Страница:
— Это, наверное, потому, что вам негде здесь жить? Тогда я мог бы…
— Да что ты! Спасибо, парень, но у меня тут есть отличная девчонка, и я сразу же поселился у нее и пяти ее сестер.
— Ну, если есть какая-то проблема с деньгами, я бы…
— Да что ты! Спасибо на добром слове, парень. Денег у меня у самого навалом. Мне ведь платят за каждую работу, но деньги всегда передают из рук в руки или же кладут в условном месте. А этот гад полицейский потребовал, чтобы я устроился на постоянную работу. Можешь себе представить, парень! Какая-то постоянная работа да при моей художественной натуре! Ведь о той работе, которую выполняю я, никто не сунется докладывать в налоговую инспекцию, вот я и оказался некоторым образом на мели, вроде какого-то жалкого бродяги, спящего нагишом на скамейке в парке. Кто же захочет брать на работу выпущенного на поруки заключенного? Малышка сказала, что пристроит меня на постоянную должность в отделе распределения социальных пособий между нашими предприятиями, это единственная связь нашей семьи с легальным бизнесом, а я уж слишком известный человек. Мне вовсе не улыбается впутывать Малышку в какие-то новые неприятности, и я на это никогда не пойду. Она отличная глава семьи. Итак, ты сам видишь, какие меня ждут перспективы. Он мне все толкует: «Постоянная работа, социальная страховка, уплата налогов, а иначе — обвинение в бродяжничестве и в среду ты направляешься по известному тебе адресу». Представь, и все это изо дня в день талдычит мне этоттип.
— Да, разговор не из приятных, и, поверь, я очень сочувствую, что так у тебя сложилось, — сказал Хеллер.
— Да вот, излил душу и полегчало вроде, парень. И вообще почувствовал себя бодрее. Неужто голова у меня совсем прошла? — И он тряхнул головой. — Прошла. Ну что ж, давай теперь примем душ и смоемся отсюда. Пообедаем где-нибудь. Вскоре они уже были одеты. Когда они пробирались по тренировочному залу, Хеллер, как мне показалось, просто не смог удержаться, чтобы не покрасоваться лишний раз — это у него в крови. Проходя мимо мешка, подвешенного для отработки ударов, он нанес по нему удар. В результате оборвались обе пружины — как верхняя, так и нижняя.
— Извините, — сказал Хеллер сопровождающему их работнику клуба.
Туг к ним подошел очень толстый человек с огромной сигарой в зубах.
— Вы только гляньте, что натворил этот парень, — сказал клубный работник.
— Я заплачу за испорченный инвентарь, — сказал Хеллер.
— Гм, — сказал человек с сигарой. — А ну-ка, парень, врежь по этому мешку.
Хеллер послушно подошел и нанес удар. Мешок закачался на пружинах.
— У того мешка просто были проржавевшие пружины, Джо, — сказал толстяк. — Тебе следует своевременно производить ремонт.
Его слова заставили меня рассмеяться. В конце концов Хеллер так никого и не поразил своим ударом. Ну до чего же он любит показуху. Поэтому очень приятно бывает наблюдать, когда ему случается опростоволоситься.
В это время толпы театралов уже запрудили улицы.
— А знаешь, если тебе вдруг захочется посмотреть последний акт спектакля, — сказал с видом театрального завсегдатая Бац-Бац, — нужно просто дождаться, когда народ выйдет покурить во время антракта, а потом смешаться с публикой и спокойно пройти без билета. Тогда ты сможешь посмотреть последний акт пьесы, но я обычно в таких случаях просто сижу и ломаю себе голову, как получилось, что в первых актах они умудрились впутаться во все эти передряги. Поэтому я уже давно бросил это занятие. Тем временем они дошли до большого, ярко освещенного ресторана, над которым сияла огромная яркая надпись «Сардиния».
Метрдотель заметил Римбомбо в толпе у входа и тут же втащил его внутрь. Он провел гостей к небольшому столику у задней стены зала.
— Тут среди посетителей, — сказал Бац-Бац, — всегда бывают какие-нибудь знаменитости. Вон, например, сидит Джонни Матини. А чуть дальше Джина Лолоджиджида. Сюда пообедать сходятся обычно все звезды сцены. А что творится после премьеры, когда ведущие актеры приходят сюда! При успехе пьесы их встречают как героев — приветствиями и аплодисментами. Ну а когда провал, то на них просто не обращают внимания.
Метр, усадивший их за маленький уютный столик, положил перед ними меню. Хеллер бегло просмотрел его и обратил внимание на цены.
— Погодите-ка, — сказал он. — Я вовсе не собираюсь напрашиваться на угощение. Здесь, я вижу, все отнюдь не дешево. Поэтому расплачиваться здесь буду я.
Бац-Бац в ответ весело рассмеялся:
— Послушай, парень, несмотря на весь этот блеск и великолепие, это итальянский ресторан. И он принадлежит семье Корлеоне. Тут нам вовсе не подадут счета. Он нам просто принесет антипасто, тефтели и спагетти. Правда, все отличного качества. Бац-Бац тем временем достал из кармана нераспечатанную бутылку «Джонни Уокера» с золотой этикеткой и поставил ее на стол.
— Не делай такого удивленного лица, парень. Бутылка просто постоит на столе, а я буду наслаждаться одним ее видом. У меня по-прежнему дома полные коробки этого добра, но целых восемь месяцев в Синг-Синге я буду лишен этого зрелища. Она как бы будет напоминать мне о том, что я все еще не в Синг-Синге.
Антипасто принесли, и они с аппетитом принялись за еду. Мимо проходил официант. Это был не тот, что принес им первое блюдо, а другой, с шикарными, тонко закрученными усами.
— Чего новенького, Бац-Бац? — спросил он по-итальянски.
— Все паршиво, — ответил тот. — Лучше познакомься с этим парнем. Это мальчишка из нашей семьи. Красавчик Флойд. А это Черубино Гаэтано, — представил он официанта Хеллеру.
— Очень приятно, — сказал Черубино. — Принести вам чего-нибудь, Флойд?
— Пивка неплохо бы, — сказал Хеллер.
— Э нет, погоди! — сразу же остановил официанта Бац-Бац — Не давай этому мальчишке провести себя, он ведь пока что малолетка, ему нельзя подавать пиво, иначе нас (…) — Закон есть закон.
— Нет, это уж ты сам погоди, — сказал Черубино. — Малолетка или не малолетка, а свое пиво он имеет право заказать и получить.
— С каких это пор?
— Да хоть с сегодняшнего дня.
Черубино отошел и через минуту вернулся с пузатенькой бутылкой и высоким пивным стаканом на подносе.
