И честно признаюсь, я давно этого ждал!
 
Глава 11
 
   До чего же глупый и неумелый получился из него «специальный агент»! Неужто он совсем не понимает, какой опасности сейчас подвергает себя? Нет, подумать только, он сидит в самом центре опиумной торговли на незнакомой планете, в дешевом баре, совершенно чужой всем, иностранец, сидит спиной к двери да еще и с букетом опиумного мака. Он просто напрашивается на то, что сейчас и произойдет. И что бы ни случилось, у него нет никакой возможности выпутаться из неприятностей. Связей у него здесь нет. Друзей нет. Денег нет. Он даже не говорит по-турецки! Ну сущий ребенок. Я, можно сказать, даже почувствовал к нему некоторую жалость.
   А Хеллер продолжал сидеть совершенно спокойно, любуясь своим опасным букетом. Изредка он даже поправлял цветки в стакане. Наконец он взял один из цветков. Ему приглянулся самый крупный из них, оранжевого цвета. Повертев его в руках, он принялся обрывать у него лепестки. Неужто он это делает от волнения? – подумалось мне. Я наверняка испытывал бы беспокойство на его месте. У опиумного мака в центре цветка имеется толстый шарообразный пестик, из которого потом вырастает головка мака. Он совершенно оголил пестик, а потом принялся нюхать его. Тоже дурацкое занятие: ведь пахнут лепестки, а не пестики цветов.
   Оборванный цветок Хеллер отложил в сторону, а потом достал из стакана еще один. Вынув из кармана листок бумаги, он разложил цветок на половинке листка, аккуратно расправив лепестки. Потом он перегнул бумагу пополам, прикрыв цветок второй половинкой. После этого он ударил кулаком по своему творению. Тут я расхохотался. Ведь совсем не так засушивают цветы. Их нужно класть между двумя листками бумаги, а потом, оставив под небольшим гнетом, терпеливо дожидаться, пока цветок засохнет в таком положении. По нему нельзя колотить кулаками. Он даже этого не знал толком – наверное, забыл спросить у мамочки. Хеллер поднял верхнюю половинку листка. Цветок, конечно же, был раздавлен. Огромный шарообразный пестик был просто расплющен. Да, так не следует обращаться с опиумным маком. Головку мака осторожно царапают, из царапин выделяется сок, который постепенно застывает, а потом только сырье кипятят и получают морфий.
   Должно быть, он почувствовал ошибочность своих действий, потому что просто бросил получившуюся массу на стол, затем аккуратно сложил бумагу и спрятал ее в карман. Потом только он оглядел зал. Народ постепенно собирался – тут были местные турки, наряженные в свои мешковатые костюмы, в белых рубашках без галстуков, в неглаженых брюках. За это время пришло уже человек двадцать, что было весьма странным для такого позднего времени. Я понял, что они собирались по чьему-то сигналу. Они просто сидели за столиками, ничего не заказывая, не разговаривая друг с другом и избегая смотреть в сторону Хеллера.
   Казалось, что все они чего-то дожидаются.
   Внезапно входная дверь с треском распахнулась, и в зал ввалилась пара самых известных в округе борцов.
   Следует заметить, что турки просто сходят с ума по борьбе, которая у них считается национальным видом спорта. Борются они самыми различными стилями. Эта парочка местных чемпионов производила серьезное впечатление. Парни были огромными, мрачными и наверняка отличными борцами. Да, это были самые настоящие чемпионы по борьбе. Более крупный из них, верзила по имени Мусеф, выбрал место в самом центре зала. Второй, которого звали Торгутом, занял удобную позицию у стены, за спиной Хеллера, держа в руке короткий обрезок трубы. Борцов сопровождало человек пятнадцать верных почитателей их таланта. На лицах у всех было написано нетерпеливое ожидание скорой развязки.
   Хозяин бара крикнул по-турецки:
   – Только не здесь! Делайте что хотите, но только на улице!
   – Заткнись, старая баба. – Эти обидные слова произнес Мусеф.
   Хозяин, видя перед собой сотни три фунтов прославившегося на борцовских коврах мяса, молча стерпел оскорбление и больше не проронил ни звука. Мусеф подошел почти вплотную к Хеллеру.
   – Ты говоришь по-турецки? Нет? – И он перешел на ломаный английский: – Ты говоришь по-английски? Да?
