Страница:
Лан не знал, как вести себя со зверем. Волк пробирался кустами, неподалеку от него, и, казалось, не обращал внимания на мальчика. Он охотился самостоятельно. Покопался возле норы мыши, чихнул и оставил ее. Принюхался и прошел несколько шагов по чьему-то следу.
С отчаянным писком прошуршала по сухим листьям крыса. Волк не погнался за ней: раненый, он был еще слаб и малоподвижен.
Долго шли они так, неподалеку друг от дпуга и все же врозь. Мальчику казалось – теперь исчезнувший в кустарнике зверь больше не появится. Но соба каждый раз вновь возвращался к Лану.
Вот охотник заметил: шаги волка стали осторожными, хвост приподнялся. Зверь напрягся, вытянулся, чуткий нос беспрерывно двигался. Муна рассказывала, так было и вчера.
Лан насторожился, пристально поглядел вперед. Ничего подозрительного: по склону привольно разбегаются стройные зеленые деревца арчи. Тут и там громоздятся обломки скал и каменные глыбы. Желто-серые языки обвалов и осыпей виднеются по распадкам. А по склонам – ярко-зеленая трава в блестках оттаявшего инея.
Там, выше, совсем уже недалеко – белая, ослепительно блистающая в солнечных лучах снежная страна. До наступления тепла нечего и думать перебираться через горы.
Наконец Лан понял, почему волк насторожился: он почуял добычу.
На одном из дальних камней охотник заметил довольно большого зверька. Он неподвижно сидел на задних лапках и не чувствовал приближения опасности. Серая спинка его лоснилась на солнце, а передние лапки смешно покоились на желтоватом толстом брюшке. Это сурок.
Лан приготовил лук, но отсюда не попадешь – далековато. Крадучись, мальчик стал подбираться к зверьку.
Резкий свист раздался из ближних кустов, и Лан успел заметить, промелькнувшего крупного сурка в нескольких шагах от себя. Если бы он увидел его раньше, то, конечно, подстрелил бы. Вот к кому подкрадывался волк!
Тревожный свист повторился с разных сторон, и зверьки вмиг попрятались в норах. Тут было много этих нор.
Охотник присел неподалеку от одной из них со стрелой наготове и стал дожидаться, когда покажется зверек. Замерз, а сурки все не показывались.
– Соба, – обратился Лан к волку, который прилег рядом, – ты живешь с людьми много лун. Ты охотишься рядом. Скажи, как узнаешь ты, когда зверь близко?
Волк беспокойно поднялся и перелег на другое место.
– Скажи, соба. Я тоже хочу узнавать так.
Мальчику показалось, что зверь хитро прищурился, и улыбнулся.
– Не хочешь говорить?.. Или ты не знаешь наших слов?! Это просто: гляди, я – Лан. Ну скажи: «Лан». Ну!..
Утомленный пристальным взглядом мальчика, волк зевнул нервно в голос и прикрыл глаза своим пушистым хвостом.
– Эх ты, соба!
Лан огорчился непонятливостью зверя. «Ничего, – подумал он, – соба скоро узнает наши слова и скажет свою тайну».
Здесь, на кромке снегов, было заметно холоднее. Да и растительность другая – смолистая и душистая арча, белоствольные березы, можжевельниковые кусты. Холодный ветер с гор гудит в хвойных арчовых ветвях. Надо идти, на такой стуже долго не просидишь в засаде…
Как только останавливался охотник, тотчас же волк ложился неподалеку: давала себя знать вчерашняя рана.
Много зверей и птиц видел Лан, но подобраться к ним на нужное расстояние не удавалось. Стороной обошли их олени, заметив издали. Горные козлы спокойно поглядывали на мальчика с высокого уступа.
На обратном пути, неподалеку от узкого ущелья, Лан потерял из виду своего четвероногого попутчика.
Неожиданно стадо косуль выскочило навстречу мальчику. Он торопливо выпустил стрелу, но не попал. Чиркнув по скале кремневым наконечником, стрела отлетела в кусты.
Стадо разбилось на две группы: одна ушла вверх по ущелью, другая, большая, рассыпалась по склону и исчезла из виду.
Оказалось, стадо косуль гнал соба. Бежал он неторопливо, опустив нос к земле. Свернул в ущелье, будто видел, как туда поскакали косули.
Лан задрал голову. Ущелье круто уходило вверх, черными уступами до самого неба громоздились скалы. Неужели косули отыщут себе дорогу в этом немыслимом нагромождении?
С трудом мальчик стал взбираться по шатким камням вслед за волком. Может быть, хоть тут удастся добыть пищи…
Тоскливый призывный вой послышался сверху. Задыхаясь, Лан бросился бежать по крутому подъему. На каменной осыпи он упал, больно ударившись коленом, но упрямо продолжал карабкаться дальше.
Волка он нашел перед высоким уступом. Этот уступ зверь преодолеть уже не смог. Задрав к небу острую морду, волк выл тоскливо и злобно. А высоко над ним, на чуть заметном выступе скалы, застыла косуля. Ее остренькие копытца, казалось, намертво приросли к скале. Дальше пути ей не было, но достать ее там волк не мог.
Волк, а не человек! Дрожащей от нетерпения рукой Лан натянул тетиву… и животное рухнуло на камни, под ноги охотникам.
С рычанием волк бросился к добыче, но Лан отогнал его прочь. Орудуя наконечником стрелы, мальчик торопливо распорол животному брюхо и извлек еще теплую печень.
Надо было подкрепиться, так как день клонился к концу и голод терзал обоих охотников нещадно.
Волк быстро расправился со своей долей и снова голодными глазами уставился на Лана. Тот не выдержал и бросил ему еще кусок.
За радостной горячкой удачной охоты мальчик не заметил, как небо накрыло большой серой тучей и повалил густой снег. С добычей на шее Лан выбрался из скалистого ущелья и бодро зашагал вниз по склону.
Удача опьянила мальчика. Он не замечал, что ноги его закоченели в снежном месиве. Мокрый снег валил крупными хлопьями и тут же таял. Со стороны реки дул теплый влажный ветер.
Так хорошо, так весело было Лану, что он запел:
Пением эти выкрики назвать трудно, но Лану такая песня казалась очень хорошей, и он решил спеть ее ребятам по возвращении.
Волк тоже приободрился, хотя и часто останавливался зализать вчерашнюю рану. Она снова кровоточила.
Под нависшей скалой горел огонь. Так радостно и приятно охотнику возвращаться в жилище, когда светит ему огонь. Он побежал бы, если б не усталость и не тяжелая ноша на плечах.
