Страница:
Ему захотелось узнать, откуда здесь взялся этот шатер? Чья безумная фантазия создала его среди безжизненной раскаленной местности?
Как только мысль Ротанова оформилась в желание, шатер приблизился и прочно встал на песок. Оставалось откинуть полог…
С минуту он медлил. Каждому нужна эта минута перед встречей с неведомым. Но минута прошла вместе с минутной слабостью. Инспектор откинул полог и увидел сидевшего на ковре хана.
— Ты кто? — спросил хан. — Привидение? Галлюцинация? Воображаемая субстанция художественной реальности?
— Я Ротанов. Инспектор внеземных поселений.
— Что здесь делает инспектор внеземных поселений?
Ротанов неопределенно пожал плечами, вошел в шатер и, не дожидаясь приглашения, опустился на ковер. Приподнял валявшийся на боку золотой кувшин, в котором еще плескались остатки жидкости, и с удовольствием выпил ее.
— Вино у тебя немного кисловатое, слабой выдержки, но хорошего вкуса.
— Ты это чувствуешь?! Ты можешь это чувствовать? Тогда почему же я не ощущаю ничего, кроме вкуса воды?!
— Возможно, ты хотел слишком многого? Возможно, твое сознание не в состоянии вместить в себя размеры твоих желаний?
— Ты говоришь непонятно, мне придется тебя казнить. Жаль, что среди моих слуг нет палача, чтобы сделать это немедленно.
— У меня такая специальность. Морочить людям голову и получать из их замороченных мозгов те крохи информации, которые там содержатся.
— По-моему, ты меня оскорбляешь. Возможно, мне все же придется приказать казнить тебя.
— Кому? Кому ты можешь это приказать? Здесь нет никого, кроме нас с тобой.
— У меня был робот. Я не знаю, куда он делся, но, если я его позову, он вернется и произведет необходимый ритуал казни.
— Слушай, хан, перестань молоть чепуху и лучше скажи, почему ты здесь оказался? Какого дьявола тебе не хватало в обычном мире? Зачем тебе понадобились врата?
— Слишком тяжелая жизнь с той стороны. Голодная, несправедливая и тяжелая.
— Мы сами делаем ее такой.
— От этого она не становится легче.
— Ладно. В конце концов это твое личное дело. Скажи мне, ты не знаешь, кто такие гарсты?
— Впервые слышу. Хотя нет, постой. Староста говорил что-то про яйца гарстов, из которых родилась беда, но, по-моему, дело здесь не в них.
— Мне тоже так кажется, но оставим это, сейчас не лучшее время искать виновников катастрофы. Во всяком случае, не здесь их надо искать. Ротанов выделил слова «не здесь», всем своим видом призывая хана к осторожности, и, кажется, тот понял, молча кивнул и отвернулся. Вид у хана был удрученный и какой-то пришибленный. Помолчав некоторое время, Ротанов решился задать свой следующий вопрос, тот самый, ради которого он здесь оказался.
— Скажи мне, хан, ты не жалеешь, что прошел врата? Доволен своей жизнью здесь?
— Не издевайся надо мной! Местное вино и пища не имеют для меня вкуса, женщин здесь нет. Здесь вообще никого нет, кроме этого проклятого металлического болвана, который всегда исчезает в самый нужный момент.
— Тогда, быть может, тебе имеет смысл отправиться вместе со мной обратно и попытаться изменить среду своего существования?
— Как это?
— Да очень просто. Вещи, нас окружающие, и даже атмосфера, которой мы здесь дышим, зависят от нас самих, во всяком случае, большую часть среды, в которой живем, мы создаем сами, нашими собственными усилиями. Стоит захотеть изменить окружающее… Захотеть сильно, по-настоящему, и оно изменится!
— Черта с два оно изменится! Сотни других живущих здесь болванов не желают ничего менять!
— Откуда ты знаешь? Ты их видел? Ты с ними говорил?
— Я же сказал тебе, рядом со мной никого нет! Но где-то они все же есть, и я знаю, чего они хотят или не хотят.
— Возможно, ты ошибаешься. Давай поднимайся со своего ковра. Попробуем поискать тех, кто пришел сюда раньше нас. Уверен, мы их найдем, и, кто знает, вместе сумеем что-то придумать.
— Все инспекторы такие оптимисты? — спросил хан, тем не менее кряхтя поднимаясь с ковра. На какой-то миг в его глазах мелькнуло сожаление. Расставаясь с привычным, маленьким и теплым мирком, человек всегда испытывает сожаление. Некоторые могут с этим справиться и сделать шаг наружу, но большинство вновь опускают свое седалище на привычное место. Особенно если оно согрето мягким ковром…
Однако, к чести хана, он не стал противиться предложению Ротанова и протянул ему руку, словно просил поддержать его в трудный момент.
Мгновение спустя они уже летели сквозь бесчисленные наслоения местного пространства и вскоре оказались в огромной библиотеке, в которой обитал ученый.
В основном ученые делятся на две категории. Одни пытаются изучать то, что нам еще неизвестно. Другие придумывают собственные теории, не имеющие никакого отношения к реальности, и всю жизнь доказывают их правильность.
Доказывать всегда легче, чем исследовать. Но Андрей Дубнин был исследователем, и именно поэтому решил во что бы то ни стало побывать на Ароме, как только узнал о ее уникальном, не похожем ни на одну другую, известную людям планету, биоценозе.
Он использовал весь свой немалый научный авторитет для того, чтобы получить в компании «Инпланет» место научного консультанта на ее аромской базе. И, проведя на Ароме всего два года, пришел к совершенно ошеломляющим выводам.
Биосфера этой планеты, лишенная фауны, тем не менее оказалась способной к саморегулированию, словно представляла из себя единый живой организм.
Вскоре он сделал в своих исследованиях следующий шаг и установил, что такая сложная целенаправленная регулировка всех планетарных процессов невозможна без управляющего центра, или некоего «планетарного мозга», установить местонахождение которого Дубнину так и не удалось.
Результаты получались слишком противоречивыми и невероятными. А данные, доказывающие его выводы, казались Дубнину недостаточными. Управляющие структуры вроде бы были рассеяны по всей планете в виде мельчайшей биологической взвеси, напоминающей земные вирусы. Он отыскал их в воде, в воздухе, в почве, и их присутствие подавляло развитие всех прочих бактерий, что в исторической перспективе могло объяснить отсутствие на Ароме развитой фауны.