   Хеллер продолжал сидеть, внимательно разглядывая его.
   – Мое имя Мусеф. – И Мусеф для пущей убедительности ударил себя кулаком в грудь. – Ты меня знаешь?
   – Ты желтый? – с оттенком недоверия спросил Хеллер.
   А ведь и в самом деле я только сейчас заметил, что и Мусеф, и Торгут несколько смахивали на желтокожих представителей нашей Конфедерации. Собственно, в этом не было ничего удивительного, поскольку предки турков пришли сюда из Монголии. Такого здесь говорить не следовало. Мусеф завелся с полуоборота.
   – Ты говоришь, что я желтый? – взревел он.
   По залу прокатился шумок. Те, кто не понимал по-английски, принялись допытываться у своих более образованных приятелей, что же такого сказал этот иностранец. Другие пытались объяснить смысл сказанного. Тут, кстати, требуется пояснить, что по-английски слово «желтый» означает также и «трусливый». И можете мне поверить, что у присутствующих просто глаза полезли на лоб, когда до них дошел смысл сказанного Хеллсром, а на лицах их ясно читалось предвкушение того, что должно за этими словами последовать.
   В зале воцарилась напряженная тишина. Мусеф картинно разыгрывал возмущение затянувшейся паузой и
   молчанием Хеллсра. Наконец с явной угрозой он спросил, не хочет ли тот побороться с ним. Хеллер огляделся по сторонам. Торгут стоял за его спиной у стены, поигрывая обрезком трубы. Толпа была настроена более чем враждебно. Хеллер вновь перевел взгляд на Мусефа.
   – Дело в том, что я никогда не борюсь... – начал было он. Дальнейшие его слова потонули во взрыве хохота. Мусеф схватил со стола стакан и выплеснул воду из него вместе с цветами прямо в лицо Хеллеру.
   – Я хотел сказать, – продолжил Хеллер, – что я никогда не борюсь без заключения пари.
   Его слова вызвали еще более бурный взрыв хохота. Но Мусеф резонно усмотрел в этом возможность легко подзаработать. В конце концов он просто не мог проиграть, учитывая и то, что за спиной у Хеллера стоял Торгут с массивной железной трубой в руке.
   – Пари? – рявкнул Мусеф и тут же, как бы меняя гнев на милость, добавил: – Прекрасно. Мы залежимся! Ставлю пятьсот лир! А вы, – обратился он к зрителям, – а вы позаботьтесь, чтобы победитель получил выигранные деньги!
   Бурное веселье охватило зал. «Позаботимся! Проследим! Будь уверен!» – раздавались со всех сторон выкрики и на английском, и на турецком языках. Ведь таким образом у присутствующих появлялось вполне легальное основание обшарить карманы проигравшего агента АБН. Никто так быстро не улавливает возможность незаконной наживы, как представитель турецкой национальности, а уж тем более толпа, состоящая из тех же турок. И тут, прежде чем кто-нибудь успел сообразить, что к чему, Мусеф вцепился в воротник Хеллера и выволок его в центр зала. Ему это было совсем не трудно сделать – здесь, на Земле, Хеллер весил всего сто девяносто три фунта, тогда как Мусеф тянул на все триста.
   – Хеллеру каким-то образом удалось освободиться от цепких рук Мусефа, и сейчас они стояли набычившись друг против друга. Каждый выжидал наиболее удобный момент для нападения. Толпа вскочила на ноги и окружила их плотным кольцом. Мусеф попробовал сделать захват, но Хеллер ловко ушел от него, нырнув в сторону. Я понимал, что сейчас хочет сделать Мусеф. При борьбе в турецком стиле каждый из противников стремится обеими руками захватить с двух сторон шею противника, дальнейшая же борьба и исход ее зависят только от инициативы сторон. Мусеф предпринял вторую попытку. На этот раз руки его опустились на плечи Хеллера.
   Однако и руки Хеллера захватили плечи Мусефа.
   Мусеф попытался развести руки и таким образом освободиться от захвата. Можно было видеть, как бугры его мышц заходили ходуном от мощного усилия. Лицо исказила гримаса ненависти. Напряжение все нарастало. Но руки Хеллера словно приросли к могучим плечам турка.
   Борющаяся парочка безрезультатно топталась на месте, слегка поворачиваясь на несколько градусов то в одну, то в другую сторону. В поле зрения Хеллера оказалось зеркало, в котором можно было вполне отчетливо разглядеть Торгута. Тот как раз отделился от толпы и начал приближаться к Хеллеру со спины, сжимая в руке конец трубы.
