зубы, и ей уже исполнилось одиннадцать лет.
— Что, мама? — вопросительно посмотрела на мать Летиция.
— Мое время пришло, — просто ответила Сью. — Пойдем в дом, ты мне поможешь.
Когда обе женщины направились к их маленькому домику, Натаниэл даже не обернулся: нужно было скосить люцерну. Без нее лошади и корове придется зимой голодать. А перед тем как заложить люцерну на хранение, ее следовало хорошенько просушить. Натаниэл был фермером, как его отец и дед, а фермерам известны секреты, что передавались из поколения в поколение.
Прищурившись, Натаниэл посмотрел на небо. Оно было ясное, с голубовато-зеленым оттенком. Бесшумно парили птицы. Солнце припекало. Хорошо бы погода постояла с недельку-другую, а когда люцерна будет убрана, пусть пойдет дождь. Натаниэл откашлялся, сплюнул и продолжал косить. А тем временем его жена, которой помогала дочь, родила здоровенького мальчика. К вечеру, укачав ребенка, Сью приготовила ужин в большом котле. Натаниэл равнодушно взглянул на ребенка, сказал, что назвал его Заккесом, потом поел и сразу же отправился спать. На следующий день Сью уже разрывалась между домом и полем: бегала кормить ребенка и продолжала косить.
В ту осень Сью Эллен Хоув исполнилось двадцать пять лет. Она вышла замуж за Натаниэла в четырнадцать лет. В то время она была живой миловидной девочкой со светленьким личиком. Глядя на нее, можно было предположить, что она вырастет красавицей. Но этого не произошло. В свои двадцать пять она выглядела на сорок: кожа на лице потемнела и обветрилась, спина согнулась от тяжелой работы в поле. Руки огрубели и покрылись мозолями. Миловидность и ясное личико безвозвратно исчезли, им на смену пришли твердость духа и внутренняя сила. Она не умела ни читать, ни писать, но прекрасно сеяла и убирала урожай, чинила и шила одежду, солила свинину, разводила кур и консервировала овощи. Ее взгляд отличали решимость и упорство, сухие, потрескавшиеся губы всегда были сжаты. Она принимала жизнь такой, какой она была, и никогда не жаловалась. Сью не любила мужа, ей и в голову не приходило, что она должна его любить. Она была им вполне довольна. Натаниэл много работал, никогда ее не бил, пил мало, а говорил и того меньше, их физическая близость диктовалась, как у животных, естественной потребностью, не обремененной эмоциями.
Натаниэл был старше жены десятью годами, но по виду годился ей в отцы. Когда-то его семье принадлежала большая ферма и несколько рабов. Но в пламени войны исчезла семья, погибла ферма, а рабы получили свободу. Остался только Натаниэл, а с ним двадцать с небольшим акров земли, на которых ему, жене и дочери с большим трудом удавалось прокормиться. Рождение Заккеса означало лишний рот, но Натаниэл успокаивал себя тем, что к восьми годам мальчик сможет работать почти наравне со взрослыми.
Заккесу было шесть лет, когда он впервые осознал, как бедна его семья. Призрак голода неотступно преследовал их. Еды постоянно не хватало. Мальчик привык к тому, что в желудке постоянно посасывало. Он привык к этому, но не смирился. В один год урожай был особенно скудным, они не могли даже прокормиться. Тогда отец зарядил ружье картечью и отправился стрелять дроздов. Мясо у них было жесткое, но если обсасывать хрустящие хрупкие кости, то голод на некоторое время отступал.
В семь лет Зак получил свой первый подарок. Вот как это было. Родители взяли его с собой на деревенскую ярмарку. Там Зак увидел рослого негра, который продавал цыплят по десять центов за штуку. Мальчик заглянул в коробки, и один желтенький пушистый комочек сразу его очаровал. Казалось, и цыпленок как-то по-особому смотрел на него, словно просил взять с собой.
Мальчик показал отцу на цыпленка.
— Его тоже зовут Зак.
