Страница:
Глава 5 ДЕЙСТВИЯ КАВАЛЕРИИ И НЕКОТОРЫЕ ХАРАКТЕРНЫЕ ПРОИСШЕСТВИЯ
Пока генерал Ренненкампф, движимый, без сомнения, своей природной отвагой, не дожидаясь упорядочения тыловых линий снабжения своей армии, энергично наступал в западном направлении, угрожая германской крепости Кенигсберг, армия генерала Самсонова заканчивала формирование и развертывалась вблизи от северной границы Царства Польского фронтом, обращенным на север. Промежуток между двумя этими армейскими группами должна была позднее заполнить 10-я армия, которая в тот момент только начинала формироваться. А тем временем стокилометровый участок, разделявший 1-ю и 2-ю армии, был занят численно слабыми и сильно растянутыми кавалерийскими частями.
Прежде чем перейти к описанию боевых действий, интересно коротко остановиться на той роли, которую в первые дни кампании играла наша кавалерия. В течение этого периода конные части должны были участвовать во всех видах боевой активности, какие только предусмотрены для нее в учебниках по стратегии и тактике. Наиболее ответственной и к тому же самой изматывающей из обязанностей, доставшихся на долю конницы, стала непрерывно проводившаяся ею разведка. Ежедневно наша кавалерия должна была забрасывать целую сеть из разъездов и застав, имевших численность от десяти всадников до целого эскадрона. Не меньшую важность имела работа по фланговому прикрытию армии. На этом этапе наши армии, за редкими исключениями, группировались по отдельности, так что их фланги находились под постоянной угрозой обходного маневра неприятельской пехоты и кавалерии, и только своевременное вмешательство наших конных частей могло уберечь от таких непредвиденных осложнений. К тому же при посредстве кавалерии поддерживалась связь между различными армиями и осуществлялось постоянное наблюдение за разделяющей их территорией. Вне зависимости от выполнения этих задач конница должна была отражать многочисленные внезапные удары, которые германцы обожали наносить по нашим тылам, причем иногда – достаточно крупными силами. Передвигаясь по оккупированной нами территории, мы, естественно, разрушали все железнодорожные линии и постройки. Выяснилось, что важнейшие станционные здания и мосты усиленно охраняются германцами и для нападения на них необходимы значительно большие силы, чем те, которые мы могли выделить для этой цели. Напротив, германцы с их великолепно налаженной системой железных дорог имели возможность для предотвращения стратегических неожиданностей всегда вовремя подвозить целые эшелоны подкреплений.
Людям, незнакомым досконально с условиями проведения военных операций и особенностями современной войны, может показаться непостижимым тот факт, что в XX веке вновь нашла себе применение так называемая линейная стратегия – метод, давно раскритикованный всеми великими военными теоретиками и полководцами. Ответ тут только один – это произошло из-за влияния, оказанного развитием железнодорожного транспорта на характер проведения стратегических операций. До появления и широкого распространения железных дорог армии были прочно привязаны к своим линиям снабжения. Переориентация или создание новых линий сообщения в те времена представляли собой процесс сколь сложный, столь и медленный. К тому же он должен был в определенной степени опережать концентрацию войск на любом конкретном направлении. Поэтому подготовку к проведению крупных операций было невозможно скрыть ни от тайных, ни от явных агентов противника. В наше время положение кардинально изменилось. Предположим, одна из сторон военного конфликта свела свои вооруженные силы в несколько крупных группировок и оставила разделяющие их местности без наблюдения или прикрытия кавалерией либо территориальными войсками. Допустим еще, что промежутки между упомянутыми группировками могут простираться на сто верст и более. Естественно, предприимчивый противник может воспользоваться этими неохраняемыми пространствами не только для проникновения в линии обороны своего врага, но и для организации выгодной операционной базы для нанесения флангового удара по одной из неприятельских армейских группировок. Быстрая концентрация, скажем, целого армейского корпуса может быть выполнена по железным дорогам, ведущим к этим никем не занятым районам. Если принять во внимание, что участки европейских границ протяженностью в сто километров и более обслуживаются чаше всего не одной, а несколькими железнодорожными линиями, то станет совершенно ясно, с какой быстротой может предприимчивый противник сконцентрировать против такого пункта целую армию.
В том же случае, если в начале кампании ни одна из воюющих сторон не сможет единовременно вывести на театр боевых действий все свои силы, то задача защиты или прикрытия незащищенных промежутков между войсками выпадет на долю кавалерии, как самого подвижного из родов оружия. В ее обязанности будет входить предупреждение концентрации сил неприятеля впредь до того момента, когда собственная пехота вполне подготовится к проведению массированного наступления.
По этой причине кавалерия имела важнейшее значение именно для русской армии, поскольку развертываться ей приходилось на фронте длиной почти 1300 километров. Можно только сожалеть, что в начале кампании не представилось возможности придвинуть к нашим границам значительные силы русских конников, состоявшие из казаков второй и третьей очереди призыва, так как относительно слабая система железных дорог была перегружена переброской в западные приграничные районы кадровых войск и военных грузов, а одновременно и перевозками мобилизованных резервистов и новых арьергардных формирований. Поэтому можно предположить, что будущие войны в свой начальный период станут развиваться по принципам и законам маневренной тактики, но затем, после того как все боевые силы будут доставлены на театр боевых действий, воюющие стороны перейдут к использованию позиционной, траншейной тактики. К линейной тактике будут прибегать только там, где фланги противников обеспечиваются морским побережьем или территориями нейтральных государств.
