Страница:
Местоположение Саксина долгое время было не установлено
[119], но теперь это возможно сделать путем сопоставления данных новоизданных источников и археологических исследований в дельте Волги. В 1132 году Саксин посетил арабский путешественник Абу Хамид ал-Гарнати и оставил его описание [3, с. 27—30]. Саксин лежит на огромной реке, «больше Тигра». В нем живут «сорок племен гузов» (сорок – условное число). У них большие дворы и шатры, есть две мечети, а зимние дома из бревен сосны под кровлями из досок; у города большая река, а рядом «тысяча рек». Это дельта Волги, а в ней есть только одно место, удовлетворяющее описанию ал-Гарнати, – село Семибугры, на протоке Табола [7, с. 187]. Деревянные и войлочные жилища, естественно, не сохранились, но характер и обилие керамики, а также описание рельефа совпадают с сообщениями арабского географа.
Саксин был взят монголами в 1229 году, и остатки его населения убежали на север. Подъем уровня Каспийского моря в XIII веке на время прекратил жизнь в дельте Волги, где бэровские бугры превратились в архипелаг и стали необитаемы [13, 14]. В XII – XIII веках русские ни разу не сталкивались с хазарами. Следовательно, сентенция летописца не может быть принята не только буквально, но и образно. И однако, она для чего-то введена в текст. Вот еще одна загадка!
Но может быть, это высказывание относится к хазарам-христианам, окрещенным в 860 году св. Кириллом и упоминаемым в «Повести временных лет»? [29, т. I, с. 39]. Их потомки живут до сих пор около развалин древнего Семендера [10, 17] и назывались – «гребенские казаки». Часть их распространилась в IX веке на Нижний Дон, принесла туда культуру кавказского винограда [31]и в XII – XIII веках стала известна под названием «бродники» [7, с. 176; 26, с. 151]. Может быть, эти потомки хазар платили в 1113—1118 годах дань Киеву? Нет, не платили, ибо в 1117 году «придоша Беловежци в Русь» [29, т. I, с. 202], т. е. русские очистили левый берег Дона, в том числе его пойму, сохранив за собой гегемонию в степи между Доном и Карпатами. И кроме того, культурный комплекс Белой Вежи был связан с черниговским левобережьем Поднепровья, а не с Киевом, как определил М. И. Артамонов во время раскопок Саркела.
Итак, летописец налгал; остается объяснить: для чего и зачем?
Переберемся из X века в XII век – эпоху, когда были составлены оба дошедших до нас текста. К счастью, «Историко-литературный очерк» Д. С. Лихачева [29, т. II, с. 5—148] содержит все данные, которые для нашего анализа необходимы и достаточны.Так как поводов для диспута в статье Д. С. Лихачева не имеется, то мы будем базироваться на его выводах. Отметим те, которые важны для нашей темы.
Изданный текст летописи – это третья редакция летописного свода, включающая «разновременные куски» [29, т. II, с. 42]. В них отразилась политическая и идеологическая борьба, раздиравшая Киевскую Русь XI века. Обобщенно она выглядела так, разумеется – в схеме: тогда было три направления политических и два церковных, на фоне двух территориальных (племенных) славянских объединений и двух кочевых союзов.
С «западническим» направлением связали свою судьбу великие князья Изяслав Ярославич и Святополк II Изяславич; с «византийским» – Всеволод Ярославич, Владимир Мономах и его сын Мстислав Великий; с «национальным» – Святослав Ярославич, Олег Святославич и его дети.
В церковной политике: киевскому митрополиту – греку противостоял Киево-Печерский монастырь, предшественника коего Д. С. Лихачев видит в митрополите Иларионе, заявившем, что «русские – это новый народ, пришедший на смену старым (в том числе и грекам)» [29, т. II, с. 73]. Константинопольская патриархия решительно отказалась утвердить Илариона митрополитом; в Софии сели митрополиты – греки, а Киево-Печерский монастырь – центр русского летописания, занял самостоятельную позицию.
Древняя вражда полян и северян переоформилась в соперничество Киева и Переяславля с Черниговом, т. е. Северской землей. Племенная война половцев (куманов) с торками (гузами) заставила тех и других искать союзников. Половцы подружились с Черниговом, торки – с Киевом, вследствие чего киевская летопись постоянно клеймит половцев и молчит о торках [19].
Киево-Печерский монастырь оформился в 1060—1061 годах [29, т. II, с. 84], но после конфликта с Изяславом первый известный летописец Никон бежал в Тмутаракань. В 1068 году монахи лавры поддержали восстание против Изяслава. После подавления Антоний бежал в Чернигов. Но уже в 1073 году монастырь выступил против Святослава и Всеволода, т. е. в пользу изгнанного Изяслава [там же, с. 85]. Видимо, политические симпатии монастыря сменились. С того времени монастырь занимает независимую позицию: Никон составил «антикняжеский свод» [29, т. II, с. 102], где он обвиняет князей в «несытстве» и в небрежении к старым дружинникам, например, Яну Вышатичу [там же, с. 99]. Но в 1098 году Святополк II поддержал антигреческую позицию монастыря и примирился с ним [там же, с. 102]. В последующее десятилетие была создана Нестором «Повесть временных лет», оконченная в 1113 году [там же].
Легко догадаться, что союз монастыря с князем был выгоден обоюдно, и не случайно, что Несторова редакция «Повести временных лет» направлена не только против греков и грекофилов, но и против Олега Черниговского, друга половецких ханов. Следовательно, идеологическая ориентация должна была идти на Запад. Однако там шла борьба папы Григория VII с императором Генрихом IV, дружившим с Алексеем Комнином и женатым на Евпраксии Всеволодовне, сестре Владимира Мономаха. Поэтому антигреческий летописец переносит свои симпатии в прошлое и на север, где были друзья Святополка Изяславича. Датский король Эрик III Добрый (ок. 1095—1103) накануне вступления на престол посетил Святополка в Киеве [27, с. 28]. Не это ли было толчком к созданию «норманнской теории» – легенды, которая «складывалась постепенно и искусственно» [29, т. II, с. 113] и питалась не столько научным прозрением, сколько презрением к грекам и ненавистью к половцам, союзникам Олега Черниговского, правоты которого Нестор не желал заметить.