— Не его, а ее. Это курица, — коротко бросил отец.
— Можно ее купить? У меня будет своя курица.
— Посмотрим, — сказал отец неопределенно, недоумевая про себя, зачем вдруг ребенку понадобился цыпленок. Цыплята казались ему грязными и как-то не подходили на роль домашнего животного.
— Ну пожалуйста, пап, — просительно заглядывая отцу в глаза, тянул Зак.
— Ладно, Натаниэл, — улыбнулась Сью, — пусть у него будет цыпленок. Дурного в этом ничего нет. Да и всего-то десять центов.
— Думаю, хуже не будет, — нахмурился Натаниэл. — Он сунул руку в карман, достал заветную монетку и протянул ее мальчику.
— Держи, сын, иди, покупай своего цыпленка. Он твой, но ты будешь сам его кормить и ухаживать за ним.
— Обязательно, папа! — Зак бегом бросился к продавцу, сердце у него бешено колотилось. Задыхаясь от радости, он выпалил: — Я хочу купить цыпленка!
Деньги перешли из рук в руки. Наклонившись к коробке, Зак достал цыпленка, тот протестующе запищал, но мальчик слегка прижал его к себе, и птенец успокоился. Он был такой милый, мягкий и теплый, что мальчик не обращал внимания на то, что острый клювик слегка пощипывал его руку.
— Пети, — мягко сказал Зак, нежно прижимая курочку к щеке. — Так тебя теперь зовут, малышка.
Натаниэл нашел коробку, проделал в ней несколько отверстий и протянул сыну.
— Посади ее в коробку, чтобы не потерялась.
— Я буду держать ее в руках, — покачал головой Зак. — Она от меня не убежит, я ее не выпущу.
Натаниэл пожал плечами и отбросил коробку в сторону.
Смеркалось, когда Хоувы тронулись в обратный путь в запряженной мулом повозке. Зак крепко прижимал к себе птенца. Мальчик поглаживал цыпленка, что-то нежно приговаривая. Потом Зак громко зевнул. Глаза его непроизвольно закрылись, а по лицу расплылась блаженная улыбка.
Повозка тряслась и раскачивалась из стороны в сторону, но усталый Зак спал, ни на что не обращая внимания. Пальцы его постепенно разжались. Цыпленок воспользовался этим и запрыгал по груди мальчика, затем начал обследовать повозку. Он забрался на откидную доску и устроился там, глядя на убегавшую назад, залитую лунным светом дорогу.
Неожиданно повозку сильно тряхнуло: колеса попали в глубокую выбоину. Этот толчок не разбудил Зака, но цыпленка отбросил с его насеста в темноту ночи.
Прошло полчаса. Натаниэл распряг мула и отвел его в сарай. Сью поднялась в повозку и легонько потрясла спящего Зака.
— Просыпайся, сынок, — мягко сказала она, — мы уже дома.
Зак сел, протирая глаза, еще не совсем проснувшись. Он сонно огляделся и вдруг вспомнил:
— Пети! — крикнул мальчик и разом проснулся.
Он увидел, что цыпленка рядом не было. Зак перерыл всю повозку, заглядывал под одеяла, передвинул несколько ящиков, но Пети нигде не было. Расстроенный, он забился в угол, сжался в комок и все повторял:
— Пети пропала.
— Пойдем в дом, Зак, — позвала Сью Эллен. — Мы найдем ее завтра утром.
Зак решительно покачал головой и пристально посмотрел на мать.
— Нет, я должен найти ее сейчас. Это мой друг, мама. Она замерзла и проголодалась, ей страшно одной.
— Тебе давно пора спать. — Сью взяла сына за руки и притянула к себе. — Мы поищем ее завтра. — В ее голосе звучали властные нотки.
— Но она может пропасть, — заплакал мальчик.
— Не плачь, сынок, папе не нравится, когда мальчики плачут.
— А я не плачу, — упрямо тряхнул толовой Зак. По его щеке, сверкнув в свете луны, медленно проползла одинокая слеза.
