Харламов Дмитрий. Сказание о верном друге

   – Хорошо, – сказал Большой Орел. – Видно, женщинам придется решать, как жить племени… Пусть охотники откроют ход в пещеру предков.
   – Вождь! – послышался из толпы звонкий голос. В круг вышел Зор. – Вождь! Меня недавно назвали охотником, но разреши мне говорить.
   – Говори, Сокол.
   – Сегодня на заре видел я человека. Он прятал в скалах мясо, добычу племени…
   Дикие вопли раздались со всех сторон. Голодные люди, казалось, обезумели от ярости.
   – Можешь показать это место другим? – Голос вождя был еще слышен в общем шуме.
   – Да. Там туши козы, трех сурков и еще много кусков вяленого мяса.
   – Кто этот человек?
   Тут Черный Ворон с воплем ринулся к скалам.
   – Вот он! – громко крикнул Сокол, указывая на Черного Ворона.
   Яростный крик многих слившихся воедино женских голосов резанул воздух. Была в этом слитном крике неукротимая слепая злость, злость самок, защищающих в смертельной схватке детенышей от свирепого хищника.
   Множество женских рук вслед за старой Уруной схватили жреца раньше, чем он успел взобраться на первый уступ скалы.
   Вмиг полопались кожаные тесемки на черных козьих шкурах, составляющих одежду жреца, и он – о, дивы! – остался в одной набедренной повязке.

 

 

 
   Пожалуй, только это остановило женщин перед незамедлительной расправой над злодеем, а не поднятая рука и слабый окрик вождя. Кто это? Разве это мужчина? Толстый живот, до сих пор скрываемый под широкими шкурами, вмиг превратил грозного жреца в жалкое презренное посмешище.
   – И это черный Ворон? – удивленно вскричала Уруна.
   – Хи-хи, – прыснула в кулак Муна.
   Сначала робкий, нерешительный, а затем громкий откровенный хохот побежал по толпе, будто круги от камня, брошенного в воду. Хохотала Уруна своим беззубым ртом, хохотали женщины и дети, хохотали охотники.
   Тихий голос вождя, слышный всем, прервал смех:
   – Не троньте его… Отдайте одежду.
   Презрение, с которым сказал эти слова Большой Орел, отвратило от Черного Ворона его последних приверженцев. Только Зурра стояла в стороне, плотно закрыв лицо руками.
   – Пусть Сокол и еще два охотника принесут мясо из тайника, а другие соберут хвороста для Большого Костра! – распорядился вождь.
   Силы Большого Орла иссякли, и он опустился на камни, у входа в пещеру, где стоял.
   Забегали вокруг люди, быстро соорудили лежанку: постелили шкуры, сбегали к ручью за водой.
   Лан пристально глядел на темные, плотно сжатые веки отца и беззвучно шевелил губами:
   – Не умирай, вождь, не умирай!
   Принесли груду мяса и свалили у ног Большого Орла. Голодная молчаливая толпа плотным кольцом окружила вождя и мясо. Охотники и матери отгоняли малышей от съестного жестокими шлепками.
   Наконец Большой Орел открыл глаза, обвел собравшихся взглядом и кивнул Уруне. Старой Уруне доверил вождь разделить добычу.
   О, как все следили за ее руками! Даже охотники, которые разбирали завал в пещеру предков, оставили на время свою работу.
   Люди поедали свою долю тут же, смачно разрывая зубами душистую пищу и громко хрустя костями.

