Страница:
Вот тут уж наступила такая тишина, что, казалось, в следующую секунду раздастся страшный взрыв, который уничтожит всю планету. Вместе со всеми учеными и пиратами. Даже Алешка побледнел.
Но взрыва не произошло.
Все время молчавший капитан просто и доходчиво ровным голосом сказал:
— Я не ученый. Не академик. Я простой моряк. И если ты, сволочь, не хочешь, чтобы я выбросил тебя за борт, то убирайся вон самостоятельно.
На том переговоры и закончились.
Мы с Алешкой выскочили на палубу. Катер с одноглазым пиратом уже отошел от «Афалины» и держал курс куда-то за горизонт. Все молча смотрели ему вслед. Даже веселый матрос помалкивал.
— У них там, наверное, базовое судно, — сказал капитан папе. — Какие ваши соображения, Сергей Александрович?
— Я уверен, этим дело не кончится. Слишком большие деньги. Готовьтесь к бою, капитан.
— А я всегда готов, — просто ответил капитан. — У меня и фамилия подходящая. Флинт по-английски означает «курок».
Начальник экспедиции собрал всех в кают-компании. Нужно было принимать решение. Он коротко рассказал о гнусном предложении фирмы «Оазис».
— Положение очень серьезное, — сказал папа. — Я как деловой человек хорошо знаю, что большие деньги — это большая война. И жестокая. По моим сведениям, фирма «Оазис» уже заказала и оплатила изготовление контейнеров для ядерных отходов. Фирма к тому же приобрела несколько сухогрузов и на свои средства переоборудовала их, оснастила специальными устройствами.
— То есть вы хотите сказать, — вмешался Штокман, — что, затратив на все это значительные суммы…
— Около десяти миллиардов долларов, — уточнил папа.
— Кошмар! И куда только деньги тратят! — Штокман, наверное, считал, что такие деньги нужно тратить на развитие океанологии. Но пираты-бизнесмены считали по-другому. — То есть вы хотите сказать, что фирма любыми средствами попытается изменить результаты наших исследований?
— Уничтожить результаты! — жестко сказал папа. — Я уже высказывал эту мысль.
— Но ведь это подло! — вскочил Рыбкин. — Одно дело — выбросить за борт одного неплавающего человека, и совсем другое — уничтожить результаты труда многих людей.
— Узкое мнение, — осадил его Штокман. — Как у плоской камбалы. Все гораздо страшнее по своим последствиям. Фирма начнет свою деятельность и погубит не только Мировой океан, но и всю планету.
— А самих себя им не жалко? — спросил веселый матрос.
Штокман криво усмехнулся.
— Они уверены, что эта катастрофа произойдет тогда, когда их уже не будет. Да и ее результаты не сразу скажутся в Европе.
— Вот негодяи! Их надо утопить — и все. Пока не поздно.
— Найдутся другие. Нужно как можно скорее результаты наших исследований сделать достоянием всего ученого мира. И проинформировать правительства всех стран.
— Я могу пустить в эфир радио: «Всем, всем, всем!» — предложил капитан.
— Это несерьезно, — возразил Штокман. — Надо побыстрее завершить исследования и представить наши материалы соответствующим организациям. И опубликовать их в печати. Сообщить в ЮНЕСКО.
— А сейчас-то что делать? — спросил Рыбкин с отчаянием. — Если я не сохраню свою рыбу, я сам брошусь за борт.
— А сейчас, — сказал капитан, — удвоить бдительность, утроить осторожность и быть готовыми отразить возможное нападение.
— Чем отражать будем? — спросил неугомонный Рыбкин. — Микроскопами? Я свой не дам.
— Найдется чем, — сказал капитан.
Я бы не сказал, что на «Афалине» под влиянием реальной опасности воцарилось уныние. Наоборот. Все стали работать еще собраннее и деловитей. Правда, каждый из нас все время поглядывал на океан. С опаской. Хотя необходимости в этом не было. Капитан организовал специальную вахту наблюдателей, да и прибор для обнаружения какого-либо судна был включен на постоянную работу, и возле него неотступно находился один из членов экипажа.
А папа ломал голову над задачкой: кто же в нашем славном коллективе тайный и коварный враг? Кто держит постоянную связь с кораблем «Оазиса»? Кто сообщил им о результатах исследований? Кто попытался утопить Рыбкина? И за что? Вернее — зачем?
Но тут прибавился и еще один вопрос, не менее серьезный и загадочный.
Мы стояли на мостике и любовались нашим красавцем — Тихим океаном. Волны которого кто только не бороздил за тысячи лет. И открыватели новых земель, и завоеватели, и исследователи, и пираты, и работорговцы, и просто торговцы, и всякие интуристы. И мы часто думали, а сколько кораблей за эти тысячелетия не достигли своей цели? Сколько из них улеглось на его дно? Сколько моряков не вернулось из плавания? И невольно напрашивалась не очень приятная мысль — не ждет ли такая же печальная участь и нашу прекрасную «Афалину»?
Но страшно нам почему-то не было. Наверное, потому что рядом с нами находился наш папа; командовал кораблем отважный и опытный капитан с пиратской фамилией; запросто мог рискнуть своей жизнью веселый матрос ради спасения любого из нас. Да и каждый член экипажа был смелым и надежным человеком. Каждый… Кроме одного. Затаившегося врага.
Вот тут-то и ворвался на мостик взбешенный Штокман и ткнул своим длинным пальцем в капитанский живот:
— Что творится на вашем судне?
— А что на нем творится такое уж особенное? — капитан вытаращил свои круглые омарьи глаза. — Опять кого-то за борт сбросили?
— Хуже! Кто-то взломал дверь моей каюты!
Капитан побелел, потом сразу покраснел, а затем твердо пообещал:
— Узнаю — кто, повешу на рее!
— Сначала узнайте! А потом я его сам повешу!
— Вот что, — сказал папа капитану, — поставьте людей по обе стороны прохода и никого к каюте Штокмана не подпускать. Я сам осмотрю ее.
Но ничего особенного папа не обнаружил. Дверь была взломана грубо и примитивно. Топориком с пожарного стенда. В каюте был порядок — непохоже, что кто-то здесь что-то искал. Только на ключевине сейфа папа обнаружил свежие царапины. Явно кто-то пытался его вскрыть.
— Что у вас там хранится? — спросил папа Штокмана.
— Материалы экспедиции, в том числе и черновики отчета. Деньги экспедиции. Личные документы.
— А где вы держите ключи от сейфа?
— Я каждый раз сдаю их капитану.
