Страница:
— Конечно. Ну-ка пройдись. Мэг с удовольствием прошествовала к камину. Генри внимательно смотрел на нее, и внезапно его взгляд застыл. На несколько минут в комнате воцарилась тишина.
— Эй, что случилось?
Генри стряхнул с себя оцепенение.
— Идея! — воскликнул он. — У Гейнсборо есть один малоизвестный портрет. Завтра дам тебе эскиз костюма.
Остаток вечера прошел вяло. Вопреки обыкновению Генри был задумчив, и Мэг не удавалось его расшевелить. В двенадцать вечера он, сославшись на усталость, пошел в отведенную ему комнату в правом крыле.
Наутро Мэг надела белые брюки и одну из вновь приобретенных блузок. Тщательно расчесав волосы, она оставила их свободно рассыпаться по плечам.
— Мистер Рид уже позавтракал и сейчас в библиотеке, — сказала миссис Флеминг, протирающая и так сверкающее богемское стекло.
В библиотеке были задернуты шторы и царил полумрак. Генри стоял на галерее, опоясывающей комнату, искал какую-то книгу.
— Наконец-то, — широко улыбнулся он. — Посмотри, я тебе приготовил.
— Что ты ищешь? — спросила Мэг, поднимаясь к нему.
— Жизнеописание Уильяма Феннела, написанное его секретарем Джеймсом Оливье. — Генри обнял Мэг за плечи, и они начали спускаться. На последней ступеньке Мэг споткнулась, Генри тесно прижал ее к себе. Она резко освободилась и подошла к столу. — Держи, — Генри протянул лист, на котором была изображена дама в старинном платье середины восемнадцатого века.
— Какая прелесть! Неужели это ты нарисовал!
— Видишь ли, я когда-то хотел стать художником.
— И что же?
— К счастью, я вовремя понял, что, кроме желания, необходим еще и талант, который у меня отсутствовал. Лучше преуспевающий торговец картинками, чем посредственный художник, — грустно улыбнулся Генри. — Между прочим, миссис Флеминг великолепно шьет, так что тебе осталось только подобрать нужные ткани, туфли и страусовые перья.
— А павлиньи не подойдут? — улыбнулась Мэг, вспомнив этих чванливых птиц, важно расхаживающих по саду. У них с Пиратом не сложились отношения. Накануне Мэг застала Сэндби, держащего за шкирку Пирата с павлиньим пером в зубах. Глаза Пирата выражали грустное недоумение. В глубине души Мэг была на стороне Пирата. Павлины не вызывали у нее симпатии.
— Это не соответствует эпохе, — рассмеялся Генри. — Следуй во всем эскизу, и ты, несомненно, покоришь весь Рединг.
11
12
13
— Эй, что случилось?
Генри стряхнул с себя оцепенение.
— Идея! — воскликнул он. — У Гейнсборо есть один малоизвестный портрет. Завтра дам тебе эскиз костюма.
Остаток вечера прошел вяло. Вопреки обыкновению Генри был задумчив, и Мэг не удавалось его расшевелить. В двенадцать вечера он, сославшись на усталость, пошел в отведенную ему комнату в правом крыле.
Наутро Мэг надела белые брюки и одну из вновь приобретенных блузок. Тщательно расчесав волосы, она оставила их свободно рассыпаться по плечам.
— Мистер Рид уже позавтракал и сейчас в библиотеке, — сказала миссис Флеминг, протирающая и так сверкающее богемское стекло.
В библиотеке были задернуты шторы и царил полумрак. Генри стоял на галерее, опоясывающей комнату, искал какую-то книгу.
— Наконец-то, — широко улыбнулся он. — Посмотри, я тебе приготовил.
— Что ты ищешь? — спросила Мэг, поднимаясь к нему.
— Жизнеописание Уильяма Феннела, написанное его секретарем Джеймсом Оливье. — Генри обнял Мэг за плечи, и они начали спускаться. На последней ступеньке Мэг споткнулась, Генри тесно прижал ее к себе. Она резко освободилась и подошла к столу. — Держи, — Генри протянул лист, на котором была изображена дама в старинном платье середины восемнадцатого века.
— Какая прелесть! Неужели это ты нарисовал!
— Видишь ли, я когда-то хотел стать художником.
— И что же?
— К счастью, я вовремя понял, что, кроме желания, необходим еще и талант, который у меня отсутствовал. Лучше преуспевающий торговец картинками, чем посредственный художник, — грустно улыбнулся Генри. — Между прочим, миссис Флеминг великолепно шьет, так что тебе осталось только подобрать нужные ткани, туфли и страусовые перья.
— А павлиньи не подойдут? — улыбнулась Мэг, вспомнив этих чванливых птиц, важно расхаживающих по саду. У них с Пиратом не сложились отношения. Накануне Мэг застала Сэндби, держащего за шкирку Пирата с павлиньим пером в зубах. Глаза Пирата выражали грустное недоумение. В глубине души Мэг была на стороне Пирата. Павлины не вызывали у нее симпатии.
— Это не соответствует эпохе, — рассмеялся Генри. — Следуй во всем эскизу, и ты, несомненно, покоришь весь Рединг.
11
Две недели до бала пролетели невероятно быстро. Мэг начала привыкать к своему новому положению, к Окридж-холлу, подружилась со слугами. Мысль о предстоящем бале приятно возбуждала, а подготовка к нему занимала всю женскую половину обитателей дома. Ричард несколько раз навещал Мэг и в присущей ему насмешливой манере строил предположения по поводу выбранного костюма.
Почему он не может быть таким милым, как Генри, думала Мэг и даже один раз сказала об этом Ричарду. При одном упоминании о Генри лицо Ричарда приняло замкнутое, надменное выражение, а губы сложились в жесткую складку. Да, они явно не симпатизируют друг другу, отметила Мэг.
В библиотеке Окридж-холла имелась обширная литература по Гейнсборо. Мэг с упоением окунулась в эту галантную эпоху. Со злорадным удовольствием она прочитала историю виконтессы Лигонье. Спустя полгода после написания портрета разразился громкий скандал, когда конюх виконта, бывший любовник его жены, донес хозяину о ее новой связи.
— Ну и нечего тебе воображать, — сказала Мэг портрету, проходя через желтую гостиную.
Ее почему-то задел рассказ Генри о возможном браке Ричарда и красавицы Бланш.
После очередного визита Ричарда выведенная из себя его насмешками Мэг в запальчивости сказала Мэри Энн:
— Непонятно, зачем он ездит сюда, вместо того чтобы проводить время с милой его сердцу Бланш?
— Он очень был дружен с леди Кэролайн, — объяснила служанка. — Он вас опекает.