Эволюция, подавленная в самом начале, не могла нормально развиваться на этой планете.
Но самым невероятным Дубнину показался его собственный вывод о том, что эти биологические кристаллы в случае угрозы их существованию были способны объединяться в сложнейшие структуры, используя для этого неизвестное земной науке поле биологической энергии…
Открытие выглядело слишком фантастичным, а Дубнин привык к добросовестным научным исследованиям и обоснованным выводам, поэтому он не решился сразу опубликовать результаты своих исследований.
Затем разразилась катастрофа, научный центр на Ароме вместе с большинством материалов и результатов наблюдений ученого был уничтожен, а сам Дубнин, наверно, единственный из всех прошедших врата, оказался по ту их сторону против своей воли…
Это произошло через два месяца после исхода. Дубнина выбрали членом Совета новой колонии, и он, используя свое положение, стал настаивать на организации похода в район бывшего космодрома для того, чтобы попытаться отправить на Землю буйковую радиограмму с основными выводами своих работ.
Материалы, подтверждающие эти выводы, были безнадежно утрачены, но никто не мешал Дубнину отправить на Землю тревожную радиограмму с призывом повторить исследования, а до их завершения объявить Арому закрытой планетой, слишком опасной для человека…
Именно это он и собирался сделать, хотя на Совете, настаивая на необходимости экспедиции к космодрому, выдвигал совершено другие доводы.
Никто не знал, сохранились ли на космодроме спутниковые передатчики, но Совет новой колонии склонялся к тому, чтобы поддержать Дубнина и отправить на заброшенный космодром отряд добровольцев в надежде найти там остатки уцелевшего оборудования, в котором так остро нуждалась колония. Однако накануне решающего заседания совета Дубнин исчез из поселка навсегда…
ГЛАВА 42
Как только мысль Ротанова оформилась в желание, шатер приблизился и прочно встал на песок. Оставалось откинуть полог…
С минуту он медлил. Каждому нужна эта минута перед встречей с неведомым. Но минута прошла вместе с минутной слабостью. Инспектор откинул полог и увидел сидевшего на ковре хана.
— Ты кто? — спросил хан. — Привидение? Галлюцинация? Воображаемая субстанция художественной реальности?
— Я Ротанов. Инспектор внеземных поселений.
— Что здесь делает инспектор внеземных поселений?
Ротанов неопределенно пожал плечами, вошел в шатер и, не дожидаясь приглашения, опустился на ковер. Приподнял валявшийся на боку золотой кувшин, в котором еще плескались остатки жидкости, и с удовольствием выпил ее.
— Вино у тебя немного кисловатое, слабой выдержки, но хорошего вкуса.
— Ты это чувствуешь?! Ты можешь это чувствовать? Тогда почему же я не ощущаю ничего, кроме вкуса воды?!
— Возможно, ты хотел слишком многого? Возможно, твое сознание не в состоянии вместить в себя размеры твоих желаний?
— Ты говоришь непонятно, мне придется тебя казнить. Жаль, что среди моих слуг нет палача, чтобы сделать это немедленно.
— У меня такая специальность. Морочить людям голову и получать из их замороченных мозгов те крохи информации, которые там содержатся.
— По-моему, ты меня оскорбляешь. Возможно, мне все же придется приказать казнить тебя.
— Кому? Кому ты можешь это приказать? Здесь нет никого, кроме нас с тобой.
— У меня был робот. Я не знаю, куда он делся, но, если я его позову, он вернется и произведет необходимый ритуал казни.
— Слушай, хан, перестань молоть чепуху и лучше скажи, почему ты здесь оказался? Какого дьявола тебе не хватало в обычном мире? Зачем тебе понадобились врата?
— Слишком тяжелая жизнь с той стороны. Голодная, несправедливая и тяжелая.
— Мы сами делаем ее такой.
— От этого она не становится легче.
— Ладно. В конце концов это твое личное дело. Скажи мне, ты не знаешь, кто такие гарсты?
— Впервые слышу. Хотя нет, постой. Староста говорил что-то про яйца гарстов, из которых родилась беда, но, по-моему, дело здесь не в них.
— Мне тоже так кажется, но оставим это, сейчас не лучшее время искать виновников катастрофы. Во всяком случае, не здесь их надо искать. Ротанов выделил слова «не здесь», всем своим видом призывая хана к осторожности, и, кажется, тот понял, молча кивнул и отвернулся. Вид у хана был удрученный и какой-то пришибленный. Помолчав некоторое время, Ротанов решился задать свой следующий вопрос, тот самый, ради которого он здесь оказался.
— Скажи мне, хан, ты не жалеешь, что прошел врата? Доволен своей жизнью здесь?
— Не издевайся надо мной! Местное вино и пища не имеют для меня вкуса, женщин здесь нет. Здесь вообще никого нет, кроме этого проклятого металлического болвана, который всегда исчезает в самый нужный момент.
— Тогда, быть может, тебе имеет смысл отправиться вместе со мной обратно и попытаться изменить среду своего существования?
— Как это?
— Да очень просто. Вещи, нас окружающие, и даже атмосфера, которой мы здесь дышим, зависят от нас самих, во всяком случае, большую часть среды, в которой живем, мы создаем сами, нашими собственными усилиями. Стоит захотеть изменить окружающее… Захотеть сильно, по-настоящему, и оно изменится!
— Черта с два оно изменится! Сотни других живущих здесь болванов не желают ничего менять!
— Откуда ты знаешь? Ты их видел? Ты с ними говорил?
— Я же сказал тебе, рядом со мной никого нет! Но где-то они все же есть, и я знаю, чего они хотят или не хотят.
— Возможно, ты ошибаешься. Давай поднимайся со своего ковра. Попробуем поискать тех, кто пришел сюда раньше нас. Уверен, мы их найдем, и, кто знает, вместе сумеем что-то придумать.