Когда моя дивизия захватила железные дороги, окружавшие Коршен, я послал хорунжего[31] Болдерова из 1-го Донского казачьего полка с дозором для разведки одного из менее населенных округов, в котором, как я подозревал, могли находиться вражеские войска.
Выяснилось, что мои подозрения были вполне основательны. В один из дней хорунжий Болдеров обнаружил германскую колонну, двигавшуюся в направлении, которое непосредственно угрожало моему тылу и могло обернуться самой серьезной опасностью для пехоты на флангах 1-й армии.
Укрыв свой отряд в лесу, Болдеров с несколькими спешившимися казаками пробрался через заболоченный лес, окружавший щебеночное шоссе, на котором было замечено движение германских войск. Там он, притаившись в придорожных кустах и боясь вздохнуть, просидел много часов, тщательно ведя подсчет пехоты, артиллерии и тяжелого автотранспорта, долго тянувшихся мимо него. Результаты подсчетов хорунжий передавал своим людям, залегшим неподалеку, а те, в свою очередь, переправляли информацию в наше расположение. Когда стемнело и германская колонна прошла, Болдеров вернулся к своим казакам и галопом прискакал в мою штаб-квартиру с докладом. За отвагу хорунжий был награжден крестом Св. Георгия; он стал первым из офицеров дивизии, удостоившихся такого отличия, не считая погибших или умерших от ран.
Другой подвиг, пожалуй еще более замечательный, был совершен в сентябре 1914 года поблизости от Августовского канала. Его результатом стал провал германской операции, имевшей целью прорыв нашего фронта на Немане в окрестностях городка Друскеники[32].
Я отправил корнета Иванова с командой сумских гусар для разведки германских сил, которым для атаки левого берега Немана предварительно требовалось пересечь поросший густым лесом район. Двигаясь через лес, люди Иванова обнаружили германскую колонну и доложили о ней своему командиру, который, прежде чем укрыться в густом подлеске, отправил в штаб дивизии двоих гусар с докладом об этом открытии, после чего на долгие часы затаился, наблюдая за германцами, прислушиваясь к их разговорам и аккуратно ведя подсчет их сил. Тем временем его связные по пути в штаб наткнулись на другую германскую колонну, двигавшуюся по дороге между уже обнаруженными войсками и Августовским каналом. Присутствие здесь германцев не позволяло гусарам двигаться дальше, поэтому один из них остался на месте, наблюдая за движением неприятельских сил, а второй возвратился назад, чтобы доложить о сложившемся положении корнету Иванову. Иванов отрядил для наблюдения за второй колонной сметливого унтер-офицера, наказав ему, когда представится возможность, скакать прямиком в штаб.
Вечером я получил оба донесения, а поскольку они указывали на то, что 1-й армии угрожает более серьезная опасность, чем 3-й, то отправил подробный доклад генералу Ренненкампфу, а также связался со штабами обеих армий по беспроволочной связи. Особую важность имело сообщение Иванова о том, что несколько неприятельских взводов несли знамена. Это указывало на то, что основные силы германского полка находятся впереди. Кроме того, Иванов сообщил подробности о тяжелой и легкой артиллерии германцев. У меня не было случая выяснить, в какой степени эти важные сведения были использованы; во всяком случае, меры, принятые генералом Ренненкампфом, сорвали попытку германцев переправиться через Неман; через два дня им пришлось в большой спешке отступить.
Заслуживает упоминания пример удачного захвата важной узловой станции железной дороги, сопровождавшийся относительно незначительными боями, – взятие Коршена – пункта, описанного в военно-географических справочниках как один из жизненно важных железнодорожных узлов Восточной Пруссии. Надо полагать, появление в окрестностях русской кавалерии оказалось для германцев полной неожиданностью, поскольку станцию занимал только слабый отряд ландштурма[33].
Захват нами этой узловой станции не входил в расчеты неприятеля, так как вскоре им были подвезены сильные пехотные и кавалерийские подкрепления в сопровождении велосипедных рот и тяжелого автотранспорта. Впоследствии Коршен неоднократно переходил из рук в руки, хотя германцам больше не удавалось использовать сходящиеся там железные дороги. Мы уничтожили все станционные постройки и железнодорожное полотно в окрестностях, а когда в первых числах сентября генерал Ренненкампф был вынужден начать возвратное движение к нашей границе, мои отступающие конные заставы подожгли крупные запасы угля, собранные на станции; германцам не удалось потушить огонь ввиду разрушения пожарных гидрантов. Захват Коршена обошелся петроградским уланам потерей нескольких офицеров, включая штабс-ротмистра Македонского, который участвовал в японской войне и замечательно проявил себя при взятии Маргграбовы.
Работа по обеспечению флангов армии, включавшая не только ведение разведки, но и участие в боях, была очень характерна для первых дней отступления генерала Ренненкампфа из Восточной Пруссии. Вскоре после возвращения моих кавалеристов из рейда на Алленштейн[34], о котором я позднее расскажу более подробно, был получен приказ о выводе дивизии из состава 1-й армии и включении ее во вновь создаваемую 10-ю армию.
