Страница:
Хелот подложил в камин дров. Слуг он отослал – мешали своим мельтешением. Сидя в кресле с ногами, Санта наблюдала за ним с легким любопытством. Наконец она сказала:
– Хотите выпить? У моего внука здесь хороший запас вина.
Хелот повернулся к ней и неожиданно для себя улыбнулся:
– Разве призраки пьют? Я не знал.
– Я и сама не знала, пока не начала напиваться. Подождите здесь, не уходите. Я быстро принесу два бокала и бутылочку.
Бьенпенсанта поднялась, и ее просторные одежды зашуршали, как настоящие. Уже возле самой двери она обернулась, бросила на молодого рыцаря проницательный взгляд и добавила:
– А если вы вздумаете уснуть, сэр, я обещаю вам кошмары. Сами не обрадуетесь. Если проснетесь после этого седым, считайте, что повезло.
И скрылась в коридоре.
Но Хелот и не думал спать. Слишком многое заботило его в этот вечер, чтобы он мог уснуть. Когда Санта вернулась, держа в руках покрытую пылью бутылку с действительно хорошим красным вином, Хелот почти обрадовался. Привидение, когда хотело, было по-настоящему хорошим собеседником: чутким, умным, парадоксальным.
– Вы не обидитесь, сударыня…
– Можете называть меня «моя дорогая», – перебив, предложила Санта.
– Моя дорогая, – не стал спорить Хелот, – почему вы не остались в замке?
– Понятия не имею, – сказала Бьенпенсанта. – Я была проклятием рода, к которому принадлежит Греттир. Видимо, это оказалось важнее всего остального.
Хелот покачал головой.
– Я не верю в магию, – сказал он. – Я верю только в Бога. Но сейчас мне начинает казаться, что в нашем мире все далеко не так просто, и в игру вступили Силы, о которых мы с вами, моя дорогая, просто не подозреваем.
По телу Бьенпенсанты неожиданно пробежала волна красного жара, и она изогнулась и вздохнула.
– Может быть, – тихо сказала она. – Иногда мне кажется, что я способна улавливать изменения в балансе Сил, существующих в мире. И сейчас…
Она помолчала, и лицо ее изменилось. Так выглядела бы обыкновенная женщина, которая боится. Как будто открылась дверь на холодную улицу и тянет сквозняком.
Дверь Греттиру открыла молодая девушка и склонилась, пропуская его вперед. Греттир вошел и растерянно огляделся в поисках прислуги, чтобы отдать тяжелый от мокрого снега плащ и длинный меч в ножнах, с которым юноша не расставался с той минуты, как Хелот посвятил его в высокий рыцарский орден. Однако никого больше не увидел.
– Будьте как дома, – сказала девушка, еще раз поклонившись. – Сэр Гай ждет вас, сэр.
– Дома у меня есть оруженосец, – сказал Греттир.
Вместо ответа девушка взяла плащ и оружие и, нагруженная железом и тяжелой зимней одеждой, ушла в глубь дома.
Греттир оказался в небольшой, очень чистой комнате. Под ногами хрустело и вкусно пахло свежее сено. Среди цветных стекол окна было даже три красных – Греттир не мог позволить себе подобной роскоши и потому по-детски позавидовал.
Гай вышел ему навстречу. Он был уже изрядно пьян, и молодой человек заметил это по чересчур твердой походке Гая и по тому, как решительно тот кивнул ему на кресло с прямой спинкой.
– Располагайтесь, сэр, – сказал Гисборн и, повысив голос, крикнул: – Дианора! Воды гостю!
Греттир уселся, вытянул ноги. Юному датскому рыцарю уже случалось напиваться в обществе Гая Гисборна, однако в гостях у него юноша был впервые.
Вошла девушка, неся в обеих руках чашу для умывания. В воде плавали засушенные лепестки роз. Она протянула чашу сперва Греттиру, потом хозяину дома. Гай отстранил ее небрежным движением и, не обращая больше никакого внимания на служанку, равнодушно спросил Греттира:
– Как вам живется вдали от родины, сэр Греттир?
– Мне здесь нравится, – ответил юноша. – Не говоря уж о том, что вы удостоили меня своей дружбой, сэр.
– Настоящий зверинец, а? – так же равнодушно сказал Гай, подавая Греттиру кубок с вином и взяв себе другой.
– Да, – согласился Греттир, – например, этот жуткий разбойник из леса и его подручные…
– Локсли? – Светлые глаза Гая вдруг засияли, и он рассмеялся. – Да это единственный нормальный человек во всем Шервуде…
– За что же в таком случае вы ненавидите его, сэр Гай?
– Честно говоря, я предпочел бы или повесить его без проволочек, – ответил Гай, – или заручиться его дружбой. Он умен и очень отважен. Моя бы воля, я бы взял его на службу.
Он потянулся и осушил кубок до дна одним махом. Заглянул в опустевший кувшин и снова рявкнул:
– Дианора!
Девушка показалась в тот же миг, так бесшумно, словно выступила из стены. Не обращая внимания на ее грустное лицо, Гай распорядился:
– Еще вина, и поживее. Не заставляй нас ждать.
И снова Греттир проводил ее глазами. Девушка была слишком хороша для служанки. Гай заметил его взгляд и усмехнулся.
– Что, получше, чем эта корова леди Марион? – сказал он и неожиданно рыгнул. – Черт, напился как свинья, покуда ждал вас.
– Да, – сказал Греттир, думая о своем.
– Вы о чем, сэр?
– О девушке. Она действительно получше, чем леди Марион. И чем леди Джен. И даже чем леди Ровэна.
– Тсс, – прошипел Гай. – Как вам не совестно так говорить, сэр? Она же простая…
– Какие волосы, – перебил Греттир, хмелея с каждой секундой. – Какие глаза…
– Она еще и на лютне играет, – хвастливо заметил Гай и снова возвысил голос: – Дианора!
Когда Дианора послушно села с лютней у окна, на ее щеке появилось красное треугольное пятнышко от драгоценного красного стекла. И это пятно тихо скользило по ее лицу и волосам, когда она склонялась над струнами. Голос у нее был тихий, немного хрипловатый, как будто треснувший, и в то же время очень ласковый.
Неожиданно он увидел, что девушка смотрит ему прямо в глаза, и смутился.
– Это народная баллада, сэр, – ответила она, отставляя лютню. – Я подумала, что благородного лорда, быть может, развлечет музыка, которой благородный лорд никогда не слышал.
– Разумеется, – сказал Греттир. – Чудесная музыка. И вы сами, миледи, чудесная.
– Дианора, ступай вон, – приказал Гай, и она вышла.
Греттир проводил ее жадным взором, не замечая, что Гай хмурит брови и покусывает губу.
Наконец, вздохнув, юноша опрокинул в рот еще один кубок и взял с блюда сушеную яблочную дольку.