— Все инспекторы такие оптимисты? — спросил хан, тем не менее кряхтя поднимаясь с ковра. На какой-то миг в его глазах мелькнуло сожаление. Расставаясь с привычным, маленьким и теплым мирком, человек всегда испытывает сожаление. Некоторые могут с этим справиться и сделать шаг наружу, но большинство вновь опускают свое седалище на привычное место. Особенно если оно согрето мягким ковром…
Однако, к чести хана, он не стал противиться предложению Ротанова и протянул ему руку, словно просил поддержать его в трудный момент.
Мгновение спустя они уже летели сквозь бесчисленные наслоения местного пространства и вскоре оказались в огромной библиотеке, в которой обитал ученый.
В основном ученые делятся на две категории. Одни пытаются изучать то, что нам еще неизвестно. Другие придумывают собственные теории, не имеющие никакого отношения к реальности, и всю жизнь доказывают их правильность.
Доказывать всегда легче, чем исследовать. Но Андрей Дубнин был исследователем, и именно поэтому решил во что бы то ни стало побывать на Ароме, как только узнал о ее уникальном, не похожем ни на одну другую, известную людям планету, биоценозе.
Он использовал весь свой немалый научный авторитет для того, чтобы получить в компании «Инпланет» место научного консультанта на ее аромской базе. И, проведя на Ароме всего два года, пришел к совершенно ошеломляющим выводам.
Биосфера этой планеты, лишенная фауны, тем не менее оказалась способной к саморегулированию, словно представляла из себя единый живой организм.
Вскоре он сделал в своих исследованиях следующий шаг и установил, что такая сложная целенаправленная регулировка всех планетарных процессов невозможна без управляющего центра, или некоего «планетарного мозга», установить местонахождение которого Дубнину так и не удалось.
Результаты получались слишком противоречивыми и невероятными. А данные, доказывающие его выводы, казались Дубнину недостаточными. Управляющие структуры вроде бы были рассеяны по всей планете в виде мельчайшей биологической взвеси, напоминающей земные вирусы. Он отыскал их в воде, в воздухе, в почве, и их присутствие подавляло развитие всех прочих бактерий, что в исторической перспективе могло объяснить отсутствие на Ароме развитой фауны.
Эволюция, подавленная в самом начале, не могла нормально развиваться на этой планете.
Но самым невероятным Дубнину показался его собственный вывод о том, что эти биологические кристаллы в случае угрозы их существованию были способны объединяться в сложнейшие структуры, используя для этого неизвестное земной науке поле биологической энергии…
Открытие выглядело слишком фантастичным, а Дубнин привык к добросовестным научным исследованиям и обоснованным выводам, поэтому он не решился сразу опубликовать результаты своих исследований.
Затем разразилась катастрофа, научный центр на Ароме вместе с большинством материалов и результатов наблюдений ученого был уничтожен, а сам Дубнин, наверно, единственный из всех прошедших врата, оказался по ту их сторону против своей воли…
Это произошло через два месяца после исхода. Дубнина выбрали членом Совета новой колонии, и он, используя свое положение, стал настаивать на организации похода в район бывшего космодрома для того, чтобы попытаться отправить на Землю буйковую радиограмму с основными выводами своих работ.
Материалы, подтверждающие эти выводы, были безнадежно утрачены, но никто не мешал Дубнину отправить на Землю тревожную радиограмму с призывом повторить исследования, а до их завершения объявить Арому закрытой планетой, слишком опасной для человека…
Именно это он и собирался сделать, хотя на Совете, настаивая на необходимости экспедиции к космодрому, выдвигал совершено другие доводы.
Никто не знал, сохранились ли на космодроме спутниковые передатчики, но Совет новой колонии склонялся к тому, чтобы поддержать Дубнина и отправить на заброшенный космодром отряд добровольцев в надежде найти там остатки уцелевшего оборудования, в котором так остро нуждалась колония. Однако накануне решающего заседания совета Дубнин исчез из поселка навсегда…
ГЛАВА 42
Оказавшись в библиотеке и увидев Дубнина, целиком поглощенного чтением лежавшей перед ним старинной бумажной книги, Ротанов на какое-то время забыл о том, где он находится, слишком большую радость испытал инспектор, узнав этого человека. Он узнал Дубнина, хотя никогда не видел его раньше, узнал потому, что обязан был еще на Земле добросовестно изучить личные дела всех представляющих интерес администраторов, научного и технического персонала компании «Инпланет», всех, кто определял на Ароме ее деятельность, и уже поэтому должен был находиться в центре развернувшихся здесь событий.
Дубнин был одним из таких, наиболее интересных для него людей. «Конечно, если это действительно Дубнин!» — поспешил Ротанов вылить на себя ушат холодной воды. «Не забывай, где ты находишься! Не забывай об их возможностях! Им ничего не стоит подсунуть тебе виртуальную копию человека лишь для того, чтобы ты поверил в полученную от него информацию! Прежде всего, следует убедиться в том, что это действительно Дубнин… Что там есть в его личном деле такого, за что можно зацепиться? Такого, о чем он сам не должен знать ни в коем случае?»
Перед отправкой на периферийные планеты весь научный персонал подвергался негласной проверке, не только службой безопасности компании, но и соответствующим отделом его родного ведомства. Так уж повелось издавна, и, хотя особой необходимости в настоящее время в подобных проверках не было, они не раз позволяли выявить людей с чрезмерным индивидуализмом или потенциальных борцов за независимость колоний, за их отделение от Федерации. Именно таких людей больше всего опасались федеральные власти, поэтому и принимали все меры, иногда не слишком законные, чтобы преградить им дорогу в колонии…
Но Дубнин легко прошел проверку, лишь один пунктик его биографии вызвал у инспектора Леднева, подписавшего разрешение на эмиграцию ученого, некоторые сомнения, заставившие отметить эту деталь в служебном примечании, и сейчас фотографическая память Ротанова высветила перед его мысленным взором нужные строки из этого документа… «Излишне самостоятелен в суждениях, не считается с авторитетами. Рискнул на конгрессе биологов оспаривать данные, полученные академиком Левиным».