Эта последняя должна была занять территорию между армией Ренненкампфа и армией, которой прежде командовал погибший тогда уже генерал Самсонов, частично сменив ее, потерявшую в злосчастном сражении у Танненбергского леса почти половину своего личного состава.
Выполняя приказы Ренненкампфа и получив директиву от генерала Раткевича, который временно командовал 10-й армией и распоряжения которого позднее подтвердил генерал Флуг[35], я двинулся в арьергарде нашей пехоты в направлении на Маргграбову, которая оставалась вне районов наступления Ренненкампфа и Самсонова.
От этого пункта я намеревался переместиться на левый фланг 10-й армии, которая не имела тогда достаточно кавалерии для ведения разведки своего левого крыла. Пунктом сосредоточения мне было назначено местечко Граево; чтобы туда добраться, мне предстояло выполнить ряд форсированных маршей. Прибыв на левый фланг 2-го корпуса 1-й армии, я узнал от командующего корпусом, что германцы перешли в наступление, а для того, чтобы остановить их, войск нет. Генерал Ренненкампф обещал выделить для этого пехотную дивизию, но она сможет прибыть не ранее чем через два дня, а по прибытии будет развернута слева и позади от пункта, поименованного на картах Rothe Bude[36].
Наступила ночь, и из последней поступившей к нам информации мы узнали, что германцы крупными силами заняли маленький германский городок Видминнен, лежащий к востоку от крепости Лётцен, которая уже сыграла важную роль при обороне прохода к оборонительной линии Мазурских озер. Из этого-то дефиле и выступила теперь германская колонна с очевидным намерением охватить левый фланг Ренненкампфа. Таким образом, я оказался между двух огней: мне следовало либо точно выполнять приказы, полученные от командующих обеих армий, либо, по собственной инициативе и вопреки приказу, выдвинуться на фланги 2-го корпуса и там сдерживать первый натиск германской колонны до тех пор, пока не подоспеет обещанная помощь. Когда прибудет пехота, мне следовало немедленно уступить ей место, так как по боевой силе мои кавалеристы не шли ни в какое сравнение с пехотной дивизией.
Разумеется, я нимало не колебался, решая, как мне следует поступить. Чтобы перехватить узкие перешейки между озерами к востоку от Видминнена, до сих пор занятые только слабыми германскими заставами, мной были отправлены сильные конные отряды. Одновременно я выехал в окрестности озера Кругланкен, чтобы лично выбрать неподалеку от перешейков позицию, которую было бы относительно просто защитить небольшими отрядами. В мою дивизию входили тогда четыре полка, так как ко мне из 4-го корпуса уже вернулись московские уланы.
Я известил командующих обеих армий о своем решении на время отсрочить выполнение приказов о движении на Граево. На следующее утро, пока бой за обладание вышеупомянутыми перешейками еще не закончился, я получил от командующего 10-й армией повторное приказание возможно быстрее прибыть к нему, чтобы дать ему возможность завершить формирование армии. Я никак не мог взять в толк, является ли этот приказ ответом на мое сообщение о задержке подхода дивизии больше чем на двадцать четыре часа ввиду необходимости прикрыть фланг 1-й армии, или же моя депеша и приказ командующего разминулись в дороге. В любом случае идти на попятный было уже поздно; если бы я и захотел это сделать, то все равно не успевал отвести свои войска назад до наступления темноты, а после возвращения было совершенно необходимо дать им на отдых хотя бы одну ночь. Этой ночью должны были прибыть обещанные подкрепления, и все было за то, что их удастся расположить таким образом, чтобы прикрыть левый фланг 2-го корпуса. Уверенность в том, что германцы намереваются охватить его левый фланг, разделял со мной и командир корпуса. Позднее оказалось, что мы были совершенно правы.
На следующий день рано утром германцы подвергли занимающих перешейки спешенных драгун артиллерийскому обстрелу. Две мои конноартиллерийские батареи, только что ставшие на позиции, немедленно открыли ответный огонь и тем отвлекли на себя большую часть неприятельской тяжелой артиллерии. Германцы впали в ошибку, полагая, что наши батареи находятся на склоне небольшого заросшего кустарником холма, и буквально перепахали и сам злополучный холмик, и все вокруг него на изрядное расстояние, так что зеленое поле почернело.
