Хантер Томпсон. Страх и ненависть в Лас-Вегасе (Новый перевод)

   У неё были деньги. Мой адвокат в этом уже удостоверился: «Не меньше двухсот баксов. Если что, сможем позвонить в Монтану и сдать её местным копам».
   Я был против. Сдавать её «властям» еще хуже, чем бросать на произвол судьбы в Лас-Вегасе … это в любом случае исключено. Не сейчас. «Вот ты чудовище! – сказал я. – Сперва похитил девчонку, изнасиловал её, а теперь хочешь упрятать её за решетку?»
   Он пожал плечами. «Да я просто подумал, что у нее нет никаких свидетелей. Всё, что она против нас скажет –голословные обвинения».
   – Нас? – спросил я.
   Он уставился на меня. Было видно, что его попускает. А значит, и Люси тоже. Пора рубить канаты.
   Люси ждала нас в машине, слушая радио с кислотной улыбкой на лице. Мы стояли в метрах десяти поодаль. Со стороны это можно было принять за разборку из серии «чья эта девка». Обычная сцена на стоянке в Лас-Вегасе.
   В итоге мы решили забронировать ей номер в «Американе». Мой адвокат подошёл к машине и под каким-то предлогом выведал у неё фамилию, а я поспешил внутрь и позвонил в гостиницу, представившись её дядей, я сказал, что хочу, чтобы с ней «обращались очень осторожно», потому что она художник и слегка на нервах. Администратор заверил меня, что с ней будут обходиться предельно учтиво.
   Потом мы отвезли её в аэропорт, сказав, что собираемся поменять Белого кита на «Мерседес-600», а мой адвокат вывел её в коридор со всеми вещами. Когда он её уводил, она всё еще была не в себе, и что-то лепетала. Я заехал за угол и стал его ждать.
   Минут через десять он вышел. «Трогайся неспеша, – сказал он. – Не привлекай внимания».
   Когда мы выехали на бульвар Лас-Вегас, он объяснил, что дал зазывале такси десятку, чтобы тот отвез его «пьяную подружку» в «Американу», где у неё забронирован номер. «Я сказал ему, пусть проследит, чтобы она туда доехала».
   – Думаешь доедет?
   Он кивнул. «Пообещал, что заплатит за проезд той пятеркой, что я ему дал сверху, и скажет таксисту, чтоб с ней был пообходительней. Я ему сказал, что у меня пока кое-какие дела, но через час я подъеду туда сам, и если девчонки там не будет, вернусь и вырву ему легкие».
   – Правильно. В этом городе никому нельзя давать спуску.
   Он ухмыльнулся.
   – Как твой адвокат, советую сказать мне, куда ты дел мескалин.
   Я остановился. Чемоданчик лежал в багажнике. Он вытащил два катышка, и мы их съели. За поросшими кустарником холмами на северо-западе от города садилось солнце. Радио хрипло играло приятную мелодию Кристофферсона. Мы неспешно ехали в город под теплыми лучами закатного солнца, расслабившись на красных кожаных кресла нашего электрического «Куп де вилля».
   Когда мы проезжали мимо «Тропиканы» я сказал: «Может, сегодня стоит отдохнуть».
   – Точно. Давай найдем хороший рыбный ресторан и отведаем красной нерки. Меня пробило на красную нерку.
   Я согласился. «Но сначала надо вернутьcя в гостиницу и разобрать вещи. Можно будет искупаться и выпить рому».
   Он кивнул, откинулся на сиденье и воткнул в небо. Понемногу смеркалось.
 
    4. Нет убежища выродкам … Размышления о кровожадном наркомане
 
   Мы проехали через стоянку «Фламинго» и через лабиринт сзади в наш корпус. Спокойно припарковались, спокойно поднялись на лифте, вошли в номер: мертвая тишина, полумрак и умиротворенная элегантность лужайки и бассейна за раздвигающимися стенами.
   Подавал признаки жизни только телефон, мигавший красным огоньком ? сообщение. «Наверно, обслуживание номеров, – сказал я. – Я заказывал выпивку и лёд. Наверно приносили, пока нас не было».