— Да это же нарушение закона! — сказал Бац-Бац. — Меня и без того собираются отправить вверх по реке. А теперь они еще добавят обвинение по статье «о приобщении малолетних» и вообще никогда не выпустят.
— Бац-Бац, — сказал Черубино торжественным тоном, — я тебя очень люблю. Я любил тебя, еще когда ты был сопливым мальчишкой. Но вынужден признать, что ты просто глуп. Ты ведь просто не умеешь читать. Да это самое настоящее швейцарское пиво и притом наилучшего сорта. Но в данном случае из него полностью удален алкоголь! — И он подсунул бутылку прямо под нос Римбомбо. — Читай, что написано на этикетке. Видишь? Пиво импортировано! Все совершенно законно! — После этого он налил пиво в высокий стакан и протянул его Хеллеру.
— О, да это просто великолепно! Отличный вкус! — сказал Хеллер, попробовав наконец пива.
— Ну, сам видишь, — сказал Черубино, собираясь унести бутылку. — Я всегда говорил тебе, что ты просто глуп, Бац-Бац.
— Оставьте бутылку, — попросил Хеллер. — Я хочу записать потом его название. Мне уже просто осточертели все эти содовые и прочее. Один вид их вызывает у меня отрыжку.
— Мы с Римбомбо нередко заставляли держаться на расстоянии всяких там греков с их «адской кухней», так что ты, парень, не сомневайся — мы с ним близкие друзья, — сказал Черубино. — Но он и тогда был глупым, а когда вернулся с войны, то растерял здесь и последние мозги, хотя дальше глупеть, казалось, было просто невозможно. Ладно, до следующей встречи, заходи.
И он ушел. Бац-Бац только посмеивался:
— Во время войны Черубино был моим капитаном, так что он наверняка знает, что говорит.
— А что вы делали во время войны? — спросил Хеллер.
— Да видишь ли, утверждают, что морские десантники должны уметь делать все на свете. Они должны уметь обращаться с любым оружием, поэтому у них меньше обычной муштры, которую так любят в армии, но зато им предоставляется право быть убитыми более разнообразными способами.
— А лично вас чему учили? — спросил Хеллер.
— Ну, школа была у меня неплохая. Да и начинал я довольно хорошо. Когда я вышел из учебного лагеря, то сразу же пошел на самый верх. Меня сделали штурманом штурмовика.
— А это что такое?
— Штурмовик? Порхающая птичка, вертолет, одним словом. Или как их еще называют, геликоптер. Да где ты рос, парень? Неужто ты ни разу не смотрел старых фильмов? Ну ладно, как бы там ни было, но я носился в воздухе, разнося в пух и прах все, что передвигалось по земле, как вдруг меня совершенно неожиданно отправили в армейскую спецшколу.
— И что вы там изучали?
— Подрывное дело. — Принесли тефтели и спагетти. — Ну ладно, парень. Мы с тобой друзья. Поэтому я могу говорить с тобой совершенно откровенно. Честно говоря, я побил и поломал столько этих наших птичек, что полковник однажды объявил: «У этого (…) Римбомбо, несомненно, имеется талант, но попал он не в тот род войск. Отправьте-ка его в школу подрывников, там он сможет себя проявить на полную катушку». Я пытался было ссылаться на то, что вертолеты, прошитые насквозь вражескими пулями и снарядами, летают плохо вне зависимости от талантов штурмана, но меня все равно отправили без лишних разговоров, и вот теперь я здесь. Ты, парень, первый, кому я это рассказываю, так что не очень-то треплись на эту тему.
— Слова не пророню, — заверил его Хеллер и, немного помолчав, снова заговорил: — Бац-Бац, мне очень хотелось бы проконсультироваться с вами по одному вопросу Ну, наконец-то мы подходим к главному! До чего же все-таки хитер этот Хеллер. Я ведь все время предчувствовал, что встречу эту он затеял не зря. Может, дело повернется так, что он настроит против себя и Римбомбо. Он ведь любит играть у людей на нервах. Это я знаю по собственному опыту. А это очень опасное занятие. Хеллер достал из кармана какую-то бумажку официального вида. Я успел разглядеть на ней штамп корпуса учебной подготовки офицеров запаса. Оказалось, что это повестка.
— Вот о чем я вас хочу спросить, — сказал Хеллер. — Поглядите на эту строку. Здесь сказано, что я обязуюсь хранить верность Соединенным Штатам Америки и защищать Конституцию. Тут, судя по тексту, я должен буду поставить свою подпись. Мне кажется, что, поставив подпись, я беру на себя весьма серьезные обязательства. Бац-Бац глянул на бумагу.
— Видишь ли, это же не настоящая присяга. Вот в следующей строке говорится, что ты обещаешь, пройдя курс подготовки КПОЗ, отслужить два года в армии США в качестве младшего лейтенанта. Хм… Да. Это только первая стадия. Вот когда ты закончишь учебу, то должен будешь присягать по-настоящему Тебя поставят, как положено, велят поднять правую руку и повторить текст присяги. Вот это и будет уже серьезно.
— Видите ли, я не могу ставить свою подпись и брать на себя тем самым все эти обязательства, — сказал Хеллер. — А позднее, когда я пройду курс обучения, я не смогу принять присягу, о которой вы только что говорили.
— Тут я тебя прекрасно понимаю, — сказал Бац-Бац. — И ты совершенно прав, потому что это самое настоящее сборище жуликов и придурков.
Хеллер отложил повестку в сторону и принялся за спагетти.
— А знаете, Бац-Бац, — сказал он после некоторой паузы, — я мог бы пристроить вас на работу водителем.
Бац-Бац сразу весь напрягся.
— И это будет работа с выплатой социальной страховки, с нормальным налогообложением и все будет совершенно законно? Ты думаешь, что это сможет удовлетворить того типа, что ведает в полиции выпущенными на поруки?
— Целиком и полностью, — заверил его Хеллер. — Ко вторнику у меня будет своя корпорация, совершенно законно оформленная, она-то и сможет нанять вас на должность шофера. Вот эту справку вы и предъявите в среду.
— Ух ты! — воскликнул Бац-Бац. — Значит, мне не придется плыть вверх по реке?
— Но только мне хотелось бы поставить кое-какие условия, — сказал Хеллер.
На этот раз Бац-Бац напрягся еще больше.
— Собственно говоря, водить машину придется совсем мало. Но в дневное время вам придется выполнять кое-какие поручения. Работа тоже не будет слишком трудной, но она как раз относится к сфере вашей деятельности.
— Вот тут-то и таится какой-то подвох, или мой нюх меня на этот раз обманывает?