Вскоре после полудня пред моими драгунами появилась германская пехота и длинными цепями пошла в атаку. По-видимому, поставленная задача германцам не слишком нравилась, и они под выстрелами нашей артиллерии и винтовочным огнем спешенных драгун продвигались вперед очень вяло. Объяснить нерешительность германцев достаточно сложно, поскольку наши части по численности не превышали двух с половиной пехотных батальонов. Вероятно, они думали, что мы занимаем перешейки большими силами. До вечера я не видел необходимости в усилении своей передовой линии. Следовало крайне экономно расходовать резервы, поскольку я получил донесение о том, что во время неприятельской фронтальной атаки была замечена двигавшаяся в южном направлении германская кавалерия, которая, как видно, намеревалась либо обойти меня с фланга, либо нанести удар в тыл. К счастью, эта конница не могла двигаться быстрее пехотной колонны, так как германцы придали ей батальон пеших егерей, который сильно замедлял движение. В некоторых случаях германцы пытались компенсировать этот недостаток подвижности, используя велосипедные роты или сажая пехоту на тяжелые автофургоны. Естественно, медлительность противника очень мне помогала, поскольку иначе с моими ослабленными силами было бы невозможно вести бой с наступающей по фронту германской пехотой и одновременно в тылу отражать кавалерийские атаки. В тылу скудость моих сил быстро стала бы очевидна для неприятеля, и результат мог оказаться катастрофическим. Так или иначе, германская пехота атаковала очень вяло – потому, вероятно, что ожидала помощи от своей кавалерии, заходящей мне в тыл. Мне удалось на некоторое время задержать ее продвижение, отправив для этого на озерный перешеек один эскадрон. В этом бою, когда наши драгуны уже вновь садились на коней и готовились к отходу, погиб один из их офицеров – молодой князь Урусов. С самого начала войны он старался попасть в действующую армию, но по какой-то неясной причине его перевод задерживали. Поэтому в его смерти в первом же бою – а он появился в своем полку только вечером предыдущего дня – легко усмотреть злую насмешку судьбы. Я часто замечал, и не только на этой войне, что люди, которым удалось преодолеть на первый взгляд совершенно невозможные препятствия для того, чтобы поступить на военную службу, часто героически гибнут в своем первом бою, но прежде совершают подвиги, далеко выходящие за пределы обыкновенной человеческой храбрости.
С приближением сумерек бои мало-помалу затихли. В те дни германцы не вели ночных операций, так что иногда нам удавалось выкроить время на столь необходимый отдых. Ночную тишину иногда нарушал звук, производимый германским бронированным автомобилем, который подкатывал к баррикадам, которыми мы перегородили щебеночные шоссе, чтобы выпустить из своей маленькой пушечки несколько снарядов и снова убраться в темноту. Вероятно, они старались нащупать наши бивуаки, но нанести нам действительный урон им удавалось редко. На ночь я разместил свои части в близлежащем селении, выставив сильные караулы для предотвращения неожиданного нападения на озерные перешейки. В тот момент я еще не мог определенно сказать, что буду делать на следующий день. Ночью выяснилось, что 2-й корпус получил приказ начать отступление к русской границе, от которой он находился на расстоянии примерно тридцати шести часов пути. Приняв во внимание, что намеченная цель мной достигнута – левый фланг армии обеспечен, а германская кавалерия поставлена перед необходимостью предпринять далекий объезд, – я пришел к выводу, что настало время приступить к выполнению первоначально полученных мной приказов о соединении с 10-й армией. Этот план в сложившемся положении показался мне наиболее разумным, так как никаких указаний об отмене предыдущих распоряжений нами получено не было, а также потому, что, по имевшимся у меня сведениям, левый фланг отступающей армии находился теперь в полной безопасности после того, как задача его обеспечения была поручена 2-й дивизии гвардейской кавалерии.
Сообщив о своем намерении генералам Ренненкампфу и Флугу, который теперь вступил в командование 10-й армией, я решил двигаться в направлении на Граево. Мне хотелось еще раз посетить Маргграбову, где мы сражались в первые дни войны, но для этого не было времени, хотя мой тяжелый транспорт и проехал через этот городок. Офицер, командовавший автомобильной колонной, позднее рассказал мне, что там царило полное спокойствие. Все магазины были открыты, и он сам во время часового отдыха напился в одном из местных кафе превосходного кофе с разными германскими kuchen.
Никто из граждан не ожидал, что германские войска еще раз до окончания войны вернутся в город, и вполне смирились с русским правлением. Еще менее они могли предполагать, что Маргграбова станет местом одного из самых тяжелых боев той кампании.
Было очевидно, что жители не подозревали, как близко от них находятся германские части, которые потом остановились в городке только для того, чтобы превратить его в поле боя, вызвавшего большие разрушения и прервавшего мирное течение жизни; многие местные магазины подверглись тогда разграблению русской и германской солдатней.
В первые дни ноября 1914 года, сдавая командование Сводным кавалерийским корпусом, я застал Маргграбову в полуразрушенном состоянии, переполненную нашими тыловыми учреждениями и военным транспортом. Я ехал тогда принимать под свое начало 6-й армейский корпус и en route завернул в располагавшийся на окраине городка штаб 10-й армии, которой командовал генерал Сиверс[39].
Прежде чем перейти к описанию боевых действий, интересно коротко остановиться на той роли, которую в первые дни кампании играла наша кавалерия. В течение этого периода конные части должны были участвовать во всех видах боевой активности, какие только предусмотрены для нее в учебниках по стратегии и тактике. Наиболее ответственной и к тому же самой изматывающей из обязанностей, доставшихся на долю конницы, стала непрерывно проводившаяся ею разведка. Ежедневно наша кавалерия должна была забрасывать целую сеть из разъездов и застав, имевших численность от десяти всадников до целого эскадрона. Не меньшую важность имела работа по фланговому прикрытию армии. На этом этапе наши армии, за редкими исключениями, группировались по отдельности, так что их фланги находились под постоянной угрозой обходного маневра неприятельской пехоты и кавалерии, и только своевременное вмешательство наших конных частей могло уберечь от таких непредвиденных осложнений. К тому же при посредстве кавалерии поддерживалась связь между различными армиями и осуществлялось постоянное наблюдение за разделяющей их территорией. Вне зависимости от выполнения этих задач конница должна была отражать многочисленные внезапные удары, которые германцы обожали наносить по нашим тылам, причем иногда – достаточно крупными силами. Передвигаясь по оккупированной нами территории, мы, естественно, разрушали все железнодорожные линии и постройки. Выяснилось, что важнейшие станционные здания и мосты усиленно охраняются германцами и для нападения на них необходимы значительно большие силы, чем те, которые мы могли выделить для этой цели. Напротив, германцы с их великолепно налаженной системой железных дорог имели возможность для предотвращения стратегических неожиданностей всегда вовремя подвозить целые эшелоны подкреплений.