— Беспокоится, наверное, что несмышленый подросток пустит по ветру все состояние Кэролайн. Хотя ему-то какое дело. Я уже совершеннолетняя и в опекунах не нуждаюсь.
В день бала Мэг проснулась от лихорадочного возбуждения. За два часа до начала миссис Флеминг принесла платье и туфли, а Мэри Энн приступила к прическе. Когда все было закончено, Мэг подошла к зеркалу. На нее смотрела стройная красавица. Серебристый, низко вырезанный лиф обрамляли тонкие кружева. Пышные фижмы того же цвета, приподнятые по бокам, открывали медного цвета юбку, из-под которой виднелись атласные серебристые туфли, украшенные жемчугом. Рукава были прихвачены лентами, скрепленными рубинами. Длинные жемчужные нити, спускающиеся с плеча, скрепляла на груди крупная рубиновая брошь в тонкой золотой оправе.
Волосы были подняты наверх под серебристую шляпку со страусовыми перьями. В руке Мэг держала веер тоже из страусовых перьев. Она чувствовала себя дебютанткой, забывшей роль перед выходом на сцену.
Ровно в шесть подъехал Генри. Он выбрал себе костюм виконта Лигонье. Белые букли парика очень шли к его тонкому лицу. Правая рука лежала на эфесе шпаги.
— Мэг, ты прекраснее портрета, — мечтательно промолвил он и галантно поцеловал ей руку.
Слова Генри придали Мэг уверенности в себе. Она оперлась на его руку и решительно направилась к машине.
Бал проходил в городском театре — величественном здании, построенном в шестидесятых годах прошлого столетия. Кавалеры и дамы в старинных туалетах, оживленно переговариваясь, выходили из автомобилей. По широкой, украшенной цветами лестнице Мэг и Генри поднялись в партер, откуда были вынесены кресла. В огромном зале царила веселая непринужденная атмосфера. Свет множества свечей, зажженных вместо электрических ламп, отражался в украшениях дам и золотом шитье камзолов.
Мэг сделала вывод, что предпочтение отдавалось парадному портрету, а некоторые костюмы пользовались особой популярностью. Три Сары Сиддонс с открытой недоброжелательностью смотрели друг на друга из-под огромных шляп, а два юных джентльмена лет шестнадцати в одинаково голубых камзолах явно намеревались выяснять отношения на свежем воздухе. Генри знакомил Мэг с присутствующими, и она с удовлетворением отмечала, как настороженное любопытство на лицах уступает место приветливому радушию и откровенному восхищению.
— Рада познакомиться с вами, мисс Уолленстоун, — сказала высокая дама с крупным носом в золотистом платье. Длинная Долли, узнала Мэг, вспомнив портрет миссис Эллиот, знаменитой куртизанки той эпохи, прозванной так за свой рост. Как и на портрете, эта крупная дама, несмотря на гренадерскую стать, выглядела обаятельно и даже чуть трогательно. — Надеюсь, наше общество пополнится новым членом, и мы часто будем встречаться на заседаниях.
— Это председатель общества миссис Форд, — шепнул Генри. — По-моему, ты ей понравилась.
В его голосе звучала гордость Пигмалиона. Мэг решила не обращать внимания на прорывающиеся собственнические нотки. Ладно, костюм — это ведь его идея.
Легкий гул заставил Мэг обернуться.
— А вот и любимец публики с красавицей Бланш, — сквозь зубы проговорил Генри.
Сердце Мэг забилось. В центре зала стоял Ричард в костюме принца Уэльского. Ну конечно, язвительно подумала Мэг, мне следовало догадаться, что он выберет костюм особы королевского дома. Та же непомерная гордость и та же, черт побери, красота. Ричард во всем точно следовал деталям портрета: красный мундир с эполетами превосходно смотрелся на его широких плечах, белые лосины плотно облегали сильные мускулистые ноги, а высокие черные ботфорты подчеркивали их стройность. Белоснежный кружевной галстук, небрежно завязанный вокруг шеи, резко контрастировал с черной шевелюрой. Он был без парика — единственное отступление от оригинала.
Его спутница выглядела необычайно эффектно в белом платье, красиво облегающем ее статную фигуру. Низкое декольте позволяло любоваться пышной грудью. Темно-каштановые локоны свободно струились по спине. Красивой формы нос, крупный чувственный рот, большие серые глаза, холодно глядящие из-под тонко очерченных бровей, — все в ней было прекрасно. Идеальная пара, отметила Мэг, но эта мысль почему-то не доставила ей удовольствия.
Медленно пробравшись через толпу, Ричард и Бланш остановились перед Мэг.
— Однако вас трудно узнать. — Левая бровь Ричарда слегка изогнулась. — Бланш, это Маргарет Уолленстоун, новая владелица Окридж-холла. Маргарет, это Бланш Лигонье.
— А она совсем не ребенок, Ричард, — бросила Бланш, бесцеремонно оглядев Мэг.
— Дети, оказывается, могут быстро взрослеть, — насмешливо ответил Ричард. — Правда, Мэгги?
Мэг, проклиная себя, густо покраснела, но, к счастью, прелестная пара уже отошла к другой группе гостей.
Заиграла музыка, и начались танцы.
— По праву официального кавалера я приглашаю тебя на первый танец, — сказал Генри и уверенно вывел Мэг в центр зала.
Мэг очень любила танцевать, а Генри был хорошим партнером. Они легко скользили между танцующими парами, а милые шутки Генри заставляли Мэг весело смеяться. На следующий танец Мэг пригласил охотник в коричневом камзоле. Во время танца они оказались напротив Ричарда и Бланш. Мэг поразили глаза прекрасной Лигонье. Взгляд был неподвижен и пристален, в нем чувствовалась такая сила и страсть, что сердце Мэг тоскливо сжалось. А она не такая уж и холодная, эта виконтесса. Интересно, Ричард так же страстно смотрит на нее? Бланш, заметив пристальное внимание Мэг, хозяйским жестом поправила волосы Ричарда. Тот встряхнул головой и рассмеялся.
Все следующие танцы Мэг была нарасхват. Ее осыпали комплиментами, и она чувствовала себя почти счастливой, почти… Ричард так ни разу и не пригласил. Краем глаза Мэг следила, как он танцевал со многими дамами, но чаще всего его партнершей была Бланш. Заиграли вальс.
— Вы позволите? — услышала Мэг тягучий насмешливый голос, но она не успела еще ничего ответить, как Ричард уверенно увлек ее к группе танцующих.
От смущения она никак не могла попасть в такт музыке, ее движения были скованными и неуклюжими.
— Расслабься, Мэг, а то ты оттопчешь мне ноги, — сказал Ричард и тесно прижал девушку к себе.