БОЛЬШОЙ КОСТЕР

   Великое таинство совершалось в центре круга. Никому нельзя видеть, как рождается огонь. Потому-то люди спинами повернулись к мальчику в середине людского кольца. Этот мальчишка, не названный даже охотником, познал тайную мудрость предков. Жрец Черный Ворон, вождь Большой Орел не знают, а он знает. Возможно ли?!
   Затаив дыхание слушают люди тихое жужжание за спиной.
   Что может сделать мальчонка без помощи дивов, без жреческого наговора, без жертвоприношения?
   Так решили охотники, так велел вождь: пусть возгорится чистый Огонь предков, Огонь Мудрого Ауна, чтобы стало возможно погубить старый Огонь, с помощью которого Черный Ворон обманывал соплеменников, приносил зло людям таж…
   – Он родился! – послышался ликующий голос Лана.
   Все обернулись, кто с выражением испуга на лице, кто с выражением радости.
   Крохотным светлячком в серой глубине кучки мелкого хвороста светился огонек. Был он так мал и беспомощен! Никакого тепла, никакого света от него. Но вот тоненькая змейка превратилась в сизый столб дыма, затрещали весело хворостинки, и светлячок стал мышкой, потом зайчонком. И вот уже рыжим лисьим хвостом полыхнул он по крупным сухим сучьям, бросил в темное небо сноп искр и обдал собравшихся живым жаром.
   Счастье горело в глазах Лана, счастье и надежда отражались в глазах и лицах изможденных людей.
   – Чистый Огонь родился! – выдохнула Уруна. Далекое детство напомнил ей этот огонь. Она, старая, уже переживала когда-то рождение огня.
   Люди тянулись к Новому Огню, радовались ему, как могучему талисману от грядущих невзгод.
   В это время грозный рык долетел от ручья, и отблески счастья на лицах сменились страхом.
   Толкаясь, женщины и дети полезли в пещеру. Охотники схватились за луки и копья. Многие с надеждой обернулись к лежанке вождя, но он снова лежал с закрытыми глазами.
   Тигр стоял на пригорке. Он не глядел в сторону людей, будто не замечал, не слышал их робких, нестройных криков. Длинный хвост со сдержанной силой уверенного превосходства хлестал по полосатым бокам и спине.
   Лану вдруг стало жарко и весело. Он понял: охотники боятся выказать страх перед зверем, ведь тогда он нападет на них, боятся показать свой страх женщинам, ведь тогда кто-нибудь может смертельно оскорбить их, назвав детским именем… Он вспомнил, как победил медведя с помощью огня, как перед огнем позорно отступил громадный волк…
   С радостной поспешностью выхватил мальчик из костра несколько горящих головешек и смело выступил вперед, навстречу кровожадному зверю, властелину долины, и крикнул громко, так громко, чтобы слышали все:
   – Я слышу чей-то писк! Кто это там? Подойди поближе, здесь светло и жарко.
   Лан поднял пылающие головешки над головой.
   Охотники затаили дыхание, удивленные и заинтересованные словами мальчугана.
   В грозном реве зверь раскрыл свою пасть. Тускло блеснули его ужасные изогнутые клыки.
   – А, это блеет барашек, потерявший в горах свою мать? Бедный детеныш! – продолжал мальчишка насмешливо. Казалось, он ничего не боялся. На самом же деле при виде клыков тигра, больше похожих на его нож-резец, чем на зубы, внутри у Лана все похолодело.
   Сзади кто-то из охотников неуверенно хохотнул.
   Лан швырнул в тигра головню, и она упала в траву в нескольких шагах от зверя. Тот не сдвинулся с места, но взревел так, что дети, высунувшиеся из пещеры, попрятались вновь.
   – Не надо сердить могучего зверя, – сказал один из охотников, – может быть, он уйдет.
   – Конечно, уйдет, мы его попросим.
   Теперь сзади засмеялись смелее. Хвост тигра резче стал хлестать по бокам: ему не понравилась выходка маленького дерзкого человека.
   – О, это хрюкает полосатый кабанчик. – И мальчик швырнул вторую головню так удачно, что она подкатилась к передним лапам зверя.
   Тот фыркнул, словно напуганный камышовый кот, и поспешно отскочил.