– Вах-ха! Бо-бо-бо! – восторженно и удивленно завопил Зурр, увидев Лана с добычей.
Ему стало лучше: Муна извлекла из его тела множество заноз и колючек, боль в ранах тоже уменьшилась. Он весь был обложен целебными листьями подорожника.
Не мешкая, Лан и Муна принялись снимать шкуру с туши – приятная работа, если до этого долгое время приходилось питаться только плодами и ягодами. Зурр присоединился к ним.
Ненастная ночь окутала долину мутной снежной пеленой.
Лан и Муна заснули. Только Зурр продолжал еще жевать, не в силах оторваться от вкусной еды. Время от времени он мял свой тугой живот, как бы проверяя, войдет ли еще кусок, прислушивался, не булькает ли, не скрежещет внутри, как было недавно. Сальные руки он вытирал о волосы или размазывал жир по лицу и груди, как делал отец, Черный Ворон.
Волк-соба оказался таким же обжорой, как и Зурр. Сколько костей, сколько мяса, внутренности дали ему ребята – все съел. Умильными глазами поглядывал он на одинокое пиршество мальчишки и облизывался.
Еще раз помяв живот, тяжко вздохнув, Зурр отхватил резцом большой кусок мяса, оторвал и бросил половину соба.
Жаль спать, когда рядом столько хорошей пищи… Трудно бороться с дремотой после обильной еды. Как ни старался мальчик пальцами поддерживать веки, они все же опускались.
Разбудило его рычание волка. Снегопад прекратился. Сырой туман клубился над землей.
Снова волк заворчал в темноту. Зурр разглядел силуэт гиены, вот еще и еще… Хищницы почуяли добычу и сбежались: запах крови косули прибавил им смелости.
Мальчик приготовил головешки на случай, если придется отбиваться и отгонять дерзких зверей. Соба яростно рычал, но отступал к огню, одному ему, видно, не справиться с такой стаей.
Не волк пугал гиен, этих сильных смелых зверей, огонь заставлял их держаться на почтительном расстоянии от становища. Не будь огня, они напали бы на одинокого волка, на ребят.
С отчаянным писком прошуршала по сухим листьям крыса. Волк не погнался за ней: раненый, он был еще слаб и малоподвижен.
Долго шли они так, неподалеку друг от дпуга и все же врозь. Мальчику казалось – теперь исчезнувший в кустарнике зверь больше не появится. Но соба каждый раз вновь возвращался к Лану.
Вот охотник заметил: шаги волка стали осторожными, хвост приподнялся. Зверь напрягся, вытянулся, чуткий нос беспрерывно двигался. Муна рассказывала, так было и вчера.
Лан насторожился, пристально поглядел вперед. Ничего подозрительного: по склону привольно разбегаются стройные зеленые деревца арчи. Тут и там громоздятся обломки скал и каменные глыбы. Желто-серые языки обвалов и осыпей виднеются по распадкам. А по склонам – ярко-зеленая трава в блестках оттаявшего инея.
Там, выше, совсем уже недалеко – белая, ослепительно блистающая в солнечных лучах снежная страна. До наступления тепла нечего и думать перебираться через горы.
Наконец Лан понял, почему волк насторожился: он почуял добычу.
На одном из дальних камней охотник заметил довольно большого зверька. Он неподвижно сидел на задних лапках и не чувствовал приближения опасности. Серая спинка его лоснилась на солнце, а передние лапки смешно покоились на желтоватом толстом брюшке. Это сурок.
Лан приготовил лук, но отсюда не попадешь – далековато. Крадучись, мальчик стал подбираться к зверьку.
Резкий свист раздался из ближних кустов, и Лан успел заметить, промелькнувшего крупного сурка в нескольких шагах от себя. Если бы он увидел его раньше, то, конечно, подстрелил бы. Вот к кому подкрадывался волк!
Тревожный свист повторился с разных сторон, и зверьки вмиг попрятались в норах. Тут было много этих нор.
Охотник присел неподалеку от одной из них со стрелой наготове и стал дожидаться, когда покажется зверек. Замерз, а сурки все не показывались.
– Соба, – обратился Лан к волку, который прилег рядом, – ты живешь с людьми много лун. Ты охотишься рядом. Скажи, как узнаешь ты, когда зверь близко?
Волк беспокойно поднялся и перелег на другое место.
– Скажи, соба. Я тоже хочу узнавать так.
Мальчику показалось, что зверь хитро прищурился, и улыбнулся.
– Не хочешь говорить?.. Или ты не знаешь наших слов?! Это просто: гляди, я – Лан. Ну скажи: «Лан». Ну!..
Утомленный пристальным взглядом мальчика, волк зевнул нервно в голос и прикрыл глаза своим пушистым хвостом.
– Эх ты, соба!
Лан огорчился непонятливостью зверя. «Ничего, – подумал он, – соба скоро узнает наши слова и скажет свою тайну».
Здесь, на кромке снегов, было заметно холоднее. Да и растительность другая – смолистая и душистая арча, белоствольные березы, можжевельниковые кусты. Холодный ветер с гор гудит в хвойных арчовых ветвях. Надо идти, на такой стуже долго не просидишь в засаде…
Как только останавливался охотник, тотчас же волк ложился неподалеку: давала себя знать вчерашняя рана.
Много зверей и птиц видел Лан, но подобраться к ним на нужное расстояние не удавалось. Стороной обошли их олени, заметив издали. Горные козлы спокойно поглядывали на мальчика с высокого уступа.
На обратном пути, неподалеку от узкого ущелья, Лан потерял из виду своего четвероногого попутчика.
Неожиданно стадо косуль выскочило навстречу мальчику. Он торопливо выпустил стрелу, но не попал. Чиркнув по скале кремневым наконечником, стрела отлетела в кусты.
Стадо разбилось на две группы: одна ушла вверх по ущелью, другая, большая, рассыпалась по склону и исчезла из виду.
Оказалось, стадо косуль гнал соба. Бежал он неторопливо, опустив нос к земле. Свернул в ущелье, будто видел, как туда поскакали косули.
Лан задрал голову. Ущелье круто уходило вверх, черными уступами до самого неба громоздились скалы. Неужели косули отыщут себе дорогу в этом немыслимом нагромождении?
С трудом мальчик стал взбираться по шатким камням вслед за волком. Может быть, хоть тут удастся добыть пищи…
Тоскливый призывный вой послышался сверху. Задыхаясь, Лан бросился бежать по крутому подъему. На каменной осыпи он упал, больно ударившись коленом, но упрямо продолжал карабкаться дальше.