Ее сердце бешено забилось. Ричард был так близко от нее, что она чувствовала на щеках его дыхание, ощущала жар его сильного тела, а ноздри жадно впитывали терпкий запах его лосьона. Его глаза приблизились к ее глазам, жадные губы — к ее губам, и Мэг поняла, что Ричард сейчас поцелует ее на глазах у всего зала. Вдруг Ричард решительно отстранился и спокойно закружил Мэг, ловко лавируя между танцующими. Танец кончился. Мэг готова была расплакаться от досады на себя, на Ричарда и даже на Штрауса, который писал такие короткие вальсы.
Ричард подвел Мэг к пожилой даме в костюме танцовщицы Бачелли, несколько неожиданном для ее возраста. Она сидела в глубоком кресле, положив на колени обвешанный колокольчиками бубен. Кокетливый тюрбан, украшенный голубыми лентами, все время съезжал ей на лоб, и леди забавно вскидывала голову, стараясь водрузить его на место. Лицо ее излучало добродушие, легкую насмешливость.
— Мама, это Маргарет Уолленстоун, — сказал Ричард.
По выражению его голоса Мэг поняла, насколько он привязан к матери.
— Милочка, — радостно воскликнула миссис Стоун, — как вы очаровательны! Ричард рассказывал, что вы красивы, но я не предполагала, что настолько.
— Разве? — удивленно спросил Ричард и пожал плечами.
— Ну, значит, я сделала такой вывод из твоих слов, — не сдалась веселая дама и сильно ударила в бубен.
— Очень смелый вывод, — усмехнулся Ричард.
— Вы непременно должны посетить меня. Чем скорее, тем лучше. — Она легко поднялась, и Мэг показалось, что сейчас последуют несколько замысловатых па с бубном.
В это время к Мэг подошел Генри и пригласил на следующий танец.
— Какая милая у Ричарда мать! Они совсем не похожи, — сказала Мэг, вальсируя с Генри.
— Эта милая дама может быть такой же жесткой и высокомерной, как ее сын. Аристократия! Все Стоуны одинаковы, — неожиданно зло ответил Генри.
Мэг не хотелось слышать ничего плохого о Ричарде и его семье. Она переменила тему разговора.
— А почему здесь нет Розового мальчика?
Генри изменился в лице.
— Как, и ты веришь в эту чушь? — удивленно спросила Мэг.
— В это верят все. И Кэролайн видела его незадолго до смерти в своей спальне.
Мэг похолодела от страха.
— Она просто боялась показаться смешной и никому, кроме меня, не рассказала об этом, — продолжал Генри.
— Зачем ты пугаешь меня?
— Я бы не стал, но это зловещее привидение что-то зачастило в спальню. Почему бы тебе не перебраться в правое крыло?
— Поближе к тебе? — спросила Мэг, пытаясь кокетливо улыбнуться, но улыбка получилась жалобной.
— Послушай, Мэг, ты слишком дорога мне, чтобы я мог позволить тебе рисковать. — Генри нежно взял ее руку в свою.
— Мне нужно подкрасить губы, — сказала Мэг, желая прервать неловкую сцену, и направилась в дамскую комнату.
Когда Мэг вернулась в зал, Генри куда-то исчез. Ее это даже обрадовало. Не дай бог, начнет объясняться в любви! Что ему ответить? Мэг не представляла Генри в любовной сцене — милый остроумный собеседник и только. Зато Ричард… Наглый, самовлюбленный павлин, быстро сказала она себе. Кажется, у нее закружилась голова. Она вышла на темный балкон и жадно глотнула прохладный сумеречный воздух.
Ночь была полна очарования. Черное небо пестрело серебряными искорками. Над крышами домов висела полная луна. Внизу, наслаждаясь субботним вечером, сверкал огнями город. Раздавались гудки машин, громко пробили часы на башне городской ратуши, взрывались букеты праздничного фейерверка. Мэг прислонилась щекой к шершавому камню и закрыла глаза. Тут же возникло насмешливое лицо Ричарда Стоуна. Мэг тряхнула головой, видение исчезло, но словно в насмешку она совсем рядом услышала знакомый голос.
— Я не думал, что ты появишься здесь, Генри.
— Я приехал из-за Мэг.
— Кстати, о Мэг. Оставил бы ты эту девочку в покое.
— Она не девочка, Ричард.
— Да? А кто же?
— Женщина, прелестная женщина. Так ему, Генри, молодец, пусть знает! Мэг чуть не запрыгала на месте от восторга.
— Вот как? — Голос Ричарда звучал сухо. — И все же я должен предупредить тебя, Генри…
Торжественный марш, зазвучавший из зала, заглушил его слова. Мэг чуть не застонала от разочарования. Казалось, музыка играла целую вечность. Огоньки сигарет погасли, и девушка едва успела вжаться в стену, пропуская мужчин, молча проследовавших в зал. Господи! Чтобы этому проклятому маршу подождать хотя бы минуту, думала она, покидая балкон вслед за ними.
На середину зала вышел маленький толстый коротышка в зеленом камзоле. «Джон Килмори, 1768 год», — машинально отметила про себя Мэг. Коротышка неожиданно глубоким басом объявил:
— Единогласным решением жюри королевой бала объявляется мисс Маргарет Уолленстоун!
Зал взорвался аплодисментами, к которым присоединился серебряный звон колокольчиков миссис Стоун.
— Позвольте вручить корону, мисс Уолленстоун!
Генри подошел к застывшей Мэг и подтолкнул ее к «Джону Килмори».
— Это отец Бланш, — шепнул он на ходу. Мистер Лигонье взял с подушечки, которую держали две маленькие девочки в кринолинах, сверкающую корону и торжественно водрузил на голову Мэг. Та сделала изящный реверанс и, как всегда, залилась краской. Генри с гордостью смотрел на нее, а Мэг искала глазами Ричарда. Но ни его, ни Бланш не было.
Всю дорогу домой Мэг непрерывно болтала, вспоминая эпизоды бала. Генри смешил ее, удачно копируя участников. Окридж-холл сиял огнями. В доме никто не спал. Все ожидали приезда хозяйки.
— Я привез вашу королеву, — торжественно произнес Генри.
— Я же говорила вам, что мисс будет королевой. — Мэри Энн заверещала от восторга и захлопала в ладоши.
Перед сном, помогая Мэг раздеться, Мэри Энн не переставая трещала.
— А как пережила вашу победу Бланш Лигонье? Ведь уже три года подряд она была королевой, а вы перебежали ей дорогу. Терпеть не могу эту надутую курицу. Должна вас предупредить, мисс Маргарет, что она уж постарается вам отомстить.