   Наконец-то я сообразил, почему руки Хеллера не соскальзывают с мощного загривка его противника. Дело в том, что турки перед борьбой обычно мажутся оливковым маслом, но сегодня они этого сделать явно не успели, и поэтому руки Хеллера не соскальзывали. Казалось, что можно услышать, как трещат мышцы и сухожилия от сверхъестественных усилий борющихся. И тут мне стал ясен хитроумный замысел Мусефа. Он ведь прекрасно видел Торгута и просто подставлял Хеллера под удар, удерживая в том положении, в котором его напарнику будет удобнее всего огреть чужака трубой по белокурой голове.
   Торгут приблизился к противникам почти вплотную. И тут, совершенно неожиданно, Хеллер оторвал от пола и выбросил назад обе ноги, сделав это с такой силой, что тело его приняло горизонтальное положение. При этом он использовал в качестве опоры плечи Мусефа, которые так и не выпустил из рук.
   Ноги его ударили Торгута в грудь. Этот двойной удар был настолько сокрушителен, что звук его можно было расслышать сквозь рев толпы. Торгут отлетел назад с силой выпущенного из пушки снаряда, сбив на лету нескольких зрителей.
   Они кучей свалились все вместе у противоположной стены. От удара настенное зеркало разлетелось вдребезги.
   Мусеф решил воспользоваться изменением центра тяжести и замахнулся, чтобы нанести Хеллеру удар в лицо.
   Мне не удалось разглядеть, что именно произошло при этом. Но руки Хеллера как бы чуточку сдвинулись навстречу друг другу. Мусеф взвыл, как сбитая машиной собака.
 
Часть ТРИНАДЦАТАЯ
 
Глава 1
 
   Следует сказать, что на следующее утро я поднялся, чувствуя себя необыкновенно бодро. Встал я рано и нарядился в оранжевую шелковую рубашку, черные брюки с поясом из змеиной кожи и шикарные туфли того же материала. На завтрак я заказал себе дыню и качик – салат из огурцов, заправленный простоквашей, чесноком и оливковым маслом. Все это я запил чашкой очень сладкого кофе. Еда была просто отменной. Когда я выругал повара за нерадение, он был настолько удручен, что мне пришлось расхохотаться. Да и вся моя обслуга выглядела убитой горем. Но это и понятно. Ведь им пришлось всю ночь проверять, чего же они не сделали. Ничего – пусть стараются. А я только посмеивался.
   Потом я взял большой лист бумаги и занялся настоящим делом. Следует признать, чертежник из меня неважный, но зато я точно знал, что мне нужно. А выполнять это набело все равно придется кому-то другому.
   Курсы повышения квалификации владели еще одним обширным участком земли, расположенным ближе к городу. Тут намечено было построить оздоровительный корпус для персонала и учащихся, но у меня на этот счет были иные планы.
   Сейчас я делал набросок проекта госпитального здания. Госпиталь должен был разместиться в одноэтажном доме с подвальным помещением. Предусматривалось, что это будет хорошо оборудо ванный госпиталь, с множеством палат, кабинетов, процедурных и операционных. Рядом предполагалось устроить стоянку для автотранспорта. Все это ограждалось забором из металлической сетки, которая удачно имитировала живую изгородь. В подвальном же помещении я планировал разместить множество отдельных комнат, о существовании которых никто не должен был догадываться. Все это должно было быть оснащено системами безопасности с исползованием последних достижений в этой области. При этом каждую из комнат предполагалось снабдить системой визуального и подслушивающего слежения.
   Госпиталь этот, согласно документам и вывеске, будет принадлежать «Всемирной организации благотворительности, попечительства и милосердия». А на деле я собирался в ближайшем будущем сколотить на нем немалое состояние. Да, в Аппарате нам преподали отличную науку. «Если желаешь добиться абсолютного зла, – говаривал один из ведущих педагогов в школе Аппарата, – всегда преподноси его в упаковке абсолютного блага». И это – незыблемая истина для любого компетентного правительства.
   Наконец я завершил свое дело. У меня были все основания надеяться, что мне удастся провернуть его исключительно собственными силами – в конце концов я сумел наскрести и наменять немалые средства.
