Гурк Лаура Ли. Она не принцесса

   Искру, блеснувшую в них, от которой у нее перехватило дыхание, вспышку молнии, превратившую эти серые глаза в расплавленное серебро. А взгляд его стал таким пронзительным, что ее бросило сразу и в жар, и в холод.
   Как, в изумлении подумала она, как можно было думать, что у него холодные глаза? Больше никогда она не сделает такой ошибки. Никогда не примет этот взгляд за игру света или собственного воображения.
   Она вспомнила, как в тот день в саду леди Кеттеринг он обхватил ее бедра, не давая ей упасть, как он, словно обжегшись, отдернул руки, помня о приличиях, неизменно оставаясь джентльменом. Что заставило этого человека, державшего в узде свои страсти, выпустить их на поверхность? Это грозило опасной игрой.
   – Перестаньте увиливать, – приказал он, прерывай ее приятные размышления, – и отвечайте на мой вопрос.
   – Зачем? – возразила она. – Что бы я ни сказала, вы мне не поверите.
   – Убедите меня. Видит Бог, – добавил он сердито, вы можете уверить кого угодно и в чем угодно.
   – Но не вас.
   – Даже меня. – Он наклонился к ней еще ближе и дотронулся до ее щеки.
   Невероятно, но она вдруг подумала, не собирается ли он поцеловать ее. Если он захочет, решила Лючия, она и ответит ему поцелуем. И закрыла глаза. Он не заслужи поцелуя. Но, когда он провел пальцем по ее губам, она передумала. Может быть, она поцелует его. Ее губы раскроются навстречу ему. Может быть.
   – Но, – продолжал он, гладя ее губы, – вы без угрызений совести проиграли бы мне, если бы думали, что это вам как-то поможет. – Он неожиданно убрал руку и отступил назад. – Я хочу переиграть.
   Она с трудом опомнилась и открыла глаза.
   – Что?
   – Я хочу повторить нашу игру. – Он с мрачным видом сложил на груди руки. – Это единственный для меня способ узнать правду.
   Лючия почувствовала неожиданное разочарование. Он даже не попытался поцеловать ее. Accidenti! Это уже было оскорблением. Он по крайней мере мог бы попытаться.
   – Нет, – сказала она, с огромным удовольствием отказывая ему. – Я не стану еще раз с вами играть.
   – Ваше нежелание доказывает, что я честно выиграл и вы боитесь снова проиграть мне.
   – Думайте что хотите. – Изобразив равнодушие, она широко зевнула и похлопала пальцами по губам. – Я очень устала, поэтому, если не возражаете, я пойду спать. В конце концов, – добавила она, обходя его и направляясь к двери, – это так утомительно, когда столько мужчин все время требуют моего внимания. Спокойной ночи.
   Если она полагала, что ее отказ играть с ним в шахматы останется без последствий, то она ошибалась. Она уже подошла к двери, когда он заговорил:
   – Мы переиграем, мисс Валенти. Или я возьму реванш.
   Она остановилась и обернулась.
   – И что же это за реванш?
   – Безобразные мужчины. – Он улыбнулся. – Старые уродливые мужчины.
   – Но мы договорились, что мне позволено выбирать моих поклонников.
   – С моего разрешения. Как ужасно это будет для вас, если любой претендент на вашу руку, которому еще не исполнилось шестидесяти, окажется вычеркнутым из списка. – Он поднял голову, как будто пораженный внезапной мыслью. – Конечно, мы можем оставить Уолфорта. Ему всего лишь тридцать девять, но он маленького роста.
   – Вы просто невозможны! Какое значение имеет игра в шахматы по сравнению с моей будущей жизнью?
   – Этот ответ – «да» или «нет»?
   – Мужчины! В таких вещах вы как малые дети!
   – Можете оскорблять меня, но вам это не поможет.
   Она никогда не могла понять его. Он, возможно, блефовал, но не исключено, что говорил серьезно. Лючия глубоко вдохнула.
