Страница:
Несколько секунд они смотрели друг на друга. Потом по лицу Трэвиса расплылась широкая улыбка, и он издал радостный вопль такой силы, что с дома чуть не слетела крыша. Схватив Сэм в охапку, он начал кружить ее по комнате, пока они не задохнулись от смеха. Их радость передалась и Чесу, который каждый раз, как Трэвис поворачивался к нему спиной, пытался посильнее хлопнуть его рукой и не уставал поздравлять их обоих.
Когда они наконец остановились, у обоих кружилась голова, оба безудержно смеялись, а у Сэм по щекам текли слезы счастья. Чес тоже улыбался, радуясь за них. Один только Билли, следивший за всем происходящим из-за решетки своей камеры, угрюмо хмурился.
— Значит, ты навсегда здесь, Сэм? — холодно спросил он. — Не будешь больше ездить с нами? Этот вопрос отрезвил ее.
— Да, Билли, — спокойно ответила Сэм, высвобождаясь из объятий Трэвиса и подходя ближе к брату. — Ты правильно понял. Как я могу вести прежний образ жизни, если мне надо готовиться к такому событию. У меня есть дом и муж и скоро будет ребенок. Мне давно пора остепениться и жить на одном месте. Вот чего я хочу и в глубине души хотела очень давно.
— Тогда я рад за тебя, — грустно улыбнулся он. — Действительно, пусть хоть один из нас получит то, что желает. — Его улыбка стала шире, он попытался ободрить ее, но глаза оставались печальными. Тем не менее с деланной веселостью Билл добавил: — Вот это да! Это значит, что я могу стать дядей. Вот уж не думал, что придет такой день!
Никто не сказал вслух, но все подумали, что Билли, возможно, и не доживет до того дня, когда у Сэм появится ребенок. Эта мысль еще больше омрачила радость Сэм, и у нее перехватило горло. Смахнув набежавшие слезы, она улыбнулась дрожащими губами:
— А папаша станет дедушкой. Как это тебе понравится?
— Хотелось бы мне посмотреть на его лицо, когда он об этом узнает, — с тоской сказал Билли. — Наверное, когда первый шок пройдет, он будет рад.
— Ты так думаешь? — Голос Сэм задрожал и осекся.
Протянув руку сквозь прутья решетки, Билли схватил Сэм за руку и крепко сжал ее пальцы в своих, борясь со своими собственными слезами.
— Милая сестренка, я в этом уверен.
В бар вошла женщина и остановилась, чтобы привыкнуть к полутьме помещения после ослепительного мексиканского летнего солнца. Она карими глазами оглядела комнату, пока не обнаружила человека, которого искала. Женщина пошла к нему. Ее ярко-синяя юбка мягко обвивала ноги, а груди под сборчатой блузкой чуть подрагивали. Ее распущенные волосы ниспадали на плечи каштановыми волнами.
Она села за его стол, потянулась к нему и накрыла своими ладонями его руки. Все ее лицо дышало состраданием к нему.
— Том, — вздохнула она.
Мужчина поднял на нее тревожные глаза, боясь услышать новость. И все же он спросил:
— Что говорит доктор, Нэн? Женщина покачала головой:
— Ничего хорошего, дорогой. В ране остался кусочек свинца, и потому она никак не заживала. Весь организм твоего отца отравлен. Он вряд ли выживет. Теперь это вопрос времени. И нет никакой надежды на выздоровление. Ужасно!
Сглотнув комок в горле, Том хрипло спросил:
— Когда это может случиться?
— Доктор не мог сказать точно. Может, через несколько недель, может, через пару месяцев. Скоро.
— Папаша знает?
Она кивнула и вытерла слезы, катившиеся по щекам.
— Он настоял на том, чтобы ему сказали правду.
— Что он сейчас собирается делать?
— Он не сказал, но я не думаю, чтобы у него был выбор. Он слишком слаб, чтобы отправляться в путь, и лучше ему в ближайшие дни не станет.
— Как вел себя папаша, когда доктор сообщил ему?
— Он сказал, что очень устал. Он сказал, что будет счастлив отдохнуть и снова увидеть вашу маму. И еще он сказал, что рад, что у Сэм теперь своя жизнь, что она устроена и что она не увидит, как он здесь умирает. — Нэн всхлипнула и не могла больше говорить.
— Да, я тоже рад, — сказал Том. Слезы душили его. — Хотя бы о Сэмми папаше не надо беспокоиться, не надо думать, где она, и что с ней, и что ей грозит веревка. Хотел бы я и о Билли сказать то же самое. Вот уже две недели прошло, а от него ни слуху ни духу. Если бы у него была хоть малейшая надежда на побег, он давно бы воспользовался. Я начинаю волноваться, милая. Может, мы зря оставили его одного.