Единственное, что удалось папе установить — взлом каюты произошел в то самое время, когда весь экипаж находился на совещании в кают-компании.
Значит, это сделал тот, кто в кают-компании в это время не был. Человек десять примерно: они несли вахту. Кто-то из них! Но кто?
Глава VII
Глава VIII
Но взрыва не произошло.
Все время молчавший капитан просто и доходчиво ровным голосом сказал:
— Я не ученый. Не академик. Я простой моряк. И если ты, сволочь, не хочешь, чтобы я выбросил тебя за борт, то убирайся вон самостоятельно.
На том переговоры и закончились.
Мы с Алешкой выскочили на палубу. Катер с одноглазым пиратом уже отошел от «Афалины» и держал курс куда-то за горизонт. Все молча смотрели ему вслед. Даже веселый матрос помалкивал.
— У них там, наверное, базовое судно, — сказал капитан папе. — Какие ваши соображения, Сергей Александрович?
— Я уверен, этим дело не кончится. Слишком большие деньги. Готовьтесь к бою, капитан.
— А я всегда готов, — просто ответил капитан. — У меня и фамилия подходящая. Флинт по-английски означает «курок».
Начальник экспедиции собрал всех в кают-компании. Нужно было принимать решение. Он коротко рассказал о гнусном предложении фирмы «Оазис».
— Положение очень серьезное, — сказал папа. — Я как деловой человек хорошо знаю, что большие деньги — это большая война. И жестокая. По моим сведениям, фирма «Оазис» уже заказала и оплатила изготовление контейнеров для ядерных отходов. Фирма к тому же приобрела несколько сухогрузов и на свои средства переоборудовала их, оснастила специальными устройствами.
— То есть вы хотите сказать, — вмешался Штокман, — что, затратив на все это значительные суммы…
— Около десяти миллиардов долларов, — уточнил папа.
— Кошмар! И куда только деньги тратят! — Штокман, наверное, считал, что такие деньги нужно тратить на развитие океанологии. Но пираты-бизнесмены считали по-другому. — То есть вы хотите сказать, что фирма любыми средствами попытается изменить результаты наших исследований?
— Уничтожить результаты! — жестко сказал папа. — Я уже высказывал эту мысль.
— Но ведь это подло! — вскочил Рыбкин. — Одно дело — выбросить за борт одного неплавающего человека, и совсем другое — уничтожить результаты труда многих людей.
— Узкое мнение, — осадил его Штокман. — Как у плоской камбалы. Все гораздо страшнее по своим последствиям. Фирма начнет свою деятельность и погубит не только Мировой океан, но и всю планету.
— А самих себя им не жалко? — спросил веселый матрос.
Штокман криво усмехнулся.
— Они уверены, что эта катастрофа произойдет тогда, когда их уже не будет. Да и ее результаты не сразу скажутся в Европе.
— Вот негодяи! Их надо утопить — и все. Пока не поздно.
— Найдутся другие. Нужно как можно скорее результаты наших исследований сделать достоянием всего ученого мира. И проинформировать правительства всех стран.
— Я могу пустить в эфир радио: «Всем, всем, всем!» — предложил капитан.
— Это несерьезно, — возразил Штокман. — Надо побыстрее завершить исследования и представить наши материалы соответствующим организациям. И опубликовать их в печати. Сообщить в ЮНЕСКО.
— А сейчас-то что делать? — спросил Рыбкин с отчаянием. — Если я не сохраню свою рыбу, я сам брошусь за борт.
— А сейчас, — сказал капитан, — удвоить бдительность, утроить осторожность и быть готовыми отразить возможное нападение.
— Чем отражать будем? — спросил неугомонный Рыбкин. — Микроскопами? Я свой не дам.
— Найдется чем, — сказал капитан.
Я бы не сказал, что на «Афалине» под влиянием реальной опасности воцарилось уныние. Наоборот. Все стали работать еще собраннее и деловитей. Правда, каждый из нас все время поглядывал на океан. С опаской. Хотя необходимости в этом не было. Капитан организовал специальную вахту наблюдателей, да и прибор для обнаружения какого-либо судна был включен на постоянную работу, и возле него неотступно находился один из членов экипажа.
А папа ломал голову над задачкой: кто же в нашем славном коллективе тайный и коварный враг? Кто держит постоянную связь с кораблем «Оазиса»? Кто сообщил им о результатах исследований? Кто попытался утопить Рыбкина? И за что? Вернее — зачем?
Но тут прибавился и еще один вопрос, не менее серьезный и загадочный.
Мы стояли на мостике и любовались нашим красавцем — Тихим океаном. Волны которого кто только не бороздил за тысячи лет. И открыватели новых земель, и завоеватели, и исследователи, и пираты, и работорговцы, и просто торговцы, и всякие интуристы. И мы часто думали, а сколько кораблей за эти тысячелетия не достигли своей цели? Сколько из них улеглось на его дно? Сколько моряков не вернулось из плавания? И невольно напрашивалась не очень приятная мысль — не ждет ли такая же печальная участь и нашу прекрасную «Афалину»?
Но страшно нам почему-то не было. Наверное, потому что рядом с нами находился наш папа; командовал кораблем отважный и опытный капитан с пиратской фамилией; запросто мог рискнуть своей жизнью веселый матрос ради спасения любого из нас. Да и каждый член экипажа был смелым и надежным человеком. Каждый… Кроме одного. Затаившегося врага.
Вот тут-то и ворвался на мостик взбешенный Штокман и ткнул своим длинным пальцем в капитанский живот:
— Что творится на вашем судне?
— А что на нем творится такое уж особенное? — капитан вытаращил свои круглые омарьи глаза. — Опять кого-то за борт сбросили?
— Хуже! Кто-то взломал дверь моей каюты!
Капитан побелел, потом сразу покраснел, а затем твердо пообещал:
— Узнаю — кто, повешу на рее!
— Сначала узнайте! А потом я его сам повешу!
— Вот что, — сказал папа капитану, — поставьте людей по обе стороны прохода и никого к каюте Штокмана не подпускать. Я сам осмотрю ее.
Но ничего особенного папа не обнаружил. Дверь была взломана грубо и примитивно. Топориком с пожарного стенда. В каюте был порядок — непохоже, что кто-то здесь что-то искал. Только на ключевине сейфа папа обнаружил свежие царапины. Явно кто-то пытался его вскрыть.
— Что у вас там хранится? — спросил папа Штокмана.
— Материалы экспедиции, в том числе и черновики отчета. Деньги экспедиции. Личные документы.
— А где вы держите ключи от сейфа?
— Я каждый раз сдаю их капитану.