Обстоятельства благоприятствовали развитию западнических, т. е. германофильских, настроений в Киеве. В 1093 году Евпраксия Всеволодовна, или императрица Адельгейда, сбежала от мужа к графине Матильде в Каноссу. Здесь она сделала разоблачение мужа, рассказав о том, что он принуждал ее к участию в оргиастических мистериях сатанинского культа николаитов. Папа Урбан оказал беглой императрице покровительство и помог ей пробраться на Русь, где она постриглась и умерла в монастыре в 1109 году. Компрометация императора переяславской княжной повела к тому, что Генрих попытался сблизиться с Киевом. Греческая церковь, крайне принципиальная в вопросах канона, осудила браки с католиками. Митрополит Иоанн даже грозил Всеволоду I отлучением. Но Святополку такая непреклонность политического противника была на руку. Он разрешил принять на вооружение антигреческий и, следовательно, проваряжский вариант древней истории Руси [29, т. II, с. 112—114].
Так же оказались смазаны или замалчивались русско-венгерские, русско-печенежские и русско-торкские союзы, хотя только благодаря им Русь вышла победительницей после напряженной войны с Хазарией. Восстановленный нами ход истории показывает, что именно варяжские князья потерпели от Хазарского каганата поражение, чуть было не приведшее Русь к гибели. Летописец Нестор об этой странице истории умолчал. Видимо, одобрение союзов с кочевниками в те годы, когда Святополк терпел от половцев жестокие поражения, не представлялось автору летописи ни актуальным, ни конструктивным. А между тем незаинтересованный добросовестный арабский географ Масуди сообщает, что «русь и славяне составляют войско и прислугу хазарского царя» [цит. по: 2, с. 383]. Но приписать победу в освободительной войне 965 года союзу славян с печенегами – значило реабилитировать друга кочевников Олега Святославича, а отметить помощь Византии – подыграть Владимиру Всеволодовичу Мономаху. То и другое для Святополка Изяславича было нежелательно.
Апология трех поколений викингов и попытка приписать им победу над греками, одержанную еще до «призвания» Рюрика, в 860 году, были политикой далекого прицела, которая могла дать плоды лишь тогда, когда летопись была кончена, переписана, прочтена и усвоена. Святополку же были нужны деньги, как всякому непопулярному правителю. Он применил для получения их средство, заимствованное у феодальных королей Европы,– разрешил пребывание в Киеве еврейской общины, конечно, за большую плату. Нестор, видя это, счел за благо хазарскую проблему в летописи не обострять.
По смерти Святополка киевляне разграбили дома приближенных покойного князя, ростовщиков-евреев, и собрались напасть на бояр и монастыри. Прибытие Владимира Мономаха, князя весьма популярного, успокоило толпу, но вече, выбравшее Владимира великим князем, собралось не на площади, а в храме Св. Софии – твердыне греческого православия [6]. Это немедленно сказалось на летописании. Владимир Мономах вступил в борьбу с Киево-Печерским монастырем и изъял у него летописание, которое он передал в Выдубицкий монастырь [29, т. II, с. 129]. Игумен Сильвестр дважды переработал текст «Повести временных лет», но его правка коснулась главным образом последней части, т. е. княжения Святополка [там же, с. 130]. Таким образом, тенденциозные новеллы и искусственная генеалогия, относящиеся к IX – Х векам, сохранились. Будучи приняты историками XVIII – XIX веков без малейшей критики, они породили фантастические представления о Древней Руси, якобы возникшей по мановению варяжского меча из дикости неполноценных славяно-финских племен. Весь период Киевского (Русского) каганата с IV по IX век считался не бывшим.
Жаль, что не сохранилась черниговская летописная традиция. Там вряд ли было все правильно, но не так, а сравнение двух, пусть даже неполноценных версий дает возможность установить истину или хотя бы усомниться во лжи.
Нестор был весьма талантливым писателем. Это означало, что он мог убедить читателя в своей правоте. На нашу беду защищаемая им концепция истории Руси стала неактуальной после прихода к власти Владимира Мономаха и его потомков. Тогда главными соперниками Мономашичей стали черниговские Ольговичи, и весь гнев киевских летописцев, оберегаемых дикими торками, обрушился на дружественных Чернигову половцев; а о Германии в XII веке позабыли, тем более что силы императоров были поглощены войной с папами. Запад стал для Руси неинтересен.
Это спасло Несторовы варианты, касающиеся древности, от поправления, ибо это в XII веке стало не актуально. А затем, когда интерес к русской древности возник снова, т. е. в конце XIV века, «Повесть временных лет», прошедшая испытание временем, превратилась в каноническую книгу. И не случайно даже в критический XX век такой тонкий исследователь, как М. И. Артамонов, писал: «Конечно, ни о каком подчинении Руси хазарами в X в. не может быть и речи. Здесь мы имеем совершенно явное извращение действительности, вполне понятное в устах хазарского еврея, стремящегося возвеличить Хазарию» [2, с. 374—375]. А то, что при такой точке зрения освободительная война Святослава превращается в грабительский набег и теряет свою героику и свое значение,– это исключалось в угоду летописным версиям. В. Т. Пашуто осторожнее. Он признает, что «источник... темен, но, быть может, он отражает некоторые реалии» [27, с. 93]. Однако если мы отказались от «призвания варягов», то настало время внести ясность в картину взаимоотношений Хазарии и Руси и сказать словами поэта: «Не раз клонилась под грозою то их, то наша сторона», но победа осталась за Русью.
Итак, детальный комментарий Д. С. Лихачева вскрыл множество натяжек и подтасовок, особенно в хронологии событий. Именно это дало повод автору привлечь историю кочевников в качестве сравнительного материала для более сознательного восприятия смысла летописных рассказов. И тут появилась возможность установить характер взаимодействия истории и элоквенции (изящной словесности) хотя бы в небольшом, но крайне важном эпизоде. Историческая информация в нем присутствует, так как летописцу было необходимо завоевать доверие читателей. Но цель сказания о дани полян хазарам [120]дидактическая: показать, что беды, упавшие на голову полян, были отведены героическими варягами, дружба с которыми желательна и впредь. Эта позиция летописца настолько совпадала с политической платформой Изяслава и Святополка, что роль случайности минимальна.
Но если так, то в исследуемом тексте литература решительно превалирует над историей и буквальное следование летописной версии ведет к заблуждениям истории и утрате смысла в аспекте филологии.
Аналогичный вывод по поводу всей «Повести временных лет» был сделал Д. С. Лихачевым, охарактеризовавшим летопись как «динамику идей». Ее единство «определяется не авторской индивидуальностью, а действительностью, жизнью» и отражает в себе все жизненные противоречия [29, т. II, с. 49]. Значит, летопись – литература исторического жанра, а не хроника, бесстрашно фиксирующая события, и не история – «поиск истины» или, более современно, – «исследование».
