На шее у нее было рубиновое ожерелье – подарок таинственной пары. Мисс Холмс как тень пересекла коридор и скрылась из виду. Я последовал за ней, стараясь как можно меньше шуметь. Мы спустились по витой лестнице и вышли в сад, где мисс Холмс, словно влекомая вперед какой-то таинственной силой, ускорила шаги и направилась к рощице, в которой я за день до этого стрелял голубей. Я следовал за ней под прикрытием кустарников. На миг я потерял ее из виду. Потом снова увидел уже под дубом: она стояла, протянув руки к медленно приближавшимся двум фигурам, закутанным в плащи. В этих фигурах легко можно было узнать Харута и Марута. В стороне виднелись очертания кареты, слышался нетерпеливый стук лошадиных копыт о мерзлую землю.
Я бросился вперед и встал между мисс Холмс и Харутом с Марутом.
Мы не обменялись ни словом, так как все трое боялись разбудить спящую девушку, зная, что ее пробуждение могло повлечь опасные последствия.
В руках моих противников блестели кривые ножи.
Я направил пистолет в сердце Харута. Перевес был на моей стороне: я мог застрелить обоих прежде, чем их ножи достанут меня.
– Ты победил на этот раз, о Бодрствующий в ночи! – тихо сказал Харут. – В следующий раз ты проиграешь. Эта прекрасная леди принадлежит нам, белому народу кенда, ибо она отмечена знаком молодой луны. Ее сердце услышало призыв Небесного Дитяти. Она вернется к нему. Теперь, пока она спит, уведи ее отсюда, о храбрый и разумный, так точно прозванный Бодрствующим в ночи!
Они ушли. Вскоре послышался стук колес удалявшейся кареты.
В первый момент у меня появилась мысль бежать за ними и подстрелить одну из их лошадей. Но тогда оставался только один заряд против двоих людей и, убив одного из них, я был бы безоружным перед другим. Кроме того, выстрелы могли разбудить мисс Холмс. Пришлось отказаться от преследования.
Я подошел к спящей, осторожно взял ее за руку и повел обратно в замок. Проводив ее до комнаты, я запер за ней дверь и, прислушавшись, убедился, что она улеглась в постель.
Теперь, уверенный, что мисс Холмс в безопасности, я сел за стол, стоявший в коридоре, и стал обдумывать, что делать дальше. Мой долг был немедленно уведомить о случившемся лорда Рэгнолла.
Но как это сделать, не всполошив весь дом и не вызвав лишних разговоров? Сначала надо разбудить м-ра Сэвэджа, – подумал я. Я не знал, где его комната, но вспомнил, что, проводив меня спать и поговорив со мной о змеях, он на всякий случай указал звонок, проведенный к нему.
Следуя вдоль провода и пройдя целый ряд лестниц и различных переходов, я наконец добрался до двери его комнаты и постучал в нее.
– Кто там? – спросил м-р Сэвэдж с дрожью в голосе.
– Я.
– Кто это «я»? «Я» может быть Харум и Скарум, или того хуже!
– Я, Аллан Кватермэн, идиот вы этакий, – прошептал я в замочную скважину.
– Анна? Что за Анна? Уходите! Поговорим завтра.
Я постучал в дверь энергичнее. Наконец Сэвэдж осторожно приоткрыл ее.
– Господи! – воскликнул он. – Что вы делаете здесь, сэр, в такое время с пистолетом в руках? Или, может быть, это голова змеи? – вскричал он, испуганно отпрянув назад.
– У меня важное и неотложное дело к его светлости, – нетерпеливо сказал я, – поскорее проводите меня к нему.
Мы направились в спальню лорда Рэгнолла.
– В чем дело, м-р Кватермэн? – спросил тот, зевая и приподнимаясь в постели. – Вам приснился кошмар?
– Да, – ответил я, и когда Сэвэдж вышел, рассказал лорду Рэгноллу обо всем.
– Господи! – воскликнул он, когда я окончил рассказ. – Если бы не ваше предчувствие и не ваша храбрость…
– Дело не в этом, – прервал я его, – вопрос в том, что нам делать теперь. Попытаться задержать этих людей, или станем молчать обо всем и будем настороже?
– Не знаю, что и сказать, – ответил лорд Рэгнолл, – если мы их поймаем, вся эта история будет как-то странно звучать на суде.
– Конечно, – согласился я, – но, по-моему, следует сейчас же осмотреть место происшествия, пока дождь или снег не уничтожил следы.
– Хорошо, – сказал лорд Рэгнолл, – мы возьмем с собой Сэвэджа. Это верный человек; он умеет молчать.
Пока лорд Рэгнолл поспешно одевался, я рассказал Сэвэджу о случившемся. Он слушал меня, затаив дыхание.
Убедившись, что мисс Холмс в своей комнате, мы спустились по витой лестнице и вышли в сад, тщательно запирая за собой все двери.
Уже рассветало. Мы без труда рассмотрели следы туфель мисс Холмс, моих ног, лошадиных копыт и колес кареты. Кроме того, мы нашли полотняный мешок, в котором оказалось арабское женское платье, предназначавшееся, очевидно, для мисс Холмс.
Когда Сэвэдж открывал мешок, к его великому ужасу оттуда выползла змея, вероятно, участница вчерашнего представления.
Описание всего этого, занесенное со всеми подробностями в памятную книгу лорда Рэгнолла, было подписано всеми нами.
В дальнейшем это дело было поручено опытным сыщикам, которым только удалось установить, что Харут и Марут с двумя женщинами своего племени, вероятно, взятыми для надзора за мисс Холмс, отплыли на пароходе «Антилопа» в Египет.
Но вернемся к мисс Холмс.
На следующее утро она вышла к завтраку как ни в чем не бывало, но была несколько бледнее обыкновенного.
За столом я сидел недалеко от нее и в удобную минуту осведомился, как она провела прошлую ночь. Она ответила, что спала как никогда крепко и что у нее были какие-то странные сновидения.
– Удивительно то, – прибавила она, – что утром мои туфли оказались в грязи, как будто я выходила из дому во сне, чего со мной никогда не бывало раньше.
С помощью лорда Рэгнолла я поспешно сменил тему разговора.
Вскоре после завтрака мне передали, что коляска мисс Маннерс ждет меня, и я собрался уезжать.