   Мой адвокат пожал плечами. «У нас его и так полно, – сказал он. – Но лишний не будет. Хули, скажи, пусть приносят».
   Я снял трубку и набрал номер регистратуры. «Звонили? У меня лампочка мигает».
   Портье замешкался. Послышался шелест бумаг. «Ах, да, – он наконец подал голос. – Мистер Дьюк? У вас два сообщения. Первое: «Национальная ассоциация окружных прокуроров приветствует вас в Лас-Вегасе».
   ­– Замечательно, – сказал я.
   – … и второе – «позвоните Люси в «Американу, номер 1600».
   – Что?
   Он повторил. Ошибки быть не могло.
   – Блядь! – выругался я.
   – Что? – спросил клерк.
   Я повесил трубку.
   • • •
 
   В ванной адвокат совершал очередной Большой Проблёв. Я вышел на балкон и воткнул в бассейн, дрожащим мешком воды в форме почки светившийся под нашими окнами. Я чувствовал себя Отелло. Всего несколько часов в городе, а мы уже заложили основу классической трагедии. Наш герой был обречен; он уже посеял всходы своей гибели.
   Но кто он, Герой этой скверной драмы? Я отвернулся от бассейна и узрел своего адвоката, что выплывал из ванны, утирая рот полотенцем. Глаза его были ясные, стеклянные. «Мескалин, сука, – пробурчал он. – Хули его делают таким чистым? Бодяжили бы противорвотными порошками.
   – Отелло применял драмамин, – сказал я.
   Он кивнул, повесил полотенце на шею и включил телевизор.
   – Ну да, слышал я про эти средства. А твой толстяк Арбакл использовал оливковое масло.
   – Люси звонила, – сказал я.
   – Что? – он обмяк, как подстреленный зверь.
   – Я звонил портье. Она в «Американе, номер 1600 … просила перезвонить.
   Он уставился на меня … вдруг зазвонил телефон.
   Я пожал плечами и взял трубку. Прятаться ни к чему. Она нас нашла.
   – Алло, ? сказал я.
   Это был снова портье.
   – Мистер Дьюк?
   – Да.
   – Мистер Дьюк, прошу прощения, нас разъединили минуту назад … но я подумал, что следует вам перезвонить, потому что я …
   – Да что такое?
   Кольцо сжималось. Сейчас этот гад меня обрадует. Что эта овца ему наплела? Я попытался сохранять спокойствие.
   – Мы смотрим новости! – завопил я. – За каким хером ты меня беспокоишь?
   Молчание.
   – Чего тебе надо? Я заказывал лёд и выпивку! Где они? Война идет, ты слышишь? Люди гибнут!
   – Гибнут? – переспросил он почти шёпотом.
   – Во Вьетнаме! В телевизоре!
   – А … да … да, – Ужасная война. Когда ж она кончится?
   – Скажи мне, – вкрадчиво осведомился я, – что тебе надо?
   – Да, конечно, – он переключился на свой обычный тон портье. – Я подумал, что вам надо сказать … потому что вы, я знаю, приехали на съезд полиции … у женщины, которая оставила вам сообщение, был очень расстроенный голос.
   Он замолк, но я ничего не ответил.
   – Я подумал, что вам следует об этом знать, – наконец сказал он.
   – Что ты ей сказал?
   – Ничего. Ничего не сказал, мистер Дьюк. Я просто принял сообщение.
   Он замолчал.
   – Но с ней было очень трудно разговаривать. Она … в общем… очень сильно расстроена. По-моему, она плакала.
   – Плакала? – от мескалина мой мозг переклинило. Я не мог думать. – Почему она плакала?
   – Ну … а … она не сказала, мистер Дьюк. Но поскольку мне известен род вашей деятельности, я подумал …
   – Понятно, – выпалил я. – Слушайте, если она позвонит еще раз, будьте с ней помягче. Мы проводим исследование. Мы внимательно за ней наблюдаем.
   Я почувствовал, как снова закрутились шестеренки в голове, слова находились сами собой.