— Сейчас бесполезно искать ее в темноте. Мы с тобой поищем ее завтра, после завтрака.
— Обещаешь, мама? — с надеждой спросил мальчик.
— Обещаю, сынок.
На следующий день Зак и Сью проделали тот же путь, что и накануне, несмотря на недовольство Натаниэла. Они доехали до самого поля, где проходила ярмарка, потом медленно поехали обратно, все время поглядывая по сторонам. Но цыпленка так и не удалось найти.
В тот же вечер Сью что-то шепнула на ухо мужу. С минуту он удивленно смотрел на нее, потом откашлялся и громко, чтобы Зак услышал, сказал:
— Ну, если вы не нашли цыпленка, попробую я. Мне должно повезти.
На следующее утро Натаниэл отправился на поиски. Зак ждал его дома, затаив дыхание. Отец вернулся только к вечеру. В руках он держал гофрированную коробку, в которой сидел желтый цыпленок.
— Ты нашел ее! — с восторгом закричал Заккес. — Ты нашел Пети, как и обещал!
Натаниэл и Сью переглянулись. Сью мягко улыбнулась и благодарно сжала руку мужа.
Прошли годы, а для Зака так и осталось загадкой: нашел ли отец Пети или купил другого цыпленка.
Голод тем временем взял верх.
С неделю Заккес свободное от работы время проводил со своим цыпленком. Прошло дней восемь, есть стало почти нечего. Зак подошел к матери и поинтересовался:
— Может, нам съесть Пети?
Сью печально взглянула на него.
— Нет, сынок, — медленно ответила она. — Пети еще очень маленькая.
Проходили месяцы, и мальчик все чаще с жадностью поглядывал на свою курочку. Пети стала большой и жирной. Зак представлял себе, какая она будет сочная и вкусная жареная, и не мог удержаться, чтобы не облизнуться.
Наконец Пети выросла и превратилась в солидную курицу. Сью посмотрела на нее оценивающим взглядом и кивнула Заку.
— Сегодня мы ее съедим на ужин, — объявила она.
В этот же день она поймала курицу и свернула ей шею. Но полуживая Пети вырвалась и, как другие куры, которых резали на ферме Хоувов, забилась под колючую изгородь. Заккес пополз за ней, вытащил и отнес отцу. Натаниэл отрубил Пети голову. Мальчика распирало от гордости: ведь это его курица пойдет на ужин, и семья будет сыта.
Сью Эллен зажарила Пети и подала к столу. Зак ел с жадностью, не испытывая при этом угрызений совести. Для него курица была средством утоления голода, и тут уже значения не имело: была она его любимицей или нет.
Заканчивался девятнадцатый век, и на пороге нового Натаниэл, как и другие отцы, строил планы на будущее, рассчитывая со временем передать ферму Заккесу. Но мальчику суждено было, преодолев рубеж нового столетия, расстаться с фермой. По складу характера он был мечтателем. Светловолосый и голубоглазый Заккес отличался природной любознательностью и быстрым, живым умом. Несмотря на то что еда в доме Хоувов содержала много крахмала, Зак оставался худощавым, как отец и мать. Изнуряющая работа на ферме не располагала к полноте.
Когда Заккесу исполнилось девять лет, в его жизни произошел крутой перелом.
Однажды их посетил преподобный отец Флэттс, глава церкви методистов их округа. На ферму редко кто заглядывал, поэтому вся семья, оставив работу, вышла на дорогу, когда Заккес закричал, что к их дому направляется запряженная лошадью коляска. Коляска подъехала ближе, и Натаниэл, узнав его преподобие, сразу помрачнел. Натаниэл питал врожденную неприязнь к политикам, священнослужителям — всем, кто не работал на земле, а потому он без особого дружелюбия наблюдал, как святой отец выбирался из коляски. Преподобный Флэттс был небольшого роста, с румяным лицом и огромным животом.
Священник вытер пот со лба и с трудом перевел дух.
— Здравствуйте, мистер Хоув, — поздоровался он.