— Нет-нет, я не прошу у вас чего-нибудь противозаконного, — сказал Хеллер. — А кроме того, на работе вокруг вас всегда будет вертеться множество девушек.
— Звучит довольно соблазнительно. И все-таки тут что-то кроется.
— Да собственно никакого особого подвоха нет, — сказал Хеллер. — Вы служили в морской пехоте, и для вас тут ничего нового или особо трудного не будет. Мне хотелось бы, чтобы в дополнение к основным обязанностям вы расписались в этой повестке именем «Дж. Терренс Уистер» и трижды в неделю являлись бы на лекции, а кроме того, прошли бы курс строевой подготовки.
— Нет! — тут же отозвался Бац-Бац, и по тону чувствовалось, что отказ этот окончательный.
— Так ведь в лицо там меня никто не знает, хотя, как я и сам понимаю, мы совсем не похожи, но если я хоть немного разбираюсь в подобных организациях, единственное, в чем они по-настоящему заинтересованы, так это чтобы кто-то обязательно присутствовал на занятиях, вовремя крикнул «Я!» на перекличке и занимал место в строю при строевой подготовке.
— Нет! — повторил Бац-Бац.
И я его отлично понимал. Он был сицилийцем маленького роста, на целый фут ниже Хеллера, и притом жгучий брюнет, тогда как Хеллер был блондином.
— Видите ли, если вы своим коллегам по курсу скажете, что вас зовут Терренсом и будете отзываться на это имя, а я своим сокурсникам назовусь Джетом или Джеромом, то все будут думать, что это два разных студента, однако компьютеры будут считать нас одним и тем же лицом.
— Нет!
— Вы просто можете передавать мне те материалы, которые надлежит выучить, и немного позанимаетесь со мной строевой
подготовкой и ружейными артикулами, если вас именно эта сторона
волнует. И я честно буду все учить.
— Нет!
— Я заплачу вам любую сумму в качестве недельного жалованья за дополнительную работу, и, кроме того, вам не придется возвращаться в тюрьму.
— Пойми, парень, дело тут вовсе не в оплате. Двухсот долларов в неделю мне за глаза хватило бы. Дело тут не в деньгах. Просто есть такие вещи, которые человек просто не должен делать!
— И что именно вы относите к ним? — поинтересовался Хеллер.
— Послушай, парень. Я служил в морской пехоте. А если человек — морской пехотинец, то он остается морским пехотинцем на всю жизнь. Потому что морская пехота, — это, парень, МОРСКАЯ
ПЕХОТА! Понимаешь, парень, армия — это то, что несравненно ниже. Понимаешь, парень, армия — это армия, и что тут толковать. Сплошные придурки, доходяги, службисты. Я вижу, что ты даже не понимаешь, что сейчас просишь, чтобы я отказался от своих самых священных принципов. Да я даже и сделать-то вид не смогу, что поступил на службу в армию. Ей-Богу, парень. Да я буду чувствовать себя оплеванным и вообще не смогу нормально существовать. А ведь это главное, парень! Гордость человека! Гордость!
Они снова принялись за спагетти. В шуме ресторанного зала появилась какая-то новая тональность. Бац-Бац поглядел в сторону входа.
— Глянь-ка, — сказал он, — должно быть, сейчас закончилась какая-то премьера. А шум этот — потому что звезд ждут ну, парень, не теряй зря времени. Обрати внимание — если пьеса понравилась, вся масса обедающих будет хлопать, а если провалилась, все повернутся к ним спиной.
Хеллер тоже принялся осматривать зал. Джонни Матини привстал со своего места. Джина Лолоджиджида грациозно изогнула великолепную шею. Трое штатных фотографов ресторана, которые до этого просто слонялись по залу, изредка щелкая камерами для личных альбомов, сразу же бросились ко входу, чтобы не пропустить кадра, достойного вечности. А шум у двери все усиливался, и наконец толпа расступилась. По образовавшемуся проходу прошагал полицейский инспектор Графферти собственной персоной, да еще и в парадном мундире! Со вздохом разочарования все зрители тут же повернулись к нему спиной.
— Это Графферти, — злобно прошептал Бац-Бац. — И как у этого человека хватает наглости запросто войти в место, контролируемое Корлеоне. Ведь он на содержании у Фаустино!
Графферти, как видно, отлично знал, куда ему следует направить свои стопы. Он решительно пересекал зал. Он шел к столику Рибомбо! Он остановился у стола, правым боком к Хеллеру и лицом к Бац-Бацу.
— Переодетые в гражданское полицейские доложили мне, что ты заявился сюда, Римбомбо. Вот мне и захотелось еще раз полюбоваться на тебя, пока ты еще не за решеткой. Хеллер, однако, не смотрел на Графферти. Он сейчас засовывал с помощью вилки уголок скатерти в карман парадного кителя инспектора. Совершенно дурацкая шутка. И явно не ко времени. Ну что же, лишнее доказательство вульгарности его натуры.
— А это что у вас? — проговорил Графферти, и рука его потянулась к бутылке «Джонни Уокера» с золотой нашлепкой. — Гляди-ка, да еще и без штампа о сборе пошлины на колпачке! Я знал, что стоит мне только зайти сюда, как я сразу же найду… Резкий «флотский» голос Хеллера заставил собеседников, а заодно и публику поглядеть в его сторону. Общий ровный гул, стоявший до этого в зале, сменился тишиной.
Не думайте, что вам удастся прихватить моего друга на том, что он якобы занимается развращением малолетних!
Графферти отдернул руку от бутылки с виски и повернулся к
Хеллеру:
— А это еще кто такой? Послушай-ка, парень, где я уже видел твое лицо?
Не обращая внимания на его слова, Хеллер продолжал все тем же «флотским» голосом:
— Потребление этого пива мне разрешено законом!
— Пиво? Да? — встрепенулся Графферти. — Ага, малолетка и пьет пиво! Ну, Римбомбо, теперь-то тебе никак не отвертеться. А кроме того, мы еще и поставим вопрос о лишении лицензии. Я смогу отобрать у Корлеоне лицензию вообще на весь этот ресторан!
— Да вы только посмотрите! — выкрикнул Хеллер. — Это же безалкогольное пиво! Посмотрите на этикетку!
Хеллер торопливо и как-то неловко совал пустую бутылку из-под пива под нос Графферти. Каким-то образом она выскользнула у него из рук. Графферти попытался поймать ее на лету. Пивная бутылка ударилась о бутылку с виски. Бутылка с виски свалилась со стола. Графферти попытался поймать теперь уже бутылку с виски, но она грохнулась об пол и разбилась вдребезги. Графферти пытался дотянуться до нее, но, похоже, поскользнулся и, падая, ухватился за скатерть. Блюдо со спагетти, соусницы, грязные тарелки и красный томатный соус, поданный отдельно, — все это свалилось на падающего Графферти. Джина Лолоджиджида, прижав руку к сердцу и побледнев как мел, замерла за своим столиком. Хеллер энергично бросился на помощь.