Волка он нашел перед высоким уступом. Этот уступ зверь преодолеть уже не смог. Задрав к небу острую морду, волк выл тоскливо и злобно. А высоко над ним, на чуть заметном выступе скалы, застыла косуля. Ее остренькие копытца, казалось, намертво приросли к скале. Дальше пути ей не было, но достать ее там волк не мог.
Волк, а не человек! Дрожащей от нетерпения рукой Лан натянул тетиву… и животное рухнуло на камни, под ноги охотникам.
С рычанием волк бросился к добыче, но Лан отогнал его прочь. Орудуя наконечником стрелы, мальчик торопливо распорол животному брюхо и извлек еще теплую печень.
Надо было подкрепиться, так как день клонился к концу и голод терзал обоих охотников нещадно.
Волк быстро расправился со своей долей и снова голодными глазами уставился на Лана. Тот не выдержал и бросил ему еще кусок.
За радостной горячкой удачной охоты мальчик не заметил, как небо накрыло большой серой тучей и повалил густой снег. С добычей на шее Лан выбрался из скалистого ущелья и бодро зашагал вниз по склону.
Удача опьянила мальчика. Он не замечал, что ноги его закоченели в снежном месиве. Мокрый снег валил крупными хлопьями и тут же таял. Со стороны реки дул теплый влажный ветер.
Так хорошо, так весело было Лану, что он запел:
Йо-хо! Йо-хо!
Хороший охотник и соба
Добыли много сладкого мяса.
Йо-хо! Йо-хо!
Теперь у Лана, Зурры, Муны и соба
Есть хорошая еда.
Йо-хо! Йо-хо!
Пением эти выкрики назвать трудно, но Лану такая песня казалась очень хорошей, и он решил спеть ее ребятам по возвращении.
Волк тоже приободрился, хотя и часто останавливался зализать вчерашнюю рану. Она снова кровоточила.
Под нависшей скалой горел огонь. Так радостно и приятно охотнику возвращаться в жилище, когда светит ему огонь. Он побежал бы, если б не усталость и не тяжелая ноша на плечах.
– Вах-ха! Бо-бо-бо! – восторженно и удивленно завопил Зурр, увидев Лана с добычей.
Ему стало лучше: Муна извлекла из его тела множество заноз и колючек, боль в ранах тоже уменьшилась. Он весь был обложен целебными листьями подорожника.
Не мешкая, Лан и Муна принялись снимать шкуру с туши – приятная работа, если до этого долгое время приходилось питаться только плодами и ягодами. Зурр присоединился к ним.
Ненастная ночь окутала долину мутной снежной пеленой.
Лан и Муна заснули. Только Зурр продолжал еще жевать, не в силах оторваться от вкусной еды. Время от времени он мял свой тугой живот, как бы проверяя, войдет ли еще кусок, прислушивался, не булькает ли, не скрежещет внутри, как было недавно. Сальные руки он вытирал о волосы или размазывал жир по лицу и груди, как делал отец, Черный Ворон.
Волк-соба оказался таким же обжорой, как и Зурр. Сколько костей, сколько мяса, внутренности дали ему ребята – все съел. Умильными глазами поглядывал он на одинокое пиршество мальчишки и облизывался.
Еще раз помяв живот, тяжко вздохнув, Зурр отхватил резцом большой кусок мяса, оторвал и бросил половину соба.
Жаль спать, когда рядом столько хорошей пищи… Трудно бороться с дремотой после обильной еды. Как ни старался мальчик пальцами поддерживать веки, они все же опускались.
Разбудило его рычание волка. Снегопад прекратился. Сырой туман клубился над землей.
Снова волк заворчал в темноту. Зурр разглядел силуэт гиены, вот еще и еще… Хищницы почуяли добычу и сбежались: запах крови косули прибавил им смелости.
Мальчик приготовил головешки на случай, если придется отбиваться и отгонять дерзких зверей. Соба яростно рычал, но отступал к огню, одному ему, видно, не справиться с такой стаей.
Не волк пугал гиен, этих сильных смелых зверей, огонь заставлял их держаться на почтительном расстоянии от становища. Не будь огня, они напали бы на одинокого волка, на ребят.
ХОЗЯИН ДОЛИНЫ
Обильный снег пролежал одну ночь. С восходом солнца началось бурное таяние, с гор побежали мутные шумные потоки. Лан и Зурр еше дремали, а Муна уже поднялась чуть свет и принялась отмачивать шкуру косули в ледяной воде речки. Потом усердно скоблила ее камнем-скребком, просушивала на ветру и снова мочила в речке и скоблила, скоблила.
Мальчики поражались упорству Муны. Как решается она подолгу полоскаться в обжигающе студеной воде?
С любопытством наблюдал Лан за ее посиневшими руками.
– Погляди, – обернулась она к нему и указала на напористую речную струю, – она живая. Она щекочет меня, хочет отнять хорошую шкуру…
Несколько дней, пока не просохло в горах, охотники оставались в становище. Волк тоже отлучался недалеко и ненадолго: пищи было много.
В эти дни Муна заметила, что ее любимец-волк стал сопровождать Лана во время его отлучек из жилища. По-прежнему снисходительно принимал он ее ласки, был доверчив, дружелюбен, и только!
Как-то вдруг, за короткий срок признал волк Лана вожаком. Пусть Муна играла с ним и ласкала, пусть Зурр подкармливал вкусными кусками, но свою привязанность отдал он Маленькому Орлу.
Вот и сегодня, когда Лан вновь отправился на охоту, волк последовал за ним. Муна ревниво следила за зверем. Он шел чуть в стороне от охотника, но стоило Лану взять круто в гору – немедленно пошел вслед.
Они уходили вместе. Лан направлялся к сурковому поселению. Уж сегодня он не промахнется, пусть только соба покажет, где сидит сурок.
Конечно, сейчас важнее найти нору для жилья: с каждым днем становится холоднее, ненастнее. И здесь, в теплой стране предков, скоро тоже, видно, наступит зима…
Мальчик собирался хорошенько осмотреть скалистое ущелье: может быть, найдется хоть глубокая ниша в скале, если нет пещеры.
Стали попадаться арчовые рощицы. Вот, кажется, за той горой откроется обширная можжевельниковая поросль, где обосновались сурки.
Волк забеспокоился. Лан заметил, что сегодня ведет он себя иначе: шерсть на загривке вздыбилась, в злобном рычании – угроза и страх, верхняя губа приподнялась и обнажила острые клыки.
