Страница:
Комендант в ответ на мои слова.и ухом не повел, но реакция его была очевидной. Я сразу вспомнил, что пока еще нахожусь на их территории. Так мы добрались до самой последней двери, и комендант открыл ее. Правильнее было бы сказать, распахнул ее передо мной, чтобы я сразу мог все увидеть.
Я, естественно, ожидал, что увижу маленькую комнатку, обычное пристанище офицера в общежитии. Однако то, что предстало предо мной, заставило меня застыть на месте. Это были самые настоящие апартаменты. Анфилада из целых трех просторных комнат легко просматривалась от входной двери, а в самой последней еще видне лась широкая дверь, ведущая на террасу в виде зимнего сада, откуда открывалась великолепная панорама вздымающихся вдали гор.
И это жилище младшего офицера! Нет, тут что-то не так. Я мог бы назвать массу адмиралов, которые могли бы только мечтать о таких хоромах. Я был просто ошарашен. Астролетчики вообще стремятся перенести к себе на планету некоторые элементы косми ческого корабля. Во время длительных полетов у них обычно бывает масса свободного времени, и они любят мастерить поделки из под ручных материалов: казенная часть бластера у них превращается в водяную нимфу, лист броневой обшивки – в стол, сиденье у пульта управления – в кресло для отдыха, а кресло астронавта, приспособ ленное для борьбы с перегрузками, – в диван, рама иллюминатора – в раму для картины. В квартирах астролетчиков обычно бывает множество подобных изделий.
Весь набор таких оригинальных вещей красовался сейчас перед нами, и при этом все они были отличного качества и отличались явным художественным вкусом. Обычно в такой квартире ожидаешь увидеть множество сувениров с самых различных планет: игрушеч ную танцовщицу, забавно вертящую ягодицами в то время, когда она подает тебе открывашку для бутылки, хорошо отполированную раковину морского животного с надписью «Помни о Бостозе», маленького шестирукого мальчишку, размахивающего флагами и поющего песенку «Тебя ждут дома на Ирапине!», отлично сработанную статуэтку женщины, которая открывает красивую коробку и бросает тебе чанк-попс всякий раз, стоит тебе обратиться к ней со словами: «Поцелуй меня, Серафина!» Здесь было великое множество подобных вещиц наряду с флагами, вымпелами и венками, однако все они имели одну отличительную особенность – все они были самого наивысшего качества!
Пол из блестящего металла был покрыт коврами, привезенными по меньшей мере с дюжины планет, и каждый из ковров мог по праву занять место на музейном стенде. И вся обстановка квартиры вы давала исключительно тонкий вкус ее хозяина. Да что там адмиралы! Многие лорды наверняка позавидовали бы таким апартаментам!
Я сразу же решил, что мне удалось найти слабость Джеттеро: вряд ли он был выходцем из богатых слоев, а младший офицер никогда не смог бы на свой заработок приобрести и тысячной части того, что собрано здесь. Джеттеро, должно быть, не просто отщипывал какие-то крохи от выделяемых на операции фондов, а просто по локоть запускал руку в казну!
Мы приблизились к бару с музыкальным ящиком, стоявшему в первой комнате, и старый артиллерист широким жестом указал мне на обстановку, и без того уже поразившую меня.
– Пять лет назад, – проговорил он монотонным голосом заправ ского гида, – пять лет назад броненосец «Менюченкен» потерпел аварию в тысяче милях за линией фронта и оказался на территории противника. Случилось это на планете Флиннап. Положение его было безнадежным: двигатели корабля вышли из строя, а трем тысячам рядовых и офицеров, не считая членов команды, грозили плен и казнь. Джеттеро Хеллер сумел прорваться сквозь оборонительные порядки Флиннапа, доставить необходимые запасные части и наладить с их помощью работу двигателей. Он вырвал «Менюченкен» из огненного котла и благополучно привел его на базу. Когда члены команды «Менюченкена» были выписаны из госпиталей, они все пришли сюда. – Он сделал паузу, а потом широким жестом обвел комнаты. – Все это они изготовили в то время, когда Джеттеро был занят выполнением очередного задания. А потом преподнесли ему в подарок.
Он прошелся вдоль стен, указывая на некоторые вещицы:
– А вот это и многое другое – подарки других команд, добав ленные уже позднее. Пусть его теперешняя миссия продолжается хоть сотню лет, все это будет дожидаться его в неприкосновенности. Здесь теперь что-то вроде гостиной или выставки всего клуба! А в первую очередь это – дом Джеттеро.
«Ну что ж, ладно, – подумал я. – Будем считать что он кристально честный человек и никакой не жулик. Но человек может иметь и другие слабости».
– Ну, я, пожалуй, выберу здесь коечто из вещей, которые ему могут понадобиться.
– Не давайте ему тут ни к чему прикасаться, – сказал все тот же офицер могучего телосложения. – Все, что нужно, мы упакуем сами.
Оттерев меня в сторону, они открыли неприметную дверцу, ведущую в стенной шкаф с одеждой и другими принадлежностями туалета. Один из офицеров осторожно достал парадный офицерский мундир и аккуратно повесил его на плечики.
– Нет нет, – торопливо остановил я его. – Он будет работать скрытно. Никаких мундиров не нужно. Только личные вещи, да и то самое необходимое. Он отправится в путь налегке.
Пожав плечами, офицеры отложили все эти вещи в сторону, однако парадный мундир был повешен рядом со мной, и я успел разглядеть его. Мундир, как и положено, был украшен красными кантами, и на стоячем воротнике была вышита золотом цифра «10», соответствующая классу офицера.
Большинство гражданских лиц считают, что волнистые золотые, серебряные и бронзовые линии, украшающие грудь некоторых парад ных мундиров, пришивают просто для красоты. Поэтому они часто не могут понять, почему у некоторых младших офицеров мундир похож на выставку образцов продукции сразу нескольких рудников, в то время как старшие офицеры выглядят весьма скромно. На самом же деле все эти достаточно широкие волнистые ряды галунов являются точным, строго регламентированным обозначением заслуг, добытых в различных кампаниях. Они прикрепляются к мундиру таким образом, что их можно приподнять за нижний край и убе диться, что под ними скрывается запись, сделанная очень мелким шрифтом и поясняющая, в чем именно и где отличился носящий этот знак.