   Потом мне пришлось написать целую кучу документов. Так, приказ, адресованный присланному сюда с Волтара инженеру, обязывал его обеспечить прокладку туннелей к месту работ; еще один – к нашему представителю в стамбульской фирме – предписывал ускорить регистрацию госпиталя, в обращении к юристам Всемирной организании здравоохранения содержалась просьба дать заключение о том, насколько благотворное влияние окажет постройка госпиталя на дело мира и всеобщего здоровья, а также выражалась надежда, что юристы этой уважаемой организации поддержат нашу просьбу о разрешении выступать от имени Всемирной организации здравоохранения; и еще одно письмо было отослано в фонд Роксентера с просьбой о выделении средств «на детей бедняков Турции» – они всегда выделяют значительные суммы при условии, что солидный кусок перепадет самим чиновникам фонда, и учитывая, что имя самого Роксентера лишний раз будет прославлено как имя величайшего гуманиста (ха-ха, вот уж тут мы попадаем в точку!).
   Последнее мое письмо представляло собой просто сопроводиловку. Здесь, на базе Блито-ПЗ, существует обычный офицерский совет, с комендантом базы в качестве председателя. Совет этот якобы и представляет все новые проекты к рассмотрению, а потом следит за их осуществлением. Однако в качестве начальника 451-го отдела, а также занимая пост генерального инспектора и лордасмотрителя, я, вне всяких сомнений, не нуждался в каком-либо одобрении с их стороны. Плевать мне на все их оздоровительные заведения и вообще на их здоровье.
   В самой простой и лаконичной форме я сообщил офицерскому Совету о том, что такие-то и такие-то мероприятия намечаются к проведению в ближайшем будущем, а им просто останется покорно проглотить все это. А кроме того, разве у меня нет приказа Великого Совета относительно того, что на этой планете следует внедрять элементы более высокой технологии? Так что они могут заткнуться и делать то, что приказано. Все эти бумаги я заверил своим удостоверением личности и сделал это ясно и открыто. И пусть они не воображают, что я прибыл сюда, чтобы шутить с ними. Я даже сделал специальную приписку в виде постскриптума, чтобы ни у кого не оставалось сомнений на этот счет.
   Всегда испытываешь большое облегчение от сознания того, что закончена срочная и трудоемкая работа. После этого я сразу же вызвал домоправительницу. Она явилась ко мне с черными кругами под глазами из-за недосыпания и уже заранее перепуганная тем, что я еще могу от нее потребовать.
   – Мелахат-ханим, – обратился я к ней (это очень вежливая форма обращения к женщине в Турции, им очень льстит, когда к их имени прибавляют слово «ханим»: с женщиной ведь здесь не особенно считаются, полагая, что у нее вовсе нет души, как вы наверняка знаете), – прибыла ли уже сюда эта прелестная леди из Стамбула?
   Она сокрушенно заломила руки и отрицательно покачала головой.
   – Тогда проваливай отсюда, вонючая куча верблюжьего навоза, – отозвался я на столь безрадостную весть и задумался, чем бы таким заняться, чтобы убить время до десяти часов. Не имело смысла выбираться в город слишком рано – в эти часы все дороги забиты телегами.
   Наконец мне пришло в голову, что пора проверить, чем же был занят Хеллер все это время. Мне не очень-то хотелось знать, чем он был занят на корабле, поэтому я не стал даже подключать к аппаратуре ретранслятор 831.
   Записывающее устройство продолжало медленно проворачивать пленку, но экран пока был отключен. Я решил начать с более раннего времени. Включив экран, я стал просматривать сделанные уже записи, изредка останавливаясь на каком-нибудь заинтересовавшем меня кадре.
   Прошлой ночью он просто добрался пешком до базы и забрался на корабль. При этом он здорово хромал. Должно быть, ему все-таки здорово повредили ногу. Прогоняя пленку на большой скорости, я услышал в динамике какой-то свист. Я остановил пленку и вернул ее немного назад, после чего включил нормальную скорость. Передо мною возник открытый люк корабля, а далеко внизу у подножия лестницы маячила массивная фигура Фахт-бея, который звукорезонатором прикасался к обшивке корабля.
   – Ах вот вы где, – сказал Фахт-бей, задрав голову. – Я комендант этой базы, офицер Фахт. А вы будете инспектором Короны?
   – Я послан сюда по приказу Великого Совета, если вы это имеете в виду. Поднимайтесь на борт.
