Страница:
– Камерон пригрозил… отрезать мне язык… если только я снова стану повторять слухи о его семье… Боже!.. Я, дурак, должен был раньше догадаться… Все знали, как лэрд обожает… свою прелестную женушку.
Судорожный вздох вместе со стоном вырвался из его горла. Он остановился и немного подождал, прежде чем продолжить. Боль, пожирающая его изнутри, была, должно быть, нестерпимой. Только огромная сила воли еще удерживала его сознание.
Рори и Кейр переглянулись, потрясенные, не в силах произнести хоть слово. Затем Рори взглянул на Лаклана, стоящего напротив. Никогда еще человеческий взгляд не выражал такой душевной муки.
– Так, значит, ты дождался, когда Гидеон отвернулся, чтобы ехать дальше, и нанес ему удар в спину своим кинжалом, – сказал Рори, едва сдерживая ярость, клокотавшую в груди. – А затем отрезал ему голову!
– Нет. По крайней мере, голову отрезал не я. – Годфри застонал, пытаясь справиться с болью, затем довольно твердо сказал: – Когда я пытался спрятать тело, меня нагнал Арчибальд Кэмпбелл.
– И что же было дальше?
– Аргилл отсек голову Камерона своим мечом. Затем завернул в мой тартан… сколол моей застежкой… Он же отослал его голову леди Камерон… вместе с запиской, якобы от Красного Волка из Гленко.
Рори встретился взглядом с Алексом, который подошел к ним за несколько минут до этого, и прочел понимание и сочувствие в его глазах. Всем давно была известна вражда между Гидеоном Камероном и Сомерледом Макдональдом. Граф Аргилл просто воспользовался возможностью переложить вину за убийство Камерона на его смертельного врага. Именно из-за известной всем вражды между лэрдами кланов Камеронов и Макдональдов все так легко поверили в виновность Сомерледа. Тем более что все факты говорили против него.
– У тебя было время, чтобы сказать правду, – набросился Рори на Годфри. – Ты не должен был молчать, когда Сомерлед был схвачен и отправлен в Эдинбург на виселицу за убийство, которого он не совершал.
Годфри попытался схватить Рори за рукав, но сил у него не хватило, и рука снова упала на пол.
– Что ж, я дорого заплатил за это, – прошептал он.
Говорить с каждой минутой ему было все труднее.
– Мое молчание спасло мне шею… Но зато на всю жизнь подчинило власти Кэмпбелла. – Он перевел полный отчаяния и мольбы взгляд на священника. – За это… а также за все мои грехи… я искренне раскаиваюсь, отец мой.
Это были его последние слова. Когда жизнь покинула его, отец Томас смазал елеем его лоб, веки и рот, тихо бормоча слова молитвы.
Рори поднялся на ноги, ничего не чувствуя, не замечая вокруг. Казалось, он даже не мог дышать, словно получил удар пушечным ядром по голове.
Боже! Святые небеса!
Он отправил на виселицу невинного человека!
Он отправил в могилу невиновного деда Джоанны!
Едва замечая, что происходит вокруг, Рори уставился невидящим взглядом в стену перед собой. Трое мужчин, которые помогали ему поймать Красного Волка из Гленко, стояли рядом, огорошенные и растерянные не меньше, чем он сам. Лаклан, Кейр и Алекс молча переглянулись. Они были так чертовски уверены тогда! Они ни на минуту не усомнились в виновности Сомерледа Макдональда!
Будучи не в состоянии говорить, Рори молча развернулся и, придавленный к земле невыносимым грузом вины и раскаяния, медленно побрел вверх по лестнице, понимая, что этот груз придется теперь нести всю оставшуюся жизнь. Он встанет на колени пред своей женой и будет умолять о прощении. Дай бог, чтобы она когда-нибудь простила его за то, за что сам он себя никогда не простит!
Мод стояла на верхней площадке с маленьким Джейми на руках. Она, видимо, что-то слышала из того, что говорилось внизу, так как взглянула на Рори с сочувствием.
Леди Эмма встретила сына сразу за дверью их спальни, ее милое лицо было очень встревоженно.
– Джоанна пришла в себя и зовет тебя, дорогой. Я не смогла успокоить ее. Она отказалась поверить, что ты жив, как мы ни убеждали ее в этом. Она очень боится, что ты убит, а мы скрываем это от нее. Она говорит, что должна тебе что-то сказать, что-то очень важное, что не успела сказать раньше. Но я не смогла уговорить ее объяснить, в чем дело.
С того места, где они стояли, Рори услышал рыдания Джоанны.
– Он умер, умер! – плакала она жалобно. – Мой муж был бы со мной сейчас, если бы только был жив!
Войдя в комнату, Рори увидел, что Джоанна приподнялась на подушках и в отчаянии колотит руками по покрывалу. Испугавшись, что она может повредить только что зашитую рану, Рори бросился к ней и опустился возле кровати на колени. Он взял ее дрожащие руки и прижал к своим губам.
