— Ну, я вроде как волен идти туда, куда мне захочется. Отыскивать толпы потерянных душ, большие толпы. Всегда лучше, если есть приличная масса навостренных ушей, чтобы выслушать мое сообщение. — Мысли Брехли Треппа неуклонно отплывали обратно к его миссии. — По-моему, это всегда самая трудная часть. Убеждаться в том, что достаточное количество людей готово выслушать Благие Вести, находить людей, которые больше всего в них нуждаются. Вот почему я здесь, понимаете? У вас здесь, внизу, просто изумительный материал. Всюду, куда ни глянь.
   — Валяй, валяй дальше, — насмехался ментагон Пудин.
   — Нет, правда. — Пламя проповедничества вспыхнуло в голове у Треппа. — Вот посмотреть, к примеру, на вас. Вы сильный и в то же время нежный — мои плечи замечательно заживают. А какой у вас очаровательный профиль! — Трепп вздрогнул, взглянув на полную жутких клыков пасть. Конечно, в его словах имелось некое отклонение от истины, зато оно могло обеспечить нужный результат. — Кроме того, у вас есть чувство ответственности. Однако, имея все это в плюсе, можете вы честно сказать, что вы счастливы?
   Бешмет был поражен. Неужели этот парень никогда не сдавался?
   — Счастлив? — задумался Пудин. — Ну, насчет счастья я, должен признаться, никогда особенно не задумывался. Всегда бывало слишком много работы.
   — Не так много профессионального народа вроде вас действительно имеет время, чтобы хорошенько задуматься. А теперь, если бы вы прямо сейчас смогли отвлечься всего лишь на несколько минут, я прочел бы вам несколько пассажей, которые очень бы вам помогли. Будьте анге… э-э… дьяволом и передайте мне, пожалуйста, такую маленькую красную книжечку из моего мешка.
   Пудин уже встал на копыта и проделал полпути по камере, когда вдруг понял, что происходит.
   — Эй, ты что делаешь? А ну прекрати!
   Рыча, демон схватил с обсидианового стола стопку пергаментов и «Свод мук», после чего, яростно грохнув дверью камеры, нашел себе покой и уединение снаружи.
   — Как у тебя это получилось? — спросил Бешмет.
   — По-моему, не очень-то и получилось, — посетовал Трепп. — Я должен отсюда выбраться. Я обещал Алкану обратить…
   — Ну-ну, теперь можешь эту бредятину бросить. Он ушел.
   — Какую бредятину?
   — Да всю эту чешую с миссией от богов. А кто такой на самом деле этот Алкан? Откуда он взялся?
   Брехли Трепп указал пальцем на потолок.
   — Знаешь, тебе уже нет смысла на этом настаивать. Просто признайся — в конечном итоге так будет проще.
   — О чем ты говоришь…
   — Послушай, мы все испытываем адскую вину, когда впервые понимаем, что получили. И смущение тоже. Но клянусь, это, по крайней мере, лучше, чем быть вроде него. Мы меньше мук переносим. — Бешмет указал на третье тело, болтающееся рядом на стене, — бессознательное, сплошь покрытое ожогами и царапинами. — Да, нам таким образом приходится вину всю вечность нести, но чем раньше ты признаешься, что ты сдельщик, тем…
   — Кто я, прошу прощения?
   Качаясь, Бешмет попытался пододвинуться поближе к Треппу, горя любопытством.
   — За что ты здесь, а? Какова твоя сделка? Валяй, можешь мне рассказать. Я ни в какую не смог этого прикинуть из той твоей чепухи про пиво и подштанники. Ты, наверно, был сбит с толку, дезориентирован, адски шокирован, можно сказать. Так что это было, а? Хотел жить вечно? Или быть самым классным любовником на свете? Или…
   — Нет! Решительно нет! И я вовсе не был сбит с толку и дезориентирован. Я его высокобесподобие Брехли Трепп из Речистой Миссии! Я миссионер! Я здесь, чтобы распространять Благую Весть! — В голосе проповедника появились визгливые нотки. Но для его собеседника все это, похоже, было лишено смысла.
   — Ладно, приятель, как скажешь, — снисходительно отозвался Бешмет. — Да, кстати, еще только одно. У тебя чуть-чуть того пивка не осталось?
 
   Спал Бубуш не слишком хорошо.
   Проведя несколько последних месяцев в ночевках рядом с определенным антисанитарным потоком под немигающим покровом скалы, что покрывала весь Уадд [7], теперь, слыша непривычный грохот подпольного подогрева пещеры Ублейра, Бубуш пребывал в состоянии беспрерывной неугомонности.