Лежа в кровати, Мэг долго ворочалась с боку на бок. Возбуждение от вечера не проходило. Радость омрачал подслушанный разговор. Какое дело этому надменному хлыщу до наших отношений с Генри? У него же есть Бланш. Или он считает, что все женщины должны влюбляться только в него? Он даже не подошел поздравить ее. Ну, подожди! Вот выйдет роман… Мэг представила себя знаменитой писательницей. Она сидит в строгом, сверхэлегантном костюме, в огромной шляпе (шляпа у Мэг всегда ассоциировалась с успехом) перед стопкой написанных книг. У стола — огромная очередь почитателей ее таланта. Подходит Ричард, смотрит на блистательную Мэг и что-то жалобно бормочет о давнем знакомстве. Она поднимает брови: «Знакомы? С вами? Ах, да-да, припоминаю…» — небрежно подписывает книгу, не глядя протягивает ее и голосом медсестры в зубном кабинете произносит: «Следующий!»
Или еще лучше. Ричард звонит ей по телефону и приглашает пойти поужинать в модный ресторан, а Мэг бросает: «Сегодня не могу. У меня встреча с продюсером. По моему роману снимают фильм в Голливуде!» Продюсера она наделила чертами Генри.
Но почему-то даже эти сцены не радовали. И вдруг Мэг поняла, что по уши влюбилась, и не в милого, обаятельного Генри, а в надменного, бессердечного и блестящего Ричарда Стоуна. Несмотря ни на что, она влюбилась в него, влюбилась со всей пылкостью юного сердца. Внезапное открытие ошеломило Мэг. Почему только сегодня ночью она поняла это? Мэг беспомощно ворочалась в постели, не в силах заснуть, и пыталась понять: что же произошло? как могло такое случиться с ней?
Тревожным и одиноким голосом где-то в темноте закричала ночная птица. Мэг повернулась на живот и зарылась лицом в подушку.
Почему он не может быть таким милым, как Генри, думала Мэг и даже один раз сказала об этом Ричарду. При одном упоминании о Генри лицо Ричарда приняло замкнутое, надменное выражение, а губы сложились в жесткую складку. Да, они явно не симпатизируют друг другу, отметила Мэг.
В библиотеке Окридж-холла имелась обширная литература по Гейнсборо. Мэг с упоением окунулась в эту галантную эпоху. Со злорадным удовольствием она прочитала историю виконтессы Лигонье. Спустя полгода после написания портрета разразился громкий скандал, когда конюх виконта, бывший любовник его жены, донес хозяину о ее новой связи.
— Ну и нечего тебе воображать, — сказала Мэг портрету, проходя через желтую гостиную.
Ее почему-то задел рассказ Генри о возможном браке Ричарда и красавицы Бланш.
После очередного визита Ричарда выведенная из себя его насмешками Мэг в запальчивости сказала Мэри Энн:
— Непонятно, зачем он ездит сюда, вместо того чтобы проводить время с милой его сердцу Бланш?
— Он очень был дружен с леди Кэролайн, — объяснила служанка. — Он вас опекает.
— Беспокоится, наверное, что несмышленый подросток пустит по ветру все состояние Кэролайн. Хотя ему-то какое дело. Я уже совершеннолетняя и в опекунах не нуждаюсь.
В день бала Мэг проснулась от лихорадочного возбуждения. За два часа до начала миссис Флеминг принесла платье и туфли, а Мэри Энн приступила к прическе. Когда все было закончено, Мэг подошла к зеркалу. На нее смотрела стройная красавица. Серебристый, низко вырезанный лиф обрамляли тонкие кружева. Пышные фижмы того же цвета, приподнятые по бокам, открывали медного цвета юбку, из-под которой виднелись атласные серебристые туфли, украшенные жемчугом. Рукава были прихвачены лентами, скрепленными рубинами. Длинные жемчужные нити, спускающиеся с плеча, скрепляла на груди крупная рубиновая брошь в тонкой золотой оправе.
Волосы были подняты наверх под серебристую шляпку со страусовыми перьями. В руке Мэг держала веер тоже из страусовых перьев. Она чувствовала себя дебютанткой, забывшей роль перед выходом на сцену.
Ровно в шесть подъехал Генри. Он выбрал себе костюм виконта Лигонье. Белые букли парика очень шли к его тонкому лицу. Правая рука лежала на эфесе шпаги.
— Мэг, ты прекраснее портрета, — мечтательно промолвил он и галантно поцеловал ей руку.
Слова Генри придали Мэг уверенности в себе. Она оперлась на его руку и решительно направилась к машине.
Бал проходил в городском театре — величественном здании, построенном в шестидесятых годах прошлого столетия. Кавалеры и дамы в старинных туалетах, оживленно переговариваясь, выходили из автомобилей. По широкой, украшенной цветами лестнице Мэг и Генри поднялись в партер, откуда были вынесены кресла. В огромном зале царила веселая непринужденная атмосфера. Свет множества свечей, зажженных вместо электрических ламп, отражался в украшениях дам и золотом шитье камзолов.
Мэг сделала вывод, что предпочтение отдавалось парадному портрету, а некоторые костюмы пользовались особой популярностью. Три Сары Сиддонс с открытой недоброжелательностью смотрели друг на друга из-под огромных шляп, а два юных джентльмена лет шестнадцати в одинаково голубых камзолах явно намеревались выяснять отношения на свежем воздухе. Генри знакомил Мэг с присутствующими, и она с удовлетворением отмечала, как настороженное любопытство на лицах уступает место приветливому радушию и откровенному восхищению.
— Рада познакомиться с вами, мисс Уолленстоун, — сказала высокая дама с крупным носом в золотистом платье. Длинная Долли, узнала Мэг, вспомнив портрет миссис Эллиот, знаменитой куртизанки той эпохи, прозванной так за свой рост. Как и на портрете, эта крупная дама, несмотря на гренадерскую стать, выглядела обаятельно и даже чуть трогательно. — Надеюсь, наше общество пополнится новым членом, и мы часто будем встречаться на заседаниях.
— Это председатель общества миссис Форд, — шепнул Генри. — По-моему, ты ей понравилась.
В его голосе звучала гордость Пигмалиона. Мэг решила не обращать внимания на прорывающиеся собственнические нотки. Ладно, костюм — это ведь его идея.
Легкий гул заставил Мэг обернуться.
— А вот и любимец публики с красавицей Бланш, — сквозь зубы проговорил Генри.
Сердце Мэг забилось. В центре зала стоял Ричард в костюме принца Уэльского. Ну конечно, язвительно подумала Мэг, мне следовало догадаться, что он выберет костюм особы королевского дома. Та же непомерная гордость и та же, черт побери, красота. Ричард во всем точно следовал деталям портрета: красный мундир с эполетами превосходно смотрелся на его широких плечах, белые лосины плотно облегали сильные мускулистые ноги, а высокие черные ботфорты подчеркивали их стройность. Белоснежный кружевной галстук, небрежно завязанный вокруг шеи, резко контрастировал с черной шевелюрой. Он был без парика — единственное отступление от оригинала.
