Страница:
Национальная консолидация сразу изменила течение войны, успех которой уже склонялся к монголам. За 20 лет беспорядков многие предводители «красных войск» договорились с монголами и стали бить своих. Предательство — явление, увы, повсеместное. Чжу Юаньчжану пришлось подавить изменников, использовать военные конфликты среди монгольских нойонов и распространить среди северных китайских крестьян прокламацию, обещавшую «прогнать варваров» и «избавить народ от тяжелой участи». После этих мероприятий в январе 1368 г. Чжу Юаньчжан провозгласил себя императором династии Мин, а весной двинул войско на север и овладел монгольской столицей Даду (Пекин), переименовав ее в Бэйпин.
В 1369 г. монголы были вытеснены из северных провинций Китая, но после этого война приняла затяжной характер. Набеги и бои продолжались до 1380 г., когда армия империи Мин проникла в глубь Монголии и разрушила Каракорум. Но окончательного успеха китайцы добились лишь в 1388 г., когда последний монгольский хан — Тогус-Тэмур — был разбит и пал в бою. После этой катастрофы в Монголии наступила длительная анархия, в результате которой ойраты отделились от монголов. Инерция пассионарного взрыва «людей длинной воли» иссякла, и начался новый период истории (1388—1688), о котором мы рассказывать не будем.
191. В Мавераннахре и Семиречье
192. Золотая Орда
193. «Великая замятня»
XXIX. Синяя орда
194. Мамай и Тохтамыш
В 1369 г. монголы были вытеснены из северных провинций Китая, но после этого война приняла затяжной характер. Набеги и бои продолжались до 1380 г., когда армия империи Мин проникла в глубь Монголии и разрушила Каракорум. Но окончательного успеха китайцы добились лишь в 1388 г., когда последний монгольский хан — Тогус-Тэмур — был разбит и пал в бою. После этой катастрофы в Монголии наступила длительная анархия, в результате которой ойраты отделились от монголов. Инерция пассионарного взрыва «людей длинной воли» иссякла, и начался новый период истории (1388—1688), о котором мы рассказывать не будем.
191. В Мавераннахре и Семиречье
Казалось бы, Джагатайский улус, расположенный в Средней Азии и не соприкасавшийся с враждебными государствами и непримиримыми этносами, должен был быть наиболее благополучным. Однако писатель XIV в. Омари сообщает: «…в Туркестане можно встретить только более или менее сохранившиеся развалины; издали кажется, точно впереди благоустроенное селение, окруженное пышной растительностью; приближаешься в надежде встретить людей, но находишь только пустые дома; единственные жители — кочевники, которые не занимаются земледелием».[1076]
Но и кочевникам там было несладко. За 70 лет XIV в. в Джагатайском улусе сменилось около двадцати ханов, при этом каждая смена сопровождалась кровопролитием. Но даже в этом калейдоскопе событий можно наметить ведущую линию причинно-следственных связей и закономерных разрывов.
Убивали друг друга мусульмане и христиане, которых тогда в Средней Азии было много: отюреченные монголы (джелаиры и барласы) и омонголенные тюрки, сторонники слабых ханов и нукеры могучих эмиров, сарбадары в Самарканде и кочевники-моголы[1077] — короче, у всякого человека в Джагатайском улусе было много врагов и очень мало верных друзей.
Попытку навести порядок в стране сделал хан Кебек (1318—1326). Он перенес столицу из Степи на юг, построил для себя не юрту, а дворец и провел административную реформу в пользу оседлого населения. Его убил брат, Тармаширин, совершивший грабительский поход в Индию. Но там он потерпел поражение от делийского султана Мохаммеда ибн-Тоглука, который гнал монголов вплоть до Пенджаба.[1078]
Любопытно, что оседлое население Ирана и Средней Азии, показавшее свою полную неспособность к самозащите от дейлемитов и гулямов Махмуда Газневи, от свирепых сельджуков, от безжалостных хорезмийцев и тем более от монголов, в XIV в. проявило изрядную энергию, воинственность и способность выбирать принципы, ради которых люди стали идти на смерть. Откуда вдруг такая прыть?
Сарбадары Хорасана стали врагами не только монгольских ильханов, но и соседних куртов, правивших в Герате. Сарбадары провозгласили шиизм, курты держались суннизма, но, разумеется, не догматические различия подвигли безграмотных афганцев и персов на войны, равно невыгодные тем и другим.
В Средней Азии свыше 500 лет уживались мусульмане, христиане, зороастрийцы и тюрки-тенгрианцы. И почему-то в XIV в. они вступили в борьбу друг с другом. Хан Тармаширин, в юности носивший буддийское имя Дармашила, обратился в ислам и стал называться Ала ад-Дин. Кочевники Семиречья и берегов Иссык-Куля не стерпели и в 1334 г. убили его.
Инициаторами восстания были несториане, опиравшиеся на города Алмалык и Пишпек,[1079] где они составляли большинство населения. Их хан, Дженкши, правил в 1334—1338 гг., его сын крещен Иоанном, но царствовать ему не пришлось. Мусульманская реакция повела к кровавым столкновениям, закончившимся в 1343 г. вступлением на престол хана Казана, жестокого тирана, боровшегося с эмирами.[1080]
В 1346 г. Казан потерпел поражение и погиб. Его победитель, эмир Казаган, в 1358 г. был убит на охоте по наущению монгольского хана Тоглук-Тэмура, который в 1361 г. попытался отвоевать Туркестан у мятежных эмиров. Война затянулась. На престол Могулистана вступил, по смерти отца в 1362 г., Ильяс-ходжа…[1081] и вдруг выдвинулся Тимур!