   Бубуш часами ворочался, временами впадая в неглубокую дрему, выпуская на волю свои мечтания — а затем был грубо и бесцеремонно разбужен одной особенно шумной отрыжкой газообразной лавы, которой случилось раздаться прямо у него над ухом. Демон ощутил себя неким сонным эквивалентом летучей рыбы — в одну секунду ты без малейших усилий скользишь сквозь ясный простор океана снов, а в другую, хлопая плавниками и дико задыхаясь, уже бултыхаешься среди брызг на самом гребне волны полубодрствования. И Кременюга тоже мало способствовала здоровому сну, найдя себе уютное местечко рядом с хозяином. Ее дыхание жутко воняло железным колчеданом и серой.
   Но как бы Бубуша ни мучили физические расстройства, умственные были еще хуже. Пожалуй, , если бы его поместили в полную тишину самой удобной расщелины во всем Уадде, он бы все равно без конца метался и ворочался.
   Разогнав шестеренки своего разума до максимальных оборотов и смазав их огромным количеством умственной энергии, Бубуш отчаянно пытался в точности прикинуть, на что намекало досье Ублейра, и уже никакими силами не мог упомянутые шестеренки замедлить.
   Высокие, рогатые контурные фигуры, хлеща хвостами, плясали и боролись с фигурами низкорослыми и бородатыми. Они попеременно кружились в танго и душили друг дружку в смертоубийственных на вид хватках различных воинских искусств.
   Узелки эфирных предположений крутились и мелькали в мрачных бассейнах бездонной смутности. Стаи дикого непонимания с лаем носились по прериям озарения, загоняя голые факты в скалистые углы и пытались их там прикончить.
   И через всю эту сумятицу, не замечая всего окружающего, шагала единственная фигура, чья черная сутана раздувалась, а кожаные сандалии безжалостно давили вопящие тела корчащихся допущений. Крепко сжимая в правой руке красную книжку, эта фигура убийственными взмахами слов обезглавливала дикие предположения, наступая неудержимо, неумолимо, неустанно…
   Бубуш пронзительно вскрикнул, и глаза его распахнулись, ничего перед собой не видя. Холодный пот ручьями лил с его лба, пока демон семенил задом наперед по пещере. Только когда его рога ударились о заднюю стену, он понял, что все это у него в голове.
   Тогда Бубуш вскочил на копыта и хищно прыгнул через все помещение, хватая Ублейра и отчаянно его тряся, чтобы пробудить.
   — Я это ухватил! — орал он. — Подцепил!
   — Только мне не передавай, ладно? — заохал Ублейр, резко пробуждаясь и глазея на лихорадочный лоб Бубуша. — Не дыши на меня! Что это? Люцифероз? Сталагмелла? Сизифилис? Я знал, что еда в «Гоморре» еще та.
   — Секреты!
   — Нет, ты должен мне сказать. У меня в шкафчике есть кое-какие таблетки. Прими их поскорее — тогда легче будет вылечиться. Какая бы зараза это ни была. — Копыта Ублейра вовсю скребли по каменному полу, пока он силился попятиться и остаться за пределами радиуса заражения.
   — Да нет! Те секреты! — Бубуш махнул кривым когтем в сторону дымящихся листов древнего пергамента. — Я теперь знаю, что они означают. Это очевидно! Сам иди и посмотри.
   Протащив Ублейра по каменному полу, он швырнул его во вращающееся кресло и указал.
   — Это как раз то, о чем я говорил. — Бубуш размахивал щипцами над контурными фигурами, глаза его выпучились от шипящих галлонов гиперактивного адреналина. — Это наш билет туда… туда, куда нам хотелось. Эти документы… они содержат ключ! Я знаю, кто эти мелкие и бородатые. Ох что будет, когда об этом узнает Асаддам! Ха-ха-ха!
   — Что? Скажи же мне наконец.
   — Нет времени. Мы должны действовать прямо сейчас, пока еще не слишком поздно! Кременюга! — Бубуш сунул в пасть лапу и свистнул. Скалодонтка подпрыгнула, проснулась и с готовностью пригрохотала к ноге.
   С Ублейра было достаточно. Одним прыжком он одолел всю свою комнату и встал у двери, перекрывая поспешный выход Бубуша. На декоративной тарелке, что висела над дверью, было написано: «Чистите когти перед жратвой».