   – Она, разумеется, совершенно безобидна … никаких неприятностей не будет … Она находится под действием настойки опия, это контролируемый эксперимент, но я подозреваю, что нам понадобится ваше содействие.
   – Конечно … разумеется. Мы всегда рады оказать содействие полиции … главное, чтобы не возникло неприятностей … для нас, я имею в виду.
   – Не беспокойтесь, вы под нашей защитой. Главное, обращайтесь с ней, как со всяким человеком, попавшим в беду.
   – Что? – он начал запинаться. – Ах… да, конечно-конечно. Я вас понимаю … да … то есть ответственность вы берете на себя.
   – Разумеется, – сказал я. – Я теперь мне надо посмотреть новости.
   – Благодарю вас, – промямлил он.
   – Принесите лёд, – сказал я и повесил трубку.
   Мой адвокат блаженно улыбался в телевизор.
   – Молодец, – сказал он. – После этого они будут обходиться с нами как с проклятыми прокаженными.
   Я кивнул и налил в бокал «Шивас ригал».
   – Новостей по ящику не было уже часа три как, – сказал он небрежно.
   – Этот дурила подумает, что мы наверно настроились на какой-то специальный полицейский канал. Тебе надо перезвонить ему и заказать конденсатор на 3000 ватт вместе со льдом. Скажешь ему, наш только что перегорел …
   – Ты забыл про Люси, – сказал я. – Она ищет тебя.
   Он засмеялся.
   – Нет, она ищет тебя.
   – Меня?
   – Тебя. Она на тебя запала. Чтобы там в аэропорту от неё избавиться, мне пришлось наплести ей, будто ты везешь меня в пустыню на разборку – из-за неё, – он пожал плечами. – Нужно же было ей что-то сказать. Ну я и сказал, пусть поезжает в «Американу» и ждет, кто из нас вернется.
   Он снова засмеялся.
   – По ходу, она решила, что победил ты. Сообщение-то не для меня, так?
   Я кивнул. Какой-то бред, но я знал, что это правда. Наркоманская логика. Ритмы звучали зловеще и четко, рисуя совершенно понятную для него картину.
   Он развалился в кресле и сосредоточился на сериале «Миссия невыполнима».
   Я задумался, потом встал и принялся запихивать вещи в чемодан.
   – Что ты делаешь? – спросил он.
   – Неважно, – ответил я.
   Молния заела, но я рывком застегнул её. Затем я обулся.
   – Ну-ка постой. Ты что, уезжаешь?
   Я кивнул.
   – Ты, черт тебя подери, прав. Я уезжаю. Но не волнуйся. Я загляну в регистратуру. О тебе позаботятся.
   Он вскочил, опрокинув свой бокал.
   – Ладно, чёрт подери, дело серьезное! Где мой пистолет?
   Я пожал плечами, не глядя на него, и запихал бутылки скотча в рюкзак.
   – Я продал его в Бейкере. С меня 35 баксов.
   – Он обошелся мне в сто девяносто!
   Я улыбнулся.
   Ты мне рассказывал, откуда у тебя этот пистолет, помнишь?
   Он замялся, притворился, будто думает.
   – А, да, – наконец сказал он. – От того засранца из Пасадены …
   Тут он снова завелся.
   – Он обошелся мне в штуку зелени. Этот мудак завалил копа. Ему светил пожизненный срок! … Черт, три недели работы в суде и что я получил – какой-то сраный револьвер.
   – Болван, я предупреждал тебя не работать с торчками в кредит – особенно когда они виновны. Тебе повезло, что этот урод не отплатил тебе пулей в живот.
   Адвокат поник.
   – Это был мой кузен. Присяжные признали его невиновным.
   – Нихуя себе! Скольких этот вонючий наркоман успел завалил с тех пор? Шестерых? Восьмерых? Этот уебок виновен настолько, что я бы сам его грохнул, из принципа. Как он грохнул копа, так он грохнул и ту девчонку в «Холидей Инн» … и того парня в Вентуре!
   Он осмотрел меня ледяным взглядом.
   – Поосторожней на поворотах. Ты гнусно клевещешь.