Тут настала пора приостановиться и разобраться в сложившейся обстановке. Могулистан был кочевым государством, а Туркестан — оседло-кочевой державой, причем большую часть населения в нем составляли таджики и оседлые тюрки. Ханы Туркестана хотели добиться мирного сосуществования этих народов, но им противодействовали их собственные эмиры, желавшие свободно воевать друг с другом, как европейские феодалы. Опорой эмиров были тюркские всадники: противопоставить им ханы не могли никого. Но победа эмиров привела к анархии и открыла дорогу «джете», т. е. разбойникам, как называли моголов туркестанцы.
В свою очередь, моголы презрительно называли туркестанцев «караунасами», т. е. метисами.[1082] Этническая дивергенция в XIV в. стала очевидной.
Но была и третья сила — таджики. Когда в 1365 г. Ильясходжа, разбив эмиров Хуссейна и Тимура, подошел к Самарканду, его отразили местные сарбадары, боявшиеся грабежа своего города. Но вожди сарбадаров были заманены для переговоров эмиром Хуссейном и казнены. Затем настало время для борьбы за власть между Хуссейном, эмиром Балха, и Тимуром, эмиром Кеша. Тимур победил в 1370 г., а Хуссейн, сдавшийся на честное слово, был убит.
«Монголосфера» в конце XIV в.
Для того чтобы богатая и культурная страна за одно столетие превратилась в кровавый ад, нужно резкое изменение энергетического потенциала, а не плавное, как при подъеме и в инерции. Тут имел место мощный и внезапный прилив пассионарности, расшатавший слаженную систему и породивший несколько химерных субэтносов.
Пассионарность, как эффект биохимической энергии живого вещества, не имеет вектора, а направляется доминантой того этноса, который ее абсорбировал. Так, иранцы и тюрки мусульманского мира под знаменем Тимура хотя и обладали пассионарностью, унаследованной от монгольских юношей, рассеявших свой генофонд от Ферганы до Ирака, но сами о своем происхождении скорее всего не знали. Их прадеды были зачаты и рождены в огне страшной войны и традицию могли унаследовать от матерей, а не от случайных отцов. А если они даже и ощущали свою принадлежность к роду (как, например, Тимур был барлас, а Едигей — кунграт, и оба помнили это), то единичные случаи не имели значения; их поглощал стихийный поток вероятности.
Иными словами, монгольская пассионарность гальванизировала иссякавший мусульманский суперэтнос, но не нарушила его культурную неповторимость. Языки, религия, эстетические нормы сохранились, социальные — изменились меньше, чем в османской Турции, мощь которой была следствием пассионарного толчка, но сила напора, инициативность, вирулентность мусульманского мира возросли так, что этого хватило на целый период — XIV—XVIII вв.
В XIV в. быстрее всего падала пассионарность монголов Ирана и Средней Азии. Ярко горела она у сарбадаров Хорасана и Самарканда, но им не уступали тюрки, поселившиеся к югу от Амударьи, и афганцы. Не померкла она в Дейлеме и Гургане, короче говоря, на всех территориях бывшего царства ильханов — Ирана и Туркестана, как стало называться теперь междуречье Сырдарьи и Амударьи.
В эти годы положение в Средней Азии было как нестерпимо, так и безнадежно. Потомки Джагатая показали полную неспособность управлять этнической химерой, состоящей из монголов, тюрок, таджиков. Они правили только в степях Могулистана, т. е. в привычном для кочевников ландшафте. Эмиры, бывшие князья племен, умели воевать друг против друга, а вожди сарбадаров, изгнав из своих городов монголов, сводили личные счеты с согражданами, что трудно назвать классовой борьбой. Стране нужна была твердая власть, и Тимур создал ее, сделав шаг назад.
Твердая власть нуждается в поддерживающей ее силе. Эту силу халифы Багдада, султаны Газны и хорезмшахи обретали в лице гулямов — тюркских воинов, иногда рабов, иногда наемников. Гулямы не были связаны с классами и сословиями тех стран, где они жили. Это были «свободные атомы». Они охотно служили щедрому вождю, рискуя жизнью, выполняли самые трудные задания, но, увы, очень дорого стоили: ведь они работали за плату, как легионеры времен римских императоров или «варанги» Комнинов и Палеологов. Короче говоря, Тимур стал «солдатским императором» со всеми вытекающими последствиями.
Своим главным врагом Тимур считал наследие Чингиса, который объединил степные племена в единый суперэтнос и опирался на народные массы, охотно служившие под его знаменами. Тимур же извлек из народа пассионарную элиту и оплачивал ее добычей из Персии, Грузии, Сирии, Индии и городов Поволжья. Он был последним паладином мусульманской культуры и продлил ее существование еще на столетие, но уж очень дорого стоили его успехи и мечты. После побед Тимура Иран уже не оправился.
Степные элементы развалившегося Джагатайского улуса оказались в Семиречье (лжете), Таласе, в окрестностях Иссык-Куля, на северных склонах Тянь-Шаня и в Кашгарии. Так создался Могулистан, с тюркским населением и монгольской династией, которая пресеклась в 1366 г., когда эмир Камар ад-Дин по смерти хана Тоглук-Тэмура убил его сына-наследника и узурпировал власть.
Как в Мавераннахре, так и в Могулистане монголы уступили власть тюркам, но это не прекратило жестокой войны, которая велась между Великой степью и мусульманским миром. Этническая принадлежность ханов на фоне столкновения суперэтносов уже не имела значения.