   — Прочь с дороги, — прорычал Бубуш. — Уже может быть слишком поздно.
   — Поздно для чего? Пока ты не откроешь мне ответа на эту тайну, я тебя отсюда не выпущу.
   — Ты только время тратишь.
   — Говори!
   — А, ч-ч-черт, — нетерпеливо заскрипел зубами Бубуш. — Ладно, слушай, это сложно, хотя… — Он собрал все свои вихрящиеся мысли, силясь удержать их вместе, точно какой-то турист-любитель, сражающийся с палаткой на продуваемой всеми ветрами вершине утеса. — Помнишь то чувство, которое возникло у тебя вчера, когда тот малый в сутане пытался тебя в подштанники облачить…
   Ублейр покраснел:
   — Откуда ты знаешь?..
   — Ладно, проехали. Видел ты стражников на той стороне площади? Они же совсем растерялись. Нечто странное буквально витало в воздухе. Нечто секретное!
   — Ты же это не всерьез.
   Глаза Бубуша буквально вспыхнули от всей его серьезности.
   — Теперь представь себе это секретное нечто , но бесконечно более мощное. И под нашим контролем!
   Ублейр почесал в затылке, пока щелки его зрачков кипели от шока, точно головастики на сковородке.
   — Так откроешь ты дверь или нет? — спросил Бубуш.
   Долю секунды спустя они с Ублейром уже так грохотали по улице, что их копыта выбивали искры из каменной мостовой. Кременюга неслась следом за ними.
 
   Небольшая кучка из шести сдельщиков сгрудилась в тени крошечного проулка, озабоченно разглядывая впечатляющую наружность страхоскреба Ментагона — одного из самых высоких зданий в Мортрополисе. Странным образом тот факт, что немногие лавовые лампы по-прежнему сияли в дуговых окнах, делал внешность здания еще менее заманчивой — хотя этот же самый факт говорил и о том, что большинство ментагонов теперь находятся снаружи, неся дежурство.
   — А вы уверены, что это сработает? — пробормотал Бакс, изголодавшийся до смерти владелец единственного чека на миллион мротов из когда-либо существовавших.
   — Конечно, сработает, — хором ответили ему Елеус и Шнютке.
   — А что такое, малыш, ты моим чарам не доверяешь? — сладким голосом прошептала Шпирс, слегка поправляя свою ложбинку между грудей, чтобы придать ей просто сногсшибательную привлекательность.
   Фауст хлопнул Бакса по плечу и весьма нелюбезно осклабился.
   — А ты вот как на это взгляни. Если нас поймают, это же будет целая вечность в кандалах, столетия жесткого подчинения. Ах как это круто!
   — Извращенец! — буркнул Бакс.
   — Вот уж никогда не думал, что тебе есть до этого дело.
   — Заткнитесь, вы, двое, — рявкнул Шнютке. — Сможете вы на стреме стоять или нет?
   Фауст фыркнул, а Бакс лишь что-то промычал.
   — Я так понимаю, что ответ утвердительный, — прохрипел композитор, страстно желая вызволить своего бесценного скрипача тюрьмы. — Ну что, все готовы? Тогда вперед.
   Четверка метнулась из проулка, мигом пересекла улицу, направляясь прямиком к угрожающей пасти штаб-квартиры, но в последний момент вильнула вбок и понеслась кругом к задней части здания, сгибаясь пополам, чтобы укрыться от обзора из окон.
   Четыре головы появились у угла страхоскреба, оглядели всю сцену и нырнули обратно — прочь из поля зрения. Взглянув на угольный набросок Мудассо, они одобрительно закивали. Рисунок был идеален во всех деталях, демонстрируя стражника, горбящегося возле небольшого круглого каменного строения. Перед стражником валялась груда больших томов. По сути, если бы кто-то присмотрелся к наброску Мудассо еще внимательнее, он вполне смог бы различить на корешках слова: «Свод мук».
   Только один аспект творения Мудассо отличался от реальности — изгибающаяся стрелка ныряла из страхосферы и заканчивалась примерно в дюйме над каменным строением. Стрелка волокла за собой слово «Тюрьма». [8] Художник подумал, что таким образом о«сможет прояснить дело.
   Елеус еще раз выглянул из-за угла в порядке последней проверки, затем нетерпеливо махнул рукой. Все шло тип-топ. И можно было начинать.
   Шпирс нервно сглотнула, еще раз подрегулировала свою ложбинку, а затем с наигранной небрежностью завернула за угол штаб-квартиры Ментагона, покачивая небольшой сумочкой.
