Наверно, потому, что возмездие чаше всего не проявляется так очевидно, как в этих случаях. Многие из злых гениев человечества ушли из жизни вполне благополучно, закончив свои дни в собственной постели… Но все ли мы знаем об их последних днях? И о том, что творилось у них в голове перед тем, как отправиться туда, где прибытия палачей давно ждали их жертвы?
   Во всяком случае, двое ученых, находившихся на борту «Алазана», не думали о расплате и наверняка даже не предполагали, что совершают еще одно страшное злодеяние. Они думали о блестящем завершении своего научного эксперимента и беспокоились лишь о том, чтобы глубоководное бурение не повредило источник несметного богатства и беспредельной власти компании «Инпланет».
   «Алазан» — самое большое судно в реестре флота компании на Ароме, представлял собой однопалубный катамаран, в центре которого разместилась мощная буровая установка, способная своим алмазным буром пробить отверстие в породе любой прочности на глубине до ста метров.
   Больше и не требовалось. К моменту начала этого последнего эксперимента живая скала переместилась почти к самому берегу «Черной гавани» и оказалась на прибрежном мелководье.
   Толщина ее каменной оболочки составляла всего несколько метров, дальше, если верить показаниям сканеров, шла жидкая субстанция — и ученые надеялись, что все эти сотни тонн жидкости окажутся чистейшей «жемчужной слизью».
   Они собирались проделать в оболочке скалы небольшое отверстие, не более десяти сантиметров в диаметре, ввести в него титановую трубу, заканчивающийся гибким шлангом, способным подавать добытую из глубины жидкость непосредственно на берег.
   Они забыли лишь об одном — о том, что находятся на чужой планете и имеют дело с загадочным живым объектом. Забыли или просто старались не думать об этом? Испытывали ли они страх в тот момент, когда бур коснулся живого каменного тела?
   Если верить рассказу единственного уцелевшего участника этой операции, приступ непонятного страха скрутил всех, кто находился на борту «Алазана». Океан вокруг судна забурлил, словно под его килем заработал гигантский гейзер, алмазный бур не успел сделать и нескольких оборотов, как скала раскрылась, словно две половинки гигантского грецкого ореха, и ее содержимое выплеснулось в океан.
   Огромная воронка образовалась на том месте, где только что был корабль, и вопль ужаса находившихся на его борту людей долетел до самого берега… Лишь один из них уцелел, и я предпринял целое расследование, чтобы выяснить, почему уцелел именно он, но так ничего и не выяснил.
   В большинстве случаев тайные причины, управляющие человеческой судьбой, или «кармой», как называют квинтэссенцию нашей судьбы древние философы, остаются для нас непонятными.
   Какие бы силы ни управляли проявлением непонятных чудес, время от времени врывающихся в реальность нашей жизни, одного из членов команды «Алазана», простого механика, никоим образом не связанного с проектом «Жемчужная слизь», волна выбросила на берег, и полчища призрачных монстров, оставшихся на берегу после того, как схлынула эта чудовищная волна, разрушившая ангар и всю пристань, не тронули его.
   Обтекая со всех сторон тело лежавшего без сознания человека, они двинулись к городу, и я видел картину этого ужасного шествия собственными глазами…
   К этому моменту наш мобиль находился на расстоянии двух километров от города, но в том месте высокая гряда холмов открывала перед нами широкую панораму царившего внизу ужаса.
   Нельзя сказать, чтобы все жители города безропотно отдали себя на заклание чудовищным тварям, вышедшим из моря. Некоторые сопротивлялись, используя вместо оружия все, что подворачивалось под руку. Это было первым и последним нападением морских призраков при свете солнца. Позже они научились летать и действовать только ночью — они вообще очень быстро учились. Но в тот момент солнечные лучи, проходя сквозь их призрачные тела, освещали корчившихся внутри чудовищ, еще живые тела людей. И я до сих пор не понимаю, зачем они это делали? Зачем заглатывали несчастных? У них не было даже желудка, а после того как человек умирал, — они выплевывали мертвое тело и бросались в погоню за новой жертвой…
   Именно поэтому вся набережная, на месте основной трагедии, позже, когда трупы разложились под солнцем, оказалась усыпанной валом человеческих костей. Что это было, возмездие? Желание избавить планету от непрошеных гостей, нарушивших ее, неведомые нам законы? Не знаю… Но мне почему-то кажется, что это была расплата за совершенные людьми злодеяния.