– Что как не общество друзей скрашивает наши дни, сэр? – проговорил он. – И я счастлив был обрести в Ноттингаме вас и своего старого друга, сэра Хелота из Ордена Храма.
– Кстати, – сказал Гисборн. – Орден Храма. Скажу вам откровенно, сэр, темная личность этот ваш Хелот. Никто не знает, откуда он взялся.
– Из Лангедока, – пояснил Греттир.
– Это меня и настораживает. Он еретик, сэр, он еретик. Весь Лангедок пропитан вонючей проказой Юга. Мне не хотелось бы, чтобы вы…
Неожиданно внизу послышался осторожный шорох. Как ни пьян был Гай, он уловил этот звук и поднял палец, прислушиваясь. Шорох повторился. Гай поднялся с кресла, держась одной рукой за стену, чтобы не потерять равновесия, а другой нащупывая на поясе кинжал. Греттир попытался было сделать то же самое, но покачнулся и чуть было не рухнул на пол, подняв невообразимый грохот.
Тотчас же, яростно выругавшись, Гай с топотом бросился вниз по лестнице и на бегу крикнул в темноту:
– Дианора!
Кто-то мягко, как кошка, скользнул мимо Гая в темный угол, и снова воцарилась тишина. Однако теперь для Гая она была полна угрозы.
– Гай, – донесся тихий голос девушки.
– Стой где стоишь, не двигайся, детка, – хрипло сказал Гай.
Опершись рукой о перила, он спрыгнул вниз. Снизу донесся его голос:
– Факелы! Греттир, черт бы вас побрал! Скорее!
Греттир неверной рукой ухватил факел и скатился по лестнице. Гай выкручивал руки человеку, который проник в дом и таился у стены.
– Держите факел! – крикнул Гисборн, задыхаясь. Он был сильнее незнакомца и уже одолевал его. Дианора жалась у стены, держась обеими руками за горло, как будто ее терзало удушье. Глаза ее потемнели и были полны ужаса. Наконец Гай повалил преступника на пол и последним ударом по голове лишил его чувств.
– Посветите, – велел Гай, казавшийся теперь совершенно трезвым.
Греттир сунул факел, едва не опалив поверженному волосы. В багровом свете показалось смуглое лицо с горбатым носом.
– Проклятый сарацин, – пробормотал Греттир. – Я узнал тебя, клянусь распятием. Ты сгниешь заживо… Я отомщу. Я отомщу.
– Дианора… Ты здесь? – Гай поднял голову и увидел, что девушка стоит рядом. – Возьми факел у сэра Греттира.
Свет запрыгал по стенам, как будто у Дианоры задрожали руки, когда Гай ударом ноги перевернул своего пленника на спину. Несколько минут он вглядывался в него, а потом перевел цепкий взор на Греттира, бледного как смерть.
– Так вы знаете этого человека, сэр?
– Да, – выпалил Греттир. – Это Алькасар, беглый раб. Он принадлежал сэру Гарсерану. Сообщник этого Локсли. Он чуть не убил меня там, в Гнилухе.
В темной прихожей пахло сеном, факельной смолой и кровью.
– Да, забавно, – задумчиво сказал Гай и принялся связывать пленнику руки. – Придется вызвать стражу и доставить его в Голубую Башню. Вы не зайдете в казарму, сэр? Я был бы вам очень признателен.
– Конечно, – пробормотал Греттир, которому страшно не хотелось куда-то идти. – Если дойду, сэр…
Гай закончил связывать пленнику руки и, выпрямившись, взял факел из рук Дианоры.
– Девочка, ступай спать, – сказал он ей. Она поцеловала его руку и медленно пошла вверх по лестнице. Несколько секунд Гай смотрел ей вслед, потом перевел взгляд на Алькасара и сказал, вздрогнув:
– Как подумаю о том, что любой бандит может убить ее, оскорбить, похитить… Нужно бы отдать ее в хороший монастырь, да никак не могу расстаться.
– Вы ее любите? – решился наконец Греттир.
Гай улыбнулся.
– Конечно, – сказал он. – Ведь она моя сестра.
– Почему призраки могут напиваться? – спросила она. – Если бы призраки могли еще и обжираться, и заниматься любовью… Увы, эти радости нам почему-то недоступны…
Хелот улыбнулся. Вечер у камина вдвоем с привидением оказался гораздо приятнее, чем он мог себе представить. Санта поставила кубок на стол и подалась вперед, упираясь острыми локтями в колени.
– Вы имеете большое влияние на моего правнука, – проговорила она. – Будучи его проклятием, я, естественно, не могу не беспокоиться за его судьбу. Мне хотелось бы видеть его серьезным, женатым человеком, богатым, с многочисленными наследниками, чтобы было кого мучить впоследствии. А он, вместо того чтобы оправдать мои надежды, предается пьянству и совершенно отбился от рук.
– По-вашему, моя дорогая, здесь есть девушка, достойная стать женой сэра Греттира? – спросил Хелот.
– Если поискать, мой друг, то девушка найдется, – твердо сказала Санта. – Нужно только хорошенько поискать. Девушки всегда находятся. В чем-чем, а в этом я совершенно уверена.
Тихо скрипнула дверь. Снизу послышались голоса: у входа с кем-то негромко переговаривался заспанный слуга. Хелот шевельнулся в кресле.
– Кажется, ваш правнук вернулся.
Санта покачала головой:
– Нет, это не он. Уж его-то приближение я бы почувствовала загодя. Нет, мальчишка продолжает губить свое здоровье в компании Гисборна. Надеюсь, там нет Гарсерана – этот вообще настоящая пивная бочка. Терпеть его не могу.
Поздний посетитель, похоже, настаивал на том, чтобы его впустили. Слуга отнекивался и бранился, доносилось нечто вроде «не требуется» и «не звали».
– Похоже, кто-то из простых домогается, – определила Санта и вдруг хищно шевельнула ноздрями. – Ба! Да это девица! – И, повысив голос, крикнула в темноту, да так пронзительно, что у Хелота заложило уши: – Впустить!
Через несколько минут по лестнице, задыхаясь, вбежала Дианора. Капюшон темного плаща упал на спину, открывая золотистые волосы и совсем юное лицо с распухшими от плача веками. Слезы, не таясь, дрожали в глазах.
Хелот вскочил и бросился к ней навстречу:
– Бог мой, Дианора!
Дианора прижалась к нему, схватила за руки. Она дрожала с головы до ног, и Хелот осторожно поцеловал ее в макушку, чувствуя губами теплые, влажные от снега волосы.
– Хелот… – пробормотала она. – Господи! Неужели это ты? Я думала застать здесь Греттира и просить его… Но это похоже на чудо! Как ты здесь оказался?
– Мы с Греттиром приятели, – пояснил Хелот.
Теперь она отстранилась и взглянула на него с неожиданным подозрением. Хелот вздохнул:
– Это долго объяснять, Дианора.