«Вряд ли он знает, чем закончился его спор с Левиным. Ведь именно Левин потребовал увольнения Дубнина из института биологии, и это была главная причина, повлиявшая на решение эмиграционных властей… Иногда от неудобных людей избавлялись без лишнего шума, буквально подталкивая их к решению об эмиграции. В подобных случаях уже никто не считался с тем, как такой человек проявит себя в колонии, — интересы метрополии всегда оказывались на первом месте… Дубнин неплохо зарекомендовал себя в институте своими исследованиями в области эволюционной биологии — и, если сейчас перед ним действительно Дубнин, встреча с ученым может оказаться чрезвычайно полезной…»
Эти мысли промелькнули мгновенно, нисколько не мешая инспектору сосредоточить все свое внимание на Дубнине. Первое впечатление о человеке Ро-танов всегда считал самым важным.
«…Так, наконец он соизволил заметить наше появление. Некоторое удивление, скорее досада на то, что ему помешали, и никакой радости по поводу такого редкого здесь визита соотечественников…»
Ротанов присел за стол напротив ученого, предоставив на время хана самому себе. Обилие книг на полках и их названия произвели впечатление даже на этого ограниченного человека. Ротанова порадовало согласие хана отправиться вместе с ним, сейчас любой сторонник, любая поддержка ценились на вес золота. Даже такой человек, как хан, мог ему пригодиться. Однако инспектор дал себе слово не спускать с него глаз и ни в коем случае не позволять ему вмешиваться в сложную психологическую и дипломатическую работу, сопряженную со сбором любой полезной информации о новой, встреченной на Ароме космической расе. И вот в этом такой человек, как Дубнин, мог оказать Ротанову просто неоценимую помощь…
— Вы Дубнин, Андрей Петрович?
— Да, а в чем дело? — осведомился тот недовольно, словно Ротанов был всего лишь соседом по гостиничному блоку и без особой нужды оторвал от его важного дела.
— Не могли бы вы просветить меня относительно личности одного человека… Кто такой Левин?
Лишь теперь до Дубнина наконец дошла вся уникальность происходящего.
— Какого…?! Откуда вы здесь взялись и кто вы такие?
— Это мой друг хан, он очень недоволен тем, что рай за вратами оказался не совсем таким, как он ожидал, а вы довольны?
— Вы не ответили на мой вопрос, кто вы такие, чтобы позволять себе врываться ко мне в кабинет и задавать дурацкие вопросы?
— Это не ваш кабинет, Андрей Петрович. Здесь вообще нет кабинетов, и, если мне не изменяет рассудок, все окружающее вас великолепие — всего лишь слепок с вашего собственного воображения. Так кто такой Левин?
— Вначале объясните, кто такой вы?
— Я инспектор внеземных поселений Федерации Ротанов. И вопросы я вам задаю только необходимые. Я выполняю в чрезвычайных обстоятельствах очень важное задание. Так что потрудитесь ответить!
Ротанов умел, когда этого требовали обстоятельства, ломать упрямство и нежелание идти на сотрудничество самых разных людей, от президента отделившейся от Федерации независимой колонии до простого механика, следящего за состоянием дворовых роботов. Но в данном случае он, похоже, перегнул палку, потому что должного впечатления его наскок на Дубнина явно не произвел.
— Дался вам этот Левин! Он придумал нелепую теорию цикличности биоценоза, якобы повторявшуюся на разных планетах со схожими климатическими и биогенными условиями! Он подвел под свои совершенно умозрительные предположения соответствующий математический аппарат и в результате превратил свою собственную гипотезу в общепризнанную теорию!
— Подождите. Не забывайте, что я не биолог, и сейчас меня интересуют не теории Левина, а его научное звание!
— Ну, разумеется, он академик!
— Вы знаете о его конфиденциальном письме в совет Федерации?
— Разумеется, я об этом знаю, он сам переслал мне копию. Видимо, для того, чтобы лишний раз подчеркнуть неравенство нашего положения и свои возможности ломать жизнь неудобных для него людей!
«Похоже, он действительно Дубнин, и, если я не ошибся, этот ученый лучше кого бы то ни было должен понимать, что здесь произошло…» — подумал Ротанов, продолжая изучать лицо сидящего напротив него человека и не забывая ни на минуту, что это всего лишь копия ученого, виртуальная тень, погруженная в недра кибернетического монстра, в котором он и сам теперь пребывал…
— Мой спутник, — Ротанов кивнул в сторону хана, который, забыв обо всем на свете, изучал золотые тиснения на кожаных переплетах книг, — чрезвычайно недоволен тем, что обманулся во всех своих ожиданиях, которые у него имелись по поводу местного рая, — хотя причина этого, как мне кажется, заключена в нем самом. А вы? Вы довольны своим выбором?
— Выбором?! Каким выбором? Меня проволокли через врата силой! Меня никто не спросил о согласии! И, если вы действительно инспектор внешних поселений, вы должны защитить мое право на неприкосновенность личности!
— Именно этим я и собираюсь заняться. Расскажите подробно, что с вами произошло и почему вы здесь оказались?
— Было часа четыре утра. Ко мне заявились двое. После катастрофы колония у нас образовалась небольшая, все знают друг друга наперечет. Но эти двое были мне совершенно не знакомы. У меня неплохая память на лица, этих людей я раньше не видел. Один из них, видимо главный, был одет в темный широкий плащ и шляпу, он все время натягивал ее на глаза, возможно, для того, чтобы скрыть характерный шрам на лбу…
— Какой формы был шрам?
— Что-то вроде рыболовного крючка.
После этого сообщения Ротанов весь напрягся, как охотничий пес, почуявший близость дичи. Теперь он почти не сомневался, что речь шла все о том же таинственном типе — Палмесе, несомненно связанном с инопланетянами, обосновавшимися на Ароме. Возможно, он был их порученцем, а может быть, даже специально созданной для определенной цели личностью, подобной матросу на том одиноком корабле, что плывет одиноко по бурному морю…
О матросе Ротанов вспомнил, чтобы замаскировать свои выводы, но, похоже, на этот раз опоздал и, плюнув на неудавшуюся конспирацию, продолжил разговор уже в другом, откровенном ключе:
— Мне кажется, я встречался с этим человеком и знаю, о ком идет речь. Но для меня до сих пор остается неясным, к какой из двух могущественных сил, противостоящих друг другу на Ароме, он принадлежит.
— Если в качестве второй силы вы имеете в виду гарстов, как их называют наши хозяева, то мне неизвестно ни одного случая создания ими искусственной человеческой личности, хотя об истинных возможностях этого чудовищного мозга, управлявшего всей планетой еще до появления на ней рэнитов, мы не имеем ни малейшего представления.