Мальчик остановился в нерешительности. Наподобие волка он принюхивался к ветерку, который, должно быть, говорил зверю что-то важное, но ничего не чувствовал.
Соба двинулся вперед. Временами он останавливался, как бы дожидаясь охотника. За горой открылась знакомая поляна, поросшая можжевельником и арчой. Но как она была изуродована!
Возле осыпи, где совсем недавно Лан нашел множество сурковых нор, громоздились кучи свежеразрытой земли, вывороченные камни, выдранные с корнями кусты и деревья. С удивлением и страхом глядел охотник на следы разрушения. Тихо и пусто было вокруг, ни единого зверька не мог заметить мальчик.
Что же здесь случилось? Кто так жестоко разрушил жилища зверьков?
С опаской приблизился Лан к крайней яме и увидел громадный когтистый след голой медвежьей ступни, странно напоминающий человечий. Так вот кто разорил жилища зверьков!
Вблизи глубина вырытых медведем ям и размер вывороченных каменных глыб еще больше поразили мальчика. Волк успокоился, значит, медведя поблизости нет. Обойдя и обнюхав несколько ям, соба принялся разрывать рыхлую землю около поваленной старой арчи. С любопытством Лан наблюдал за ним.
Вскоре показалась лоснящаяся серая шкурка, и волк зубами выволок из земли тушку сурка. Зверек казался уснувшим, только на затылке у него виднелась небольшая ранка от медвежьих клыков.
Лан бросился к ямке, разрытой волком: неглубоко в земле было спрятано много сурков – медвежий запасник. Прихватив несколько тушек зверьков и засыпав остальных, охотник поспешил вниз: вдруг медведю вздумается вернуться!..
Солнце спряталось в белесую дымку, и тотчас с гор потянуло холодком. Мальчик закоченел. Кутаясь в старую козью шкуру, он позавидовал густой рыжей шубе волка. К зиме надо запастись новыми теплыми шкурами коз, баранов и оленей.
Подошли к скалистому ущелью. Лан с удовольствием припомнил, как он бежчл вверх по каменной осыпи, как ловко первой стрелой попал в косулю…
От гулкого грохота похолодело внутри. Инстинктивно Лан отпрянул назад. В нескольких шагах перед ним стремительно пронесся огромный камень. За ним по склону наперегонки мчались камни поменьше, каскад камней. Обвал! Наверху на фоне белесого неба мальчик заметил какое-то движение и, пригнувшись, с ужасом узнал медведя. Издали могучий зверь казался бы просто черным камнем, если бы не двигался.
Вот он остановился. И вдруг сверху снова загрохотало, загудело.
Лан едва успел отскочить в сторону: вторая каменная глыба, быстро увеличиваясь в размерах, неслась на него.
Так это медведь сталкивал на них с волком камни! Он хотел убить их! Бегом бросился Лан прочь от крутого склона. Бежал, словно заяц, поглядывая назад, не спускается ли медведь, не гонится ли за ним.
Если тигр был хозяином и властелином Солнечной долины и именно с ним людям племени таж приходилось соперничать из-за добычи, то хозяином здешних мест – и этих мрачных черных скал, и можжевельниковой поляны, и ореховой рощи, где Зурр и Муна нашли нору, пригодную для жилья, и даже речки, вблизи которой ребята устроили свое ненадежное логово, – всей этой теплой обильной долины был, конечно, медведь, свирепый медведь. И если он пришел сюда, то может прийти и к их жилищу…
Нет, они не защищены. Они не могут спать спокойно. Этот зверь легко раскидает завалы из камней. А если он придет, когда Муна в жилище одна! От такой мысли Лану стало не по себе, хотя и они с Зурром не в силах справиться со свирепым зверем, разве только смогут отогнать огнем.
Огнем? Надо что-то делать. Надо искать надежное жилище.
Мальчики поражались упорству Муны. Как решается она подолгу полоскаться в обжигающе студеной воде?
С любопытством наблюдал Лан за ее посиневшими руками.
– Погляди, – обернулась она к нему и указала на напористую речную струю, – она живая. Она щекочет меня, хочет отнять хорошую шкуру…
Несколько дней, пока не просохло в горах, охотники оставались в становище. Волк тоже отлучался недалеко и ненадолго: пищи было много.
В эти дни Муна заметила, что ее любимец-волк стал сопровождать Лана во время его отлучек из жилища. По-прежнему снисходительно принимал он ее ласки, был доверчив, дружелюбен, и только!
Как-то вдруг, за короткий срок признал волк Лана вожаком. Пусть Муна играла с ним и ласкала, пусть Зурр подкармливал вкусными кусками, но свою привязанность отдал он Маленькому Орлу.
Вот и сегодня, когда Лан вновь отправился на охоту, волк последовал за ним. Муна ревниво следила за зверем. Он шел чуть в стороне от охотника, но стоило Лану взять круто в гору – немедленно пошел вслед.
Они уходили вместе. Лан направлялся к сурковому поселению. Уж сегодня он не промахнется, пусть только соба покажет, где сидит сурок.
Конечно, сейчас важнее найти нору для жилья: с каждым днем становится холоднее, ненастнее. И здесь, в теплой стране предков, скоро тоже, видно, наступит зима…
Мальчик собирался хорошенько осмотреть скалистое ущелье: может быть, найдется хоть глубокая ниша в скале, если нет пещеры.
Стали попадаться арчовые рощицы. Вот, кажется, за той горой откроется обширная можжевельниковая поросль, где обосновались сурки.
Волк забеспокоился. Лан заметил, что сегодня ведет он себя иначе: шерсть на загривке вздыбилась, в злобном рычании – угроза и страх, верхняя губа приподнялась и обнажила острые клыки.
Мальчик остановился в нерешительности. Наподобие волка он принюхивался к ветерку, который, должно быть, говорил зверю что-то важное, но ничего не чувствовал.
Соба двинулся вперед. Временами он останавливался, как бы дожидаясь охотника. За горой открылась знакомая поляна, поросшая можжевельником и арчой. Но как она была изуродована!
Возле осыпи, где совсем недавно Лан нашел множество сурковых нор, громоздились кучи свежеразрытой земли, вывороченные камни, выдранные с корнями кусты и деревья. С удивлением и страхом глядел охотник на следы разрушения. Тихо и пусто было вокруг, ни единого зверька не мог заметить мальчик.
Что же здесь случилось? Кто так жестоко разрушил жилища зверьков?