На парадном мундире Джеттеро Хеллера не было ни серебряных, ни бронзовых полос, только золотые. И нашиты они были так густо, что мундир можно было принять за золотой панцирь!
Я приподнял некоторые из нашивок и прочел: наведение моста под ураганным огнем противника; минирование орбиты вокруг Бэнчофона III; восстановление разрушенного центра управления на Хаммертоне под непрерывным вражеским огнем, возвращение брошенного командой «Дженмейда», подрыв транспортнойсистемы Роллофана, минирование крепости Монтрейл... И так далее, и так далее! Имелась там и запись о броненосце «Менюченкен». Всего за несколько лет активной службы Джеттеро Хеллер сумел заработать такой длинный послужной список, что он выглядел совершенно необычным даже для военного инженера. И за каждой такой записью стояла драматическая и полная опасностей история. История героизма и мужества.
Я достаточно ясно представлял себе, как именно развивались события: парень завоевал определенную репутацию, а после этого его уже просто призывали каждый раз, когда ситуация становилась безнадежной. Поскольку же Волтар ведет непрерывные войны, такие ситуации возникают достаточно часто. Однако это мое предположение было несколько поколеблено, когда я заметил орден, который принято называть «Звездой Добровольца», – изображение рубиновой звезды с алмазными лучами. Орден был прикреплен к подкладке мундира. Такой награды удостаивают за пятьдесят весьма риско ванных операций, проведенных добровольно. Значит, ему не только поручали такие дела, он сам напрашивался на них! Потом мне пришло в голову новое – погоня за славой. Вот где его уязвимое место. Если с умом обыграть эту тягу...
– У него множество и других наград и отличий, – сказал старый комендант, бывший артиллерист. – Некоторые из них представляют собой такую ценность, что нам приходится держать их в специаль ном сейфе. Дело в том, что он никогда не носит их.
Значит, он не особенно гоняется и за славой. Ну что ж, не страшно, придется поискать еще какиенибудь слабости, которые могли бы мне пригодиться. Я принялся разглядывать экспонаты, развешанные на стенах. Здесь было очень много портретов. Никак не могу понять, почему портретисты всегда стараются изобразить кого то обязательно на фоне затянутого облаками неба – когда смотришь на эти стереоскопические цветные изображения, невольно создается впечатление, будто разглядываешь чей-то бюст, установленный в небесах. Это наводит на мысль, что художник старался изобразить свою модель в виде божества или богини. Не люблю я этого, создается ощущение, будто и сам зритель находится среди облаков, а мне это не нравится.
На одном из портретов была изображена немолодая уже женщина с очень мягкой улыбкой – должно быть, его мать. Рядом висел портрет человека, похожего на старого ястреба, в довольно по трепанном деловом костюме. С этим портретом было все ясно – на нем красовалась дарственная надпись: «Моему дорогом у сыну». Тут же висел портрет одной... Я просто застыл перед этим портретом. Передо мной висел портрет самой настоящей красавицы. Более красивого существа мне, пожалуй, никогда не приходилось видеть. Это был один из тех хитрых портретов, что сопровождают вас взглядом. И даже когда вы отводите глаза, то продолжаете чувствовать, как он изумительно хорош и как ласково глядит на вас. Стоит же вам посмотреть на него, как губы на портрете улыбаются вам. Да, она была настолько хороша, что от восхищения просто прерывалось дыхание! Здорово!
Ну вот, все и решилось. Это был тот рычаг, который ястарался отыскать! Я обернулся к коменданту.
– А это его сестра, – тут же вылил на меня ушат холодной воды этот разрушитель моих надежд. – Это звезда нашего хоумвидения. Вы наверняка видели ее не раз.
Нет, никого я не видел. Мы в Аппарате бываем настолько заняты, что у нас просто, не остается времени ни на себя, ни на искусство.
Я перешел к изрядной коллекции газетных вырезок, разме щенных в рамке, бывшей когдато иллюминатором. Джеттеро среди одноклассников; Джеттеро на плечах какой-то спортивной команды победительницы; Джеттеро в финале игры в шары; Джеттеро, опус кающий на палубу судна корзины со спасенными людьми. Еще и еще... Но прежде чем я сделал вывод о том, что имею дело с человеком, помешанным на рекламе, мне удалось заметить, что все лица на снимках были заключены в кружки, под которыми были тщательно вписаны фамилии. Получалось, что это галерея друзей Хеллера, а вовсе не его самого.
(...). Но ведь редко удается добиться успеха с первой же попытки. И все-таки отыскалась фотография, на которой Джеттеро представал перед нами в полном одиночестве! Фотография была очень яркая, стереоскопическая и роскошная. Он сидел в командирском кресле небольшого корабля – одной из тех гоночных моделей, в которых все грани кажутся острее бритвы и которые используются в косми ческих гонках, из тех, что готовы взорваться и разлететься в косми ческую пыль, стоит только неосторожно глянуть на них.
– Это «Чанчу» – сказал отставной артиллерист. – На ней был установлен межпланетный рекорд Академии по скорости. Многие с тех пор штурмовали его, но так и не смогли побить. Джет был просто влюблен в этот корабль. Он хранится сейчас в музее королевского Флота, и Джет не устает заверять всех, что корабль и по сей день в любую минуту может быть снаряжен для полета. Но, для того чтобы просто передвинуть его по полу музея, приходится спрашивать разрешения у самого лордапопечителя Флота. Джету даже под ходить к нему не разрешают, вот поэтому он и держит здесь эту фотографию.
Наконец вещи были упакованы в объемистый мешок. На сборы ушло довольно много времени, потому что по любому поводу возникали горячие споры. До меня все время доносилось: «Джет обязательно взял бы то», «Джет ни за что не брал бы этого».
Я был очень рад убраться наконец отсюда подобру-поздорову. Несмотря на все мои старания, я так, собственно, и не узнал здесь чего-нибудь полезного, а вернее, чего-нибудь такого, что могло бы пригодиться позднее. Ведь руководить действиями кого-нибудь с точки зрения Аппарата означало иметь в своем запасе сведения о каких-либо его промахах или грехах. У каждого человека должны быть за душой какие-то грешки. И я твердо пообещал себе, что буду продолжать поиски.