Его спутница выглядела необычайно эффектно в белом платье, красиво облегающем ее статную фигуру. Низкое декольте позволяло любоваться пышной грудью. Темно-каштановые локоны свободно струились по спине. Красивой формы нос, крупный чувственный рот, большие серые глаза, холодно глядящие из-под тонко очерченных бровей, — все в ней было прекрасно. Идеальная пара, отметила Мэг, но эта мысль почему-то не доставила ей удовольствия.
Медленно пробравшись через толпу, Ричард и Бланш остановились перед Мэг.
— Однако вас трудно узнать. — Левая бровь Ричарда слегка изогнулась. — Бланш, это Маргарет Уолленстоун, новая владелица Окридж-холла. Маргарет, это Бланш Лигонье.
— А она совсем не ребенок, Ричард, — бросила Бланш, бесцеремонно оглядев Мэг.
— Дети, оказывается, могут быстро взрослеть, — насмешливо ответил Ричард. — Правда, Мэгги?
Мэг, проклиная себя, густо покраснела, но, к счастью, прелестная пара уже отошла к другой группе гостей.
Заиграла музыка, и начались танцы.
— По праву официального кавалера я приглашаю тебя на первый танец, — сказал Генри и уверенно вывел Мэг в центр зала.
Мэг очень любила танцевать, а Генри был хорошим партнером. Они легко скользили между танцующими парами, а милые шутки Генри заставляли Мэг весело смеяться. На следующий танец Мэг пригласил охотник в коричневом камзоле. Во время танца они оказались напротив Ричарда и Бланш. Мэг поразили глаза прекрасной Лигонье. Взгляд был неподвижен и пристален, в нем чувствовалась такая сила и страсть, что сердце Мэг тоскливо сжалось. А она не такая уж и холодная, эта виконтесса. Интересно, Ричард так же страстно смотрит на нее? Бланш, заметив пристальное внимание Мэг, хозяйским жестом поправила волосы Ричарда. Тот встряхнул головой и рассмеялся.
Все следующие танцы Мэг была нарасхват. Ее осыпали комплиментами, и она чувствовала себя почти счастливой, почти… Ричард так ни разу и не пригласил. Краем глаза Мэг следила, как он танцевал со многими дамами, но чаще всего его партнершей была Бланш. Заиграли вальс.
— Вы позволите? — услышала Мэг тягучий насмешливый голос, но она не успела еще ничего ответить, как Ричард уверенно увлек ее к группе танцующих.
От смущения она никак не могла попасть в такт музыке, ее движения были скованными и неуклюжими.
— Расслабься, Мэг, а то ты оттопчешь мне ноги, — сказал Ричард и тесно прижал девушку к себе.
Ее сердце бешено забилось. Ричард был так близко от нее, что она чувствовала на щеках его дыхание, ощущала жар его сильного тела, а ноздри жадно впитывали терпкий запах его лосьона. Его глаза приблизились к ее глазам, жадные губы — к ее губам, и Мэг поняла, что Ричард сейчас поцелует ее на глазах у всего зала. Вдруг Ричард решительно отстранился и спокойно закружил Мэг, ловко лавируя между танцующими. Танец кончился. Мэг готова была расплакаться от досады на себя, на Ричарда и даже на Штрауса, который писал такие короткие вальсы.
Ричард подвел Мэг к пожилой даме в костюме танцовщицы Бачелли, несколько неожиданном для ее возраста. Она сидела в глубоком кресле, положив на колени обвешанный колокольчиками бубен. Кокетливый тюрбан, украшенный голубыми лентами, все время съезжал ей на лоб, и леди забавно вскидывала голову, стараясь водрузить его на место. Лицо ее излучало добродушие, легкую насмешливость.
— Мама, это Маргарет Уолленстоун, — сказал Ричард.
По выражению его голоса Мэг поняла, насколько он привязан к матери.
— Милочка, — радостно воскликнула миссис Стоун, — как вы очаровательны! Ричард рассказывал, что вы красивы, но я не предполагала, что настолько.
— Разве? — удивленно спросил Ричард и пожал плечами.
— Ну, значит, я сделала такой вывод из твоих слов, — не сдалась веселая дама и сильно ударила в бубен.
— Очень смелый вывод, — усмехнулся Ричард.
— Вы непременно должны посетить меня. Чем скорее, тем лучше. — Она легко поднялась, и Мэг показалось, что сейчас последуют несколько замысловатых па с бубном.
В это время к Мэг подошел Генри и пригласил на следующий танец.
— Какая милая у Ричарда мать! Они совсем не похожи, — сказала Мэг, вальсируя с Генри.
— Эта милая дама может быть такой же жесткой и высокомерной, как ее сын. Аристократия! Все Стоуны одинаковы, — неожиданно зло ответил Генри.
Мэг не хотелось слышать ничего плохого о Ричарде и его семье. Она переменила тему разговора.
— А почему здесь нет Розового мальчика?
Генри изменился в лице.
— Как, и ты веришь в эту чушь? — удивленно спросила Мэг.
— В это верят все. И Кэролайн видела его незадолго до смерти в своей спальне.
Мэг похолодела от страха.
— Она просто боялась показаться смешной и никому, кроме меня, не рассказала об этом, — продолжал Генри.
— Зачем ты пугаешь меня?
— Я бы не стал, но это зловещее привидение что-то зачастило в спальню. Почему бы тебе не перебраться в правое крыло?
— Поближе к тебе? — спросила Мэг, пытаясь кокетливо улыбнуться, но улыбка получилась жалобной.
— Послушай, Мэг, ты слишком дорога мне, чтобы я мог позволить тебе рисковать. — Генри нежно взял ее руку в свою.
— Мне нужно подкрасить губы, — сказала Мэг, желая прервать неловкую сцену, и направилась в дамскую комнату.
Когда Мэг вернулась в зал, Генри куда-то исчез. Ее это даже обрадовало. Не дай бог, начнет объясняться в любви! Что ему ответить? Мэг не представляла Генри в любовной сцене — милый остроумный собеседник и только. Зато Ричард… Наглый, самовлюбленный павлин, быстро сказала она себе. Кажется, у нее закружилась голова. Она вышла на темный балкон и жадно глотнула прохладный сумеречный воздух.