Натаниэл искоса посмотрел на него, отвернулся и сплюнул. Затем обернулся и кивнул:
— Мое почтение, ваше преподобие.
— Какой хороший мальчик. — Священник сделал жест в сторону Зака.
Натаниэл молчал.
— По всему видно, мальчик смышленый. Пора ему идти в школу.
Натаниэл положил руки на плечи сыну и придвинул его к себе.
— Так вот зачем вы приехали! Хотите забрать у меня мальчика?
— Совсем нет, — наставительно заметил преподобный отец. — Мальчику нужно научиться читать и писать. — Неожиданно он перешел на более простой язык: — Времена-то ведь меняются.
— Мы — фермеры, — упрямо сказал Натаниэл. — Ученье нам ни к чему. Кроме того, он мне нужен на ферме.
— От него будет больше пользы, если он обучится грамоте, Натан. Помнишь, на прошлой неделе мы встретились в магазине в деревне?
— Ну так что? — подозрительно посмотрел на него Натаниэл.
— Тебя обсчитали, а все потому, что ты не знаешь арифметики.
— Обсчитали?! — взорвался Натаниэл, глаза его сверкнули. — Вы хотите сказать: надули?!
Святой отец не рассчитывал, что Натаниэл придет в такую ярость. Он отступил на шаг, судорожно глотнул и торопливо кивнул головой.
— Если не ошибаюсь, ты сделал три покупки, — сказал он, весь покрывшись потом, — бобы, мука и табак. За табак с тебя должны были получить девятнадцать центов и четверть пенса. Конечно, четверть пенса не бывает, но ты заплатил двадцать один цент вместо двадцати. То же самое с мукой и бобами, а так как ты не можешь расплачиваться наличными, то на сумму покупки начисляется один процент по неделям. Один процент в месяц. И здесь ты тоже переплачиваешь, потому что не можешь все сам сосчитать.
Натаниэл оттолкнул Заккеса и ринулся к святому отцу. Он схватил его за лацканы и почти приподнял над землей. Его преподобие стоял на цыпочках, а Натаниэл тряс его, приговаривая:
— Ах ты, грязная хитрая свинья, считаешься слугой Господа! У меня руки чешутся из тебя душу вытрясти. Почему в магазине ты не сказал, что меня обманывают?!
— Потому что тебе в будущем от этого было бы мало толку, — выпалил святой отец, краснея все больше и больше. — Ты все равно не умеешь считать и не знаешь грамоты. Вот если бы Заккес выучился, он бы тебе помогал, и тебя бы никто не смог обмануть.
Натаниэл отпустил святого отца.
Толстяк вздохнул полной грудью и разгладил пальцами отвороты.
— Если он научится читать, у него в будущем появится шанс. Сейчас, чтобы добиться успеха в жизни, надо учиться.
— Зак будет фермером, как и я, — запальчиво воскликнул Натаниэл. — Мы честные труженики. И нам нечего стыдиться.
В этот момент Сью Эллен выступила вперед и заговорила — она решилась на такой шаг впервые за время замужества:
— Может быть, святой отец прав, Натаниэл. Наверное, Заку нужно ходить в школу.
Мужчины с удивлением посмотрели на нее. Натаниэл повернулся к его преподобию.
— Но учеба стоит денег, — бросил он.
— Пятнадцать долларов в месяц, — ответил святой отец.
— У меня нет таких денег, — пожал плечами Натаниэл.
— У меня есть, — тихо проговорила Сью Эллен.
Натаниэл рот открыл от удивления.
— У меня есть золотой медальон, который оставила мне мама. Он стоит не меньше пятнадцати долларов.
Натаниэл покачал головой: медальон был единственной вещью, оставшейся ей от матери, и она им очень дорожила.
Не глядя на мужа, Сью продолжала:
— Я его продам, все равно ведь я его не ношу. Конечно, с работой придется труднее, но все наладится. Зак может вставать в три, делать часть своей работы до школы, а когда вернется, все закончит. — Она кивнула головой, словно подводя итог, и добавила: — Зак пойдет в школу.
