Страница:
– Вот и отлично, – продолжал тем временем О'Блоом. – Дело в том, что, по словам мистера Гробса, до каких-то там репортеров докатились слухи, что этим летом вы якобы отказались возвращаться домой. Распространилась какая-то дурацкая история о том, что вы будто бы решили жить теперь исключительно на собственные средства и вроде бы собираетесь вступить в профессиональную бейсбольную команду или еще куда-то. Так поэтому он велел передать вам, чтобы вы ни при каких условиях не регистрировались в мотелях или отелях под собственным именем, и при этом требует, чтобы не делалось никаких заявлений прессе вплоть до вашего воссоединения с семьей или пока вы не переговорите с вашим отцом, который сейчас пребывает за границей. Понятно?
– Значит, не пользоваться своим именем, – повторил Хеллер. – Да, понятно.
Ох уж этот Гробе! Он (…), прекрасно знает, что никакого Делберта Джона Роксентера-младшего не существует в природе! Так что все его старания направлены лишь на одно – не допустить никаких дурацких разоблачительных статей в газетах. А воспрепятствовать этому проще всего, приказав убить самозванца. У Роксентера наверняка имелось достаточно средств, чтобы исполнить это, и он не станет откладывать дело в долгий ящик. Но как именно он все-таки намерен проделать это? И где именно?
– Вот и прекрасно, – сказал О'Блоом. – Итак, завтра утром вы тронетесь в путь по шоссе номер четыреста девяносто пять – кольцевой дороге округа Колумбия, – потом свернете налево на шоссе номер девяносто пять. Дальше вы будете двигаться прямо и так проедете весь Мэриленд. Затем пересечете границу с Делавэром, где, двигаясь уже по шоссе номер двести девяносто пять, пересечете реку Делавэр, за которой сразу же попадете на транспортную развязку, а это уже территория Нью-Джерси. Там вам не нужно будет никуда сворачивать. Будете ехать все прямо-прямо – да там, собственно, и свернуть-то некуда. А теперь приглядитесь повнимательнее. Видите? Чуть севернее Ньюарка шоссе раздваивается. Так вот, мотель Говарда Джонсона находится прямо здесь, – и он пометил карту крестиком. – Вы прибудете сюда примерно в шестнадцать тридцать. На дорогу у вас уйдет часа четыре. Ни в коем случае не гоните машину! Регистрироваться в мотеле вам тоже не придется. Просто зайдите в столовую, займите место за столиком и пообедайте. Старый слуга семьи будет вас там ждать, и он же доставит вас до самого дома. Понятно?
Хеллер подтвердил, что все понял.
– И еще: мистер Гробе велел передать, что вам не следует ничего бояться, вам никакая опасность не грозит, так что не делайте никаких глупостей. Фактически он даже сказал, что Слинкертон будет тайно сопровождать вас всю дорогу только ради того, чтобы вас кто-нибудь не напугал.
– Слинкертон? – переспросил Хеллер.
– Да, я говорю о детективном агентстве Слинкертона, услугами которого обычно пользуется ваш отец! Это самое крупное агентство в стране, – пояснил О'Блоом. – Вы никого из них не будете видеть, а они постоянно будут сопровождать вас. – Он вдруг расхохотался. – Я просто уверен, что он предпринимает все это только для того, чтобы вы снова не сбежали от них, ведь никто не знает, сколько проституток попадется вам по дороге.
– Не пройти ли нам прямо сейчас к машине? – прервал его Тупевиц.
Они спустились в гараж ФБР, где и стоял «кадиллак» Хеллера. Хеллер прежде всего проверил содержимое багажника – все его барахло было на месте, к нему явно никто не прикасался. Потом он окинул взглядом новые номерные знаки спереди и сзади машины. После этого занял место за рулем.
– Итак, гуд-бай, Младший, – сказал Тупевиц.
– Благодарю вас, – сказал Хеллер (он был настолько растроган, что я уловил, как дрогнул его голос). – Спасибо за все, а особенно за то, что вы подобрали для меня такой маршрут, что я почти все время могу ехать прямо и прямо.
– Отложите свою благодарность до того времени, когда вы наложите лапу на денежки вашего папаши, – со смехом ответил О'Блоом. И оба агента дружно расхохотались. Потом, как это принято среди американцев – когда они говорят в присутствии детей так, будто этих детей рядом нет, Тупевиц сказал О'Блоому:
– А знаешь, О'Блоом, это ведь прекрасный парень. Немного своевольный, но по сути – просто отличный мальчик.
– О да, – поспешил согласиться О'Блоом, – чувствуется семейная закалка, кровь чувствуется. Но теперь ребята, как бы это сказать, более спокойные, что ли, чем в годы нашей юности.
Тут они снова заржали и принялись махать руками вслед отъезжающему Хеллеру. Я не стал наблюдать, как будет справляться Хеллер с уличным движением вечернего Вашингтона. Боковым туннелем я сразу же помчался в контору Фахта. Туннель был довольно длинным, и я успел здорово запыхаться, когда ворвался к нему через секретную боковую дверь.
– Мне нужно срочно связаться с Тербом! – заорал я.
Фахт молча выдвинул ящик письменного стола и вручил мне сводку. В ней фиксировались все радиопередачи за этот день. Радиодепеши записывались со скоростью пяти тысяч знаков в секунду и воспроизводились на сверхбыстром проигрывателе. Однако пяти тысяч слов данная сводка не содержала, она была значительно короче и сообщала, что Хеллер получил свидетельство о рождении, избил двух полицейских, потом спомощью «жучка» был вновь обнаружен Тербом в Линчберге, после чего поехал в Вашингтон, где и был арестован ФБР, а теперь спокойно сидит у них, дожидаясь, по всей видимости, когда же его отправят в тюрьму.
Как бы не так – в тюрьму! Я теперь знал гораздо больше, чем Терб и Рат, вместе взятые.
– Мне нужна связь с нашими людьми! – рявкнул я.
Хеллера задумали убить! И произойдет это в ближайший день или два. А у меня по-прежнему нет его шаблонов. Мне нужно срочно связаться с Тербом и приказать ему незаметно пробраться в этот мотель и перерыть весь багаж Хеллера.
– Так у них же нет приемной рации, – пожал плечами Фахт. – Рации эти слишком объемистые, и вы сами приказали не брать их с собой.
О боги! Я в отчаянии откинулся на спинку стула. Самое противное было то, что я не мог ничего сказать Фахту или еще кому-нибудь. Они не должны знать то, что известно мне, потому что тогда они обязательно вмешаются и наверняка все испортят.