С опаской приблизился Лан к крайней яме и увидел громадный когтистый след голой медвежьей ступни, странно напоминающий человечий. Так вот кто разорил жилища зверьков!
Вблизи глубина вырытых медведем ям и размер вывороченных каменных глыб еще больше поразили мальчика. Волк успокоился, значит, медведя поблизости нет. Обойдя и обнюхав несколько ям, соба принялся разрывать рыхлую землю около поваленной старой арчи. С любопытством Лан наблюдал за ним.
Вскоре показалась лоснящаяся серая шкурка, и волк зубами выволок из земли тушку сурка. Зверек казался уснувшим, только на затылке у него виднелась небольшая ранка от медвежьих клыков.
Лан бросился к ямке, разрытой волком: неглубоко в земле было спрятано много сурков – медвежий запасник. Прихватив несколько тушек зверьков и засыпав остальных, охотник поспешил вниз: вдруг медведю вздумается вернуться!..
Солнце спряталось в белесую дымку, и тотчас с гор потянуло холодком. Мальчик закоченел. Кутаясь в старую козью шкуру, он позавидовал густой рыжей шубе волка. К зиме надо запастись новыми теплыми шкурами коз, баранов и оленей.
Подошли к скалистому ущелью. Лан с удовольствием припомнил, как он бежчл вверх по каменной осыпи, как ловко первой стрелой попал в косулю…
От гулкого грохота похолодело внутри. Инстинктивно Лан отпрянул назад. В нескольких шагах перед ним стремительно пронесся огромный камень. За ним по склону наперегонки мчались камни поменьше, каскад камней. Обвал! Наверху на фоне белесого неба мальчик заметил какое-то движение и, пригнувшись, с ужасом узнал медведя. Издали могучий зверь казался бы просто черным камнем, если бы не двигался.
Вот он остановился. И вдруг сверху снова загрохотало, загудело.
Лан едва успел отскочить в сторону: вторая каменная глыба, быстро увеличиваясь в размерах, неслась на него.
Так это медведь сталкивал на них с волком камни! Он хотел убить их! Бегом бросился Лан прочь от крутого склона. Бежал, словно заяц, поглядывая назад, не спускается ли медведь, не гонится ли за ним.
Если тигр был хозяином и властелином Солнечной долины и именно с ним людям племени таж приходилось соперничать из-за добычи, то хозяином здешних мест – и этих мрачных черных скал, и можжевельниковой поляны, и ореховой рощи, где Зурр и Муна нашли нору, пригодную для жилья, и даже речки, вблизи которой ребята устроили свое ненадежное логово, – всей этой теплой обильной долины был, конечно, медведь, свирепый медведь. И если он пришел сюда, то может прийти и к их жилищу…
Нет, они не защищены. Они не могут спать спокойно. Этот зверь легко раскидает завалы из камней. А если он придет, когда Муна в жилище одна! От такой мысли Лану стало не по себе, хотя и они с Зурром не в силах справиться со свирепым зверем, разве только смогут отогнать огнем.
Огнем? Надо что-то делать. Надо искать надежное жилище.
ДИВЫ НОЧИ ЗАБАВЛЯЮТСЯ
Зима пришла и сюда, в долину ореховых и арчово-яблоневых рощ. Обильным снегом занесло облепиховые и барбарисовые ягодники, ярко-зеленые до последних дней склоны предгорий. Резче обозначилась речка на ослепительно белом снегу, украсилась звонкими ледовыми заберегами.
Исчезли звонкоголосые птицы, лишь беспечные синицы снуют в кустах да весело перестукиваются пестрые деловитые дятлы. Тихо стало в долине, пусто. Высоко в горы ушли кабаны, косули, олени, козы и горные бараны. Даже мыши и крысы редко стали оставлять на снегу цепочки своих следов.
Худо стало ребятам, голодно, холодно. Дважды соба приносил им добычу – зайцев. Зурр и Лан отыскали нору дикобраза и убили его. Другой раз Зурру посчастливилось подстрелить горную курочку. Некоторое время еще ребята кормились бояркой и кислыми яблоками, но вскоре не стало и этого: часть птицы расклевали, часть погубили морозы.
Муна раскапывала снег и рвала кислую траву и съедобные листья, выдергивала из влажной, не успевшей еще промерзнуть земли безвкусные волокнистые коренья.
Далеко уходить от огня боялись: несколько раз поблизости появлялся медведь. Огонь – единственная защита от этого свирепого коварного зверя, их главного врага.
Издали, с высокого камня, проследил Лан черную цепочку медвежьих следов от распадка к речке, к их речке. Совсем близко подходил зверь к жилищу людей, воду пил, глядел, наверное, на огонь. Ближе подойти не решался или сыт был, а настанет голод – решится. Накануне волк уходил на охоту, а то почуял бы врага.
Только Муна не знала об угрожающей им опасности. Каждый вечер возилась со шкурой косули: острой палочкой протыкала дырочки в лоскутках и соединяла их тонкими жилками.
Однажды поутру Лан сказал:
– Глади, Муна, много пищи есть для огня, корми огонь, не уходи из жилища: большой зверь бродит близко…
Он сурово отвернулся, не желая видеть испуганного лица девочки.
– Я, Зурр и соба пойдем искать нору для зимнего жилья, а то пропадем.
Не один, не два дня искали они подходящую пещеру, но не нашли.
Как-то Лан спросил Зурра:
– Нору медведя найдешь?
– Вуа! – испугался Зурр. – Он убьет нас.
– Может, он ушел оттуда?
– Нет. Там его логово.
– Возьмем огонь. Близко не пойдем, издали посмотрим.
К логову медведя шли не по дну распадка, а верхами. Идти было трудно. Приходилось то взбираться по заснеженным склонам, то съезжать с них. В седловинах особенно туго приходилось волку, слишком глубок для него был снег. Шерсть его намокла, на брюхе и лапах намерзли ледышки.
По дну распадка вдоль ручья идти было бы легче, зато медведь мог подкараулить их и столкнуть сверху каменную глыбу. Они теперь знали его повадки.
Наконец вышли к вершине высокой, замшелой с боков скалы, на краю медвежьего дола.
– Во, – показал Зурр на черное отверстие на противоположной стороне каменного уступа.
Отсюда хорошо была видна рощица из громадных орешин, в беспорядке раскиданные обвалом обломки скал, ручей, змеей извивающийся между ними. Только отверстие в темном уступе Лан разглядел не сразу. По извилистому коридору из скальных обломков чуть приметно вился припорошенный след к норе – видно, хозяин давно не выходил из логова.