 

 
   Охотники захохотали.
   – Нет! Теперь я вижу ясно – это грязный, облезлый шакал. Он пришел поживиться объедками. На, получай…
   И Лан одну за другой швырнул две большие головни. Сноп искр вздыбился там, где они упали в траву.
   Этого тигр не выдержал. Глухо рыча и фыркая, он отступил подальше.
   – Убирайся, – напутствовал его мальчишка, – нам не нужна твоя паленая шкура!
   Взрослые подхватили игру, затеянную Ланом:
   – Глядите, это же заяц, вон он скачет и трясет ушами от страха…
   – Ха-ха-ха-ха!..
   – Ой-йо-хо-хо!..
   – Погоди, куда же ты, мышонок…
   – Ха-ха-ха! Го-го-го! Хо-хо-хо!..
   К хохоту мужчин присоединились женщины и дети.
   Некоторые хватались за животы и валились на землю, чтобы показать, как им смешно. И уж конечно, каждому охотнику казалось, будто не он боялся тигра, а кто-то другой, может быть, сосед.
   Всем было весело. Смех приносил облегчение, воззращал людям утраченную уверенность.
   – Это Новый Огонь напугал зверя. Новый огонь принесет удачу! – слышалось отовсюду.
   Яростное рычание тигра из-за ручья потонуло во всеобщем хохоте.
   – Вот так Лан! Добрый из него вышел охотник, – слышались похвалы мальчику.
   – Пусть Большой Орел даст имя новому охотнику. Не станем для этого ждать Нового Солнца! – крикнул Коготь.
   – Хорошо, – улыбнулся вождь. – Какое имя дадим мы новому охотнику?
   – Волк! Вот хорошее имя!
   – Медведь! Ведь первого он убил медведя!
   – Назовем его Медведь! – решил Большой Орел и воткнул два фазаньих пера из своего пышного головного убора в волосы сына.
   Осмелев от похвал, Лан воскликнул:
   – Люди таж! Большой Орел, вождь! Будет правильно назвать охотником и Зурра. Он добыл много зверей и даже одного оленя и одного ястреба.
   Неловкое молчание воцарилось у костра. Трудно воздавать честь сыну того, кто скоро будет безжалостно наказан всеми людьми, племенем.
   После долгого раздумья вождь ответил:
   – Это справедливо. Зурр сказал правдивое слово об Ауне, он может быть назван охотником. Пусть зовется Олень.
   Лан на радостях хлопнул Зурра по спине, и Зурр ответил ему тем же, да так сильно, что герой дня едва не упал от дружеского шлепка.
   – Люди таж! – снова крикнул Лан, опьяненный своими успехами и всеобщим вниманием. – Мы нашли путь в страну предков.
   Гробовое молчание воцарилось вокруг. Известие это ошеломило людей, словно землетрясение. Все оцепенели. Потом послышались робкие расспросы, сомнения…
   – Так в путь! – крикнул мальчишеский голос. И вот уже со всех сторон гремит возбужденное:
   – В путь! Скорее в путь! Вождь, прикажи!.. Большой Орел покачал головой.
   – Не сегодня. Путь труден. Нужно много сил… Завтра и еще целую луну вы будете добывать много мяса и шкур для племени, чтобы все были сыты и чтобы у всех была хорошая одежда. Потом мы двинемся в страну предков.
   Восторженными воплями были встречены эти слова. Пришли охотники, разбиравшие завал в пещеру предков.