Людям, незнакомым досконально с условиями проведения военных операций и особенностями современной войны, может показаться непостижимым тот факт, что в XX веке вновь нашла себе применение так называемая линейная стратегия – метод, давно раскритикованный всеми великими военными теоретиками и полководцами. Ответ тут только один – это произошло из-за влияния, оказанного развитием железнодорожного транспорта на характер проведения стратегических операций. До появления и широкого распространения железных дорог армии были прочно привязаны к своим линиям снабжения. Переориентация или создание новых линий сообщения в те времена представляли собой процесс сколь сложный, столь и медленный. К тому же он должен был в определенной степени опережать концентрацию войск на любом конкретном направлении. Поэтому подготовку к проведению крупных операций было невозможно скрыть ни от тайных, ни от явных агентов противника. В наше время положение кардинально изменилось. Предположим, одна из сторон военного конфликта свела свои вооруженные силы в несколько крупных группировок и оставила разделяющие их местности без наблюдения или прикрытия кавалерией либо территориальными войсками. Допустим еще, что промежутки между упомянутыми группировками могут простираться на сто верст и более. Естественно, предприимчивый противник может воспользоваться этими неохраняемыми пространствами не только для проникновения в линии обороны своего врага, но и для организации выгодной операционной базы для нанесения флангового удара по одной из неприятельских армейских группировок. Быстрая концентрация, скажем, целого армейского корпуса может быть выполнена по железным дорогам, ведущим к этим никем не занятым районам. Если принять во внимание, что участки европейских границ протяженностью в сто километров и более обслуживаются чаше всего не одной, а несколькими железнодорожными линиями, то станет совершенно ясно, с какой быстротой может предприимчивый противник сконцентрировать против такого пункта целую армию.
В том же случае, если в начале кампании ни одна из воюющих сторон не сможет единовременно вывести на театр боевых действий все свои силы, то задача защиты или прикрытия незащищенных промежутков между войсками выпадет на долю кавалерии, как самого подвижного из родов оружия. В ее обязанности будет входить предупреждение концентрации сил неприятеля впредь до того момента, когда собственная пехота вполне подготовится к проведению массированного наступления.
По этой причине кавалерия имела важнейшее значение именно для русской армии, поскольку развертываться ей приходилось на фронте длиной почти 1300 километров. Можно только сожалеть, что в начале кампании не представилось возможности придвинуть к нашим границам значительные силы русских конников, состоявшие из казаков второй и третьей очереди призыва, так как относительно слабая система железных дорог была перегружена переброской в западные приграничные районы кадровых войск и военных грузов, а одновременно и перевозками мобилизованных резервистов и новых арьергардных формирований. Поэтому можно предположить, что будущие войны в свой начальный период станут развиваться по принципам и законам маневренной тактики, но затем, после того как все боевые силы будут доставлены на театр боевых действий, воюющие стороны перейдут к использованию позиционной, траншейной тактики. К линейной тактике будут прибегать только там, где фланги противников обеспечиваются морским побережьем или территориями нейтральных государств.
* * *
В период маневренной войны в Восточной Пруссии русская кавалерия действовала безупречно; ее разведывательная и дозорная служба на флангах наших армий держала германцев в состоянии постоянного беспокойства, отравляя тем самым их существование.Когда моя дивизия захватила железные дороги, окружавшие Коршен, я послал хорунжего[31] Болдерова из 1-го Донского казачьего полка с дозором для разведки одного из менее населенных округов, в котором, как я подозревал, могли находиться вражеские войска.
Выяснилось, что мои подозрения были вполне основательны. В один из дней хорунжий Болдеров обнаружил германскую колонну, двигавшуюся в направлении, которое непосредственно угрожало моему тылу и могло обернуться самой серьезной опасностью для пехоты на флангах 1-й армии.
Укрыв свой отряд в лесу, Болдеров с несколькими спешившимися казаками пробрался через заболоченный лес, окружавший щебеночное шоссе, на котором было замечено движение германских войск. Там он, притаившись в придорожных кустах и боясь вздохнуть, просидел много часов, тщательно ведя подсчет пехоты, артиллерии и тяжелого автотранспорта, долго тянувшихся мимо него. Результаты подсчетов хорунжий передавал своим людям, залегшим неподалеку, а те, в свою очередь, переправляли информацию в наше расположение. Когда стемнело и германская колонна прошла, Болдеров вернулся к своим казакам и галопом прискакал в мою штаб-квартиру с докладом. За отвагу хорунжий был награжден крестом Св. Георгия; он стал первым из офицеров дивизии, удостоившихся такого отличия, не считая погибших или умерших от ран.