– Вы… сэр, вы – тамплиер? – Теперь на ее лице показался страх. Она опустила голову и поклонилась. – Простите, господин, я не знала.
Хелот покраснел:
– Пожалуйста, Дианора, не бойся. Я просто Хелот из Лангедока, один из лесных стрелков. Не нужно называть меня «сэр». О чем ты хотела просить Греттира?
Призрак лениво поднялся с кресла и, сделав несколько шагов по направлению к девушке, повис в воздухе, не касаясь пола.
– Я же говорила, что в девицах недостатка не бывает, – заметила Санта и, усмехаясь, чтобы скрыть досаду, поплыла по воздуху к двери.
Дианора потянулась было рукой к маленькому костяному распятию, висевшему у нее на шее, но Хелот осторожно взял ее руку в свою и остановил.
– В этом нет необходимости. Эта леди не причинит тебе вреда. Посторонись, пропусти ее.
Призрак скрылся. Хелот усадил Дианору в кресло, оставленное прабабушкой Греттира, и налил ей вина. Она стала пить, едва не расплескав себе па платье. Потом отставила кубок и снова заплакала, прижимаясь лицом к рукам Хелота. Согнувшись перед ней, как в поклоне, Хелот не решался отнимать руки и чувствовал себя полным дураком.
– Что с тобой? – спросил он наконец. – У тебя беда, детка?
– И у тебя, если только Алькасар остался твоим другом, – сказала она и с трудом перевела дыхание.
Хелот уселся на пол у ее ног.
– Только что Греттир, твой приятель, и Гай Гисборн, еще один твой приятель, схватили моего Алькасара, – безжизненным голосом сказала она.
Повисла мрачная пауза. Наконец Хелот спросил:
– Где?
– У нас в доме.
– Какого дьявола Алькасара понесло в город? – взорвался Хелот.
Вместо ответа Дианора зарыдала так отчаянно, что он даже растерялся.
– Он приходил ко мне, – выговорила она в конце концов. – Ко мне. Я не пришла в назначенный день. Мы условились встретиться у отшельника, но я не смогла уйти. Гай напился, весь вечер то и дело звал меня прислуживать. Когда он пьян, с ним лучше не спорить.
Хелот поднялся на ноги, Она смотрела на него так, словно он мог ей помочь. Пометавшись по комнате несколько секунд, Хелот сказал:
– Лучше всего было бы обратиться за помощью к святому Сульпицию. Он, я думаю, даст дельный совет. Как только найдешь минутку, сходи к нему. Сам я нескоро выберусь. А просить Греттира не имеет ни малейшего смысла. Греттир очень молод и очень горд. Он никогда не простит Алькасара. Сарацин его унизил, показал, что такое боль и страх смерти. Не надо ему ничего знать. Не плачь, Дианора.
Она встала, опустила капюшон на лицо.
– Хорошо, – сказала она совсем тихо. – Ты не забудешь?
– Дианора, – ответил Хелот. – Из-за тебя мы поссорились с Алькасаром. Он был мне другом, а стал соперником. Отшельник сказал: «Пусть девушка выберет сама». И ты выбрала его, а не меня. Что мне было делать? Я не хотел терять вас обоих. Ты возлюбленная моего друга, и я помогу тебе в твоем желании соединиться с ним. Клянусь!
Едва он выговорил эти слова, едва вытер слезы с ее щеки, как совсем рядом ослепительно сверкнула молния и в тот же миг пророкотал гром. В дверях показалась Бьенпенсанта. Она сама была подобна молнии: серебряно-белое одеяние струилось с ее плеч, как поток живого огня, длинные волосы разметались и стояли дыбом, глаза загорелись, с пальцев струилось пламя. Такой Хелот никогда ее не видел – даже в те дни, когда войска Рауля де Камбрэ стояли под стенами замка. И когда она заговорила, от одного звука ее голоса мороз прошел по коже.
– Ты поклялся, Хелот из Лангедока, – загремел ее голос. – Ты сказал: «Я клянусь». Ты произнес клятву в присутствии Сил. Я слышала ее, я отдаю ее Силам. Пусть они ведут тебя за руку, пусть следят за тем, чтобы ты не сбился с пути своей клятвы. Плохой ты выбрал час, если думал успокоить Дианору пустым обещанием! Сегодня открылись врата, о которых я прежде не ведала, и твоя клятва услышана.
– О чем ты говоришь, Санта? – закричал Хелот. – Какие врата? Кем услышана?
Но лицо призрака исказила гримаса страдания, губы Санты задрожали, бледное мерцание окутало ее саваном.
– Не знаю, – простонала Бьенпенсанта. – Силы сотрясают меня… Мне больно…
Она подняла руку, изливая потоки холодного пламени, и хрипло закричала. Дианора, дрожа, прижалась к Хелоту. Он прикрыл ее лицо рукой и сам отвернулся.
– Не бойся, – прошептал он ей на ухо. – Она не хочет зла… Она сама страдает и боится…
Спустя мгновение голубоватый свет, заливавший комнату, погас, и Бьенпенсанта с тихим вздохом опустилась на пол. Хелот смотрел на нее, не решаясь подойти. Привидение напоминало теперь просто бесформенную кучу шелковых одеяний. Прошло еще несколько секунд, и оно рассеялось, оставив после себя сильный запах озона.
– Вот и все, – сказал Хелот. – Теперь иди домой, детка.
Она отошла на несколько шагов и взглянула на Хелота с суеверным страхом.
– Вы колдун, сударь? – спросила она. – Кого вы только что призывали? Я не выдам вас.
– Никого я не призывал. Это старое привидение, безобидное, хотя и довольно надоедливое. Я вовсе не колдун. Что с тобой, Дианора?
– Не знаю, – медленно произнесла она. – Мне страшно. Мне хочется вам верить, господин. Простите.
Она спустилась по лестнице и вышла в темноту зимней ночи.
Спустя день, когда Греттир оправился от похмелья, лангедокский рыцарь предложил провести приятный вечер у сэра Гарсерана, куда, по слухам, приглашены самые красивые леди Ноттингама.
– Леди Ровэна, говорят, превосходно играет на лютне, – добавил Хелот.
«Я знаю, КТО превосходно играет на лютне», – подумал Греттир, однако промолчал. Он не подозревал о том, что Хелот сейчас просто читает его мысли.
Странным было также отсутствие Бьенпенсанты. Прабабушка не являлась уже второй день. Но у привидения случались приступы меланхолии, и потому Греттир ничуть не удивлялся этому.