Ночь была полна очарования. Черное небо пестрело серебряными искорками. Над крышами домов висела полная луна. Внизу, наслаждаясь субботним вечером, сверкал огнями город. Раздавались гудки машин, громко пробили часы на башне городской ратуши, взрывались букеты праздничного фейерверка. Мэг прислонилась щекой к шершавому камню и закрыла глаза. Тут же возникло насмешливое лицо Ричарда Стоуна. Мэг тряхнула головой, видение исчезло, но словно в насмешку она совсем рядом услышала знакомый голос.
— Я не думал, что ты появишься здесь, Генри.
— Я приехал из-за Мэг.
— Кстати, о Мэг. Оставил бы ты эту девочку в покое.
— Она не девочка, Ричард.
— Да? А кто же?
— Женщина, прелестная женщина. Так ему, Генри, молодец, пусть знает! Мэг чуть не запрыгала на месте от восторга.
— Вот как? — Голос Ричарда звучал сухо. — И все же я должен предупредить тебя, Генри…
Торжественный марш, зазвучавший из зала, заглушил его слова. Мэг чуть не застонала от разочарования. Казалось, музыка играла целую вечность. Огоньки сигарет погасли, и девушка едва успела вжаться в стену, пропуская мужчин, молча проследовавших в зал. Господи! Чтобы этому проклятому маршу подождать хотя бы минуту, думала она, покидая балкон вслед за ними.
На середину зала вышел маленький толстый коротышка в зеленом камзоле. «Джон Килмори, 1768 год», — машинально отметила про себя Мэг. Коротышка неожиданно глубоким басом объявил:
— Единогласным решением жюри королевой бала объявляется мисс Маргарет Уолленстоун!
Зал взорвался аплодисментами, к которым присоединился серебряный звон колокольчиков миссис Стоун.
— Позвольте вручить корону, мисс Уолленстоун!
Генри подошел к застывшей Мэг и подтолкнул ее к «Джону Килмори».
— Это отец Бланш, — шепнул он на ходу. Мистер Лигонье взял с подушечки, которую держали две маленькие девочки в кринолинах, сверкающую корону и торжественно водрузил на голову Мэг. Та сделала изящный реверанс и, как всегда, залилась краской. Генри с гордостью смотрел на нее, а Мэг искала глазами Ричарда. Но ни его, ни Бланш не было.
Всю дорогу домой Мэг непрерывно болтала, вспоминая эпизоды бала. Генри смешил ее, удачно копируя участников. Окридж-холл сиял огнями. В доме никто не спал. Все ожидали приезда хозяйки.
— Я привез вашу королеву, — торжественно произнес Генри.
— Я же говорила вам, что мисс будет королевой. — Мэри Энн заверещала от восторга и захлопала в ладоши.
Перед сном, помогая Мэг раздеться, Мэри Энн не переставая трещала.
— А как пережила вашу победу Бланш Лигонье? Ведь уже три года подряд она была королевой, а вы перебежали ей дорогу. Терпеть не могу эту надутую курицу. Должна вас предупредить, мисс Маргарет, что она уж постарается вам отомстить.
Лежа в кровати, Мэг долго ворочалась с боку на бок. Возбуждение от вечера не проходило. Радость омрачал подслушанный разговор. Какое дело этому надменному хлыщу до наших отношений с Генри? У него же есть Бланш. Или он считает, что все женщины должны влюбляться только в него? Он даже не подошел поздравить ее. Ну, подожди! Вот выйдет роман… Мэг представила себя знаменитой писательницей. Она сидит в строгом, сверхэлегантном костюме, в огромной шляпе (шляпа у Мэг всегда ассоциировалась с успехом) перед стопкой написанных книг. У стола — огромная очередь почитателей ее таланта. Подходит Ричард, смотрит на блистательную Мэг и что-то жалобно бормочет о давнем знакомстве. Она поднимает брови: «Знакомы? С вами? Ах, да-да, припоминаю…» — небрежно подписывает книгу, не глядя протягивает ее и голосом медсестры в зубном кабинете произносит: «Следующий!»
Или еще лучше. Ричард звонит ей по телефону и приглашает пойти поужинать в модный ресторан, а Мэг бросает: «Сегодня не могу. У меня встреча с продюсером. По моему роману снимают фильм в Голливуде!» Продюсера она наделила чертами Генри.
Но почему-то даже эти сцены не радовали. И вдруг Мэг поняла, что по уши влюбилась, и не в милого, обаятельного Генри, а в надменного, бессердечного и блестящего Ричарда Стоуна. Несмотря ни на что, она влюбилась в него, влюбилась со всей пылкостью юного сердца. Внезапное открытие ошеломило Мэг. Почему только сегодня ночью она поняла это? Мэг беспомощно ворочалась в постели, не в силах заснуть, и пыталась понять: что же произошло? как могло такое случиться с ней?
Тревожным и одиноким голосом где-то в темноте закричала ночная птица. Мэг повернулась на живот и зарылась лицом в подушку.
12
Утром за завтраком Генри сообщил, что уезжает на неделю в Париж на аукцион.
— Мэг, прошу тебя переселиться в правое крыло. Обещай.
— И не подумаю, — отозвалась Мэг, с аппетитом откусывая рогалик с абрикосовым джемом. — У меня даже есть рубашка под цвет обоев.
— Нет, ты просто упрямое дитя. — Генри нежно погладил ее по щеке. Мэг поперхнулась.
— Не называй меня так! Я уже наслышалась от Стоуна.
При упоминании о Ричарде обычно мягкое лицо Генри исказила гримаса ненависти.
— Мэг, не встречайся с ним. Он опасный человек. Я не хочу, чтобы ты стала его очередной жертвой.
Слишком поздно, обреченно подумала Мэг, а вслух сказала:
— Мне это не грозит. Ведь он женится на Бланш.
— Нам нужно серьезно поговорить, Мэг.
— Опять о Розовом мальчике?
— О нас с тобой.
Мэг поняла, о чем он хочет говорить, и испугалась.
— Нет, Генри, никаких серьезных разговоров сегодня.
— Когда, Мэг? — Генри горел нетерпением.
— О, только не сейчас… я…
— Хорошо, Мэг, поговорим, когда я вернусь. До свидания, дорогая. — Генри медленно пошел к выходу.
У двери он обернулся. Сердце Мэг замерло. Генри смотрел на нее тем странным, застывшим взглядом, как когда-то смотрел на картину, доставшуюся на аукционе другому, и в этом взгляде была неистовая решимость. Генри уехал.
Среди дня к Окридж-холлу подъехал красный «мерседес». Из него вышла Бланш Лигонье.