— О Боже! — воскликнул он и быстро обежал вокруг стола, стремясь на выручку к Графферти. Шипы его туфель наступили на разбитую бутылку из-под виски. Он глянул на пол и одним движением ноги отшвырнул колпачок и осколок с этикеткой в другую сторону зала. Он весьма решительно помогал Графферти выбраться из-под стола, где тот неизвестно как оказался. Сорвав с соседнего столика скатерть в красную и белую клетку, Хеллер принялся вытирать ею лицо инспектора. Но можно ли это назвать помощью? Да он просто размазывал спагетти с томатным соусом по лицу и мундиру Графферти, втирая ему все это еще и в волосы. Джина Лолоджиджида затаилась, прижавшись к стенке в своей кабинке. Хеллер, поддерживая Графферти под локоть, подвел его к самому столику прославленной кинозвезды. Фотографы тем временем неустанно щелкали аппаратами, делая один снимок за другим.
— О, мисс Лолоджиджида! Инспектор Графферти на вполне законных основаниях требует права принести вам свои извинения за то, что помешал вашему мирному обеду. Дело в том, что скатерть случайно зацепилась за его пояс. Вы ведь весьма сожалеете о таком досадном случае, не правда ли, инспектор?
Графферти, казалось, вообще не понимал, что с ним происходит и где он находится. Совершенно растерянно он уставился на кинозвезду.
— О Боже! — только и сумел выдавить он из себя. — Да ведь это Лолоджиджида!
Потом он заметил, что скатерть все еще волочится за ним по полу во всем многоцветье соусов и разбитой посуды. Он вырвал кусок кармана и отбросил скатерть. Яркие вспышки фотографов слились в сплошной поток света. Оглядев зал безумным взором, он бросился вон из ресторана. И тут только Джина Лолоджиджида разразилась хохотом. Ее буквально сотрясал смех. Джонни Матини тоже оказался в этот момент рядом.
— О Боже, чего бы я не отдал, чтобы только поучаствовать в этом. Да ведь так наверняка можно попасть на обложку любого журнала.
Кто-то еще, скорее всего рекламный агент Джонни, хватал за полы фотографов и тащил их на какие-то срочные переговоры с управляющим ресторана. Потом он решил подключить и Хеллера.
— Послушай, парень, — сказал он, — тебе-то это наверняка безразлично, так, может, ты согласишься, чтобы Джонни занял твое место на первых страницах? Мы смонтируем и отретушируем все, что нужно.
— Валяйте, — великодушно разрешил Хеллер.
Джонни Матини поставили на то место, где стоял Хеллер, прямо перед Лолоджиджидой, и заставили принять примерно ту же позу. И снова вспышки, снова щелканье аппаратов. Хеллер тем временем вернулся к столику. Ресторан все еще сотрясался от раскатов хохота. Кто-то с запозданием принялся аплодировать, и Хеллер шутливо раскланялся, но указал при этом на Джонни Матини. Но этот жест вызвал еще больший смех.
Бац-Бац продолжал сидеть за своим столиком, переломившись пополам от хохота.
— О, клянусь Спасителем! Теперь этот Графферти еще долго и на пушечный выстрел не приблизится к владениям Корлеоне! А ты сделал этому заведению рекламу по меньшей мере на миллион долларов.
— А главное, что Графферти никак не сможет связать эту бутылку с виски с работенкой на складе, — не без резона заметил Хеллер.
Бац-Бац с удивлением глянул на Хеллера, когда тот садился на свое место.
— А ведь и в самом деле, — сказал он. — Гляди-ка, а я об этом как-то не подумал.
К ним подошел Черубино. Он принес еще одну бутылку безалкогольного пива и, улыбаясь, поставил ее перед Хеллером.
— Знаешь, Бац-Бац, а это и в самом деле замечательный парень. Но больше всего меня радует то, что он является членом нашей семьи, а не каким-нибудь чужаком. Вполне возможно, что на деле ты вовсе не так глуп, как я думал.
И он ушел. Римбомбо посидел некоторое время, как-то странно приглядываясь к Хеллеру.
— Знаешь, парень, — прервал он наконец свое молчание, — а я, пожалуй, все-таки соглашусь на твое предложение. Я даже упрячу подальше все свои принципы и ради тебя поступлю на службу в армию. — Он на какое-то мгновение задумался, будто пытаясь подыскать нужные слова, а потом продолжил: — И дело здесь совсем не в том, что такое решение спасает меня от возвращения в тюрьму. Скорее это потому, что быть рядом с тобой всегда забавно.
Однако на меня лично Хеллер не произвел столь уж большого впечатления. Весь этот фокус со скатертью — одна из самых старых хохм, которые в наших военных Академиях проделывают только с совсем уж зелеными новичками, призывниками, у которых молоко на губах не обсохло. А уж если речь заходит об астролетчиках, то у них богатейший опыт в разных ресторанных скандалах. Хеллер просто бессовестно воспользовался более высоким по сравнению с Землей техническим развитием Волтара. И все-таки уж больно он хитер и изворотлив. И, кроме того, уж слишком многие из его проделок сходят ему с рук. Да и когда наконец, черт побери, наладят мне связь с Ратом и Тербом? Я ведь не могу сидеть сложа руки и наблюдать, как ловко он надувает всех на свете. Ведь если это будет продолжаться, все могут решить, будто он в самом деле способен на что-то серьезное. Достаточно вспомнить, как все эти (…) ему хлопали.
Они вышли на аллею колледжа, и навстречу им сразу же стали попадаться нагруженные книжками студенты, спешащие по своим аудиториям. Однако, к моему крайнему удивлению, Хеллер с Римбомбо отнюдь не торопились попасть в какой-нибудь лекционный зал. Хеллер размашисто вышагивал, и Бац-Бацу приходилось делать по два шага на каждый его шаг, чтобы не отстать. Так они свернули к библиотеке, взяли чуть севернее и вышли к зданиям почти уже на сто двадцатой улице. Там был довольно обширный газон с развесистым деревом. Хеллер направился прямо к дереву.
— Да что ты! Спасибо, парень, но у меня тут есть отличная девчонка, и я сразу же поселился у нее и пяти ее сестер.