Вечер у сэра Гарсерана удался на славу. Леди Ровэна действительно щипала струны и выводила слабеньким голоском томную балладу о рыцаре, который неузнанным вернулся в родные края и узнал, что его возлюбленная вышла замуж за другого. Леди Марион вздыхала и вытирала рукавом проступившие слезы, заодно избавляясь от жирных пятен соуса, в изобилии оставшихся на ее щеках и губах. Благородные лорды вели свои беседы, а леди Джен не сводила с Гарсерана влюбленных глаз и была, по мнению последнего, решительно смешна, хотя и трогательна.
– Влюбленная женщина производит жалкое впечатление, – доверительпо говорил Гарсеран, склоняясь к уху Хелота. – Впрочем, вас, сэр, это не должно затрагивать. Говорят, тамплиеры не только дают обет безбрачия, но и соблюдают его.
– В том, что касается меня, это, несомненно, так, – согласился Хелот и пристально посмотрел на своего собеседника. Гарсеран ему не нравился: когда Локсли потрошил его, он трусил, врал, заикался – от страха не смог проглотить ни кусочка браконьерски убитого оленя, хотя трапеза полагалась ему по священному праву ограбленного. В то же время, если послушать высокого лорда, ему случалось в одиночку расправляться с неисчислимыми ордами неверных. Многие, с великой охотой объяснял Гарсеран, обращались в бегство при одном только звуке его имени.
– Наварра! Наварра! Вот оплот истинно христианского духа! – восклицал он при этом. – Наварра стала надеждой христианства в великой борьбе с неверными. А что сказать о Лангедоке? Не тенью ли позора ложится на весь католический мир…
– Я бы не стал употреблять такие слова, – холодно перебил его Хелот.
– Ха! Но ведь вы не станете возражать, сэр, что в Тулузское графство проникли не только иудеи – там процветает даже ислам! Что же касается Римской церкви, то она почему-то не пользуется там большим уважением. Что скажете?
– Скажу, что мы с вами не уполномочены обсуждать проблемы, которые находятся в ведении высших церковных иерархов. И вы, и я, сэр Гарсеран, – мы всего лишь воины. И пока наши руки держат оружие, мы будем защищать…
– Выпьем! – предложил Гай Гисборн.
– Отличная идея! – заметила леди Марион, которая только сейчас начала проявлять интерес к разговору. Она подставила кубок виночерпию и сладко улыбнулась Хелоту. Тамплиер нравился ей, и пышущая здоровьем красавица этого не скрывала. – Удивительно и другое, сэр Хелот, – проговорила она вполголоса и поднесла свой кубок к кубку тамплиера. – И вы, и я – мы оба дали обеты. Мы оба ведем почти монастырскую жизнь, заботясь лишь о своей душе и надев на плоть суровые оковы духа. Как это сближает!
Хелот поперхнулся и долго кашлял, пока Гай Гисборн участливо не постучал его по спине.
– Во всяком случае, сэр Гарсеран, – заговорил Хелот снова, выбрав лангедокскую ересь как менее опасную тему для беседы, – у меня на родине сейчас идет жестокая война. Мне больно думать о том, что Лангедок опустошен, урожай вытоптан, деревни стерты с лица земли.
– А разве здесь не война? – вмешался Гай Гисборн. – Лесные разбойники поистине бедствие не лучше чумы.
– И в этой войне мы с вами пока что терпим поражение за поражением, – сказал Гарсеран и пригорюнился.
– Я приготовил вам сюрприз, сэр Гарсеран, – сказал Гай. – Чтобы вы не думали, будто нас преследуют одни лишь беды. Я берег его на финал праздника, но пусть мой план сорвется, только бы поднялся боевой дух ноттингамского рыцарства! Один из этих злодеев был пойман на пороге моего дома.
– Человек из лесной банды? – взвизгнула леди Ровэна.
Леди Джен, видимо готовясь упасть в обморок, прикидывала расстояние до сэра Гарсерана, чтобы оказаться поближе к нему в момент слабости. Гарсеран заметил это и предусмотрительно отодвинулся.
– Да, это один из людей Локсли. Сэр Греттир узнал его. Даже среди лесного зверья, сбившегося в банду вокруг Локсли, этот человек выделялся своей изощренной жестокостью. И это не удивительно – он понятия не имеет о христианском Боге.
Леди Марион осенила себя крестом размером с могильный.
Греттир сидел ни жив ни мертв и боялся поднять глаза на Хелота. Тем временем Гисборн обернулся к слуге, стоявшему возле двери, и махнул ему рукой. Послышалась возня, топот, пыхтение – и Алькасара втащили в комнату, как мешок с песком. В качестве носильного груза сарацин был все-таки довольно тяжел, а идти самостоятельно отказался, как и следовало ожидать. Двое стражников с трудом пристроили его на коленях против кресла, на котором восседал хозяин дома – сэр Гарсеран из Наварры.
Полюбовавшись на смуглую физиономию с еле заметными рябинками после перенесенной болезни, Гарсеран расхохотался.
– Ты жив! Это новость для меня, к тому же приятная… Я был уверен, что ты сдох где-нибудь под кустом.
Алькасар еле заметно усмехнулся, за что немедленно получил удар ногой в подбородок. Стражники помогли ему снова обрести равновесие. Он склонил голову к плечу, вытирая кровь о рубашку. Гарсеран узнал на воротнике одежды узника брабантские кружева, некогда стоившие ему, Гарсерану, больших денег, и заскрежетал зубами.
– Думаю, он и помог бежать разбойнику, – сказал Гай и склонился к Алькасару. – Кто еще из лесных братьев орудует здесь, в Ноттингаме? Отвечай!
Алькасар не удостоил его даже взглядом. Он продолжал созерцать лицо Гарсерана, который, сам не зная почему, медленно краснел. Хелот видел, что в груди наваррского рыцаря зреет лютый гнев.
Леди Марион подошла поближе, беспрерывно осеняя себя мелкими крестиками и бормоча Аve Maria и Pater Noster.
– Как вы думаете, сэр, – обратилась она к Хелоту, – ведь он мог и передать этому Локсли талисман, срывающий засовы? Представить страшно, что могло бы случиться, если бы он оставался на свободе…
Алькасар повернулся на звук ее голоса и вдруг увидел Хелота. Черные пушистые ресницы пленника сблизились, когда тамплиер прикусил губу и отвернулся. Алькасар не знал, что Хелоту пришлось изо всех сил стиснуть зубы, чтобы они не стучали.
– Какое ужасное зрелище, – прошептала чувствительная леди Ровэна и вытянула шею, чтобы получше разглядеть страшного разбойника, руки которого были скованы за спиной, и кандалы крепились большим болтом к железному обручу на поясе. – Как вы думаете, его повесят, сэр?
– Хотите выпить? У моего внука здесь хороший запас вина.
Хелот повернулся к ней и неожиданно для себя улыбнулся:
– Разве призраки пьют? Я не знал.
– Я и сама не знала, пока не начала напиваться. Подождите здесь, не уходите. Я быстро принесу два бокала и бутылочку.