Именно против Камар ад-Дина Тимур совершил ряд набегов. Его гулямы разоряли беззащитные становища и отгоняли скот, обрекая кочевников на голод и нищету. Особенно жестоким был третий набег — через Талас и Токмак к верховьям Чу и берегам Или. Захваченной в плен оказалась дочь Камар ад-Дина, которую победитель поместил в свой гарем. Но Камар ад-Дин ответил мощным контрударом, заманив Тимура в засаду, из которой последний вырвался «копьем, саблей, воинами и арканом».[1083]
В ответ Тимур в пятом набеге вынудил Камар ад-Дина принять битву у Иссык-Куля и гнал его войска вдоль озера. Эта победа, видимо, мало что дала, потому что потребовался шестой поход в 1377 г., но и на этот раз Камар ад-Дин остался неуловим.
Зато на севере Тимуру повезло. В 1376 г. его ставленник Тохтамыш овладел Белой Ордой и предпринял завершающий поход против узурпатора Мамая. Казалось, что Тимур вот-вот подчинит себе Великую степь…
Но и кочевникам там было несладко. За 70 лет XIV в. в Джагатайском улусе сменилось около двадцати ханов, при этом каждая смена сопровождалась кровопролитием. Но даже в этом калейдоскопе событий можно наметить ведущую линию причинно-следственных связей и закономерных разрывов.
Убивали друг друга мусульмане и христиане, которых тогда в Средней Азии было много: отюреченные монголы (джелаиры и барласы) и омонголенные тюрки, сторонники слабых ханов и нукеры могучих эмиров, сарбадары в Самарканде и кочевники-моголы[1077] — короче, у всякого человека в Джагатайском улусе было много врагов и очень мало верных друзей.
Попытку навести порядок в стране сделал хан Кебек (1318—1326). Он перенес столицу из Степи на юг, построил для себя не юрту, а дворец и провел административную реформу в пользу оседлого населения. Его убил брат, Тармаширин, совершивший грабительский поход в Индию. Но там он потерпел поражение от делийского султана Мохаммеда ибн-Тоглука, который гнал монголов вплоть до Пенджаба.[1078]
Любопытно, что оседлое население Ирана и Средней Азии, показавшее свою полную неспособность к самозащите от дейлемитов и гулямов Махмуда Газневи, от свирепых сельджуков, от безжалостных хорезмийцев и тем более от монголов, в XIV в. проявило изрядную энергию, воинственность и способность выбирать принципы, ради которых люди стали идти на смерть. Откуда вдруг такая прыть?
Сарбадары Хорасана стали врагами не только монгольских ильханов, но и соседних куртов, правивших в Герате. Сарбадары провозгласили шиизм, курты держались суннизма, но, разумеется, не догматические различия подвигли безграмотных афганцев и персов на войны, равно невыгодные тем и другим.
В Средней Азии свыше 500 лет уживались мусульмане, христиане, зороастрийцы и тюрки-тенгрианцы. И почему-то в XIV в. они вступили в борьбу друг с другом. Хан Тармаширин, в юности носивший буддийское имя Дармашила, обратился в ислам и стал называться Ала ад-Дин. Кочевники Семиречья и берегов Иссык-Куля не стерпели и в 1334 г. убили его.
Инициаторами восстания были несториане, опиравшиеся на города Алмалык и Пишпек,[1079] где они составляли большинство населения. Их хан, Дженкши, правил в 1334—1338 гг., его сын крещен Иоанном, но царствовать ему не пришлось. Мусульманская реакция повела к кровавым столкновениям, закончившимся в 1343 г. вступлением на престол хана Казана, жестокого тирана, боровшегося с эмирами.[1080]
В 1346 г. Казан потерпел поражение и погиб. Его победитель, эмир Казаган, в 1358 г. был убит на охоте по наущению монгольского хана Тоглук-Тэмура, который в 1361 г. попытался отвоевать Туркестан у мятежных эмиров. Война затянулась. На престол Могулистана вступил, по смерти отца в 1362 г., Ильяс-ходжа…[1081] и вдруг выдвинулся Тимур!
Тут настала пора приостановиться и разобраться в сложившейся обстановке. Могулистан был кочевым государством, а Туркестан — оседло-кочевой державой, причем большую часть населения в нем составляли таджики и оседлые тюрки. Ханы Туркестана хотели добиться мирного сосуществования этих народов, но им противодействовали их собственные эмиры, желавшие свободно воевать друг с другом, как европейские феодалы. Опорой эмиров были тюркские всадники: противопоставить им ханы не могли никого. Но победа эмиров привела к анархии и открыла дорогу «джете», т. е. разбойникам, как называли моголов туркестанцы.
В свою очередь, моголы презрительно называли туркестанцев «караунасами», т. е. метисами.[1082] Этническая дивергенция в XIV в. стала очевидной.
Но была и третья сила — таджики. Когда в 1365 г. Ильясходжа, разбив эмиров Хуссейна и Тимура, подошел к Самарканду, его отразили местные сарбадары, боявшиеся грабежа своего города. Но вожди сарбадаров были заманены для переговоров эмиром Хуссейном и казнены. Затем настало время для борьбы за власть между Хуссейном, эмиром Балха, и Тимуром, эмиром Кеша. Тимур победил в 1370 г., а Хуссейн, сдавшийся на честное слово, был убит.
Для того чтобы богатая и культурная страна за одно столетие превратилась в кровавый ад, нужно резкое изменение энергетического потенциала, а не плавное, как при подъеме и в инерции. Тут имел место мощный и внезапный прилив пассионарности, расшатавший слаженную систему и породивший несколько химерных субэтносов.