– Но, может быть, я получу от них весточку из Нью-Йорка, – сказал, пытаясь приободрить меня, Фахт. – Они наверняка выйдут на связь в конце недели, если у них к этому времени кончатся деньги.
У них к тому же еще и деньги не кончились. Да и как им кончиться, когда они последнее время гребли их, можно сказать, лопатой. В настоящее время я с абсолютной точностью знал три вещи. Во-первых, сколь хитроумный план ни вынашивал Гробе, он в первую очередь должен убить Хеллера. Во-вторых, если Хеллера убьют, то Солтен Грис будет немедленно казнен. В-третьих, население Земли будет ввергнуто в жесточайшую бойню, если только связь с Хеллером окажется прерванной, а я сам в настоящее время был составной частью этого населения!
Я хотел было поинтересоваться у Фахта, имеется ли здесь, в Афьоне, хоть какое-нибудь приличное кладбище. В конце концов, могу же я рассчитывать хотя бы на достойные похороны. Но даже и этого я не посмел произнести вслух. И я зашагал по невероятно длинному туннелю по направлению к своей комнате. Будущее виделось мне чернее этого туннеля, а в конце его была отнюдь не комната, а могильная плита, а вернее – безымянная могила.
Даже без всякой надежды наблюдал я, как Хеллер въезжал в Силвер-Спрингз в Мэриленде. Он спокойно подъехал к мотелю Говарда Джонсона. В моем положении и это можно было считать каким-то послаблением со стороны рока, ибо при некоторой толике удачи факт его благополучного прибытия в мотель давал мне на несколько часов передышку от жуткого бессонного бдения, переносить которое мне становилось все труднее и труднее. Хеллер шел не оглядываясь, хотя обязательно должен был это делать. Он даже не окинул взором контору и зал ожидания на предмет обнаружения подозрительно выглядящих фигур. Он вообще не предпринимал никаких мер предосторожности, которые на его месте обязательно предпринял бы любой нормальный агент.
Громко звякая и скрипя своими шиповками, он направился прямо к столу дежурного и просто заявил ему, что ему нужна комната на ночь. Выложив на столик дежурного тридцать долларов, он вписал в анкетку новый регистрационный номер своего автомобиля – записал новый подлинный номер, не переврав ни одной цифры и даже не пытаясь сделать запись неразборчивой. А после этого он сделал и вовсе нечто такое, что вызвало у меня новый приступ ярости. Не без лихости он расписался в книге для регистрации: «Джон Диллинджер» – и даже поставил в конце фамилии восклицательный знак. Да, многое же он успел почерпнуть, расхаживая у стендов в ФБР Джон Диллинджер был одним из наиболее прославившихся гангстеров в тридцатые годы. Да это просто акт святотатства! Он небрежно швырнул на пол в своей комнате чемоданы, проделав это с таким видом, будто содержимое их его вообще не волновало. Потом умылся и вскоре заскрипел на своих шипах наружу – при этом он даже не потрудился оглядеть близлежащие укромные места – просто обошел вокруг дома и направился прямиком в ресторан. Там он занял место за столиком. Довольно скоро к нему подошла пожилая официантка и заявила, что ему придется поменять место. Она заставила его пересесть в другую кабинку в углу, где он оказался на фоне белой стены. Потом она повозилась с освещением, в результате чего свет стал падать на него со всех сторон. И при этом его, похоже, совсем не волновало, что она сознательно
выставляет его на всеобщее обозрение. Он в это время был преспокойно занят изучением меню. А меню у Говарда Джонсона было составлено таким образом, что и раздумывать было нечего – в мотелях этой страны, хоть исколеси ее вдоль и поперёк, все меню были как близнецы – в них значились выставленные под номерами обеды, да и иллюстрированы они были тоже абсолютно одинаково. Пожилая официантка отлучилась куда-то, но вернулась довольно скоро. Она сняла с головы Хеллера бейсбольную шапочку и положила ее на сиденье соседнего стула, строго заметив:
– Молодые джентльмены не едят в головных уборах.
– Принесите мне шоколадное сливочное мороженое, – попросил Хеллер.
Она застыла над ним в неподвижной позе и наконец снизошла до ответа:
– Я принесу вам обед номер три. Это означает зеленый салат, жареный цыпленок, картофель и бисквиты. А вот когда вы съедите все это, можно будет вернуться и к разговору о Шоколадном мороженом. Она заранее была готова к тому, что Хеллер станет протестовать, и поэтому сразу же продолжила:
– У меня дома свои мальчишки, и у всех у вас одинаковые фантазии и одинаковое упрямство. Ну сколько можно вам втолковывать, что, для того чтобы нормально развиваться, необходимо полноценное питание.
Но меня она не ввела в заблуждение. Она уже явно успела показать Хеллера кому-то. Бессильный что-либо предпринять, я покорно гадал, что это все-таки будет – пуля, нож или мышьяк, подсыпанный в цыпленка. Может быть, подумал я со слабым проблеском надежды, это всего лишь опознание, может, кому-то просто следует ознакомиться с его внешностью. Но женщина, стоило признать, провела свою роль просто блестяще и имела при этом прекрасое прикрытие. Да, часто настоящего агента начинаешь распознавать по его приемам.
Тем временем принесли еду. Хеллер исподтишка огляделся, как видно, желая посмотреть, что и как едят здесь другие. Увиденное, по всей вероятности, успокоило его, и он набросился на пищу, орудуя столовыми приборами. Он даже позволил себе разорвать цыпленка руками – поступок, который не мог привидеться ему даже в самом жутком кошмаре на Волтаре. Но хотя он жадно впитывал в себя чужую культуру, он все же не избежал и досадных промахов. Так, например, я приметил еще в Вашингтоне, что он теперь говорил, пользуясь исключительно словарем интеллигента. Он скорее всего решил, что уже успел покинуть пределы Юга, а это отнюдь не соответствовало действительности. Мэриленд был все еще Югом, Югом был, кстати, и этот жареный цыпленок, которого Хеллер сейчас пожирал с такой жадностью. А Новая Англия, что ни говори, – это места, лежащие к северу от Нью-Йорка. Да, слишком он был еще зелен и неопытен, чтобы овладеть искусством шпионажа в полном объеме, да и первые его шаги на этом поприще никак не назовешь слишком удачными.