— Вы ничего не смогли бы сделать, не рискуя попасться. По крайней мере, твой отец уйдет из жизни свободным человеком, сохранив достоинство.
— А Билли? Что он? — спросил Том, обращая на нее измученные глаза, ища утешения, которое только она могла ему дать.
— Он вернется, Том. Надо только верить и проявлять хоть немного терпения. Он еще вернется.
— Может быть, он успеет застать папашу в живых. Тогда папаша уйдет со спокойной душой, правда?
Нэн всем сердцем желала, чтобы Билли поскорей вернулся. Это было нужно всей семье, а больше всех Тому. Она поднялась из-за стола и потянула Тома за руку.
— Пойдем, дорогой. Поднимемся в нашу комнату. С отцом Хэнк, а тебе сейчас нужен отдых гораздо больше, чем виски, в котором ты пытаешься утопить свое горе.
Их глаза встретились. Они обменялись грустными взглядами.
— Больше всего мне сейчас нужна ты, — признался Том.
— Я с тобой, Том. Я всегда буду с тобой.
— Тогда давай поженимся. У Нэн округлились глаза.
— Ты это серьезно или это действие виски?
— Серьезно. Я хочу жениться на тебе.
— Когда? Где?
— Здесь. Сейчас. Как можно скорее.
— А как же твой отец? — задала Нэн вопрос, который давно мучил ее. — Ты уверен, что это желание возникло у тебя не потому, что сейчас тебе плохо? Ты сам еще не разобрался в своих чувствах, Том. Может, у тебя в голове полная неразбериха? Тогда нам лучше повременить.
— Я не ребенок, и меня учить не надо, — проворчал Том. — Я взрослый человек и знаю, чего хочу, — чтобы мы жили вместе. Я хочу, чтобы ты стала моей женой. Когда папаша уйдет от нас, я хочу уехать куда-нибудь, где никто не знает, кто такие Даунинги. Я хочу иметь дом и создать с тобой семью. Мне так надоело все время быть в бегах.
— Чем ты будешь заниматься?
— Чтобы заработать на жизнь? — уточнил он. Она кивнула, и ее простое лицо осветилось надеждой и любовью. Она сразу похорошела.
— Если у меня получится, я хотел бы стать проповедником, — Том робко улыбнулся. — Не спрашивай почему, но именно проповедником я всегда хотел стать с самого детства. Папаше эта идея не пришлась по душе, но мама одобряла меня. Она, бывало, сажала меня к себе на колени и читала мне из Библии, а потом научила читать и меня. Билли не хотел учиться, но и его она немного научила, а Хэнк так и остался безграмотным, он у нас туповат. Мама не успела научить Сэм. Мама рано умерла. Вот почему я так обрадовался, когда ты сказала мне, что научила Сэм читать. Теперь, хоть тебя и нет рядом с ней, я надеюсь, что она пойдет дальше.
— Трэвис поможет. — Она еще раз попыталась приободрить его: — У нее все будет хорошо, Том. Трэвис хороший человек. Он будет любить ее и заботиться о ней.
— Похоже, что Сэм заполучила неплохого муженька, — заключил Том. — Ну а ты что скажешь? Тебе не хочется заполучить мужа? Пойдешь за меня, женщина? Или тебе по вкусу вечно жить во грехе? Проповедники, которые ведут такой образ жизни, доверия не внушают. Неужели тебе не хочется, чтобы я стал честным человеком?
— Да, я очень хочу выйти за тебя замуж и очень хочется, чтобы ты стал честным человеком, Том Даунинг, и я думаю, что этот день не за горами. — Ведя его к выходу, Нэн прошептала: — Я бы хотела провести во грехе только еще одну ночь, на нашей дивной мягкой постели, если ты не против. Я горю желанием вкусить твоего тела и сегодня ночью позволю делать со мной все, что ты хочешь.
Он хитровато подмигнул ей:
— Я не прочь, милая. Но признайся: ты и дальше собираешься проказничать в том же духе, даже когда станешь женой проповедника?
— Только за закрытой дверью спальни, любимый. Закрытой и запертой на ключ.