Этот общий и вполне убедительный вывод исследователя не только не снимает необходимости продолжать изучение отдельных новелл, но дает путь к их осмыслению и выверке на достоверность. Последнее важно не столько для филолога, сколько для историка, но ведь Каллиопа и Клио сестры; значит, они должны помогать друг другу.
Литература
Трагедия на Каспии в X в. и «Повесть временных лет»
[121]
Расстановка сил в конце IX в.
Саксин был взят монголами в 1229 году, и остатки его населения убежали на север. Подъем уровня Каспийского моря в XIII веке на время прекратил жизнь в дельте Волги, где бэровские бугры превратились в архипелаг и стали необитаемы [13, 14]. В XII – XIII веках русские ни разу не сталкивались с хазарами. Следовательно, сентенция летописца не может быть принята не только буквально, но и образно. И однако, она для чего-то введена в текст. Вот еще одна загадка!
Но может быть, это высказывание относится к хазарам-христианам, окрещенным в 860 году св. Кириллом и упоминаемым в «Повести временных лет»? [29, т. I, с. 39]. Их потомки живут до сих пор около развалин древнего Семендера [10, 17] и назывались – «гребенские казаки». Часть их распространилась в IX веке на Нижний Дон, принесла туда культуру кавказского винограда [31]и в XII – XIII веках стала известна под названием «бродники» [7, с. 176; 26, с. 151]. Может быть, эти потомки хазар платили в 1113—1118 годах дань Киеву? Нет, не платили, ибо в 1117 году «придоша Беловежци в Русь» [29, т. I, с. 202], т. е. русские очистили левый берег Дона, в том числе его пойму, сохранив за собой гегемонию в степи между Доном и Карпатами. И кроме того, культурный комплекс Белой Вежи был связан с черниговским левобережьем Поднепровья, а не с Киевом, как определил М. И. Артамонов во время раскопок Саркела.
Итак, летописец налгал; остается объяснить: для чего и зачем?
Переберемся из X века в XII век – эпоху, когда были составлены оба дошедших до нас текста. К счастью, «Историко-литературный очерк» Д. С. Лихачева [29, т. II, с. 5—148] содержит все данные, которые для нашего анализа необходимы и достаточны.Так как поводов для диспута в статье Д. С. Лихачева не имеется, то мы будем базироваться на его выводах. Отметим те, которые важны для нашей темы.
Изданный текст летописи – это третья редакция летописного свода, включающая «разновременные куски» [29, т. II, с. 42]. В них отразилась политическая и идеологическая борьба, раздиравшая Киевскую Русь XI века. Обобщенно она выглядела так, разумеется – в схеме: тогда было три направления политических и два церковных, на фоне двух территориальных (племенных) славянских объединений и двух кочевых союзов.
С «западническим» направлением связали свою судьбу великие князья Изяслав Ярославич и Святополк II Изяславич; с «византийским» – Всеволод Ярославич, Владимир Мономах и его сын Мстислав Великий; с «национальным» – Святослав Ярославич, Олег Святославич и его дети.
В церковной политике: киевскому митрополиту – греку противостоял Киево-Печерский монастырь, предшественника коего Д. С. Лихачев видит в митрополите Иларионе, заявившем, что «русские – это новый народ, пришедший на смену старым (в том числе и грекам)» [29, т. II, с. 73]. Константинопольская патриархия решительно отказалась утвердить Илариона митрополитом; в Софии сели митрополиты – греки, а Киево-Печерский монастырь – центр русского летописания, занял самостоятельную позицию.
Древняя вражда полян и северян переоформилась в соперничество Киева и Переяславля с Черниговом, т. е. Северской землей. Племенная война половцев (куманов) с торками (гузами) заставила тех и других искать союзников. Половцы подружились с Черниговом, торки – с Киевом, вследствие чего киевская летопись постоянно клеймит половцев и молчит о торках [19].
Киево-Печерский монастырь оформился в 1060—1061 годах [29, т. II, с. 84], но после конфликта с Изяславом первый известный летописец Никон бежал в Тмутаракань. В 1068 году монахи лавры поддержали восстание против Изяслава. После подавления Антоний бежал в Чернигов. Но уже в 1073 году монастырь выступил против Святослава и Всеволода, т. е. в пользу изгнанного Изяслава [там же, с. 85]. Видимо, политические симпатии монастыря сменились. С того времени монастырь занимает независимую позицию: Никон составил «антикняжеский свод» [29, т. II, с. 102], где он обвиняет князей в «несытстве» и в небрежении к старым дружинникам, например, Яну Вышатичу [там же, с. 99]. Но в 1098 году Святополк II поддержал антигреческую позицию монастыря и примирился с ним [там же, с. 102]. В последующее десятилетие была создана Нестором «Повесть временных лет», оконченная в 1113 году [там же].
Легко догадаться, что союз монастыря с князем был выгоден обоюдно, и не случайно, что Несторова редакция «Повести временных лет» направлена не только против греков и грекофилов, но и против Олега Черниговского, друга половецких ханов. Следовательно, идеологическая ориентация должна была идти на Запад. Однако там шла борьба папы Григория VII с императором Генрихом IV, дружившим с Алексеем Комнином и женатым на Евпраксии Всеволодовне, сестре Владимира Мономаха. Поэтому антигреческий летописец переносит свои симпатии в прошлое и на север, где были друзья Святополка Изяславича. Датский король Эрик III Добрый (ок. 1095—1103) накануне вступления на престол посетил Святополка в Киеве [27, с. 28]. Не это ли было толчком к созданию «норманнской теории» – легенды, которая «складывалась постепенно и искусственно» [29, т. II, с. 113] и питалась не столько научным прозрением, сколько презрением к грекам и ненавистью к половцам, союзникам Олега Черниговского, правоты которого Нестор не желал заметить.
Обстоятельства благоприятствовали развитию западнических, т. е. германофильских, настроений в Киеве. В 1093 году Евпраксия Всеволодовна, или императрица Адельгейда, сбежала от мужа к графине Матильде в Каноссу. Здесь она сделала разоблачение мужа, рассказав о том, что он принуждал ее к участию в оргиастических мистериях сатанинского культа николаитов. Папа Урбан оказал беглой императрице покровительство и помог ей пробраться на Русь, где она постриглась и умерла в монастыре в 1109 году. Компрометация императора переяславской княжной повела к тому, что Генрих попытался сблизиться с Киевом. Греческая церковь, крайне принципиальная в вопросах канона, осудила браки с католиками. Митрополит Иоанн даже грозил Всеволоду I отлучением. Но Святополку такая непреклонность политического противника была на руку. Он разрешил принять на вооружение антигреческий и, следовательно, проваряжский вариант древней истории Руси [29, т. II, с. 112—114].