Он покончил с обедом, вытер выпачканные жиром пальцы и губы, и тут его внимание привлекло какое-то движение в противоположном конце зала. Там трудно было что-нибудь разглядеть, потому что свет бил прямо Хеллеру в глаза. Просто какая-то темная фигура, вернее – силуэт. И тут я застыл от страха. Фигура эта держала что-то перед своим лицом. Неужто пистолет? И вдруг экран прорезала необычайно яркая вспышка. По продолжительности она была очень короткой, но экран на моем приемнике побелел из-за перегрузок. Потом по экрану поплыли черные точки, и я уже не мог видеть того, что видел Хеллер, если он вообще видел хоть что-нибудь. Постепенно все прояснилось. Черные пятна растаяли. Хеллер же как ни в чем не бывало продолжал спокойно сидеть за столиком, обратившись лицом в дальний конец зала. Теперь там не было никакой фигуры.
К нему подошла официантка.
– Ну вот, какие мы молодцы! Я вижу, что вы уже все скушали. Послушный мальчик. Вот теперь вы можете заказать себе шоколадное мороженое.
– А что это там вспыхнуло? – поинтересовался Хеллер.
– Ах, там! У кассира перегорела лампочка. Вас не ослепило? – И с чисто материнской заботливостью она переставила соседние светильники так, что свет перестал бить ему прямо в лицо. В самом деле, кассир и впрямь возился сейчас со своей лампой. Хеллер заказал и съел мороженое, оплатил счет, дал щедрые чаевые и, позвякивая шиповками, направился к выходу. Вновь обогнув здание, он пошел прямиком в свою комнату, даже беглого взгляда не бросив в сторону густых кустов. Ну что ж, я лишний раз убедился, что имею дело с идиотом. И в комнату он вошел не как предусматривалось инструкцией – резко распахнув дверь и проскочив внутрь, одним прыжком, – а беззаботной походкой фланирующего бездельника. Более того, войдя в комнату, он даже не проверил свой багаж, чтобы убедиться, не трогал ли его кто посторонний. Он просто установил по своему вкусу кондиционер – тоже не удосужившись убедиться, не вставлена ли в него капсула с отравленным газом, – и уселся, развалясь в кресле, чтобы еще раз перечитать книгу о лекарствах и наркотиках.
Потом он сделал нечто такое, что породило в моем сознании острый конфликт желаний. С одной стороны, его нельзя убивать, пока я не раздобыл его дурацкий шаблон. С другой же – он должен быть убит, если и в самом деле раскроет то, ради чего Аппарат с такой настойчивостью цепляется за эту базу на Земле.
Хеллер поднялся и, побродив по комнате, нашел две пепельницы и поставил их перед собой. Потом он вывернул наизнанку карман куртки и потряс его над пепельницей. То же самое он проделал и с левым карманом, вытряхнув его содержимое уже в другую пепельницу. Оказывается, у него были наркотики!
Я ничего не понимал. Но потом мне стало ясно, что он просто сунул туда по щепотке материала, который позаимствовал из банок, так заинтересовавших его в лаборатории ФБР. После этой процедуры он раскрыл один из своих чемоданов и вытащил оттуда маленький флакончик. На самом дне его лежало совсем немножко какого-то вещества, буквально несколько крупинок. Потом он достал из чемодана еще один флакончик. И в нем тоже просматривалась микроскопическая порция какого-то порошка. Значит, и в самом деле при нем были наркотики, когда его обыскивала полиция Вашингтона! Пускай микроскопические дозы, но все-таки были. Интересно, откуда они у него взялись? Он тщательно обследовал содержимое каждого из флакончиков. Потом осторожно высыпал то, что находилось в первом, в пепельницу, стоявшую на краю стола. А содержимое второго вытряхнул в другую пепельницу. Потом он подошел к свету и поднес первую пепельницу почти к самым глазам. Крохотные крупицы тут же колоссально увеличились на моем экране.
Это был турецкий опиум! То же самое он проделал и со второй пепельницей. Оказалось, что это турецкий героин! Затем он подошел к высокому французскому окну, которое в мотеле-одновременно служило и дверью на террасу, и, повозившись немного с запорами, сумел его отворить. Потом он зажег спичку и бросил ее в пепельницу. Естественно, опиум сразу же начал тлеть и сильно дымить. Хеллер закашлялся и тут же прикрыл пепельницу пластиковой салфеткой. Потом точно так же поджег и ссыпанный во вторую пепельницу героин.
И опять он закашлялся и быстро прикрыл пепельницу плотной салфеткой. Комната перед его глазами начала покачиваться, что было неудивительно, поскольку в его легкие попал дым не только от опиума, но и от героина.
Хеллер стремительно вышел на террасу и несколько раз глубоко вдохнул и резко выдохнул свежий воздух. Потом он сделал маленькую пробежку на месте, шумно дыша. Естественно, все эти покачивания скоро прошли и зрение тоже прояснилось. Он вернулся в комнату и выбросил содержимое обеих пепельниц
в туалет. Затем вымыл пепельницы, прополоскал флакончики, самым тщательным образом вытряхнул карманы куртки и отложил все это в сторону. Потом он еще раз тщательно проверил, не осталось ли где-либо
следов героина или опиума. Но что ни говори, а проделал он все это – я имею в виду опыты с наркотиками – самым примитивным и дилетантским образом. Ни один уважающий себя наркоман ни при каких условиях не стал бы так переводить наркотик. Конечно, кто вам может запретить сжечь героин, если он у вас есть, но это же самый неэффективный способ использования. Чтобы получить максимум отдачи от него, его следует вводить в кровь. Даже несмотря на то что ночь была жаркой, Хеллер оставил окна открытыми. Решив, наверное, хоть чем-нибудь заняться, он отыскал и заново прочел «Высокое искусство рыбной ловли для начинающих». Закончив изучение этого пособия, он принялся за «Высокое искусство игры в бейсбол для начинающих».
На часах не пробило и восьми. Хеллер решил ознакомиться с телевизором. Его удалось включить и получить изображение. Но Хеллер все пытался что-то настроить и продолжал вертеть переключатели и нажимать самые различные кнопки. Он проверил все, что можно было проверить в этом телевизоре. Он нажал на все, на что можно было нажать, несколько раз включая и выключая все, что можно было выключить. Я никак не мог понять, что же ему в нем не нравится. Звук был отличным, изображение – тоже.