— В том-то и дело! Именно поэтому у меня возникли сомнения относительно того, что Палмес посредник рэнитов. Все его поведение говорит о том, что он играет какую-то странную, двойную роль. Но продолжайте, возможно, ваша история прольет какой-то свет на эту загадочную личность.
— Эти бандиты вывели меня на улицу, даже не позволив толком одеться. Использовали какой-то газ, которым прыснули мне в лицо, после чего я уже не мог сопротивляться и стал похож на резиновую куклу.
— Парагаз… Это из нашего, человеческого арсенала…
— Что вы имеете в виду, откуда у них человеческий арсенал? От прежней колонии ничего не осталось, а в новой можно было найти разве что мотыгу, чтобы оглушить ею соседа.
— Не важно. Продолжайте!
— Я не мог самостоятельно передвигаться, и эти двое поддерживали меня под руки, чтобы я не упал, но видел я все отлично и все запомнил.
Рядом с моим домом стоял новенький кар. У нас была одна-единственная машина, которой распоряжался староста, или, как его иногда называли по старинке: «председатель Совета колонии», но этот кар ему не принадлежал.
Меня воткнули на заднее сиденье и повезли куда-то в пустыню. Мне очень хотелось выяснить, зачем меня похитили и что меня ждет в конце этого ночного путешествия. Поэтому я внимательно прислушивался, но эти двое всю дорогу молчали, словно роботы, которых забыли включить.
Машина шла очень быстро — это был какой-то вездеход последней модели, которому наши пустынные барханы не казались серьезным препятствием. Остановились мы только в развалинах старой башни.
Едва меня вывели из машины, как я сразу же обратил внимание на столб света, узким пучком пробивавший высокие перистые облака, уже окрашенные начавшимся рассветом.
Вот, собственно, и все мое приключение. Затем меня провели сквозь врата, сорвав с меня мою бренную оболочку, словно изношенную одежду. Теперь, как видите, я здесь…
— Подождите, а страж? Разве у входа не было стража?
— Никого там не было. Мы прошли сквозь светящуюся завесу, а мое бывшее тело осталось снаружи.
— А Палмес? Он тоже вышел из своего тела?
— Как бы не так! С ним ничего не произошло, словно он просто прогулялся под Триумфальной аркой.
— Этот человек, если только он человек, представляет для меня особый интерес. Он играет слишком большую роль во всех развернувшихся здесь событиях, иногда словно подталкивая их и даже в какой-то степени определяя их дальнейший ход.
— У меня тоже сложилось подобное впечатление, но мне все же кажется, что не главная ваша проблема в Палмесе.
— Что вы можете знать о моих проблемах? Мы познакомились всего несколько минут назад! А проблемы инспекции, которую я веду на этой планете, слишком далеки от сферы ваших интересов.
Ученый усмехнулся, и вокруг его глаз появились морщинки, похожие на лучики. Его лицо излучало спокойствие и уверенность, с ним было приятно говорить, но самое главное — он каким-то непостижимым образом вызывал к себе доверие, словно внушал его каждой своей улыбкой, каждым взглядом.
И Ротанов, всегда чрезмерно осторожный, отметив это обстоятельство, не слишком ему обрадовался, потому что все время ожидал какого-то подвоха со стороны рэнитов. Не зря его сюда пригласили, и те, с кем он здесь встречался, наверняка подбирались неслучайно. Видимая свобода передвижения еще ни о чем не говорила, те, кто управлял этим миром, знали его маршрут заранее, они могли подготовить к его визиту всех нужных людей, в том числе и этого симпатичного ему ученого.
На какое-то время Дубнин вынужден был прервать беседу, поскольку хан, слишком увлекшийся изучением позолоченных переплетов старых книг, сваливал их с полок беспорядочной грудой.
— Не могли бы вы поосторожней обращаться с моими книгами? Они представляют значительную историческую ценность…
— Перестаньте. Вы сами создали все это бумажное барахло, здесь достаточно простого желания, чтобы получить любую нужную вам вещь, за исключением женщин.
— Вы не совсем правы. Я действительно могу воспроизвести любую известную мне вещь, но у меня не хватило бы ни знаний, ни времени, чтобы создать подобную библиотеку. Это своеобразный подарок со стороны моих похитителей. Очевидно, они старались как-то скрасить мое заточение.
— Разве у вас нет доступа в их базы данных? — спросил Ротанов.
— В том-то и дело, что есть… Но там слишком много непонятного, недоступного для нашей науки. Я потратил все эти годы на изучение…
— Годы? Вы оказались здесь всего несколько месяцев назад, уже после катастрофы!
— Совершенно верно. Не забывайте только о том, что время здесь, внутри машины, течет намного быстрее, и, пока снаружи проходит месяц, здесь пролетает несколько лет.
— Да, мне говорили об этом, но я не предполагал, что разница так велика…
— Тем не менее это так. И за годы, проведенные здесь, я многое выяснил и кое в чем сумел разобраться. Это касается и тех проблем, которые так мучают вас в данный момент. — И вновь эта фраза ученого заставила Ротанова насторожиться.
— Откуда вам известно о моих проблемах? Вы читаете мои мысли?
— Что вы! Конечно, нет. Но достаточно поставить себя на ваше место, чтобы основная проблема, с которой вы столкнулись, стала совершено очевидна.
— И что же это за проблема? — Ротанов чувствовал, что разговор наконец подошел к своей главной точке, и весь превратился во внимание.
— Вы не знаете, что со всем этим делать. Какими рекомендациями закончить ваш будущий отчет правительству Земной Федерации, если вам повезет и удастся отправить этот документ на Землю.
— Так поделитесь вашими соображениями на сей счет. Я весь внимание! И поверьте, всегда привык считаться с дельными советами специалистов. — Словно желая подчеркнуть серьезность своего заявления, Ротанов достал из нагрудного кармана серебряный карандашик с крохотным диктофоном внутри и, не таясь, нажал кнопку записи. — Я предполагаю, что в данный момент вы говорите не от собственного имени, а от имени хозяев этой фантастической машины. Поэтому и включил запись.