– Я здесь, любимая, – сказал он с улыбкой, хотя внутри у него все ныло от жалости и раскаяния. – Вот он я, здесь, рядом с тобой. Что ты хотела сказать мне, девочка моя?
Джоанна всхлипнула и зарыдала еще громче. Словно не веря, что видит своего мужа живым и невредимым, она потянулась к нему и коснулась пальцами щеки. А затем, с глазами полными слез, вдруг улыбнулась, обхватила его за шею, притянула к себе и принялась покрывать его лицо лихорадочными поцелуями.
– Любовь моя, – шептала она между поцелуями, заливая его щеки своими слезами. – Я люблю тебя… Я люблю тебя… Я так тебя люблю!
Со своего места возле двери леди Эмма слушала эти признания вперемежку с вздохами и всхлипами и сама украдкой вытирала глаза. А затем, улыбаясь дрожащими губами, вышла и осторожно прикрыла за собой дверь.
Эпилог
Судорожный вздох вместе со стоном вырвался из его горла. Он остановился и немного подождал, прежде чем продолжить. Боль, пожирающая его изнутри, была, должно быть, нестерпимой. Только огромная сила воли еще удерживала его сознание.
Рори и Кейр переглянулись, потрясенные, не в силах произнести хоть слово. Затем Рори взглянул на Лаклана, стоящего напротив. Никогда еще человеческий взгляд не выражал такой душевной муки.
– Так, значит, ты дождался, когда Гидеон отвернулся, чтобы ехать дальше, и нанес ему удар в спину своим кинжалом, – сказал Рори, едва сдерживая ярость, клокотавшую в груди. – А затем отрезал ему голову!
– Нет. По крайней мере, голову отрезал не я. – Годфри застонал, пытаясь справиться с болью, затем довольно твердо сказал: – Когда я пытался спрятать тело, меня нагнал Арчибальд Кэмпбелл.
– И что же было дальше?
– Аргилл отсек голову Камерона своим мечом. Затем завернул в мой тартан… сколол моей застежкой… Он же отослал его голову леди Камерон… вместе с запиской, якобы от Красного Волка из Гленко.
Рори встретился взглядом с Алексом, который подошел к ним за несколько минут до этого, и прочел понимание и сочувствие в его глазах. Всем давно была известна вражда между Гидеоном Камероном и Сомерледом Макдональдом. Граф Аргилл просто воспользовался возможностью переложить вину за убийство Камерона на его смертельного врага. Именно из-за известной всем вражды между лэрдами кланов Камеронов и Макдональдов все так легко поверили в виновность Сомерледа. Тем более что все факты говорили против него.
– У тебя было время, чтобы сказать правду, – набросился Рори на Годфри. – Ты не должен был молчать, когда Сомерлед был схвачен и отправлен в Эдинбург на виселицу за убийство, которого он не совершал.
Годфри попытался схватить Рори за рукав, но сил у него не хватило, и рука снова упала на пол.
– Что ж, я дорого заплатил за это, – прошептал он.
Говорить с каждой минутой ему было все труднее.
– Мое молчание спасло мне шею… Но зато на всю жизнь подчинило власти Кэмпбелла. – Он перевел полный отчаяния и мольбы взгляд на священника. – За это… а также за все мои грехи… я искренне раскаиваюсь, отец мой.
Это были его последние слова. Когда жизнь покинула его, отец Томас смазал елеем его лоб, веки и рот, тихо бормоча слова молитвы.
Рори поднялся на ноги, ничего не чувствуя, не замечая вокруг. Казалось, он даже не мог дышать, словно получил удар пушечным ядром по голове.
Боже! Святые небеса!
Он отправил на виселицу невинного человека!
Он отправил в могилу невиновного деда Джоанны!
Едва замечая, что происходит вокруг, Рори уставился невидящим взглядом в стену перед собой. Трое мужчин, которые помогали ему поймать Красного Волка из Гленко, стояли рядом, огорошенные и растерянные не меньше, чем он сам. Лаклан, Кейр и Алекс молча переглянулись. Они были так чертовски уверены тогда! Они ни на минуту не усомнились в виновности Сомерледа Макдональда!
Будучи не в состоянии говорить, Рори молча развернулся и, придавленный к земле невыносимым грузом вины и раскаяния, медленно побрел вверх по лестнице, понимая, что этот груз придется теперь нести всю оставшуюся жизнь. Он встанет на колени пред своей женой и будет умолять о прощении. Дай бог, чтобы она когда-нибудь простила его за то, за что сам он себя никогда не простит!
Мод стояла на верхней площадке с маленьким Джейми на руках. Она, видимо, что-то слышала из того, что говорилось внизу, так как взглянула на Рори с сочувствием.