Несколько раздраженный невозможностью добиться желаемого результата, Хеллер вновь и вновь проводил весь цикл настройки. Наконец он заметил небольшую записочку, в которой говорилось, ято, если телевизор не работает, следует обратиться в администрацию. Хеллер даже направился к телефону, но передумал и в изнеможении опустился на стул.
– Ну ладно, – сказал он, устало обращаясь к телевизору, – можешь считать, что ты первый визор, который я не мог починить. Можешь радоваться – я так и не сумел понять, каким образом у тебя включается трехмерное изображение. Но ты от меня не отвертишься – я все равно стану смотреть твою программу, хотя и в двух измерениях.
На экране как раз начиналась демонстрация фильма под названием «Зоркий глаз ФБР наблюдает за тобой!».
И Хеллер покорно просмотрел полный набор стрельбы, головокружительных автомобильных погонь, взрывов и аварий. По ходу фильма ФБР сначала поголовно истребило всех красных агентов в США. Потом поголовно уничтожило всех мафиози в США. Потом поголовно перестреляло всех членов Конгресса США. Я убедился, что фильм этот произвел на Хеллера глубокое впечатление. Он все время зевал, а согласно законам психологии, зевота – явный признак нервного напряжения. Она призвана купировать особо острые всплески нервного напряжения, как бы включая внутренний механизм разрядки. После этого по телевидению передавали местные вашингтонские новости. На экране убивали белокожих. Потом убивали чернокожих. Насиловали белых, насиловали и черных. Чернокожим проламывали головы и тут же проламывали черепа бледнолицым. Дело в том, что в США действует закон, по которому телевидение должно следить за объективностью подаваемой им информации. Оно обязано в своих программах избегать каких-либо пристрастий или предубеждений, особенно в расовом вопросе. И надо признать, что им удалось достичь отличной сбалансированности. Однако в программе не было ни словечка сказано о том, что произошло в парке на берегу реки Потомак. Не было сказано ни словечка и о Мэри Шмек, наркоманке, которая умерла в машине «скорой помощи» на пути в больницу – такие смерти столь обычное явление, что о них даже и упоминать не стоит. Хеллер тяжело вздохнул и выключил телевизор.
Потом он улегся в постель. В Турции было начало седьмого утра. И я тоже выключил свой приемник. Но заснуть не мог. Подумать только – он даже не закрылдверь на цепочку и не затворил дверь, ведущую на балкон. Более того, он даже не положил под подушку никакого оружия. Ему предстояло быть убитым. Это было решенным делом. И если это не случится сегодняшней ночью, то произойдет где-то в пути, на столь заботливо указанной ему дороге. Гробе все уже подготовил. Вопрос, собственно, сводился не к тому, убьют его или нет, а к тому – когда именно это сделают.
Я прикован цепью к полному идиоту, и он тащит меня на ней к неминуемой смерти. И вполне может статься, что я окончу свои дни так же незаметно, как Мэри Шмек, и упокоюсь в безымянной могиле. Мысль эта глубоко опечалила меня.
Для человека, которому предстояло быть убитым, Хеллер (на следующее утро выглядел слишком спокойным и уверенным в себе.
Рядом с экраном у меня был вмонтирован крохотный сигнальный зуммер, который автоматически включался в случае оживленного приема информации, если, конечно, вы не забывали заблаговременно включить его. А я его вчера, разумеется, включил. В два часа дня по турецкому времени звук зуммера заставил меня вскочить с постели. В Мэриленде это соответствовало семи часам утра, но Хеллер уже успел встать и сейчас принимал душ. По крайней мере, он был все еще жив, хотя я и сомневался в том, что это состояние продлится у него долго. А сейчас он преспокойно плескался под душем. Эта его сугубо флотская мания чистоты здорово действовала мне на нервы. В Турции было ничуть не менее жарко и душно, чем в Вашингтоне, и я это отлично чувствовал на себе. У меня в комнате не было кондиционера, и я наверняка сильнее его пропитался и потом, и вообще грязью, не говоря уж о том, что и вещи мои были куда в более запущенном состоянии, но я спокойно обходился без душа. Нет, человек этот был просто чокнутый.
Я вышел из спальни и поймал за ухо маленького мальчишку, что вертелся без дела в коридоре. Без лишних слов я швырнул его в сторону кухни, а вскоре уже снова занял место у экрана, жадно откусывая куски дыни и прихлебывая каву, что по-турецки означает «кофе» – напиток, напоминающий наш джолт. Я был настолько погружен в происходящее на экране, что машинально запивал все это весьма крепкой саде, совершенно позабыв, что ее следует обязательно чередовать с небольшими глотками минеральной воды – именно так ее принято употреблять здесь. Неразбавленная саде окончательно добила мою нервную систему. Нервы мои и без того были натянуты как струна, а теперь я чувствовал, что состояние мое на грани шока. Поэтому я, добавив побольше сахару, выпил неотрываясь еще и с полграфина воды. Но нервы мои так и не успокоились. Чем дольше я всматривался в экран, наблюдая за действиями Хеллера, а вернее – за его полным бездействием, тем более мне становилось жутко.
Он умудрился не проверить багаж, а ведь не раз подходил к нему. Он просто достал из сумки чистое белье и носки и пошел в ванную. А я опять лишился возможности ознакомиться с содержимым его чемоданов.
Одевшись и приведя себя в порядок, он вышел в холл, конечно же, не удосужившись предварительно осмотреть его. На улице он спокойно завернул за угол, не убедившись заранее, что там никто не притаился. Он даже не поинтересовался, нет ли новых или просто подозрительных машин на стоянке, когда проходил мимо. Он и не подумал оглядеть ресторанный зал, когда вошел в него. Просто с непростительной в его положении небрежностью, легкомысленно, я бы сказал, он направился к столику и преспокойно уселся. К столу подошла официантка – молоденькая девушка с прической в виде конского хвоста.
– А где же та пожилая женщина, что была здесь вчера? – спросил Хеллер.
Было совершенно ясно, что этот идиот успел несколько привязаться к ней – вне всякого сомнения, тут наблюдалась тяга к материнской опеке. Глупая девчонка не нашла ничего лучшего, как справиться у администратора. Потом она вернулась к столу.
– Она работала временно. Вы просто не можете себе представить, как часто сменяется обслуживающий персонал в этих мотелях. Так что вы намерены заказать?
– Шоколадное мороженое, – сказал Хеллер. – С этого мы начнем. А потом... А что это такое? – спросил он, указывая на картинку в меню.
– Вафли, – сказала девчонка. – Ну просто вафли.