   Остальные трое с неохотой оторвали глаза от ее волнующихся ягодиц, резко развернулись и бросились бежать вокруг страхоскреба в обратную сторону, помедлив лишь на мгновение, чтобы подобрать здоровенную дубину, которую они предусмотрительно захватили с собой.
   Пудин ахнул и оторвал глаза от своей пергаментной работы, пока Шпирс соблазнительно хихикала и томно шептала: «Приветик, здоровила». Она так ловко надула губки, что на какой-то момент и впрямь показалась той самой старлеткой, какой некогда была.
   Когти Пудина взметнулись к его горлу и пошарили там какое-то время — типичная реакция всех самцов, когда перед ними предстает машущая ресницами блондинка, носящая на себе куда меньше того, что практично, и лишь самую малость больше того, что непристойно.
   — Гм… привет. — Пудин улыбнулся в манере, которая, как он надеялся, была подходящей и приличествующей. Одновременно логические центры его мозга были начисто заглушены воющими как волки центрами похоти, так что ментагон не возымел наглость спросить себя: «Погоди-ка погоди. А она-то что здесь делает? Разве ей не следует быть вовлеченной в систему вечных му… мм?»
   Шпирс еще раз махнула ресницами для вящего эффекта.
   Довольно на долгое время это стало последним, что видел Пудин. Здоровенная дубина, занесенная сразу всеми тремя сообщниками Шпирс, по крутой дуге опустилась с неба и оглушительно рухнула на затылок ментагона.
   Кучка крошечных розовых дракончиков еще несколько часов порхала и кувыркалась вокруг его головы.
   Считанные секунды спустя Пудин тяжело грохнулся со своего стула, рассыпая по сторонам пергаменты и тома «Свода мук». Громадное облако пыли поднялось, когда он наконец рухнул на пол. Шнютке, в редкий для столь тонкой и художественной натуры момент предельной практичности, сорвал с пояса Пудина большую связку ключей, запрыгнул на плечи Елеусу, после чего они оба вломились в двери тюрьмы.
   А там первым звуком, который до них дошел, стал скрип бритвенно-острых челюстей. За ним последовали пронзительные крики ужаса, когда Брехли Трепп, отчаянно дрыгая ногами, исчез сквозь пролом в дальней стене.
   За всем этим быстро последовало звуковое заграждение в виде неистовых воплей Бешмета, который в беспомощном ужасе болтался на своих наручниках, вереща:
   — Спасите! Помогите! Когти! Зубы! Только что прорвались сквозь стену и его заграбастали! Спасите же меня от них!
   Его высокопреподобие Елеус Третий уставился на стремительно исчезающие спины двух дьяволов в проломе, обрамленном характерными отметинами зубов скалодонтки. Нижняя губа его задрожала.
   Позади дьяволов семенило чудовище с черным панцирем.
   А между ними болтался миссионер в черной сутане.

ПРОПАЖА БОЖЕСТВ

   Сколько именно мер особой высокорастяжимой веревки было использовано, чтобы крепко и надежно притянуть его высокобесподобие Брехли Треппа к вращающемуся стулу Ублейра, сложно было сказать. Однако дико вопящему Бубушу потребовалось добрых десять минут, чтобы к полному своему удовлетворению привязать миссионера как следует. И сейчас Трепп сильно смахивал на нездоровый результат идеи некого безумца о генетической рекомбинации: голова его высокобесподобия казалась привитой к гигантской корчащейся личинке веревочного цвета.
   — Мне нужны кое-какие ответы, и они нужны мне прямо сейчас! — прорычал Бубуш, щелочки зрачков которого вперивались прямо в перепуганные глаза Треппа.
   Ответа не последовало.
   — Зачем вы здесь?
   Молчание.
   — Мы ведь можем и по-крутому, понятно?
   По-прежнему гробовое молчание безответного Треппа.
   — Ну ладно же! Вы сами на это напросились! — Бубуш резко развернулся, прыгнул через всю пещеру Ублейра и схватил со стены лавовую лампу. С ужасающим грохотом он поставил лампу на обсидиановый стол и, повернув, направил ее оранжевый луч прямо в глаза Треппу. Теперь ему наверняка предстояло получить кое-какие ответы.