При прощании лорд Рэгнолл записал мой английский и африканский адреса в свою записную книжку.
– Несмотря на три дня нашего знакомства, м-р Кватермэн, – сказал он, – мне кажется, что я вас знаю уже много-много лет. Когда вы в следующий раз приедете в Англию, я надеюсь, что вы остановитесь у меня.
– А если вам случится быть в Южной Африке, – сказал я, – прошу вас располагать моим скромным домом в Дюрбане как своим.
– Это очень любезно с вашей стороны, – ответил лорд. – Но, признаться, мне надоели путешествия. Кроме того, обстоятельства заставили меня по-особому относиться к Африке. Скажите, что вы думаете обо всем случившемся вчера?
– Право, не знаю, что вам ответить, – сказал я, – могу посоветовать одно: берегите вашу будущую жену. По всей вероятности, эти люди снова сделают попытку похитить ее. Это терпеливые, решительные люди.
– Вы меня немного пугаете, – сказал лорд Рэгнолл, – конечно, я приму к сведению ваш совет.
После этого мы расстались.
– Прощайте, м-р Кватермэн, – говорил Сэвэдж, подавая мне пальто, – я никогда не забуду вас. Но не забуду и этих бездельников Харума и Скарума с их проклятыми змеями!
Я бросился вперед и встал между мисс Холмс и Харутом с Марутом.
Мы не обменялись ни словом, так как все трое боялись разбудить спящую девушку, зная, что ее пробуждение могло повлечь опасные последствия.
В руках моих противников блестели кривые ножи.
Я направил пистолет в сердце Харута. Перевес был на моей стороне: я мог застрелить обоих прежде, чем их ножи достанут меня.
– Ты победил на этот раз, о Бодрствующий в ночи! – тихо сказал Харут. – В следующий раз ты проиграешь. Эта прекрасная леди принадлежит нам, белому народу кенда, ибо она отмечена знаком молодой луны. Ее сердце услышало призыв Небесного Дитяти. Она вернется к нему. Теперь, пока она спит, уведи ее отсюда, о храбрый и разумный, так точно прозванный Бодрствующим в ночи!
Они ушли. Вскоре послышался стук колес удалявшейся кареты.
В первый момент у меня появилась мысль бежать за ними и подстрелить одну из их лошадей. Но тогда оставался только один заряд против двоих людей и, убив одного из них, я был бы безоружным перед другим. Кроме того, выстрелы могли разбудить мисс Холмс. Пришлось отказаться от преследования.
Я подошел к спящей, осторожно взял ее за руку и повел обратно в замок. Проводив ее до комнаты, я запер за ней дверь и, прислушавшись, убедился, что она улеглась в постель.
Теперь, уверенный, что мисс Холмс в безопасности, я сел за стол, стоявший в коридоре, и стал обдумывать, что делать дальше. Мой долг был немедленно уведомить о случившемся лорда Рэгнолла.
Но как это сделать, не всполошив весь дом и не вызвав лишних разговоров? Сначала надо разбудить м-ра Сэвэджа, – подумал я. Я не знал, где его комната, но вспомнил, что, проводив меня спать и поговорив со мной о змеях, он на всякий случай указал звонок, проведенный к нему.
Следуя вдоль провода и пройдя целый ряд лестниц и различных переходов, я наконец добрался до двери его комнаты и постучал в нее.
– Кто там? – спросил м-р Сэвэдж с дрожью в голосе.
– Я.
– Кто это «я»? «Я» может быть Харум и Скарум, или того хуже!
– Я, Аллан Кватермэн, идиот вы этакий, – прошептал я в замочную скважину.
– Анна? Что за Анна? Уходите! Поговорим завтра.
Я постучал в дверь энергичнее. Наконец Сэвэдж осторожно приоткрыл ее.
– Господи! – воскликнул он. – Что вы делаете здесь, сэр, в такое время с пистолетом в руках? Или, может быть, это голова змеи? – вскричал он, испуганно отпрянув назад.
– У меня важное и неотложное дело к его светлости, – нетерпеливо сказал я, – поскорее проводите меня к нему.
Мы направились в спальню лорда Рэгнолла.
– В чем дело, м-р Кватермэн? – спросил тот, зевая и приподнимаясь в постели. – Вам приснился кошмар?
– Да, – ответил я, и когда Сэвэдж вышел, рассказал лорду Рэгноллу обо всем.
– Господи! – воскликнул он, когда я окончил рассказ. – Если бы не ваше предчувствие и не ваша храбрость…
– Дело не в этом, – прервал я его, – вопрос в том, что нам делать теперь. Попытаться задержать этих людей, или станем молчать обо всем и будем настороже?
– Не знаю, что и сказать, – ответил лорд Рэгнолл, – если мы их поймаем, вся эта история будет как-то странно звучать на суде.
– Конечно, – согласился я, – но, по-моему, следует сейчас же осмотреть место происшествия, пока дождь или снег не уничтожил следы.
– Хорошо, – сказал лорд Рэгнолл, – мы возьмем с собой Сэвэджа. Это верный человек; он умеет молчать.
Пока лорд Рэгнолл поспешно одевался, я рассказал Сэвэджу о случившемся. Он слушал меня, затаив дыхание.
Убедившись, что мисс Холмс в своей комнате, мы спустились по витой лестнице и вышли в сад, тщательно запирая за собой все двери.
Уже рассветало. Мы без труда рассмотрели следы туфель мисс Холмс, моих ног, лошадиных копыт и колес кареты. Кроме того, мы нашли полотняный мешок, в котором оказалось арабское женское платье, предназначавшееся, очевидно, для мисс Холмс.
Когда Сэвэдж открывал мешок, к его великому ужасу оттуда выползла змея, вероятно, участница вчерашнего представления.
Описание всего этого, занесенное со всеми подробностями в памятную книгу лорда Рэгнолла, было подписано всеми нами.
В дальнейшем это дело было поручено опытным сыщикам, которым только удалось установить, что Харут и Марут с двумя женщинами своего племени, вероятно, взятыми для надзора за мисс Холмс, отплыли на пароходе «Антилопа» в Египет.
Но вернемся к мисс Холмс.
На следующее утро она вышла к завтраку как ни в чем не бывало, но была несколько бледнее обыкновенного.
За столом я сидел недалеко от нее и в удобную минуту осведомился, как она провела прошлую ночь. Она ответила, что спала как никогда крепко и что у нее были какие-то странные сновидения.