   «Напряги мозги, – говорила она себе. – Придумай какую-нибудь хитрость. Женскую хитрость.»
   Ее взгляд упал на бильярдный стол. С внезапным вдохновением она представила себе, что сулит ей игра с ним в бильярд. Она должна будет наклоняться над столом, не так ли? Ему придется учить ее, как держать эту палку. Перед возможностью пробудить в нем страсть Лючия не могла устоять. Кроме того, он с такой бессмысленной настойчивостью требовал повторить эту глупую шахматную партию.
   – Ладно, – сказала она, поднимая руки, словно сдаваясь. – Вы победили. Я сыграю с вами в шахматы. Но... – Она замолчала, настала ее очередь улыбнуться. – С одним условием.
   – С каким?
   – Сначала вы научите меня играть в бильярд.
   Он застыл с растерянным видом.
   – Не думаю, что это будет разумно. – сказал он, одергивая галстук и сдвигая его набок.
   Лючия, наблюдая за ним, поняла, что он размышляет о том же, о чем и она, и это заставляет его нервничать. Великолепно! Он еще не безнадежен.
   – Научите меня играть в бильярд, англичанин, – сказала она, – а я сыграю с вами в шахматы. Иначе – нет. Вы можете прислать ко мне всех уродов, каких только найдете. У меня уже есть достаточно поклонников, которые небезобразны. – Со сладкой улыбочкой она добавила. – Я уверена, кто-нибудь из них будет счастлив научить меня играть в бильярд.
   Прежде чем он успел ответить, она исчезла за дверью.
 
   «Клеопатра» была трехмачтовой яхтой, которой управляла команда из шестнадцати человек. К великому разочарованию дам, в капитанской каюте они не увидели непристойных фресок, но их удовлетворил тот факт, что ванна из розового мрамора все же имелась. И еще в столовой были расставлены самые разнообразные закуски для немногих счастливцев, получивших приглашение от герцога и герцогини Тремор на праздник на воде. По желанию гости могли отведать холодной утки и ветчины, экзотических фруктов из знаменитой оранжереи герцога, выпить охлажденного шампанского и угоститься шоколадом. Они также могли прогуливаться по широким палубам или общаться друг с другом и беседовать. На корме мод музыку струнного квартета можно было танцевать.
   Лючия принимала участие во всех этих восхитительных удовольствиях и наслаждалась ими, но на закате солнца она одна вернулась на корму. Опершись на поручни, она смотрела с борта яхты, скользившей по Темзе на пути в Лондон, как последние лучи солнца исчезают за горизонтом.
   Герцог и герцогиня были любезными хозяевами, весь день стояла прекрасная погода, праздник имел потрясающий успех у всех присутствовавших за исключением сэра Йена, который не мог об этом судить. На яхте он не появился. С тех пор как три дня назад Лючия бросила ему вызов, она его больше не видела. Без сомнения, он избегал ее. Очевидно, не считал ее обучение игре в бильярд привлекательным занятием.
   Лючия чувствовала себя несколько подавленной.
   – Мисс Валенти, почему вы здесь и совсем одна?
   Она обернулась, услышав голос лорда Хея.
   – Мне нравятся закаты.
   – Сегодня он красивый. – Лорд Хей подошел и остановился рядом с ней. – Прекрасный день во всех отношениях, чудесный для праздника на воде.
   – Да.
   «Погода, – уныло подумала она, – подходящая тема для разговора».
   – Почему вам нравятся закаты? – спросил он.
   Неожиданный вопрос удивил ее.
   – Потому что они красивы. Теплые, в них дыхание жизни, они полны ярких красок.
   – Именно поэтому я тоже люблю закаты. – Хей взглянул на нее. – И поэтому мне нравитесь вы.
   Она открыла было рот, чтобы отделаться шутливым ответом, но когда посмотрела на него, увидела, с каким искренним, нескрываемым восхищением он не сводит с нее глаз.