Леди Эмма встретила сына сразу за дверью их спальни, ее милое лицо было очень встревоженно.
– Джоанна пришла в себя и зовет тебя, дорогой. Я не смогла успокоить ее. Она отказалась поверить, что ты жив, как мы ни убеждали ее в этом. Она очень боится, что ты убит, а мы скрываем это от нее. Она говорит, что должна тебе что-то сказать, что-то очень важное, что не успела сказать раньше. Но я не смогла уговорить ее объяснить, в чем дело.
С того места, где они стояли, Рори услышал рыдания Джоанны.
– Он умер, умер! – плакала она жалобно. – Мой муж был бы со мной сейчас, если бы только был жив!
Войдя в комнату, Рори увидел, что Джоанна приподнялась на подушках и в отчаянии колотит руками по покрывалу. Испугавшись, что она может повредить только что зашитую рану, Рори бросился к ней и опустился возле кровати на колени. Он взял ее дрожащие руки и прижал к своим губам.
– Я здесь, любимая, – сказал он с улыбкой, хотя внутри у него все ныло от жалости и раскаяния. – Вот он я, здесь, рядом с тобой. Что ты хотела сказать мне, девочка моя?
Джоанна всхлипнула и зарыдала еще громче. Словно не веря, что видит своего мужа живым и невредимым, она потянулась к нему и коснулась пальцами щеки. А затем, с глазами полными слез, вдруг улыбнулась, обхватила его за шею, притянула к себе и принялась покрывать его лицо лихорадочными поцелуями.
– Любовь моя, – шептала она между поцелуями, заливая его щеки своими слезами. – Я люблю тебя… Я люблю тебя… Я так тебя люблю!
Со своего места возле двери леди Эмма слушала эти признания вперемежку с вздохами и всхлипами и сама украдкой вытирала глаза. А затем, улыбаясь дрожащими губами, вышла и осторожно прикрыла за собой дверь.
Эпилог
Апрель 1503 г.
Кинлохлевен
Ван Артвельд явно влюбился в жену Рори. И, черт его возьми, Рори никак не мог его в этом винить. Ее веселый нрав и бьющая через край жизнерадостность могли свести с ума кого угодно. Портрет Джоанны в подвенечном платье, висящий над камином и библиотеке, был великолепен. Пышное облако рыжих волос обрамляло нежное, тонкое лицо, взгляд больших темно-синих глаз и светящаяся кожа могли запросто лишить любого мужчину покоя на всю его оставшуюся жизнь. Художник прекрасно передал взрывной темперамент модели и нежную страстность ее натуры. Но, конечно, помимо таланта маленького фламандца, понадобилась еще и красота леди Маклин, чтобы этот портрет стал настоящим шедевром. Это был тот редкий случай, когда восхищение моделью у художника сочеталось с фламандской любовью к реализму и великолепным мастерством и техникой письма.
Обожание, изливаемое на Джоанну невысоким, коренастым лысеющим иностранцем, было, конечно, чисто эстетическим. Понимая это, Рори тем не менее с нетерпением ждал, когда портрет будет наконец закончен, и ван Артвельд сложит свои кисти и краски и уберется в Стокер, а жизнь его семьи снова войдет в обычное спокойное русло.
– Джейми, стой спокойно, – сказала Джоанна сыну. – Это будет совсем не долго, а потом мама даст тебе конфетку. – Она взглянула на мужа из-под длинных ресниц и улыбнулась ему дразнящей, соблазнительной улыбкой. – И вы тоже, милорд муж, – добавила она с грудным смехом. – Постарайтесь проявить еще хоть немного терпения.
– Я и так чертовски терпелив все последние недели, – буркнул Рори. – Мои управляющие ждут меня для обсуждения посевной, а также в связи с постройкой новых амбаров и конюшни.
– Всего еще несколько минут, милорд, – отозвался из-за мольберта Жан на своем не слишком хорошем гэльском. – Скоро будет закончено. Я смогу наложить некоторые последние штрихи завтра уже без вас.
Ван Артвельд расположил семейную группу в верхнем холле в углу, освещаемом двумя широкими окнами. Рори, в черно-зеленом тартане своего клана, стоял возле сидящей рядом жены. Одетая в шелковое платье цвета лаванды, Джоанна держала на руках двухлетнюю дочь. Джейми стоял рядом с ней с другой стороны. Непоседливому четырехлетнему мальчугану было так же трудно стоять спокойно, как его очень занятому отцу выкроить редкие минуты, чтобы спокойно отдохнуть.
– Я буду хорошим, – пообещал Джейми, наверное, раз шестой за сегодняшнее утро. – Только я очень-очень устал здесь стоять.
– Папа, папа! – захныкала маленькая Кристина, потянувшись к отцу. – На ручки, на ручки!
– Ну, иди сюда, – сказал Рори дочери и поднял ее высоко вверх.