– Удивительно то, – прибавила она, – что утром мои туфли оказались в грязи, как будто я выходила из дому во сне, чего со мной никогда не бывало раньше.
С помощью лорда Рэгнолла я поспешно сменил тему разговора.
Вскоре после завтрака мне передали, что коляска мисс Маннерс ждет меня, и я собрался уезжать.
При прощании лорд Рэгнолл записал мой английский и африканский адреса в свою записную книжку.
– Несмотря на три дня нашего знакомства, м-р Кватермэн, – сказал он, – мне кажется, что я вас знаю уже много-много лет. Когда вы в следующий раз приедете в Англию, я надеюсь, что вы остановитесь у меня.
– А если вам случится быть в Южной Африке, – сказал я, – прошу вас располагать моим скромным домом в Дюрбане как своим.
– Это очень любезно с вашей стороны, – ответил лорд. – Но, признаться, мне надоели путешествия. Кроме того, обстоятельства заставили меня по-особому относиться к Африке. Скажите, что вы думаете обо всем случившемся вчера?
– Право, не знаю, что вам ответить, – сказал я, – могу посоветовать одно: берегите вашу будущую жену. По всей вероятности, эти люди снова сделают попытку похитить ее. Это терпеливые, решительные люди.
– Вы меня немного пугаете, – сказал лорд Рэгнолл, – конечно, я приму к сведению ваш совет.
После этого мы расстались.
– Прощайте, м-р Кватермэн, – говорил Сэвэдж, подавая мне пальто, – я никогда не забуду вас. Но не забуду и этих бездельников Харума и Скарума с их проклятыми змеями!
VI. ЗОЛОТОПРОМЫШЛЕННАЯ КОМПАНИЯ «ДОБРОГО ДОВЕРИЯ»
Прошло целых два года с тех пор, как я расстался с лордом Рэгноллом и мисс Холмс. За это время я дважды получал от них известия. Один раз пришло письмо от Скрупа, в котором тот сообщал мне об их бракосочетании. Это была самая заметная свадьба лондонского сезона. К письму была приложена вырезка из газеты с описанием всех подробностей, до платья невесты включительно.
Все это было чуждо мне, однако одно замечание вызвало у меня сильный интерес. Привожу его целиком:
«…Большие толки вызвало то обстоятельство, что на невесте не было никаких драгоценностей, кроме рубинового ожерелья с маленьким, тоже рубиновым, изображением египетского бога, хотя фамильные бриллианты Рэгноллов, уже давно не видевшие света, известны как одни из самых изящных и ценных в стране. Следует заметить, что это украшение было удивительно к лицу невесте. На вопрос одного из друзей о причине такого выбора, леди Рэгнолл ответила, что это ожерелье должно принести ей счастье…»
Второе известие я узнал год спустя из старого номера газеты «Таймс», где была заметка о рождении у лорда и леди Рэгнолл сына и наследника.
Что касается меня, то я много всего пережил за эти два года. Участвуя в экспедиции в Понголэнд, я не раз испытывал искушение отправиться на север этой области к Харуту и Маруту, обещавшим проводить меня туда, где живет гигантский слон, которого, по их словам, мне суждено было убить.
Однако я удержался и, вернувшись в Дюрбан, пришел к решению больше никогда не участвовать в рискованных экспедициях. Благодаря удачно сложившимся обстоятельствам, я сделался обладателем небольшого капитала, который дал мне возможность бросить охотничьи скитания в диких областях Африки. Вскоре мне представился случай поместить свой капитал в торговое предприятие.
Один еврей по имени Джэкоб предложил мне половину прав на владение золотой копью, открытой им на границе Земли зулусов, с условием, что я внесу капитал, необходимый для ее разработки. Вместе с Джэкобом и его приятелями я отправился осмотреть это место.
Взятый для испытания кварц показал богатое содержание золота и, в конце концов, образовалась акционерная компания для разработки золотого рудника «Доброго доверия» с Алланом Кватермэном, эсквайром, во главе.
Ох уж эта компания!
До сих пор я помню о ней. Наш основной капитал был невелик – 10.000 фунтов, из которых Джэкоб и его приятели взяли себе половину как покупную стоимость их прав. Впоследствии выяснилось, что эти права были приобретены всего за три дюжины бутылок джина, сломанную повозку, четыре старых коровы и пять фунтов деньгами.
Лично я, прежде чем стал председателем в правлении с жалованием сто фунтов в год (которого я никогда не получал), купил на тысячу фунтов Шер[6] за наличные деньги.
Был установлен баланс в 4000 фунтов, и работа началась. Мы начали промывать один песчаный участок, и сразу это дало такой блестящий результат, что наши шеры поднялись на целых десять шиллингов. Причем Джэкоб и его приятели воспользовались случаем продать половину своих, уверив меня, что необходимо расширить дело. Через некоторое время песчаный участок оказался никуда негодным; было решено приобрести машину для дробления кварца, в котором предполагалось богатое содержание золота. Мы сторговались с одной машиностроительной фирмой.
Тем временем наши шеры упали сперва до своей номинальной стоимости, потом до пятнадцати шиллингов, потом до десяти.
Джэкоб, один из директоров правления, сказал, что на мне, как на председателе, лежит ответственность за престиж нашей компании. Я снова накупил шер на свои последние пятьсот фунтов.
Но как была подорвана моя вера в людей, когда я узнал, что тысяча шер, купленных мною на последние пятьсот фунтов, были собственностью Джэкоба, продавшего их мне при посредничестве подставных лиц. Наконец наступил кризис. Прежде чем дробильную машину нам доставили, все наши фонды были исчерпаны, и встал вопрос о ликвидации компании. Созвали общее собрание акционеров, и после нескольких бессонных ночей я занял на нем свое председательское место.
Каково же было мое удивление, когда я увидел, что из пяти директоров, кроме меня, явился только один честный старик, отставной морской капитан, купивший триста шер.
Джэкоб и его два приятеля рано утром уплыли на пароходе в Капштадт.
Собрание вначале было довольно бурным.
Я как мог обрисовал положение дел и, когда закончил, со всех сторон посыпались вопросы, на которые ни я, ни кто-либо другой не мог дать удовлетворительного ответа.
Тогда один явно нетрезвый джентльмен, владелец десяти шер, напрямик объявил, что я обманул акционеров.