Так же оказались смазаны или замалчивались русско-венгерские, русско-печенежские и русско-торкские союзы, хотя только благодаря им Русь вышла победительницей после напряженной войны с Хазарией. Восстановленный нами ход истории показывает, что именно варяжские князья потерпели от Хазарского каганата поражение, чуть было не приведшее Русь к гибели. Летописец Нестор об этой странице истории умолчал. Видимо, одобрение союзов с кочевниками в те годы, когда Святополк терпел от половцев жестокие поражения, не представлялось автору летописи ни актуальным, ни конструктивным. А между тем незаинтересованный добросовестный арабский географ Масуди сообщает, что «русь и славяне составляют войско и прислугу хазарского царя» [цит. по: 2, с. 383]. Но приписать победу в освободительной войне 965 года союзу славян с печенегами – значило реабилитировать друга кочевников Олега Святославича, а отметить помощь Византии – подыграть Владимиру Всеволодовичу Мономаху. То и другое для Святополка Изяславича было нежелательно.
Апология трех поколений викингов и попытка приписать им победу над греками, одержанную еще до «призвания» Рюрика, в 860 году, были политикой далекого прицела, которая могла дать плоды лишь тогда, когда летопись была кончена, переписана, прочтена и усвоена. Святополку же были нужны деньги, как всякому непопулярному правителю. Он применил для получения их средство, заимствованное у феодальных королей Европы,– разрешил пребывание в Киеве еврейской общины, конечно, за большую плату. Нестор, видя это, счел за благо хазарскую проблему в летописи не обострять.
По смерти Святополка киевляне разграбили дома приближенных покойного князя, ростовщиков-евреев, и собрались напасть на бояр и монастыри. Прибытие Владимира Мономаха, князя весьма популярного, успокоило толпу, но вече, выбравшее Владимира великим князем, собралось не на площади, а в храме Св. Софии – твердыне греческого православия [6]. Это немедленно сказалось на летописании. Владимир Мономах вступил в борьбу с Киево-Печерским монастырем и изъял у него летописание, которое он передал в Выдубицкий монастырь [29, т. II, с. 129]. Игумен Сильвестр дважды переработал текст «Повести временных лет», но его правка коснулась главным образом последней части, т. е. княжения Святополка [там же, с. 130]. Таким образом, тенденциозные новеллы и искусственная генеалогия, относящиеся к IX – Х векам, сохранились. Будучи приняты историками XVIII – XIX веков без малейшей критики, они породили фантастические представления о Древней Руси, якобы возникшей по мановению варяжского меча из дикости неполноценных славяно-финских племен. Весь период Киевского (Русского) каганата с IV по IX век считался не бывшим.
Жаль, что не сохранилась черниговская летописная традиция. Там вряд ли было все правильно, но не так, а сравнение двух, пусть даже неполноценных версий дает возможность установить истину или хотя бы усомниться во лжи.
Нестор был весьма талантливым писателем. Это означало, что он мог убедить читателя в своей правоте. На нашу беду защищаемая им концепция истории Руси стала неактуальной после прихода к власти Владимира Мономаха и его потомков. Тогда главными соперниками Мономашичей стали черниговские Ольговичи, и весь гнев киевских летописцев, оберегаемых дикими торками, обрушился на дружественных Чернигову половцев; а о Германии в XII веке позабыли, тем более что силы императоров были поглощены войной с папами. Запад стал для Руси неинтересен.
Это спасло Несторовы варианты, касающиеся древности, от поправления, ибо это в XII веке стало не актуально. А затем, когда интерес к русской древности возник снова, т. е. в конце XIV века, «Повесть временных лет», прошедшая испытание временем, превратилась в каноническую книгу. И не случайно даже в критический XX век такой тонкий исследователь, как М. И. Артамонов, писал: «Конечно, ни о каком подчинении Руси хазарами в X в. не может быть и речи. Здесь мы имеем совершенно явное извращение действительности, вполне понятное в устах хазарского еврея, стремящегося возвеличить Хазарию» [2, с. 374—375]. А то, что при такой точке зрения освободительная война Святослава превращается в грабительский набег и теряет свою героику и свое значение,– это исключалось в угоду летописным версиям. В. Т. Пашуто осторожнее. Он признает, что «источник... темен, но, быть может, он отражает некоторые реалии» [27, с. 93]. Однако если мы отказались от «призвания варягов», то настало время внести ясность в картину взаимоотношений Хазарии и Руси и сказать словами поэта: «Не раз клонилась под грозою то их, то наша сторона», но победа осталась за Русью.
Итак, детальный комментарий Д. С. Лихачева вскрыл множество натяжек и подтасовок, особенно в хронологии событий. Именно это дало повод автору привлечь историю кочевников в качестве сравнительного материала для более сознательного восприятия смысла летописных рассказов. И тут появилась возможность установить характер взаимодействия истории и элоквенции (изящной словесности) хотя бы в небольшом, но крайне важном эпизоде. Историческая информация в нем присутствует, так как летописцу было необходимо завоевать доверие читателей. Но цель сказания о дани полян хазарам [120]дидактическая: показать, что беды, упавшие на голову полян, были отведены героическими варягами, дружба с которыми желательна и впредь. Эта позиция летописца настолько совпадала с политической платформой Изяслава и Святополка, что роль случайности минимальна.
Но если так, то в исследуемом тексте литература решительно превалирует над историей и буквальное следование летописной версии ведет к заблуждениям истории и утрате смысла в аспекте филологии.
Аналогичный вывод по поводу всей «Повести временных лет» был сделал Д. С. Лихачевым, охарактеризовавшим летопись как «динамику идей». Ее единство «определяется не авторской индивидуальностью, а действительностью, жизнью» и отражает в себе все жизненные противоречия [29, т. II, с. 49]. Значит, летопись – литература исторического жанра, а не хроника, бесстрашно фиксирующая события, и не история – «поиск истины» или, более современно, – «исследование».