Единственное, что удалось папе установить — взлом каюты произошел в то самое время, когда весь экипаж находился на совещании в кают-компании.
Значит, это сделал тот, кто в кают-компании в это время не был. Человек десять примерно: они несли вахту. Кто-то из них! Но кто?
Глава VII
«А я знаю — кто!»
Капитан и полковник заперлись на ключ и принялись обсуждать список подозреваемых. Нас, конечно, выставили за дверь. Ну а потом папа, естественно, кое-что нам рассказал. Но это нам уже не было нужно. Мы сами (пораньше папы) вычислили коварного преступника.
В списке было десять человек. И все разные: и ученые, и мотористы, и боцман. Несколько человек капитан вычеркнул из «черного списка» сразу — это были безупречные люди, он знал их давно и много с ними плавал. И не раз они доказывали в опасные и трудные минуты свое мужество и свою честность.
Папа сказал:
— Несомненно, что все эти пакости совершил один и тот же человек.
— Да они все разные, эти пакости, — возразил капитан.
— Немножко отличаются, — усмехнулся папа, — но цель-то у них одна.
— Это как же? Сообщить о результатах обследования впадины и столкнуть Рыбкина с корабля — какая же тут общая цель?
— Все это связано с грязными делишками фирмы «Оазис». Ведь именно Рыбкин подтвердил наличие рыб на глубине восьми тысяч метров. Рыбкин в их глазах, так сказать, нежелательный свидетель. Я не сомневаюсь, что будет попытка уничтожить и рабочие дневники Рыбкина, и саму эту злосчастную рыбину.
Капитан даже подскочил.
— Не беспокойтесь, Иван Федорович, я принял меры безопасности.
— Какие именно?
— Мне бы не хотелось об этом говорить…
— Я буду нем, как рыба имени Рыбкина, — торжественно пообещал капитан.
— Я подселил в каюту Рыбкина его спасителя.
— Ах, вот как! — догадался капитан. — Это ваш человек?
Папа не ответил, а только пожал плечами.
В общем и целом они просидели над списком до самого ужина. И выделили трех человек, за которыми необходимо установить наблюдение.
Капитан старательно набил свою бездонную трубку, раскурил, выпустил ароматное облако дыма и спросил:
— И как вы себе это представляете? Кому вы это поручите?
— У меня есть для этого люди, — спокойно сказал папа.
— Да вы что, целое отделение милиции с собой взяли? — засмеялся капитан. — И что за агентура, если не секрет?
— Глазастая, ушастая, любопытная. Не удивлюсь, если эта агентура сейчас подслушивает нас за дверью.
Но мы не подслушивали за дверью. Мы вычислили подлого врага.
— Давай, Дим, — сразу же предложил Алешка, — тоже столкнем его за борт. Может, его акула покусает.
— А если он ее покусает? — предположил я, не очень, конечно, серьезно.
Алешка рассмеялся. И тут же попытался выдать еще одно наказание для гада:
— А тогда давай, Дим…
Но я его строго прервал:
— Никаких «давай». Скажем папе — и все.
Алешка покорно согласился, потому что честь разоблачения преступника целиком принадлежала мне. Правда, натолкнул меня на эту мысль Алешка. Он сказал:
— Дим, если этот гад сообщает этой заразе о наших делах, значит, у него есть рация. И они ему тоже дают всякие советы и указания. «Узнай там то-то и то-то. Утопи на всякий случай Рыбкина. Или выпей за его здоровье».
Так, так… Постойте! И я вдруг почувствовал, будто из темного чулана вышел на освещенный солнцем балкон. Откуда все видно.
Я вспомнил про слуховой аппарат боцмана Шмаги и его реакцию на мою просьбу. Я вспомнил, что, когда случайно включил его, в нем появились шумы, потрескивания, морзянка. А потом и чей-то грубый голос, обращенный к какому-то Алику. Да еще со строгим приказом не употреблять спиртные напитки. А ведь капитан частенько отчитывал боцмана за эту «слабость». Вот и стало все на свои места. Никакой это не слуховой аппарат, а самая обыкновенная карманная рация. (Тогда мы еще не знали, что эта рация самая необыкновенная. С ее помощью глухой боцман прослушивал все разговоры в любой каюте, даже в капитанской. Причем не выходя из каюты собственной.)
— Я так и знал, — сказал Алешка с гордостью. — Он мне всегда не нравился. Да еще все время носом шмыгает.
Я не стал напоминать Алешке, что он подозревал вовсе не боцмана, а веселого матроса.
— Дим! А значит, он вовсе не глухой! Только притворяется таким. Чтобы спокойно своей рацией пользоваться. Пошли к папе, пусть наручники готовит.
— Подожди, — рассудил я, — сначала нужно кое-что проверить. А то обвиним невинного человека. Да еще страдающего насморком.
— А что проверять-то? — изумился Алешка. — Все и так ясно.
— Во-первых, нужно узнать его имя. Может, он вовсе и не Алик. А во-вторых, нужно убедиться, что он не глухой.
— Это запросто! — сказал Алешка. — Подкрадусь к нему сзади да как гаркну! Если он подскочит, все ясно — у него прекрасный слух. А ты узнай у кого-нибудь, как его зовут, ладно?
В общем, первым делом — самолеты, а наручники — потом.
Алешкина проверка удалась. Даже слишком. Боцман сидел возле рулевой рубки, под судовым колоколом, и плел какую-то снасть.
Алешка подкрался сзади и гаркнул. Боцман подскочил так, что достал головой колокол.
— Ты что, сдурел? — заорал он на Алешку, почесывая макушку.
— Я случайно, — извинился Алешка. — Вырвалось. Уж очень красивую веревочку вы плетете.
А с мостика послышался недовольный голос капитана:
— Эй! Кто там орет и рындой балует?
— Это я! — крикнул Алешка. — Случайно башкой достал.
Рында по-морскому и есть колокол.
— Еще раз достанешь, — пообещал капитан, — останешься без обеда.
В общем, эксперимент удался. Хотя, если задуматься, Алешка гаркнул так, что даже глухой испугался бы.
А мой эксперимент провалился.
Я спустился в машинное отделение, поболтал для отвода глаз с мотористом Женей, который занимал каюту рядом с боцманской, и небрежно спросил:
— Да, а кстати, как его зовут? А то все — Шмага да Шмыга, неудобно как-то.
— Санькой его зовут, — ответил моторист Женя. — Можешь Шуркой звать. Годится?
Никуда не годится! Санька и Шурка — это не Алик.
Я доложил об этом Алешке. Он посмотрел на меня, как кошка на глупого воробья.