– Принесите мне пяток, – сказал Хеллер. – И три чашки горячего джол... кофе.
Я торопливо сделал у себя пометку. Хотя я уже давно приметил, что он подстраивается под акцент, который характерен для его собеседников, сейчас он чуть было не нарушил Кодекс. Ну ничего, как только я добуду этот проклятый трафарет, обвинений против него наберется достаточно.
– Значит, не пользоваться своим именем, – повторил Хеллер. – Да, понятно.
Ох уж этот Гробе! Он (…), прекрасно знает, что никакого Делберта Джона Роксентера-младшего не существует в природе! Так что все его старания направлены лишь на одно – не допустить никаких дурацких разоблачительных статей в газетах. А воспрепятствовать этому проще всего, приказав убить самозванца. У Роксентера наверняка имелось достаточно средств, чтобы исполнить это, и он не станет откладывать дело в долгий ящик. Но как именно он все-таки намерен проделать это? И где именно?
– Вот и прекрасно, – сказал О'Блоом. – Итак, завтра утром вы тронетесь в путь по шоссе номер четыреста девяносто пять – кольцевой дороге округа Колумбия, – потом свернете налево на шоссе номер девяносто пять. Дальше вы будете двигаться прямо и так проедете весь Мэриленд. Затем пересечете границу с Делавэром, где, двигаясь уже по шоссе номер двести девяносто пять, пересечете реку Делавэр, за которой сразу же попадете на транспортную развязку, а это уже территория Нью-Джерси. Там вам не нужно будет никуда сворачивать. Будете ехать все прямо-прямо – да там, собственно, и свернуть-то некуда. А теперь приглядитесь повнимательнее. Видите? Чуть севернее Ньюарка шоссе раздваивается. Так вот, мотель Говарда Джонсона находится прямо здесь, – и он пометил карту крестиком. – Вы прибудете сюда примерно в шестнадцать тридцать. На дорогу у вас уйдет часа четыре. Ни в коем случае не гоните машину! Регистрироваться в мотеле вам тоже не придется. Просто зайдите в столовую, займите место за столиком и пообедайте. Старый слуга семьи будет вас там ждать, и он же доставит вас до самого дома. Понятно?
Хеллер подтвердил, что все понял.
– И еще: мистер Гробе велел передать, что вам не следует ничего бояться, вам никакая опасность не грозит, так что не делайте никаких глупостей. Фактически он даже сказал, что Слинкертон будет тайно сопровождать вас всю дорогу только ради того, чтобы вас кто-нибудь не напугал.
– Слинкертон? – переспросил Хеллер.
– Да, я говорю о детективном агентстве Слинкертона, услугами которого обычно пользуется ваш отец! Это самое крупное агентство в стране, – пояснил О'Блоом. – Вы никого из них не будете видеть, а они постоянно будут сопровождать вас. – Он вдруг расхохотался. – Я просто уверен, что он предпринимает все это только для того, чтобы вы снова не сбежали от них, ведь никто не знает, сколько проституток попадется вам по дороге.
– Не пройти ли нам прямо сейчас к машине? – прервал его Тупевиц.
Они спустились в гараж ФБР, где и стоял «кадиллак» Хеллера. Хеллер прежде всего проверил содержимое багажника – все его барахло было на месте, к нему явно никто не прикасался. Потом он окинул взглядом новые номерные знаки спереди и сзади машины. После этого занял место за рулем.
– Итак, гуд-бай, Младший, – сказал Тупевиц.
– Благодарю вас, – сказал Хеллер (он был настолько растроган, что я уловил, как дрогнул его голос). – Спасибо за все, а особенно за то, что вы подобрали для меня такой маршрут, что я почти все время могу ехать прямо и прямо.
– Отложите свою благодарность до того времени, когда вы наложите лапу на денежки вашего папаши, – со смехом ответил О'Блоом. И оба агента дружно расхохотались. Потом, как это принято среди американцев – когда они говорят в присутствии детей так, будто этих детей рядом нет, Тупевиц сказал О'Блоому:
– А знаешь, О'Блоом, это ведь прекрасный парень. Немного своевольный, но по сути – просто отличный мальчик.
– О да, – поспешил согласиться О'Блоом, – чувствуется семейная закалка, кровь чувствуется. Но теперь ребята, как бы это сказать, более спокойные, что ли, чем в годы нашей юности.
Тут они снова заржали и принялись махать руками вслед отъезжающему Хеллеру. Я не стал наблюдать, как будет справляться Хеллер с уличным движением вечернего Вашингтона. Боковым туннелем я сразу же помчался в контору Фахта. Туннель был довольно длинным, и я успел здорово запыхаться, когда ворвался к нему через секретную боковую дверь.
– Мне нужно срочно связаться с Тербом! – заорал я.
Фахт молча выдвинул ящик письменного стола и вручил мне сводку. В ней фиксировались все радиопередачи за этот день. Радиодепеши записывались со скоростью пяти тысяч знаков в секунду и воспроизводились на сверхбыстром проигрывателе. Однако пяти тысяч слов данная сводка не содержала, она была значительно короче и сообщала, что Хеллер получил свидетельство о рождении, избил двух полицейских, потом спомощью «жучка» был вновь обнаружен Тербом в Линчберге, после чего поехал в Вашингтон, где и был арестован ФБР, а теперь спокойно сидит у них, дожидаясь, по всей видимости, когда же его отправят в тюрьму.
Как бы не так – в тюрьму! Я теперь знал гораздо больше, чем Терб и Рат, вместе взятые.
– Мне нужна связь с нашими людьми! – рявкнул я.
Хеллера задумали убить! И произойдет это в ближайший день или два. А у меня по-прежнему нет его шаблонов. Мне нужно срочно связаться с Тербом и приказать ему незаметно пробраться в этот мотель и перерыть весь багаж Хеллера.
– Так у них же нет приемной рации, – пожал плечами Фахт. – Рации эти слишком объемистые, и вы сами приказали не брать их с собой.
О боги! Я в отчаянии откинулся на спинку стула. Самое противное было то, что я не мог ничего сказать Фахту или еще кому-нибудь. Они не должны знать то, что известно мне, потому что тогда они обязательно вмешаются и наверняка все испортят.
– Но, может быть, я получу от них весточку из Нью-Йорка, – сказал, пытаясь приободрить меня, Фахт. – Они наверняка выйдут на связь в конце недели, если у них к этому времени кончатся деньги.