   Много времени простояли мы на нашем наблюдательном посту неподвижно, скованные ужасом, не в силах сдвинуться с места. Когда вал чудовищ, идущих по улицам городка сплошным потоком, миновал последние строения пригорода и выплеснулся в пустыню, преследуя беспорядочно бегущую толпу, в которой оставались теперь в основном дети, женщины и старики, а также те из мужчин, у кого не хватило мужества сопротивляться хлынувшему из моря бедствию, Ирина дернула меня за руку, заставив вернуться в реальный мир.
   — Мы не сможем им помочь. Если эти люди доберутся до нас, они выбросят нас из машины и, возможно, убьют. Они совершенно обезумели.
   Ирина была права. Я вспомнил о своем неродившемся сыне, которому обязан был сохранить жизнь, и включил двигатель.
   Вскоре ужасная картина побоища скрылась из наших глаз.

ГЛАВА 23

   Почувствовав усталость, Ротанов на какое-то время был вынужден оторваться от экрана, но так и не рискнул спуститься вниз. Все время ему казалось, что его бесценная находка куда-нибудь исчезнет, и потому уже через пару минут он вернулся к чтению.
   «…Какое-то время я боялся, что люди, бежавшие из города, нагонят нас. Те, кто в момент нападения находились далеко от пристани, успели вывести из гаражей свои кары и, побросав в них самое необходимое, на полной скорости бросились прочь из города.
   Их машины были новее и мощнее моей, но оказалось, что божье провидение еще раз явило мне свою благосклонность, надоумив пару лет назад купить именно эту старенькую вездеходную машину, способную легко преодолевать песчаное бездорожье.
   Конечно, я купил ее не потому, что обладал даром предвидения, просто она была старее других машин и поэтому стоила дешевле.
   Зато теперь мы стали свидетелями того, как новые блестящие машины, едва сойдя с асфальта, застревали в песке одна за другой. Люди вынуждены были бросать их и продолжать путь пешком. Мы все еще находились достаточно далеко от них, но все же, не желая рисковать, я свернул в сторону от прямого пути, ведущего к горам, которого старались придерживаться беглецы. Вскоре мы остались одни в необъятной, несущей смерть пустыне. Казалось, ничто уже не спасет нас, солнце настолько раскалило корпус машины, что пришлось остановиться и переждать самые страшные часы полуденной жары в тени какого-то бархана.
   Мы успели взять с собой самое необходимое, и сейчас не испытывали нужды хотя бы в воде, но она застревала у меня в горле. Я не мог не думать о тех, кому повезло меньше, о тех, кто, обессилев, погибает сейчас под раскаленным солнцем.
   Возможно, кто-то осудит меня, наверно, мне следовало повернуть обратно и попытаться помочь хотя бы немногим.
   Хотел бы я увидеть этих судей на моем месте… Я думал о своей беременной жене и нашем неродившемся сыне. Их я обязан был защитить и спасти в первую очередь, и как только полуденная жара спала, мы поехали дальше.
   Я не сомневаюсь, что все, что я сделал раньше, и все, что делал сейчас, — не было случайностью, потому что цепочка внешне выглядевших случайными событий, таких, как покупка песчаного вездехода, изменение маршрута и даже вынужденная остановка в пустыне, — все это в конце концов привело нас к этому дому, в котором вы читаете мое послание.
   И, раз уж вы оказались здесь, вы, так же, как я, поняли, что это необычный дом. Он был построен не людьми, хотя и выглядит, как привычное наше строение. И у создателей этого дома была определенная цель… Позволю предположить, что он ждал здесь именно нас или кого-то другого, способного связно изложить все, что произошло.
   Но мы оказались здесь первыми, и больше никто из покинувших город не нашел дороги к нашему дому, хотя первые две—три ночи я просыпался от каждого подозрительного шороха. Слишком хорошо я знал, как непрочна внешняя оболочка, надетая на человека цивилизацией, ее законами и правилами. Стоит рухнуть или даже слегка ослабнуть ее основным опорам, таким, как полиция, армия, администрация, — и на улицы выходят дикие банды, не знающие, что такое жалость. Но бог миловал, или, может быть, отвел в сторону глаза тех, кто мог принести несчастье в наш дом. Через некоторое время, как только мы немного оправились и пришли в себя, я взялся за свой труд… Спешить мне было некуда, какое-то время я изучал компьютер и обширную библиотеку этого дома.