Наверняка она здесь не для того, чтобы меня поздравить, подумала Мэг и внутренне порадовалась, что не надела свои любимые джинсы и яркую футболку. На ней было очень элегантное, неброское прямое платье цвета лаванды из шелкового трикотажа. Впрочем, с Бланш было трудно соперничать. Прекрасно сшитый розовый костюм, розовые перчатки и розовые туфли, каштановые волосы заплетены в косу. От нее веяло непомерной гордостью и холодным спокойствием. Мэг не хотелось принимать гостью в желтой комнате с портретами предков Бланш, и они прошли в библиотеку, где Мэг чувствовала себя увереннее. Она успела полюбить эту большую уютную комнату с огромным камином и высокими стрельчатыми окнами, выходящими на лужайку. Две стены и половина третьей, где располагались окна, были полностью заставлены книжными полками. У четвертой, занятой камином, стояли шкафы, за стеклом которых мягко поблескивали нефритовые фигурки, привезенные из Китая. Еще в библиотеке был огромный письменный стол, за которым Мэг все надеялась продолжить работу над книгой. На этот раз даже любимая комната не придала ей уверенности, хотя Бланш была сама любезность.
— Вы совершенно покорили наш захолустный Рединг, — почти пропела она. — Я приехала передать вам поздравления от нашей семьи и Стоунов.
«Они что, уже одна семья?» — мелькнуло у Мэг. Как бы в подтверждение ее мысли Бланш добавила:
— Ричард хотел заехать вместе со мной, но я сказала, что поздравлю от нас обоих. Он хочет, чтобы мы подружились.
Мэг растянула губы в благодарной улыбке. Нужны мне ваши поздравления!
— Как вы устроились? — продолжала светскую беседу Бланш.
— Прекрасно, благодарю вас.
— У меня к вам выгодное предложение, Маргарет. Мы неоднократно обращались с ним к Кэролайн, но, видимо, из-за старческого упрямства и вздорного характера она отвергала его.
Мэг почувствовала необходимость вступиться за Кэролайн:
— Тетушка была своенравной, но никак не вздорной.
— Не будем спорить, — промурлыкала Бланш. — Так вот, перейду к сути. Наша семья хотела бы приобрести портреты виконта и виконтессы Лигонье, все-таки это наши предки. — Сделав ударение на слове «наши», Бланш, очевидно, желала подчеркнуть не столь благородное происхождение Мэг со стороны отца. — Вам, наверное, трудно понять это.
— Почему же? — парировала Мэг. — Так как я прекрасно понимаю вас, то могу понять и чувства нашей семьи. Она никогда не расставалась с семейными реликвиями, а портреты Лигонье являются таковыми.
— Вы еще не знаете, какую сумму я хочу вам предложить!
— Это не имеет никакого значения, — Мэг мило улыбнулась. — Интересы Окридж-холла для меня прежде всего.
— Да-а, — протянула Бланш. — К сожалению, он уже не тот, что был прежде! Какие приемы устраивала Кэролайн!
— А я как раз собираюсь возобновить эту традицию по окончании траура, — неожиданно вырвалось у Мэг. — Надеюсь, вы не откажетесь посетить меня.
— Мы с Ричардом с удовольствием придем. И родители тоже. — Бланш поднялась и начала прощаться. — Думаю, ваше решение о картинах не окончательное. Поймите, иметь дома портреты этих благородных людей очень важно для меня и моих будущих детей.
— Как жаль, что их поведение не всегда соответствовало происхождению и вряд ли может служить хорошим примером для юношества, — не удержалась Мэг.
Не подозревавшая, что Мэг так хорошо знает скандальную историю ее прабабки, Бланш не нашлась что ответить и только зло сверкнула серыми глазами. Мэг легко кивнула ей.
— Мэг, прошу тебя переселиться в правое крыло. Обещай.
— И не подумаю, — отозвалась Мэг, с аппетитом откусывая рогалик с абрикосовым джемом. — У меня даже есть рубашка под цвет обоев.
— Нет, ты просто упрямое дитя. — Генри нежно погладил ее по щеке. Мэг поперхнулась.
— Не называй меня так! Я уже наслышалась от Стоуна.
При упоминании о Ричарде обычно мягкое лицо Генри исказила гримаса ненависти.
— Мэг, не встречайся с ним. Он опасный человек. Я не хочу, чтобы ты стала его очередной жертвой.
Слишком поздно, обреченно подумала Мэг, а вслух сказала:
— Мне это не грозит. Ведь он женится на Бланш.
— Нам нужно серьезно поговорить, Мэг.
— Опять о Розовом мальчике?
— О нас с тобой.
Мэг поняла, о чем он хочет говорить, и испугалась.
— Нет, Генри, никаких серьезных разговоров сегодня.
— Когда, Мэг? — Генри горел нетерпением.
— О, только не сейчас… я…
— Хорошо, Мэг, поговорим, когда я вернусь. До свидания, дорогая. — Генри медленно пошел к выходу.
У двери он обернулся. Сердце Мэг замерло. Генри смотрел на нее тем странным, застывшим взглядом, как когда-то смотрел на картину, доставшуюся на аукционе другому, и в этом взгляде была неистовая решимость. Генри уехал.
Среди дня к Окридж-холлу подъехал красный «мерседес». Из него вышла Бланш Лигонье.
Наверняка она здесь не для того, чтобы меня поздравить, подумала Мэг и внутренне порадовалась, что не надела свои любимые джинсы и яркую футболку. На ней было очень элегантное, неброское прямое платье цвета лаванды из шелкового трикотажа. Впрочем, с Бланш было трудно соперничать. Прекрасно сшитый розовый костюм, розовые перчатки и розовые туфли, каштановые волосы заплетены в косу. От нее веяло непомерной гордостью и холодным спокойствием. Мэг не хотелось принимать гостью в желтой комнате с портретами предков Бланш, и они прошли в библиотеку, где Мэг чувствовала себя увереннее. Она успела полюбить эту большую уютную комнату с огромным камином и высокими стрельчатыми окнами, выходящими на лужайку. Две стены и половина третьей, где располагались окна, были полностью заставлены книжными полками. У четвертой, занятой камином, стояли шкафы, за стеклом которых мягко поблескивали нефритовые фигурки, привезенные из Китая. Еще в библиотеке был огромный письменный стол, за которым Мэг все надеялась продолжить работу над книгой. На этот раз даже любимая комната не придала ей уверенности, хотя Бланш была сама любезность.
— Вы совершенно покорили наш захолустный Рединг, — почти пропела она. — Я приехала передать вам поздравления от нашей семьи и Стоунов.
«Они что, уже одна семья?» — мелькнуло у Мэг. Как бы в подтверждение ее мысли Бланш добавила:
— Ричард хотел заехать вместе со мной, но я сказала, что поздравлю от нас обоих. Он хочет, чтобы мы подружились.
Мэг растянула губы в благодарной улыбке. Нужны мне ваши поздравления!
— Как вы устроились? — продолжала светскую беседу Бланш.