Пассионарность, как эффект биохимической энергии живого вещества, не имеет вектора, а направляется доминантой того этноса, который ее абсорбировал. Так, иранцы и тюрки мусульманского мира под знаменем Тимура хотя и обладали пассионарностью, унаследованной от монгольских юношей, рассеявших свой генофонд от Ферганы до Ирака, но сами о своем происхождении скорее всего не знали. Их прадеды были зачаты и рождены в огне страшной войны и традицию могли унаследовать от матерей, а не от случайных отцов. А если они даже и ощущали свою принадлежность к роду (как, например, Тимур был барлас, а Едигей — кунграт, и оба помнили это), то единичные случаи не имели значения; их поглощал стихийный поток вероятности.
Иными словами, монгольская пассионарность гальванизировала иссякавший мусульманский суперэтнос, но не нарушила его культурную неповторимость. Языки, религия, эстетические нормы сохранились, социальные — изменились меньше, чем в османской Турции, мощь которой была следствием пассионарного толчка, но сила напора, инициативность, вирулентность мусульманского мира возросли так, что этого хватило на целый период — XIV—XVIII вв.
В XIV в. быстрее всего падала пассионарность монголов Ирана и Средней Азии. Ярко горела она у сарбадаров Хорасана и Самарканда, но им не уступали тюрки, поселившиеся к югу от Амударьи, и афганцы. Не померкла она в Дейлеме и Гургане, короче говоря, на всех территориях бывшего царства ильханов — Ирана и Туркестана, как стало называться теперь междуречье Сырдарьи и Амударьи.
В эти годы положение в Средней Азии было как нестерпимо, так и безнадежно. Потомки Джагатая показали полную неспособность управлять этнической химерой, состоящей из монголов, тюрок, таджиков. Они правили только в степях Могулистана, т. е. в привычном для кочевников ландшафте. Эмиры, бывшие князья племен, умели воевать друг против друга, а вожди сарбадаров, изгнав из своих городов монголов, сводили личные счеты с согражданами, что трудно назвать классовой борьбой. Стране нужна была твердая власть, и Тимур создал ее, сделав шаг назад.
Твердая власть нуждается в поддерживающей ее силе. Эту силу халифы Багдада, султаны Газны и хорезмшахи обретали в лице гулямов — тюркских воинов, иногда рабов, иногда наемников. Гулямы не были связаны с классами и сословиями тех стран, где они жили. Это были «свободные атомы». Они охотно служили щедрому вождю, рискуя жизнью, выполняли самые трудные задания, но, увы, очень дорого стоили: ведь они работали за плату, как легионеры времен римских императоров или «варанги» Комнинов и Палеологов. Короче говоря, Тимур стал «солдатским императором» со всеми вытекающими последствиями.
Своим главным врагом Тимур считал наследие Чингиса, который объединил степные племена в единый суперэтнос и опирался на народные массы, охотно служившие под его знаменами. Тимур же извлек из народа пассионарную элиту и оплачивал ее добычей из Персии, Грузии, Сирии, Индии и городов Поволжья. Он был последним паладином мусульманской культуры и продлил ее существование еще на столетие, но уж очень дорого стоили его успехи и мечты. После побед Тимура Иран уже не оправился.
Степные элементы развалившегося Джагатайского улуса оказались в Семиречье (лжете), Таласе, в окрестностях Иссык-Куля, на северных склонах Тянь-Шаня и в Кашгарии. Так создался Могулистан, с тюркским населением и монгольской династией, которая пресеклась в 1366 г., когда эмир Камар ад-Дин по смерти хана Тоглук-Тэмура убил его сына-наследника и узурпировал власть.
Как в Мавераннахре, так и в Могулистане монголы уступили власть тюркам, но это не прекратило жестокой войны, которая велась между Великой степью и мусульманским миром. Этническая принадлежность ханов на фоне столкновения суперэтносов уже не имела значения.
Именно против Камар ад-Дина Тимур совершил ряд набегов. Его гулямы разоряли беззащитные становища и отгоняли скот, обрекая кочевников на голод и нищету. Особенно жестоким был третий набег — через Талас и Токмак к верховьям Чу и берегам Или. Захваченной в плен оказалась дочь Камар ад-Дина, которую победитель поместил в свой гарем. Но Камар ад-Дин ответил мощным контрударом, заманив Тимура в засаду, из которой последний вырвался «копьем, саблей, воинами и арканом».[1083]
В ответ Тимур в пятом набеге вынудил Камар ад-Дина принять битву у Иссык-Куля и гнал его войска вдоль озера. Эта победа, видимо, мало что дала, потому что потребовался шестой поход в 1377 г., но и на этот раз Камар ад-Дин остался неуловим.
Зато на севере Тимуру повезло. В 1376 г. его ставленник Тохтамыш овладел Белой Ордой и предпринял завершающий поход против узурпатора Мамая. Казалось, что Тимур вот-вот подчинит себе Великую степь…
192. Золотая Орда
В 1235 г., покончив с войной в Китае, монголы совершили «Великий западный поход» и дошли до Адриатического моря. Однако в 1242 г. они оттянули свою армию назад и закрепились на берегу Нижней Волги, соорудив там город Сарай. Венгрия и Польша немедленно примкнули к романо-германскому суперэтносу, ибо монголы нигде не оставляли гарнизонов и отстаивать свободу венграм и полякам было не от кого. Русь оказалась в ином положении. Ее ожидала судьба Византии, захваченной в 1204 г. крестоносцами и разграбленной до нитки. Организованные рыцарские армии, с латной конницей и арбалетчиками, настолько превосходили раздробленные дружины русских князей, что выиграть можно было одну-другую битву, но не длительную войну. А такая война была неизбежна, потому что папа объявил Крестовый поход против православия.