   Когда же пришло Бремя приступить к непосредственному изложению материала, я понял, что мне не хватает фактов и свидетельств очевидцев тех страшных событий.
   Тогда на какое-то время я оставил жену одну и отправился в пустыню к «Тракту скорби» — как впоследствии прозвали эту дорогу те, кому удалось уцелеть.
   Ослабевшие, отчаявшиеся люди все еще брели по ней небольшими группами, хотя основная масса беженцев к этому времени уже давно достигла Скалистых гор, куда лежал их путь.
   Не знаю, что они надеялись там отыскать, — возможно, мечтали о пещерах, в которых можно укрыться от убийственной жары пустыни, или более плодородных местах, пригодных для поселения, — вскоре мне придется выяснить, увенчались ли успехом их усилия. Несмотря на огромный риск, связанный с этим походом, мне предстоит туда отправиться. Уже через месяц нам понадобится врач, я знал, что ничем не смогу помочь Ирине в предстоящих родах, я панически боюсь крови, я не медик, к тому же в доме нет ни соответствующих инструментов, ни нужных в таком случае медикаментов.
   Если я хочу сохранить жену и сына, я обязан хотя бы попытаться найти человека, знакомого с медициной. Скорее всего, мне это не удастся, но все равно я должен попытаться.
   Так вот среди последних беженцев я встретил механика с «Антареса» и некоторых других очевидцев, снабдивших меня всем необходимым материалом. За фляжку воды я выменивал у них их истории, кое у кого нашлись даже фотографии, весьма пригодившиеся для моего отчета. Возможно, кому-то такой обмен покажется жестоким, но у меня не было выбора. Я никому не мог рассказать о нашем убежище, в доме слишком мало места, я не собирался делить его с посторонними, малознакомыми мне людьми, от которых не знаешь, чего ожидать.
   Когда их истории переставали меня интересовать, я незаметно исчезал и, притаившись за барханами, ждал, пока обессилевшие люди перестанут меня искать. Затем возвращался обратно к своему дому и к своему дневнику…»
   После этого в записях произошел перерыв, а ниже высветилось еще несколько строк, набросанных небрежно, с разрывами и пропусками.
   «Собственно, это все. Мне больше нечего добавить, кроме того, что завтра мы решили покинуть наше убежище и отправиться вслед за остальными по Тракту скорби, ведущему к Скалистым горам… Не знаю, останемся ли мы живы, не знаю даже, дойдет ли мой труд до тех, кому он предназначен. Для меня это уже не имеет значения. Да, и вот еще что, если вы решите искать укрывшихся в горах беженцев, будьте крайне осторожны, потому что…»
   На этом запись оборвалась. На экране заплясали какие-то голубые мушки. Программа явно капризничала. Что-то не так было с компьютером или его памятью. Разобраться с этим с ходу Ротанов не смог, а затем снизу раздался голос Линды, зовущей его к столу. Тогда он решил, что большого вреда не будет, если ненадолго все оставить как есть, и, не выключая компьютера, спустился в гостиную, где за широким столом, уставленным блюдами с дымящейся картошкой и свежими кусками вареного мяса, его давно уже ждали спутники.
   — Откуда такое богатство? — осведомился Ротанов, принюхиваясь к забытым ароматам свежей пищи.
   — Из холодильника, — отозвалась Линда, пожимая плечами. — Такое впечатление, что запасы здесь никогда не кончаются. Все абсолютно свежее.
   — Так и есть. Я там изучал что-то вроде дневника бывшего хозяина этого дома, в нем он упоминает о том, что вода, запасы продуктов и даже энергия в этом доме никогда не кончаются. Этот человек прожил здесь несколько месяцев.
   — И что же с ним случилось? Кому сейчас принадлежит дом?
   — Похоже, никому. Хозяин отправился на поиски поселенцев несколько месяцев назад, и с тех пор дом пустует.
   — Этого не может быть! — резко возразила Линда, отодвигая от себя пустую тарелку. По ее жесту было заметно, что она слишком взволнована этим, незначительным в общем-то для них фактом.
   — А почему не может?
   — Потому что в своей комнате я обнаружила кота! Не мог же кот прожить один в этом доме без воды и пищи несколько месяцев!