   – Вождь, – сказал старший из них, – Лан, Зурр и Муна сказали правдивые слова: Аун не умер сам, его убил злодей.
   Большой Орел поднялся:
   – Приведите сюда Черного Ворона!
   – Сюда злодея! Сюда убийцу! – загудели голоса со всех сторон. Уруна бросила в огонь сноп душистых трав, и белый ароматный дым клубами покатился по склону.
   Черный Ворон рухнул у костра, не смея взглянуть в недобрые лица соплеменников.
   – Убить его, как он убил Мудрого Ауна!
   – Бросить его в пещеру предков и завалить вход!
   – Прогнать его вон, пусть тигр сожрет злодея!..
   Со всех сторон неслись суровые приговоры, один страшнее другого. Поднял руку вождь.
   – Завет предков не велит проливать кровь соплеменника, даже сделавшего зло… Пусть он останется здесь один, когда мы уйдем.
   – Хорошо сказано!
   – Оставим его здесь!
   – Не загрязним рук своих его кровью!..
   – Надо дать ему новое, плохое имя, – послышался твердый голос.
   – Верно, – ответил Большой Орел. – Кто неправильно говорил слово предков?
   – Ворон, Ворон! – загремело в ответ.
   – Кто прятал в скалах добычу племени?
   – Ворон, Ворон, Ворон!
   – Кто убил Мудрого Ауна, соплеменника нашего?
   – Ворон! – единым дыханием загремели голоса.
   – Как мы теперь назовем его?
   – Пусть называется Змея, – предложил Коготь.
   – Нет, это обидит змей, и они сделают нам зло. Пусть называется непонятно – Вор.
   Вот как родилось это постыдное слово.
   – Я останусь с ним, – негромко сказала Зурра.
   – Это справедливо, – откликнулся вождь. – Жена не должна покидать мужа, разве только в смерти.
   – Вуа-а! – застонал Зурр. – И Олень с тобой, мать.
   – Нет. Ты, Олень, живи с людьми. Ты чист, как этот Новый Огонь, среди людей ты таким и останешься…
   – А теперь, Уруна, умертви оскверненный огонь! – приказал Большой Орел.
   Старуха вошла в пещеру. Там, на широком камне, полузасыпанном золой, горел старый Огонь, который они принесли с собой из последнего перехода, древний Огонь племени, переживший не одну короткую человеческую жизнь.
   Сколько солнц миновало со времени его рождения? Не счесть. Неустанно, днем и ночью, подкармливала его оглохшая больная женщина, лишь изредка перепоручая это одной из соплеменниц. Уруна присела рядом и остановила ее руку с очерёдным полешком, жестом указала на большой веселый костер снаружи.
   Так и сидели они вдвоем, две старые женщины, глядя, как постепенно опали жаркие язычки пламени, как голубоватым прахом подернулись красные угли, как свет этих углей тускнел, прячась под толстым слоем сизого, а затем белесого пепла.
   И когда старый Огонь умер, больная женщина в невыразимой тоске легла на теплую еще золу и застонала, будто умер ее детеныш.
   Но горевала о старом Огне только глухая, которая ничего не знала о последних событиях в племени, не интересовалась ими.
   – Огонь зла умер! – крикнула Уруна и ударила в жреческий тум-тум.
   И люди, впервые за многие луны, почувствовали желание поплясать, повеселиться так же остро, как чувствовали они голод все это время.