— А ты чудак, Дим, — сказал он. — В нашем классе тоже два Алика есть. Сергеев и Матвеев.
— Ну и что? Их будем подозревать? Они тоже глухие? И с насморком?
Алешка хихикнул:
— Дим, в классном журнале записано: «Матвеев Александр», «Сергеев Александр». Сашка, Шурка, Санька — это то же самое, что Алик. Ты разве слышал, чтобы кого-нибудь звали Алик Иванович?
А я, честно говоря, никогда не задумывался и не догадывался, что Алик это сокращенное от Александра.
— Пошли к папе, — сказал Алешка.
Папа выслушал нас очень серьезно и внимательно.
— Это точно? — спросил он. — Ошибки не может быть?
— Да ты только на его сопли посмотри! — возмутился его сомнениям Алешка.
— Это не довод, — улыбнулся папа. — А тем более — не улика и не доказательство вины. Вот что, вы пока посидите, молча и без фокусов, а я кое-что уточню.
И он пошел в каюту капитана, где была прямая радиосвязь с Москвой.
Вернулся он не скоро, а когда вошел, мы по его лицу поняли, что наши подозрения в отношении боцмана оправдались.
— Да, — сказал папа, — есть такая темная личность, хорошо известная в преступных кругах. Я получил исчерпывающие сведения о нем. Александр Шмага действительно хороший моряк, но оказался замешанным в контрабанде, и его списали на берег. Узнав о фирме «Оазис», попросился на один из ее кораблей. Видимо, ему не отказали, но поручили вести разведку на «Афалине». Что он и делал.
— Ну вот, — сказал Алешка, — где у тебя наручники? Пойдем его арестовывать.
Папа покачал головой:
— Ни в коем случае. Кстати, вы ни с кем не делились своими подозрениями? Очень хорошо.
Просто прекрасно! На судне находится преступник, работает на наших врагов, а нашему полковнику это прекрасно!
— Что надулись? — усмехнулся папа. — Никаких наручников. Более того, с этой минуты вы должны забыть истинное лицо боцмана. И еще более того — будете с ним поддерживать дружеские отношения.
— Я буду ему ботинки чистить, — буркнул Алешка.
— А я — зубы, — буркнул я. — Кулаком.
— Я думал, вы умные, — буркнул папа. — Как я в вас ошибался!
Вот тут-то мы и задумались. Правда, ненадолго. Алешкино лицо посветлело, а я улыбнулся. Здорово папа придумал! Вот что значит — настоящий полковник милиции.
— Вот именно, — улыбнулся и папа. — Я предупрежу капитана и Штокмана. Ну и еще кое-кого. И подскажу им, какие они должны вести между собой разговоры.
— Которые будет подслушивать Шмага! — восхитился Лешка. — И это вранье он будет передавать своим хозяевам.
— Вот именно, — повторил папа. — А в нужный момент мы подкинем ему такую информацию, что весь этот «Оазис» сядет в грязную лужу. Но помните, ребята, вести себя надо очень естественно. Не уделяйте ему особого внимания. Отношения налаживайте постепенно.
— Я даже перед ним извинюсь за то, что он башкой в колокол брякнулся, — пообещал Алешка.
Такое обещание очень дорого стоит. Заставить Алешку извиниться — все равно что Рыбкина плавать научить. Алешка никогда себя виноватым не признает.
Папа это решение одобрил, но подсказал:
— Ты только при этом из себя пай-мальчика не строй. Сделай вид, что тебя капитан извиниться заставил.
— А то я сам бы не догадался, — обиделся Алешка. И хитренько добавил: — У меня ведь отец — богатый миллионер.
Алешка сделал, что обещал. И сделал, как надо. В удобный момент он, насупясь, подошел к боцману (тот был в это время без своего «слухового аппарата») и громко сказал «хмурым» голосом:
— Дядь Саш, я… это… в общем… капитан меня отругал… он… это… в общем… прошу прощения, что напугал вас как дурак. — Тяжко вздохнул и с трудом пообещал: — Я больше не буду.
Боцман слушал его, оттопырив ладонью ухо и хлюпая носом.
— Ладно, — сказал он, — проехали. Ты, видать, пацан балованный. С простыми людьми обращаться не умеешь. Однако жизнь научит.
И он долго выговаривал Алешке, будто тот не в ухо гаркнул ему, а по крайней мере из пушки в него бухнул.
— Все, что ль? — не выдержал Алешка. — Разрешите идти? — И он поскакал к тралу, который как раз вытянула траловая команда из океана и подняла над палубой.
Я тоже дунул туда. Это всегда так интересно! Когда траловый мешок распахивается над специальным контейнером, в него обрушивается сверкающий рыбный водопад. И все толпятся вокруг, с нетерпением разглядывают добычу и радуются, как дети.
И в самом деле — чего там только нет: всякая рыба, всякие крабы и необыкновенные медузы, которые тут же становятся похожими на обыкновенные тряпки, морские змеи — ядовитые и не очень; однажды попалась морская черепаха побольше ростом, чем Алешкина раковина. Но ее отпустили обратно в море — это был редкий, исчезающий вид, и таких черепах надо беречь, пока они совсем не исчезли.
Только кок Сковорода проводил ее тоскующим взглядом и сказал загадочно:
— Тыща ушла!
— Какая тыща? — удивился Алешка. — Тыща килограммов, что ли?
— Тыща порций превосходных супов. А может, и две.
— Пусть лучше в море плавает, — сказал коку подошедший Рыбкин, — чем в твоем ненасытном брюхе.
— Ты больно насытный. Лучше сам плавать научись.
Но Рыбкин ему не ответил: он уже углядел в садке молодую меч-рыбу и пытался ухватить ее так, чтобы не пораниться.
В общем, все были заняты своим делом. А боцман всем, кому требовалось, помогал. И помогал очень толково — никак не скажешь про него, что он плохой человек. Да, правильно говорили древние философы: ничто так не уродует человеческую натуру, как жажда богатства.
После того как трал был разобран, капитан пригласил к себе начальника экспедиции. Боцман тут же ушел в свою каюту. Подслушивать.
А мы с Алешкой без всяких хитростей, без всяких раций уселись прямо на теплой палубе под открытым иллюминатором капитанской каюты. Подслушивать. Хотя этот разговор уж нас-то никаким образом не касался. Разговор был предназначен для боцмана Шмаги.
— Меня беспокоят некоторые обстоятельства, Иван Федорович, — говорил озабоченным тоном Штокман. — Точнее, не обстоятельства, а обстановка в коллективе.
— А что именно вас беспокоит?