В этих обстоятельствах князь владимирский Ярослав в 1243 г. собрал съезд князей и предложил им признать «каана» царем и заключить союз с главой рода Борджигинов — Батыем. Это признание ни к чему не обязывало — Ярослав просто вышел из войны, которую объявил монголам в 1245 г. на Лионском соборе папа Иннокентий IV. Сын Ярослава, Александр Невский, достиг большего, заключив с ханом Берке оборонительный союз. Крестовый поход на Русь не состоялся. Так Русская земля вошла в состав улуса Джучиева, не потеряв автономии и без ущерба для культуры, унаследованной от Византии.
Улус Джучиев включал в себя три Орды: Белую, Синюю и Золотую,[1084] к которой примкнула Великороссия. Те же княжества, которые отказались от союза с татарами, были в XIV в. захвачены Польшей и Литвой. Татары их к присоединению не принуждали.
Монголы в этом улусе составляли незначительное меньшинство. Улус Джучиев был химерной целостностью в еще большей степени, чем Иран и Средняя Азия. До тех пор пока в Сарае правили волевые и энергичные ханы, Орда казалась могучим государством. Первая встряска произошла в 1312 г., когда население Поволжья — мусульманское, купеческое и антикочевническое — выдвинуло царевича Узбека, сразу казнившего 70 царевичей Чингисидов и всех нойонов, отказавшихся предать веру отцов. Вторым потрясением было убийство хана Джанибека его старшим сыном Бердибеком, а через два года, в 1359 г., началась двадцатилетняя междоусобица — «великая замятня».
Эта жестокая эпоха была неизбежной. Этносы, «затащенные» в единую систему путем завоевания, сливаются только при подъеме пассионарного напряжения, а тут был спад как среди монголов, утративших своих богатырей в междоусобице XIII в., так и среди аборигенов, уже превратившихся в реликты. Исключением была только Великороссия, вступившая в новый виток этногенеза и сумевшая использовать Золотую Орду для прикрытия от столь же пассионарного врага — Литвы.
Долгое время, за исключением войн с Хулагуидами, внешняя политика Золотой Орды была довольно мирной. Редкие стычки с литовцами, отдельные военные экспедиции для умиротворения распрей в Белой Орде и длительный бессмысленный конфликт с ильханами Ирана — вот и все, что нарушало мир. Но это не спасло ни династию, ни державу. В химерной системе связи неустойчивы настолько, что распадаются от собственной тяжести. Именно это произошло в Золотой Орде. И тогда выдвинулся на арену истории герой нашего повествования — хан Тохтамыш.
В этих обстоятельствах князь владимирский Ярослав в 1243 г. собрал съезд князей и предложил им признать «каана» царем и заключить союз с главой рода Борджигинов — Батыем. Это признание ни к чему не обязывало — Ярослав просто вышел из войны, которую объявил монголам в 1245 г. на Лионском соборе папа Иннокентий IV. Сын Ярослава, Александр Невский, достиг большего, заключив с ханом Берке оборонительный союз. Крестовый поход на Русь не состоялся. Так Русская земля вошла в состав улуса Джучиева, не потеряв автономии и без ущерба для культуры, унаследованной от Византии.
Улус Джучиев включал в себя три Орды: Белую, Синюю и Золотую,[1084] к которой примкнула Великороссия. Те же княжества, которые отказались от союза с татарами, были в XIV в. захвачены Польшей и Литвой. Татары их к присоединению не принуждали.
Монголы в этом улусе составляли незначительное меньшинство. Улус Джучиев был химерной целостностью в еще большей степени, чем Иран и Средняя Азия. До тех пор пока в Сарае правили волевые и энергичные ханы, Орда казалась могучим государством. Первая встряска произошла в 1312 г., когда население Поволжья — мусульманское, купеческое и антикочевническое — выдвинуло царевича Узбека, сразу казнившего 70 царевичей Чингисидов и всех нойонов, отказавшихся предать веру отцов. Вторым потрясением было убийство хана Джанибека его старшим сыном Бердибеком, а через два года, в 1359 г., началась двадцатилетняя междоусобица — «великая замятня».
Эта жестокая эпоха была неизбежной. Этносы, «затащенные» в единую систему путем завоевания, сливаются только при подъеме пассионарного напряжения, а тут был спад как среди монголов, утративших своих богатырей в междоусобице XIII в., так и среди аборигенов, уже превратившихся в реликты. Исключением была только Великороссия, вступившая в новый виток этногенеза и сумевшая использовать Золотую Орду для прикрытия от столь же пассионарного врага — Литвы.
Долгое время, за исключением войн с Хулагуидами, внешняя политика Золотой Орды была довольно мирной. Редкие стычки с литовцами, отдельные военные экспедиции для умиротворения распрей в Белой Орде и длительный бессмысленный конфликт с ильханами Ирана — вот и все, что нарушало мир. Но это не спасло ни династию, ни державу. В химерной системе связи неустойчивы настолько, что распадаются от собственной тяжести. Именно это произошло в Золотой Орде. И тогда выдвинулся на арену истории герой нашего повествования — хан Тохтамыш.