— Ну, если есть какая-то проблема с деньгами, я бы…
— Да что ты! Спасибо на добром слове, парень. Денег у меня у самого навалом. Мне ведь платят за каждую работу, но деньги всегда передают из рук в руки или же кладут в условном месте. А этот гад полицейский потребовал, чтобы я устроился на постоянную работу. Можешь себе представить, парень! Какая-то постоянная работа да при моей художественной натуре! Ведь о той работе, которую выполняю я, никто не сунется докладывать в налоговую инспекцию, вот я и оказался некоторым образом на мели, вроде какого-то жалкого бродяги, спящего нагишом на скамейке в парке. Кто же захочет брать на работу выпущенного на поруки заключенного? Малышка сказала, что пристроит меня на постоянную должность в отделе распределения социальных пособий между нашими предприятиями, это единственная связь нашей семьи с легальным бизнесом, а я уж слишком известный человек. Мне вовсе не улыбается впутывать Малышку в какие-то новые неприятности, и я на это никогда не пойду. Она отличная глава семьи. Итак, ты сам видишь, какие меня ждут перспективы. Он мне все толкует: «Постоянная работа, социальная страховка, уплата налогов, а иначе — обвинение в бродяжничестве и в среду ты направляешься по известному тебе адресу». Представь, и все это изо дня в день талдычит мне этоттип.
— Да, разговор не из приятных, и, поверь, я очень сочувствую, что так у тебя сложилось, — сказал Хеллер.
— Да вот, излил душу и полегчало вроде, парень. И вообще почувствовал себя бодрее. Неужто голова у меня совсем прошла? — И он тряхнул головой. — Прошла. Ну что ж, давай теперь примем душ и смоемся отсюда. Пообедаем где-нибудь. Вскоре они уже были одеты. Когда они пробирались по тренировочному залу, Хеллер, как мне показалось, просто не смог удержаться, чтобы не покрасоваться лишний раз — это у него в крови. Проходя мимо мешка, подвешенного для отработки ударов, он нанес по нему удар. В результате оборвались обе пружины — как верхняя, так и нижняя.
— Извините, — сказал Хеллер сопровождающему их работнику клуба.
Туг к ним подошел очень толстый человек с огромной сигарой в зубах.
— Вы только гляньте, что натворил этот парень, — сказал клубный работник.
— Я заплачу за испорченный инвентарь, — сказал Хеллер.
— Гм, — сказал человек с сигарой. — А ну-ка, парень, врежь по этому мешку.
Хеллер послушно подошел и нанес удар. Мешок закачался на пружинах.
— У того мешка просто были проржавевшие пружины, Джо, — сказал толстяк. — Тебе следует своевременно производить ремонт.
Его слова заставили меня рассмеяться. В конце концов Хеллер так никого и не поразил своим ударом. Ну до чего же он любит показуху. Поэтому очень приятно бывает наблюдать, когда ему случается опростоволоситься.
В это время толпы театралов уже запрудили улицы.
— А знаешь, если тебе вдруг захочется посмотреть последний акт спектакля, — сказал с видом театрального завсегдатая Бац-Бац, — нужно просто дождаться, когда народ выйдет покурить во время антракта, а потом смешаться с публикой и спокойно пройти без билета. Тогда ты сможешь посмотреть последний акт пьесы, но я обычно в таких случаях просто сижу и ломаю себе голову, как получилось, что в первых актах они умудрились впутаться во все эти передряги. Поэтому я уже давно бросил это занятие. Тем временем они дошли до большого, ярко освещенного ресторана, над которым сияла огромная яркая надпись «Сардиния».
Метрдотель заметил Римбомбо в толпе у входа и тут же втащил его внутрь. Он провел гостей к небольшому столику у задней стены зала.
— Тут среди посетителей, — сказал Бац-Бац, — всегда бывают какие-нибудь знаменитости. Вон, например, сидит Джонни Матини. А чуть дальше Джина Лолоджиджида. Сюда пообедать сходятся обычно все звезды сцены. А что творится после премьеры, когда ведущие актеры приходят сюда! При успехе пьесы их встречают как героев — приветствиями и аплодисментами. Ну а когда провал, то на них просто не обращают внимания.
Метр, усадивший их за маленький уютный столик, положил перед ними меню. Хеллер бегло просмотрел его и обратил внимание на цены.
— Погодите-ка, — сказал он. — Я вовсе не собираюсь напрашиваться на угощение. Здесь, я вижу, все отнюдь не дешево. Поэтому расплачиваться здесь буду я.
Бац-Бац в ответ весело рассмеялся:
— Послушай, парень, несмотря на весь этот блеск и великолепие, это итальянский ресторан. И он принадлежит семье Корлеоне. Тут нам вовсе не подадут счета. Он нам просто принесет антипасто, тефтели и спагетти. Правда, все отличного качества. Бац-Бац тем временем достал из кармана нераспечатанную бутылку «Джонни Уокера» с золотой этикеткой и поставил ее на стол.
— Не делай такого удивленного лица, парень. Бутылка просто постоит на столе, а я буду наслаждаться одним ее видом. У меня по-прежнему дома полные коробки этого добра, но целых восемь месяцев в Синг-Синге я буду лишен этого зрелища. Она как бы будет напоминать мне о том, что я все еще не в Синг-Синге.
Антипасто принесли, и они с аппетитом принялись за еду. Мимо проходил официант. Это был не тот, что принес им первое блюдо, а другой, с шикарными, тонко закрученными усами.
— Чего новенького, Бац-Бац? — спросил он по-итальянски.
— Все паршиво, — ответил тот. — Лучше познакомься с этим парнем. Это мальчишка из нашей семьи. Красавчик Флойд. А это Черубино Гаэтано, — представил он официанта Хеллеру.
— Очень приятно, — сказал Черубино. — Принести вам чего-нибудь, Флойд?
— Пивка неплохо бы, — сказал Хеллер.
— Э нет, погоди! — сразу же остановил официанта Бац-Бац — Не давай этому мальчишке провести себя, он ведь пока что малолетка, ему нельзя подавать пиво, иначе нас (…) — Закон есть закон.
— Нет, это уж ты сам погоди, — сказал Черубино. — Малолетка или не малолетка, а свое пиво он имеет право заказать и получить.
— С каких это пор?
— Да хоть с сегодняшнего дня.
Черубино отошел и через минуту вернулся с пузатенькой бутылкой и высоким пивным стаканом на подносе.
— Да это же нарушение закона! — сказал Бац-Бац. — Меня и без того собираются отправить вверх по реке. А теперь они еще добавят обвинение по статье «о приобщении малолетних» и вообще никогда не выпустят.