   – Благодарю вас, милорд, – сказала она. – Это один из самых приятных комплиментов, которые я когда-либо получала.
   Она снова стала смотреть на уплывающее за горизонт солнце, и он последовал ее примеру. Они оба молчали, глядя, как сумерки сгущаются над водой. В угасающем свете она тайком бросала взгляды на его профиль и, пока он смотрел на воду, разглядывала его. Несмотря на свое первое впечатление от его подбородка, он выглядел довольно привлекательным мужчиной. Он был одного с ней роста, светловолосый, кареглазый, с симпатичным лицом. Честно говоря, все в нем было приятно.
   «Приятно, – подумала она. – Это уже хорошо».
   – Кажется, мы здесь одни, – заметил Хей, прерывая ее размышления.
   Она оглянулась по сторонам. Поблизости никого не миловидно.
   – Да, – подтвердила она. – Похоже, мы единственные, кому нравятся закаты.
   – Мисс Валенти, – оживился он и снова повернулся к ней, – я ждал этого момента, и грех не воспользоваться им. Вы должны знать, что мое восхищение вами безгранично.
   К изумлению Лючии, он взял ее за руку.
   – Милорд, – тихо сказала она, снова оглядываясь по сторонам.
   Она пыталась отнять у него руку, но он крепко сжал ее.
   – Я знаю, что такая смелость непозволительна, – продолжал он, – но я не могу сдержаться. Ваша жизнерадостность и ваше очарование... совершенно покорили меня. Вы должны это знать.
   Лючия посмотрела на него, пытаясь разглядеть в нем хоть бы искру страсти.
   – Вам нравится бильярд, милорд?
   Он захлопал ресницами.
   – Простите?
   – Вам нравится бильярд?
   – А-а, да. Да, нравится.
   – Вы могли бы научить меня играть? Показать мне, как держать палку?
   – Кий, – поправил ее он. – Да, конечно.
   Она улыбнулась и придвинулась к нему.
   – Вы будете стоять позади меня и направлять мою руку, чтобы ударить по шару?
   – Конечно, буду, если желаете. – Эротическая сторона такого положения была недоступна его понимании, ибо его лицо выражало некоторую растерянность от того, что она заговорила о бильярде в такую минуту, и больше ничего. В сумерках ей было трудно это заметить, но у нее возникло впечатление, что ни единая искра не оживила его взгляда. – Мисс Валенти, я понимаю, что мы знакомы всего лишь три недели, но ваше положение требует непродолжительного ухаживания и даже еще более поспешной помолвки. Сэр Йен уже рассказал мне о том, что произошло в Болгери с принцессой Эленой, и я заверяю вас, что вижу в этом не более, чем незначительное нарушение приличий. И еще я хочу сказать, что за эти три недели я почувствовал к вам искреннее, глубочайшее уважение. Что касается вашего приданого и доходов, я только могу заверить вас, что они не имеют отношения к моим чувствам. У меня есть достаточно большое состояние, и могу прекрасно обеспечить ваше будущее и будущее наших детей и без вашего приданого.
   Он делал предложение. У Лючии не было времени и удивление, и она заставила себя посмотреть на него беспристрастно и попытаться решить, сможет ли она полюбить этого человека. В отношении его подбородка она была права, но у него были красивые глаза. Если она выйдет за него, он будет хорошо относиться к ней. Возможно, она сумеет убедить его разрешить ей время от времени видеться с матерью. Лючия не сомневалась, что его восхищение ею было искренним. Оно могло бы перерасти в любовь.
   Это было не совсем то, на что она надеялась, но, может быть, наступило время смотреть на вещи с реалистичной, а не с романтической стороны? Она должна выйти замуж. Относительно ее положения она не питала иллюзий. До августа оставались три короткие недели. Если к этому времени у нее не будет жениха, сэр Йен выберет его сам. Откажись она выйти замуж, отец силой потащит ее к алтарю.