Этот общий и вполне убедительный вывод исследователя не только не снимает необходимости продолжать изучение отдельных новелл, но дает путь к их осмыслению и выверке на достоверность. Последнее важно не столько для филолога, сколько для историка, но ведь Каллиопа и Клио сестры; значит, они должны помогать друг другу.
Литература
1.
Алексеев В. П.В поисках предков. М., 1972.
2. Артамонов М. И.История хазар. Изд. Гос. Эрмитажа, Л., 1962.
3 . Большаков О. Г., Монгайт А. Л.Путешествие Абу Хамида ал-Гарнати в Восточную и Центральную Европу (1131—1153 гг.). М., 1971.
4. Босворт К. Э.Мусульманские династии. М., 1971.
5. «Византийский временник», 1961, вып. XX, с. 99.
6. Греков Б. Д.Киевская Русь. Учпедгиз, М., 1949, с. 496—498.
7. Гумилев Л. Н.Открытие Хазарии.– Наука, М., 1966.
8. Гумилев Л. Н.Хазарские погребения и место, где стоял Итиль.– «Сообщения Гос. Эрмитажа», XXII, 1962.
9. Гумилев Л. Н.Хазария и Каспий.– «Вестник ЛГУ», серия географическая, 1964, № 6.
10. Гумилев Л. Н.Хазария и Терек.– «Вестник ЛГУ», серия географическая, 1964, № 24.
11. Гумилев Л. Н.Памятники хазарской культуры в дельте Волги.– «Сообщения Гос. Эрмитажа», XXVI, 1965.
12. Гумилев Л. Н.Соседи хазар.– «Страны и народы Востока», вып. IV. М., 1965.
13. Гумилев Л. Н.Гетерохронность увлажнения Евразии в средние века.– «Вестник ЛГУ», 1966, № 18, с. 81—90.
14. Гумилев Л. Н.Истоки ритма кочевой культуры Срединной Азии. (Опыт историко-географического синтеза).– «Народы Азии и Африки», 1966, № 4, с. 85—94.
15. Гумилев Л. Н.Древние тюрки.– Наука, М., 1967.
16. Гумилев Л. Н.О термине этнос.– «Доклады Географического общества СССР», вып. 3, 1967.
17. Гумилев Л. Н.Где же тогда Семендер? – «История СССР», 1969, № 3, с. 242—243.
18. Гумилев Л. Н.Поиски вымышленного царства. Наука, М., 1970.
19. Гумилев Л. Н.Нужна ли география гуманитарам? – Славяно-русская этнография. Л., 1973, с. 92—100.
20. Гумилев Л. Н.Об антропологии для неантропологов.– «Природа», 1973, № 1.
21. Иордан.О происхождении и деяниях гетов. Пер. Скржинской Е. Ч. Изд. восточной литературы, М., 1960.
22. История Византии. В 2 тт., т. 2. М., 1967.
23. История СССР с древнейших времен до наших дней, т. I. Изд. «Наука», 1966, с. 489, 492.
24. Кирпичников А. Н.Древнерусское оружие. Вып. I. Мечи и сабли IX – XIII вв. Изд. «Наука», М.—Л., 1966.
25. Коковцов П. К.Еврейско-хазарская переписка в X веке. Изд. АН СССР, Л., 1932.
26. Минорский В. Ф.История Ширвана и Дербенда X – XI веков. М., 1963.
27. Пашуто В. Т.Внешняя политика Древней Руси. Изд. «Наука», М., 1968, с. 28.
28. Петрушевский И. П.Ислам в Иране в VII – XV веках. Изд. ЛГУ, Л., 1966.
29. Повесть временных лет. Т. I. Текст и перевод. Т. II. Статьи и комментарии. Изд. АН СССР, М.—Л., 1950.
30. Половой Н. Я.К вопросу о первом походе Игоря против Византии.– «Византийский временник», вып. XVIII, 1961.
31. Потапенко А. И.Сколько лет донскому виноградарству? – «Виноделие и виноградарство СССР», 1964, № 7, с. 38—39.
32. Рыбаков Б. А.Древние русы.– «Советская археология», XVII, 1953, с. 23—104.
33. Рыбаков Б. А.К вопросу о роли Хазарского каганата в истории Руси.– «Советская археология», XVIII, 1953.
34. Соловьев С. М.История России с древнейших времен. Кн. I. Соцэкгиз, М., 1959, с. 145.
35. Солодухо Ю. А.Движение Маздака и восстание еврейского населения Ирака в первой половине VI в. н. э.– «Вестник древней истории», 1940, № 3—4.
36. Якубовский А. Ю.Ибн-Мискавейх о походе русов в Берда в 332 г.– 943/944 г.– «Византийский временник», XXIV, 1926, с. 63—92.
37. Gregoire Pr.Les Gens de la Caverne, les Qara?tes et les khazares.– «Le Flambeau», vol. 35, № 5. Bruxelles, 1952, рp. 477—485.
38. Gumilev L. N.New Data on the History of Khazars.– «Acta Archaelogica Academiae Scientiarum Hungaricae», t. 19. Budapest, 1967, pp. 61—103.
39. Needham J.Science and Civilization of China, III. Cambridge, 1959.
40. Szyszman S.Le roi Bulan et la probl?me de la conversion des Khazars.– «Ephemerides Teologicae Lovanienses», t. 33, fasc. 1. Bruges, 1957.
41. Szyszman S.O? la conversion du roi Khazar Bulan a-t-elle eu lieu? Dans: Hommages ? Andr? Dupont-Sommer. Paris, 1971.
42. Szyszman S.Les Khazars probl?mes et controverses.– «Revue de l’Histoire des Religions», t. CLII, № 2, 1957.
2. Артамонов М. И.История хазар. Изд. Гос. Эрмитажа, Л., 1962.
3 . Большаков О. Г., Монгайт А. Л.Путешествие Абу Хамида ал-Гарнати в Восточную и Центральную Европу (1131—1153 гг.). М., 1971.
4. Босворт К. Э.Мусульманские династии. М., 1971.
5. «Византийский временник», 1961, вып. XX, с. 99.
6. Греков Б. Д.Киевская Русь. Учпедгиз, М., 1949, с. 496—498.
7. Гумилев Л. Н.Открытие Хазарии.– Наука, М., 1966.
8. Гумилев Л. Н.Хазарские погребения и место, где стоял Итиль.– «Сообщения Гос. Эрмитажа», XXII, 1962.
9. Гумилев Л. Н.Хазария и Каспий.– «Вестник ЛГУ», серия географическая, 1964, № 6.