УДИВИТЕЛЬНАЯ, СЧАСТЛИВАЯ ОХОТА

   Косыми лучами солнце скользнуло по волнам бурливой реки и позолотило верхушки деревьев мрачного леса, когда охотники вышли на промысел.
   От нового, чистого огня Лан возжег факел: пусть удачной будет охота! Зурр прихватил с собой небольшую вязанку запасных факелов. Мальчики привыкли брать с собой огонь.
   Охотники подивились этому, но виду не подали. После того как Лан сотворил великое чудо рождения Нового Огня, ни один охотник не считал себя вправе сомневаться в правильности всех его действий и поступков.
   Этим утром, впервые со времени возвращения, Лан вспомнил о друге, о соба.
   Рыжий волк исчез. Может быть, он нашел родную стаю и больше не вернется, может быть, погиб в схватке с сильным зверем.
   На душе у мальчика стало муторно и беспокойно. Как он не подумал раньше о том, что соба может испугаться большой человеческой толпы и убежать…
   Охотники обошли ближние ямы – зверовые ловушки. Они были пусты. Вышли к реке. Нещадно жалили комары. В камышах стоял гогот множества птиц. Но лишь одному из охотников посчастливилось подстрелить гуся.
   Голодные люди тут же разодрали и съели птицу.
   Было ясно, что такой большой и шумной группой невозможно подкрасться к чутким, осторожным птицам. То один, то другой охотник с криком проваливался в теплую, пахнущую гнилью воду. А разбрестись люди не решались, опасаясь тигра. Именно в камышах напал тигр на Желтого Клыка, загрыз и утащил его, лишь кровавые пятна нашли охотники, когда прибежали на крик соплеменника.
   Вернулись к ручью. Медленно, опасливо побрели к лесу. Туда они никогда еще не ходили, вообще избегая густых зарослей, где могли их подкарауливать хищники.
   В степи Лан заметил стаю рыжих волков. Они бежали в том направлении, в каком шли охотники. Постепенно расстояние между волками и людьми сокращалось.
   Пристально вглядывался мальчик в рыжих зверей, издали они все казались одинаковыми, но, когда он отошел подальше от группы охотников, от стаи тотчас отделился волк.
   Это был соба.
   Лан узнал его. Как ликовал в душе мальчик, как он был счастлив, что с другом соба не случилось ничего дурного!
   На глазах пораженных охотников человек и зверь встретились как добрые друзья-соплеменники. Лан даже ласково потрепал волка по загривку, чего никогда не делал раньше.
   – Вах-ха! Соба – хорошо, – говорил Зурр соплеменникам. – Мой соба спас Зурра-Оленя от медведя.
   – Соба! Соба! Зверь-соба! Спас от медведя! – повторяли пораженные охотники. Для них, бывалых, много повидавших в своей трудной жизни, все это казалось бы неправдоподобным, если бы они не видели собственными глазами, как дикий зверь радостно и дружелюбно ласкается к мальчику.
   Двинулись дальше. Соба и другие волки бежали теперь впереди охотников, Лан и Зурр старались не отставать от зверей.
   Вот волки устремились в заросли кустарника, и мальчики поспешили следом.
   Охотники медлили, они не могли преодолеть недоверие к густым зарослям, но раз Лан и Зурр идут за соба, то, наверное, опасности нет, и они двинулись за мальчиками.
   Нет, недаром продирались волки сквозь колючий кустарник: стадо сайгаков, стройных светло-желтых антилоп, пряталось тут от полуденного зноя.
   Охотники видели сквозь кусты, как потревоженные животные выскочили из зарослей и стремительно понеслись по степи. Волки мчались, обходя стадо стороной. Описав широкий полукруг, стадо повернуло и помчалось прямо к зарослям, где стояли охотники. Теперь волки бегут по обе стороны от стада, не давая им свернуть в сторону.

 

 

 