Мы спустились по лестнице, которую все здесь упорно именовали «трапом», – что, конечно, просто глупо, ибо какой может быть трап двадцатифутов шириной, – и я уж совсем собрался выйти из холла, как вдруг обнаружил, что путь мне прегражден. Прямо в дверях стоял молодой офицер со столь устрашающей внешностью, какой мне ни разу не приходилось встречать ни до этого дня, ни позже. И при этом с таким выражением лица, которое, надеюсь, не пригрезится мне и в самом страшном кошмаре.
– Слушай, ты, «алкаш», – сказал он угрюмо. – Я хочу сейчас от тебя только одного: чтобы ты знал, что если здесь кроется какая-то очередная подлость, если хоть что-нибудь произойдет с Джетом, если с ним сейчас не все в порядке, то у нас остались копии твоего удостоверения с твоими фотографиями. Запомни мои слова, – говорил он монотонным голосом, который жутко действует на нервную систему, – мы запустим тебя на десять тысяч миль в ледяной и пустой космос, там мы тебя разденем и выбросим через люк в вакуум за бортом. И в следующее же мгновение ты обратишься в белое туманное облачко! – Последние три слова он сопроводил сильными тычками своей каменной лапы в мою грудь.
– Верно! – прогремел хор молодых голосов у меня за спиной.
Я обернулся и увидел по меньшей мере сотни две мрачно уста вившихся на меня офицеров. Не стану выдавать себя за храбреца. Вся эта сцена перепугала меня до смерти. Я кое-как проскользнул мимо этого нахала и быстро сбежал по ступенькам крыльца, волоча за собой мешок. Аэромобиль стоял на своем месте, и я буквально влетел в него. И тут же с ужасом обнаружил, что Ске, мой водитель, сидит на своем месте мокрый до нитки. Должно быть, его зашвырнули в фонтан. Он тут же заставил машину почти вертикально взмыть ввысь, и мы рванули со страшным ускорением. Руки его, сжимающие штурвал, заметно дрожали, но при этом он еще умудрялся разглядывать меня в зеркало заднего обзора.
– Видимо, они пропустили вас через мясорубку, – заметил он. Да, и в самом деле, я представлял сейчас собой довольно-таки неприглядное зрелище: наспех заклеенные порезы и ссадины по всему лицу начали к тому же опухать, и чувствовалось, что опухоль растет как на дрожжах.
Некоторое время мы следовали обходным курсом, чтобы попасть в Замок Мрака( не открывая себя службам наблюдения. Через какое-то время Ске решился снова заговорить со мной:
– Простите, сэр, но откуда всетаки они смогли узнать, что мы из Аппарата?
Отвечать ему я не стал. «Они узнали нас по нашему жалкому виду, – подумал я. – А еще – по нашей гнусности, фальши, по тому что все мы – просто сборище мерзких подонков и жуликов, которых и близко нельзя подпускать к порядочным людям. Потому что все мы источаем смрад...» Да, сегодня был очень тяжелый день.
– Офицер Грис, – снова заговорил водитель, когда аэромобиль проплывал уже над плоской поверхностью Великой пустыни, – если бы вы предупредили меня, что они смогут узнать в нас посланников Аппарата, я бы мог прихватить с собой бластер помощнее да еще и с распылителем и разнести этих (...) в пух и прах.
«Только этого мне недоставало», – подумал я. Хорошее было бы начало для миссии – сотни две или три офицеров Флота его ве личества превращены в обугленные чурки, а младший администратор Аппарата со своим водителем разгуливают среди них. Нет, я наверняка не создан для службы в этом управлении. И вместе с тем просто так из Аппарата не уходят, а если это и происходит, то единственным известным мне способом – тебя выносят вперед ногами, и при этом ты мертвее мертвого. Следовательно, у меня нет иного выхода, как довести эту миссию до запланированного жестокого и печального исхода! И приложить максимум усилий для завершения ее именно таким образом!
Мы находились в его кабинете, устроенном в башне Замка Мрака, и наблюдали за еженедельным «парадом чудищ». Задняя стена кабинета состояла из сплошного стекла, прозрачность которого регулировалась специальными кнопками – оно могло становиться зеркалом, могло превращаться в непроницаемо черную стену, а могло и стать прозрачным только в одном направлении, когда из кабинета можно было наблюдать за происходившим за стеклом, но оттуда нас никто не мог видеть. Сейчас стекло было настроено именно на этот последний режим. За стеклом находилась просторная, на всю ширину крепостного вала, комната с мрачными камен ными стенами.
Доктор Кроуб демонстрировал результаты работ, проделанных им и его ассистентами за последнюю неделю. Зрелище, надо признать, было довольно жутким. Они занимались созданием уродцев – и Аппарат имел немалые прибыли от их работы.
В данный момент демонстрировалось существо, которому вместо рук были приданы нога, и сейчас оно смешно ковыляло на всех своих четырех. Это и в самом деле выглядело и страшно и смешно. Особенно когда оно неуклюже взбрыкивало, пытаясь подпрыгнуть. А ведь в совсем недавнем прошлом это был самый обыкновенный человек. Но доктор Кроуб все изменил.
Собственно, доктор Кроуб был весьма талантливым специалистом в области клеточной хирургии. В свое время он состоял членом государственного учреждения – Отдела специальных адаптации, – которое специализировалось на усовершенствовании человеческого организма с целью приспособления его к работе в специфических условиях чуждой внешней среды или для проведения особого вида работ, с которыми нормальный человек не в состоянии справиться. Работы эти были не опасны – просто в результате их человек мог, например, лучше видеть на погруженных во мрак планетах, свободно передвигаться на планетах с большой гравитацией или дышать на планетах, вся поверхность которых покрыта водой.
Однако и у самого доктора Кроуба произошла какая-то перестройка в мозгу, и он увлекся технологиями, применение которых давало возможность путем изменения клеточного строения создавать уродцев – самых настоящих чудовищ. В правительство стали поступать многочисленные протесты, и начальник Кроуба, который, как поговаривали, и сам не брезговал этими делами, всю ответственность свалил на Кроуба.