   Я рассмеялся, бросил свой багаж у подножья кровати и присел допить свой виски. Я в самом деле намеревался уехать. Вообще-то уезжать мне не хотелось, но я посчитал, что всё лучше, чем связываться с Люси … Нет, конечно, она прекрасный человек, когда трезвая … очень чувствительная, а за повадками питбуля скрыта прекрасная карма, большой талант и чуткость … Простая девочка-переросток, у которой – вот несчастье – напрочь съехала крыша еще до того, как ей исполнилось восемнадцать.
   Я против неё лично ничего не имел. Но я знал, что она запросто сможет – в таких обстоятельствах – отправить нас в тюрьму лет на двадцать; а за что, мы узнаем только на суде:
   «– Да, сэр, эти двое на скамье обвиняемых дали мне ЛСД и отвезли в гостиницу …
   – А что они сделали потом, Люси?
   – Ну, я не могу точно вспомнить …
   – Неужели? Тогда, возможно, этот документ из архива окружного прокурора освежит вашу память, Люси … Вот показания, которые вы дали сотруднику полиции Сквейну, обнаружившему вас в окрестностях озера Мид24, где вы бродили без одежды.
   – Я точно не помню, что они со мной сделали, но помню, что это было ужасно. Один познакомился со мной в аэропорту в Лос-Анджелесе, это он дал мне капсулу … а второй пришел к нам в гостиницу. Он все время потел и говорил так быстро, что я не понимала, что ему надо … Нет, сэр, я не помню точно, что они со мной тогда делали, потому что я всё еще была под действием того наркотика … Да, сэр, ЛСД, которое они мне дали … И кажется, я долго была без одежды, может быть даже всё время, что они меня там держали. Вроде был вечер, потому что показывали новости. Да, сэр, с Уолтером Кронкайтом, мне запомнилось его лицо».
   Нет уж, увольте. Присяжные ничуть не усомнятся в её показаниях, особенно произнесенных дрожащим голосом, со слезами на глазах и непристойными кислотными флэшбэками. А то, что она не сможет вспомнить точно, что мы с ней сделали, означает, что отпираться бесполезно. Присяжные догадаются. Он читали о таких, как мы в дешевых книжонках с названиями вроде: «По самые гланды» и «Во все щели» и видели таких, как мы, в дешевых порнофильмах.
   Ну и, разумеется, ни в коем случае не стоит нам самим выступать в свое оправдание, особенно после обыска в машине: «И я хотел бы отметить, Ваша Честь, что присяжные могут ознакомиться со свидетельствами №1–№25. Это невероятная коллекция наркотиков, обнаруженная у подсудимых при задержании, произведенного силами целых девять сотрудников полиции, шесть из которых до сих пор находятся в больнице … а также с свидетельством 26, показаниями под присягой трех профессиональных экспертов по наркотикам, специально отобранных председателем Национальной конференции окружных прокуроров, который был поставлен в крайне неловкое положение попытками подсудимых проникнуть на их ежегодный съезд, извратить и сорвать его … Эти эксперты показали, что количества наркотиков, обнаруженного у потерпевших при задержании, хватило бы, чтобы убить целый взвод морской пехоты США … Господа, я употребляю здесь слово «убить», сознавая, какой страх и ненависть вызывает в каждом из вас мысль о том, что эти насильники-дегенераты применили весь свой арсенал наркотиков, чтобы полностью разрушить разум и нравственность этой некогда невинной девочки, погубленной и поруганной девочки, что сидит, обесчещенная, перед вами … да, они напичкали девочку наркотиками, чтобы выжечь ей мозг, чтобы она даже вспомнить не смогла мерзкие подробности той оргии, которую ей пришлось пережить … а потом, дамы и господа, использовали её в своих богомерзких целях!»
 
 
    5. Страшный опыт с чрезвычайно опасными веществами.
 
 
   Ничего не поделаешь. Я встал и собрал свой багаж. Нужно срочно уезжать из города.
   До адвоката, наконец, дошло. «Подожди! – закричал он. – Ты не можешь бросить меня одного в этой змеиной яме! Номер записан на мое имя!»
   Я пожал плечами.