— Бац-Бац, — сказал Черубино торжественным тоном, — я тебя очень люблю. Я любил тебя, еще когда ты был сопливым мальчишкой. Но вынужден признать, что ты просто глуп. Ты ведь просто не умеешь читать. Да это самое настоящее швейцарское пиво и притом наилучшего сорта. Но в данном случае из него полностью удален алкоголь! — И он подсунул бутылку прямо под нос Римбомбо. — Читай, что написано на этикетке. Видишь? Пиво импортировано! Все совершенно законно! — После этого он налил пиво в высокий стакан и протянул его Хеллеру.
— О, да это просто великолепно! Отличный вкус! — сказал Хеллер, попробовав наконец пива.
— Ну, сам видишь, — сказал Черубино, собираясь унести бутылку. — Я всегда говорил тебе, что ты просто глуп, Бац-Бац.
— Оставьте бутылку, — попросил Хеллер. — Я хочу записать потом его название. Мне уже просто осточертели все эти содовые и прочее. Один вид их вызывает у меня отрыжку.
— Мы с Римбомбо нередко заставляли держаться на расстоянии всяких там греков с их «адской кухней», так что ты, парень, не сомневайся — мы с ним близкие друзья, — сказал Черубино. — Но он и тогда был глупым, а когда вернулся с войны, то растерял здесь и последние мозги, хотя дальше глупеть, казалось, было просто невозможно. Ладно, до следующей встречи, заходи.
И он ушел. Бац-Бац только посмеивался:
— Во время войны Черубино был моим капитаном, так что он наверняка знает, что говорит.
— А что вы делали во время войны? — спросил Хеллер.
— Да видишь ли, утверждают, что морские десантники должны уметь делать все на свете. Они должны уметь обращаться с любым оружием, поэтому у них меньше обычной муштры, которую так любят в армии, но зато им предоставляется право быть убитыми более разнообразными способами.
— А лично вас чему учили? — спросил Хеллер.
— Ну, школа была у меня неплохая. Да и начинал я довольно хорошо. Когда я вышел из учебного лагеря, то сразу же пошел на самый верх. Меня сделали штурманом штурмовика.
— А это что такое?
— Штурмовик? Порхающая птичка, вертолет, одним словом. Или как их еще называют, геликоптер. Да где ты рос, парень? Неужто ты ни разу не смотрел старых фильмов? Ну ладно, как бы там ни было, но я носился в воздухе, разнося в пух и прах все, что передвигалось по земле, как вдруг меня совершенно неожиданно отправили в армейскую спецшколу.
— И что вы там изучали?
— Подрывное дело. — Принесли тефтели и спагетти. — Ну ладно, парень. Мы с тобой друзья. Поэтому я могу говорить с тобой совершенно откровенно. Честно говоря, я побил и поломал столько этих наших птичек, что полковник однажды объявил: «У этого (…) Римбомбо, несомненно, имеется талант, но попал он не в тот род войск. Отправьте-ка его в школу подрывников, там он сможет себя проявить на полную катушку». Я пытался было ссылаться на то, что вертолеты, прошитые насквозь вражескими пулями и снарядами, летают плохо вне зависимости от талантов штурмана, но меня все равно отправили без лишних разговоров, и вот теперь я здесь. Ты, парень, первый, кому я это рассказываю, так что не очень-то треплись на эту тему.
— Слова не пророню, — заверил его Хеллер и, немного помолчав, снова заговорил: — Бац-Бац, мне очень хотелось бы проконсультироваться с вами по одному вопросу Ну, наконец-то мы подходим к главному! До чего же все-таки хитер этот Хеллер. Я ведь все время предчувствовал, что встречу эту он затеял не зря. Может, дело повернется так, что он настроит против себя и Римбомбо. Он ведь любит играть у людей на нервах. Это я знаю по собственному опыту. А это очень опасное занятие. Хеллер достал из кармана какую-то бумажку официального вида. Я успел разглядеть на ней штамп корпуса учебной подготовки офицеров запаса. Оказалось, что это повестка.
— Вот о чем я вас хочу спросить, — сказал Хеллер. — Поглядите на эту строку. Здесь сказано, что я обязуюсь хранить верность Соединенным Штатам Америки и защищать Конституцию. Тут, судя по тексту, я должен буду поставить свою подпись. Мне кажется, что, поставив подпись, я беру на себя весьма серьезные обязательства. Бац-Бац глянул на бумагу.
— Видишь ли, это же не настоящая присяга. Вот в следующей строке говорится, что ты обещаешь, пройдя курс подготовки КПОЗ, отслужить два года в армии США в качестве младшего лейтенанта. Хм… Да. Это только первая стадия. Вот когда ты закончишь учебу, то должен будешь присягать по-настоящему Тебя поставят, как положено, велят поднять правую руку и повторить текст присяги. Вот это и будет уже серьезно.
— Видите ли, я не могу ставить свою подпись и брать на себя тем самым все эти обязательства, — сказал Хеллер. — А позднее, когда я пройду курс обучения, я не смогу принять присягу, о которой вы только что говорили.
— Тут я тебя прекрасно понимаю, — сказал Бац-Бац. — И ты совершенно прав, потому что это самое настоящее сборище жуликов и придурков.
Хеллер отложил повестку в сторону и принялся за спагетти.
— А знаете, Бац-Бац, — сказал он после некоторой паузы, — я мог бы пристроить вас на работу водителем.
Бац-Бац сразу весь напрягся.
— И это будет работа с выплатой социальной страховки, с нормальным налогообложением и все будет совершенно законно? Ты думаешь, что это сможет удовлетворить того типа, что ведает в полиции выпущенными на поруки?
— Целиком и полностью, — заверил его Хеллер. — Ко вторнику у меня будет своя корпорация, совершенно законно оформленная, она-то и сможет нанять вас на должность шофера. Вот эту справку вы и предъявите в среду.
— Ух ты! — воскликнул Бац-Бац. — Значит, мне не придется плыть вверх по реке?
— Но только мне хотелось бы поставить кое-какие условия, — сказал Хеллер.
На этот раз Бац-Бац напрягся еще больше.
— Собственно говоря, водить машину придется совсем мало. Но в дневное время вам придется выполнять кое-какие поручения. Работа тоже не будет слишком трудной, но она как раз относится к сфере вашей деятельности.
— Вот тут-то и таится какой-то подвох, или мой нюх меня на этот раз обманывает?
— Нет-нет, я не прошу у вас чего-нибудь противозаконного, — сказал Хеллер. — А кроме того, на работе вокруг вас всегда будет вертеться множество девушек.
— Звучит довольно соблазнительно. И все-таки тут что-то кроется.