   — Ну пищи здесь достаточно… Может быть, кот научился открывать холодильник? — попробовал пошутить Зарудный.
   — Перестаньте! Мне не до шуток!
   — Шутками здесь и не пахнет, — мрачно подтвердил Ротанов. — Кот, разумеется, был черным?
   — Как ты догадался?..
   — Обычно в галлюцинациях являются именно черные коты.
   — Я пока еще не сумасшедшая!
   — Тогда, может быть, ты мне покажешь этого мифического кота? И заодно объяснишь, кто мог потратить целое состояние на то, чтобы привезти его с Земли, поскольку собственных котов здесь не водится, в генетической базе данных колонии были собаки, но котов там не было!
   — Я тебе его покажу! — Линда раздраженно вскочила из-за стола. — Посуду будете убирать сами и не надейтесь сделать из меня кухарку! На кухне будете дежурить по очереди!
   Ротанов прошел вслед за Линдой по длинному коридору до выбранной ею комнаты, где никакого кота, разумеется, не оказалось.
   Линда ошарашенно оглядывалась, несколько раз заглянула под кровать, открыла дверцы шкафа и даже попыталась передвинуть мебель. Было совершенно очевидно, что она искренне верит в существование своего мифического кота.
   Похоже, она его действительно видела, и Ротанову показалось, что он знает причину, по которой у нее начались галлюцинации. С каждым днем состояние Линды ухудшалось, проклятый жемчуг высасывал из нее все соки, но на все его просьбы снять камень она каждый раз отвечала решительным отказом.
   И сейчас, чтобы избежать очередной ссоры, осталось только молча повернуться и уйти. Даже внешне Линда сильно изменилась, но упорно не желала замечать происходивших с ней перемен. Месяц назад, оставшись с ней наедине, он закончил бы этот разговор поцелуем, но сейчас, бросив последний взгляд на камень, горевший под тканью ее блузки алым огнем, он молча вышел, тихо притворив за собой дверь, и она не остановила его. Похоже, даже не заметила его ухода, продолжая искать своего несуществующего кота.
   С этим нужно что-то срочно делать, — камень нужно снять с нее любым способом, даже если для этого придется применить силу. Он бы давно это сделал, если бы был уверен в том, что это ей поможет, но не было у него такой уверенности. Слишком часто хирурги, вырезая опухоль, убивают вместе с ней больного… Камень словно прирос к ней, стал частью ее тела, и Ротанов не знал, какими будут последствия, если попытаться его удалить насильно.
   Расставшись с Линдой, он молча проследовал через гостиную, где царило довольно унылое настроение, — нет лучшего способа испортить людям настроение, чем заставить двух мужиков убирать за собой посуду.
   Не став принимать участия в этом действе, Ротанов вновь поднялся на антресоли, где стоял компьютер, собираясь разобраться с упрямой программой.
   В кабинете ничего не изменилось, если не считать потухшего дисплея… Ротанов бросился к консоли. Раз за разом ударяя по клавише «RUN», он пытался оживить машину любым способом, но все было безрезультатно. Экран оставался черным, хотя в приемник по-прежнему был вставлен кристалл памяти, который он читал всего несколько минут назад.
   Ротанов проделал еще одну безнадежную попытку запустить машину, заранее зная, что положительного результата ему уже не удастся добиться.
   Он вынул кристалл памяти из приемника и вновь вставил его на место, вызвав этим действием полную перезагрузку компьютера. Но ничего не произошло. То есть машина пофыркала, высветила в конце концов дисплей со стандартными значками, один из которых сообщал о том, что на вставленном кристалле не содержится никакой информации.
   Когда Ротанов, проклиная себя за то, что оставил машину в рабочем состоянии, не переписав файл в безопасное место на чистый кристалл памяти, совсем отчаялся и собрался покинуть кабинет, экран дисплея вдруг засветился намного ярче. Причем не так, как это происходит, когда машина начинает работать, — в этом случае дисплей сразу вспыхивает ровным белым светом. Но на этот раз необычно яркое свечение появилось откуда-то из глубин экрана и постепенно, медленно увеличивая свою интенсивность, высвечивало в центре экрана какое-то неясное, размытое изображение.
   Прошло, наверно, не меньше минуты, прежде чем перед боявшимся перевести дыхание Ротановым на экране появилось человеческое лицо.