   – Ладно, черт с тобой, – сказал он и пошёл к телефону. – Смотри, я ей позвоню. Я от нее отделаюсь.
   Он кивнул.
   – Ты прав, это моя проблема.
   Я покачал головой.
   – Нет, это зашло слишком далеко.
   – Адвокат из тебя хреновый, – ответил он. – Расслабься. Я всё сделаю.
   Он набрал «Американу» и попросил номер 1600.
   – Привет, Люси. Да, это я. Я получил твое сообщение … что? Нет, что ты, я проучил ублюдка так, что ввек не забудет … что? … Нет, живой, но еще долго никого не побеспокоит … да, я бросил его там. Отдубасил, а потом выбил все зубы …
   Вот это да. Рассказывать такие ужасы человеку под кислотой.
   – Но вот какая незадача, – продолжал он. – Мне надо срочно сваливать отсюда. Этот гад обналичил внизу фальшивый чек и назвал тебя как поручителя, так что искать будут вас обоих … да, да, я знаю, Люси, но нельзя судить книгу по обложке; такие мрази встречаются … короче, больше сюда ни в коем случае не звони. Звонок проследят и тебя посадят за решетку … нет, прямо сейчас я переезжаю в «Тропикану», я позвоню тебе оттуда, когда поселюсь … да, часа через два. Мне нужно вести себя естественно, а то возьмут и меня … Я, наверно, впишусь под другим именем, но я тебе сообщу … да, как только заселюсь … что? … конечно, мы пойдем в «Цирк-цирк» и посмотрим на номер с белым медведем, ты офигеешь …
   Он то и дело нервно перекидывал трубку из одной руки в другую.
   – Нет … послушай, мне пора; телефон наверняка прослушивается … да, я знаю, это было ужасно, но всё кончено … О БОЖЕ! ОНИ ЛОМАЮТ ДВЕРЬ!
   Он швырнул телефон на пол и завопил: «Нет! Пустите! Я невиновен! Это всё Дьюк! Богом клянусь!» Он пнул телефон об стену, наклонился к трубке и снова заорал: «Нет, я не знаю, где она! Наверно, вернулась домой, в Монтану. Вам никогда не поймать Люси! Она улетела!» Он еще раз пнул трубку, поднял её на локоть от лица и издал протяжный дрожащий стон. «Не надо! Не надо! Не надевайте на меня эту штуку!» – завопил он. Потом впечатал трубку в аппарат.
   – Ну вот, – тихо произнес он. – И все дела. Она наверно сейчас лезет в мусоросжигатель, – Он улыбнулся. – Да, думаю больше мы от Люси ничего не услышим.
   Я рухнул на кровать. Его представление выбило меня из колеи. На миг мне показалось, что он спятил и в самом деле решил, что на его напали невидимые враги.
   В комнате снова стало тихо. Он вернулся в свое кресло смотреть «Миссия невыполнима» и завозился с трубочкой для гашиша. Она была пуста. «Где опиум?» – спросил он.
   Я кинул ему чемоданчик: «Не переусердствуй, там немного осталось».
   Он усмехнулся.
   – Как твой адвокат, советую тебе не волноваться. – Он кивнул в сторону ванной. – Угостись-ка из коричневого пузырька в моем бритвенном наборе.
   – Что там?
   – Адренохром. Много не надо. Всего капельку.
   Я взял пузырек и макнул туда головку спички.
   – Где-то столько, – сказал он. – По сравнению с этой штукой чистый мескалин покажется детской микстурой. Если переберешь, тебя перекроет так, что мало не покажется.
   Я лизнул кончик спички.
   – Где достал? Такое не продается.
   – Неважно. Он абсолютно чистый.
   Я с грустью покачал головой.
   – Господи! Какое чудовище ты защищал в этот раз? У этого вещества есть только один источник …
   Он кивнул.
   – Надпочечники из живого человеческого тела, – продолжил я. – Труп не годится.
   – Я знаю. Но у него не было денег. Отмороженный сатанист. Предлагал мне человечью кровь, сказал, вставляет круче всего, – он рассмеялся. – Я думал, он шутит, сказал ему, пусть лучше достанет унцию чистого адренохрома – или хотя бы свежие надпочечники – пожевать.