Другой подвиг, пожалуй еще более замечательный, был совершен в сентябре 1914 года поблизости от Августовского канала. Его результатом стал провал германской операции, имевшей целью прорыв нашего фронта на Немане в окрестностях городка Друскеники[32].
Я отправил корнета Иванова с командой сумских гусар для разведки германских сил, которым для атаки левого берега Немана предварительно требовалось пересечь поросший густым лесом район. Двигаясь через лес, люди Иванова обнаружили германскую колонну и доложили о ней своему командиру, который, прежде чем укрыться в густом подлеске, отправил в штаб дивизии двоих гусар с докладом об этом открытии, после чего на долгие часы затаился, наблюдая за германцами, прислушиваясь к их разговорам и аккуратно ведя подсчет их сил. Тем временем его связные по пути в штаб наткнулись на другую германскую колонну, двигавшуюся по дороге между уже обнаруженными войсками и Августовским каналом. Присутствие здесь германцев не позволяло гусарам двигаться дальше, поэтому один из них остался на месте, наблюдая за движением неприятельских сил, а второй возвратился назад, чтобы доложить о сложившемся положении корнету Иванову. Иванов отрядил для наблюдения за второй колонной сметливого унтер-офицера, наказав ему, когда представится возможность, скакать прямиком в штаб.
Вечером я получил оба донесения, а поскольку они указывали на то, что 1-й армии угрожает более серьезная опасность, чем 3-й, то отправил подробный доклад генералу Ренненкампфу, а также связался со штабами обеих армий по беспроволочной связи. Особую важность имело сообщение Иванова о том, что несколько неприятельских взводов несли знамена. Это указывало на то, что основные силы германского полка находятся впереди. Кроме того, Иванов сообщил подробности о тяжелой и легкой артиллерии германцев. У меня не было случая выяснить, в какой степени эти важные сведения были использованы; во всяком случае, меры, принятые генералом Ренненкампфом, сорвали попытку германцев переправиться через Неман; через два дня им пришлось в большой спешке отступить.
Заслуживает упоминания пример удачного захвата важной узловой станции железной дороги, сопровождавшийся относительно незначительными боями, – взятие Коршена – пункта, описанного в военно-географических справочниках как один из жизненно важных железнодорожных узлов Восточной Пруссии. Надо полагать, появление в окрестностях русской кавалерии оказалось для германцев полной неожиданностью, поскольку станцию занимал только слабый отряд ландштурма[33].
Захват нами этой узловой станции не входил в расчеты неприятеля, так как вскоре им были подвезены сильные пехотные и кавалерийские подкрепления в сопровождении велосипедных рот и тяжелого автотранспорта. Впоследствии Коршен неоднократно переходил из рук в руки, хотя германцам больше не удавалось использовать сходящиеся там железные дороги. Мы уничтожили все станционные постройки и железнодорожное полотно в окрестностях, а когда в первых числах сентября генерал Ренненкампф был вынужден начать возвратное движение к нашей границе, мои отступающие конные заставы подожгли крупные запасы угля, собранные на станции; германцам не удалось потушить огонь ввиду разрушения пожарных гидрантов. Захват Коршена обошелся петроградским уланам потерей нескольких офицеров, включая штабс-ротмистра Македонского, который участвовал в японской войне и замечательно проявил себя при взятии Маргграбовы.
Работа по обеспечению флангов армии, включавшая не только ведение разведки, но и участие в боях, была очень характерна для первых дней отступления генерала Ренненкампфа из Восточной Пруссии. Вскоре после возвращения моих кавалеристов из рейда на Алленштейн[34], о котором я позднее расскажу более подробно, был получен приказ о выводе дивизии из состава 1-й армии и включении ее во вновь создаваемую 10-ю армию.
Эта последняя должна была занять территорию между армией Ренненкампфа и армией, которой прежде командовал погибший тогда уже генерал Самсонов, частично сменив ее, потерявшую в злосчастном сражении у Танненбергского леса почти половину своего личного состава.
Выполняя приказы Ренненкампфа и получив директиву от генерала Раткевича, который временно командовал 10-й армией и распоряжения которого позднее подтвердил генерал Флуг[35], я двинулся в арьергарде нашей пехоты в направлении на Маргграбову, которая оставалась вне районов наступления Ренненкампфа и Самсонова.
От этого пункта я намеревался переместиться на левый фланг 10-й армии, которая не имела тогда достаточно кавалерии для ведения разведки своего левого крыла. Пунктом сосредоточения мне было назначено местечко Граево; чтобы туда добраться, мне предстояло выполнить ряд форсированных маршей. Прибыв на левый фланг 2-го корпуса 1-й армии, я узнал от командующего корпусом, что германцы перешли в наступление, а для того, чтобы остановить их, войск нет. Генерал Ренненкампф обещал выделить для этого пехотную дивизию, но она сможет прибыть не ранее чем через два дня, а по прибытии будет развернута слева и позади от пункта, поименованного на картах Rothe Bude[36].