Я в ярости вскочил и, хотя он был вдвое выше меня, предложил ему поговорить со мной об этом наедине.
Он поспешно удалился.
После инцидента, закончившегося общим смехом, вся правда выплыла наружу.
Один «цветной» человек рассказал, что Джэкоб нанял его «посолить» почву – подсыпать золота в песок, который мы промывали вначале.
Все стало ясно.
Я без сил опустился в свое кресло.
Тогда один добросердечный человек, сам потерявший деньги в этом деле, поднялся и произнес короткую речь, которой было достаточно, чтобы восстановить утерянную мной веру в людей. Он говорил, что Аллан Кватермэн, работавший как лошадь для пользы акционеров, сам наравне с другими разорен этим вором Джэкобом, и в заключение предложил прокричать трижды «ура» в честь нашего честного друга и товарища по несчастью, Аллана Кватермэна. К моему удивлению все собрание исполнило это весьма охотно.
Я поднялся и со слезами на глазах поблагодарил всех, говоря, что рад оставить эту комнату таким же бедным, каким был всегда, но с незапятнанной репутацией честного человека. Пожав руку джентльмену, выручившему меня из неприятного положения, я с легким сердцем отправился домой. Правда, я потерял все свои деньги, но честь моя была спасена, а что такое деньги в сравнении с честью!
Я перебрался на другую сторону грязной улицы и пошел вдоль нее.
Улица была почти пуста.
Единственная пара привлекла мое внимание. В одном из них я узнал полупьяного субъекта, обвинявшего меня в обмане; в другом – морщинистом готтентоте, некоего Ханса.
Этот Ханс, должен сказать, был сначала слугой моего отца, миссионера в Капской колонии, а потом моим компаньоном во многих приключениях. Это был храбрый, испытанный человек, единственной слабостью которого оказалось пристрастие к алкоголю. Он питал ко мне самую горячую привязанность.
Сколотив немного денег, он приобрел небольшую ферму недалеко от Дюрбана, где и жил, пользуясь большим уважением за свои былые подвиги.
Белый и готтентот переругивались между собой по-голландски.
– Грязный готтентот, – кричал белый, – что ты пристал ко мне, как шакал?
– Сын белой жирной свиньи, – отвечал Ханс, – ты осмелился назвать бааса вором? Ты, не стоящий ногтя бааса, чья честь светлее солнца, чье сердце чище белого песка в море!
– Он присвоил себе мои деньги.
– А зачем, свинья, ты убежал от него, когда он хотел говорить с тобой?
– Я тебе покажу «убежал», желтая собака! – закричал белый, замахиваясь палкой.
– Ты хочешь драться? – спросил Ханс, с необыкновенным проворством отступив назад. – Так получай! – он низко наклонил голову и, как буйвол, бросившись вперед, ударил белого головой в живот так, что тот опрокинулся назад и полетел в канаву, полную грязной воды. После этого Ханс спокойно повернулся и исчез за углом.
К моему облегчению, через минуту белый вылез из канавы весь покрытый грязью и, держась за место, называемое на медицинском языке диафрагмой, медленно пошел вдоль улицы. «Какими преданными могут быть готтентоты, которых считают низшими существами человеческого рода», – подумал я.
Придя домой, я уселся в расшатанное тростниковое кресло на веранде, закурил трубку и задумался, что мне предпринять, имея всего на триста фунтов имущества и хороший запас оружия.
С коммерцией во всех ее видах я раз и навсегда покончил.
Оставалась только моя старая профессия охотника.
Слоны – вот единственно выгодная в смысле заработка дичь.
Но ближайшие места охоты уже давно опустошены. Кроме того, пришлось бы соперничать с молодыми профессионалами из буров.
Если уж решать заняться охотой на слонов, придется отправляться в отдаленные места. Размышляя о преимуществах и недостатках различных мест охоты, я услышал из-за большого куста гардении что-то вроде козлиного покашливания. Однако я знал, что эти звуки производит человек, так как не раз они служили мне сигналом в опасную минуту.
– Ханс, иди сюда, – позвал я, и вслед за этим из кустов алоэ показалась фигура старого готтентота. Я не понял, почему он выбрал такой способ визита, но это было вполне в духе его скрытности, унаследованной от предков. Он уселся на корточки передо мной, как коршун, поглядывая на спускавшееся к западу солнце.
– Ты так выглядишь, Ханс, – сказал я, – будто только что дрался. Шляпа у тебя измята, весь ты обрызган грязью.
– Баас прав, как всегда. Я поссорился с одним человеком из-за шести пенсов, которые он мне должен, и ударил его головой, позабыв снять сперва шляпу. Мне жаль, это хорошая шляпа. Она почти новая. Два года назад баас подарил мне ее, когда мы вернулись из Понголэнда.
– Зачем ты лжешь? – сказал я. – Ты дрался с белым человеком вовсе не из-за шести шиллингов. Ты столкнул его в канаву и забрызгался грязью.
– Это так. Я дрался с белым не из-за шести шиллингов. Я дрался с ним за преданность, которая стоит меньше, или ничего не стоит. Я пришел к баасу одолжить фунт. Белый человек пожалуется в суд. Меня заставят заплатить фунт или сидеть в сундуке 14 дней. Белый ударил меня первый, но судья не поверит бедному готтентоту, а у меня нет свидетелей. Скажут: Ханс был пьян, Ханс лжет. Плати, Ханс, плати фунт и десять шиллингов, или иди в сундук на 14 дней плести корзины для великой королевы. Баас! У меня есть деньги заплатить за правосудие, которое стоит десять шиллингов, а мне нужен еще фунт.
– Я думаю, Ханс, что скорее ты мне мог бы одолжить фунт, чем я тебе. Мой кошелек пуст.
– Это ничего, баас. Если необходимо, я могу 14 дней делать корзины и циновки для великой белой королевы. Пусть она вытирает о мои циновки ноги. Сундук вовсе неплохое место, баас.
– Зачем же тебе идти в тюрьму, когда ты богат и можешь заплатить штраф хоть в сотню фунтов?
– Месяц или два назад я был богат, баас, а теперь я беден. У меня ничего нет, кроме десяти шиллингов.
– Ханс, – строго сказал я, – ты опять пьянствовал и играл на деньги. Ты продал ферму и скот, чтобы заплатить проигрыш и купить джин?