Девочка завизжала от удовольствия. Она была очень похожа, на свою мать и яркими рыжими волосами, и ярко-синим цветом глаз, в то время как Джейми унаследовал золотые волосы и зеленые глаза отца. Малышка погладила отца по щеке и поцеловала в нос. И, как всегда, сердце Рори замерло от счастья. Он до сих пор не мог без волнения держать на руках маленькую, хрупкую копию Джоанны, такую же нежную и такую же озорную, как мать.
Он не мог ждать большего от жизни.
– Достаточно, – сказал Жан, выходя из-за мольберта и лучезарно всем улыбаясь. – Я закончил. Полностью.
– Ур-р-ра! – закричал Джейми, бросаясь к двери. – Я могу наконец покататься на своем новом пони!
Он с разбегу едва не налетел на Лаклана, который в этот момент открыл дверь.
– Ого! Не так быстро, парень! Ты меня чуть с ног не сбил! – И, подхватив племянника на руки, он подкинул его к потолку, – Ты можешь покататься верхом на плечах твоего дяди Лаклана и сказать «здравствуй» бабушке и дяде Кейру.
Джейми послушно обхватил руками шею Лаклана и схватил его за длинные золотисто-каштановые пряди.
– Но, лошадка, но! – закричал он.
С терпеливой улыбкой Лаклан отцепил детские пальмы от своих волос и для безопасности взял его за руки, пока шел по комнате.
Леди Эмма и ее младший сын вошли следом за Лаклином. Кейр нес сумку с подарками для детей, которую поставил на буфет. Они приехали из Стокера специально, чтобы отпраздновать второй день рождения Кристины.
Джоанна поспешила обнять их.
– Наконец-то вы приехали, – сказала она, поднимаясь на цыпочки, чтобы поцеловать в щеку сначала свою свекровь, затем братьев. – Мы так и надеялись, что мы приедете как раз к обеду. Думаю, будет лучше приказать, чтобы сегодня накрыли здесь, в верхней гостиной. Тут гораздо уютнее.
Рори передал Кристи бабушке, быстро поцеловав их обеих, а затем обернулся к братьям, пожимая им руки и дружески хлопая по плечам и спинам. После первых приветствий, поцелуев и обмена ничего не значащими, но такими нужными для близких людей словами все собрались перед портретом.
– Замечательно, – заметила леди Эмма, покачивая на руках свою весело щебечущую внучку.
Она посмотрела на ван Артвельда и дружески ему улыбнулась.
– Вы прекрасно поймали их суть. Никогда не видела более чудесного группового портрета.
Маленький фламандец весь расплылся в улыбке от похвалы:
– Благодарю, миледи. Я тоже думаю, это моя лучшая работа.
Кристи показала пальчиком на изображенных на портрете людей.
– Мама, папа, – сказала она, заливаясь счастливым смехом. – Джейми, я.
– Ужасно, – сухо прокомментировал Кейр, покачав головой.
Его взгляд перебежал с Рори на портрет и обратно. Улыбка чуть тронула его губы.
– Кажется, этот чертов счастливчик на портрете – вылитый ты, большой брат.
Рори изучал полотно с огромным удовлетворением. Время, что он провел в муках, позируя художнику, кажется, не пропало зря. Дело того стоило. Жан ван Артвельд смог ухватить гораздо более важные вещи, чем простое сходство. Озорное, светящееся радостью жизни лицо Джоанны, которое могло бы принадлежать какой-нибудь фее с темно-синими, сверкающими от счастья глазами. Невинные, счастливые мордашки детей не могли бы оставить равнодушными ни одно, даже самое черствое сердце. И над всеми ними возвышающийся, как суровый ангел-хранитель, молодой вождь клана, полный достоинства, готовый защищать то, что ему дорого, – свою семью и свою страну. Само воплощение шотландской гордости и отваги, с резкими загорелыми чертами Рори Маклина и с сияющими глазами мужчины, нашедшего свое личное счастье.
Восхищенный и взволнованный этим удивительным портретом, Лаклан долго молча стоял возле него.
– Как вышло, что тебе так чертовски повезло? – наконец тихо спросил он.
– Я задаю себе этот вопрос каждый день, – ответил Рори, не отрывая взгляда от изображения своей очаровательной жены.
Джоанна простила его. Полностью и безоговорочно. Летом после крестин Джейми они привезли прах Сомерледа из Эдинбурга в усыпальницу Кинлохлевена, где он теперь и находился рядом со своей женой и сыном. В его честь Рори построил часовню возле расположенного неподалеку монастыря францисканцев, куда Джоанна могла приходить, чтобы зажечь свечи и помолиться за упокой души любимого деда.