   Фахт-бею вовсе не улыбалось взбираться на высоту восьмидесяти футов по хлипкой лесенке, а именно такое расстояние отделяло люк от пола ангара, так как корабль находился сейчас в вертикальном положении.
   – Да я просто хотел поглядеть на вас, – сказал он.
   – Мне тоже, знаете, хотелось на вас поглядеть, – сказал Хеллер, взирая на него с высоты. – Одежда, которую мне выдали в вашей интендантской службе, слишком коротка и узка, а обувь размера на три меньше, чем требуется. Это известие меня весьма разочаровало. Значит, никто не сломал и не вывихнул ему ногу – все дело просто в тесных ботинках. Ну что ж, не всегда удается сорвать банк.
   – Именно по этому вопросу я и хотел повидаться с вами, – крикнул ему Фахт-бей. – Тут весь город буквально с ног сбился, разыскивая некоего человека, который по описанию очень похож на вас. Говорят, что он якобы изувечил вчера двух весьма популярных и известных здесь лиц, напав на них в разное время в аллеях местного парка, где и избил их до полусмерти обрезком свинцовой трубы. У одного из них сломана шея, а у второго рука и обнаружены трещины в черепе. Оба они отправлены срочно в Стамбул для дальнейшего стационарного лечения.
   – А каким образом вы пришли к выводу, что описание того дебошира совпадает с моей внешностью? – спросил Хеллер. Меня всегда раздражала его дотошность. – Вы ведь впервые видите меня.
   – Грис описал мне вашу внешность, – сказал этот (...) Фахт-бей. – Так что вы уж, пожалуйста, не воспринимайте это как обиду. Как я понимаю, вы здесь пробудете еще два или три дня. – Ну и (...) этот Фахт! Он наверняка прочитал приказ, адресованный Рату. – Вот поэтому я и решил воспользоваться предоставленным мне на этой базе правом и, заботясь о ее безопасности и вашем благополучии, попросить вас не покидать территорию ангара на время вашего здесь пребывания.
   – А хоть по ангару-то мне побродить разрешается? – спросил Хеллер.
   – Разумеется, можете гулять совершенно свободно, не ограничивая себя ничем, при условии, что вы не будете переступать порог туннеля, ведущего во внешний мир.
   – Благодарю вас за добрый совет, офицер Фахт, – сказал Хеллер и приветливо помахал толстяку рукой.
   На этом данный эпизод записи и закончился. Я тут же быстро прогнал пленку, пока вспышка на экране не подсказала мне, что у Хеллера вновь открылся люк.
   Хеллер как раз спускался по лестнице, причем мне был отлично слышен каждый его шаг. Наконец он с громким звяканьем ступил на каменный пол ангара, и тут только до меня дошло, что у него на ногах опять ботинки для передвижения по кораблю в открытом космосе и металлические пластины в них не убраны внутрь. Так, дребезжа при каждом шаге, он принялся расхаживать по ангару с небольшой записной книжицей в руке, куда постоянно вносил какие-то свои наблюдения и делал пометки, сверяясь с часами. Он обошел по периметру весь ангар, сопровождаемый этим звяканьем, время от времени топая двумя ногами. Я прекрасно знал, чем он сейчас занят. Он, по-видимому, страшно забавлялся, знакомясь с новым для него местом. Ох уж эти военные инженеры! Все они просто чокнутые. Кому нужны их вечные замеры и подсчеты всего и вся? А может быть, он практиковался в ориентировании на местности или в определении расстояния, а может быть, подкреплял другие какие-то свои навыки. Но это его заботы.
   Я побыстрее прогнал ленту, полагая, что он займется в конце концов каким-нибудь стоящим делом, но его, похоже, вполне удовлетворяло это бессмысленное занятие. Время от времени он останавливался у двери или у нового ответвления туннеля и, с грохотом подпрыгнув на месте, заносил потом что-то в свою книжонку.