– Да, баас. Только я не пил и не играл. Я продал землю и скот за шестьсот пятьдесят фунтов и купил другое.
– Что же ты купил? – поинтересовался я.
Ханс полез сначала в один карман, потом в другой и наконец извлек оттуда грязный измятый листок бумаги, похожий на банковский билет.
Я взял его в руки, взглянул и едва не лишился чувства. Этот листок удостоверял, что Ханс является владельцем шер компании «Доброго доверия» на сумму шестьсот пятьдесят фунтов, той самой компании, в которой я был злополучным председателем!
– Ханс, – слабым голосом сказал я, – у кого ты купил это?
– У бааса, у которого нос крючком. Его зовут Джэкоб[7]. Так же, как и того великого человека из Библии, который дал своему брату похлебку, когда тот вернулся с охоты и получил за это ферму и скот, а потом пошел на небо по лестнице. Так рассказывал нам ваш отец, баас.
– А кто тебе сказал купить их, Ханс?
– Самми, баас, тот Самми, который был вашим поваром, когда мы ходили в Понголэнд. Джэкоб жил в отеле Самми и сказал ему, что если он не купит этих бумаг, бааса посадят в сундук. Самми купил их несколько, но у него было мало денег. Джэкоб платил Самми мало денег. Джэкоб платил Самми за все, что ел и пил, этими бумагами. Самми пришел ко мне и напомнил, что покойный отец бааса оставил его на наше попечение. Я продал ферму и скот другу Джэкоба, очень дешево продал. Вот и вся история, баас.
Я слушал это, и, сказать правду, почти плакал, думая, какую жертву принес для меня этот старый готтентот по наущению мошенника.
– Ханс! – сказал я. – Когда ты поймал работорговцев в ими же расставленные ловушки, умирающий вождь зулусов назвал тебя Светом во мраке. Он верно назвал тебя, ибо ты, как свет, засиял в темноте моего сердца. Я считал себя мудрым, но оказался глупцом, и был, как ты и Самми, обманут обыкновенным мошенником. Но этот мошенник, показав, насколько низким может быть человек, заставил тебя показать, насколько может быть человек благородным. Свет во мраке! Ты дал мне больше, чем все золото в мире. Я постараюсь заплатить тебе за это своей вечной любовью!
Ханс взял мою протянутую руку и приложил ее к своему лбу.
– Не надо говорить так, баас. Это делает меня печальным, когда я так счастлив. Сколько раз баас не наказывал меня, когда я поступал нехорошо, когда я пил, и за другое? Баас не наказал меня даже тогда, когда я украл порох, чтобы продать его и купить себе джину. Правда, порох никуда не годился.
– Но почему ты теперь счастлив? – спросил я.
– О, баас! – ответил Ханс, и глаза его заблестели. – Разве баас не догадывается – почему? Теперь у бааса нет денег, и у меня нет. Ясно, что мы пойдем искать заработка. Я так рад, баас. Мне надоело сидеть на ферме и доить коров. Великий Небесный Отец знал, что делал, послав Джэкоба на наш путь!
– Ты прав, Ханс, – сказал я, – но куда мы пойдем? Нам нужны слоны.
Ханс назвал целый ряд различных мест и, окончив их перечень, сел на корточки передо мной и, пожевывая табак, вопросительно поглядывал на меня, склонив голову набок, как старая пытливая птица.
– Ханс, – спросил я, – ты помнишь историю, которую я рассказывал тебе год или более тому назад? Историю о народе кенда; в стране их, говорят, находится кладбище слонов, которые приходят туда умирать. Эта страна лежит где-то на северо-востоке от того озера, где живут понго. Ты говорил, что ничего не слышал о народе кенда?
– Нет, баас, я много слышал о них.
– Почему же ты раньше ничего не говорил мне?
– Зачем было говорить? Баас тогда искал золото, а не слоновую кость. Когда мы были в городе Беза, я разговаривал со всеми, с кем стоило поговорить. Там жила одна старая женщина. Муж и дети у нее умерли, и она была всегда одна; все боялись ее, потому что она была мудрая, умела гадать и знала лечебные травы. Я рассказывал ей о понго и об их боге-горилле. Она говорила, что это ничто по сравнению с другим богом, которого она видела, когда была очень молодой. Она говорила так: далеко на северо-востоке живет народ кенда, которым правит султан. Это великий народ, заселяющий плодородную землю. Вокруг их страны лежит пустыни, где никто не может жить. Никто ничего не знает о кенда. Кто перейдет через пустыню в их землю, тот никогда не возвратится, потому что его убьют. Она говорила мне, что происходит из этого народа, но убежала от них, когда султан хотел взять ее в свой гарем. Она счастливо перешла через пустыню и попала к мазиту, искавшим страусовых перьев. Она ничего не говорила им о своей земле, потому что боялась наказаний своего бога.
– А что она тебе говорила о народе кенда и их боге?
– Она говорила, что у кенда не один бог, а да, не один правитель, а два. Они имеют доброго бога-дитя, которое говорит устами женщины-оракула. Если женщина умирает, бог не говорит до тех пор, пока не найдет другую женщину, отмеченную знаком бога. Перед смертью женщина-оракул говорит, в какой стране живет та, которая заменит ее. Священники отправляются в ту страну на поиски. Иногда они долго не могут найти новую женщину; тогда дитя теряет язык и народ становится добычей другого бога, который никогда не умирает. Тот бог – большой злой слон, которому приносят в жертву людей. Султан и большая часть народа, все черные поклоняются тому слону. Имя его Джана. Много лет назад, когда мир был еще молодым, с севера туда пришел другой светлый народ, поклонявшийся дитяти, которого принес с собой. Этот народ поселился рядом с черным народом. Дитя – добрый бог, слон – злой. Дитя посылает дождь и хорошую погоду и исцеляет болезни. Джана посылает злые дары: войну и жестокость. Вот что рассказала мне старуха, баас.
– Почему же ты тогда ничего не сказал мне об этом?
– Потому что я боялся, что баас пойдет искать этот народ, а мне тогда надоело путешествовать и хотелось вернуться в Наталь на отдых. Кроме того, все мазиту говорили, что эта женщина большая лгунья.
– Она не лгала, – и я рассказал Хансу о Харуте и Маруте и их просьбе, о виденном мною кладбище слонов и Джане.