– Ты как-то говорил мне, – сказала Джоанна, когда они стояли у его могилы, – что мы должны принять горе, которое посылает нам судьба, и пережить его. Я знаю, ты действовал в полном убеждении, что дедушка виновен в убийстве твоего приемного отца и учителя. И я уверена, бог хочет, чтобы мы пережили это, так как он благословил нас рождением сына, в жилах которого течет кровь Красного Волка из Гленко. И будем надеяться, у нас еще родятся другие сыновья и дочери, а значит, вражде между нашими кланами навсегда будет положен конец. Теперь мы должны думать о будущем наших детей. И наша любонь и привязанность друг к другу станут залогом их счастья, гак же как и залогом мирной и счастливой жизни людей наших кланов.
Обвинения, выдвинутые Рори против Арчибалда Кэмпбелла, так и не были доказаны. Ведь у Рори было только слово Годфри против слова влиятельного графа Аргилла, и тот смог привести дюжину причин, по которым умирающий выбрал именно его, великого графа Аргилла, чтобы свалить все свои грехи. Однако Джеймс Стюарт дал ясно понять, что в случае, если что-нибудь произойдет с Рори Маклином, рука его вдовы никогда не будет отдана Иену Кэмпбеллу, а также ни одному мужчине из этого рода. Уступив страстным мольбам жены, Рори удовлетворился этим решением короля и пообещал не начинать вражду с могущественным кланом Кэмпбеллов, которая не могла привести ни к чему хорошему. Таким образом, в западной Шотландии должен был воцариться мир, что, в конечном счете, и было целью короля и его верного слуги.
Размышления Рори были прерваны Лакланом, который подошел сзади и положил ему на плечо свою сильную руку.
– У меня есть для вас новость, – заявил он во всеуслышание.
– Какая новость? – тут же живо откликнулась Джоанна. – Ты собираешься жениться?
Лаклан усмехнулся, услышав такой чисто женский вопрос, и покачал головой:
– Нет, ничего такого захватывающего. Просто король пригласил меня сопровождать его в поездке за его невестой. В следующем месяце я отправляюсь в составе эскорта короля в Лондон, а затем, очевидно в июле, буду сопровождать Маргариту Тюдор сюда, в Шотландию. В связи со столь важным событием его величество жалует мне новый титул. Теперь я граф Кинрох.
– Как замечательно! – воскликнула Джоанна. – Мои поздравления!
Все остальные промолчали.
Джеймс IV Шотландский женился на старшей дочери английского короля Генри VII по доверенности, когда невесте было всего двенадцать лет. Теперь ей исполнилось четырнадцать, и она стала достаточно взрослой, чтобы познакомиться со своими подданными и увидеть страну, в которой отныне станет королевой.
Поскольку Джоанна была наполовину англичанкой, ее родные оказались достаточно тактичны, чтобы не высказать вслух то, о чем думали в этот момент, а именно: что отправиться к английскому двору – это все равно, что сунуться в змеиное гнездо.
Вопросительный взгляд Джоанны перебегал с одного мрачного лица на другое. Она ждала, чуть наклонив голову, когда же они хоть как-то отреагируют на такое волнующее известие.
– Поздравляю с новым титулом, – скачал Рори с некоторым опозданием.
Словно ожидая этого сигнала, раздался дружный хор голосов, все поздравляли Лаклана, хотя, как покачалось Джоанне, в этих поздравлениях звучало больше озабоченности, чем радости.
В этот момент в комнату вошли Мод и Фичер. За ними слуги несли подносы и блюда с едой. Эти двое были женаты уже три года, и, хотя у них не было детей, они были счастливы и всем довольны в Кинлохлевене. Мод нянчилась с Джейми и Кристи, столь же щедро даря им любовь и заботу, как когда-то Джоанне. А Фичера Рори назначил главным управляющим над всеми многочисленными поместьями Макдональдов.
Пока все рассаживались за столом, Джоанн поспешила занять место рядом со своим мужем. Рори тут же обхватил жену за талию и притянул к себе, так как заметил выражение замешательства на ее прелестном липе.
– Почему все смотрели на Лаклана с таким ужасом, когда он сообщил свою замечательную новость? – спросила она шепотом.
Рори чмокнул ее в кончик носа и, улыбаясь, прошептал прямо в ухо:
– Мы просто все боимся того, что могут сделать с Лакланом английские девушки.
Джоанна неуверенно улыбнулась, не вполне понимая, шутит он или говорит серьезно.
– И что же могут сделать с бедным Лакланом ужасные английские девушки?
Рори скользнул ладонью по спине жены вниз, тихонько ущипнул за аппетитную попку и тихо ответил:
– Говорят, некоторые особенно дерзкие девицы очень любят забираться под килты шотландцев, чтобы проверить, нет ли у тех драконьих хвостов.
Джоанна изобразила всем своим видом оскорбленное достоинство, отчего Рори прыснул со смеху. Нe обращая внимания на изумленные взгляды своих родственников, он приподнял свою супругу и поцеловал в губы долгим жарким поцелуем.