— После посещения нашего судна представителем «Оазиса» в коллективе стали проявляться некоторые разногласия.
— А конкретно?
— Знаете, это все как-то неопределенно высказывается, намеками, иногда в шутливой форме. Но меня это тревожит. За каждой шуткой скрывается доля истины.
— Говорите откровенно, — настоял капитан. — Мне-то вы доверяете?
— Безусловно. Не обижайтесь. Мне просто не хочется без достаточных оснований бросить тень подозрения на заслуженных людей. И в то же время я испытываю смутное беспокойство. Вот, например, биолог Андреев как-то пошутил: «Эх, зря Штокман отказался от денег! Я бы на свою долю такую лабораторию оснастил бы!» И его тут же поддержал, тоже вроде шуточно, метеоролог Зинченко. Этот вообще заявил мечтательно: «А я бы плюнул на всю эту свою шарлатанскую науку, купил бы дом во Флориде и валялся бы целыми днями на берегу с детективами и пивом».
— Так они просто шутят! — успокоил Штокмана капитан.
— Повторяю: в каждой шутке есть только доля шутки. Ваш старпом, кстати, высказался еще определеннее: «Надо, пока не поздно, сматывать удочки. Пока нас на дно не пустили со всеми вашими отчетами и идеями».
— Мой старпом, — обиделся капитан, — настоящий моряк. И он не отступит ни перед штормом, ни перед врагом.
— Тем не менее он сказал это вполне серьезно. Да, признаться, и мне самому наше положение представляется крайне опасным. К тому же, — тут Штокман понизил голос, — на нашем корабле, как вы догадываетесь, находится агент «Оазиса». А это, извините, бомба замедленного действия. Которая может взорваться в любую минуту.
— Вы кого-то подозреваете конкретно? — настойчиво сказал капитан. — Кого именно, назовите!
И Штокман назвал имя веселого матроса.
Капитан долго молчал, видно, раздумывал. А потом удрученно согласился:
— Что ж, это похоже на правду. Он сам столкнул Рыбкина и сам прыгнул за ним. Чтобы зарекомендовать себя, бросить тень на кого-то другого и обезопасить себя от малейших подозрений.
— К сожалению, я придерживаюсь того же мнения, — признался Штокман.
Представляю, как ликовал в это время «неуловимый» боцман Шмага, шмыгая носом.
Вот так и началась игра с противником. А к чему это приведет, никто из посвященных в нее и не догадывался…
В списке было десять человек. И все разные: и ученые, и мотористы, и боцман. Несколько человек капитан вычеркнул из «черного списка» сразу — это были безупречные люди, он знал их давно и много с ними плавал. И не раз они доказывали в опасные и трудные минуты свое мужество и свою честность.
Папа сказал:
— Несомненно, что все эти пакости совершил один и тот же человек.
— Да они все разные, эти пакости, — возразил капитан.
— Немножко отличаются, — усмехнулся папа, — но цель-то у них одна.
— Это как же? Сообщить о результатах обследования впадины и столкнуть Рыбкина с корабля — какая же тут общая цель?
— Все это связано с грязными делишками фирмы «Оазис». Ведь именно Рыбкин подтвердил наличие рыб на глубине восьми тысяч метров. Рыбкин в их глазах, так сказать, нежелательный свидетель. Я не сомневаюсь, что будет попытка уничтожить и рабочие дневники Рыбкина, и саму эту злосчастную рыбину.
Капитан даже подскочил.
— Не беспокойтесь, Иван Федорович, я принял меры безопасности.
— Какие именно?
— Мне бы не хотелось об этом говорить…
— Я буду нем, как рыба имени Рыбкина, — торжественно пообещал капитан.
— Я подселил в каюту Рыбкина его спасителя.
— Ах, вот как! — догадался капитан. — Это ваш человек?
Папа не ответил, а только пожал плечами.
В общем и целом они просидели над списком до самого ужина. И выделили трех человек, за которыми необходимо установить наблюдение.
Капитан старательно набил свою бездонную трубку, раскурил, выпустил ароматное облако дыма и спросил:
— И как вы себе это представляете? Кому вы это поручите?
— У меня есть для этого люди, — спокойно сказал папа.
— Да вы что, целое отделение милиции с собой взяли? — засмеялся капитан. — И что за агентура, если не секрет?
— Глазастая, ушастая, любопытная. Не удивлюсь, если эта агентура сейчас подслушивает нас за дверью.
Но мы не подслушивали за дверью. Мы вычислили подлого врага.
— Давай, Дим, — сразу же предложил Алешка, — тоже столкнем его за борт. Может, его акула покусает.
— А если он ее покусает? — предположил я, не очень, конечно, серьезно.
Алешка рассмеялся. И тут же попытался выдать еще одно наказание для гада:
— А тогда давай, Дим…
Но я его строго прервал:
— Никаких «давай». Скажем папе — и все.
Алешка покорно согласился, потому что честь разоблачения преступника целиком принадлежала мне. Правда, натолкнул меня на эту мысль Алешка. Он сказал:
— Дим, если этот гад сообщает этой заразе о наших делах, значит, у него есть рация. И они ему тоже дают всякие советы и указания. «Узнай там то-то и то-то. Утопи на всякий случай Рыбкина. Или выпей за его здоровье».
Так, так… Постойте! И я вдруг почувствовал, будто из темного чулана вышел на освещенный солнцем балкон. Откуда все видно.
Я вспомнил про слуховой аппарат боцмана Шмаги и его реакцию на мою просьбу. Я вспомнил, что, когда случайно включил его, в нем появились шумы, потрескивания, морзянка. А потом и чей-то грубый голос, обращенный к какому-то Алику. Да еще со строгим приказом не употреблять спиртные напитки. А ведь капитан частенько отчитывал боцмана за эту «слабость». Вот и стало все на свои места. Никакой это не слуховой аппарат, а самая обыкновенная карманная рация. (Тогда мы еще не знали, что эта рация самая необыкновенная. С ее помощью глухой боцман прослушивал все разговоры в любой каюте, даже в капитанской. Причем не выходя из каюты собственной.)
— Я так и знал, — сказал Алешка с гордостью. — Он мне всегда не нравился. Да еще все время носом шмыгает.
Я не стал напоминать Алешке, что он подозревал вовсе не боцмана, а веселого матроса.
— Дим! А значит, он вовсе не глухой! Только притворяется таким. Чтобы спокойно своей рацией пользоваться. Пошли к папе, пусть наручники готовит.
— Подожди, — рассудил я, — сначала нужно кое-что проверить. А то обвиним невинного человека. Да еще страдающего насморком.