— И совершенно напрасно, поскольку то, что я вам скажу, всего лишь мое мнение. Меня ограничили в выборе места. Я не могу выйти отсюда в реальный внешний мир, но во всем остальном я абсолютно свободен, и уж тем более в собственных мыслях, исследованиях и выводах.
Ротанов на это ничего не возразил, предпочитая оставаться при своем мнении и не ввязываться в бесполезную дискуссию. Между тем ученый выключил дисплей, захлопнул свою толстую старинную книгу, уселся в кресле поудобней, словно готовясь к длительной беседе, и неожиданно для Ротанова начал разговор с самого важного, с той проблемы, которая действительно мучила инспектора с момента, когда он узнал о главном предназначении рэнитской машины.
— Независимо от того, как сложатся ваши дальнейшие взаимоотношения с рэнитами, правительство Земной Федерации никогда не решится нанести вред этому хранилищу знаний, и, следовательно, серьезная военная акция исключается…
— Мы могли бы провести ограниченную акцию, например, попробовать отключить энергетические каналы, питающие машину из каких-то внешних источников…
— Вы ничего не знаете об этих источниках. На самом деле машина выкачивает энергию из магнитного поля планеты без всяких внешних каналов. Но, даже если бы они существовали, вы никогда не решитесь на подобную операцию просто потому, что большая часть памяти находящихся здесь машин, здесь не одна машина, а несколько, выполняющих различные функции, так вот большая часть памяти этих машин — энергозависимая. И в случае прекращения подачи энергии будет необратимо стерта. Это не относится к управляющим и защитным центрам — здесь есть и такие, причем весьма мощные, против которых земная техника будет выглядеть детской игрушкой.
— Мне кажется, вы пытаетесь напугать, если и не меня лично, то тех, кто будет читать мой отчет.
— Отнюдь. Я всего лишь предостерегаю вас от неосторожных шагов. Давайте примем то, о чем я вам сказал, как предположение, и подумаем, что же вам остается делать, если оно верно?
— Думать я все-таки предпочитаю самостоятельно, — сказал Ротанов, поднимаясь и тем самым давая понять, что дискуссия на этом окончена. Он потерял всякий интерес к этой беседе, окончательно решив, что его кормят заранее подготовленной кашей.
Дубнин был одним из таких, наиболее интересных для него людей. «Конечно, если это действительно Дубнин!» — поспешил Ротанов вылить на себя ушат холодной воды. «Не забывай, где ты находишься! Не забывай об их возможностях! Им ничего не стоит подсунуть тебе виртуальную копию человека лишь для того, чтобы ты поверил в полученную от него информацию! Прежде всего, следует убедиться в том, что это действительно Дубнин… Что там есть в его личном деле такого, за что можно зацепиться? Такого, о чем он сам не должен знать ни в коем случае?»
Перед отправкой на периферийные планеты весь научный персонал подвергался негласной проверке, не только службой безопасности компании, но и соответствующим отделом его родного ведомства. Так уж повелось издавна, и, хотя особой необходимости в настоящее время в подобных проверках не было, они не раз позволяли выявить людей с чрезмерным индивидуализмом или потенциальных борцов за независимость колоний, за их отделение от Федерации. Именно таких людей больше всего опасались федеральные власти, поэтому и принимали все меры, иногда не слишком законные, чтобы преградить им дорогу в колонии…
Но Дубнин легко прошел проверку, лишь один пунктик его биографии вызвал у инспектора Леднева, подписавшего разрешение на эмиграцию ученого, некоторые сомнения, заставившие отметить эту деталь в служебном примечании, и сейчас фотографическая память Ротанова высветила перед его мысленным взором нужные строки из этого документа… «Излишне самостоятелен в суждениях, не считается с авторитетами. Рискнул на конгрессе биологов оспаривать данные, полученные академиком Левиным».
«Вряд ли он знает, чем закончился его спор с Левиным. Ведь именно Левин потребовал увольнения Дубнина из института биологии, и это была главная причина, повлиявшая на решение эмиграционных властей… Иногда от неудобных людей избавлялись без лишнего шума, буквально подталкивая их к решению об эмиграции. В подобных случаях уже никто не считался с тем, как такой человек проявит себя в колонии, — интересы метрополии всегда оказывались на первом месте… Дубнин неплохо зарекомендовал себя в институте своими исследованиями в области эволюционной биологии — и, если сейчас перед ним действительно Дубнин, встреча с ученым может оказаться чрезвычайно полезной…»
Эти мысли промелькнули мгновенно, нисколько не мешая инспектору сосредоточить все свое внимание на Дубнине. Первое впечатление о человеке Ро-танов всегда считал самым важным.
«…Так, наконец он соизволил заметить наше появление. Некоторое удивление, скорее досада на то, что ему помешали, и никакой радости по поводу такого редкого здесь визита соотечественников…»
Ротанов присел за стол напротив ученого, предоставив на время хана самому себе. Обилие книг на полках и их названия произвели впечатление даже на этого ограниченного человека. Ротанова порадовало согласие хана отправиться вместе с ним, сейчас любой сторонник, любая поддержка ценились на вес золота. Даже такой человек, как хан, мог ему пригодиться. Однако инспектор дал себе слово не спускать с него глаз и ни в коем случае не позволять ему вмешиваться в сложную психологическую и дипломатическую работу, сопряженную со сбором любой полезной информации о новой, встреченной на Ароме космической расе. И вот в этом такой человек, как Дубнин, мог оказать Ротанову просто неоценимую помощь…
— Вы Дубнин, Андрей Петрович?
— Да, а в чем дело? — осведомился тот недовольно, словно Ротанов был всего лишь соседом по гостиничному блоку и без особой нужды оторвал от его важного дела.
— Не могли бы вы просветить меня относительно личности одного человека… Кто такой Левин?
Лишь теперь до Дубнина наконец дошла вся уникальность происходящего.
— Какого…?! Откуда вы здесь взялись и кто вы такие?
— Это мой друг хан, он очень недоволен тем, что рай за вратами оказался не совсем таким, как он ожидал, а вы довольны?
— Вы не ответили на мой вопрос, кто вы такие, чтобы позволять себе врываться ко мне в кабинет и задавать дурацкие вопросы?