Ханс невозмутимо выслушал это: его трудно было чем-нибудь удивить.
– Да, баас. Старуха не была лгуньей. Когда же мы отправимся забрать эту слоновую кость и каким путем пойдем? Через Кильву или через Землю зулусов? Надо торопиться, пока не пошли дожди.
После этого мы долго беседовали. Карманы наши были пусты, и решить задачу, как пуститься в путешествие, было весьма трудно, если не вовсе невозможно.
Все это было чуждо мне, однако одно замечание вызвало у меня сильный интерес. Привожу его целиком:
«…Большие толки вызвало то обстоятельство, что на невесте не было никаких драгоценностей, кроме рубинового ожерелья с маленьким, тоже рубиновым, изображением египетского бога, хотя фамильные бриллианты Рэгноллов, уже давно не видевшие света, известны как одни из самых изящных и ценных в стране. Следует заметить, что это украшение было удивительно к лицу невесте. На вопрос одного из друзей о причине такого выбора, леди Рэгнолл ответила, что это ожерелье должно принести ей счастье…»
Второе известие я узнал год спустя из старого номера газеты «Таймс», где была заметка о рождении у лорда и леди Рэгнолл сына и наследника.
Что касается меня, то я много всего пережил за эти два года. Участвуя в экспедиции в Понголэнд, я не раз испытывал искушение отправиться на север этой области к Харуту и Маруту, обещавшим проводить меня туда, где живет гигантский слон, которого, по их словам, мне суждено было убить.
Однако я удержался и, вернувшись в Дюрбан, пришел к решению больше никогда не участвовать в рискованных экспедициях. Благодаря удачно сложившимся обстоятельствам, я сделался обладателем небольшого капитала, который дал мне возможность бросить охотничьи скитания в диких областях Африки. Вскоре мне представился случай поместить свой капитал в торговое предприятие.
Один еврей по имени Джэкоб предложил мне половину прав на владение золотой копью, открытой им на границе Земли зулусов, с условием, что я внесу капитал, необходимый для ее разработки. Вместе с Джэкобом и его приятелями я отправился осмотреть это место.
Взятый для испытания кварц показал богатое содержание золота и, в конце концов, образовалась акционерная компания для разработки золотого рудника «Доброго доверия» с Алланом Кватермэном, эсквайром, во главе.
Ох уж эта компания!
До сих пор я помню о ней. Наш основной капитал был невелик – 10.000 фунтов, из которых Джэкоб и его приятели взяли себе половину как покупную стоимость их прав. Впоследствии выяснилось, что эти права были приобретены всего за три дюжины бутылок джина, сломанную повозку, четыре старых коровы и пять фунтов деньгами.
Лично я, прежде чем стал председателем в правлении с жалованием сто фунтов в год (которого я никогда не получал), купил на тысячу фунтов Шер[6] за наличные деньги.
Был установлен баланс в 4000 фунтов, и работа началась. Мы начали промывать один песчаный участок, и сразу это дало такой блестящий результат, что наши шеры поднялись на целых десять шиллингов. Причем Джэкоб и его приятели воспользовались случаем продать половину своих, уверив меня, что необходимо расширить дело. Через некоторое время песчаный участок оказался никуда негодным; было решено приобрести машину для дробления кварца, в котором предполагалось богатое содержание золота. Мы сторговались с одной машиностроительной фирмой.
Тем временем наши шеры упали сперва до своей номинальной стоимости, потом до пятнадцати шиллингов, потом до десяти.
Джэкоб, один из директоров правления, сказал, что на мне, как на председателе, лежит ответственность за престиж нашей компании. Я снова накупил шер на свои последние пятьсот фунтов.
Но как была подорвана моя вера в людей, когда я узнал, что тысяча шер, купленных мною на последние пятьсот фунтов, были собственностью Джэкоба, продавшего их мне при посредничестве подставных лиц. Наконец наступил кризис. Прежде чем дробильную машину нам доставили, все наши фонды были исчерпаны, и встал вопрос о ликвидации компании. Созвали общее собрание акционеров, и после нескольких бессонных ночей я занял на нем свое председательское место.
Каково же было мое удивление, когда я увидел, что из пяти директоров, кроме меня, явился только один честный старик, отставной морской капитан, купивший триста шер.
Джэкоб и его два приятеля рано утром уплыли на пароходе в Капштадт.
Собрание вначале было довольно бурным.
Я как мог обрисовал положение дел и, когда закончил, со всех сторон посыпались вопросы, на которые ни я, ни кто-либо другой не мог дать удовлетворительного ответа.
Тогда один явно нетрезвый джентльмен, владелец десяти шер, напрямик объявил, что я обманул акционеров.
Я в ярости вскочил и, хотя он был вдвое выше меня, предложил ему поговорить со мной об этом наедине.
Он поспешно удалился.
После инцидента, закончившегося общим смехом, вся правда выплыла наружу.
Один «цветной» человек рассказал, что Джэкоб нанял его «посолить» почву – подсыпать золота в песок, который мы промывали вначале.
Все стало ясно.
Я без сил опустился в свое кресло.
Тогда один добросердечный человек, сам потерявший деньги в этом деле, поднялся и произнес короткую речь, которой было достаточно, чтобы восстановить утерянную мной веру в людей. Он говорил, что Аллан Кватермэн, работавший как лошадь для пользы акционеров, сам наравне с другими разорен этим вором Джэкобом, и в заключение предложил прокричать трижды «ура» в честь нашего честного друга и товарища по несчастью, Аллана Кватермэна. К моему удивлению все собрание исполнило это весьма охотно.
Я поднялся и со слезами на глазах поблагодарил всех, говоря, что рад оставить эту комнату таким же бедным, каким был всегда, но с незапятнанной репутацией честного человека. Пожав руку джентльмену, выручившему меня из неприятного положения, я с легким сердцем отправился домой. Правда, я потерял все свои деньги, но честь моя была спасена, а что такое деньги в сравнении с честью!
Я перебрался на другую сторону грязной улицы и пошел вдоль нее.
Улица была почти пуста.
Единственная пара привлекла мое внимание. В одном из них я узнал полупьяного субъекта, обвинявшего меня в обмане; в другом – морщинистом готтентоте, некоего Ханса.