10. Гумилев Л. Н.Хазария и Терек.– «Вестник ЛГУ», серия географическая, 1964, № 24.
11. Гумилев Л. Н.Памятники хазарской культуры в дельте Волги.– «Сообщения Гос. Эрмитажа», XXVI, 1965.
12. Гумилев Л. Н.Соседи хазар.– «Страны и народы Востока», вып. IV. М., 1965.
13. Гумилев Л. Н.Гетерохронность увлажнения Евразии в средние века.– «Вестник ЛГУ», 1966, № 18, с. 81—90.
14. Гумилев Л. Н.Истоки ритма кочевой культуры Срединной Азии. (Опыт историко-географического синтеза).– «Народы Азии и Африки», 1966, № 4, с. 85—94.
15. Гумилев Л. Н.Древние тюрки.– Наука, М., 1967.
16. Гумилев Л. Н.О термине этнос.– «Доклады Географического общества СССР», вып. 3, 1967.
17. Гумилев Л. Н.Где же тогда Семендер? – «История СССР», 1969, № 3, с. 242—243.
18. Гумилев Л. Н.Поиски вымышленного царства. Наука, М., 1970.
19. Гумилев Л. Н.Нужна ли география гуманитарам? – Славяно-русская этнография. Л., 1973, с. 92—100.
20. Гумилев Л. Н.Об антропологии для неантропологов.– «Природа», 1973, № 1.
21. Иордан.О происхождении и деяниях гетов. Пер. Скржинской Е. Ч. Изд. восточной литературы, М., 1960.
22. История Византии. В 2 тт., т. 2. М., 1967.
23. История СССР с древнейших времен до наших дней, т. I. Изд. «Наука», 1966, с. 489, 492.
24. Кирпичников А. Н.Древнерусское оружие. Вып. I. Мечи и сабли IX – XIII вв. Изд. «Наука», М.—Л., 1966.
25. Коковцов П. К.Еврейско-хазарская переписка в X веке. Изд. АН СССР, Л., 1932.
26. Минорский В. Ф.История Ширвана и Дербенда X – XI веков. М., 1963.
27. Пашуто В. Т.Внешняя политика Древней Руси. Изд. «Наука», М., 1968, с. 28.
28. Петрушевский И. П.Ислам в Иране в VII – XV веках. Изд. ЛГУ, Л., 1966.
29. Повесть временных лет. Т. I. Текст и перевод. Т. II. Статьи и комментарии. Изд. АН СССР, М.—Л., 1950.
30. Половой Н. Я.К вопросу о первом походе Игоря против Византии.– «Византийский временник», вып. XVIII, 1961.
31. Потапенко А. И.Сколько лет донскому виноградарству? – «Виноделие и виноградарство СССР», 1964, № 7, с. 38—39.
32. Рыбаков Б. А.Древние русы.– «Советская археология», XVII, 1953, с. 23—104.
33. Рыбаков Б. А.К вопросу о роли Хазарского каганата в истории Руси.– «Советская археология», XVIII, 1953.
34. Соловьев С. М.История России с древнейших времен. Кн. I. Соцэкгиз, М., 1959, с. 145.
35. Солодухо Ю. А.Движение Маздака и восстание еврейского населения Ирака в первой половине VI в. н. э.– «Вестник древней истории», 1940, № 3—4.
36. Якубовский А. Ю.Ибн-Мискавейх о походе русов в Берда в 332 г.– 943/944 г.– «Византийский временник», XXIV, 1926, с. 63—92.
37. Gregoire Pr.Les Gens de la Caverne, les Qara?tes et les khazares.– «Le Flambeau», vol. 35, № 5. Bruxelles, 1952, рp. 477—485.
38. Gumilev L. N.New Data on the History of Khazars.– «Acta Archaelogica Academiae Scientiarum Hungaricae», t. 19. Budapest, 1967, pp. 61—103.
39. Needham J.Science and Civilization of China, III. Cambridge, 1959.
40. Szyszman S.Le roi Bulan et la probl?me de la conversion des Khazars.– «Ephemerides Teologicae Lovanienses», t. 33, fasc. 1. Bruges, 1957.
41. Szyszman S.O? la conversion du roi Khazar Bulan a-t-elle eu lieu? Dans: Hommages ? Andr? Dupont-Sommer. Paris, 1971.
42. Szyszman S.Les Khazars probl?mes et controverses.– «Revue de l’Histoire des Religions», t. CLII, № 2, 1957.
Трагедия на Каспии в X в. и «Повесть временных лет»
[121]
В начале XIX в. во всей Европе историография вступила в фазу зрелости, при которой критический подход к накопленным сведениям сменяет эрудитскую школу, характерную для XVII – XVIII вв. Так, во Франции Огюстен Тьерри опередил не только автора многотомной истории Византии – аббата Лебо, но и своего брата Амедея, написавшего историю гуннов
[25], состоящую из списка событий, извлеченных из трудов древних авторов, а потому ныне потерявшую значение.
В России весь XIX век сведения «Начальной летописи» были официальным непререкаемым источником для восприятия событий IX – Х вв. Обязательно-некритичное отношение к летописи было правительственной установкой. (Кажется, инициатором этого мероприятия был шеф жандармов А. X. Бенкендорф.) Только А. А. Шахматов [23], а за ним Д. С. Лихачев [12]провели плодотворные исследования, чем устранили много нелепостей, вскрытых как компаративной, так и внутренней критикой текста летописи. История Древней Руси ныне представляется не как цепь благополучий, нарушавшихся только редкими княжескими усобицами, а как подвиг героического народа, преодолевшего трудности настолько грандиозные, что другой народ от аналогичных бед мог бы погибнуть [7].
Летописец Нестор был человеком своего времени и, хуже того, придворным историком князя Святополка Изяславича, о котором ни один из современников не сказал доброго слова. Владимир Мономах поручил игумену Выдубицкого монастыря Сильвестру проверить и исправить «Повесть временных лет», что тот и проделал [12, с. 129], но, видимо, не полностью. Он интересовался лишь биографией своего заказчика и его отца Всеволода I, т. е. событиями XI в. Можно предположить, что история IX – Х вв. казалась ему неактуальной. Недостоверность древней части летописи отметил Д. С. Лихачев [там же, с. 135]. В свой комментарий он внес так много исправлений, что, не учитывая их, нельзя не впасть в заблуждение; но была еще одна трудность, которая требует преодоления.