   Несмотря на все это, ей надо было узнать одну вещь, прежде чем вообще рассматривать возможность брака с лордом Хеем. Лючия набрала в легкие воздуха, спрятала за спиной свободную руку и наудачу скрестила пальцы. И затем поцеловала его.
   Этот поцелуй, увы, сказал все, что ей требовалось узнать. С реалистичным размышлением было покончено.

Глава 9

   Это была всего лишь игра в шахматы, вероятно, в сотый раз напоминал себе сэр Йен. Глупо так мучиться из-за предположения, что мисс Валенти намеренно проиграла ему, расчетливо пытаясь завоевать его симпатию. Во время игры он думал, что она хороший игрок, хотя и слишком рискованный. А теперь размышлял, не играла ли она все время им самим.
   Как унизительно сознавать, что его перехитрили! И кто? Эта загадочная темпераментная кокетка!
   Еще более подавляла его мысль о том, что какой-то одурманенный поклонник учит ее играть в бильярд. Одно только предположение об этом отвлекало его от работы. В течение последних трех дней он оставлял мисс Валенти в надежных руках Грейс и герцогини Тремор и занимался международными делами, включая приготовления к государственному визиту принца Чезаре, но он не уделял им должного внимания. Он посещал приемы в Уайтхолле, обедал с итальянскими дипломатами и прусским послом, но все это время его мучили воображаемые картины, в которых лорд Хей или лорд Монтроуз показывали мисс Валенти, как держать бильярдный кий, берут ее за руку, касаются ее. Он знал, что они должны были думать, чувствовать, желать. О да, он, черт их побери, знал это слишком хорошо.
   Он пытался заполнить каждый час работой, выполнением своих обязанностей, но в этот день Йен обнаружил, что у него свободный вечер. Как ему сообщили, испанский министр простудился. Обед с ним отменили, и Йен вернулся на Портмен-сквер довольно рано. Дома никого не было. Дилан, Грейс и мисс Валенти были на празднике на воде, который устраивали Треморы на Темзе.
   Йен отдал слуге плащ и шляпу, а затем поднялся вверх в библиотеку и попытался заняться работой. У дипломата всегда скапливается масса корреспонденции, и Йен несколько часов старался разобраться с ней, но все не ладилось. Он не переставал бросать взгляды на бильярдный стол, стоявший в другом конце комнаты.
   Единственным объяснением того, что она xoчет, чтобы он научил ее играть в бильярд, был его отказ, а также и то, что она была кокеткой, которая пользуется своим совершенным телом, чтобы мучить мужчин, черт знает зачем.
   Йен заставил себя сосредоточиться на работе, но как только ему удалось направить свои мысли на содержание письма, которое он составлял, его отвлек голос той самой персоны, о которой он все эти дни пытался забыть.
   – Вам никто не говорил, что вы слишком много работаете?
   Он не поднял головы.
   – Добрый вечер, мисс Валенти, – сказал он, продолжая писать. – Вам понравился праздник герцогини?
   – Да, я люблю яхты.
   – Рад это слышать. Дилан и Грейс вернулись вместе с вами?
   – Да, но только завезли меня домой. – Она вошла в библиотеку и закрыла за собой дверь. – Они снова уехали куда-то в гости.
   – А вы не пожелали отправиться с ними?
   – Нет. Леди Сара была тоже приглашена, а я не люблю ее.
   – Леди Сару часто приглашают. Даже если вы не желаете выходить замуж за лорда Блэра, вы не сможете вечно избегать его кузину.
   – Я знаю. – Помолчав, она сказала: – Сегодня вместе с лордом Хеем приехали его сестры. Вы были правы, сэр Йен. Он хороший человек, очень приятный.
   При упоминании Хея Йен перестал писать и сжал в руке перо.
   – Отлично, – сказал он и попытался продолжить сочинение письма, но уже не помнил, на чем остановился.