Этот Ханс, должен сказать, был сначала слугой моего отца, миссионера в Капской колонии, а потом моим компаньоном во многих приключениях. Это был храбрый, испытанный человек, единственной слабостью которого оказалось пристрастие к алкоголю. Он питал ко мне самую горячую привязанность.
Сколотив немного денег, он приобрел небольшую ферму недалеко от Дюрбана, где и жил, пользуясь большим уважением за свои былые подвиги.
Белый и готтентот переругивались между собой по-голландски.
– Грязный готтентот, – кричал белый, – что ты пристал ко мне, как шакал?
– Сын белой жирной свиньи, – отвечал Ханс, – ты осмелился назвать бааса вором? Ты, не стоящий ногтя бааса, чья честь светлее солнца, чье сердце чище белого песка в море!
– Он присвоил себе мои деньги.
– А зачем, свинья, ты убежал от него, когда он хотел говорить с тобой?
– Я тебе покажу «убежал», желтая собака! – закричал белый, замахиваясь палкой.
– Ты хочешь драться? – спросил Ханс, с необыкновенным проворством отступив назад. – Так получай! – он низко наклонил голову и, как буйвол, бросившись вперед, ударил белого головой в живот так, что тот опрокинулся назад и полетел в канаву, полную грязной воды. После этого Ханс спокойно повернулся и исчез за углом.
К моему облегчению, через минуту белый вылез из канавы весь покрытый грязью и, держась за место, называемое на медицинском языке диафрагмой, медленно пошел вдоль улицы. «Какими преданными могут быть готтентоты, которых считают низшими существами человеческого рода», – подумал я.
Придя домой, я уселся в расшатанное тростниковое кресло на веранде, закурил трубку и задумался, что мне предпринять, имея всего на триста фунтов имущества и хороший запас оружия.
С коммерцией во всех ее видах я раз и навсегда покончил.
Оставалась только моя старая профессия охотника.
Слоны – вот единственно выгодная в смысле заработка дичь.
Но ближайшие места охоты уже давно опустошены. Кроме того, пришлось бы соперничать с молодыми профессионалами из буров.
Если уж решать заняться охотой на слонов, придется отправляться в отдаленные места. Размышляя о преимуществах и недостатках различных мест охоты, я услышал из-за большого куста гардении что-то вроде козлиного покашливания. Однако я знал, что эти звуки производит человек, так как не раз они служили мне сигналом в опасную минуту.
– Ханс, иди сюда, – позвал я, и вслед за этим из кустов алоэ показалась фигура старого готтентота. Я не понял, почему он выбрал такой способ визита, но это было вполне в духе его скрытности, унаследованной от предков. Он уселся на корточки передо мной, как коршун, поглядывая на спускавшееся к западу солнце.
– Ты так выглядишь, Ханс, – сказал я, – будто только что дрался. Шляпа у тебя измята, весь ты обрызган грязью.
– Баас прав, как всегда. Я поссорился с одним человеком из-за шести пенсов, которые он мне должен, и ударил его головой, позабыв снять сперва шляпу. Мне жаль, это хорошая шляпа. Она почти новая. Два года назад баас подарил мне ее, когда мы вернулись из Понголэнда.
– Зачем ты лжешь? – сказал я. – Ты дрался с белым человеком вовсе не из-за шести шиллингов. Ты столкнул его в канаву и забрызгался грязью.
– Это так. Я дрался с белым не из-за шести шиллингов. Я дрался с ним за преданность, которая стоит меньше, или ничего не стоит. Я пришел к баасу одолжить фунт. Белый человек пожалуется в суд. Меня заставят заплатить фунт или сидеть в сундуке 14 дней. Белый ударил меня первый, но судья не поверит бедному готтентоту, а у меня нет свидетелей. Скажут: Ханс был пьян, Ханс лжет. Плати, Ханс, плати фунт и десять шиллингов, или иди в сундук на 14 дней плести корзины для великой королевы. Баас! У меня есть деньги заплатить за правосудие, которое стоит десять шиллингов, а мне нужен еще фунт.
– Я думаю, Ханс, что скорее ты мне мог бы одолжить фунт, чем я тебе. Мой кошелек пуст.
– Это ничего, баас. Если необходимо, я могу 14 дней делать корзины и циновки для великой белой королевы. Пусть она вытирает о мои циновки ноги. Сундук вовсе неплохое место, баас.
– Зачем же тебе идти в тюрьму, когда ты богат и можешь заплатить штраф хоть в сотню фунтов?
– Месяц или два назад я был богат, баас, а теперь я беден. У меня ничего нет, кроме десяти шиллингов.
– Ханс, – строго сказал я, – ты опять пьянствовал и играл на деньги. Ты продал ферму и скот, чтобы заплатить проигрыш и купить джин?
– Да, баас. Только я не пил и не играл. Я продал землю и скот за шестьсот пятьдесят фунтов и купил другое.
– Что же ты купил? – поинтересовался я.
Ханс полез сначала в один карман, потом в другой и наконец извлек оттуда грязный измятый листок бумаги, похожий на банковский билет.
Я взял его в руки, взглянул и едва не лишился чувства. Этот листок удостоверял, что Ханс является владельцем шер компании «Доброго доверия» на сумму шестьсот пятьдесят фунтов, той самой компании, в которой я был злополучным председателем!
– Ханс, – слабым голосом сказал я, – у кого ты купил это?
– У бааса, у которого нос крючком. Его зовут Джэкоб[7]. Так же, как и того великого человека из Библии, который дал своему брату похлебку, когда тот вернулся с охоты и получил за это ферму и скот, а потом пошел на небо по лестнице. Так рассказывал нам ваш отец, баас.
– А кто тебе сказал купить их, Ханс?
– Самми, баас, тот Самми, который был вашим поваром, когда мы ходили в Понголэнд. Джэкоб жил в отеле Самми и сказал ему, что если он не купит этих бумаг, бааса посадят в сундук. Самми купил их несколько, но у него было мало денег. Джэкоб платил Самми мало денег. Джэкоб платил Самми за все, что ел и пил, этими бумагами. Самми пришел ко мне и напомнил, что покойный отец бааса оставил его на наше попечение. Я продал ферму и скот другу Джэкоба, очень дешево продал. Вот и вся история, баас.
Я слушал это, и, сказать правду, почти плакал, думая, какую жертву принес для меня этот старый готтентот по наущению мошенника.