193. «Великая замятня»
Череда убийств в Сарае, поставившая Золотую Орду на край гибели, была воспринята русскими князьями весьма болезненно. В лице Джанибека они лишились надежного союзника. Отцеубийца Бердибек в 1359 г. был убит авантюристом Кульпой, выдававшим себя за сына Джанибека. Так угасла линия ханов дома Батыя и началась борьба за власть, превратившая сильнейшую державу Восточной Европы в объект захватов с востока и запада.
Кульпа правил шесть месяцев и был убит Наврузом, тоже выдававшим себя за сына Джанибека. По-видимому, Навруз стремился к наведению порядка, потому что русские князья «приходили к Наврузу и били челом царю о разделении княжений их».[1085] Каждый был утвержден на своей отчине, а Дмитрий Константинович, князь суздальско-нижегородский, весной 1360 г. сверх того получил великое княжение.[1086] Казалось, порядок восстановлен, но в том же 1360 г. из-за Яика явился потомок Шейбана (сына Джучи) Хызр (Хыдыр-бек) с войсками Синей Орды.
Навруз погиб, и, хуже того, была убита вдова Джанибека, ханша Тайдула,[1087] покровительница митрополита Алексея, а тем самым всей России, очень в этом нуждавшейся. Золотая Орда стала Синей.[1088]
Хан Хызр, по мнению русских князей, был правитель «кроткий и смиренный».[1089] Он потребовал у русских только одного — выдачи ему новгородских ушкуйников, разбойничавших на Волге и грабивших и русских, и татар. Великий князь Дмитрий Константинович, Андрей Нижегородский и Константин Ростовский выполнили это поручение с охотой, так как грабежи касались их подданных.[1090] Но, к сожалению, сподвижники Хызра были иного склада, в том числе его сын Темир-ходжа, в 1361 г. убивший своего отца.
Через шесть дней негодяй был убит темником Мамаем, который возвел на престол некоего Абдаллаха. Напуганные русские князья бежали из Сарая, Мамай с Абдаллахом ушли на правый берег Волги, а в Орде (теперь уже не Золотой, а Синей) воцарился Орду-Мелик, вскоре смененный Кельдибеком, потомком Тука-Темура, младшего брата Батыя.[1091]
Но попытка реставрации оказалась неудачной. На престол вскоре сел брат Хызра, Мурид,[1092] царствовавший до 1364 г. Его сменил Шейх Азиз, погибший в 1370 г., когда Сарай был взят на короткое время Мамаем, успевшим сменить Абдаллаха на некоего Мухаммеда Булака, после чего Большая Орда распалась на семь независимых владений.[1093]
Затем наступила очередь Белой Орды, которая после развала Золотой Орды унаследовала первенство в степном мире. Энергичный Урус-хан отражал попытки Тимура распространить свое влияние на север от Сырдарьи. Урус-хан умело защищал южную границу Белой Орды, но, не ограничиваясь этим, он решил присоединить к своим владениям гибнущую Золотую Орду, чтобы восстановить единство улуса Джучиева.
Вероятно, этот план можно было осуществить, если бы правитель Мангышлака Туй-ходжа-оглан не отказал Урус-хану в военной помощи. Хотя Туй-ходжа-оглан был потомком Орды-Ичэна, его улус входил в состав Кок-Орды (Синей Орды), а хан больше зависел от своих беков, нойонов или эмиров, нежели они от него. Тем не менее расплачиваться пришлось правителю, причем собственной головой.[1094]
Сын казненного, Тохтамыш, убежал к Тимуру[1095] и предложил ему свои услуги. Тимур принял царевича, так как столкновение с объединенной степью не сулило ему ничего доброго. Наоборот, он попробовал повести превентивную войну, но отдельные победы в боях не давали возможности закрепиться на широкой территории. Хуже того, его креатура Тохтамыш дважды потерпел сокрушительные поражения. После последней битвы он добежал до берега Сырдарьи и, сбросив одежду, попытался переплыть ее, но преследователи заметили пловца и пустили в него стрелы. Одна стрела вонзилась ему в плечо, но он все-таки пересек реку и скрылся в камышах, где упал без сил. Спас его случай. Один из сотников Тимур-бека, Едигей, обнаружил нагого и окровавленного беглеца, одел его и привел к себе в ставку. Там Тохтамыш поправился, был представлен Тимуру и получил от него помощь для продолжения войны с Урус-ханом.
В 1375 г. Урус-хан скончался, а его сын и наследник Токтакия умер через два месяца. На престол вступил брат — Тимур-Малик, который проявил исключительную бездарность и патологическую лень. Он умел только много есть и долго спать, чем вызвал разочарование своих беков и нукеров. В 1376 г. Тохтамыш снова выступил в поход и без труда овладел Белой Ордой. После этого он перенес удар на запад, на берега Волги, где ему предстояла серьезная борьба с Мамаем, правителем правобережья Волги.
Мамай не был потомком Чингиса и поэтому не мог стать ханом. Фактически Мамай вышел из улуса Джучиева, более того, он стал врагом Чингисидов. Левобережье Волги удерживали ханы Кок-Орды, а прочие владетели даже не пытались отстаивать свои княжества от этих титанов. Эту эпоху русские летописцы удачно назвали «великой замятней».
Это трудное для татар время использовал литовский князь Ольгерд. Осенью 1362 г. он напал на трех татарских мурз, кочевавших по Днепровскому правобережью, и нанес им поражение у Синих Вод.
Мамай отнесся к этому благосклонно — видимо, разбитые мурзы не были его сторонниками.[1096] Пользуясь договоренностью с Мамаем, Ольгерд занял Чернигов, Новгород-Северск, Трубчевск, Путивль и Курск,[1097] а в Киеве упразднил местное самоуправление и присоединил город к Литве.