— Это не ваш кабинет, Андрей Петрович. Здесь вообще нет кабинетов, и, если мне не изменяет рассудок, все окружающее вас великолепие — всего лишь слепок с вашего собственного воображения. Так кто такой Левин?
— Вначале объясните, кто такой вы?
— Я инспектор внеземных поселений Федерации Ротанов. И вопросы я вам задаю только необходимые. Я выполняю в чрезвычайных обстоятельствах очень важное задание. Так что потрудитесь ответить!
Ротанов умел, когда этого требовали обстоятельства, ломать упрямство и нежелание идти на сотрудничество самых разных людей, от президента отделившейся от Федерации независимой колонии до простого механика, следящего за состоянием дворовых роботов. Но в данном случае он, похоже, перегнул палку, потому что должного впечатления его наскок на Дубнина явно не произвел.
— Дался вам этот Левин! Он придумал нелепую теорию цикличности биоценоза, якобы повторявшуюся на разных планетах со схожими климатическими и биогенными условиями! Он подвел под свои совершенно умозрительные предположения соответствующий математический аппарат и в результате превратил свою собственную гипотезу в общепризнанную теорию!
— Подождите. Не забывайте, что я не биолог, и сейчас меня интересуют не теории Левина, а его научное звание!
— Ну, разумеется, он академик!
— Вы знаете о его конфиденциальном письме в совет Федерации?
— Разумеется, я об этом знаю, он сам переслал мне копию. Видимо, для того, чтобы лишний раз подчеркнуть неравенство нашего положения и свои возможности ломать жизнь неудобных для него людей!
«Похоже, он действительно Дубнин, и, если я не ошибся, этот ученый лучше кого бы то ни было должен понимать, что здесь произошло…» — подумал Ротанов, продолжая изучать лицо сидящего напротив него человека и не забывая ни на минуту, что это всего лишь копия ученого, виртуальная тень, погруженная в недра кибернетического монстра, в котором он и сам теперь пребывал…
— Мой спутник, — Ротанов кивнул в сторону хана, который, забыв обо всем на свете, изучал золотые тиснения на кожаных переплетах книг, — чрезвычайно недоволен тем, что обманулся во всех своих ожиданиях, которые у него имелись по поводу местного рая, — хотя причина этого, как мне кажется, заключена в нем самом. А вы? Вы довольны своим выбором?
— Выбором?! Каким выбором? Меня проволокли через врата силой! Меня никто не спросил о согласии! И, если вы действительно инспектор внешних поселений, вы должны защитить мое право на неприкосновенность личности!
— Именно этим я и собираюсь заняться. Расскажите подробно, что с вами произошло и почему вы здесь оказались?
— Было часа четыре утра. Ко мне заявились двое. После катастрофы колония у нас образовалась небольшая, все знают друг друга наперечет. Но эти двое были мне совершенно не знакомы. У меня неплохая память на лица, этих людей я раньше не видел. Один из них, видимо главный, был одет в темный широкий плащ и шляпу, он все время натягивал ее на глаза, возможно, для того, чтобы скрыть характерный шрам на лбу…
— Какой формы был шрам?
— Что-то вроде рыболовного крючка.
После этого сообщения Ротанов весь напрягся, как охотничий пес, почуявший близость дичи. Теперь он почти не сомневался, что речь шла все о том же таинственном типе — Палмесе, несомненно связанном с инопланетянами, обосновавшимися на Ароме. Возможно, он был их порученцем, а может быть, даже специально созданной для определенной цели личностью, подобной матросу на том одиноком корабле, что плывет одиноко по бурному морю…
О матросе Ротанов вспомнил, чтобы замаскировать свои выводы, но, похоже, на этот раз опоздал и, плюнув на неудавшуюся конспирацию, продолжил разговор уже в другом, откровенном ключе:
— Мне кажется, я встречался с этим человеком и знаю, о ком идет речь. Но для меня до сих пор остается неясным, к какой из двух могущественных сил, противостоящих друг другу на Ароме, он принадлежит.
— Если в качестве второй силы вы имеете в виду гарстов, как их называют наши хозяева, то мне неизвестно ни одного случая создания ими искусственной человеческой личности, хотя об истинных возможностях этого чудовищного мозга, управлявшего всей планетой еще до появления на ней рэнитов, мы не имеем ни малейшего представления.
— В том-то и дело! Именно поэтому у меня возникли сомнения относительно того, что Палмес посредник рэнитов. Все его поведение говорит о том, что он играет какую-то странную, двойную роль. Но продолжайте, возможно, ваша история прольет какой-то свет на эту загадочную личность.
— Эти бандиты вывели меня на улицу, даже не позволив толком одеться. Использовали какой-то газ, которым прыснули мне в лицо, после чего я уже не мог сопротивляться и стал похож на резиновую куклу.
— Парагаз… Это из нашего, человеческого арсенала…
— Что вы имеете в виду, откуда у них человеческий арсенал? От прежней колонии ничего не осталось, а в новой можно было найти разве что мотыгу, чтобы оглушить ею соседа.
— Не важно. Продолжайте!
— Я не мог самостоятельно передвигаться, и эти двое поддерживали меня под руки, чтобы я не упал, но видел я все отлично и все запомнил.
Рядом с моим домом стоял новенький кар. У нас была одна-единственная машина, которой распоряжался староста, или, как его иногда называли по старинке: «председатель Совета колонии», но этот кар ему не принадлежал.
Меня воткнули на заднее сиденье и повезли куда-то в пустыню. Мне очень хотелось выяснить, зачем меня похитили и что меня ждет в конце этого ночного путешествия. Поэтому я внимательно прислушивался, но эти двое всю дорогу молчали, словно роботы, которых забыли включить.
Машина шла очень быстро — это был какой-то вездеход последней модели, которому наши пустынные барханы не казались серьезным препятствием. Остановились мы только в развалинах старой башни.
Едва меня вывели из машины, как я сразу же обратил внимание на столб света, узким пучком пробивавший высокие перистые облака, уже окрашенные начавшимся рассветом.
Вот, собственно, и все мое приключение. Затем меня провели сквозь врата, сорвав с меня мою бренную оболочку, словно изношенную одежду. Теперь, как видите, я здесь…
— Подождите, а страж? Разве у входа не было стража?
— Никого там не было. Мы прошли сквозь светящуюся завесу, а мое бывшее тело осталось снаружи.