   Мужчина лет пятидесяти, с седыми висками, интеллигентными тонкими чертами лица, смотрел на него пристально своими темными глазами, казавшимися бездонными из-за того, что зрачки были расширены и занимали всю радужную оболочку глаз.
   — Нехорошо читать чужие дневники без разрешения! — медленно проговорил незнакомец, старательно выговаривая слова, будто вспоминая их произношение в чужом для него языке.
   — Кто вы?!
   — Я был Роном Палмесом при жизни. А теперь я постараюсь стать вашим проводником в тех сложнейших обстоятельствах, в которые вас угораздило вляпаться. Или, может быть, вашим кошмаром — это будет зависеть от ситуации и от того мнения, которое у меня сложится о новых постояльцах моего дома…
   Экран, мигнув последний раз, стал бесповоротно черным, и никакие усилия Ротанова уже не смогли его оживить.
   «Возможно, Линда не так уж одинока в своих галлюцинациях!» — подумал он, выключая компьютер.
   Ротанов вновь спустился вниз и незамеченным прошел на крыльцо. На кухне двое его спутников раздраженно гремели посудой.
   За порогом дома его ждала пустыня. Вечерние сумерки вступали в свои права. Далеко на западе гасли последние отблески зари, и с востока, из прерии, тянуло прохладой и ароматами раскрывшихся к вечеру цветов.
   Дом стоял на самой границе прерии, очерченной здесь довольно резко уходящей за горизонт зеленой линией травянистых зарослей. Скоро оттуда выползут ночные тени, и наступит время призраков. Причем вполне реальных, с которыми придется бороться с помощью оружия.
   Почему-то эта мысль не вызвала у него желания немедленно вернуться обратно. Тот, кто построил здесь этот необыкновенный дом, наверняка сумел обезопасить его от всех возможных случайностей.
   «Вот только черные коты по нему все-таки бродят и некстати появляются какие-то Палмесы».
   Только теперь он вспомнил, что уже встречал эту фамилию в дневнике Гранта, и ему захотелось узнать, какую роль играет этот странный человек в событиях, произошедших на Ароме.
   Он не был уверен в том, что ему это удастся, но знал, что приложит к этому все усилия.
   Неожиданно, словно подтверждая его мысль, в расположившейся неподалеку туче сверкнул ветвистый электрический разряд. Одна из его ветвей коснулась антенны, расположенной на крыше дома. Ничего не случилось. Не было ни искр, ни дыма — ничего. Дом стоял, по-прежнему притихший и молчаливый, но, похоже, разрешилась одна из его загадок. Теперь Ротанов по крайней мере, знал, каким образом заряжаются расположенные на чердаке аккумуляторы.

ГЛАВА 24

   Ротанову снилась земная столица. Он шел по проспекту Гагарина, посередине проезжей части, и поток мобилей, несущийся навстречу, с воем клаксонов обтекал его с обеих сторон.
   Когда, наконец, разорвав этот неприятный, полный опасности сон, он открыл глаза, клаксон за окном его комнаты продолжал издавать протяжные, частые гудки.
   Он мгновенно вспомнил, что здесь нет никаких мобилей, не может их быть в бездорожной пустыне, раскинувшейся на многие мили вокруг, и потому, как был в трусах и майке, вскочил с кровати и бросился к окну.
   Мобиль стоял под окном, метрах в сорока от дома. Это была очень старая вездеходная модель на воздушной подушке, с открытым верхом. Какой-то человек в кепке, кожаной куртке и защитных очках, словно сошедший с экрана старого фильма, давил на клаксон, как будто собрался во что бы то ни стало поднять с постелей всех обитателей дома.
   Вместо удивления Ротанов почувствовал раздражение от того, что его так рано подняли с постели, от того, что литроновый пол неприятно холодил ноги, и от того, что неожиданные события поджидали их в этом доме каждую минуту. Не было только ощущения опасности, не было необходимости хвататься за оружие, словно он знал заранее, что в этом доме им не может ничего угрожать. Да, собственно, так оно и было. За всю эту ночь сменявшиеся дежурные не заметили вокруг ничего необычного. Вообще, никакого движения, и вот теперь, пожалуйста, этот надоедливый, невесть откуда появившийся человек в мо-биле.
   Ротанов выскочил на крыльцо и еще больше рассвирепел от того, что клаксон продолжал гудеть, а утренний воздух пустыни оказался слишком холодным для его несерьезной одежды.