Ошибки летописца бывают двоякими: 1) искажение описания события, смещение даты, дидактический вымысел, фантастическая интерпретация – все это заметно и потому исправимо; 2) умолчание о событии или даже целом периоде, а именно это имеется в «Повести временных лет»: там опущено описание. Русско-хазарских столкновений с 885 по 965 г. – целых восьмидесяти лет [5]. Можно ли восполнить этот пропуск, сделанный летописцем, несомненно, умышленно?
Можно, если сменить угол зрения на 180°: обычно применяемую индукцию – на дедукцию. Если обрамить сюжет, лишенный сведений, пространственно-временными данными, выверенными и не возбуждающими сомнений, то в руках исследователя окажется, во-первых, дополнительный материал, т. е. источники, которых не было у Нестора, а во-вторых, причинно-следственные связи между событиями станут значительно яснее. Конечно, для такого широкого охвата потребуются данные, накопленные наукой за столетие, но ведь авторы используемых трудов должны быть рады тому, что их статьи и книги используются с отсылочными сносками, даже если они сами не предвидели результатов своих частных исследований. А вот не ставить сносок на работы предшественников – нехорошо [122].
Действительно, как только наши предшественники привлекли арабские источники, выяснилось, что Волга и Каспийское море были ареной событий столь же грандиозных, как и Днепр и Черное море, но смысл этих событий неясен и служит предметом научных споров. Наша задача – найти непротиворечивую версию. Удастся ли это, пусть судит читатель.
В России весь XIX век сведения «Начальной летописи» были официальным непререкаемым источником для восприятия событий IX – Х вв. Обязательно-некритичное отношение к летописи было правительственной установкой. (Кажется, инициатором этого мероприятия был шеф жандармов А. X. Бенкендорф.) Только А. А. Шахматов [23], а за ним Д. С. Лихачев [12]провели плодотворные исследования, чем устранили много нелепостей, вскрытых как компаративной, так и внутренней критикой текста летописи. История Древней Руси ныне представляется не как цепь благополучий, нарушавшихся только редкими княжескими усобицами, а как подвиг героического народа, преодолевшего трудности настолько грандиозные, что другой народ от аналогичных бед мог бы погибнуть [7].
Летописец Нестор был человеком своего времени и, хуже того, придворным историком князя Святополка Изяславича, о котором ни один из современников не сказал доброго слова. Владимир Мономах поручил игумену Выдубицкого монастыря Сильвестру проверить и исправить «Повесть временных лет», что тот и проделал [12, с. 129], но, видимо, не полностью. Он интересовался лишь биографией своего заказчика и его отца Всеволода I, т. е. событиями XI в. Можно предположить, что история IX – Х вв. казалась ему неактуальной. Недостоверность древней части летописи отметил Д. С. Лихачев [там же, с. 135]. В свой комментарий он внес так много исправлений, что, не учитывая их, нельзя не впасть в заблуждение; но была еще одна трудность, которая требует преодоления.
Ошибки летописца бывают двоякими: 1) искажение описания события, смещение даты, дидактический вымысел, фантастическая интерпретация – все это заметно и потому исправимо; 2) умолчание о событии или даже целом периоде, а именно это имеется в «Повести временных лет»: там опущено описание. Русско-хазарских столкновений с 885 по 965 г. – целых восьмидесяти лет [5]. Можно ли восполнить этот пропуск, сделанный летописцем, несомненно, умышленно?
Можно, если сменить угол зрения на 180°: обычно применяемую индукцию – на дедукцию. Если обрамить сюжет, лишенный сведений, пространственно-временными данными, выверенными и не возбуждающими сомнений, то в руках исследователя окажется, во-первых, дополнительный материал, т. е. источники, которых не было у Нестора, а во-вторых, причинно-следственные связи между событиями станут значительно яснее. Конечно, для такого широкого охвата потребуются данные, накопленные наукой за столетие, но ведь авторы используемых трудов должны быть рады тому, что их статьи и книги используются с отсылочными сносками, даже если они сами не предвидели результатов своих частных исследований. А вот не ставить сносок на работы предшественников – нехорошо [122].
Действительно, как только наши предшественники привлекли арабские источники, выяснилось, что Волга и Каспийское море были ареной событий столь же грандиозных, как и Днепр и Черное море, но смысл этих событий неясен и служит предметом научных споров. Наша задача – найти непротиворечивую версию. Удастся ли это, пусть судит читатель.
Расстановка сил в конце IX в.
Большинство племен, населявших Восточную Европу, жило натуральным хозяйством и потому не имело поводов для активной политики и завоевательных войн. Но на их беду регион пересекали две водные и одна сухопутная трассы – торговые пути: знаменитый путь «из варяг в греки», волжский путь «из варяг в хазары» и «шелковая дорога» – караванный путь от Китая до Испании [4, с. 42—52]. Днепровский путь с 982 г. был в руках варяжского конунга Олега, а волжский путь, соединявший Багдад и Биармию (Великую Пермь), поставлявшую меха в обмен на серебряные изделия, и караванный путь, пересекавший Волгу у города Итиль, около с. Селитренного [1, с. 385—399], контролировались международной торговой компанией евреев-рахдонитов, захвативших фактическую власть в Хазарском каганате и подчинивших себе все левобережье Днепра и верховья Волги [1, с. 389]. Мира между этими двумя хищниками быть не могло.
Олег, овладевший Киевом путем предательского убийства славянорусских князей Аскольда и Дира [см.:12, с. 251], подчинил себе древлян на Припяти, радимичей на Соже и северян на Десне (883—885), причем два последних племени были отторгнуты от Хазарии [1, с. 389]. Могла ли такая агрессия не вызвать ответной войны? Однако летопись умолкает до 907 г., когда Олег идет походом на Византию, враждебную Хазарии. Якобы он одержал блестящую победу, но, как ни странно, греки ее не заметили и в своих хрониках не отразили [8, т. 2, с. 230; 15, с. 147—153].
Как показали исследования византинистов, на Константинополь в начале X в. напала не рать киевского князя, а славяно-варяжская вольница, обитавшая в устье Днепра, под предводительством «божественно-озаренного вождя», согласовав свой набег с нападением арабского флотоводца Льва Триполитанского. Произошло это в 904 г. и кончилось разгромом русов, но вождь-волшебник успел убежать, покинув своих боевых товарищей, которые погибли от греческого огня у мыса Трикефал. Эта версия непротиворечива.