Ее голос звучал так решительно, что Натаниэл онемел от изумления.
Это был первый и последний случай, когда Сью Эллен приняла решение, не посоветовавшись с мужем.
2
Заккес весь отдавался учебе. Инстинктивно он чувствовал, что только образование поможет ему вырваться из тисков бедности. Зак видел, что те горожане, кто умел читать и писать, жили лучше, и считал, что этим они были обязаны образованию. Впервые он стал стыдиться убогой жизни своей семьи, Зак знал, что они бедны, но он и сознавал, что они ничего не делали, чтобы изменить положение, довольствуясь тем, что имели. Польза образования стала для мальчика очевидна, и в нем проснулась страсть к учению, о существовании которой раньше он и подозревать не мог.Уже через полгода Зак читал лучше, чем те, кто пришел в школу три года назад. Он старательно работал над каллиграфией, добиваясь аккуратности и четкости, не пасовал перед тонкостями, которые давались не сразу. По ночам при свече Зак часами заучивал слова и определения из словаря Вебстера, который дала ему миссис Арабелла, жена отца Флэттса. Миссис Арабелла была учительницей. Через год, когда Хоувы не смогли больше платить за учебу Зака, она взяла его к себе в работники в счет уплаты за обучение.
Натаниэл был этим очень недоволен, но Зак, проявляя невероятное упорство и энергию, управлялся и с работой на ферме, и с делами у Флэттсов. К середине учебного года он мог читать, заучивать и толковать целые страницы из Библии. У Зака обнаружились недюжинные способности к английскому языку, кроме того, он умел ставить цель и добиваться ее. В его речи появились новые слова, и теперь Зак говорил легко и живо. Каким-то образом он ухитрился познакомиться с вдовой Мак-кейн, соседкой Флэттсов, у которой была богатая библиотека. Вдова давала ему читать свои книги, и Зак поглощал их с жадностью, том за томом.
Миссис Арабелла открыла перед ним волшебную дверь в мир знаний, Библия познакомила его с чудесными историями, описаниями героических деяний. Но подлинный переворот в его жизни совершило знакомство с библиотекой миссис Маккейн. Именно тогда Зак по-настоящему понял, как скучно и однообразно он жил. Книги поведали ему о дальних странах, которые казались более реальными и полными жизни, чем узкий мирок Мадди-Лейк. Он узнал о далеких и удивительных Индии, Греции, Китае и России.
И чем шире раскрывался перед Заком новый прекрасный мир, тем сильнее манила его незнакомая волнующая жизнь. Он уже начал презирать Мадди-Лейк. Его влекли эти дальние страны, где жили изящные женщины со светлой кожей, миндалевидными глазами и маленьким ртом; в своих мечтах Зак бродил по Зимнему дворцу, его тянуло своими глазами увидеть руины древних цивилизаций. Все его существо было охвачено этим неутолимым желанием, но обуревавшие его чувства Зак хранил в тайне, справедливо считая, что учебе неминуемо придет конец, если отцу станет известно, в какие дали забрасывало его воображение. Чувствуя, как медленно и неотвратимо удаляется он от семьи, как день ото дня растет разделяющая их пропасть, Зак понял причину этого: родные не могли разделить его чувства, понять мечты и стремления. И только пять лет спустя Зак решился раскрыть свой секрет.
Как-то в воскресенье приехала их навестить сестра Зака Летиция с мужем Теодериком и непрестанно галдящими детьми. У Теодерика была ферма в нескольких милях по соседству. Сью Эллен очень гордилась удачным браком дочери. Хотя денег у Теодерика было мало, но ему принадлежали табачные поля, что было немаловажно в глазах соседей.
Обедали на веранде за столом, сколоченным из грубо обтесанных досок. Чтобы как следует отметить встречу, Летиция и Сью Эллен объединили свои ресурсы, и обед удался: были жареные цыплята, картофельное пюре с подливкой, хлеб из кукурузы, на десерт Сью Эллен испекла свой фирменный пирог с яблоками.