   — Может быть, вы прекратите сигналить?! Люди еще спят! — проорал он, воспользовавшись паузой между двумя гудками, словно стоял на пороге родного дома в Орловске и докучливый сосед, вечно ремонтировавший свою старую машину, задумал ни свет ни заря произвести проверку сигнала.
   — Какого черта вам нужно и кто вы такой?
   — Извините за то, что прервал ваш сон! Но у нас слишком мало времени. — Человек церемонно снял кепку, с видимым трудом выбрался из машины и пошел к Ротанову, неловко прижимая кепку к груди левой рукой. Правый карман его куртки подозрительно оттопыривался, там вполне могло быть оружие, и Ротанов выругал себя за беспечность.
   — Мое имя Грант. Силан Грант. Раньше этот дом принадлежал мне, а сейчас мне поручено следить за порядком в этом районе. Раз в неделю я доставляю отсюда припасы. Увидел свет в окнах и решил предупредить о своем прибытии, извините, если разбудил. Здесь редко бывают посторонние…
   Приветствие было слишком церемонным, а протянутая рука вполне дружеской. Ротанов почувствовал неловкость за свой непрезентабельный наряд и лишь теперь вспомнил, что означает имя этого незнакомца.
   — Вы автор дневника, оставленного здесь в компьютерной памяти?
   — Вы прочли мои записи?
   — Прочел.
   — Очень хорошо. Тогда это избавит нас от долгих объяснений. Вы знаете обо мне почти все. Но я не понимаю, как вы тут оказались. Откуда вы?
   — Прилетели с Земли. Инспектор внеземных поселений Ротанов!
   — С Земли? — Голос Гранта сел от волнения. — Но космодром давно заброшен, ни один звездолет не может совершить здесь нормальную посадку!
   — Мы спустились на посадочном модуле. Ему не нужна посадочная площадка.
   За спиной Ротанова обозначились фигуры Зарудного и Хорста, только Линды не было среди них. Ротанов подозревал, что даже стрельба из пушек не могла бы поднять ее с постели в такую рань.
   Когда с представлениями было покончено, они соорудили для своего неожиданного гостя холодный завтрак из бутербродов и кофе, приготовленного в электрическом кофейнике.
   — Как вам удается держать на ходу свою машину? — поинтересовался Ротанов. — Здесь же нет бензина.
   — Ей не нужен бензин.
   — А как же происходит катализ?
   — У нее электрический движок.
   — На аккумуляторах?
   — Ну естественно. Здесь нет энергетических линий подпитки.
   — Как же вы ухитряетесь заряжать аккумуляторы? — спросил Зарудный таким тоном, словно каждое слово Гранта вызывало у него подозрения.
   — Это одна из причин, по которой мне приходится раз в неделю посещать свой старый дом. Здесь на чердаке стоит мощный накопитель атмосферного электричества, от него и заряжаются мои аккумуляторы.
   — Я видел, как он действует, — сказал Ротанов, стараясь перевести беседу в более доброжелательное русло. — Расскажите лучше, чем кончился ваш поход через пустыню. Вы нашли доктора?
   Грант помрачнел и с минуту разглядывал кофейный осадок на краях своей чашки, словно собирался начать древний ритуал гадания на кофейной гуще.
   — К сожалению, нет… И я был прав в своих худших предположениях. Роды оказались трудными. Ребенка нам так и не удалось спасти.
   — Сочувствую…
   — Ничего. Прошло почти полгода. Я уже привык. Ирине намного тяжелее.
   — Почему вы не вернулись обратно в этот дом?
   — Ну как вам сказать… Я не люблю находиться на чужом иждивении. До сих пор я не знаю, кто построил этот дом, кто и почему снабжает его припасами и водой и какую плату, в конце концов, он потребует за все эти блага.
   — Я вас понимаю, — проронил Ротанов, вспомнив о том, что сразу после прибытия он испытывал точно такие же чувства.
   — Кроме того, нам захотелось быть поближе к людям, особенно после утраты нашего младенца. В новой колонии почти триста человек, им удалось построить неплохой поселок городского типа. Иногда наиболее отчаянные молодые люди предпринимают экспедиции в старый город, чтобы раздобыть хоть что-то из оставленных там вещей, инструментов и запасов. Часто эти походы заканчиваются трагедией. В пределах старого города моряники особенно активны…