 
   Затаились в зарослях люди. Возбужденно горят глаза, натянуты тугие луки, изготовлены острые стрелы.
   Стадо все ближе. Уже слышен дробный перестук быстрых копыт о твердую, звонкую землю. Вот сайгаки разделились на две группы, обтекая заросли. Теперь они повернулись боком к охотникам.
   Зажужжали, запели, засвистели стрелы. Несколько антилоп рухнули на землю со всего маху, будто споткнулись о невидимое препятствие. Шесть антилоп бились на земле. Какая удивительная, счастливая охота!
   Люди выскочили из зарослей, радуясь богатой добыче, как дети.
   Лан схватил за ноги одну из антилоп и оттащил далеко в сторону – это доля рыжих волков. И снова от стаи отделился соба, доверчиво приблизился к мальчику и жадно лизнул кровь на ранке сайгака. Улыбаясь умными глазами, волк заглянул в лицо своего двуногого друга, радуясь вместе с ним удаче.
   – Хорошо, соба, хорошо!
   Не сразу стая рыжих волков набросилась на добычу, когда Лан удалился. Некоторое время соба один рвал зубами тушу. Потом подбежали молодые волки, и наконец вся стая собралась на пиршество.
   Охотники, все до единого, как завороженные наблюдали за происходящим. Никто не пожалел для волков эту антилопу. Они только что видели удивительное и непонятное: звери помогли человеку добыть много мяса, и человек поделился с ними добычей.
   Хорошая, счастливая охота! Если бы так везло каждый день, у племени таж было бы вдоволь мяса.
   И тут из зарослей, которые только недавно скрывали охотников в засаде, раздалось грозное рычание тигра. Вероятно, злобный враг шел по следам людей.
   Тигр застал охотников врасплох: многие бросили на землю луки и стрелы, копья и дубинки, собираясь свежевать сайгаков. И теперь обезоруженные в большинстве люди сбились в кучу.
   Лан и Зурр поспешно подожгли новые факелы, но огонь был совсем не виден в ярких лучах солнца.
   Не раздумывая, Лан швырнул один факел далеко в заросли, откуда доносился рык.
   О, мальчишеская слепая самонадеянность! Если бы он мог предвидеть последствия, то не сделал бы этого. Но слава последних дней и безоглядная вера в могущество огня сделали мальчика безрассудным.
   Тот самый огонь, который столько раз спасал их с Зурром и Муной вдали от родного племени, едва не стоил жизни многим охотникам в этот день…
   Глухо загудело пламя в сушняке зарослей. Быстрыми невидимыми змейками растекся огонь по жухлой траве, высушенной солнцем, оставляя за собой черный след, с угрожающим треском взлетел вверх по кустам и деревцам.
   Страшная дымная стена вмиг отрезала тигру путь к отступлению, и разъяренный зверь выскочил из зарослей прямо на охотников.
   От неожиданности кто-то из охотников побежал, кто-то повалился на землю с жалким воплем. Никому из них еще не приходилось так близко видеть могучего зверя.
   Один вид его ясно говорил людям, что их сила – ничто рядом с его силой, их быстрота и ловкость не могут сравниться с его быстротой и ловкостью. Миг назад его не было, а вот уже он тут. Единственный прыжок отделяет кровожадного от них.
   Несколько робких торопливых стрел полетели в сторону зверя, не причинив ему вреда, но разъярили его еще больше.
   Спасаясь от огня, тигр на время потерял из виду врагов, за которыми уже давно крался. Но, оказавшись вдруг нос к носу с ними, он должен был нападать, другого пути не было.
   Люди чувствовали это, и каждым в этот страшный миг владело одно стремление – спрятаться, убежать, исчезнуть, если бы было возможно.
   Не отчаянная храбрость, не сознание собственной силы, а странная мальчишеская вера в свою неуязвимость и, может быть, еще растерянность заставили Лана остаться на месте.
   Тигр не напал на людей сразу, потому что его пугали и раздражали запах дыма и треск пламени в зарослях, позади. И теперь он видел перед собой единственного маленького врага, не ударившегося бежать и не упавшего на землю. Враг этот был совсем близко, и он не мог убежать, если бы и захотел.
   Этот короткий миг и ничто другое спасли Лана и других его соплеменников от ужасной гибели.
   Волки, рыжие волки со злобным рычанием окружили могучего зверя. От неожиданного нападения волчьей стаи тигр окончательно рассвирепел. Их было много, этих красно-рыжих бестий, они закружили зверя в бешеном хороводе.
   Издали можно было подумать, что громадный зверь ловит собственный хвост, забавляется ради удовольствия. На самом же деле это была смертельная схватка. Вот с хриплым воем отлетел в сторону и остался лежать один из волков. И тут же его собрат располосовал лоснящуюся шкуру тигра на боку, а другой – жестоко куснул свирепого врага за заднюю лапу.
   Тем временем люди опомнились. Неожиданная помощь волков дала им необходимую отсрочку и вернула способность защищаться и нападать.
   Лан первый поднял с земли чей-то лук и стрелы, обежал место схватки так, что горящие заросли оказались за его спиной и, значит, будут отпугивать зверя, если ему снова вздумается напасть.
   Вскоре к нему стали присоединяться и другие охотники.
   Первая же стрела мальчика вонзилась в правое плечо тигра. Зажужжали другие стрелы. Зурр угодил в бок зверю, и тот, забыв про волков, стал яростно кататься по земле, взметая тучи тонкой желтой пыли.
   На время тигра и волков не стало видно в клубах пыли, и пришлось прекратить стрельбу из луков, чтобы не поранить волков.
   Когда пыль чуть рассеялась, все с облегчением увидели удирающего к лесу тигра. Самые свирепые волки продолжали преследовать зверя, тогда как большая часть стаи как ни в чем не бывало продолжала прерванную трапезу.
   Долго не могли успокоиться охотники, возбужденно обсуждая подробности схватки с тигром. Если кому-нибудь не хватало слов, они представляли в лицах, как вел себя тигр, а как – волки, как вонзались стрелы в злобного зверя и как он катался по земле.
   Потом распороли животы антилопам и наперебой просили Лана и Зурра отнести волкам то внутренности, то куски особенно вкусных лакомств – печени, желудка, легких.
   Мальчики, правда, не очень смело, приближались к стае. Некоторые звери свирепо скалили клыки при приближении ребят, и они предпочитали бросать угощение издали.
   Но как бы там ни было, а рыжие волки в этот день проявили себя друзьями и помощниками людей, и это благодаря их верному другу – соба.