   Было общеизвестно, что любой порядочный допрос начинается только в тот момент, когда лампа бывает направлена в глаза жертве. У Бубуша не было ни малейшего представления, как именно эта конкретная часть инквизиторской алхимии реально должна была сработать, но… черт возьми, должна же она была как-то сработать. Теперь следовало ожидать результатов.
   — Кто вас послал? — рявкнул он, приближая свою физиономию вплотную к лицу Треппа, для которого она представлялась черным силуэтом, увенчанным короной от лавовой лампы.
   Ответа не было.
   — Зачем вы здесь? — Жар от лампы уже начал накалять чешуйки у Бубуша на затылке.
   Трепп упорно молчал.
   Бубуш зарычал и подался еще ближе.
   — Что вам здесь нужно?..
   — Если мне будет позволено сделать предложение… — вмешался Ублейр, который горбился на мешке с галькой в дальнем конце пещеры.
   — Нет! — заорал Бубуш. Щелки его зрачков по-прежнему не отрывались от сущих оптических лужиц ужаса, которыми представлялись теперь глаза Брехли Треппа.
   — Я все же думаю, это было бы полезно, — устало сказал Ублейр. Допрос тянулся уже несколько часов, а от Треппа так никакого ответа получено и не было. Просто ни единого звука.
   — Ну, что там еще?
   — Честно говоря, не хочу показаться излишне щепетильным, но… гм… эта лампа…
   — А что такое с лампой? Она работает нормально. Идеальный инструмент для любого допроса. Это общеизвестно! — пожалуй, слишком бурно запротестовал Бубуш.
   — Да, но разве ей не предполагается светить прямо ему в глаза? Тебе не кажется, что твоя голова малость ее загораживает? Я хочу сказать, что если ты на самом деле хочешь допрашивать собственный затылок, то на здоровье, но…
   Бубуш зарычал и потер горячее пятно у себя на загривке. Затем он злобно развернулся, треснул себя кулаком по затылку и принялся нервно расхаживать по пещере. У Ублейра создалось явственное впечатление того, что он слышит, как с коренных зубов Бубуша стирается эмаль, когда тот проходил мимо него.
   — Ну ладно! — объявил Бубуш после нескольких мгновений основательного пережевывания собственных зубов. Затем он буквально швырнул следующую фразу через пещеру в Треппа: — Итак, начнем с начала. Вы! Кто вас сюда послал?
   Лучи от яркой лавовой лампы ударили в перепутанное лицо миссионера, словно бы пробуриваясь ему под кожу, обжаривая его глазные яблоки, опаляя волоски у него в носу. Брехли Трепп с трудом сглотнул слюну и…
   Ответил молчанием.
   Крошечный световой отблеск отразился от чешуек на виске Бубуша, мерцая в такт со злобной пульсацией его артерии. Получалось что-то вроде азбуки Морзе предельного остервенения.
   — Зачем вы здесь? — проревел Бубуш.
   Пот на лбу Треппа испарился шипящей струйкой.
   — Э-э… — вмешался Ублейр.
   — Ну что еще? Ты что, не видишь, что я занят?
   — Я далек от критиканства, — тактично начал Ублейр. — Но ты не думаешь, что пора бы все-таки вынуть у него кляп?
   Искры летели от задних коренных зубов Бубуша, пока он пытался справиться со своей поистине адской яростью. Одним скачком он перепрыгнул через стол и вырвал самодельный кляп изо рта Треппа, после чего с негодованием зашвырнул обслюнявленные подштанники Ублейра в другой конец пещеры.
   Для Треппа все получилось так, как если бы трехнедельная порция словесного слабительного вдруг возымела свое разорительное действие. Струи слов устремились с его губ, замусоренные проповеди изливались неудержимо, гласные и согласные метались в пенном потоке словаря. После трех минут без перерыва миссионер совершенно выдохся.
   — Прошу прощения, — сказал Ублейр. — Не вполне уловил. Вы бы не могли все это снова прогнать?
   Брехли Трепп жалобно забулькал.
   — Зачем вы здесь? — снова прорычал Бубуш.
   — Дай же ты ему перерыв, — простонал Ублейр. — Не имеет значения, зачем он здесь или кто его послал. Все, что лично я хочу знать, так это что я могу извлечь из тех листов, что вон там на столе лежат. — Поднявшись с шуршанием гальки, он указал кривым когтем на покрытую конденсатом стопку секретных материалов.
   — Я как раз к этому вопросу подходил, — прорычал Бубуш, нетерпеливо топая копытом. — Все должно делаться в правильном порядке. Нельзя начинать допрос с той самой вещи, про которую ты больше всего хочешь узнать. Следует несколько часов к этому подбираться, добиваясь от жертвы самых разных ответов, вконец смутить ее противоречивыми вопросами…
   — А потом вынуть кляп.