— А что проверять-то? — изумился Алешка. — Все и так ясно.
— Во-первых, нужно узнать его имя. Может, он вовсе и не Алик. А во-вторых, нужно убедиться, что он не глухой.
— Это запросто! — сказал Алешка. — Подкрадусь к нему сзади да как гаркну! Если он подскочит, все ясно — у него прекрасный слух. А ты узнай у кого-нибудь, как его зовут, ладно?
В общем, первым делом — самолеты, а наручники — потом.
Алешкина проверка удалась. Даже слишком. Боцман сидел возле рулевой рубки, под судовым колоколом, и плел какую-то снасть.
Алешка подкрался сзади и гаркнул. Боцман подскочил так, что достал головой колокол.
— Ты что, сдурел? — заорал он на Алешку, почесывая макушку.
— Я случайно, — извинился Алешка. — Вырвалось. Уж очень красивую веревочку вы плетете.
А с мостика послышался недовольный голос капитана:
— Эй! Кто там орет и рындой балует?
— Это я! — крикнул Алешка. — Случайно башкой достал.
Рында по-морскому и есть колокол.
— Еще раз достанешь, — пообещал капитан, — останешься без обеда.
В общем, эксперимент удался. Хотя, если задуматься, Алешка гаркнул так, что даже глухой испугался бы.
А мой эксперимент провалился.
Я спустился в машинное отделение, поболтал для отвода глаз с мотористом Женей, который занимал каюту рядом с боцманской, и небрежно спросил:
— Да, а кстати, как его зовут? А то все — Шмага да Шмыга, неудобно как-то.
— Санькой его зовут, — ответил моторист Женя. — Можешь Шуркой звать. Годится?
Никуда не годится! Санька и Шурка — это не Алик.
Я доложил об этом Алешке. Он посмотрел на меня, как кошка на глупого воробья.
— А ты чудак, Дим, — сказал он. — В нашем классе тоже два Алика есть. Сергеев и Матвеев.
— Ну и что? Их будем подозревать? Они тоже глухие? И с насморком?
Алешка хихикнул:
— Дим, в классном журнале записано: «Матвеев Александр», «Сергеев Александр». Сашка, Шурка, Санька — это то же самое, что Алик. Ты разве слышал, чтобы кого-нибудь звали Алик Иванович?
А я, честно говоря, никогда не задумывался и не догадывался, что Алик это сокращенное от Александра.
— Пошли к папе, — сказал Алешка.
Папа выслушал нас очень серьезно и внимательно.
— Это точно? — спросил он. — Ошибки не может быть?
— Да ты только на его сопли посмотри! — возмутился его сомнениям Алешка.
— Это не довод, — улыбнулся папа. — А тем более — не улика и не доказательство вины. Вот что, вы пока посидите, молча и без фокусов, а я кое-что уточню.
И он пошел в каюту капитана, где была прямая радиосвязь с Москвой.
Вернулся он не скоро, а когда вошел, мы по его лицу поняли, что наши подозрения в отношении боцмана оправдались.
— Да, — сказал папа, — есть такая темная личность, хорошо известная в преступных кругах. Я получил исчерпывающие сведения о нем. Александр Шмага действительно хороший моряк, но оказался замешанным в контрабанде, и его списали на берег. Узнав о фирме «Оазис», попросился на один из ее кораблей. Видимо, ему не отказали, но поручили вести разведку на «Афалине». Что он и делал.
— Ну вот, — сказал Алешка, — где у тебя наручники? Пойдем его арестовывать.
Папа покачал головой:
— Ни в коем случае. Кстати, вы ни с кем не делились своими подозрениями? Очень хорошо.
Просто прекрасно! На судне находится преступник, работает на наших врагов, а нашему полковнику это прекрасно!
— Что надулись? — усмехнулся папа. — Никаких наручников. Более того, с этой минуты вы должны забыть истинное лицо боцмана. И еще более того — будете с ним поддерживать дружеские отношения.
— Я буду ему ботинки чистить, — буркнул Алешка.
— А я — зубы, — буркнул я. — Кулаком.
— Я думал, вы умные, — буркнул папа. — Как я в вас ошибался!
Вот тут-то мы и задумались. Правда, ненадолго. Алешкино лицо посветлело, а я улыбнулся. Здорово папа придумал! Вот что значит — настоящий полковник милиции.
— Вот именно, — улыбнулся и папа. — Я предупрежу капитана и Штокмана. Ну и еще кое-кого. И подскажу им, какие они должны вести между собой разговоры.
— Которые будет подслушивать Шмага! — восхитился Лешка. — И это вранье он будет передавать своим хозяевам.
— Вот именно, — повторил папа. — А в нужный момент мы подкинем ему такую информацию, что весь этот «Оазис» сядет в грязную лужу. Но помните, ребята, вести себя надо очень естественно. Не уделяйте ему особого внимания. Отношения налаживайте постепенно.
— Я даже перед ним извинюсь за то, что он башкой в колокол брякнулся, — пообещал Алешка.
Такое обещание очень дорого стоит. Заставить Алешку извиниться — все равно что Рыбкина плавать научить. Алешка никогда себя виноватым не признает.
Папа это решение одобрил, но подсказал:
— Ты только при этом из себя пай-мальчика не строй. Сделай вид, что тебя капитан извиниться заставил.
— А то я сам бы не догадался, — обиделся Алешка. И хитренько добавил: — У меня ведь отец — богатый миллионер.
Алешка сделал, что обещал. И сделал, как надо. В удобный момент он, насупясь, подошел к боцману (тот был в это время без своего «слухового аппарата») и громко сказал «хмурым» голосом:
— Дядь Саш, я… это… в общем… капитан меня отругал… он… это… в общем… прошу прощения, что напугал вас как дурак. — Тяжко вздохнул и с трудом пообещал: — Я больше не буду.
Боцман слушал его, оттопырив ладонью ухо и хлюпая носом.
— Ладно, — сказал он, — проехали. Ты, видать, пацан балованный. С простыми людьми обращаться не умеешь. Однако жизнь научит.
И он долго выговаривал Алешке, будто тот не в ухо гаркнул ему, а по крайней мере из пушки в него бухнул.
— Все, что ль? — не выдержал Алешка. — Разрешите идти? — И он поскакал к тралу, который как раз вытянула траловая команда из океана и подняла над палубой.
Я тоже дунул туда. Это всегда так интересно! Когда траловый мешок распахивается над специальным контейнером, в него обрушивается сверкающий рыбный водопад. И все толпятся вокруг, с нетерпением разглядывают добычу и радуются, как дети.