Силами внутренней полиции доктор был арестован и помещен под стражу, однако каким-то образом исчез из камеры, что произошло благодаря вмешательству Ломбара, и занялся вместе со своим штатом привычной работой – стал создавать уродцев для Аппарата. Организация, имеющая тесные связи с подпольным преступным миром, сбывала этих уродцев циркам, театрам и ночным клубам по огромным, просто фантастическим ценам. При совершении таких сделок уродцы выдавались за акклиматизировавшихся обитателей недавно захваченных планет, что, конечно же, было абсолютной бессмыслицей, однако публика ста десяти миров Конфедерации Волтара не ставила под сомнение истинность подобных утверждений.
Некоторые из подопытных были, естественно, военнопленными, что делало любые операции с ними полузаконными, или как бы полулегальными, поскольку пленные не имеют никаких прав и за частую попросту уничтожаются. Но дело в том, что подобных су ществ вообще не могло существовать ни на одной из планет, если только они не появились на свет из пробирок, инкубаторов или с операционных столов доктора Кроуба. Как заметил как-то один из остряков Аппарата «боги создали доктора Кроуба, чтобы силы зла не воображали, будто они одни на белом свете и вынуждены были бы бороться с конкурентами». Какая-то толика правды, несомненно, в этом утверждении была.
Парады уродцев всегда доводили меня до тошноты. Здесь была, например, женщина с грудями на том месте, где должны были находиться ягодицы; было какоето существо, у которого ноги пере межались руками; женщина с двумя головами, а затем выступало какоето чудище, сплошь покрытое шерстью, причем шерсть переливалась всеми цветами радуги; парад завершал урод с глазами, расположенными на месте половых органов. Пока охранники Аппарата кнутами прогоняли их перед нами, старый доктор Кроуб собственной персоной возвышался на заднем плане, с сияющей улыбкой любуясь трудами рук своих. Он и сам был существом довольно странного вида – слишком длинный нос, слишком длинные руки и ноги, он чемто походил на неприятную птицу. Честно говоря, специалисты по клеточной хирургии, с которыми мне приходилось встречаться, не только страдали какими-либо физическими недостатками, но и психически были ненормальны.
Ломбар выглядел довольно раздраженным. Он нервно вертел в руках свой хлыст, желая, повидимому, скрыть этим их дрожь. Казалось, он вовсе не обращает внимания на парад уродцев, и поэтому я осмелился сообщить ему хорошие новости, полагая, что это немного исправит ему настроение.
– Все утрясено, – сказал я, – но в поисках Джеттеро Хеллера они задействовали чуть ли не весь состав, внутренней полиции. Я занялся этим вопросом и прекратил поиски, теперь у них нет повода разыскивать его. Ломбар не отозвался, но он вообще никогда не отвечает собеседнику. Но все-таки, спустя какое-то время, он постучал по крышке серебряной шкатулки, и из-под нее появился рычажок, который подал ему что-то.
– Я знаю, что ты неважно воспринял известие о смещении тебя с занимаемого поста, – сказал он небрежно. – И поэтому я организовал для тебя вот это. – И он бросил вещь, которую ему выдала шкатулка.
В руках у меня оказалась золотая цепь с выполненными из изумрудов эмблемами офицера одиннадцатого класса. Мой общест венный статус повышался сразу на три ступени! Это приравнивало меня к общевойсковому офицеру, под началом которого может находиться пять тысяч человек!
– Все законно, и сведения об этом внесены в банк данных. Соответствующее жалованье тебе начисляется со вчерашнего дня.
Я начал рассыпаться в благодарностях, однако Ломбар меня не слушал.
– Будешь неплохо зарабатывать, – сказал он.
А тем временем за стеклом охранники выкатывали на площадку для парада тележку с очередными уродцами. Шестеро детей были соединены там воедино, образуя круг, причем соединены таким образом, что общая картина здорово отдавала порнографией.
У Аппарата имелась масса способов извлечения средств из казны по секретным правительственным каналам, однако примерно в пять раз больше он получал от своих связей с преступным миром. И в самом деле – можно получить колоссальную сумму за эту, напри мер, шестерку уродцев, объявив ее поступлением с Блито-ПЗ или с ХелвининаПб. Сумма составит не меньше сотни тысяч кредиток.
Эта мысль заставила меня припомнить о том, что у меня есть и другие новости.
– Нам всетаки следовало бы получше натаскать этого Джеттеро Хеллера в шпионской работе, – сказал я.
Ломбар как-то странно поморщился, услышав его имя, однако не глянул в мою сторону и не приказал мне замолчать. За стеклом наступила пауза, во время которой персонал доктора Кроуба готовил место для следующего выступления. Вот:вот должна была начаться демонстрация результатов тренировок, проведенных по специальной методике. Я решил воспользоваться перерывом.
– В мешок с его вещами положили множество корреспонденции, – сказал я. – Там и письмо от матери, и записки от друзей, и письма фанатовпоклонников. Он провел целый вечер отвечая на них – получилась целая пачка. Естественно, что, когда он передал их мне для отправки, я самым внимательным образом изучил все его ответы. И, знаете шеф, я убедился, что у него нет ни малейшего представления о секретности. Он запросто выкладывает на бумаге все, что только приходит ему в голову. Никакого соблюдения правил безопасности. Он просто предельно туп! Два наших лучших специа листа по подделке почерка и стиля корпели вместе со мной над его писаниной. Они просидели до двух часов ночи, переписывая его письма. Ему никогда не стать шпионом, никогда! Он попросту провалит миссию!
Ломбар и тут ничего не ответил. За стеклянной стеной появилось новое действующее лицо – женщина, которую мы называли графиней Крэк. Наряд ее состоял из блестящих черных высоких сапог, коротенькой туники и еще кое каких мелочей. В руках она держала длинный электрический хлыст, которым небрежно помахивала. С хмурым и безразличным видом выпустила она на арену первого участника выступления из всех, прошедших у нее тренировки. Собственно говоря, она была очень красивой женщиной с великолепной фигурой, стройная, гибкая и юная, но она никогда не улыбалась. Она оставалась загадкой даже для Аппарата. Любое сексуальное посягательство на нее свободно могло завершиться смертью посягающего! Но зато она умела дрессировать и тренировать кого угодно, отрабатывая что угодно, и при этом добивалась великолепных результатов в самые кратчайшие сроки. Она была гениальным тренером, хотя тренировки ее можно было со спокойной совестью назвать дрессировками. Ходили слухи, что успехов она достигает с помощью электрошока в комбинации с картинами и схемами, однако понасто ящему никто не знал, какими методами она добивается таких высоких результатов.