Да там ли он? Может, давно ушел в горы вслед за добычей. Может, пуста теплая, сухая нора?
Лан долго глядел вниз, что-то мучительно соображая. На обратном пути он вдруг останавливался, задумчиво, с сомнением покачивал головой и шел дальше.
– Глаза мне говорят, – сказал Лан Зурру, – медведь спит в норе. Можно взять сурков из его запаса. Там, в земле, их много зарыто.
Зурр промолчал.
– Пойдем, как встанет солнце, – продолжал Лан.
В жилище вернулись в сумерки, усталые и голодные. Молча грелись у огня. Даже волк прилег недалеко от костра, промок и промерз, видно.
Было уже совсем темно, когда зверь вдруг вскочил на ноги. Глядя на него, забеспокоились и ребята. Никогда не видели они своего волка таким напуганным и робким.
Зверь дрожал и прислушивался к чему-то. Хвост, против обыкновения, был поджат.
– Соба, – ласково окликнула его Муна, но волк даже не взглянул на нее.
Он убежал в темноту, вернулся. Подбежал к Муне, затем к Лану, снова убежал.
Вскоре опять появился в свете костра, присел и вдруг, задрав кверху острую морду, завыл протяжно и скорбно.
Они вскочили. Запалили каждый по два факела и выбежали из-под скалы. Стояла морозная, ясная ночь. На небе важно и успокоительно мерцали звезды. Волк метался от людей к реке и обратно. Временами он вновь принимался выть. Что с ним? Совсем не так ведет он себя, когда близко опасный зверь.
– Соба, соба, – звала его Муна и пыталась поймать.
Зурр хотел было вернуться к уютному огню, но Лан остановил его жестом.
– Зверь зовет нас к воде. Может, там добыча, зачем он ходит туда?
Все трое настороженно двинулись за волком. Вот и река, но соба ведет их дальше по берегу, вниз по течению. Высоко над головами подняты факелы. Их ровный свет в неподвижном воздухе осветил искристый снежный наст на берегу. Никаких следов, ничего подозрительного.
Остановились в нерешительности. Не следовать же за зверем в темноту и холод. Пусть идет один. Вернется…
Сначала никто из троих не понял, что случилось. Лану показалось, будто он покачнулся и чуть не упал. Вслед за тем под ногами раздался глубокий глухой рокот, от которого сердце остановилось. Он видел, как упала в снег Муна, погасив разом оба свои факела. Зурр стал на четвереньки и широко разинул рот в неслышном, утонувшем в страшном грохоте, крике.
Ужасающий продолжительный скрежет и гул послышался сзади, со стороны скалы, где было их жилище.
Лан видел, да, он успел заметить, как вмиг погас костер, их славный горячий костер.
Мальчик сел в снег. Его сильное послушное тело сейчас показалось ему маленьким и хрупким. Хотелось лечь, сжаться в комок, а еще лучше исчезнуть, но он бессознательно держал над головой единственный уцелевший факел. Земля, всегда такая твердая и надежная, теперь шевелилась и качалась под ним, и в горах по-прежнему грохотало.
Сколько времени просидели они в снегу? Долго, наверное. Продолжали сидеть даже тогда, когда все затихло.
А звезды блистали равнодушно и весело, они были очень высоко, эти звезды.
Волк лежал тут же в снегу и поглядывал на Лана виновато и испуганно. Потом уселся рядом и оперся своей теплой жесткой спиной о замерзший бок мальчика. Только в нем искал он сейчас защитника от грозной опасности.
Зверь дрожал.
Немного придя в себя, Зурр и Муна запалили свои погасшие факелы от факела Лана, но слабый огонь не мог рассеять колючего холода. Сильнее холода сердца ребят заморозил животный страх перед неотвратимой, как кара злых дивов, силой подземных толчков…
Медленно, неохотно вползал в долину бледный рассвет. Первое, что они заметили, когда рассеялась ночная темень, – это исчезновение речки. То есть она осталась, но воды в ней почти не было: мокрые черные камни да тонкий ручеек посреди широкого русла.
В том месте, где недавно речка вырывалась из-под скалы, высилась гигантская каменная осыпь. Она же навсегда завалила их жилище. Что было бы с ними, не последуй они за волком!
С удивлением разглядывали ребята огромные темные обломки скал на белом снегу, совсем недалеко от себя. Эти обломки упали с тех гордых недоступных черных скал, что стеной поднимались в небо.
– Вуа-а! – тихо постанывал Зурр. Муна бормотала в страхе:
– О дивы ночи, пощадите детенышей племени таж! Мы дадим вам сладкого мяса и воскурим душистые травы. – Крупные слезы катились по ее щекам.
Всепобеждающий страх придавил и Лана. Страх перед грозной подземной силой, разрушающей самые крепкие скалы, пересилил все остальные страхи. Но в то же время Лан возвысился в собственных глазах, потому что сумел не показать робости своим более слабым соплеменникам. Сознание превосходства над ними придавало ему новые силы. Более отважный, он должен защитить Муну, ободрить Зурра. Надо что-то сделать, немедленно…
Но как страшно жить в этом враждебном, непонятном мире!
Исчезли звонкоголосые птицы, лишь беспечные синицы снуют в кустах да весело перестукиваются пестрые деловитые дятлы. Тихо стало в долине, пусто. Высоко в горы ушли кабаны, косули, олени, козы и горные бараны. Даже мыши и крысы редко стали оставлять на снегу цепочки своих следов.
Худо стало ребятам, голодно, холодно. Дважды соба приносил им добычу – зайцев. Зурр и Лан отыскали нору дикобраза и убили его. Другой раз Зурру посчастливилось подстрелить горную курочку. Некоторое время еще ребята кормились бояркой и кислыми яблоками, но вскоре не стало и этого: часть птицы расклевали, часть погубили морозы.
Муна раскапывала снег и рвала кислую траву и съедобные листья, выдергивала из влажной, не успевшей еще промерзнуть земли безвкусные волокнистые коренья.
Далеко уходить от огня боялись: несколько раз поблизости появлялся медведь. Огонь – единственная защита от этого свирепого коварного зверя, их главного врага.
Издали, с высокого камня, проследил Лан черную цепочку медвежьих следов от распадка к речке, к их речке. Совсем близко подходил зверь к жилищу людей, воду пил, глядел, наверное, на огонь. Ближе подойти не решался или сыт был, а настанет голод – решится. Накануне волк уходил на охоту, а то почуял бы врага.
Только Муна не знала об угрожающей им опасности. Каждый вечер возилась со шкурой косули: острой палочкой протыкала дырочки в лоскутках и соединяла их тонкими жилками.