   Он вернулся к последнему параграфу.
   – И следовательно, сэр Джерваз, – пробормотал он и снова принялся писать.
   Конечно, ей потребовалось прийти сюда для того, чтобы снова сидеть на его столе. Это уже становилось у нее привычкой, приводящей его в смятение. Он не мог работать, вдыхая аромат цветов яблони.
   – Мисс Валенти, – сказал он, не отрываясь от работы, – не могли бы вы слезть с моего стола? Мне надо сослаться на письмо, на котором вы сидите.
   Она не откликнулась на его просьбу. А только приподняла бедро, как бы предлагая Йену вытащить из-под него нужную бумагу. Он взглянул на нее, ожидая очередного кокетства, но ошибся. Она смотрела мимо него куда-то вдаль, было очевидно, что ее мысли где-то далеко. Йен потянул к себе письмо сэра Джерваза из Анатолии, но как он ни старался не коснуться ее, тыльная сторона ладони задела ткань ее платья, и жаркая волна пробежала по его телу. Словно обжегшись, он выдернул письмо.
   Шелест бумаги, казалось, привлек ее внимание.
   – Что вы пишете? – спросила она. – Или это секрет.
   Его работа казалась довольно безопасной темой.
   – Я сочиняю письмо сэру Джервазу Хамфри. Это посол, которого отправили в Константинополь на мое место, чтобы я мог приехать сюда, и он мне сообщил, что турки вызывают у него беспокойство. Поскольку я ранее имел с ними дело, он просит моего совета.
   – И какой же совет вы ему даете?
   – Я пишу ему, что запугивание турок не помогает. Я предлагаю ему, как дипломату, попробовать что-нибудь еще.
   – Что же?
   – Дипломатию.
   Она рассмеялась.
   – Вы не любите сэра Джерваза, не правда ли?
   – Нет. – Йен поставил подпись и потянулся за песочной присыпкой. – Он глуп.
   Пока он складывал и запечатывал письмо, она молчала. Но когда он отложил его в сторону и собирался взять другой лист бумаги, она продолжила разговор:
   – Не будьте к нему слишком строги. Он пытается сравниться с вами, а это трудно для любого человека.
   – Глупости.
   – Это не глупости. Ваш брат, я думаю, чувствует это, ибо он моложе вас. Вы – хороший сын. Он – повеса. Поэтому вы не всегда ладите.
   Йен обмакнул перо.
   – Дилан – композитор. У него темперамент человека искусства. Мы смотрим на жизнь по-разному. – С этими словами он начал письмо шведскому принцу.
   Его сдержанность нисколько ее не смутила.
   – Это правда, вы оба как масло и вода, – согласилась она. – Он веселый. Вы скучный. Вы всегда были таким?
   Он не согласился с такой характеристикой.
   – Я не скучный, – возразил он. – Дилан всегда был бунтарем, делал все, что ему хотелось, и почему-то ему всегда сходило это с рук. Я никогда не мог позволить себе такой роскоши.
   – Без сомнения, ваш отец ожидал от вас большего, ведь вы были старшим сыном. Это тяжелое бремя – оправдывать ожидания других.
   Неожиданно ему на память пришло воспоминание о том прошедшем времени, и он перестал писать.
   «Как ты мог опозорить семью таким провалом? Где твоя гордость? Где твоя честь перед именем твоей сестры? Господи, Йен, ты доводишь меня до отчаяния. Поверь мне».
   – Это может быть бременем, – согласился он, слова снова звучали в его ушах.
   Он отложил перо и откинулся на спинку стула.
   – Я помню, один год в Кембридже я провалился на экзаменах, – услышал он собственные слова, – и разочарование во мне отца и его гнев от того, что я не проявил усердия в учебе, были очень велики; он не разговаривал со мной и не писал мне целый год.
   – Целый год? Это жестокое наказание.
   – Столько мне потребовалось, чтобы сдать все экзамены.