И в самом деле — чего там только нет: всякая рыба, всякие крабы и необыкновенные медузы, которые тут же становятся похожими на обыкновенные тряпки, морские змеи — ядовитые и не очень; однажды попалась морская черепаха побольше ростом, чем Алешкина раковина. Но ее отпустили обратно в море — это был редкий, исчезающий вид, и таких черепах надо беречь, пока они совсем не исчезли.
Только кок Сковорода проводил ее тоскующим взглядом и сказал загадочно:
— Тыща ушла!
— Какая тыща? — удивился Алешка. — Тыща килограммов, что ли?
— Тыща порций превосходных супов. А может, и две.
— Пусть лучше в море плавает, — сказал коку подошедший Рыбкин, — чем в твоем ненасытном брюхе.
— Ты больно насытный. Лучше сам плавать научись.
Но Рыбкин ему не ответил: он уже углядел в садке молодую меч-рыбу и пытался ухватить ее так, чтобы не пораниться.
В общем, все были заняты своим делом. А боцман всем, кому требовалось, помогал. И помогал очень толково — никак не скажешь про него, что он плохой человек. Да, правильно говорили древние философы: ничто так не уродует человеческую натуру, как жажда богатства.
После того как трал был разобран, капитан пригласил к себе начальника экспедиции. Боцман тут же ушел в свою каюту. Подслушивать.
А мы с Алешкой без всяких хитростей, без всяких раций уселись прямо на теплой палубе под открытым иллюминатором капитанской каюты. Подслушивать. Хотя этот разговор уж нас-то никаким образом не касался. Разговор был предназначен для боцмана Шмаги.
— Меня беспокоят некоторые обстоятельства, Иван Федорович, — говорил озабоченным тоном Штокман. — Точнее, не обстоятельства, а обстановка в коллективе.
— А что именно вас беспокоит?
— После посещения нашего судна представителем «Оазиса» в коллективе стали проявляться некоторые разногласия.
— А конкретно?
— Знаете, это все как-то неопределенно высказывается, намеками, иногда в шутливой форме. Но меня это тревожит. За каждой шуткой скрывается доля истины.
— Говорите откровенно, — настоял капитан. — Мне-то вы доверяете?
— Безусловно. Не обижайтесь. Мне просто не хочется без достаточных оснований бросить тень подозрения на заслуженных людей. И в то же время я испытываю смутное беспокойство. Вот, например, биолог Андреев как-то пошутил: «Эх, зря Штокман отказался от денег! Я бы на свою долю такую лабораторию оснастил бы!» И его тут же поддержал, тоже вроде шуточно, метеоролог Зинченко. Этот вообще заявил мечтательно: «А я бы плюнул на всю эту свою шарлатанскую науку, купил бы дом во Флориде и валялся бы целыми днями на берегу с детективами и пивом».
— Так они просто шутят! — успокоил Штокмана капитан.
— Повторяю: в каждой шутке есть только доля шутки. Ваш старпом, кстати, высказался еще определеннее: «Надо, пока не поздно, сматывать удочки. Пока нас на дно не пустили со всеми вашими отчетами и идеями».
— Мой старпом, — обиделся капитан, — настоящий моряк. И он не отступит ни перед штормом, ни перед врагом.
— Тем не менее он сказал это вполне серьезно. Да, признаться, и мне самому наше положение представляется крайне опасным. К тому же, — тут Штокман понизил голос, — на нашем корабле, как вы догадываетесь, находится агент «Оазиса». А это, извините, бомба замедленного действия. Которая может взорваться в любую минуту.
— Вы кого-то подозреваете конкретно? — настойчиво сказал капитан. — Кого именно, назовите!
И Штокман назвал имя веселого матроса.
Капитан долго молчал, видно, раздумывал. А потом удрученно согласился:
— Что ж, это похоже на правду. Он сам столкнул Рыбкина и сам прыгнул за ним. Чтобы зарекомендовать себя, бросить тень на кого-то другого и обезопасить себя от малейших подозрений.
— К сожалению, я придерживаюсь того же мнения, — признался Штокман.
Представляю, как ликовал в это время «неуловимый» боцман Шмага, шмыгая носом.
Вот так и началась игра с противником. А к чему это приведет, никто из посвященных в нее и не догадывался…
Глава VIII
Ловушка для шпиона
Папа, конечно, сделал очень хитрый ход. Он на какое-то время обезопасил «Афалину» от решительного нападения «Оазиса». Когда там узнают, что в среде ученых начались разногласия, что некоторые из них склонны принять предложения фирмы и перейти на ее сторону, они постараются использовать это обстоятельство в свою пользу. И без боя получить то, что им нужно.
Фирма получала надежду, мы — возможность продолжить исследования в океане.
Но самое главное — мы теперь могли управлять «Оазисом» как послушной лошадью. Куда дернем — туда она и повернет.
Снова настало спокойное время. Но это спокойствие было затишьем перед бурей. Рано или поздно затаившиеся противники (с обеих сторон) должны будут перейти к решительным действиям.
— Удрать-то мы всегда сможем, — успокаивал папу капитан. — Наша «Афалина» развивает скорость не меньше, чем настоящий дельфин.
— Но удрать, — возразил папа, — значит сорвать экспедицию. Которая очень долго готовилась и стоит очень больших денег.
— И ваших денег в том числе, — улыбнулся капитан.
— Да, без моего участия, — важно кивнул папа, — экспедиция вряд ли бы состоялась.
— Уважаю богатых людей, — рассмеялся капитан, — когда они к тому же и щедрые.
— И умные, — похвалил себя папа.
Надо сказать, что теперь все разговоры велись под нашим с Алешкой контролем.
Когда папе и капитану нужно было посекретничать, они уходили на носовую палубу — полюбоваться «глазурной» далью океана. А капитан к тому же окутывал их обоих клубами дыма — маскировал.
А мы с Алешкой в это время контролировали действия боцмана. Если он напяливал свой «плеер», то Алешка сразу же давал сигнал: «Вас слушают, будьте осторожны!»
Сигнал был простой — два удара в колокол. Старший помощник сделал было Алешке замечание, на что тот отреагировал нахально и безмятежно:
— Во-первых, без моего папы не состоялась бы ваша экспедиция. А во-вторых, мне разрешил капитан.
— Для меня важнее «во-вторых», — буркнул старпом.
Сложнее было, конечно, наблюдать за боцманом, когда он скрывался в своей каюте. Но Алешка и тут подшустрил. Он втерся в доверие Шмаги на почве интереса к морскому делу. Задавал ему кучу вопросов и учился у него сложному мастерству — вязать морские узлы.