«Ошибка» Нестора не случайна. Он писал в княжение Святополка Изяславича, западника и врага греков [5, с. 171—173]. Описание деталей мнимой осады Царьграда напоминает операцию 860 г., приписываемую Аскольду, подтвержденную греческими авторами [8, с. 2, с. 229]. По-видимому, тогда же был составлен знаменитый торговый договор, перенесенный Нестором в 907 год вместе с походом. Характерно, что в последнем издании «Истории СССР» (М., 1966) поход 907 г. не упомянут, зато сказано, что «поход 911 г. – единственный достоверный факт из его (Олега) княжения»! [19, т. 1, с. 490]. Но коль скоро так, то отношения варяжских князей Олега и Игоря с хазарскими царями подлежат пересмотру. Постараемся доказать, что они были не врагами, а союзниками, и что поссорились они позже, а именно тогда, когда на киевском престоле сели славяне Ольга и Святослав. Для доказательства этого тезиса перенесем внимание на Каспийское море.
Хазарский каганат – а точнее, колония рахдонитов – в IX в. обладал огромными богатствами, получаемыми от торговли китайскими шелками, закамскими мехами и славянскими рабами. Купцов поддерживали все деспотические режимы: императоры династии Тан, Каролинги, Аббасиды в Багдаде и Омейяды в Кордове. Глава купеческой общины Итиля носил тюркский титул – пех (бег) – и самовластно управлял страной, сделав кагана из тюркской династии Ашина марионеткой. Власть бега опиралась на наемные войска из Гургана (область на юго-востоке Каспийского моря). Число воинов колебалось от 7000 до 12 000 человек, специально обученных и прекрасно вооруженных. Ополчения гузов, печенегов, буртасов и даже славян не могли тягаться с этими профессионалами. Однако гурганцы, как мусульмане, позволяли использовать себя только против христиан и язычников, но отказывались выступать против единоверцев. До тех пор, пока Итиль был в дружбе с Багдадом, проблемы не возникало, но в 842 г. дейлемиты, жившие на юго-западном берегу Каспия, приняли ислам и стали набирать силу, потому что мусульмане-шииты охотно их поддерживали.
В 872 г. дейлемиты завоевали Гурган, Казвин и Рей, лишив хазарских купцов и наемников удобного караванного пути через Дербент в Багдад. А он был очень нужен, ибо в 874 г. в Китае вспыхнуло крестьянское восстание Хуан Чао, направленное против иноземцев и империи Тан, им мирволившей. Шелк перестал поступать из Китая, а застрявшие там иноземные купцы были безжалостно убиты. Восстание было подавлено в 901 г., но хозяйство страны было подорвано, и великий шелковый путь потерял свое значение. Тем более был нужен путь в Багдад, а для этого было необходимо убрать дейлемский барьер.
Олег, овладевший Киевом путем предательского убийства славянорусских князей Аскольда и Дира [см.:12, с. 251], подчинил себе древлян на Припяти, радимичей на Соже и северян на Десне (883—885), причем два последних племени были отторгнуты от Хазарии [1, с. 389]. Могла ли такая агрессия не вызвать ответной войны? Однако летопись умолкает до 907 г., когда Олег идет походом на Византию, враждебную Хазарии. Якобы он одержал блестящую победу, но, как ни странно, греки ее не заметили и в своих хрониках не отразили [8, т. 2, с. 230; 15, с. 147—153].
Как показали исследования византинистов, на Константинополь в начале X в. напала не рать киевского князя, а славяно-варяжская вольница, обитавшая в устье Днепра, под предводительством «божественно-озаренного вождя», согласовав свой набег с нападением арабского флотоводца Льва Триполитанского. Произошло это в 904 г. и кончилось разгромом русов, но вождь-волшебник успел убежать, покинув своих боевых товарищей, которые погибли от греческого огня у мыса Трикефал. Эта версия непротиворечива.
«Ошибка» Нестора не случайна. Он писал в княжение Святополка Изяславича, западника и врага греков [5, с. 171—173]. Описание деталей мнимой осады Царьграда напоминает операцию 860 г., приписываемую Аскольду, подтвержденную греческими авторами [8, с. 2, с. 229]. По-видимому, тогда же был составлен знаменитый торговый договор, перенесенный Нестором в 907 год вместе с походом. Характерно, что в последнем издании «Истории СССР» (М., 1966) поход 907 г. не упомянут, зато сказано, что «поход 911 г. – единственный достоверный факт из его (Олега) княжения»! [19, т. 1, с. 490]. Но коль скоро так, то отношения варяжских князей Олега и Игоря с хазарскими царями подлежат пересмотру. Постараемся доказать, что они были не врагами, а союзниками, и что поссорились они позже, а именно тогда, когда на киевском престоле сели славяне Ольга и Святослав. Для доказательства этого тезиса перенесем внимание на Каспийское море.
Хазарский каганат – а точнее, колония рахдонитов – в IX в. обладал огромными богатствами, получаемыми от торговли китайскими шелками, закамскими мехами и славянскими рабами. Купцов поддерживали все деспотические режимы: императоры династии Тан, Каролинги, Аббасиды в Багдаде и Омейяды в Кордове. Глава купеческой общины Итиля носил тюркский титул – пех (бег) – и самовластно управлял страной, сделав кагана из тюркской династии Ашина марионеткой. Власть бега опиралась на наемные войска из Гургана (область на юго-востоке Каспийского моря). Число воинов колебалось от 7000 до 12 000 человек, специально обученных и прекрасно вооруженных. Ополчения гузов, печенегов, буртасов и даже славян не могли тягаться с этими профессионалами. Однако гурганцы, как мусульмане, позволяли использовать себя только против христиан и язычников, но отказывались выступать против единоверцев. До тех пор, пока Итиль был в дружбе с Багдадом, проблемы не возникало, но в 842 г. дейлемиты, жившие на юго-западном берегу Каспия, приняли ислам и стали набирать силу, потому что мусульмане-шииты охотно их поддерживали.
В 872 г. дейлемиты завоевали Гурган, Казвин и Рей, лишив хазарских купцов и наемников удобного караванного пути через Дербент в Багдад. А он был очень нужен, ибо в 874 г. в Китае вспыхнуло крестьянское восстание Хуан Чао, направленное против иноземцев и империи Тан, им мирволившей. Шелк перестал поступать из Китая, а застрявшие там иноземные купцы были безжалостно убиты. Восстание было подавлено в 901 г., но хозяйство страны было подорвано, и великий шелковый путь потерял свое значение. Тем более был нужен путь в Багдад, а для этого было необходимо убрать дейлемский барьер.