   — А потом вынуть кл… — Бубуш нахмурился и попытался притвориться, что ничего такого не сказал. Затем он раздраженно разгладил чешуйки у себя на брюхе, взял щипцы и схватил один из листов древнего пергамента. Эффектным жестом он поднес его к самым глазам Треппа и спросил: — Вот это. Скажите мне, что это означает.
   Коготь его завис над заглавием из странных букв.
   Брехли Трепп воззрился на причудливо-каллиграфические слова и покачал головой. Это определенно не было тем, зачем он здесь оказался. Распространение Благих Вестей к этому отношения никак не имело.
   — Что это означает? — напряженно прорычал Бубуш, помахивая пергаментом.
   Разукрашенные начальные буквы четырех слов корчились перед глазами Треппа. Желтоватые ящерки и блестящие змейки забавно переплетались и игрались друг с другом.
   — А сколько будет стоить мой ответ? — почти небрежно поинтересовался Трепп.
   Такого ответа Бубуш никак не ожидал. Отчаянно-жалобные мольбы о милосердии — очень может быть. Согревающее сердце низкое пресмыкательство — почти с уверенностью. Но такое? Нет, никогда.
   — Сколько? — брызнул слюной Бубуш. — Ну, я… а сколько это, по-вашему, может стоить?
   — Это будет стоить свободы, — улыбнулся Трепп и для вящего эффекта принялся корчиться под своими путами. — Я скажу вам все, что вы об этих документах хотите узнать, а вы отпустите меня исполнять мою миссию.
   В задней части пещеры, восседая на мешке с галькой, Ублейр зашелся издевательским хохотом.
   — Вы это серьезно? Вы что, хотите заключить с нами сделку? — весело спросил он. — Да вы хоть понимаете, что мы самые настоящие дьяволы, и что в настоящее время вы всецело у нас в руках? Вы просто не в том положении, чтобы заключать какие-то там сделки!
   — Ну почему же? Именно в том, — ухмыльнулся Брехли Трепп с превосходно натренированным спокойствием. Внутри его желудок бурлил от острого ужаса в добрых пятнадцать денье. И лишь годы опыта в схожих ситуациях позволяли ему казаться невозмутимым.
   Для Треппа постоянным источником изумления служило то, что реакция примитивных племен на миссионеров почти всегда заключалась в том, чтобы помещать их в большие котлы с овощами над ревущим костром. Число случаев, когда он языком проделывал себе путь из подобных котлов, было почти трехзначным.
   Прямо сейчас незадачливый миссионер отчаянно пытался убедить себя в том, что веревки просто представляют собой смутную вариацию на тему котлов для приготовления пищи.
   — Если вы не желаете торговаться, тогда я не смогу сказать вам, о чем это секретное досье действительно сообщает, — сказал он.
   — Откуда вы узнали, что оно секретное? — прорычал Ублейр, внезапно напуганный.
   — Об этом оно говорит так же ясно, как и обо всем остальном, — улыбнулся его высокобесподобие. — Конечно, мое знание древнетальянского малость подзаржавело, но…
   — Вы можете его читать?
   — Конечно. Языковая подготовка весьма важна, если вы собираетесь распространять Благие Вести среди стольких различных племен, сколько только возможно. Ну, так как насчет сделки?
   Физиономия Ублейра гротескно сморщилась в презрительный оскал.
   — Вы, должно быть, шутить изволите…
   — …если думаете, что мы не согласны, — внезапно закончил за него Бубуш.
   Ублейр немигающим взором в тревоге на него уставился. Бубуш многозначительно подмигнул ему в ответ, словно бы говоря: «Сядь и смотри, как работает настоящий мастер!» Затем он подошел к Треппу.
   — Что касается предложенной вами сделки, то она весьма разумна, — пробормотал он. — Мы оба стоим за достижение того, чего мы больше всего желаем. Просто идеально.
   Бубуш улыбнулся. Внутренне же он лучился улыбкой с интенсивностью в миллион лавовых ламп. Почему бы не сказать пленнику, что в самом конце он свободно сможет уйти? Держи леденец у него перед носом, пока все документы не будут переведены. А после этого уже ни для кого не будет иметь значения, если дражайшее его высокобесподобие закончит тем, что всю вечность продымится в подходящей яме с серой.