Наступила ночь, и из последней поступившей к нам информации мы узнали, что германцы крупными силами заняли маленький германский городок Видминнен, лежащий к востоку от крепости Лётцен, которая уже сыграла важную роль при обороне прохода к оборонительной линии Мазурских озер. Из этого-то дефиле и выступила теперь германская колонна с очевидным намерением охватить левый фланг Ренненкампфа. Таким образом, я оказался между двух огней: мне следовало либо точно выполнять приказы, полученные от командующих обеих армий, либо, по собственной инициативе и вопреки приказу, выдвинуться на фланги 2-го корпуса и там сдерживать первый натиск германской колонны до тех пор, пока не подоспеет обещанная помощь. Когда прибудет пехота, мне следовало немедленно уступить ей место, так как по боевой силе мои кавалеристы не шли ни в какое сравнение с пехотной дивизией.
Разумеется, я нимало не колебался, решая, как мне следует поступить. Чтобы перехватить узкие перешейки между озерами к востоку от Видминнена, до сих пор занятые только слабыми германскими заставами, мной были отправлены сильные конные отряды. Одновременно я выехал в окрестности озера Кругланкен, чтобы лично выбрать неподалеку от перешейков позицию, которую было бы относительно просто защитить небольшими отрядами. В мою дивизию входили тогда четыре полка, так как ко мне из 4-го корпуса уже вернулись московские уланы.
Я известил командующих обеих армий о своем решении на время отсрочить выполнение приказов о движении на Граево. На следующее утро, пока бой за обладание вышеупомянутыми перешейками еще не закончился, я получил от командующего 10-й армией повторное приказание возможно быстрее прибыть к нему, чтобы дать ему возможность завершить формирование армии. Я никак не мог взять в толк, является ли этот приказ ответом на мое сообщение о задержке подхода дивизии больше чем на двадцать четыре часа ввиду необходимости прикрыть фланг 1-й армии, или же моя депеша и приказ командующего разминулись в дороге. В любом случае идти на попятный было уже поздно; если бы я и захотел это сделать, то все равно не успевал отвести свои войска назад до наступления темноты, а после возвращения было совершенно необходимо дать им на отдых хотя бы одну ночь. Этой ночью должны были прибыть обещанные подкрепления, и все было за то, что их удастся расположить таким образом, чтобы прикрыть левый фланг 2-го корпуса. Уверенность в том, что германцы намереваются охватить его левый фланг, разделял со мной и командир корпуса. Позднее оказалось, что мы были совершенно правы.
На следующий день рано утром германцы подвергли занимающих перешейки спешенных драгун артиллерийскому обстрелу. Две мои конноартиллерийские батареи, только что ставшие на позиции, немедленно открыли ответный огонь и тем отвлекли на себя большую часть неприятельской тяжелой артиллерии. Германцы впали в ошибку, полагая, что наши батареи находятся на склоне небольшого заросшего кустарником холма, и буквально перепахали и сам злополучный холмик, и все вокруг него на изрядное расстояние, так что зеленое поле почернело.
Вскоре после полудня пред моими драгунами появилась германская пехота и длинными цепями пошла в атаку. По-видимому, поставленная задача германцам не слишком нравилась, и они под выстрелами нашей артиллерии и винтовочным огнем спешенных драгун продвигались вперед очень вяло. Объяснить нерешительность германцев достаточно сложно, поскольку наши части по численности не превышали двух с половиной пехотных батальонов. Вероятно, они думали, что мы занимаем перешейки большими силами. До вечера я не видел необходимости в усилении своей передовой линии. Следовало крайне экономно расходовать резервы, поскольку я получил донесение о том, что во время неприятельской фронтальной атаки была замечена двигавшаяся в южном направлении германская кавалерия, которая, как видно, намеревалась либо обойти меня с фланга, либо нанести удар в тыл. К счастью, эта конница не могла двигаться быстрее пехотной колонны, так как германцы придали ей батальон пеших егерей, который сильно замедлял движение. В некоторых случаях германцы пытались компенсировать этот недостаток подвижности, используя велосипедные роты или сажая пехоту на тяжелые автофургоны. Естественно, медлительность противника очень мне помогала, поскольку иначе с моими ослабленными силами было бы невозможно вести бой с наступающей по фронту германской пехотой и одновременно в тылу отражать кавалерийские атаки. В тылу скудость моих сил быстро стала бы очевидна для неприятеля, и результат мог оказаться катастрофическим. Так или иначе, германская пехота атаковала очень вяло – потому, вероятно, что ожидала помощи от своей кавалерии, заходящей мне в тыл. Мне удалось на некоторое время задержать ее продвижение, отправив для этого на озерный перешеек один эскадрон. В этом бою, когда наши драгуны уже вновь садились на коней и готовились к отходу, погиб один из их офицеров – молодой князь Урусов. С самого начала войны он старался попасть в действующую армию, но по какой-то неясной причине его перевод задерживали. Поэтому в его смерти в первом же бою – а он появился в своем полку только вечером предыдущего дня – легко усмотреть злую насмешку судьбы. Я часто замечал, и не только на этой войне, что люди, которым удалось преодолеть на первый взгляд совершенно невозможные препятствия для того, чтобы поступить на военную службу, часто героически гибнут в своем первом бою, но прежде совершают подвиги, далеко выходящие за пределы обыкновенной человеческой храбрости.