Таким образом, «западничество», давно бытовавшее у русичей, привилось и у татар. Оно проникло в Степь по «экономическим каналам» — через итальянцев, а политически — через литовцев. Единственным сознательным противником Запада была Московская митрополия, управлявшая в то время Русью. Это делало Москву естественным противником Мамая и соответственно сторонником ханов Синей Орды — Чингисидов. Такова была расстановка сил перед Куликовской битвой.
Кульпа правил шесть месяцев и был убит Наврузом, тоже выдававшим себя за сына Джанибека. По-видимому, Навруз стремился к наведению порядка, потому что русские князья «приходили к Наврузу и били челом царю о разделении княжений их».[1085] Каждый был утвержден на своей отчине, а Дмитрий Константинович, князь суздальско-нижегородский, весной 1360 г. сверх того получил великое княжение.[1086] Казалось, порядок восстановлен, но в том же 1360 г. из-за Яика явился потомок Шейбана (сына Джучи) Хызр (Хыдыр-бек) с войсками Синей Орды.
Навруз погиб, и, хуже того, была убита вдова Джанибека, ханша Тайдула,[1087] покровительница митрополита Алексея, а тем самым всей России, очень в этом нуждавшейся. Золотая Орда стала Синей.[1088]
Хан Хызр, по мнению русских князей, был правитель «кроткий и смиренный».[1089] Он потребовал у русских только одного — выдачи ему новгородских ушкуйников, разбойничавших на Волге и грабивших и русских, и татар. Великий князь Дмитрий Константинович, Андрей Нижегородский и Константин Ростовский выполнили это поручение с охотой, так как грабежи касались их подданных.[1090] Но, к сожалению, сподвижники Хызра были иного склада, в том числе его сын Темир-ходжа, в 1361 г. убивший своего отца.
Через шесть дней негодяй был убит темником Мамаем, который возвел на престол некоего Абдаллаха. Напуганные русские князья бежали из Сарая, Мамай с Абдаллахом ушли на правый берег Волги, а в Орде (теперь уже не Золотой, а Синей) воцарился Орду-Мелик, вскоре смененный Кельдибеком, потомком Тука-Темура, младшего брата Батыя.[1091]
Но попытка реставрации оказалась неудачной. На престол вскоре сел брат Хызра, Мурид,[1092] царствовавший до 1364 г. Его сменил Шейх Азиз, погибший в 1370 г., когда Сарай был взят на короткое время Мамаем, успевшим сменить Абдаллаха на некоего Мухаммеда Булака, после чего Большая Орда распалась на семь независимых владений.[1093]
Затем наступила очередь Белой Орды, которая после развала Золотой Орды унаследовала первенство в степном мире. Энергичный Урус-хан отражал попытки Тимура распространить свое влияние на север от Сырдарьи. Урус-хан умело защищал южную границу Белой Орды, но, не ограничиваясь этим, он решил присоединить к своим владениям гибнущую Золотую Орду, чтобы восстановить единство улуса Джучиева.
Вероятно, этот план можно было осуществить, если бы правитель Мангышлака Туй-ходжа-оглан не отказал Урус-хану в военной помощи. Хотя Туй-ходжа-оглан был потомком Орды-Ичэна, его улус входил в состав Кок-Орды (Синей Орды), а хан больше зависел от своих беков, нойонов или эмиров, нежели они от него. Тем не менее расплачиваться пришлось правителю, причем собственной головой.[1094]
Сын казненного, Тохтамыш, убежал к Тимуру[1095] и предложил ему свои услуги. Тимур принял царевича, так как столкновение с объединенной степью не сулило ему ничего доброго. Наоборот, он попробовал повести превентивную войну, но отдельные победы в боях не давали возможности закрепиться на широкой территории. Хуже того, его креатура Тохтамыш дважды потерпел сокрушительные поражения. После последней битвы он добежал до берега Сырдарьи и, сбросив одежду, попытался переплыть ее, но преследователи заметили пловца и пустили в него стрелы. Одна стрела вонзилась ему в плечо, но он все-таки пересек реку и скрылся в камышах, где упал без сил. Спас его случай. Один из сотников Тимур-бека, Едигей, обнаружил нагого и окровавленного беглеца, одел его и привел к себе в ставку. Там Тохтамыш поправился, был представлен Тимуру и получил от него помощь для продолжения войны с Урус-ханом.
В 1375 г. Урус-хан скончался, а его сын и наследник Токтакия умер через два месяца. На престол вступил брат — Тимур-Малик, который проявил исключительную бездарность и патологическую лень. Он умел только много есть и долго спать, чем вызвал разочарование своих беков и нукеров. В 1376 г. Тохтамыш снова выступил в поход и без труда овладел Белой Ордой. После этого он перенес удар на запад, на берега Волги, где ему предстояла серьезная борьба с Мамаем, правителем правобережья Волги.
Мамай не был потомком Чингиса и поэтому не мог стать ханом. Фактически Мамай вышел из улуса Джучиева, более того, он стал врагом Чингисидов. Левобережье Волги удерживали ханы Кок-Орды, а прочие владетели даже не пытались отстаивать свои княжества от этих титанов. Эту эпоху русские летописцы удачно назвали «великой замятней».
Это трудное для татар время использовал литовский князь Ольгерд. Осенью 1362 г. он напал на трех татарских мурз, кочевавших по Днепровскому правобережью, и нанес им поражение у Синих Вод.