– Пожалуй, я разрешу тебе сегодня ночью проверить еще раз. Просто для того, чтобы убедиться, что там ничего не отросло за последние двадцать четыре часа.
– Я как раз именно это и собиралась сделать, – дерзко ответила она. – Видит бог, бедным английским девушкам приходится быть очень осторожными, когда они имеют дело с нечестивыми шотландскими морскими драконами.
Крепко по-хозяйски прижимая к себе свою гибкую, по-девичьи стройную жену, Рори чувствовал себя совершенно счастливым.
– Голубка моя, сокровище моего сердца, – сказал он нежно. – Я так люблю тебя!
– И я люблю тебя, милорд муж, – отвечала она, сморщив покрытый веснушками носик и улыбаясь своей озорной улыбкой. – И я всегда буду тебя любить, даже если у тебя никогда не вырастет длинный чешуйчатый хвост, какой подобает иметь каждому уважающему себя морскому дракону.
Кинлохлевен
Ван Артвельд явно влюбился в жену Рори. И, черт его возьми, Рори никак не мог его в этом винить. Ее веселый нрав и бьющая через край жизнерадостность могли свести с ума кого угодно. Портрет Джоанны в подвенечном платье, висящий над камином и библиотеке, был великолепен. Пышное облако рыжих волос обрамляло нежное, тонкое лицо, взгляд больших темно-синих глаз и светящаяся кожа могли запросто лишить любого мужчину покоя на всю его оставшуюся жизнь. Художник прекрасно передал взрывной темперамент модели и нежную страстность ее натуры. Но, конечно, помимо таланта маленького фламандца, понадобилась еще и красота леди Маклин, чтобы этот портрет стал настоящим шедевром. Это был тот редкий случай, когда восхищение моделью у художника сочеталось с фламандской любовью к реализму и великолепным мастерством и техникой письма.
Обожание, изливаемое на Джоанну невысоким, коренастым лысеющим иностранцем, было, конечно, чисто эстетическим. Понимая это, Рори тем не менее с нетерпением ждал, когда портрет будет наконец закончен, и ван Артвельд сложит свои кисти и краски и уберется в Стокер, а жизнь его семьи снова войдет в обычное спокойное русло.
– Джейми, стой спокойно, – сказала Джоанна сыну. – Это будет совсем не долго, а потом мама даст тебе конфетку. – Она взглянула на мужа из-под длинных ресниц и улыбнулась ему дразнящей, соблазнительной улыбкой. – И вы тоже, милорд муж, – добавила она с грудным смехом. – Постарайтесь проявить еще хоть немного терпения.
– Я и так чертовски терпелив все последние недели, – буркнул Рори. – Мои управляющие ждут меня для обсуждения посевной, а также в связи с постройкой новых амбаров и конюшни.
– Всего еще несколько минут, милорд, – отозвался из-за мольберта Жан на своем не слишком хорошем гэльском. – Скоро будет закончено. Я смогу наложить некоторые последние штрихи завтра уже без вас.
Ван Артвельд расположил семейную группу в верхнем холле в углу, освещаемом двумя широкими окнами. Рори, в черно-зеленом тартане своего клана, стоял возле сидящей рядом жены. Одетая в шелковое платье цвета лаванды, Джоанна держала на руках двухлетнюю дочь. Джейми стоял рядом с ней с другой стороны. Непоседливому четырехлетнему мальчугану было так же трудно стоять спокойно, как его очень занятому отцу выкроить редкие минуты, чтобы спокойно отдохнуть.
– Я буду хорошим, – пообещал Джейми, наверное, раз шестой за сегодняшнее утро. – Только я очень-очень устал здесь стоять.
– Папа, папа! – захныкала маленькая Кристина, потянувшись к отцу. – На ручки, на ручки!
– Ну, иди сюда, – сказал Рори дочери и поднял ее высоко вверх.
Девочка завизжала от удовольствия. Она была очень похожа, на свою мать и яркими рыжими волосами, и ярко-синим цветом глаз, в то время как Джейми унаследовал золотые волосы и зеленые глаза отца. Малышка погладила отца по щеке и поцеловала в нос. И, как всегда, сердце Рори замерло от счастья. Он до сих пор не мог без волнения держать на руках маленькую, хрупкую копию Джоанны, такую же нежную и такую же озорную, как мать.
Он не мог ждать большего от жизни.
– Достаточно, – сказал Жан, выходя из-за мольберта и лучезарно всем улыбаясь. – Я закончил. Полностью.
– Ур-р-ра! – закричал Джейми, бросаясь к двери. – Я могу наконец покататься на своем новом пони!
Он с разбегу едва не налетел на Лаклана, который в этот момент открыл дверь.