   Иногда на его пути попадались люди из персонала Аппарата. С первой парой он поздоровался очень приветливо, если не сказать, дружески, но они равнодушно прошли мимо. После этого он вообще не заговаривал ни с кем. Пущенный мной слух работал на все сто. Оказавшись в боковых туннелях, он особо заинтересовался объемом и площадью камер для арестованных. Правда, с первого взгляда трудно было понять, что это именно камеры для арестантов, потому что здесь не предусматривалось столь строгих мер для предотвращения побегов, как в Замке Мрака. Тут вовсе отсутствовали проволочные сетки, а были всего лишь железные решетки, вделанные в камень. Строительная команда, которая занималась реконструкцией базы, просто переделала гроты в тюремные камеры, и теперь здесь было достаточно места для содержания четырехсот человек одновременно. На деле же заключенных никогда не насчитывалось более двенадцати. В данный момент камеры вообще были пустыми. Прогоняя пленку, я заметил, что Хеллер снова остановился.
   Я быстро перемотал пленку назад, чтобы посмотреть, что же его так заинтересовало. Оказалось, что он остановился перед запертыми дверями складских помещений. Склады имели массивные глухие двери, числом не менее пятидесяти. Вытянувшись по кривой, они как бы составляли заднюю стену ангара, образуя нечто вроде коридора. Все они, естественно, были заперты, а небольшие оконца, проделанные для лучшей циркуляции воздуха, были расположены слишком высоко, чтобы в них можно было заглянуть. Я был почти уверен, что Хеллер не догадается, что скрывается за этими дверями. Ломбар в полной мере использовал тот период, когда на Турцию оказывали со всех сторон особо жесткое давление, чтобы она прекратила производство опиума. Ломбар, надо признать, просто превзошел себя. Он приказал скупать сырье в таких количествах, что, если бы его пришлось вдруг выбросить на рынок, мы просто взорвали бы всю торговлю. Вот этот-то запасец и находился сейчас на складах, аккуратно упакованный в большие мешки. Одним богам ведомо, сколько тонн сырца тут скопилось. Но даже если бы посторонний наблюдатель как-нибудь изловчился и подпрыгнул так высоко, что ему удалось бы заглянуть в окошко, он все равно ничего не увидел бы. Взору его предстали бы только аккуратно сложенные штабели мешков.
   Хеллер внимательно рассматривал пол. Но что он ожидал там найти? Разве что следы от покрышек грузовиков. Он нагнулся и взял с земли щепотку пыли, а потом, как я понимаю, решив вытереть испачканную руку, сунул ее в карман. Утратив интерес к этому месту, он снова зашагал дальше, звякая на каждом шагу пластинками подошв и изредка подпрыгивая со страшным лязгом.
   Потом он снова остановился и стал, как мне показалось, принюхиваться. В этот момент он разглядел еще одну массивную дверь с металлическими полосами. Она, естественно, тоже была заперта. Сюда-то уж он наверняка не сможет попасть – за дверью находился завод по превращению опиума в героин. Он уверенно подошел к двери и постучался. Это было уж совсем глупо. Внутри никого не было – завод работает временами, по мере возникновения необходимости. Но Хеллер настойчиво и резко постучал все-таки в дверь.
   Наконец ему и это надоело. Он постоял, делая какие-то записи, целиком состоящие из цифр. Тоже полная бессмыслица. И опять в полупустом ангаре зазвучали его шаги – ритмическое позвякивание подошв о бетон и резкий лязг, издаваемый ботинками для космоса при подпрыгивании. Он изредка останавливался у выездных туннелей, заходил в них, но, пройдя короткий отрезок пути, неизменно возвращался. Меня разбирал смех. Особенно когда он сделал несколько шагов по тому туннелю, что вел к моей комнате. Он даже и не заподозрил, что в противоположном конце его расположена моя вилла. Он даже не притронулся к рубильнику, которым открывается дверь, а скорее всего – просто не заметил его. А сделай он это, он сразу же оказался бы всего в десяти футах от того места, где я сейчас сидел себе спокойненько и наблюдал за ним.
   И этот человек смеет называться шпионом!
   Вся эта прогулка отняла у него не более часа. Потом он еще набросал небольшой чертежик, проделав это очень быстро и аккуратно. По-видимому, поблизости не нашлось никого, кому он мог бы вручить его, чтобы лишний раз похвастаться своими незаурядными способностями и показать, какой он классный специалист. А очень может быть, что он наконец понял, что здесь никто не захочет и разговаривать с ним. В конце концов он забрался по лестнице в корабль. На этом мои наблюдения прервались.
   Смех да и только! Да будь он настоящим шпионом, чего бы только он здесь не обнаружил. А чего достиг он? Составил примитивную схемку, которую он и без этого мог бы спокойно получить в строительном управлении базы.