У них к тому же еще и деньги не кончились. Да и как им кончиться, когда они последнее время гребли их, можно сказать, лопатой. В настоящее время я с абсолютной точностью знал три вещи. Во-первых, сколь хитроумный план ни вынашивал Гробе, он в первую очередь должен убить Хеллера. Во-вторых, если Хеллера убьют, то Солтен Грис будет немедленно казнен. В-третьих, население Земли будет ввергнуто в жесточайшую бойню, если только связь с Хеллером окажется прерванной, а я сам в настоящее время был составной частью этого населения!
Я хотел было поинтересоваться у Фахта, имеется ли здесь, в Афьоне, хоть какое-нибудь приличное кладбище. В конце концов, могу же я рассчитывать хотя бы на достойные похороны. Но даже и этого я не посмел произнести вслух. И я зашагал по невероятно длинному туннелю по направлению к своей комнате. Будущее виделось мне чернее этого туннеля, а в конце его была отнюдь не комната, а могильная плита, а вернее – безымянная могила.
Глава 6
Даже без всякой надежды наблюдал я, как Хеллер въезжал в Силвер-Спрингз в Мэриленде. Он спокойно подъехал к мотелю Говарда Джонсона. В моем положении и это можно было считать каким-то послаблением со стороны рока, ибо при некоторой толике удачи факт его благополучного прибытия в мотель давал мне на несколько часов передышку от жуткого бессонного бдения, переносить которое мне становилось все труднее и труднее. Хеллер шел не оглядываясь, хотя обязательно должен был это делать. Он даже не окинул взором контору и зал ожидания на предмет обнаружения подозрительно выглядящих фигур. Он вообще не предпринимал никаких мер предосторожности, которые на его месте обязательно предпринял бы любой нормальный агент.
Громко звякая и скрипя своими шиповками, он направился прямо к столу дежурного и просто заявил ему, что ему нужна комната на ночь. Выложив на столик дежурного тридцать долларов, он вписал в анкетку новый регистрационный номер своего автомобиля – записал новый подлинный номер, не переврав ни одной цифры и даже не пытаясь сделать запись неразборчивой. А после этого он сделал и вовсе нечто такое, что вызвало у меня новый приступ ярости. Не без лихости он расписался в книге для регистрации: «Джон Диллинджер» – и даже поставил в конце фамилии восклицательный знак. Да, многое же он успел почерпнуть, расхаживая у стендов в ФБР Джон Диллинджер был одним из наиболее прославившихся гангстеров в тридцатые годы. Да это просто акт святотатства! Он небрежно швырнул на пол в своей комнате чемоданы, проделав это с таким видом, будто содержимое их его вообще не волновало. Потом умылся и вскоре заскрипел на своих шипах наружу – при этом он даже не потрудился оглядеть близлежащие укромные места – просто обошел вокруг дома и направился прямиком в ресторан. Там он занял место за столиком. Довольно скоро к нему подошла пожилая официантка и заявила, что ему придется поменять место. Она заставила его пересесть в другую кабинку в углу, где он оказался на фоне белой стены. Потом она повозилась с освещением, в результате чего свет стал падать на него со всех сторон. И при этом его, похоже, совсем не волновало, что она сознательно
выставляет его на всеобщее обозрение. Он в это время был преспокойно занят изучением меню. А меню у Говарда Джонсона было составлено таким образом, что и раздумывать было нечего – в мотелях этой страны, хоть исколеси ее вдоль и поперёк, все меню были как близнецы – в них значились выставленные под номерами обеды, да и иллюстрированы они были тоже абсолютно одинаково. Пожилая официантка отлучилась куда-то, но вернулась довольно скоро. Она сняла с головы Хеллера бейсбольную шапочку и положила ее на сиденье соседнего стула, строго заметив:
– Молодые джентльмены не едят в головных уборах.
– Принесите мне шоколадное сливочное мороженое, – попросил Хеллер.
Она застыла над ним в неподвижной позе и наконец снизошла до ответа:
– Я принесу вам обед номер три. Это означает зеленый салат, жареный цыпленок, картофель и бисквиты. А вот когда вы съедите все это, можно будет вернуться и к разговору о Шоколадном мороженом. Она заранее была готова к тому, что Хеллер станет протестовать, и поэтому сразу же продолжила:
– У меня дома свои мальчишки, и у всех у вас одинаковые фантазии и одинаковое упрямство. Ну сколько можно вам втолковывать, что, для того чтобы нормально развиваться, необходимо полноценное питание.
Но меня она не ввела в заблуждение. Она уже явно успела показать Хеллера кому-то. Бессильный что-либо предпринять, я покорно гадал, что это все-таки будет – пуля, нож или мышьяк, подсыпанный в цыпленка. Может быть, подумал я со слабым проблеском надежды, это всего лишь опознание, может, кому-то просто следует ознакомиться с его внешностью. Но женщина, стоило признать, провела свою роль просто блестяще и имела при этом прекрасое прикрытие. Да, часто настоящего агента начинаешь распознавать по его приемам.
Тем временем принесли еду. Хеллер исподтишка огляделся, как видно, желая посмотреть, что и как едят здесь другие. Увиденное, по всей вероятности, успокоило его, и он набросился на пищу, орудуя столовыми приборами. Он даже позволил себе разорвать цыпленка руками – поступок, который не мог привидеться ему даже в самом жутком кошмаре на Волтаре. Но хотя он жадно впитывал в себя чужую культуру, он все же не избежал и досадных промахов. Так, например, я приметил еще в Вашингтоне, что он теперь говорил, пользуясь исключительно словарем интеллигента. Он скорее всего решил, что уже успел покинуть пределы Юга, а это отнюдь не соответствовало действительности. Мэриленд был все еще Югом, Югом был, кстати, и этот жареный цыпленок, которого Хеллер сейчас пожирал с такой жадностью. А Новая Англия, что ни говори, – это места, лежащие к северу от Нью-Йорка. Да, слишком он был еще зелен и неопытен, чтобы овладеть искусством шпионажа в полном объеме, да и первые его шаги на этом поприще никак не назовешь слишком удачными.