— А Палмес? Он тоже вышел из своего тела?
— Как бы не так! С ним ничего не произошло, словно он просто прогулялся под Триумфальной аркой.
— Этот человек, если только он человек, представляет для меня особый интерес. Он играет слишком большую роль во всех развернувшихся здесь событиях, иногда словно подталкивая их и даже в какой-то степени определяя их дальнейший ход.
— У меня тоже сложилось подобное впечатление, но мне все же кажется, что не главная ваша проблема в Палмесе.
— Что вы можете знать о моих проблемах? Мы познакомились всего несколько минут назад! А проблемы инспекции, которую я веду на этой планете, слишком далеки от сферы ваших интересов.
Ученый усмехнулся, и вокруг его глаз появились морщинки, похожие на лучики. Его лицо излучало спокойствие и уверенность, с ним было приятно говорить, но самое главное — он каким-то непостижимым образом вызывал к себе доверие, словно внушал его каждой своей улыбкой, каждым взглядом.
И Ротанов, всегда чрезмерно осторожный, отметив это обстоятельство, не слишком ему обрадовался, потому что все время ожидал какого-то подвоха со стороны рэнитов. Не зря его сюда пригласили, и те, с кем он здесь встречался, наверняка подбирались неслучайно. Видимая свобода передвижения еще ни о чем не говорила, те, кто управлял этим миром, знали его маршрут заранее, они могли подготовить к его визиту всех нужных людей, в том числе и этого симпатичного ему ученого.
На какое-то время Дубнин вынужден был прервать беседу, поскольку хан, слишком увлекшийся изучением позолоченных переплетов старых книг, сваливал их с полок беспорядочной грудой.
— Не могли бы вы поосторожней обращаться с моими книгами? Они представляют значительную историческую ценность…
— Перестаньте. Вы сами создали все это бумажное барахло, здесь достаточно простого желания, чтобы получить любую нужную вам вещь, за исключением женщин.
— Вы не совсем правы. Я действительно могу воспроизвести любую известную мне вещь, но у меня не хватило бы ни знаний, ни времени, чтобы создать подобную библиотеку. Это своеобразный подарок со стороны моих похитителей. Очевидно, они старались как-то скрасить мое заточение.
— Разве у вас нет доступа в их базы данных? — спросил Ротанов.
— В том-то и дело, что есть… Но там слишком много непонятного, недоступного для нашей науки. Я потратил все эти годы на изучение…
— Годы? Вы оказались здесь всего несколько месяцев назад, уже после катастрофы!
— Совершенно верно. Не забывайте только о том, что время здесь, внутри машины, течет намного быстрее, и, пока снаружи проходит месяц, здесь пролетает несколько лет.
— Да, мне говорили об этом, но я не предполагал, что разница так велика…
— Тем не менее это так. И за годы, проведенные здесь, я многое выяснил и кое в чем сумел разобраться. Это касается и тех проблем, которые так мучают вас в данный момент. — И вновь эта фраза ученого заставила Ротанова насторожиться.
— Откуда вам известно о моих проблемах? Вы читаете мои мысли?
— Что вы! Конечно, нет. Но достаточно поставить себя на ваше место, чтобы основная проблема, с которой вы столкнулись, стала совершено очевидна.
— И что же это за проблема? — Ротанов чувствовал, что разговор наконец подошел к своей главной точке, и весь превратился во внимание.
— Вы не знаете, что со всем этим делать. Какими рекомендациями закончить ваш будущий отчет правительству Земной Федерации, если вам повезет и удастся отправить этот документ на Землю.
— Так поделитесь вашими соображениями на сей счет. Я весь внимание! И поверьте, всегда привык считаться с дельными советами специалистов. — Словно желая подчеркнуть серьезность своего заявления, Ротанов достал из нагрудного кармана серебряный карандашик с крохотным диктофоном внутри и, не таясь, нажал кнопку записи. — Я предполагаю, что в данный момент вы говорите не от собственного имени, а от имени хозяев этой фантастической машины. Поэтому и включил запись.
— И совершенно напрасно, поскольку то, что я вам скажу, всего лишь мое мнение. Меня ограничили в выборе места. Я не могу выйти отсюда в реальный внешний мир, но во всем остальном я абсолютно свободен, и уж тем более в собственных мыслях, исследованиях и выводах.
Ротанов на это ничего не возразил, предпочитая оставаться при своем мнении и не ввязываться в бесполезную дискуссию. Между тем ученый выключил дисплей, захлопнул свою толстую старинную книгу, уселся в кресле поудобней, словно готовясь к длительной беседе, и неожиданно для Ротанова начал разговор с самого важного, с той проблемы, которая действительно мучила инспектора с момента, когда он узнал о главном предназначении рэнитской машины.
— Независимо от того, как сложатся ваши дальнейшие взаимоотношения с рэнитами, правительство Земной Федерации никогда не решится нанести вред этому хранилищу знаний, и, следовательно, серьезная военная акция исключается…
— Мы могли бы провести ограниченную акцию, например, попробовать отключить энергетические каналы, питающие машину из каких-то внешних источников…
— Вы ничего не знаете об этих источниках. На самом деле машина выкачивает энергию из магнитного поля планеты без всяких внешних каналов. Но, даже если бы они существовали, вы никогда не решитесь на подобную операцию просто потому, что большая часть памяти находящихся здесь машин, здесь не одна машина, а несколько, выполняющих различные функции, так вот большая часть памяти этих машин — энергозависимая. И в случае прекращения подачи энергии будет необратимо стерта. Это не относится к управляющим и защитным центрам — здесь есть и такие, причем весьма мощные, против которых земная техника будет выглядеть детской игрушкой.
— Мне кажется, вы пытаетесь напугать, если и не меня лично, то тех, кто будет читать мой отчет.
— Отнюдь. Я всего лишь предостерегаю вас от неосторожных шагов. Давайте примем то, о чем я вам сказал, как предположение, и подумаем, что же вам остается делать, если оно верно?
— Думать я все-таки предпочитаю самостоятельно, — сказал Ротанов, поднимаясь и тем самым давая понять, что дискуссия на этом окончена. Он потерял всякий интерес к этой беседе, окончательно решив, что его кормят заранее подготовленной кашей.