   Я уже ощущал действие вещества. Первая волна походила на смесь мескалина и метедрина. Мне захотелось поплавать.
   – Так вот, – продолжал адвокат. – Парню пришили растление несовершеннолетних, но он клялся, что этого не делал. Зачем мне, говорит, ебать детей? Они же маленькие! – он пожал плечами. – Ну что я мог ответить? Даже поганый оборотень имеет право на адвоката … Я не осмелился ему отказать. А то вдруг он схватил бы ножик для конвертов и вырезал мне шишковидную железу?
   – А что? – откликнулся я. – Тогда бы его защищал Мелвин Белли25.
   Я кивнул, уже не в силах говорить. Мое тело будто меня включили в сеть на 220 вольт.
   – Чёрт, надо достать, – наконец выдавил я. – Закинуть горсть и посмотреть, что будет.
   – Горсть чего?
   – Экстракта шишковидки.
   Он вытаращился на меня.
   – Ага, отличная мысль. Да ты от одного запаха превратишься в иллюстрацию из медицинской энциклопедии. Башка у тебя раздуется как арбуз, за два часа наберешь пятьдесят килограмм… вырастут когти, кровоточащие бородавки, а потом ты заметишь у себя на спине шесть огромных волосатых сисек …
   Он решительно покачал головой.
   – Я попробую всё что угодно, но в жизни не дотронусь до шишковидной железы.
   – На прошлое рождество мне подарили целый корень дурмана, весил чуть ли не килограмм. Хватило бы на целый год – но я сточил его минут за двадцать!
   Я подался к нему, внимая каждому слову. Малейшая пауза – и мне хотелось схватить его за горло и заставить говорить побыстрее.
   – Да! – восторженно воскликнул я. – Дурман! И как?
   – К счастью, я сразу выблевал его почти весь, – ответил он. – Но даже так я ослеп на три дня. Я даже ходить не мог! Всё тело как воск. Меня пришлось тащить обратно на ранчо в тележке … потом рассказывали, что я пытался говорить, но похоже было на вопли енота.
   – Потрясающе, – сказал я.
   Но я его почти не слышал. Меня скрутило так, что руки сами вцепились в покрывало и дергали его из-под меня, пока он рассказывал. Пятки вжались в матрас, колени заклинило … я почувствовал, что скоро глаза у меня полезут из орбит.
   – Давай нахуй заканчивай историю, – прохрипел я. – Что было дальше? Что там с железами?
   Он попятился в другой конец комнаты, не сводя с меня глаз.
   – Может тебе еще выпить? – в его голосе слышалось волнение. – Тебя, я смотрю, мощно плющит, да?
   Я попытался выдавить улыбку.
   – Ну … не хуже … ой, уже хуже …
   Челюсти едва двигались, язык горел, как магний.
   – Не, всё нормально, – прошипел я. – Может сбросишь меня в бассейн, или там …
   – Вот это да, – сказал он. – Ты перебрал. Ты сейчас взорвешься. Ну и рожа у тебя!
   Я не мог пошевелиться. Полный паралич. Все мышцы свело. Я не мог даже вращать глазами, не то что поворачивать голову или разговаривать.
   – Сейчас попустит, – сказал он. – Первая волна – самая жесть. Главное перетерпеть. Если я тебя сейчас брошу в бассейн, ты утонешь, как кирпич.
   Смерть. Вот и все. Даже легкие отказали. Мне требовалось искусственное дыхание, но я и рта раскрыть не мог, чтобы сказать об этом. Я умирал. Сидя прямо здесь на кровати, обездвиженный … ну, хотя бы не больно. Еще несколько секунд, и я отключусь, а что потом – уже неважно.
   Мой адвокат вернулся к телевизору. Снова показывали новости. Лицо Никсона на весь экран, но все его слова безнадежно искажались. Удалось разобрать только слово «жертва». Снова и снова: «жертва … жертва … жертва … «
   Я слышал свое тяжелое дыхание. Адвокат, похоже, заметил. «Не напрягайся, – сказал вполоборота, не глядя на меня. – Не пытайся сопротивляться, а то мозг запузырится … аневризмы, инсульт … скрючишься и загнешься». Из-за кресла к телевизору вылетела его рука и переключила канал.