   Лючия оперлась ладонями о стол и наклонилась над ним.
   – А что мешало вам проявлять усердие в учебе? Азартные игры? Пьянство?
   – Очень хорошенькая служанка.
   – Не понимаю. Какая служанка?
   Йен покачал головой, возвращаясь из прошлого.
   – Это совсем не подходящая тема для разговора. Мне не следовало об этом говорить. – Он снова взялся за перо.
   Она, конечно, не могла остаться без ответа.
   – Вы говорите «хорошенькая». Значит, это была девушка. Она была вашей любовницей? – Когда он не ответил, она наклонилась, скользнув по крышке стола так, что почти уселась на письмо шведскому принцу. – Мне вы можете рассказать.
   Он заерзал на стуле.
   – Это было бы неуместно.
   Лючия придвинулась ближе, чтобы видеть его лицо.
   – Я никому не скажу, – заговорщически прошептала она, стараясь заглянуть ему в глаза. – Это будет наша тайна. Так она была вашей любовницей?
   – Нет. Служанки в Кембридже – это горничные для студентов. Они убирают постели.
   – И разбирают их, да? – Она не ждала подтверждения, а сразу же задала следующий вопрос: – Вы были влюблены в нее?
   В памяти Йена промелькнули пара смеющихся карих глаз и сияющая улыбка.
   – Это не ваше дело.
   – Вы хотели жениться на ней?
   Он глубоко вздохнул, вспоминая о Гретна-Грин и не осуществимых мечтах шестнадцатилетней давности.
   – Я джентльмен, Тесс была горничной. Это было невозможно.
   – Вы не ответили на мой вопрос. Вы хотели жениться на ей?
   – Мой отец никогда не допустил бы этого. Он откупился от нее неплохой суммой денег, и она вышла замуж за кого-то другого. И она была счастлива это сделать. – С сердитойноткой в голосе он спросил: – Вы удовлетворили свое любопытство?
   – Совсем как с моим кузнецом, – тихо сказала она. – Думаю, вы очень любили эту Тесс.
   Черт бы ее побрал! Она умела выжать тайны даже из камня.
   – Я должен закончить это письмо, – сказал он, – а вы на нем сидите. Подвиньтесь, пожалуйста.
   Она соскочила со стола и отошла в сторону, но если он надеялся, что тема о его прошлом закрыта, то глубоко ошибался. Стоя в другом конце комнаты, она снова спросила его:
   – Эта девушка, Тесс, и стала причиной того, что вы никогда не были женаты?
   Перо выпало из его пальцев, чернила растеклись по слову на которое упал кончик пера, письмо было испорченo. Ему пришлось бы начинать сначала. В полном расстройстве он отбросил перо и встал.
   – Господи, вы задаете такие неприличные вопросы! За все это время, проведенное в лучших французских школах, вас так и не научили хорошим манерам?
   Она смотрела на него широко раскрытыми от удивления глазами, не понимая его возмущения. Затем сказала:
   – Вы производите большое впечатление, когда сердитесь. Вы это знаете? – Не ожидая ответа, она продолжила: – Вам следует чаще возмущаться. Вы не будете таким скучным, если вы... – Она замолчала, помахала в руками в воздухе, как бы подыскивая нужное слово. – Как вы англичане, говорите? Если вы выпустите пар.
   – Мне не нужно выпускать пар, и я не скучный. Я всего лишь соблюдаю приличия, как принято в хорошем обществе, а это означает, что я не лезу в чью-то личную жизнь. – Он многозначительно взглянул на нее. – Как некоторые.
   – Сухарь, – продолжала она.
   Давая оценку его характеру и увлекшись, Лючия не обращала внимания на возражения или недовольство.
   – Вы не умеете наслаждаться жизнью.
   – Какой абсурд.