Я, естественно, ожидал, что увижу маленькую комнатку, обычное пристанище офицера в общежитии. Однако то, что предстало предо мной, заставило меня застыть на месте. Это были самые настоящие апартаменты. Анфилада из целых трех просторных комнат легко просматривалась от входной двери, а в самой последней еще видне лась широкая дверь, ведущая на террасу в виде зимнего сада, откуда открывалась великолепная панорама вздымающихся вдали гор.
И это жилище младшего офицера! Нет, тут что-то не так. Я мог бы назвать массу адмиралов, которые могли бы только мечтать о таких хоромах. Я был просто ошарашен. Астролетчики вообще стремятся перенести к себе на планету некоторые элементы косми ческого корабля. Во время длительных полетов у них обычно бывает масса свободного времени, и они любят мастерить поделки из под ручных материалов: казенная часть бластера у них превращается в водяную нимфу, лист броневой обшивки – в стол, сиденье у пульта управления – в кресло для отдыха, а кресло астронавта, приспособ ленное для борьбы с перегрузками, – в диван, рама иллюминатора – в раму для картины. В квартирах астролетчиков обычно бывает множество подобных изделий.
Весь набор таких оригинальных вещей красовался сейчас перед нами, и при этом все они были отличного качества и отличались явным художественным вкусом. Обычно в такой квартире ожидаешь увидеть множество сувениров с самых различных планет: игрушеч ную танцовщицу, забавно вертящую ягодицами в то время, когда она подает тебе открывашку для бутылки, хорошо отполированную раковину морского животного с надписью «Помни о Бостозе», маленького шестирукого мальчишку, размахивающего флагами и поющего песенку «Тебя ждут дома на Ирапине!», отлично сработанную статуэтку женщины, которая открывает красивую коробку и бросает тебе чанк-попс всякий раз, стоит тебе обратиться к ней со словами: «Поцелуй меня, Серафина!» Здесь было великое множество подобных вещиц наряду с флагами, вымпелами и венками, однако все они имели одну отличительную особенность – все они были самого наивысшего качества!
Пол из блестящего металла был покрыт коврами, привезенными по меньшей мере с дюжины планет, и каждый из ковров мог по праву занять место на музейном стенде. И вся обстановка квартиры вы давала исключительно тонкий вкус ее хозяина. Да что там адмиралы! Многие лорды наверняка позавидовали бы таким апартаментам!
Я сразу же решил, что мне удалось найти слабость Джеттеро: вряд ли он был выходцем из богатых слоев, а младший офицер никогда не смог бы на свой заработок приобрести и тысячной части того, что собрано здесь. Джеттеро, должно быть, не просто отщипывал какие-то крохи от выделяемых на операции фондов, а просто по локоть запускал руку в казну!
Мы приблизились к бару с музыкальным ящиком, стоявшему в первой комнате, и старый артиллерист широким жестом указал мне на обстановку, и без того уже поразившую меня.
– Пять лет назад, – проговорил он монотонным голосом заправ ского гида, – пять лет назад броненосец «Менюченкен» потерпел аварию в тысяче милях за линией фронта и оказался на территории противника. Случилось это на планете Флиннап. Положение его было безнадежным: двигатели корабля вышли из строя, а трем тысячам рядовых и офицеров, не считая членов команды, грозили плен и казнь. Джеттеро Хеллер сумел прорваться сквозь оборонительные порядки Флиннапа, доставить необходимые запасные части и наладить с их помощью работу двигателей. Он вырвал «Менюченкен» из огненного котла и благополучно привел его на базу. Когда члены команды «Менюченкена» были выписаны из госпиталей, они все пришли сюда. – Он сделал паузу, а потом широким жестом обвел комнаты. – Все это они изготовили в то время, когда Джеттеро был занят выполнением очередного задания. А потом преподнесли ему в подарок.
Он прошелся вдоль стен, указывая на некоторые вещицы:
– А вот это и многое другое – подарки других команд, добав ленные уже позднее. Пусть его теперешняя миссия продолжается хоть сотню лет, все это будет дожидаться его в неприкосновенности. Здесь теперь что-то вроде гостиной или выставки всего клуба! А в первую очередь это – дом Джеттеро.
«Ну что ж, ладно, – подумал я. – Будем считать что он кристально честный человек и никакой не жулик. Но человек может иметь и другие слабости».
– Ну, я, пожалуй, выберу здесь коечто из вещей, которые ему могут понадобиться.
– Не давайте ему тут ни к чему прикасаться, – сказал все тот же офицер могучего телосложения. – Все, что нужно, мы упакуем сами.
Оттерев меня в сторону, они открыли неприметную дверцу, ведущую в стенной шкаф с одеждой и другими принадлежностями туалета. Один из офицеров осторожно достал парадный офицерский мундир и аккуратно повесил его на плечики.
– Нет нет, – торопливо остановил я его. – Он будет работать скрытно. Никаких мундиров не нужно. Только личные вещи, да и то самое необходимое. Он отправится в путь налегке.
Пожав плечами, офицеры отложили все эти вещи в сторону, однако парадный мундир был повешен рядом со мной, и я успел разглядеть его. Мундир, как и положено, был украшен красными кантами, и на стоячем воротнике была вышита золотом цифра «10», соответствующая классу офицера.
Большинство гражданских лиц считают, что волнистые золотые, серебряные и бронзовые линии, украшающие грудь некоторых парад ных мундиров, пришивают просто для красоты. Поэтому они часто не могут понять, почему у некоторых младших офицеров мундир похож на выставку образцов продукции сразу нескольких рудников, в то время как старшие офицеры выглядят весьма скромно. На самом же деле все эти достаточно широкие волнистые ряды галунов являются точным, строго регламентированным обозначением заслуг, добытых в различных кампаниях. Они прикрепляются к мундиру таким образом, что их можно приподнять за нижний край и убе диться, что под ними скрывается запись, сделанная очень мелким шрифтом и поясняющая, в чем именно и где отличился носящий этот знак.
На парадном мундире Джеттеро Хеллера не было ни серебряных, ни бронзовых полос, только золотые. И нашиты они были так густо, что мундир можно было принять за золотой панцирь!