– Ого! Не так быстро, парень! Ты меня чуть с ног не сбил! – И, подхватив племянника на руки, он подкинул его к потолку, – Ты можешь покататься верхом на плечах твоего дяди Лаклана и сказать «здравствуй» бабушке и дяде Кейру.
Джейми послушно обхватил руками шею Лаклана и схватил его за длинные золотисто-каштановые пряди.
– Но, лошадка, но! – закричал он.
С терпеливой улыбкой Лаклан отцепил детские пальмы от своих волос и для безопасности взял его за руки, пока шел по комнате.
Леди Эмма и ее младший сын вошли следом за Лаклином. Кейр нес сумку с подарками для детей, которую поставил на буфет. Они приехали из Стокера специально, чтобы отпраздновать второй день рождения Кристины.
Джоанна поспешила обнять их.
– Наконец-то вы приехали, – сказала она, поднимаясь на цыпочки, чтобы поцеловать в щеку сначала свою свекровь, затем братьев. – Мы так и надеялись, что мы приедете как раз к обеду. Думаю, будет лучше приказать, чтобы сегодня накрыли здесь, в верхней гостиной. Тут гораздо уютнее.
Рори передал Кристи бабушке, быстро поцеловав их обеих, а затем обернулся к братьям, пожимая им руки и дружески хлопая по плечам и спинам. После первых приветствий, поцелуев и обмена ничего не значащими, но такими нужными для близких людей словами все собрались перед портретом.
– Замечательно, – заметила леди Эмма, покачивая на руках свою весело щебечущую внучку.
Она посмотрела на ван Артвельда и дружески ему улыбнулась.
– Вы прекрасно поймали их суть. Никогда не видела более чудесного группового портрета.
Маленький фламандец весь расплылся в улыбке от похвалы:
– Благодарю, миледи. Я тоже думаю, это моя лучшая работа.
Кристи показала пальчиком на изображенных на портрете людей.
– Мама, папа, – сказала она, заливаясь счастливым смехом. – Джейми, я.
– Ужасно, – сухо прокомментировал Кейр, покачав головой.
Его взгляд перебежал с Рори на портрет и обратно. Улыбка чуть тронула его губы.
– Кажется, этот чертов счастливчик на портрете – вылитый ты, большой брат.
Рори изучал полотно с огромным удовлетворением. Время, что он провел в муках, позируя художнику, кажется, не пропало зря. Дело того стоило. Жан ван Артвельд смог ухватить гораздо более важные вещи, чем простое сходство. Озорное, светящееся радостью жизни лицо Джоанны, которое могло бы принадлежать какой-нибудь фее с темно-синими, сверкающими от счастья глазами. Невинные, счастливые мордашки детей не могли бы оставить равнодушными ни одно, даже самое черствое сердце. И над всеми ними возвышающийся, как суровый ангел-хранитель, молодой вождь клана, полный достоинства, готовый защищать то, что ему дорого, – свою семью и свою страну. Само воплощение шотландской гордости и отваги, с резкими загорелыми чертами Рори Маклина и с сияющими глазами мужчины, нашедшего свое личное счастье.
Восхищенный и взволнованный этим удивительным портретом, Лаклан долго молча стоял возле него.
– Как вышло, что тебе так чертовски повезло? – наконец тихо спросил он.
– Я задаю себе этот вопрос каждый день, – ответил Рори, не отрывая взгляда от изображения своей очаровательной жены.
Джоанна простила его. Полностью и безоговорочно. Летом после крестин Джейми они привезли прах Сомерледа из Эдинбурга в усыпальницу Кинлохлевена, где он теперь и находился рядом со своей женой и сыном. В его честь Рори построил часовню возле расположенного неподалеку монастыря францисканцев, куда Джоанна могла приходить, чтобы зажечь свечи и помолиться за упокой души любимого деда.
– Ты как-то говорил мне, – сказала Джоанна, когда они стояли у его могилы, – что мы должны принять горе, которое посылает нам судьба, и пережить его. Я знаю, ты действовал в полном убеждении, что дедушка виновен в убийстве твоего приемного отца и учителя. И я уверена, бог хочет, чтобы мы пережили это, так как он благословил нас рождением сына, в жилах которого течет кровь Красного Волка из Гленко. И будем надеяться, у нас еще родятся другие сыновья и дочери, а значит, вражде между нашими кланами навсегда будет положен конец. Теперь мы должны думать о будущем наших детей. И наша любонь и привязанность друг к другу станут залогом их счастья, гак же как и залогом мирной и счастливой жизни людей наших кланов.