Бьенпенсанта поднялась, и ее просторные одежды зашуршали, как настоящие. Уже возле самой двери она обернулась, бросила на молодого рыцаря проницательный взгляд и добавила:
– А если вы вздумаете уснуть, сэр, я обещаю вам кошмары. Сами не обрадуетесь. Если проснетесь после этого седым, считайте, что повезло.
И скрылась в коридоре.
Но Хелот и не думал спать. Слишком многое заботило его в этот вечер, чтобы он мог уснуть. Когда Санта вернулась, держа в руках покрытую пылью бутылку с действительно хорошим красным вином, Хелот почти обрадовался. Привидение, когда хотело, было по-настоящему хорошим собеседником: чутким, умным, парадоксальным.
– Вы не обидитесь, сударыня…
– Можете называть меня «моя дорогая», – перебив, предложила Санта.
– Моя дорогая, – не стал спорить Хелот, – почему вы не остались в замке?
– Понятия не имею, – сказала Бьенпенсанта. – Я была проклятием рода, к которому принадлежит Греттир. Видимо, это оказалось важнее всего остального.
Хелот покачал головой.
– Я не верю в магию, – сказал он. – Я верю только в Бога. Но сейчас мне начинает казаться, что в нашем мире все далеко не так просто, и в игру вступили Силы, о которых мы с вами, моя дорогая, просто не подозреваем.
По телу Бьенпенсанты неожиданно пробежала волна красного жара, и она изогнулась и вздохнула.
– Может быть, – тихо сказала она. – Иногда мне кажется, что я способна улавливать изменения в балансе Сил, существующих в мире. И сейчас…
Она помолчала, и лицо ее изменилось. Так выглядела бы обыкновенная женщина, которая боится. Как будто открылась дверь на холодную улицу и тянет сквозняком.
* * *
Гай Гисборн жил в своем доме Белого Единорога на Офицерской улице. Дом этот с двумя окнами по фасаду выглядел нарядно.Дверь Греттиру открыла молодая девушка и склонилась, пропуская его вперед. Греттир вошел и растерянно огляделся в поисках прислуги, чтобы отдать тяжелый от мокрого снега плащ и длинный меч в ножнах, с которым юноша не расставался с той минуты, как Хелот посвятил его в высокий рыцарский орден. Однако никого больше не увидел.
– Будьте как дома, – сказала девушка, еще раз поклонившись. – Сэр Гай ждет вас, сэр.
– Дома у меня есть оруженосец, – сказал Греттир.
Вместо ответа девушка взяла плащ и оружие и, нагруженная железом и тяжелой зимней одеждой, ушла в глубь дома.
Греттир оказался в небольшой, очень чистой комнате. Под ногами хрустело и вкусно пахло свежее сено. Среди цветных стекол окна было даже три красных – Греттир не мог позволить себе подобной роскоши и потому по-детски позавидовал.
Гай вышел ему навстречу. Он был уже изрядно пьян, и молодой человек заметил это по чересчур твердой походке Гая и по тому, как решительно тот кивнул ему на кресло с прямой спинкой.
– Располагайтесь, сэр, – сказал Гисборн и, повысив голос, крикнул: – Дианора! Воды гостю!
Греттир уселся, вытянул ноги. Юному датскому рыцарю уже случалось напиваться в обществе Гая Гисборна, однако в гостях у него юноша был впервые.
Вошла девушка, неся в обеих руках чашу для умывания. В воде плавали засушенные лепестки роз. Она протянула чашу сперва Греттиру, потом хозяину дома. Гай отстранил ее небрежным движением и, не обращая больше никакого внимания на служанку, равнодушно спросил Греттира:
– Как вам живется вдали от родины, сэр Греттир?
– Мне здесь нравится, – ответил юноша. – Не говоря уж о том, что вы удостоили меня своей дружбой, сэр.
– Настоящий зверинец, а? – так же равнодушно сказал Гай, подавая Греттиру кубок с вином и взяв себе другой.
– Да, – согласился Греттир, – например, этот жуткий разбойник из леса и его подручные…
– Локсли? – Светлые глаза Гая вдруг засияли, и он рассмеялся. – Да это единственный нормальный человек во всем Шервуде…
– За что же в таком случае вы ненавидите его, сэр Гай?
– Честно говоря, я предпочел бы или повесить его без проволочек, – ответил Гай, – или заручиться его дружбой. Он умен и очень отважен. Моя бы воля, я бы взял его на службу.
Он потянулся и осушил кубок до дна одним махом. Заглянул в опустевший кувшин и снова рявкнул:
– Дианора!
Девушка показалась в тот же миг, так бесшумно, словно выступила из стены. Не обращая внимания на ее грустное лицо, Гай распорядился:
– Еще вина, и поживее. Не заставляй нас ждать.
И снова Греттир проводил ее глазами. Девушка была слишком хороша для служанки. Гай заметил его взгляд и усмехнулся.
– Что, получше, чем эта корова леди Марион? – сказал он и неожиданно рыгнул. – Черт, напился как свинья, покуда ждал вас.
– Да, – сказал Греттир, думая о своем.
– Вы о чем, сэр?
– О девушке. Она действительно получше, чем леди Марион. И чем леди Джен. И даже чем леди Ровэна.
– Тсс, – прошипел Гай. – Как вам не совестно так говорить, сэр? Она же простая…
– Какие волосы, – перебил Греттир, хмелея с каждой секундой. – Какие глаза…
– Она еще и на лютне играет, – хвастливо заметил Гай и снова возвысил голос: – Дианора!
Когда Дианора послушно села с лютней у окна, на ее щеке появилось красное треугольное пятнышко от драгоценного красного стекла. И это пятно тихо скользило по ее лицу и волосам, когда она склонялась над струнами. Голос у нее был тихий, немного хрипловатый, как будто треснувший, и в то же время очень ласковый.
– Что это за песня? – спросил Греттир, спьяну не соображая, что говорит слишком громко.
Пусть в кубках пенится вино,
Забудьте о былом.
Пусть будет то, что суждено
Нам на пути земном.
Забудьте кров, забудьте дом
И тот зеленый холм,
Где навсегда уже вдвоем
Заснули мать с отцом.
Забудьте мир, забудьте сон
Без страха и тревог.
Забудьте колокольный звон
И из трубы дымок…
Неожиданно он увидел, что девушка смотрит ему прямо в глаза, и смутился.
– Это народная баллада, сэр, – ответила она, отставляя лютню. – Я подумала, что благородного лорда, быть может, развлечет музыка, которой благородный лорд никогда не слышал.
– Разумеется, – сказал Греттир. – Чудесная музыка. И вы сами, миледи, чудесная.
– Дианора, ступай вон, – приказал Гай, и она вышла.
Греттир проводил ее жадным взором, не замечая, что Гай хмурит брови и покусывает губу.
Наконец, вздохнув, юноша опрокинул в рот еще один кубок и взял с блюда сушеную яблочную дольку.