 
   Ходить и говорить я смог только после полуночи … но всё равно вещество меня не отпустило, лишь упало напряжение – с 220 до 110. Я как угорелый скакал по комнате, нес всякую чушь и не мог сосредоточиться на одной мысли дольше двух-трёх секунд.
   Мой адвокат тем временем сделал несколько звонков и положил трубку. «Есть только одно место, где мы можем поесть свежей сёмги, – объявил он. – И по воскресеньям оно закрыто».
   – Ну конечно, чертовы фрики Христовы, плодятся как кролики!
   Он окинул меня любопытным взглядом.
   – Как насчёт «Процесса»? – спросил я. – Разве у них нет мест? Или может в деликатесный магазин? Где сзади столики? В Лондоне потрясающее меню. Я там ел однажды, превосходная еда …
   – Возьми себя в руки, – сказал он. – В этом городе о «Процессе» лучше и не заикаться.
   – Ты прав. Надо вызвать инспектора Блора. Он разбирается в еде. Думаю, у него есть список.
   – Лучше позвонить в обслуживание номеров. За двадцать баксов нам принесут крабов и кварту муската «Братья во Христе».
   – Нет! – завопил я. – Надо выбираться отсюда. Мне нужен воздух. Поехали в Рено, закажем большой салат с тунцом … чёрт, это не долго, всего-то 400 миль; дорога в пустыне свободна.
   – Не выйдет, это территория военных. Они там испытывают бомбы и нервно-паралитический газ – нам не прорваться.
   В итоге мы оказались в месте под названием «Биг Флип» на полдороги к центру. Я заказал «бифштекс по нью-йоркски» за 1,88, а мой адвокат – «корзинку койота» за 2,09 … потом мы выпили кофейник водянистого «Голден Вест» и пронаблюдали, как четыре бухих ковбоя до полусмерти отколошматили педика между игровыми автоматами.
   – В этом городе всюду бурлит жизнь, – заметил мой адвокат по дороге к машине. – Любой, кто покрутится здесь какое-то время и обзаведется нужными связями, легко достанет столько адренохрома, сколько надо.
   Я согласился, но сейчас на адренохром меня не тянуло. Я не спал уже больше трех суток, и то страшное испытание веществом вымотало меня окончательно … завтра надо браться за голову. Конференция по наркотикам начиналась в полдень … а мы до сих пор не знали, как к ней подойти. Поэтому мы вернулись в гостиницу и посмотрели британский фильм ужасов.
 
 
    6. Принимаясь за дело … Открытие конференции по наркотикам
 
    «От имени прокуроров нашей страны приветствую вас».
   Мы сидели в главном зале гостиницы «Дюны» позади полуторатысячной толпы. Далеко впереди, настолько, что сзади едва было видно, исполнительный директор Национальной ассоциации окружных прокуроров Патрик Хили – средних лет, холеный, на вид – преуспевающий бизнесмен, член республиканской партии по имени – открывал их Третий национальный семинар по наркотикам и психотропным веществам. Его реплики доносились до нас из большого дешевого репродуктора, установленного на металлическом шесту в ближайшем углу. Еще штук десять было развешаны по залу и нацелены на толпу … так что где бы ты ни сидел и даже где бы ты ни прятался, на тебя всё время смотрело дуло большого репродуктора.
   Эффект получался странный. В слушатели каждой секции зала смотрели на ближайший динамик, а не на того, кто выступал где-то далеко впереди на подиуме. Такая схема размещения репродукторов образца 1935 года полностью обезличивала помещение, создавала зловещую авторитарную атмосферу. За акустику здесь, видимо, отвечал технический помощник шерифа из оклахомской глубинки, подрабатывавший в кинотеатре для автомобилистов, чьи владельцы не могли расщедриться на индивидуальные динамики для каждой машины и просто повесили десяток огромных громкоговорителей на телеграфных столбах вокруг стоянки.