Однажды поутру Лан сказал:
– Глади, Муна, много пищи есть для огня, корми огонь, не уходи из жилища: большой зверь бродит близко…
Он сурово отвернулся, не желая видеть испуганного лица девочки.
– Я, Зурр и соба пойдем искать нору для зимнего жилья, а то пропадем.
Не один, не два дня искали они подходящую пещеру, но не нашли.
Как-то Лан спросил Зурра:
– Нору медведя найдешь?
– Вуа! – испугался Зурр. – Он убьет нас.
– Может, он ушел оттуда?
– Нет. Там его логово.
– Возьмем огонь. Близко не пойдем, издали посмотрим.
К логову медведя шли не по дну распадка, а верхами. Идти было трудно. Приходилось то взбираться по заснеженным склонам, то съезжать с них. В седловинах особенно туго приходилось волку, слишком глубок для него был снег. Шерсть его намокла, на брюхе и лапах намерзли ледышки.
По дну распадка вдоль ручья идти было бы легче, зато медведь мог подкараулить их и столкнуть сверху каменную глыбу. Они теперь знали его повадки.
Наконец вышли к вершине высокой, замшелой с боков скалы, на краю медвежьего дола.
– Во, – показал Зурр на черное отверстие на противоположной стороне каменного уступа.
Отсюда хорошо была видна рощица из громадных орешин, в беспорядке раскиданные обвалом обломки скал, ручей, змеей извивающийся между ними. Только отверстие в темном уступе Лан разглядел не сразу. По извилистому коридору из скальных обломков чуть приметно вился припорошенный след к норе – видно, хозяин давно не выходил из логова.
Да там ли он? Может, давно ушел в горы вслед за добычей. Может, пуста теплая, сухая нора?
Лан долго глядел вниз, что-то мучительно соображая. На обратном пути он вдруг останавливался, задумчиво, с сомнением покачивал головой и шел дальше.
– Глаза мне говорят, – сказал Лан Зурру, – медведь спит в норе. Можно взять сурков из его запаса. Там, в земле, их много зарыто.
Зурр промолчал.
– Пойдем, как встанет солнце, – продолжал Лан.
В жилище вернулись в сумерки, усталые и голодные. Молча грелись у огня. Даже волк прилег недалеко от костра, промок и промерз, видно.
Было уже совсем темно, когда зверь вдруг вскочил на ноги. Глядя на него, забеспокоились и ребята. Никогда не видели они своего волка таким напуганным и робким.
Зверь дрожал и прислушивался к чему-то. Хвост, против обыкновения, был поджат.
– Соба, – ласково окликнула его Муна, но волк даже не взглянул на нее.
Он убежал в темноту, вернулся. Подбежал к Муне, затем к Лану, снова убежал.
Вскоре опять появился в свете костра, присел и вдруг, задрав кверху острую морду, завыл протяжно и скорбно.
Они вскочили. Запалили каждый по два факела и выбежали из-под скалы. Стояла морозная, ясная ночь. На небе важно и успокоительно мерцали звезды. Волк метался от людей к реке и обратно. Временами он вновь принимался выть. Что с ним? Совсем не так ведет он себя, когда близко опасный зверь.
– Соба, соба, – звала его Муна и пыталась поймать.
Зурр хотел было вернуться к уютному огню, но Лан остановил его жестом.
– Зверь зовет нас к воде. Может, там добыча, зачем он ходит туда?
Все трое настороженно двинулись за волком. Вот и река, но соба ведет их дальше по берегу, вниз по течению. Высоко над головами подняты факелы. Их ровный свет в неподвижном воздухе осветил искристый снежный наст на берегу. Никаких следов, ничего подозрительного.
Остановились в нерешительности. Не следовать же за зверем в темноту и холод. Пусть идет один. Вернется…
Сначала никто из троих не понял, что случилось. Лану показалось, будто он покачнулся и чуть не упал. Вслед за тем под ногами раздался глубокий глухой рокот, от которого сердце остановилось. Он видел, как упала в снег Муна, погасив разом оба свои факела. Зурр стал на четвереньки и широко разинул рот в неслышном, утонувшем в страшном грохоте, крике.
Ужасающий продолжительный скрежет и гул послышался сзади, со стороны скалы, где было их жилище.
Лан видел, да, он успел заметить, как вмиг погас костер, их славный горячий костер.
Мальчик сел в снег. Его сильное послушное тело сейчас показалось ему маленьким и хрупким. Хотелось лечь, сжаться в комок, а еще лучше исчезнуть, но он бессознательно держал над головой единственный уцелевший факел. Земля, всегда такая твердая и надежная, теперь шевелилась и качалась под ним, и в горах по-прежнему грохотало.
Сколько времени просидели они в снегу? Долго, наверное. Продолжали сидеть даже тогда, когда все затихло.
А звезды блистали равнодушно и весело, они были очень высоко, эти звезды.
Волк лежал тут же в снегу и поглядывал на Лана виновато и испуганно. Потом уселся рядом и оперся своей теплой жесткой спиной о замерзший бок мальчика. Только в нем искал он сейчас защитника от грозной опасности.
Зверь дрожал.
Немного придя в себя, Зурр и Муна запалили свои погасшие факелы от факела Лана, но слабый огонь не мог рассеять колючего холода. Сильнее холода сердца ребят заморозил животный страх перед неотвратимой, как кара злых дивов, силой подземных толчков…
Медленно, неохотно вползал в долину бледный рассвет. Первое, что они заметили, когда рассеялась ночная темень, – это исчезновение речки. То есть она осталась, но воды в ней почти не было: мокрые черные камни да тонкий ручеек посреди широкого русла.
В том месте, где недавно речка вырывалась из-под скалы, высилась гигантская каменная осыпь. Она же навсегда завалила их жилище. Что было бы с ними, не последуй они за волком!
С удивлением разглядывали ребята огромные темные обломки скал на белом снегу, совсем недалеко от себя. Эти обломки упали с тех гордых недоступных черных скал, что стеной поднимались в небо.
– Вуа-а! – тихо постанывал Зурр. Муна бормотала в страхе:
– О дивы ночи, пощадите детенышей племени таж! Мы дадим вам сладкого мяса и воскурим душистые травы. – Крупные слезы катились по ее щекам.