В каюте боцмана висела на переборке чертежная доска, а на ней — образцы всех видов узлов, завязанных из разных веревочек. И каждый узел подписан: «шкотовый», «рыбацкий штык», «шлюпочный» и так далее. И Лешка их изучал. Сидел напротив доски и, пыхтя, старательно вязал эти загадочные узлы. А я в это время слонялся возле иллюминатора и время от времени кричал Алешке:
— Какой узел вяжешь?
Если он отвечал: «Рифовый» — значит, боцман сидит с «плеером», и я предупреждал об этом папу.
В общем, партизанили, как могли.
А капитан и папа готовили новую ловушку. И повели разговор специально для боцмана.
Папа сказал:
— Прежде чем удирать, надо знать, от кого. Может, мы совершенно напрасно волнуемся, переоцениваем противника. Болтается где-то за горизонтом или прячется вон за тем островом какая-нибудь ржавая лоханка, а мы ее боимся.
— Вы, Сергей Александрович, все-таки бизнесмен, а не моряк. Позвольте уж мне судить о морских делах. Если они выслали катер, значит, у них большое судно.
— Я тоже, Иван Федорович, хаживал в море. И кое-что смыслю. Катер этот вполне мореходный. Может, он сам и есть их основная база. Да мы его зимними шапками закидаем.
Какими там шапками? Была на борту одна такая, да и ту Алешка выбросил.
— Нет, — не соглашался капитан, — у них большое судно. И, пожалуй, вооруженное. Как бы нам это проверить?
— Сходим в разведку, — предложил папа. — Вон за те острова. И если там прячется большой корабль, то…
— То я предпочел бы принять их условия, — мрачно прервал его капитан.
— Да вы что!
— А вот то! На мне лежит ответственность за судно и за всех, кто на нем находится. За ваших детей, кстати, тоже.
Почему — кстати? Что мы, какие-нибудь лишние? Да мы и сами за себя так ответим, что мало не покажется.
— Ну, хорошо, — нехотя согласился папа. — Я тоже не сторонник боя с заведомым поражением. Если нам удастся установить, какое у них судно, и если окажется, что силы не равны, думаю, стоит об этом поговорить со Штокманом. Рисковать своими людьми мы, конечно, не будем.
Вот так они и решили. И это решение незамедлительно ушло в эфир…
Фирма получала надежду, мы — возможность продолжить исследования в океане.
Но самое главное — мы теперь могли управлять «Оазисом» как послушной лошадью. Куда дернем — туда она и повернет.
Снова настало спокойное время. Но это спокойствие было затишьем перед бурей. Рано или поздно затаившиеся противники (с обеих сторон) должны будут перейти к решительным действиям.
— Удрать-то мы всегда сможем, — успокаивал папу капитан. — Наша «Афалина» развивает скорость не меньше, чем настоящий дельфин.
— Но удрать, — возразил папа, — значит сорвать экспедицию. Которая очень долго готовилась и стоит очень больших денег.
— И ваших денег в том числе, — улыбнулся капитан.
— Да, без моего участия, — важно кивнул папа, — экспедиция вряд ли бы состоялась.
— Уважаю богатых людей, — рассмеялся капитан, — когда они к тому же и щедрые.
— И умные, — похвалил себя папа.
Надо сказать, что теперь все разговоры велись под нашим с Алешкой контролем.
Когда папе и капитану нужно было посекретничать, они уходили на носовую палубу — полюбоваться «глазурной» далью океана. А капитан к тому же окутывал их обоих клубами дыма — маскировал.
А мы с Алешкой в это время контролировали действия боцмана. Если он напяливал свой «плеер», то Алешка сразу же давал сигнал: «Вас слушают, будьте осторожны!»
Сигнал был простой — два удара в колокол. Старший помощник сделал было Алешке замечание, на что тот отреагировал нахально и безмятежно:
— Во-первых, без моего папы не состоялась бы ваша экспедиция. А во-вторых, мне разрешил капитан.
— Для меня важнее «во-вторых», — буркнул старпом.
Сложнее было, конечно, наблюдать за боцманом, когда он скрывался в своей каюте. Но Алешка и тут подшустрил. Он втерся в доверие Шмаги на почве интереса к морскому делу. Задавал ему кучу вопросов и учился у него сложному мастерству — вязать морские узлы.
В каюте боцмана висела на переборке чертежная доска, а на ней — образцы всех видов узлов, завязанных из разных веревочек. И каждый узел подписан: «шкотовый», «рыбацкий штык», «шлюпочный» и так далее. И Лешка их изучал. Сидел напротив доски и, пыхтя, старательно вязал эти загадочные узлы. А я в это время слонялся возле иллюминатора и время от времени кричал Алешке:
— Какой узел вяжешь?
Если он отвечал: «Рифовый» — значит, боцман сидит с «плеером», и я предупреждал об этом папу.
В общем, партизанили, как могли.
А капитан и папа готовили новую ловушку. И повели разговор специально для боцмана.
Папа сказал:
— Прежде чем удирать, надо знать, от кого. Может, мы совершенно напрасно волнуемся, переоцениваем противника. Болтается где-то за горизонтом или прячется вон за тем островом какая-нибудь ржавая лоханка, а мы ее боимся.
— Вы, Сергей Александрович, все-таки бизнесмен, а не моряк. Позвольте уж мне судить о морских делах. Если они выслали катер, значит, у них большое судно.
— Я тоже, Иван Федорович, хаживал в море. И кое-что смыслю. Катер этот вполне мореходный. Может, он сам и есть их основная база. Да мы его зимними шапками закидаем.
Какими там шапками? Была на борту одна такая, да и ту Алешка выбросил.
— Нет, — не соглашался капитан, — у них большое судно. И, пожалуй, вооруженное. Как бы нам это проверить?
— Сходим в разведку, — предложил папа. — Вон за те острова. И если там прячется большой корабль, то…
— То я предпочел бы принять их условия, — мрачно прервал его капитан.
— Да вы что!
— А вот то! На мне лежит ответственность за судно и за всех, кто на нем находится. За ваших детей, кстати, тоже.
Почему — кстати? Что мы, какие-нибудь лишние? Да мы и сами за себя так ответим, что мало не покажется.
— Ну, хорошо, — нехотя согласился папа. — Я тоже не сторонник боя с заведомым поражением. Если нам удастся установить, какое у них судно, и если окажется, что силы не равны, думаю, стоит об этом поговорить со Штокманом. Рисковать своими людьми мы, конечно, не будем.
Вот так они и решили. И это решение незамедлительно ушло в эфир…