— Да собственно никакого особого подвоха нет, — сказал Хеллер. — Вы служили в морской пехоте, и для вас тут ничего нового или особо трудного не будет. Мне хотелось бы, чтобы в дополнение к основным обязанностям вы расписались в этой повестке именем «Дж. Терренс Уистер» и трижды в неделю являлись бы на лекции, а кроме того, прошли бы курс строевой подготовки.
— Нет! — тут же отозвался Бац-Бац, и по тону чувствовалось, что отказ этот окончательный.
— Так ведь в лицо там меня никто не знает, хотя, как я и сам понимаю, мы совсем не похожи, но если я хоть немного разбираюсь в подобных организациях, единственное, в чем они по-настоящему заинтересованы, так это чтобы кто-то обязательно присутствовал на занятиях, вовремя крикнул «Я!» на перекличке и занимал место в строю при строевой подготовке.
— Нет! — повторил Бац-Бац.
И я его отлично понимал. Он был сицилийцем маленького роста, на целый фут ниже Хеллера, и притом жгучий брюнет, тогда как Хеллер был блондином.
— Видите ли, если вы своим коллегам по курсу скажете, что вас зовут Терренсом и будете отзываться на это имя, а я своим сокурсникам назовусь Джетом или Джеромом, то все будут думать, что это два разных студента, однако компьютеры будут считать нас одним и тем же лицом.
— Нет!
— Вы просто можете передавать мне те материалы, которые надлежит выучить, и немного позанимаетесь со мной строевой
подготовкой и ружейными артикулами, если вас именно эта сторона
волнует. И я честно буду все учить.
— Нет!
— Я заплачу вам любую сумму в качестве недельного жалованья за дополнительную работу, и, кроме того, вам не придется возвращаться в тюрьму.
— Пойми, парень, дело тут вовсе не в оплате. Двухсот долларов в неделю мне за глаза хватило бы. Дело тут не в деньгах. Просто есть такие вещи, которые человек просто не должен делать!
— И что именно вы относите к ним? — поинтересовался Хеллер.
— Послушай, парень. Я служил в морской пехоте. А если человек — морской пехотинец, то он остается морским пехотинцем на всю жизнь. Потому что морская пехота, — это, парень, МОРСКАЯ
ПЕХОТА! Понимаешь, парень, армия — это то, что несравненно ниже. Понимаешь, парень, армия — это армия, и что тут толковать. Сплошные придурки, доходяги, службисты. Я вижу, что ты даже не понимаешь, что сейчас просишь, чтобы я отказался от своих самых священных принципов. Да я даже и сделать-то вид не смогу, что поступил на службу в армию. Ей-Богу, парень. Да я буду чувствовать себя оплеванным и вообще не смогу нормально существовать. А ведь это главное, парень! Гордость человека! Гордость!
Они снова принялись за спагетти. В шуме ресторанного зала появилась какая-то новая тональность. Бац-Бац поглядел в сторону входа.
— Глянь-ка, — сказал он, — должно быть, сейчас закончилась какая-то премьера. А шум этот — потому что звезд ждут ну, парень, не теряй зря времени. Обрати внимание — если пьеса понравилась, вся масса обедающих будет хлопать, а если провалилась, все повернутся к ним спиной.
Хеллер тоже принялся осматривать зал. Джонни Матини привстал со своего места. Джина Лолоджиджида грациозно изогнула великолепную шею. Трое штатных фотографов ресторана, которые до этого просто слонялись по залу, изредка щелкая камерами для личных альбомов, сразу же бросились ко входу, чтобы не пропустить кадра, достойного вечности. А шум у двери все усиливался, и наконец толпа расступилась. По образовавшемуся проходу прошагал полицейский инспектор Графферти собственной персоной, да еще и в парадном мундире! Со вздохом разочарования все зрители тут же повернулись к нему спиной.
— Это Графферти, — злобно прошептал Бац-Бац. — И как у этого человека хватает наглости запросто войти в место, контролируемое Корлеоне. Ведь он на содержании у Фаустино!
Графферти, как видно, отлично знал, куда ему следует направить свои стопы. Он решительно пересекал зал. Он шел к столику Рибомбо! Он остановился у стола, правым боком к Хеллеру и лицом к Бац-Бацу.
— Переодетые в гражданское полицейские доложили мне, что ты заявился сюда, Римбомбо. Вот мне и захотелось еще раз полюбоваться на тебя, пока ты еще не за решеткой. Хеллер, однако, не смотрел на Графферти. Он сейчас засовывал с помощью вилки уголок скатерти в карман парадного кителя инспектора. Совершенно дурацкая шутка. И явно не ко времени. Ну что же, лишнее доказательство вульгарности его натуры.
— А это что у вас? — проговорил Графферти, и рука его потянулась к бутылке «Джонни Уокера» с золотой нашлепкой. — Гляди-ка, да еще и без штампа о сборе пошлины на колпачке! Я знал, что стоит мне только зайти сюда, как я сразу же найду… Резкий «флотский» голос Хеллера заставил собеседников, а заодно и публику поглядеть в его сторону. Общий ровный гул, стоявший до этого в зале, сменился тишиной.
Не думайте, что вам удастся прихватить моего друга на том, что он якобы занимается развращением малолетних!
Графферти отдернул руку от бутылки с виски и повернулся к
Хеллеру:
— А это еще кто такой? Послушай-ка, парень, где я уже видел твое лицо?
Не обращая внимания на его слова, Хеллер продолжал все тем же «флотским» голосом:
— Потребление этого пива мне разрешено законом!
— Пиво? Да? — встрепенулся Графферти. — Ага, малолетка и пьет пиво! Ну, Римбомбо, теперь-то тебе никак не отвертеться. А кроме того, мы еще и поставим вопрос о лишении лицензии. Я смогу отобрать у Корлеоне лицензию вообще на весь этот ресторан!
— Да вы только посмотрите! — выкрикнул Хеллер. — Это же безалкогольное пиво! Посмотрите на этикетку!
Хеллер торопливо и как-то неловко совал пустую бутылку из-под пива под нос Графферти. Каким-то образом она выскользнула у него из рук. Графферти попытался поймать ее на лету. Пивная бутылка ударилась о бутылку с виски. Бутылка с виски свалилась со стола. Графферти попытался поймать теперь уже бутылку с виски, но она грохнулась об пол и разбилась вдребезги. Графферти пытался дотянуться до нее, но, похоже, поскользнулся и, падая, ухватился за скатерть. Блюдо со спагетти, соусницы, грязные тарелки и красный томатный соус, поданный отдельно, — все это свалилось на падающего Графферти. Джина Лолоджиджида, прижав руку к сердцу и побледнев как мел, замерла за своим столиком. Хеллер энергично бросился на помощь.