   – Разве? – Она взяла с настенной стойки кий и держала его перед собой, как будто проверяя, не искривлен ли он. – Вы соблюдаете все правила, – говорила она, и делаете все как положено. – Она поставила кий на пол рядом с собой и прижала кулачок к сердцу. – Здесь вы держите крепко связанными свои чувства. Это нехорошо. Неужели вы никогда не развлекаетесь?
   – Конечно, развлекаюсь.
   – Я этого не видела. Вы все время трудитесь. Вы никогда не играете. – Она снова подняла кий. – Я должна ударить этой палкой по шару, так? – Не ожидаясь ответ она неловко повертела кий, пытаясь понять, как следует правильно держать его.
   Йен наблюдал, как она повернулась к столу, разделявшему их, и наклонилась над ним. Соблазнительница-кокетка, подумал он, глядя на открывшуюся перед ним картину, от которой у него пересохло в горле.
   Она протолкнула кий между пальцев и с силой ударила по шару, но, вместо того, чтобы покатиться по сукну, шар перепрыгнул через бортик и слетел со стола, чуть не сбил любимую вазу Грейс из французского фарфора. Шар со стуком упал на ковер.
   – Будете продолжать, – сказал он, – что-нибудь разобьете.
   Она обошла стол и подняла с пола шар.
   – Не разобью, если вы научите меня правильно играть.
   Этого ему не следовало делать. Но он сделает. В глубине души он знал это с самого начала. Он направился к ней, сознавая, что приближается к краю бездны, но уже не мог остановиться.
   – А вы сыграете со мной в шахматы?
   – Конечно, я всегда соблюдаю условия сделки.
   Йен встал рядом с ней у бильярдного стола и взял у нее кий и шар. Он показал ей, как правильно держать кий, отдал его ей и смотрел, как она пытается подражать его движениям. Спустя минуту стало ясно, что она по крайней мере здесь не притворялась. Она никогда в жизни не держала в руках бильярдного кия.
   – Нет, – сказал он и встал ближе к ней. Хотя он и напоминал себе, что ему в высшей степени недопустимо дотрагиваться до нее, он положил ладонь на ее руку и прилип ее указательный палец к поверхности кия. – Вот так и держите его.
   Ее кожа напоминала теплый атлас.
   – Следите, чтобы большой палец оставался на серединe кия, – добавил он, устанавливая ее руку в нужное положение. – Вот так. И над средним пальцем тоже.
   Йен заставил себя отпустить ее руку, и Лючия ударила кием по шару. Шар сбил красный шар, они оба дюймов восемнадцать прокатились по столу и остановились. Йен наклонился над столом, чтобы поставить шары на место для ее следующей попытки. При этом он бедром дотронулся до нее, короткое, мучительное прикосновение, но чуть не лишило его рассудка.
   Он боролся с собой, стараясь вернуть самообладание.
   – Ударьте чуть сильнее, – посоветовал он, снова ставя перед ней пару шаров, – но не настолько, чтобы шар слетел со стола.
   Даже сказав эти слова, он не мог понять, как он сумел их произнести таким спокойным тоном. Изгиб ее бедра словно оставил неизгладимый след на его теле, обжигающий и лишающий его рассудка.
   Он почувствовал необходимость выпить.
   – Сделайте несколько ударов для практики. – Он отошел и налил себе бокал портвейна из одного из графинов, стоявших в баре Дилана, напоминая себе, что он заранее знал: это произойдет.
   Вернувшись к бильярдному столу, он старался держаться по другую от нее сторону, но даже это превратилось в особую муку, ибо каждый раз, когда она наклонялась, перед ним возникало великолепное зрелище того, что было ему недоступно. Ее улыбку, с которой она смотрела на него при удачном ударе, он ощущал как прикосновение. В отчаянной попытке отвлечься он начал объяснять ей основные правила игры.
   – Так в английском бильярде надо набирать очки, – сказала она, когда он закончил.
   Она указала на стол.
   – Если я попаду красным шаром в лузу и при этом не загоню туда белый шар, я могу набрать три очка?