Я приподнял некоторые из нашивок и прочел: наведение моста под ураганным огнем противника; минирование орбиты вокруг Бэнчофона III; восстановление разрушенного центра управления на Хаммертоне под непрерывным вражеским огнем, возвращение брошенного командой «Дженмейда», подрыв транспортнойсистемы Роллофана, минирование крепости Монтрейл... И так далее, и так далее! Имелась там и запись о броненосце «Менюченкен». Всего за несколько лет активной службы Джеттеро Хеллер сумел заработать такой длинный послужной список, что он выглядел совершенно необычным даже для военного инженера. И за каждой такой записью стояла драматическая и полная опасностей история. История героизма и мужества.
Я достаточно ясно представлял себе, как именно развивались события: парень завоевал определенную репутацию, а после этого его уже просто призывали каждый раз, когда ситуация становилась безнадежной. Поскольку же Волтар ведет непрерывные войны, такие ситуации возникают достаточно часто. Однако это мое предположение было несколько поколеблено, когда я заметил орден, который принято называть «Звездой Добровольца», – изображение рубиновой звезды с алмазными лучами. Орден был прикреплен к подкладке мундира. Такой награды удостаивают за пятьдесят весьма риско ванных операций, проведенных добровольно. Значит, ему не только поручали такие дела, он сам напрашивался на них! Потом мне пришло в голову новое – погоня за славой. Вот где его уязвимое место. Если с умом обыграть эту тягу...
– У него множество и других наград и отличий, – сказал старый комендант, бывший артиллерист. – Некоторые из них представляют собой такую ценность, что нам приходится держать их в специаль ном сейфе. Дело в том, что он никогда не носит их.
Значит, он не особенно гоняется и за славой. Ну что ж, не страшно, придется поискать еще какиенибудь слабости, которые могли бы мне пригодиться. Я принялся разглядывать экспонаты, развешанные на стенах. Здесь было очень много портретов. Никак не могу понять, почему портретисты всегда стараются изобразить кого то обязательно на фоне затянутого облаками неба – когда смотришь на эти стереоскопические цветные изображения, невольно создается впечатление, будто разглядываешь чей-то бюст, установленный в небесах. Это наводит на мысль, что художник старался изобразить свою модель в виде божества или богини. Не люблю я этого, создается ощущение, будто и сам зритель находится среди облаков, а мне это не нравится.
На одном из портретов была изображена немолодая уже женщина с очень мягкой улыбкой – должно быть, его мать. Рядом висел портрет человека, похожего на старого ястреба, в довольно по трепанном деловом костюме. С этим портретом было все ясно – на нем красовалась дарственная надпись: «Моему дорогом у сыну». Тут же висел портрет одной... Я просто застыл перед этим портретом. Передо мной висел портрет самой настоящей красавицы. Более красивого существа мне, пожалуй, никогда не приходилось видеть. Это был один из тех хитрых портретов, что сопровождают вас взглядом. И даже когда вы отводите глаза, то продолжаете чувствовать, как он изумительно хорош и как ласково глядит на вас. Стоит же вам посмотреть на него, как губы на портрете улыбаются вам. Да, она была настолько хороша, что от восхищения просто прерывалось дыхание! Здорово!
Ну вот, все и решилось. Это был тот рычаг, который ястарался отыскать! Я обернулся к коменданту.
– А это его сестра, – тут же вылил на меня ушат холодной воды этот разрушитель моих надежд. – Это звезда нашего хоумвидения. Вы наверняка видели ее не раз.
Нет, никого я не видел. Мы в Аппарате бываем настолько заняты, что у нас просто, не остается времени ни на себя, ни на искусство.
Я перешел к изрядной коллекции газетных вырезок, разме щенных в рамке, бывшей когдато иллюминатором. Джеттеро среди одноклассников; Джеттеро на плечах какой-то спортивной команды победительницы; Джеттеро в финале игры в шары; Джеттеро, опус кающий на палубу судна корзины со спасенными людьми. Еще и еще... Но прежде чем я сделал вывод о том, что имею дело с человеком, помешанным на рекламе, мне удалось заметить, что все лица на снимках были заключены в кружки, под которыми были тщательно вписаны фамилии. Получалось, что это галерея друзей Хеллера, а вовсе не его самого.
(...). Но ведь редко удается добиться успеха с первой же попытки. И все-таки отыскалась фотография, на которой Джеттеро представал перед нами в полном одиночестве! Фотография была очень яркая, стереоскопическая и роскошная. Он сидел в командирском кресле небольшого корабля – одной из тех гоночных моделей, в которых все грани кажутся острее бритвы и которые используются в косми ческих гонках, из тех, что готовы взорваться и разлететься в косми ческую пыль, стоит только неосторожно глянуть на них.
– Это «Чанчу» – сказал отставной артиллерист. – На ней был установлен межпланетный рекорд Академии по скорости. Многие с тех пор штурмовали его, но так и не смогли побить. Джет был просто влюблен в этот корабль. Он хранится сейчас в музее королевского Флота, и Джет не устает заверять всех, что корабль и по сей день в любую минуту может быть снаряжен для полета. Но, для того чтобы просто передвинуть его по полу музея, приходится спрашивать разрешения у самого лордапопечителя Флота. Джету даже под ходить к нему не разрешают, вот поэтому он и держит здесь эту фотографию.
Наконец вещи были упакованы в объемистый мешок. На сборы ушло довольно много времени, потому что по любому поводу возникали горячие споры. До меня все время доносилось: «Джет обязательно взял бы то», «Джет ни за что не брал бы этого».
Я был очень рад убраться наконец отсюда подобру-поздорову. Несмотря на все мои старания, я так, собственно, и не узнал здесь чего-нибудь полезного, а вернее, чего-нибудь такого, что могло бы пригодиться позднее. Ведь руководить действиями кого-нибудь с точки зрения Аппарата означало иметь в своем запасе сведения о каких-либо его промахах или грехах. У каждого человека должны быть за душой какие-то грешки. И я твердо пообещал себе, что буду продолжать поиски.
Мы спустились по лестнице, которую все здесь упорно именовали «трапом», – что, конечно, просто глупо, ибо какой может быть трап двадцатифутов шириной, – и я уж совсем собрался выйти из холла, как вдруг обнаружил, что путь мне прегражден. Прямо в дверях стоял молодой офицер со столь устрашающей внешностью, какой мне ни разу не приходилось встречать ни до этого дня, ни позже. И при этом с таким выражением лица, которое, надеюсь, не пригрезится мне и в самом страшном кошмаре.