Обвинения, выдвинутые Рори против Арчибалда Кэмпбелла, так и не были доказаны. Ведь у Рори было только слово Годфри против слова влиятельного графа Аргилла, и тот смог привести дюжину причин, по которым умирающий выбрал именно его, великого графа Аргилла, чтобы свалить все свои грехи. Однако Джеймс Стюарт дал ясно понять, что в случае, если что-нибудь произойдет с Рори Маклином, рука его вдовы никогда не будет отдана Иену Кэмпбеллу, а также ни одному мужчине из этого рода. Уступив страстным мольбам жены, Рори удовлетворился этим решением короля и пообещал не начинать вражду с могущественным кланом Кэмпбеллов, которая не могла привести ни к чему хорошему. Таким образом, в западной Шотландии должен был воцариться мир, что, в конечном счете, и было целью короля и его верного слуги.
Размышления Рори были прерваны Лакланом, который подошел сзади и положил ему на плечо свою сильную руку.
– У меня есть для вас новость, – заявил он во всеуслышание.
– Какая новость? – тут же живо откликнулась Джоанна. – Ты собираешься жениться?
Лаклан усмехнулся, услышав такой чисто женский вопрос, и покачал головой:
– Нет, ничего такого захватывающего. Просто король пригласил меня сопровождать его в поездке за его невестой. В следующем месяце я отправляюсь в составе эскорта короля в Лондон, а затем, очевидно в июле, буду сопровождать Маргариту Тюдор сюда, в Шотландию. В связи со столь важным событием его величество жалует мне новый титул. Теперь я граф Кинрох.
– Как замечательно! – воскликнула Джоанна. – Мои поздравления!
Все остальные промолчали.
Джеймс IV Шотландский женился на старшей дочери английского короля Генри VII по доверенности, когда невесте было всего двенадцать лет. Теперь ей исполнилось четырнадцать, и она стала достаточно взрослой, чтобы познакомиться со своими подданными и увидеть страну, в которой отныне станет королевой.
Поскольку Джоанна была наполовину англичанкой, ее родные оказались достаточно тактичны, чтобы не высказать вслух то, о чем думали в этот момент, а именно: что отправиться к английскому двору – это все равно, что сунуться в змеиное гнездо.
Вопросительный взгляд Джоанны перебегал с одного мрачного лица на другое. Она ждала, чуть наклонив голову, когда же они хоть как-то отреагируют на такое волнующее известие.
– Поздравляю с новым титулом, – скачал Рори с некоторым опозданием.
Словно ожидая этого сигнала, раздался дружный хор голосов, все поздравляли Лаклана, хотя, как покачалось Джоанне, в этих поздравлениях звучало больше озабоченности, чем радости.
В этот момент в комнату вошли Мод и Фичер. За ними слуги несли подносы и блюда с едой. Эти двое были женаты уже три года, и, хотя у них не было детей, они были счастливы и всем довольны в Кинлохлевене. Мод нянчилась с Джейми и Кристи, столь же щедро даря им любовь и заботу, как когда-то Джоанне. А Фичера Рори назначил главным управляющим над всеми многочисленными поместьями Макдональдов.
Пока все рассаживались за столом, Джоанн поспешила занять место рядом со своим мужем. Рори тут же обхватил жену за талию и притянул к себе, так как заметил выражение замешательства на ее прелестном липе.
– Почему все смотрели на Лаклана с таким ужасом, когда он сообщил свою замечательную новость? – спросила она шепотом.
Рори чмокнул ее в кончик носа и, улыбаясь, прошептал прямо в ухо:
– Мы просто все боимся того, что могут сделать с Лакланом английские девушки.
Джоанна неуверенно улыбнулась, не вполне понимая, шутит он или говорит серьезно.
– И что же могут сделать с бедным Лакланом ужасные английские девушки?
Рори скользнул ладонью по спине жены вниз, тихонько ущипнул за аппетитную попку и тихо ответил:
– Говорят, некоторые особенно дерзкие девицы очень любят забираться под килты шотландцев, чтобы проверить, нет ли у тех драконьих хвостов.
Джоанна изобразила всем своим видом оскорбленное достоинство, отчего Рори прыснул со смеху. Нe обращая внимания на изумленные взгляды своих родственников, он приподнял свою супругу и поцеловал в губы долгим жарким поцелуем.
– Пожалуй, я разрешу тебе сегодня ночью проверить еще раз. Просто для того, чтобы убедиться, что там ничего не отросло за последние двадцать четыре часа.
– Я как раз именно это и собиралась сделать, – дерзко ответила она. – Видит бог, бедным английским девушкам приходится быть очень осторожными, когда они имеют дело с нечестивыми шотландскими морскими драконами.
Крепко по-хозяйски прижимая к себе свою гибкую, по-девичьи стройную жену, Рори чувствовал себя совершенно счастливым.
– Голубка моя, сокровище моего сердца, – сказал он нежно. – Я так люблю тебя!
– И я люблю тебя, милорд муж, – отвечала она, сморщив покрытый веснушками носик и улыбаясь своей озорной улыбкой. – И я всегда буду тебя любить, даже если у тебя никогда не вырастет длинный чешуйчатый хвост, какой подобает иметь каждому уважающему себя морскому дракону.