ПОРА В ПУТЬ

   Восходящее солнце широко раскинуло свои лучи-перья по всему огромному, в розовато-голубых переливах небу из-за тяжелых туч.
   Ночью прошумел дождь, и земля, умытая и похорошевшая, нежилась в сладком утреннем сне, кутаясь в легкой белесой испа-ринке. Яркие багряные отсветы горели на смуглых щеках гор, словно румянец со сна.
   Большой Орел поднялся до рассвета, как поднимался, когда был здоров и силен. Глядел, как рождается ясное утро, и вспоминал, как племя пришло сюда, как они жили… нет, видно, Мудрый Аун был не прав, когда говорил ему: «Нельзя заступаться за слабого перед сильным, если сам не самый сильный». Вот ведь как! Он, вождь, не сумел защитить слабых – Ауна, Яну, Муну… а Лан, мальчишка, смог. Почему это так? Нет, не мог сегодня вождь ответить себе на этот вопрос.
   Полной грудью вдохнул Большой Орел легкого прохладного ветерка, долетевшего сюда с лучезарной стороны горизонта.
   Сегодня он впервые не почувствовал боли при глубоких вздохах. Вместо боли явилось радостное ощущение силы молодого тела, трепетное предчувствие хорошего, как бывало в детстве. Легко и естественно пришла долгожданная уверенность: пора! Пора в путь!
   Доброта ли и спокойствие светлого рождения теплого дня, первые ли легкие признаки неблизких осенних ненастий, собственное ли выздоровление от долгого липкого недуга, когда он уже смирился и сдался, привели его теперь в состояние радостной уверенности: пора!
   Вождь сощурился от ласковых и совсем еще не ярких солнечных лучей, скользнувших по лицу, и тихо засмеялся. Крикнул громко, как давно не кричал, от избытка чувств:
   – Люди таж! Пора в путь! Мы пойдем в теплую страну, страну предков!
   Загудели, загомонили голоса, засуетились люди, словно пчелы в потревоженном улье.
   Без лишних слов, без долгих сборов двинулось племя на восход, не жалея о своем жилье, что прятало их от зверей и непогоды много-много лун. Если и оборачивался кто, так для того только, чтобы посмотреть на две одинокие обреченные фигуры у входа в пещеру.
   Черный Ворон и Зурра будут глядеть вслед уходящим, пока племя не исчезнет за склоном горы, потому что никогда больше не придется им увидеть людей таж вновь.