– Слушай, ты, «алкаш», – сказал он угрюмо. – Я хочу сейчас от тебя только одного: чтобы ты знал, что если здесь кроется какая-то очередная подлость, если хоть что-нибудь произойдет с Джетом, если с ним сейчас не все в порядке, то у нас остались копии твоего удостоверения с твоими фотографиями. Запомни мои слова, – говорил он монотонным голосом, который жутко действует на нервную систему, – мы запустим тебя на десять тысяч миль в ледяной и пустой космос, там мы тебя разденем и выбросим через люк в вакуум за бортом. И в следующее же мгновение ты обратишься в белое туманное облачко! – Последние три слова он сопроводил сильными тычками своей каменной лапы в мою грудь.
– Верно! – прогремел хор молодых голосов у меня за спиной.
Я обернулся и увидел по меньшей мере сотни две мрачно уста вившихся на меня офицеров. Не стану выдавать себя за храбреца. Вся эта сцена перепугала меня до смерти. Я кое-как проскользнул мимо этого нахала и быстро сбежал по ступенькам крыльца, волоча за собой мешок. Аэромобиль стоял на своем месте, и я буквально влетел в него. И тут же с ужасом обнаружил, что Ске, мой водитель, сидит на своем месте мокрый до нитки. Должно быть, его зашвырнули в фонтан. Он тут же заставил машину почти вертикально взмыть ввысь, и мы рванули со страшным ускорением. Руки его, сжимающие штурвал, заметно дрожали, но при этом он еще умудрялся разглядывать меня в зеркало заднего обзора.
– Видимо, они пропустили вас через мясорубку, – заметил он. Да, и в самом деле, я представлял сейчас собой довольно-таки неприглядное зрелище: наспех заклеенные порезы и ссадины по всему лицу начали к тому же опухать, и чувствовалось, что опухоль растет как на дрожжах.
Некоторое время мы следовали обходным курсом, чтобы попасть в Замок Мрака( не открывая себя службам наблюдения. Через какое-то время Ске решился снова заговорить со мной:
– Простите, сэр, но откуда всетаки они смогли узнать, что мы из Аппарата?
Отвечать ему я не стал. «Они узнали нас по нашему жалкому виду, – подумал я. – А еще – по нашей гнусности, фальши, по тому что все мы – просто сборище мерзких подонков и жуликов, которых и близко нельзя подпускать к порядочным людям. Потому что все мы источаем смрад...» Да, сегодня был очень тяжелый день.
– Офицер Грис, – снова заговорил водитель, когда аэромобиль проплывал уже над плоской поверхностью Великой пустыни, – если бы вы предупредили меня, что они смогут узнать в нас посланников Аппарата, я бы мог прихватить с собой бластер помощнее да еще и с распылителем и разнести этих (...) в пух и прах.
«Только этого мне недоставало», – подумал я. Хорошее было бы начало для миссии – сотни две или три офицеров Флота его ве личества превращены в обугленные чурки, а младший администратор Аппарата со своим водителем разгуливают среди них. Нет, я наверняка не создан для службы в этом управлении. И вместе с тем просто так из Аппарата не уходят, а если это и происходит, то единственным известным мне способом – тебя выносят вперед ногами, и при этом ты мертвее мертвого. Следовательно, у меня нет иного выхода, как довести эту миссию до запланированного жестокого и печального исхода! И приложить максимум усилий для завершения ее именно таким образом!
ГЛАВА 8
Ломбар, развалившийся в роскошном кресле, добытом в какой-то из разграбленных царских гробниц, выглядел довольно возбужденным.Мы находились в его кабинете, устроенном в башне Замка Мрака, и наблюдали за еженедельным «парадом чудищ». Задняя стена кабинета состояла из сплошного стекла, прозрачность которого регулировалась специальными кнопками – оно могло становиться зеркалом, могло превращаться в непроницаемо черную стену, а могло и стать прозрачным только в одном направлении, когда из кабинета можно было наблюдать за происходившим за стеклом, но оттуда нас никто не мог видеть. Сейчас стекло было настроено именно на этот последний режим. За стеклом находилась просторная, на всю ширину крепостного вала, комната с мрачными камен ными стенами.
Доктор Кроуб демонстрировал результаты работ, проделанных им и его ассистентами за последнюю неделю. Зрелище, надо признать, было довольно жутким. Они занимались созданием уродцев – и Аппарат имел немалые прибыли от их работы.
В данный момент демонстрировалось существо, которому вместо рук были приданы нога, и сейчас оно смешно ковыляло на всех своих четырех. Это и в самом деле выглядело и страшно и смешно. Особенно когда оно неуклюже взбрыкивало, пытаясь подпрыгнуть. А ведь в совсем недавнем прошлом это был самый обыкновенный человек. Но доктор Кроуб все изменил.
Собственно, доктор Кроуб был весьма талантливым специалистом в области клеточной хирургии. В свое время он состоял членом государственного учреждения – Отдела специальных адаптации, – которое специализировалось на усовершенствовании человеческого организма с целью приспособления его к работе в специфических условиях чуждой внешней среды или для проведения особого вида работ, с которыми нормальный человек не в состоянии справиться. Работы эти были не опасны – просто в результате их человек мог, например, лучше видеть на погруженных во мрак планетах, свободно передвигаться на планетах с большой гравитацией или дышать на планетах, вся поверхность которых покрыта водой.
Однако и у самого доктора Кроуба произошла какая-то перестройка в мозгу, и он увлекся технологиями, применение которых давало возможность путем изменения клеточного строения создавать уродцев – самых настоящих чудовищ. В правительство стали поступать многочисленные протесты, и начальник Кроуба, который, как поговаривали, и сам не брезговал этими делами, всю ответственность свалил на Кроуба.
Силами внутренней полиции доктор был арестован и помещен под стражу, однако каким-то образом исчез из камеры, что произошло благодаря вмешательству Ломбара, и занялся вместе со своим штатом привычной работой – стал создавать уродцев для Аппарата. Организация, имеющая тесные связи с подпольным преступным миром, сбывала этих уродцев циркам, театрам и ночным клубам по огромным, просто фантастическим ценам. При совершении таких сделок уродцы выдавались за акклиматизировавшихся обитателей недавно захваченных планет, что, конечно же, было абсолютной бессмыслицей, однако публика ста десяти миров Конфедерации Волтара не ставила под сомнение истинность подобных утверждений.