Теперь Сэм летала по воздуху от счастья — ведь она носит ребенка Трэвиса. Даже каждодневные утренние недомогания не могли омрачить ее радость, да к тому же Нола Сандоваль наконец покинула Тамбл. Она уехала навестить тетушку в Миннесоту и заодно переждать там период ужасной жары в Техасе. На несколько недель Сэм была избавлена от необходимости постоянно видеть ее и думать о ней. Хоть ненадолго Нола перестанет торчать в участке, всячески соблазняя Трэвиса.
Счастье Сэм было почти полным. Его омрачала только постоянная тревога за Билли и своих родных. Сейчас, ожидая ребенка, ей хотелось разделить свою радость с ними. С Билли она виделась ежедневно, но это все было не то, ведь он был узником. А сейчас Сэм казалось, что она гораздо больше скучает по своим, чем тогда, когда попала в плен. Увидеть бы их хотя бы на несколько минут, просто поприветствовать, сообщить им о будущем ребенке, попрощаться.
Ей мало было того, чтобы побежать к Элси поделиться этой новостью или сказать это Молли и даже шепотом предаваться мечтам с Трэвисом ночью. Ей мало было того, чтобы рисовать в своем воображении свое дитя и то, как она будет держать его на руках, выбрать подходящее имя мальчика или девочки. Ей хотелось бы рядом с отцом и братьями. Ей хотелось броситься в объятия отца, почувствовать, как он прижимает ее к своей груди и говорит, что взволнован и надеется, что у нее будет девочка, такая же красивая и нежная, как она, и такая же удивительная, как была ее мама. Сэм хотела, чтобы Билли выпустили на свободу. Она желала, чтобы рядом был Том и Хэнк, чтобы с ними ребенок чувствовал себя в семье, чтобы они баловали свою любимую племянницу или племянника и научили ее или его смеяться.
Сэм хотелось того, чего у нее не могло быть — невозможного чуда.
— Как это тебе удалось?! — бушевал Трэвис, запуская пальцы в спутанную светлую шевелюру. — Как, Сэм? Отвечай! — Его сверкающие глаза впились в нее как кинжалы, и даже кончики усов подрагивали в праведном гневе.
— Я ни при чем! Я не виновата, правда! Я многое могу, Трэвис, я могу скакать верхом, и играть в покер, и попасть на лету в монетку, но я не могу находиться в двух разных местах одновременно. Проклятье, это не я помогла Билли сбежать!
— Тогда кто, скажи мне! — заорал он в ответ. — Кому еще он так дорог, что ему помогли сбежать за неделю до прибытия выездного судьи? Ты читала телеграмму, которую я получил вчера. Ты знала о том, что сюда едет судья.
— Так же, как и половина этого треклятого города, идиот! — завизжала она. — Что с того, что мне известно, что он будет здесь на следующей неделе, все и так знали, что это случится очень скоро.
— Да, но ты знала и то, что Билли уже набрался сил и Мог отважиться на побег. Именно у тебя была полная возможность все докладывать ему, плести заговор. Теперь у меня нет арестанта, зато есть помощник с шишкой на башке и Рейф Сандоваль, который жаждет моей крови.
— Бедный Трэвис! — передразнила она, сверкая глазами. — Вместо того чтобы орать на меня, давно бы уже организовал погоню за Билли. Впрочем, оставайся здесь и устраивай мне допросы сколько угодно. Так у Билли будет больше шансов на спасение.
— Тебе это было бы по душе, да? Тебе нравится выставлять меня еще большим дураком, чем я уже есть.
— Ты и сам хорошо постарался в этом направлении, Кинкейд! Да, я очень хочу, чтобы Билли удалось уйти. Почему же нет? Ведь он мой брат!
— А я твой муж! — громогласно заявил он.
— В чем я с каждой минутой все больше раскаиваюсь! — сердито огрызнулась она.
Трэвис пропустил последнее замечание мимо ушей. Вместо того чтобы продолжать перепалку, он склонился над ней и прижал ее обеими руками к креслу. Он почти касался ее носом и прошипел угрожающе:
— Куда он направился, Сэм?
— Даже если бы я знала, ни за что не сказала бы тебе! — отрезала она. — Но ты вот что скажи мне, начальник. Как, черт побери, я могла помочь Билли бежать, если всю ночь провела в постели рядом с тобой?
— Именно это и не дает мне покоя, — застонал он в отчаянии. — Как тебе это удалось?
— Я этого не делала, вот как.
— О Боже! — простонал Трэвис, опустив голову, так что подбородком касался груди. Наконец он вздохнул и убрал руки. — Знаешь, я почти поверил тебе. Вот что больше всего обидно.