– Что как не общество друзей скрашивает наши дни, сэр? – проговорил он. – И я счастлив был обрести в Ноттингаме вас и своего старого друга, сэра Хелота из Ордена Храма.
– Кстати, – сказал Гисборн. – Орден Храма. Скажу вам откровенно, сэр, темная личность этот ваш Хелот. Никто не знает, откуда он взялся.
– Из Лангедока, – пояснил Греттир.
– Это меня и настораживает. Он еретик, сэр, он еретик. Весь Лангедок пропитан вонючей проказой Юга. Мне не хотелось бы, чтобы вы…
Неожиданно внизу послышался осторожный шорох. Как ни пьян был Гай, он уловил этот звук и поднял палец, прислушиваясь. Шорох повторился. Гай поднялся с кресла, держась одной рукой за стену, чтобы не потерять равновесия, а другой нащупывая на поясе кинжал. Греттир попытался было сделать то же самое, но покачнулся и чуть было не рухнул на пол, подняв невообразимый грохот.
Тотчас же, яростно выругавшись, Гай с топотом бросился вниз по лестнице и на бегу крикнул в темноту:
– Дианора!
Кто-то мягко, как кошка, скользнул мимо Гая в темный угол, и снова воцарилась тишина. Однако теперь для Гая она была полна угрозы.
– Гай, – донесся тихий голос девушки.
– Стой где стоишь, не двигайся, детка, – хрипло сказал Гай.
Опершись рукой о перила, он спрыгнул вниз. Снизу донесся его голос:
– Факелы! Греттир, черт бы вас побрал! Скорее!
Греттир неверной рукой ухватил факел и скатился по лестнице. Гай выкручивал руки человеку, который проник в дом и таился у стены.
– Держите факел! – крикнул Гисборн, задыхаясь. Он был сильнее незнакомца и уже одолевал его. Дианора жалась у стены, держась обеими руками за горло, как будто ее терзало удушье. Глаза ее потемнели и были полны ужаса. Наконец Гай повалил преступника на пол и последним ударом по голове лишил его чувств.
– Посветите, – велел Гай, казавшийся теперь совершенно трезвым.
Греттир сунул факел, едва не опалив поверженному волосы. В багровом свете показалось смуглое лицо с горбатым носом.
– Проклятый сарацин, – пробормотал Греттир. – Я узнал тебя, клянусь распятием. Ты сгниешь заживо… Я отомщу. Я отомщу.
– Дианора… Ты здесь? – Гай поднял голову и увидел, что девушка стоит рядом. – Возьми факел у сэра Греттира.
Свет запрыгал по стенам, как будто у Дианоры задрожали руки, когда Гай ударом ноги перевернул своего пленника на спину. Несколько минут он вглядывался в него, а потом перевел цепкий взор на Греттира, бледного как смерть.
– Так вы знаете этого человека, сэр?
– Да, – выпалил Греттир. – Это Алькасар, беглый раб. Он принадлежал сэру Гарсерану. Сообщник этого Локсли. Он чуть не убил меня там, в Гнилухе.
В темной прихожей пахло сеном, факельной смолой и кровью.
– Да, забавно, – задумчиво сказал Гай и принялся связывать пленнику руки. – Придется вызвать стражу и доставить его в Голубую Башню. Вы не зайдете в казарму, сэр? Я был бы вам очень признателен.
– Конечно, – пробормотал Греттир, которому страшно не хотелось куда-то идти. – Если дойду, сэр…
Гай закончил связывать пленнику руки и, выпрямившись, взял факел из рук Дианоры.
– Девочка, ступай спать, – сказал он ей. Она поцеловала его руку и медленно пошла вверх по лестнице. Несколько секунд Гай смотрел ей вслед, потом перевел взгляд на Алькасара и сказал, вздрогнув:
– Как подумаю о том, что любой бандит может убить ее, оскорбить, похитить… Нужно бы отдать ее в хороший монастырь, да никак не могу расстаться.
– Вы ее любите? – решился наконец Греттир.
Гай улыбнулся.
– Конечно, – сказал он. – Ведь она моя сестра.
* * *
Бьенпенсанта развалилась в кресле, поигрывая кубком, в котором оставалось еще вино.– Почему призраки могут напиваться? – спросила она. – Если бы призраки могли еще и обжираться, и заниматься любовью… Увы, эти радости нам почему-то недоступны…
Хелот улыбнулся. Вечер у камина вдвоем с привидением оказался гораздо приятнее, чем он мог себе представить. Санта поставила кубок на стол и подалась вперед, упираясь острыми локтями в колени.
– Вы имеете большое влияние на моего правнука, – проговорила она. – Будучи его проклятием, я, естественно, не могу не беспокоиться за его судьбу. Мне хотелось бы видеть его серьезным, женатым человеком, богатым, с многочисленными наследниками, чтобы было кого мучить впоследствии. А он, вместо того чтобы оправдать мои надежды, предается пьянству и совершенно отбился от рук.
– По-вашему, моя дорогая, здесь есть девушка, достойная стать женой сэра Греттира? – спросил Хелот.
– Если поискать, мой друг, то девушка найдется, – твердо сказала Санта. – Нужно только хорошенько поискать. Девушки всегда находятся. В чем-чем, а в этом я совершенно уверена.
Тихо скрипнула дверь. Снизу послышались голоса: у входа с кем-то негромко переговаривался заспанный слуга. Хелот шевельнулся в кресле.
– Кажется, ваш правнук вернулся.
Санта покачала головой:
– Нет, это не он. Уж его-то приближение я бы почувствовала загодя. Нет, мальчишка продолжает губить свое здоровье в компании Гисборна. Надеюсь, там нет Гарсерана – этот вообще настоящая пивная бочка. Терпеть его не могу.
Поздний посетитель, похоже, настаивал на том, чтобы его впустили. Слуга отнекивался и бранился, доносилось нечто вроде «не требуется» и «не звали».
– Похоже, кто-то из простых домогается, – определила Санта и вдруг хищно шевельнула ноздрями. – Ба! Да это девица! – И, повысив голос, крикнула в темноту, да так пронзительно, что у Хелота заложило уши: – Впустить!
Через несколько минут по лестнице, задыхаясь, вбежала Дианора. Капюшон темного плаща упал на спину, открывая золотистые волосы и совсем юное лицо с распухшими от плача веками. Слезы, не таясь, дрожали в глазах.
Хелот вскочил и бросился к ней навстречу:
– Бог мой, Дианора!
Дианора прижалась к нему, схватила за руки. Она дрожала с головы до ног, и Хелот осторожно поцеловал ее в макушку, чувствуя губами теплые, влажные от снега волосы.
– Хелот… – пробормотала она. – Господи! Неужели это ты? Я думала застать здесь Греттира и просить его… Но это похоже на чудо! Как ты здесь оказался?