Некоторые из подопытных были, естественно, военнопленными, что делало любые операции с ними полузаконными, или как бы полулегальными, поскольку пленные не имеют никаких прав и за частую попросту уничтожаются. Но дело в том, что подобных су ществ вообще не могло существовать ни на одной из планет, если только они не появились на свет из пробирок, инкубаторов или с операционных столов доктора Кроуба. Как заметил как-то один из остряков Аппарата «боги создали доктора Кроуба, чтобы силы зла не воображали, будто они одни на белом свете и вынуждены были бы бороться с конкурентами». Какая-то толика правды, несомненно, в этом утверждении была.
Парады уродцев всегда доводили меня до тошноты. Здесь была, например, женщина с грудями на том месте, где должны были находиться ягодицы; было какоето существо, у которого ноги пере межались руками; женщина с двумя головами, а затем выступало какоето чудище, сплошь покрытое шерстью, причем шерсть переливалась всеми цветами радуги; парад завершал урод с глазами, расположенными на месте половых органов. Пока охранники Аппарата кнутами прогоняли их перед нами, старый доктор Кроуб собственной персоной возвышался на заднем плане, с сияющей улыбкой любуясь трудами рук своих. Он и сам был существом довольно странного вида – слишком длинный нос, слишком длинные руки и ноги, он чемто походил на неприятную птицу. Честно говоря, специалисты по клеточной хирургии, с которыми мне приходилось встречаться, не только страдали какими-либо физическими недостатками, но и психически были ненормальны.
Ломбар выглядел довольно раздраженным. Он нервно вертел в руках свой хлыст, желая, повидимому, скрыть этим их дрожь. Казалось, он вовсе не обращает внимания на парад уродцев, и поэтому я осмелился сообщить ему хорошие новости, полагая, что это немного исправит ему настроение.
– Все утрясено, – сказал я, – но в поисках Джеттеро Хеллера они задействовали чуть ли не весь состав, внутренней полиции. Я занялся этим вопросом и прекратил поиски, теперь у них нет повода разыскивать его. Ломбар не отозвался, но он вообще никогда не отвечает собеседнику. Но все-таки, спустя какое-то время, он постучал по крышке серебряной шкатулки, и из-под нее появился рычажок, который подал ему что-то.
– Я знаю, что ты неважно воспринял известие о смещении тебя с занимаемого поста, – сказал он небрежно. – И поэтому я организовал для тебя вот это. – И он бросил вещь, которую ему выдала шкатулка.
В руках у меня оказалась золотая цепь с выполненными из изумрудов эмблемами офицера одиннадцатого класса. Мой общест венный статус повышался сразу на три ступени! Это приравнивало меня к общевойсковому офицеру, под началом которого может находиться пять тысяч человек!
– Все законно, и сведения об этом внесены в банк данных. Соответствующее жалованье тебе начисляется со вчерашнего дня.
Я начал рассыпаться в благодарностях, однако Ломбар меня не слушал.
– Будешь неплохо зарабатывать, – сказал он.
А тем временем за стеклом охранники выкатывали на площадку для парада тележку с очередными уродцами. Шестеро детей были соединены там воедино, образуя круг, причем соединены таким образом, что общая картина здорово отдавала порнографией.
У Аппарата имелась масса способов извлечения средств из казны по секретным правительственным каналам, однако примерно в пять раз больше он получал от своих связей с преступным миром. И в самом деле – можно получить колоссальную сумму за эту, напри мер, шестерку уродцев, объявив ее поступлением с Блито-ПЗ или с ХелвининаПб. Сумма составит не меньше сотни тысяч кредиток.
Эта мысль заставила меня припомнить о том, что у меня есть и другие новости.
– Нам всетаки следовало бы получше натаскать этого Джеттеро Хеллера в шпионской работе, – сказал я.
Ломбар как-то странно поморщился, услышав его имя, однако не глянул в мою сторону и не приказал мне замолчать. За стеклом наступила пауза, во время которой персонал доктора Кроуба готовил место для следующего выступления. Вот:вот должна была начаться демонстрация результатов тренировок, проведенных по специальной методике. Я решил воспользоваться перерывом.
– В мешок с его вещами положили множество корреспонденции, – сказал я. – Там и письмо от матери, и записки от друзей, и письма фанатовпоклонников. Он провел целый вечер отвечая на них – получилась целая пачка. Естественно, что, когда он передал их мне для отправки, я самым внимательным образом изучил все его ответы. И, знаете шеф, я убедился, что у него нет ни малейшего представления о секретности. Он запросто выкладывает на бумаге все, что только приходит ему в голову. Никакого соблюдения правил безопасности. Он просто предельно туп! Два наших лучших специа листа по подделке почерка и стиля корпели вместе со мной над его писаниной. Они просидели до двух часов ночи, переписывая его письма. Ему никогда не стать шпионом, никогда! Он попросту провалит миссию!
Ломбар и тут ничего не ответил. За стеклянной стеной появилось новое действующее лицо – женщина, которую мы называли графиней Крэк. Наряд ее состоял из блестящих черных высоких сапог, коротенькой туники и еще кое каких мелочей. В руках она держала длинный электрический хлыст, которым небрежно помахивала. С хмурым и безразличным видом выпустила она на арену первого участника выступления из всех, прошедших у нее тренировки. Собственно говоря, она была очень красивой женщиной с великолепной фигурой, стройная, гибкая и юная, но она никогда не улыбалась. Она оставалась загадкой даже для Аппарата. Любое сексуальное посягательство на нее свободно могло завершиться смертью посягающего! Но зато она умела дрессировать и тренировать кого угодно, отрабатывая что угодно, и при этом добивалась великолепных результатов в самые кратчайшие сроки. Она была гениальным тренером, хотя тренировки ее можно было со спокойной совестью назвать дрессировками. Ходили слухи, что успехов она достигает с помощью электрошока в комбинации с картинами и схемами, однако понасто ящему никто не знал, какими методами она добивается таких высоких результатов.