Мамай отнесся к этому благосклонно — видимо, разбитые мурзы не были его сторонниками.[1096] Пользуясь договоренностью с Мамаем, Ольгерд занял Чернигов, Новгород-Северск, Трубчевск, Путивль и Курск,[1097] а в Киеве упразднил местное самоуправление и присоединил город к Литве.
Таким образом, «западничество», давно бытовавшее у русичей, привилось и у татар. Оно проникло в Степь по «экономическим каналам» — через итальянцев, а политически — через литовцев. Единственным сознательным противником Запада была Московская митрополия, управлявшая в то время Русью. Это делало Москву естественным противником Мамая и соответственно сторонником ханов Синей Орды — Чингисидов. Такова была расстановка сил перед Куликовской битвой.
XXIX. Синяя орда
(Приближение второе — уровень этноса)
194. Мамай и Тохтамыш
В том, что Мамай был храбрым полководцем, способным администратором и искусным политиком, никаких сомнений нет. С Тохтамышем сложнее. Можно рассматривать его как последнего паладина степной культуры, а можно считать его жалким эпигоном, ничтожным потомком великих предков. Обе оценки представляются несостоятельными. Личное мужество Тохтамыша вне всяких сомнений, но ум государственного деятеля и талант военачальника, видимо, не соответствовали той ноше, которую он на себя взвалил. Если же мы учтем, что оба вождя татар были разбиты и погибли, то очевидно, что постановка проблемы некорректна.
Попробуем вместо оценок дать описание этнических систем, во главе которых стояли Мамай и Тохтамыш, ведь окружение правителя не может не влиять на его соображения и поступки, а только последние известны и достоверны.
В царстве Мамая обитали потомки половцев, алан, ясов, касогов, крымские готы и евреи, а союзниками его были литовцы и генуэзцы; сам же он был по происхождению монгол. Вот типичная химера, богатая за счет местных ресурсов и международной торговли, многолюдная и управлявшаяся талантливым полководцем и дипломатом Мамаем. Но природный закон этногенеза был против державы Мамая, так как системные связи в его державе были искусственны.
Немногочисленные монголы находились в акматической фазе, потомки половцев — в гомеостазе, аланы и крымские готы — в глубокой обскурации, а ясы, касоги, как и итальянцы из Генуи, греки из Константинополя и евреи из Хазарии, были связаны с державой Мамая не органично, а административно. Итак, держава Мамая была не продолжением улуса Чингисова, а его антиподом — организованным государством, опиравшимся на аборигенов.
Победа Тохтамыша над Урус-ханом была не случайна. Так же как Мамай опирался на западный мир, получая от генуэзских негоциантов помощь деньгами и воинами, Тохтамыш нашел поддержку у Тимура — защитника купцов Самарканда и Бухары. Оба союза были неискренни. Экономические и культурные контакты разъедали степное натуральное хозяйство, быт и политическую систему «монголосферы», как ледяную глыбу одинаково уничтожают солнечные лучи и теплые дожди. Контакты на суперэтническом уровне действуют одинаково, как тепловые перепады в термодинамике.
Простодушные кочевники верили своим ханам, а ханы нуждались в толковых эмирах; те же были связаны с городским населением торговых городов и за 100 лет стали искренними мусульманами и, значит, врагами Чингисидов. Наиболее талантливым оказался Тимур, которому удалось победить Ак-Орду (Белую Орду) и Могулистан, но сибирская Синяя орда осталась вне его влияния, чему способствовали ее географическое положение и система хозяйства, консервировавшие местные традиции.
Попробуем вместо оценок дать описание этнических систем, во главе которых стояли Мамай и Тохтамыш, ведь окружение правителя не может не влиять на его соображения и поступки, а только последние известны и достоверны.
В царстве Мамая обитали потомки половцев, алан, ясов, касогов, крымские готы и евреи, а союзниками его были литовцы и генуэзцы; сам же он был по происхождению монгол. Вот типичная химера, богатая за счет местных ресурсов и международной торговли, многолюдная и управлявшаяся талантливым полководцем и дипломатом Мамаем. Но природный закон этногенеза был против державы Мамая, так как системные связи в его державе были искусственны.
Немногочисленные монголы находились в акматической фазе, потомки половцев — в гомеостазе, аланы и крымские готы — в глубокой обскурации, а ясы, касоги, как и итальянцы из Генуи, греки из Константинополя и евреи из Хазарии, были связаны с державой Мамая не органично, а административно. Итак, держава Мамая была не продолжением улуса Чингисова, а его антиподом — организованным государством, опиравшимся на аборигенов.
Победа Тохтамыша над Урус-ханом была не случайна. Так же как Мамай опирался на западный мир, получая от генуэзских негоциантов помощь деньгами и воинами, Тохтамыш нашел поддержку у Тимура — защитника купцов Самарканда и Бухары. Оба союза были неискренни. Экономические и культурные контакты разъедали степное натуральное хозяйство, быт и политическую систему «монголосферы», как ледяную глыбу одинаково уничтожают солнечные лучи и теплые дожди. Контакты на суперэтническом уровне действуют одинаково, как тепловые перепады в термодинамике.
Простодушные кочевники верили своим ханам, а ханы нуждались в толковых эмирах; те же были связаны с городским населением торговых городов и за 100 лет стали искренними мусульманами и, значит, врагами Чингисидов. Наиболее талантливым оказался Тимур, которому удалось победить Ак-Орду (Белую Орду) и Могулистан, но сибирская Синяя орда осталась вне его влияния, чему способствовали ее географическое положение и система хозяйства, консервировавшие местные традиции.