С приближением сумерек бои мало-помалу затихли. В те дни германцы не вели ночных операций, так что иногда нам удавалось выкроить время на столь необходимый отдых. Ночную тишину иногда нарушал звук, производимый германским бронированным автомобилем, который подкатывал к баррикадам, которыми мы перегородили щебеночные шоссе, чтобы выпустить из своей маленькой пушечки несколько снарядов и снова убраться в темноту. Вероятно, они старались нащупать наши бивуаки, но нанести нам действительный урон им удавалось редко. На ночь я разместил свои части в близлежащем селении, выставив сильные караулы для предотвращения неожиданного нападения на озерные перешейки. В тот момент я еще не мог определенно сказать, что буду делать на следующий день. Ночью выяснилось, что 2-й корпус получил приказ начать отступление к русской границе, от которой он находился на расстоянии примерно тридцати шести часов пути. Приняв во внимание, что намеченная цель мной достигнута – левый фланг армии обеспечен, а германская кавалерия поставлена перед необходимостью предпринять далекий объезд, – я пришел к выводу, что настало время приступить к выполнению первоначально полученных мной приказов о соединении с 10-й армией. Этот план в сложившемся положении показался мне наиболее разумным, так как никаких указаний об отмене предыдущих распоряжений нами получено не было, а также потому, что, по имевшимся у меня сведениям, левый фланг отступающей армии находился теперь в полной безопасности после того, как задача его обеспечения была поручена 2-й дивизии гвардейской кавалерии.
Сообщив о своем намерении генералам Ренненкампфу и Флугу, который теперь вступил в командование 10-й армией, я решил двигаться в направлении на Граево. Мне хотелось еще раз посетить Маргграбову, где мы сражались в первые дни войны, но для этого не было времени, хотя мой тяжелый транспорт и проехал через этот городок. Офицер, командовавший автомобильной колонной, позднее рассказал мне, что там царило полное спокойствие. Все магазины были открыты, и он сам во время часового отдыха напился в одном из местных кафе превосходного кофе с разными германскими kuchen.
Никто из граждан не ожидал, что германские войска еще раз до окончания войны вернутся в город, и вполне смирились с русским правлением. Еще менее они могли предполагать, что Маргграбова станет местом одного из самых тяжелых боев той кампании.
Было очевидно, что жители не подозревали, как близко от них находятся германские части, которые потом остановились в городке только для того, чтобы превратить его в поле боя, вызвавшего большие разрушения и прервавшего мирное течение жизни; многие местные магазины подверглись тогда разграблению русской и германской солдатней.
В первые дни ноября 1914 года, сдавая командование Сводным кавалерийским корпусом, я застал Маргграбову в полуразрушенном состоянии, переполненную нашими тыловыми учреждениями и военным транспортом. Я ехал тогда принимать под свое начало 6-й армейский корпус и en route завернул в располагавшийся на окраине городка штаб 10-й армии, которой командовал генерал Сиверс[39].
Глава 6 РЕЙД ЧЕРЕЗ ГЕРМАНСКИЕ ПЕРЕДОВЫЕ ЛИНИИ
Без сомнения, наиболее характерным примером действия войск, которыми мне довелось командовать в первые месяцы войны, является прорыв через германские боевые порядки на участке Ангербург – Линденхоф к городу Алленштейн. Эта операция проводилась на основании приказа, полученного генералом Ренненкампфом от главнокомандующего Жилинского. Директивы, присланные мне генералом Ренненкампфом, сводились к следующему. Кавалерийским дивизиям предписывалось, проникнув в расположение противника на участке фронта, занимаемого армией Ренненкампфа, по сходящимся маршрутам стараться продвинуться к городу Алленштейн для получения ясных и достоверных сведений о местонахождении и состоянии армии Самсонова, от которой уже в течение двух суток штаб генерала Жилинского не имел никаких известий.
Копия этого приказа была доставлена мне штабс-капитаном Малевановым, приехавшим на автомобиле в три часа пополудни (29 августа), когда я с чинами своего штаба только что уселся обедать, предварительно приказав войскам отдыхать до конца дня.
Внимательно изучив полученные указания, я передал их своему начальнику штаба, который с удивлением поинтересовался, что я намерен предпринять и каким образом предполагаю выполнить такой приказ. Днем раньше мои части имели довольно продолжительное столкновение с германской кавалерией, пользовавшейся поддержкой пехоты; на следующий день разведка установила, что вся населенная местность в направлении позиций противника занята германскими войсками. Это означало, что для того, чтобы добраться до Алленштейна, необходимо будет проложить себе путь через территорию, находящуюся в руках неприятеля.
Копия этого приказа была доставлена мне штабс-капитаном Малевановым, приехавшим на автомобиле в три часа пополудни (29 августа), когда я с чинами своего штаба только что уселся обедать, предварительно приказав войскам отдыхать до конца дня.
Внимательно изучив полученные указания, я передал их своему начальнику штаба, который с удивлением поинтересовался, что я намерен предпринять и каким образом предполагаю выполнить такой приказ. Днем раньше мои части имели довольно продолжительное столкновение с германской кавалерией, пользовавшейся поддержкой пехоты; на следующий день разведка установила, что вся населенная местность в направлении позиций противника занята германскими войсками. Это означало, что для того, чтобы добраться до Алленштейна, необходимо будет проложить себе путь через территорию, находящуюся в руках неприятеля.