Всепобеждающий страх придавил и Лана. Страх перед грозной подземной силой, разрушающей самые крепкие скалы, пересилил все остальные страхи. Но в то же время Лан возвысился в собственных глазах, потому что сумел не показать робости своим более слабым соплеменникам. Сознание превосходства над ними придавало ему новые силы. Более отважный, он должен защитить Муну, ободрить Зурра. Надо что-то сделать, немедленно…
Но как страшно жить в этом враждебном, непонятном мире!
РАЗУМ ПОБЕЖДАЕТ СИЛУ
Чтобы согреться, мальчики разожгли большой костер у зарослей, подальше от опасных скал, с которых скатились обломки величиной с маленькие горы. Но нельзя же жить тут, спать!
Солнце поднялось уже высоко, но теперь оно было бессильно против холода, который нещадно колол и щипал ребят, стоило лишь отойти от огня.
Лан в сопровождении волка снова ходил поглядеть на медвежью нору. Вернулся к вечеру с исцарапанными в кровь и подмороженными ногами. Долго отогревался.
Зурр молча носил из зарослей и складывал в кучу хворост.
Ночь почти не спали. С наступлением сумерек страх перед дивами, сотрясающими землю и горы, выпивающими речки, возник с новой силой…
Утром Лан сказал громко и решительно:
– Мы станем жить в норе медведя.
– Бо-бо! – удивился и испугался Зурр. – Разве мы можем прогнать большого зверя?
– Надо перехитрить его.
Лан с торжеством поглядел на Муну. Зурр протестующе мотнул головой и отвернулся: дескать, зачем тратить слова впустую.
Хитро подмигнув Муне, Лан взял из кучи хвороста толстую палку и протянул Зурру:
– Сломай!
Тот добросовестно пытался переломить крепкую палку своими сильными руками, но не смог.
Лан вставил один конец палки между двух стволов близко растущих деревьев, всей тяжестью тела навалился на другой ее конец и переломил.
– Разум побеждает силу! – самодовольно воскликнул он и торжествующе швырнул обломки в костер.
Зурр ничего не понял. Он сидел раскрыв рот и мигал. Так и он может переломить палку еще толще этой.
Снисходительно и весело Лан говорил ребятам:
– Медведь уйдет на охоту, а мы войдем в нору.
– Он вернется и убьет нас, – возразила Муна.
– Огонь не пустит его, – торжественно объявил мальчик. – Мы разведем большой огонь.
– Большому огню надо много пищи. Медведь убьет нас, когда мы пойдем за сучьями…
Лан задумался. Такого оборота он не предвидел. А Муна продолжала:
– Маленький Орел плохо придумал.
Долго раздумывал мальчик, потом тряхнул головой.
– Теперь Маленький Орел придумал хорошо. Идемте! Сборы были недолгими. Взяли каменное рубило, лук и стрелы.
Зурр нес на плече толстый ивовый кол, который они с Ланом только что срубили. Для чего мог пригодиться этот кол, знал один Лан. К середине дня с трудом добрались они до можжевельниковой поляны: часто приходилось садиться в снег и отогревать окоченевшие ноги.
Медведь к своему запаснику не приходил. Зловредные гиены тоже не раскопали сурков, припрятанных в яме: ни единого следочка не видно на искристом снежном насте, разве что вороньи отметины.
Не сразу нашел Лан, где закопаны тушки сурков, потому что снежные метели сровняли неровности земли. Помогла старая поваленная арча. Не без труда добыли они зверьков из-под снега и смерзшейся земли.
Мальчики зубами грызли твердое как камень мороженое мясо и жадно жевали его. Муна оказалась терпеливее.
Над огнем она отогрела большущий кусок, пока не закапал с него жир, обжигаясь, ела сочное горячее мясо.
Солнце поднялось уже высоко, но теперь оно было бессильно против холода, который нещадно колол и щипал ребят, стоило лишь отойти от огня.
Лан в сопровождении волка снова ходил поглядеть на медвежью нору. Вернулся к вечеру с исцарапанными в кровь и подмороженными ногами. Долго отогревался.
Зурр молча носил из зарослей и складывал в кучу хворост.
Ночь почти не спали. С наступлением сумерек страх перед дивами, сотрясающими землю и горы, выпивающими речки, возник с новой силой…
Утром Лан сказал громко и решительно:
– Мы станем жить в норе медведя.
– Бо-бо! – удивился и испугался Зурр. – Разве мы можем прогнать большого зверя?
– Надо перехитрить его.
Лан с торжеством поглядел на Муну. Зурр протестующе мотнул головой и отвернулся: дескать, зачем тратить слова впустую.
Хитро подмигнув Муне, Лан взял из кучи хвороста толстую палку и протянул Зурру:
– Сломай!
Тот добросовестно пытался переломить крепкую палку своими сильными руками, но не смог.
Лан вставил один конец палки между двух стволов близко растущих деревьев, всей тяжестью тела навалился на другой ее конец и переломил.
– Разум побеждает силу! – самодовольно воскликнул он и торжествующе швырнул обломки в костер.
Зурр ничего не понял. Он сидел раскрыв рот и мигал. Так и он может переломить палку еще толще этой.
Снисходительно и весело Лан говорил ребятам:
– Медведь уйдет на охоту, а мы войдем в нору.
– Он вернется и убьет нас, – возразила Муна.
– Огонь не пустит его, – торжественно объявил мальчик. – Мы разведем большой огонь.
– Большому огню надо много пищи. Медведь убьет нас, когда мы пойдем за сучьями…
Лан задумался. Такого оборота он не предвидел. А Муна продолжала:
– Маленький Орел плохо придумал.
Долго раздумывал мальчик, потом тряхнул головой.
– Теперь Маленький Орел придумал хорошо. Идемте! Сборы были недолгими. Взяли каменное рубило, лук и стрелы.
Зурр нес на плече толстый ивовый кол, который они с Ланом только что срубили. Для чего мог пригодиться этот кол, знал один Лан. К середине дня с трудом добрались они до можжевельниковой поляны: часто приходилось садиться в снег и отогревать окоченевшие ноги.
Медведь к своему запаснику не приходил. Зловредные гиены тоже не раскопали сурков, припрятанных в яме: ни единого следочка не видно на искристом снежном насте, разве что вороньи отметины.
Не сразу нашел Лан, где закопаны тушки сурков, потому что снежные метели сровняли неровности земли. Помогла старая поваленная арча. Не без труда добыли они зверьков из-под снега и смерзшейся земли.
Мальчики зубами грызли твердое как камень мороженое мясо и жадно жевали его. Муна оказалась терпеливее.
Над огнем она отогрела большущий кусок, пока не закапал с него жир, обжигаясь, ела сочное горячее мясо.