За столом все, включая детей, говорили мало, целиком сосредоточившись на еде. Для семьи Хоувов это был настоящий пир. Ели с таким видом, словно совершали какой-то религиозный обряд.
С обедом покончили быстро. Сью Эллен стала убирать со стола, мужчины остались на веранде: жевали табак, курили трубки, пили яблочное вино. Дети помчались в лес, где стали играть в придуманные самими игры.
Заккес мало виделся с сестрой после ее замужества. Теперь они вместе прошли до самого конца поля, где извилистый ручей служил естественной границей между землями Хоувов и Свагертисов. Они долго молчали.
Когда брат с сестрой шли по полю, Летиция время от времени бросала на Зака встревоженные взгляды. Она чувствовала: его что-то угнетало, но Летиция была из рода Хоувов, а Хоувы не позволяли себе совать нос в чужие дела. Она ждала, когда брат заговорит сам.
Зак сорвал сухой стебелек и, волнуясь, разорвал его на части, потом он бросал кусочки в ручей, наблюдая, как течение подхватывает их и уносит прочь. Наконец он решился, не в силах дольше скрывать свои мысли.
— Летиция!
Сестра повернула к нему веснушчатое лицо с выдававшимся вперед резко очерченным подбородком. Его взгляд был устремлен вдаль, на дом, где он родился. Из покосившегося дымохода лениво вилась струйка дыма. Повсюду в траве стрекотали кузнечики, из кустов неслись нескончаемые трели, квакала лягушка.
— Я больше не могу этого выносить! — вырвалось у Зака.
Услышав эти слова, Летиция нахмурилась. Речь брата сильно изменилась, с тех пор как он начал ходить в школу, она даже стала с трудом его понимать. Теперь Зак говорил очень правильно, без тех многочисленных ошибок и любимых словечек, которых раньше с избытком хватало в его языке.
— А чем здесь плохо? — возмущенно спросила Летиция.
В его глазах вспыхнул огонь, он не мог больше сдерживаться.
— Да ведь существует огромный мир, бесконечный и прекрасный! Ты когда-нибудь слышала о том, что есть покрытые снегом огнедышащие горы?
— Ооо-ох! — Летиция в испуге прикрыла рот рукой и вытаращила глаза. — Боже ж мой, да на что они мне, эти горы! Я бы там со страху умерла! — Она отняла руку от лица и улыбнулась. — Ты, наверное, меня разыгрываешь?
— Нет, — тихо сказал он, — все это правда.
— А ты откуда знаешь? — засомневалась Летиция. — Ты там был, что ли?
— В какой-то степени был.
— Когда?
— Я… я читал об этом.
— Ааа… — протянула Летиция.
И столько пренебрежения было в ее тоне, что у Зака все возбуждение как рукой сняло. Он ругал себя за то, что доверил сестре сокровенные мысли. Она не умела читать, и для нее не существовало волшебной силы слов. Летиция бы просто не поверила в реальность мира, описываемого в книгах. Каким же он был дураком, что раскрыл перед ней душу.
— Уж не думаешь ли ты поехать искать эти дурацкие снежные горы из сказок? — спросила сестра, пристально глядя на брата.
Он прикусил губу и кивнул, потом до боли сжал ее руки так, что Летиция вскрикнула.
— Мне нужно уехать, — сказал он. — Но обещай, что ничего не расскажешь маме и отцу.
— Это все святой отец виноват. — Она тряхнула светлыми волосами. — Это он забил тебе голову разными фантазиями. Да, фантазиями. И если ты будешь рассказывать здесь о таких вещах, на тебя будут смотреть, как на ненормального.
— Святой отец здесь ни при чем, — покачал головой Зак. — Все дело в книгах. Они говорят со мной. Ты понимаешь, Летиция, говорят!
Летиция посмотрела на брата, как на сумасшедшего.
— Когда читаешь книгу, — терпеливо объяснял Зак, — кажется, что беседуешь с очевидцем событий, о которых там написано.