Он покончил с обедом, вытер выпачканные жиром пальцы и губы, и тут его внимание привлекло какое-то движение в противоположном конце зала. Там трудно было что-нибудь разглядеть, потому что свет бил прямо Хеллеру в глаза. Просто какая-то темная фигура, вернее – силуэт. И тут я застыл от страха. Фигура эта держала что-то перед своим лицом. Неужто пистолет? И вдруг экран прорезала необычайно яркая вспышка. По продолжительности она была очень короткой, но экран на моем приемнике побелел из-за перегрузок. Потом по экрану поплыли черные точки, и я уже не мог видеть того, что видел Хеллер, если он вообще видел хоть что-нибудь. Постепенно все прояснилось. Черные пятна растаяли. Хеллер же как ни в чем не бывало продолжал спокойно сидеть за столиком, обратившись лицом в дальний конец зала. Теперь там не было никакой фигуры.
К нему подошла официантка.
– Ну вот, какие мы молодцы! Я вижу, что вы уже все скушали. Послушный мальчик. Вот теперь вы можете заказать себе шоколадное мороженое.
– А что это там вспыхнуло? – поинтересовался Хеллер.
– Ах, там! У кассира перегорела лампочка. Вас не ослепило? – И с чисто материнской заботливостью она переставила соседние светильники так, что свет перестал бить ему прямо в лицо. В самом деле, кассир и впрямь возился сейчас со своей лампой. Хеллер заказал и съел мороженое, оплатил счет, дал щедрые чаевые и, позвякивая шиповками, направился к выходу. Вновь обогнув здание, он пошел прямиком в свою комнату, даже беглого взгляда не бросив в сторону густых кустов. Ну что ж, я лишний раз убедился, что имею дело с идиотом. И в комнату он вошел не как предусматривалось инструкцией – резко распахнув дверь и проскочив внутрь, одним прыжком, – а беззаботной походкой фланирующего бездельника. Более того, войдя в комнату, он даже не проверил свой багаж, чтобы убедиться, не трогал ли его кто посторонний. Он просто установил по своему вкусу кондиционер – тоже не удосужившись убедиться, не вставлена ли в него капсула с отравленным газом, – и уселся, развалясь в кресле, чтобы еще раз перечитать книгу о лекарствах и наркотиках.
Потом он сделал нечто такое, что породило в моем сознании острый конфликт желаний. С одной стороны, его нельзя убивать, пока я не раздобыл его дурацкий шаблон. С другой же – он должен быть убит, если и в самом деле раскроет то, ради чего Аппарат с такой настойчивостью цепляется за эту базу на Земле.
Хеллер поднялся и, побродив по комнате, нашел две пепельницы и поставил их перед собой. Потом он вывернул наизнанку карман куртки и потряс его над пепельницей. То же самое он проделал и с левым карманом, вытряхнув его содержимое уже в другую пепельницу. Оказывается, у него были наркотики!
Я ничего не понимал. Но потом мне стало ясно, что он просто сунул туда по щепотке материала, который позаимствовал из банок, так заинтересовавших его в лаборатории ФБР. После этой процедуры он раскрыл один из своих чемоданов и вытащил оттуда маленький флакончик. На самом дне его лежало совсем немножко какого-то вещества, буквально несколько крупинок. Потом он достал из чемодана еще один флакончик. И в нем тоже просматривалась микроскопическая порция какого-то порошка. Значит, и в самом деле при нем были наркотики, когда его обыскивала полиция Вашингтона! Пускай микроскопические дозы, но все-таки были. Интересно, откуда они у него взялись? Он тщательно обследовал содержимое каждого из флакончиков. Потом осторожно высыпал то, что находилось в первом, в пепельницу, стоявшую на краю стола. А содержимое второго вытряхнул в другую пепельницу. Потом он подошел к свету и поднес первую пепельницу почти к самым глазам. Крохотные крупицы тут же колоссально увеличились на моем экране.
Это был турецкий опиум! То же самое он проделал и со второй пепельницей. Оказалось, что это турецкий героин! Затем он подошел к высокому французскому окну, которое в мотеле-одновременно служило и дверью на террасу, и, повозившись немного с запорами, сумел его отворить. Потом он зажег спичку и бросил ее в пепельницу. Естественно, опиум сразу же начал тлеть и сильно дымить. Хеллер закашлялся и тут же прикрыл пепельницу пластиковой салфеткой. Потом точно так же поджег и ссыпанный во вторую пепельницу героин.
И опять он закашлялся и быстро прикрыл пепельницу плотной салфеткой. Комната перед его глазами начала покачиваться, что было неудивительно, поскольку в его легкие попал дым не только от опиума, но и от героина.
Хеллер стремительно вышел на террасу и несколько раз глубоко вдохнул и резко выдохнул свежий воздух. Потом он сделал маленькую пробежку на месте, шумно дыша. Естественно, все эти покачивания скоро прошли и зрение тоже прояснилось. Он вернулся в комнату и выбросил содержимое обеих пепельниц
в туалет. Затем вымыл пепельницы, прополоскал флакончики, самым тщательным образом вытряхнул карманы куртки и отложил все это в сторону. Потом он еще раз тщательно проверил, не осталось ли где-либо
следов героина или опиума. Но что ни говори, а проделал он все это – я имею в виду опыты с наркотиками – самым примитивным и дилетантским образом. Ни один уважающий себя наркоман ни при каких условиях не стал бы так переводить наркотик. Конечно, кто вам может запретить сжечь героин, если он у вас есть, но это же самый неэффективный способ использования. Чтобы получить максимум отдачи от него, его следует вводить в кровь. Даже несмотря на то что ночь была жаркой, Хеллер оставил окна открытыми. Решив, наверное, хоть чем-нибудь заняться, он отыскал и заново прочел «Высокое искусство рыбной ловли для начинающих». Закончив изучение этого пособия, он принялся за «Высокое искусство игры в бейсбол для начинающих».
На часах не пробило и восьми. Хеллер решил ознакомиться с телевизором. Его удалось включить и получить изображение. Но Хеллер все пытался что-то настроить и продолжал вертеть переключатели и нажимать самые различные кнопки. Он проверил все, что можно было проверить в этом телевизоре. Он нажал на все, на что можно было нажать, несколько раз включая и выключая все, что можно было выключить. Я никак не мог понять, что же ему в нем не нравится. Звук был отличным, изображение – тоже.
Несколько раздраженный невозможностью добиться желаемого результата, Хеллер вновь и вновь проводил весь цикл настройки. Наконец он заметил небольшую записочку, в которой говорилось, ято, если телевизор не работает, следует обратиться в администрацию. Хеллер даже направился к телефону, но передумал и в изнеможении опустился на стул.
– Ну ладно, – сказал он, устало обращаясь к телевизору, – можешь считать, что ты первый визор, который я не мог починить. Можешь радоваться – я так и не сумел понять, каким образом у тебя включается трехмерное изображение. Но ты от меня не отвертишься – я все равно стану смотреть твою программу, хотя и в двух измерениях.