— Прекрасно, благодарю вас.
— У меня к вам выгодное предложение, Маргарет. Мы неоднократно обращались с ним к Кэролайн, но, видимо, из-за старческого упрямства и вздорного характера она отвергала его.
Мэг почувствовала необходимость вступиться за Кэролайн:
— Тетушка была своенравной, но никак не вздорной.
— Не будем спорить, — промурлыкала Бланш. — Так вот, перейду к сути. Наша семья хотела бы приобрести портреты виконта и виконтессы Лигонье, все-таки это наши предки. — Сделав ударение на слове «наши», Бланш, очевидно, желала подчеркнуть не столь благородное происхождение Мэг со стороны отца. — Вам, наверное, трудно понять это.
— Почему же? — парировала Мэг. — Так как я прекрасно понимаю вас, то могу понять и чувства нашей семьи. Она никогда не расставалась с семейными реликвиями, а портреты Лигонье являются таковыми.
— Вы еще не знаете, какую сумму я хочу вам предложить!
— Это не имеет никакого значения, — Мэг мило улыбнулась. — Интересы Окридж-холла для меня прежде всего.
— Да-а, — протянула Бланш. — К сожалению, он уже не тот, что был прежде! Какие приемы устраивала Кэролайн!
— А я как раз собираюсь возобновить эту традицию по окончании траура, — неожиданно вырвалось у Мэг. — Надеюсь, вы не откажетесь посетить меня.
— Мы с Ричардом с удовольствием придем. И родители тоже. — Бланш поднялась и начала прощаться. — Думаю, ваше решение о картинах не окончательное. Поймите, иметь дома портреты этих благородных людей очень важно для меня и моих будущих детей.
— Как жаль, что их поведение не всегда соответствовало происхождению и вряд ли может служить хорошим примером для юношества, — не удержалась Мэг.
Не подозревавшая, что Мэг так хорошо знает скандальную историю ее прабабки, Бланш не нашлась что ответить и только зло сверкнула серыми глазами. Мэг легко кивнула ей.
13
После ухода Бланш Мэг начала лихорадочно рыться в старых фолиантах, чтобы побыстрее стереть из памяти неприятный визит. С трудом вытащив толстенный том в кожаном переплете, она на секунду зажмурилась, представив, с каким наслаждением опустила бы его на красивую головку этой захолустной виконтессы. Ну и черт с ней, пусть поцелуется со своим Ричардом! Мне до них нет никакого дела, и чем реже они будут здесь появляться, тем лучше. А то я когда-нибудь не выдержу, и редкое издание пострадает!
Бережно перелистывая истонченные пожелтевшие страницы, Мэг погрузилась в чтение. Книга оказалась историей дома Феннелов, написанной Чарльзом Кросби, библиотекарем. Слог не отличался изяществом, но в обстоятельности мистеру Кросби отказать было нельзя. Мэг совершенно запуталась в браках первых Феннелов, в их должностях, взлетах и падениях на королевской службе. При описании сэра Филиппа Феннела тон повествования изменился. Видимо, злосчастный Филипп был любимцем библиотекаря. Собственно, восхищаться было нечем. Легкомысленный Филипп участвовал в заговоре, был обезглавлен и едва не погубил свой род. Только своевременный переход его вдовы леди Маргарет в протестантство спас семью от опалы и конфискации имущества. Во время казни Филипп держался с веселым мужеством и достоинством и даже шутил с палачом. Кросби подробно остановился на внешности Филиппа — высокого черноволосого красавца. Перед Мэг предстал образ Ричарда Стоуна. Вид Ричарда в белой рубахе с расстегнутым воротом перед плахой так потряс ее, что глаза мгновенно наполнились слезами. Ей стало жалко и его, и себя, влюбленную так безнадежно. Почему-то пришли на ум строчки:
Не каждый, кто на свете жил,
Любимых убивал,
Один — жестокостью, другой -
Отравою похвал,
Трус — поцелуем, тот, кто смел, -
Кинжалом наповал.[2]
По-моему, я окончательно свихнулась из-за этого Стоуна, подумала Мэг, вытирая слезы. Осторожно вошедший с подносом в комнату Сэндби увидел ее, хлюпающую носом над описанием казни сэра Филиппа Феннела. Мэг и сама не могла бы объяснить, оплакивает она сэра Филиппа или свою безответную любовью к Ричарду Стоуну. Сэндби тихо поставил поднос на столик и деликатно вздохнул.
— Ах, Сэндби, за что их так жестоко? Ведь можно было просто-напросто послать осваивать новые земли, или в пираты, или воевать с Испанией. Все эти Тюдоры просто тираны и самодуры!
Бережно перелистывая истонченные пожелтевшие страницы, Мэг погрузилась в чтение. Книга оказалась историей дома Феннелов, написанной Чарльзом Кросби, библиотекарем. Слог не отличался изяществом, но в обстоятельности мистеру Кросби отказать было нельзя. Мэг совершенно запуталась в браках первых Феннелов, в их должностях, взлетах и падениях на королевской службе. При описании сэра Филиппа Феннела тон повествования изменился. Видимо, злосчастный Филипп был любимцем библиотекаря. Собственно, восхищаться было нечем. Легкомысленный Филипп участвовал в заговоре, был обезглавлен и едва не погубил свой род. Только своевременный переход его вдовы леди Маргарет в протестантство спас семью от опалы и конфискации имущества. Во время казни Филипп держался с веселым мужеством и достоинством и даже шутил с палачом. Кросби подробно остановился на внешности Филиппа — высокого черноволосого красавца. Перед Мэг предстал образ Ричарда Стоуна. Вид Ричарда в белой рубахе с расстегнутым воротом перед плахой так потряс ее, что глаза мгновенно наполнились слезами. Ей стало жалко и его, и себя, влюбленную так безнадежно. Почему-то пришли на ум строчки:
Не каждый, кто на свете жил,
Любимых убивал,
Один — жестокостью, другой -
Отравою похвал,
Трус — поцелуем, тот, кто смел, -
Кинжалом наповал.[2]
По-моему, я окончательно свихнулась из-за этого Стоуна, подумала Мэг, вытирая слезы. Осторожно вошедший с подносом в комнату Сэндби увидел ее, хлюпающую носом над описанием казни сэра Филиппа Феннела. Мэг и сама не могла бы объяснить, оплакивает она сэра Филиппа или свою безответную любовью к Ричарду Стоуну. Сэндби тихо поставил поднос на столик и деликатно вздохнул.
— Ах, Сэндби, за что их так жестоко? Ведь можно было просто-напросто послать осваивать новые земли, или в пираты, или воевать с Испанией. Все эти Тюдоры просто тираны и самодуры!