— О Боже! — воскликнул он и быстро обежал вокруг стола, стремясь на выручку к Графферти. Шипы его туфель наступили на разбитую бутылку из-под виски. Он глянул на пол и одним движением ноги отшвырнул колпачок и осколок с этикеткой в другую сторону зала. Он весьма решительно помогал Графферти выбраться из-под стола, где тот неизвестно как оказался. Сорвав с соседнего столика скатерть в красную и белую клетку, Хеллер принялся вытирать ею лицо инспектора. Но можно ли это назвать помощью? Да он просто размазывал спагетти с томатным соусом по лицу и мундиру Графферти, втирая ему все это еще и в волосы. Джина Лолоджиджида затаилась, прижавшись к стенке в своей кабинке. Хеллер, поддерживая Графферти под локоть, подвел его к самому столику прославленной кинозвезды. Фотографы тем временем неустанно щелкали аппаратами, делая один снимок за другим.
— О, мисс Лолоджиджида! Инспектор Графферти на вполне законных основаниях требует права принести вам свои извинения за то, что помешал вашему мирному обеду. Дело в том, что скатерть случайно зацепилась за его пояс. Вы ведь весьма сожалеете о таком досадном случае, не правда ли, инспектор?
Графферти, казалось, вообще не понимал, что с ним происходит и где он находится. Совершенно растерянно он уставился на кинозвезду.
— О Боже! — только и сумел выдавить он из себя. — Да ведь это Лолоджиджида!
Потом он заметил, что скатерть все еще волочится за ним по полу во всем многоцветье соусов и разбитой посуды. Он вырвал кусок кармана и отбросил скатерть. Яркие вспышки фотографов слились в сплошной поток света. Оглядев зал безумным взором, он бросился вон из ресторана. И тут только Джина Лолоджиджида разразилась хохотом. Ее буквально сотрясал смех. Джонни Матини тоже оказался в этот момент рядом.
— О Боже, чего бы я не отдал, чтобы только поучаствовать в этом. Да ведь так наверняка можно попасть на обложку любого журнала.
Кто-то еще, скорее всего рекламный агент Джонни, хватал за полы фотографов и тащил их на какие-то срочные переговоры с управляющим ресторана. Потом он решил подключить и Хеллера.
— Послушай, парень, — сказал он, — тебе-то это наверняка безразлично, так, может, ты согласишься, чтобы Джонни занял твое место на первых страницах? Мы смонтируем и отретушируем все, что нужно.
— Валяйте, — великодушно разрешил Хеллер.
Джонни Матини поставили на то место, где стоял Хеллер, прямо перед Лолоджиджидой, и заставили принять примерно ту же позу. И снова вспышки, снова щелканье аппаратов. Хеллер тем временем вернулся к столику. Ресторан все еще сотрясался от раскатов хохота. Кто-то с запозданием принялся аплодировать, и Хеллер шутливо раскланялся, но указал при этом на Джонни Матини. Но этот жест вызвал еще больший смех.
Бац-Бац продолжал сидеть за своим столиком, переломившись пополам от хохота.
— О, клянусь Спасителем! Теперь этот Графферти еще долго и на пушечный выстрел не приблизится к владениям Корлеоне! А ты сделал этому заведению рекламу по меньшей мере на миллион долларов.
— А главное, что Графферти никак не сможет связать эту бутылку с виски с работенкой на складе, — не без резона заметил Хеллер.
Бац-Бац с удивлением глянул на Хеллера, когда тот садился на свое место.
— А ведь и в самом деле, — сказал он. — Гляди-ка, а я об этом как-то не подумал.
К ним подошел Черубино. Он принес еще одну бутылку безалкогольного пива и, улыбаясь, поставил ее перед Хеллером.
— Знаешь, Бац-Бац, а это и в самом деле замечательный парень. Но больше всего меня радует то, что он является членом нашей семьи, а не каким-нибудь чужаком. Вполне возможно, что на деле ты вовсе не так глуп, как я думал.
И он ушел. Римбомбо посидел некоторое время, как-то странно приглядываясь к Хеллеру.
— Знаешь, парень, — прервал он наконец свое молчание, — а я, пожалуй, все-таки соглашусь на твое предложение. Я даже упрячу подальше все свои принципы и ради тебя поступлю на службу в армию. — Он на какое-то мгновение задумался, будто пытаясь подыскать нужные слова, а потом продолжил: — И дело здесь совсем не в том, что такое решение спасает меня от возвращения в тюрьму. Скорее это потому, что быть рядом с тобой всегда забавно.
Однако на меня лично Хеллер не произвел столь уж большого впечатления. Весь этот фокус со скатертью — одна из самых старых хохм, которые в наших военных Академиях проделывают только с совсем уж зелеными новичками, призывниками, у которых молоко на губах не обсохло. А уж если речь заходит об астролетчиках, то у них богатейший опыт в разных ресторанных скандалах. Хеллер просто бессовестно воспользовался более высоким по сравнению с Землей техническим развитием Волтара. И все-таки уж больно он хитер и изворотлив. И, кроме того, уж слишком многие из его проделок сходят ему с рук. Да и когда наконец, черт побери, наладят мне связь с Ратом и Тербом? Я ведь не могу сидеть сложа руки и наблюдать, как ловко он надувает всех на свете. Ведь если это будет продолжаться, все могут решить, будто он в самом деле способен на что-то серьезное. Достаточно вспомнить, как все эти (…) ему хлопали.
Часть ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Глава 1
Ранним солнечным утром Хеллер и Бац-Бац вышли из станции метро подле университетского городка. Сегодня на Хеллере были явно сшитые портным серые фланелевые брюки и теннисная рубашка тоже светло-серого цвета. Белый свитер он небрежно накинул на плечи, завязав рукава спереди на груди. На нем также были его неизменная красная бейсбольная шапочка и шиповки. Были при нем еще и два тяжелых рюкзака, набитых какими-то вещами, о которых я не имел ни малейшего представления. Бац-Бац выглядел по-иному. На нем были неказистые джинсы и рубашка из толстой хлопчатобумажной ткани, а на голове — защитного цвета пилотка, на которой красовались буквы «МП США».Они вышли на аллею колледжа, и навстречу им сразу же стали попадаться нагруженные книжками студенты, спешащие по своим аудиториям. Однако, к моему крайнему удивлению, Хеллер с Римбомбо отнюдь не торопились попасть в какой-нибудь лекционный зал. Хеллер размашисто вышагивал, и Бац-Бацу приходилось делать по два шага на каждый его шаг, чтобы не отстать. Так они свернули к библиотеке, взяли чуть севернее и вышли к зданиям почти уже на сто двадцатой улице. Там был довольно обширный газон с развесистым деревом. Хеллер направился прямо к дереву.