– Мы с Греттиром приятели, – пояснил Хелот.
Теперь она отстранилась и взглянула на него с неожиданным подозрением. Хелот вздохнул:
– Это долго объяснять, Дианора.
– Вы… сэр, вы – тамплиер? – Теперь на ее лице показался страх. Она опустила голову и поклонилась. – Простите, господин, я не знала.
Хелот покраснел:
– Пожалуйста, Дианора, не бойся. Я просто Хелот из Лангедока, один из лесных стрелков. Не нужно называть меня «сэр». О чем ты хотела просить Греттира?
Призрак лениво поднялся с кресла и, сделав несколько шагов по направлению к девушке, повис в воздухе, не касаясь пола.
– Я же говорила, что в девицах недостатка не бывает, – заметила Санта и, усмехаясь, чтобы скрыть досаду, поплыла по воздуху к двери.
Дианора потянулась было рукой к маленькому костяному распятию, висевшему у нее на шее, но Хелот осторожно взял ее руку в свою и остановил.
– В этом нет необходимости. Эта леди не причинит тебе вреда. Посторонись, пропусти ее.
Призрак скрылся. Хелот усадил Дианору в кресло, оставленное прабабушкой Греттира, и налил ей вина. Она стала пить, едва не расплескав себе па платье. Потом отставила кубок и снова заплакала, прижимаясь лицом к рукам Хелота. Согнувшись перед ней, как в поклоне, Хелот не решался отнимать руки и чувствовал себя полным дураком.
– Что с тобой? – спросил он наконец. – У тебя беда, детка?
– И у тебя, если только Алькасар остался твоим другом, – сказала она и с трудом перевела дыхание.
Хелот уселся на пол у ее ног.
– Только что Греттир, твой приятель, и Гай Гисборн, еще один твой приятель, схватили моего Алькасара, – безжизненным голосом сказала она.
Повисла мрачная пауза. Наконец Хелот спросил:
– Где?
– У нас в доме.
– Какого дьявола Алькасара понесло в город? – взорвался Хелот.
Вместо ответа Дианора зарыдала так отчаянно, что он даже растерялся.
– Он приходил ко мне, – выговорила она в конце концов. – Ко мне. Я не пришла в назначенный день. Мы условились встретиться у отшельника, но я не смогла уйти. Гай напился, весь вечер то и дело звал меня прислуживать. Когда он пьян, с ним лучше не спорить.
Хелот поднялся на ноги, Она смотрела на него так, словно он мог ей помочь. Пометавшись по комнате несколько секунд, Хелот сказал:
– Лучше всего было бы обратиться за помощью к святому Сульпицию. Он, я думаю, даст дельный совет. Как только найдешь минутку, сходи к нему. Сам я нескоро выберусь. А просить Греттира не имеет ни малейшего смысла. Греттир очень молод и очень горд. Он никогда не простит Алькасара. Сарацин его унизил, показал, что такое боль и страх смерти. Не надо ему ничего знать. Не плачь, Дианора.
Она встала, опустила капюшон на лицо.
– Хорошо, – сказала она совсем тихо. – Ты не забудешь?
– Дианора, – ответил Хелот. – Из-за тебя мы поссорились с Алькасаром. Он был мне другом, а стал соперником. Отшельник сказал: «Пусть девушка выберет сама». И ты выбрала его, а не меня. Что мне было делать? Я не хотел терять вас обоих. Ты возлюбленная моего друга, и я помогу тебе в твоем желании соединиться с ним. Клянусь!
Едва он выговорил эти слова, едва вытер слезы с ее щеки, как совсем рядом ослепительно сверкнула молния и в тот же миг пророкотал гром. В дверях показалась Бьенпенсанта. Она сама была подобна молнии: серебряно-белое одеяние струилось с ее плеч, как поток живого огня, длинные волосы разметались и стояли дыбом, глаза загорелись, с пальцев струилось пламя. Такой Хелот никогда ее не видел – даже в те дни, когда войска Рауля де Камбрэ стояли под стенами замка. И когда она заговорила, от одного звука ее голоса мороз прошел по коже.
– Ты поклялся, Хелот из Лангедока, – загремел ее голос. – Ты сказал: «Я клянусь». Ты произнес клятву в присутствии Сил. Я слышала ее, я отдаю ее Силам. Пусть они ведут тебя за руку, пусть следят за тем, чтобы ты не сбился с пути своей клятвы. Плохой ты выбрал час, если думал успокоить Дианору пустым обещанием! Сегодня открылись врата, о которых я прежде не ведала, и твоя клятва услышана.
– О чем ты говоришь, Санта? – закричал Хелот. – Какие врата? Кем услышана?
Но лицо призрака исказила гримаса страдания, губы Санты задрожали, бледное мерцание окутало ее саваном.
– Не знаю, – простонала Бьенпенсанта. – Силы сотрясают меня… Мне больно…
Она подняла руку, изливая потоки холодного пламени, и хрипло закричала. Дианора, дрожа, прижалась к Хелоту. Он прикрыл ее лицо рукой и сам отвернулся.
– Не бойся, – прошептал он ей на ухо. – Она не хочет зла… Она сама страдает и боится…
Спустя мгновение голубоватый свет, заливавший комнату, погас, и Бьенпенсанта с тихим вздохом опустилась на пол. Хелот смотрел на нее, не решаясь подойти. Привидение напоминало теперь просто бесформенную кучу шелковых одеяний. Прошло еще несколько секунд, и оно рассеялось, оставив после себя сильный запах озона.
– Вот и все, – сказал Хелот. – Теперь иди домой, детка.
Она отошла на несколько шагов и взглянула на Хелота с суеверным страхом.
– Вы колдун, сударь? – спросила она. – Кого вы только что призывали? Я не выдам вас.
– Никого я не призывал. Это старое привидение, безобидное, хотя и довольно надоедливое. Я вовсе не колдун. Что с тобой, Дианора?
– Не знаю, – медленно произнесла она. – Мне страшно. Мне хочется вам верить, господин. Простите.
Она спустилась по лестнице и вышла в темноту зимней ночи.
* * *
О том, что Алькасар захвачен в плен, и о своей роли в этой истории Греттир не обмолвился ни словом, а Хелот делал вид, будто ничего не знает, и вообще не заговаривал об этом.Спустя день, когда Греттир оправился от похмелья, лангедокский рыцарь предложил провести приятный вечер у сэра Гарсерана, куда, по слухам, приглашены самые красивые леди Ноттингама.
– Леди Ровэна, говорят, превосходно играет на лютне, – добавил Хелот.
«Я знаю, КТО превосходно играет на лютне», – подумал Греттир, однако промолчал. Он не подозревал о том, что Хелот сейчас просто читает его мысли.
Странным было также отсутствие Бьенпенсанты. Прабабушка не являлась уже второй день. Но у привидения случались приступы меланхолии, и потому Греттир ничуть не удивлялся этому.