– Ханс! – сказал я. – Когда ты поймал работорговцев в ими же расставленные ловушки, умирающий вождь зулусов назвал тебя Светом во мраке. Он верно назвал тебя, ибо ты, как свет, засиял в темноте моего сердца. Я считал себя мудрым, но оказался глупцом, и был, как ты и Самми, обманут обыкновенным мошенником. Но этот мошенник, показав, насколько низким может быть человек, заставил тебя показать, насколько может быть человек благородным. Свет во мраке! Ты дал мне больше, чем все золото в мире. Я постараюсь заплатить тебе за это своей вечной любовью!
Ханс взял мою протянутую руку и приложил ее к своему лбу.
– Не надо говорить так, баас. Это делает меня печальным, когда я так счастлив. Сколько раз баас не наказывал меня, когда я поступал нехорошо, когда я пил, и за другое? Баас не наказал меня даже тогда, когда я украл порох, чтобы продать его и купить себе джину. Правда, порох никуда не годился.
– Но почему ты теперь счастлив? – спросил я.
– О, баас! – ответил Ханс, и глаза его заблестели. – Разве баас не догадывается – почему? Теперь у бааса нет денег, и у меня нет. Ясно, что мы пойдем искать заработка. Я так рад, баас. Мне надоело сидеть на ферме и доить коров. Великий Небесный Отец знал, что делал, послав Джэкоба на наш путь!
– Ты прав, Ханс, – сказал я, – но куда мы пойдем? Нам нужны слоны.
Ханс назвал целый ряд различных мест и, окончив их перечень, сел на корточки передо мной и, пожевывая табак, вопросительно поглядывал на меня, склонив голову набок, как старая пытливая птица.
– Ханс, – спросил я, – ты помнишь историю, которую я рассказывал тебе год или более тому назад? Историю о народе кенда; в стране их, говорят, находится кладбище слонов, которые приходят туда умирать. Эта страна лежит где-то на северо-востоке от того озера, где живут понго. Ты говорил, что ничего не слышал о народе кенда?
– Нет, баас, я много слышал о них.
– Почему же ты раньше ничего не говорил мне?
– Зачем было говорить? Баас тогда искал золото, а не слоновую кость. Когда мы были в городе Беза, я разговаривал со всеми, с кем стоило поговорить. Там жила одна старая женщина. Муж и дети у нее умерли, и она была всегда одна; все боялись ее, потому что она была мудрая, умела гадать и знала лечебные травы. Я рассказывал ей о понго и об их боге-горилле. Она говорила, что это ничто по сравнению с другим богом, которого она видела, когда была очень молодой. Она говорила так: далеко на северо-востоке живет народ кенда, которым правит султан. Это великий народ, заселяющий плодородную землю. Вокруг их страны лежит пустыни, где никто не может жить. Никто ничего не знает о кенда. Кто перейдет через пустыню в их землю, тот никогда не возвратится, потому что его убьют. Она говорила мне, что происходит из этого народа, но убежала от них, когда султан хотел взять ее в свой гарем. Она счастливо перешла через пустыню и попала к мазиту, искавшим страусовых перьев. Она ничего не говорила им о своей земле, потому что боялась наказаний своего бога.
– А что она тебе говорила о народе кенда и их боге?
– Она говорила, что у кенда не один бог, а да, не один правитель, а два. Они имеют доброго бога-дитя, которое говорит устами женщины-оракула. Если женщина умирает, бог не говорит до тех пор, пока не найдет другую женщину, отмеченную знаком бога. Перед смертью женщина-оракул говорит, в какой стране живет та, которая заменит ее. Священники отправляются в ту страну на поиски. Иногда они долго не могут найти новую женщину; тогда дитя теряет язык и народ становится добычей другого бога, который никогда не умирает. Тот бог – большой злой слон, которому приносят в жертву людей. Султан и большая часть народа, все черные поклоняются тому слону. Имя его Джана. Много лет назад, когда мир был еще молодым, с севера туда пришел другой светлый народ, поклонявшийся дитяти, которого принес с собой. Этот народ поселился рядом с черным народом. Дитя – добрый бог, слон – злой. Дитя посылает дождь и хорошую погоду и исцеляет болезни. Джана посылает злые дары: войну и жестокость. Вот что рассказала мне старуха, баас.
– Почему же ты тогда ничего не сказал мне об этом?
– Потому что я боялся, что баас пойдет искать этот народ, а мне тогда надоело путешествовать и хотелось вернуться в Наталь на отдых. Кроме того, все мазиту говорили, что эта женщина большая лгунья.
– Она не лгала, – и я рассказал Хансу о Харуте и Маруте и их просьбе, о виденном мною кладбище слонов и Джане.
Ханс невозмутимо выслушал это: его трудно было чем-нибудь удивить.
– Да, баас. Старуха не была лгуньей. Когда же мы отправимся забрать эту слоновую кость и каким путем пойдем? Через Кильву или через Землю зулусов? Надо торопиться, пока не пошли дожди.
После этого мы долго беседовали. Карманы наши были пусты, и решить задачу, как пуститься в путешествие, было весьма трудно, если не вовсе невозможно.
VII. РАССКАЗ ЛОРДА РЭГНОЛЛА
Эту ночь Ханс провел у меня, вернее, в моем саду, не решаясь идти в город. Он опасался ареста за драку с белым человеком. Однако тот не возбудил дела – был, по всей вероятности, накануне слишком пьян, чтобы вспомнить, кто его столкнул в канаву.
На следующее утро мы вновь принялись обсуждать все возможные способы, как при помощи имевшихся в нашем распоряжении средств добраться до страны, где живет народ кенда. Такая долгая и полная непредвиденных случайностей экспедиция требовала больших затрат. Но где взять денег?
Наконец я пришел к решению ехать вдвоем с Хансом в сопровождении только двух зулусских охотников, взяв с собой одну запряженную быками телегу для необходимых вещей и припасов.
На следующее утро мы вновь принялись обсуждать все возможные способы, как при помощи имевшихся в нашем распоряжении средств добраться до страны, где живет народ кенда. Такая долгая и полная непредвиденных случайностей экспедиция требовала больших затрат. Но где взять денег?
Наконец я пришел к решению ехать вдвоем с Хансом в сопровождении только двух зулусских охотников, взяв с собой одну запряженную быками телегу для необходимых вещей и припасов.