На экране как раз начиналась демонстрация фильма под названием «Зоркий глаз ФБР наблюдает за тобой!».
И Хеллер покорно просмотрел полный набор стрельбы, головокружительных автомобильных погонь, взрывов и аварий. По ходу фильма ФБР сначала поголовно истребило всех красных агентов в США. Потом поголовно уничтожило всех мафиози в США. Потом поголовно перестреляло всех членов Конгресса США. Я убедился, что фильм этот произвел на Хеллера глубокое впечатление. Он все время зевал, а согласно законам психологии, зевота – явный признак нервного напряжения. Она призвана купировать особо острые всплески нервного напряжения, как бы включая внутренний механизм разрядки. После этого по телевидению передавали местные вашингтонские новости. На экране убивали белокожих. Потом убивали чернокожих. Насиловали белых, насиловали и черных. Чернокожим проламывали головы и тут же проламывали черепа бледнолицым. Дело в том, что в США действует закон, по которому телевидение должно следить за объективностью подаваемой им информации. Оно обязано в своих программах избегать каких-либо пристрастий или предубеждений, особенно в расовом вопросе. И надо признать, что им удалось достичь отличной сбалансированности. Однако в программе не было ни словечка сказано о том, что произошло в парке на берегу реки Потомак. Не было сказано ни словечка и о Мэри Шмек, наркоманке, которая умерла в машине «скорой помощи» на пути в больницу – такие смерти столь обычное явление, что о них даже и упоминать не стоит. Хеллер тяжело вздохнул и выключил телевизор.
Потом он улегся в постель. В Турции было начало седьмого утра. И я тоже выключил свой приемник. Но заснуть не мог. Подумать только – он даже не закрылдверь на цепочку и не затворил дверь, ведущую на балкон. Более того, он даже не положил под подушку никакого оружия. Ему предстояло быть убитым. Это было решенным делом. И если это не случится сегодняшней ночью, то произойдет где-то в пути, на столь заботливо указанной ему дороге. Гробе все уже подготовил. Вопрос, собственно, сводился не к тому, убьют его или нет, а к тому – когда именно это сделают.
Я прикован цепью к полному идиоту, и он тащит меня на ней к неминуемой смерти. И вполне может статься, что я окончу свои дни так же незаметно, как Мэри Шмек, и упокоюсь в безымянной могиле. Мысль эта глубоко опечалила меня.
Глава 7
Для человека, которому предстояло быть убитым, Хеллер (на следующее утро выглядел слишком спокойным и уверенным в себе.
Рядом с экраном у меня был вмонтирован крохотный сигнальный зуммер, который автоматически включался в случае оживленного приема информации, если, конечно, вы не забывали заблаговременно включить его. А я его вчера, разумеется, включил. В два часа дня по турецкому времени звук зуммера заставил меня вскочить с постели. В Мэриленде это соответствовало семи часам утра, но Хеллер уже успел встать и сейчас принимал душ. По крайней мере, он был все еще жив, хотя я и сомневался в том, что это состояние продлится у него долго. А сейчас он преспокойно плескался под душем. Эта его сугубо флотская мания чистоты здорово действовала мне на нервы. В Турции было ничуть не менее жарко и душно, чем в Вашингтоне, и я это отлично чувствовал на себе. У меня в комнате не было кондиционера, и я наверняка сильнее его пропитался и потом, и вообще грязью, не говоря уж о том, что и вещи мои были куда в более запущенном состоянии, но я спокойно обходился без душа. Нет, человек этот был просто чокнутый.
Я вышел из спальни и поймал за ухо маленького мальчишку, что вертелся без дела в коридоре. Без лишних слов я швырнул его в сторону кухни, а вскоре уже снова занял место у экрана, жадно откусывая куски дыни и прихлебывая каву, что по-турецки означает «кофе» – напиток, напоминающий наш джолт. Я был настолько погружен в происходящее на экране, что машинально запивал все это весьма крепкой саде, совершенно позабыв, что ее следует обязательно чередовать с небольшими глотками минеральной воды – именно так ее принято употреблять здесь. Неразбавленная саде окончательно добила мою нервную систему. Нервы мои и без того были натянуты как струна, а теперь я чувствовал, что состояние мое на грани шока. Поэтому я, добавив побольше сахару, выпил неотрываясь еще и с полграфина воды. Но нервы мои так и не успокоились. Чем дольше я всматривался в экран, наблюдая за действиями Хеллера, а вернее – за его полным бездействием, тем более мне становилось жутко.
Он умудрился не проверить багаж, а ведь не раз подходил к нему. Он просто достал из сумки чистое белье и носки и пошел в ванную. А я опять лишился возможности ознакомиться с содержимым его чемоданов.
Одевшись и приведя себя в порядок, он вышел в холл, конечно же, не удосужившись предварительно осмотреть его. На улице он спокойно завернул за угол, не убедившись заранее, что там никто не притаился. Он даже не поинтересовался, нет ли новых или просто подозрительных машин на стоянке, когда проходил мимо. Он и не подумал оглядеть ресторанный зал, когда вошел в него. Просто с непростительной в его положении небрежностью, легкомысленно, я бы сказал, он направился к столику и преспокойно уселся. К столу подошла официантка – молоденькая девушка с прической в виде конского хвоста.
– А где же та пожилая женщина, что была здесь вчера? – спросил Хеллер.
Было совершенно ясно, что этот идиот успел несколько привязаться к ней – вне всякого сомнения, тут наблюдалась тяга к материнской опеке. Глупая девчонка не нашла ничего лучшего, как справиться у администратора. Потом она вернулась к столу.
– Она работала временно. Вы просто не можете себе представить, как часто сменяется обслуживающий персонал в этих мотелях. Так что вы намерены заказать?
– Шоколадное мороженое, – сказал Хеллер. – С этого мы начнем. А потом... А что это такое? – спросил он, указывая на картинку в меню.
– Вафли, – сказала девчонка. – Ну просто вафли.
– Принесите мне пяток, – сказал Хеллер. – И три чашки горячего джол... кофе.
Я торопливо сделал у себя пометку. Хотя я уже давно приметил, что он подстраивается под акцент, который характерен для его собеседников, сейчас он чуть было не нарушил Кодекс. Ну ничего, как только я добуду этот проклятый трафарет, обвинений против него наберется достаточно.