Вечер у сэра Гарсерана удался на славу. Леди Ровэна действительно щипала струны и выводила слабеньким голоском томную балладу о рыцаре, который неузнанным вернулся в родные края и узнал, что его возлюбленная вышла замуж за другого. Леди Марион вздыхала и вытирала рукавом проступившие слезы, заодно избавляясь от жирных пятен соуса, в изобилии оставшихся на ее щеках и губах. Благородные лорды вели свои беседы, а леди Джен не сводила с Гарсерана влюбленных глаз и была, по мнению последнего, решительно смешна, хотя и трогательна.
– Влюбленная женщина производит жалкое впечатление, – доверительпо говорил Гарсеран, склоняясь к уху Хелота. – Впрочем, вас, сэр, это не должно затрагивать. Говорят, тамплиеры не только дают обет безбрачия, но и соблюдают его.
– В том, что касается меня, это, несомненно, так, – согласился Хелот и пристально посмотрел на своего собеседника. Гарсеран ему не нравился: когда Локсли потрошил его, он трусил, врал, заикался – от страха не смог проглотить ни кусочка браконьерски убитого оленя, хотя трапеза полагалась ему по священному праву ограбленного. В то же время, если послушать высокого лорда, ему случалось в одиночку расправляться с неисчислимыми ордами неверных. Многие, с великой охотой объяснял Гарсеран, обращались в бегство при одном только звуке его имени.
– Наварра! Наварра! Вот оплот истинно христианского духа! – восклицал он при этом. – Наварра стала надеждой христианства в великой борьбе с неверными. А что сказать о Лангедоке? Не тенью ли позора ложится на весь католический мир…
– Я бы не стал употреблять такие слова, – холодно перебил его Хелот.
– Ха! Но ведь вы не станете возражать, сэр, что в Тулузское графство проникли не только иудеи – там процветает даже ислам! Что же касается Римской церкви, то она почему-то не пользуется там большим уважением. Что скажете?
– Скажу, что мы с вами не уполномочены обсуждать проблемы, которые находятся в ведении высших церковных иерархов. И вы, и я, сэр Гарсеран, – мы всего лишь воины. И пока наши руки держат оружие, мы будем защищать…
– Выпьем! – предложил Гай Гисборн.
– Отличная идея! – заметила леди Марион, которая только сейчас начала проявлять интерес к разговору. Она подставила кубок виночерпию и сладко улыбнулась Хелоту. Тамплиер нравился ей, и пышущая здоровьем красавица этого не скрывала. – Удивительно и другое, сэр Хелот, – проговорила она вполголоса и поднесла свой кубок к кубку тамплиера. – И вы, и я – мы оба дали обеты. Мы оба ведем почти монастырскую жизнь, заботясь лишь о своей душе и надев на плоть суровые оковы духа. Как это сближает!
Хелот поперхнулся и долго кашлял, пока Гай Гисборн участливо не постучал его по спине.
– Во всяком случае, сэр Гарсеран, – заговорил Хелот снова, выбрав лангедокскую ересь как менее опасную тему для беседы, – у меня на родине сейчас идет жестокая война. Мне больно думать о том, что Лангедок опустошен, урожай вытоптан, деревни стерты с лица земли.
– А разве здесь не война? – вмешался Гай Гисборн. – Лесные разбойники поистине бедствие не лучше чумы.
– И в этой войне мы с вами пока что терпим поражение за поражением, – сказал Гарсеран и пригорюнился.
– Я приготовил вам сюрприз, сэр Гарсеран, – сказал Гай. – Чтобы вы не думали, будто нас преследуют одни лишь беды. Я берег его на финал праздника, но пусть мой план сорвется, только бы поднялся боевой дух ноттингамского рыцарства! Один из этих злодеев был пойман на пороге моего дома.
– Человек из лесной банды? – взвизгнула леди Ровэна.
Леди Джен, видимо готовясь упасть в обморок, прикидывала расстояние до сэра Гарсерана, чтобы оказаться поближе к нему в момент слабости. Гарсеран заметил это и предусмотрительно отодвинулся.
– Да, это один из людей Локсли. Сэр Греттир узнал его. Даже среди лесного зверья, сбившегося в банду вокруг Локсли, этот человек выделялся своей изощренной жестокостью. И это не удивительно – он понятия не имеет о христианском Боге.
Леди Марион осенила себя крестом размером с могильный.
Греттир сидел ни жив ни мертв и боялся поднять глаза на Хелота. Тем временем Гисборн обернулся к слуге, стоявшему возле двери, и махнул ему рукой. Послышалась возня, топот, пыхтение – и Алькасара втащили в комнату, как мешок с песком. В качестве носильного груза сарацин был все-таки довольно тяжел, а идти самостоятельно отказался, как и следовало ожидать. Двое стражников с трудом пристроили его на коленях против кресла, на котором восседал хозяин дома – сэр Гарсеран из Наварры.
Полюбовавшись на смуглую физиономию с еле заметными рябинками после перенесенной болезни, Гарсеран расхохотался.
– Ты жив! Это новость для меня, к тому же приятная… Я был уверен, что ты сдох где-нибудь под кустом.
Алькасар еле заметно усмехнулся, за что немедленно получил удар ногой в подбородок. Стражники помогли ему снова обрести равновесие. Он склонил голову к плечу, вытирая кровь о рубашку. Гарсеран узнал на воротнике одежды узника брабантские кружева, некогда стоившие ему, Гарсерану, больших денег, и заскрежетал зубами.
– Думаю, он и помог бежать разбойнику, – сказал Гай и склонился к Алькасару. – Кто еще из лесных братьев орудует здесь, в Ноттингаме? Отвечай!
Алькасар не удостоил его даже взглядом. Он продолжал созерцать лицо Гарсерана, который, сам не зная почему, медленно краснел. Хелот видел, что в груди наваррского рыцаря зреет лютый гнев.
Леди Марион подошла поближе, беспрерывно осеняя себя мелкими крестиками и бормоча Аve Maria и Pater Noster.
– Как вы думаете, сэр, – обратилась она к Хелоту, – ведь он мог и передать этому Локсли талисман, срывающий засовы? Представить страшно, что могло бы случиться, если бы он оставался на свободе…
Алькасар повернулся на звук ее голоса и вдруг увидел Хелота. Черные пушистые ресницы пленника сблизились, когда тамплиер прикусил губу и отвернулся. Алькасар не знал, что Хелоту пришлось изо всех сил стиснуть зубы, чтобы они не стучали.
– Какое ужасное зрелище, – прошептала чувствительная леди Ровэна и вытянула шею, чтобы получше разглядеть страшного разбойника, руки которого были скованы за спиной, и кандалы крепились большим болтом к железному обручу на поясе. – Как вы думаете, его повесят, сэр?