Она равнодушно пожала плечами:
— Ты должен понять, что мне было бы трудновато выбраться из постели, одеться, выйти из дому — с пистолетом, обрати внимание, — и стукнуть Чеса по голове. Потом выпустить Билли, вернуться сюда, раздеться и снова лечь к тебе в постель, и все это проделать так, чтобы никто ничего не видел и не слышал, не говоря уже о тебе. Ведь ты благополучно спал. Даже сама мысль об этом — полная нелепость, Трэвис. Вот если бы ты прекратил взваливать всю вину на меня, тогда, может быть, ты смог бы вычислить, кто в действительности мог это сделать. Кроме того, откуда у меня взялся пистолет, которым я якобы ударила Чеса? Ты все пистолеты держишь под замком, за исключением тех случаев, когда мы тренируемся.
Трэвис начал склоняться к мысли, что головная боль Чеса не идет ни в какое сравнение с тем, что он сейчас испытывал.
— О'кей, Сэм. Ты в чем-то права.
— Прекрасно. Я рада, что ты согласен со мной! — отрезала она.
— Наверняка это дело рук твоих родичей, — задумчиво сказал Трэвис.
— Или же Нолы, — добавила Сэм.
— Нолы? Ну знаешь, Сэм. Думай, о чем говоришь. Нола сейчас в Миннесоте у тетки.
Сэм подняла бровь:
— Ты уверен?
— Конечно! Где ей еще быть? Да и вообще, зачем это ей помогать Билли бежать из тюрьмы?
— Затем, что она влюбилась в него по уши и совсем потеряла разум. И не смей кричать на меня, Трэвис Кинкейд! — Сэм погрозила ему пальцем, как мать грозит непослушному ребенку. — Прежде чем обвинять меня Бог знает в чем, пойди и проверь, где она сейчас находится. Пошли телеграмму ее тетке, и когда получишь ответ, покажешь его мне, и если я ошибаюсь, я принесу свои извинения. Но если я окажусь права, тогда тебе будет что сказать Рейфу Сандовалю. Ведь на этот раз замешана оказалась его собственная драгоценная доченька! Может, хоть это как-то охладит пыл распалившегося скандалиста.
Прежде чем отправиться в погоню, Трэвис с утра послал телеграмму. Он не стал дожидаться ответа. Он и так потерял много времени, пытаясь добиться признания Сэм или хотя бы выудить из нее полезные сведения. Как только Трэвис собрал своих людей, включая и Сандоваля по его собственному настоянию, и назначил Лу Сприта временным помощником, поскольку Чес еще не мог выполнять свои обязанности, Трэвис выехал из города в надежде найти следы сбежавшего пленника.
К большому стыду и обиде Сэм, Трэвис попросил остаться в доме до своего возвращения Элси, которая к тому времени уже поправилась. Сэм с болью поняла, что Трэвис все еще не доверяет ей. Он искренне думал, что она все-таки замешана в побеге Билли, хотя ему надо было еще это доказать или хотя бы выяснить, как она это сделала. Очевидно, Трэвис настолько не доверял ей, что боялся оставить дома одну, несмотря на то, что она была его женой и носила его ребенка. Они вернулись к тому, от чего начинали. Сэм была его пленницей, а Элси приставлена сторожить ее.
Неужели этот упрямец так ничему и не научится? Сколько еще времени должно пройти, чтобы он увидел ее такой женщиной, какой она стала, той женщиной, в создании которой участвовал он сам?
Но не одну Сэм мучили беспокойные мысли. Отправившийся на поиски ее брата, Трэвис чувствовал себя так, будто ему нанесли смертельную рану. Господи! Он и в самом деле начал доверять ей, поверил в нее! Как могла Сэм так поступить? Уязвлена была не только его гордость. У него сердце разрывалось в груди. Он страдал, как одна большая рана.
Но что ему теперь оставалось делать? Да, сначала ему надо было найти Билли, но это еще не самая большая забота. На следующей неделе приедет выездной судья, и как ему объяснить, что его собственная жена помогла бежать заключенному! Боже, ему еще повезет, если славные жители города Тамбла не вываляют его в смоле и перьях и не выгонят в таком виде из города. Но свою должность он потеряет, это точно.
Ворча про себя, Трэвис распалился до предела. Чтоб она пропала, эта маленькая врунишка! И это благодарность, которую он заслужил за все свои труды? Он сделал все, чтобы превратить ее в приличную женщину. Он хотел доказать всем в городе, что Сэм перевоспиталась. В одну ночь она уничтожила все его надежды уговорить судью простить ее за участие в грабежах. Сейчас у него не осталось ни малейшего шанса на то, что судья оставит без внимания это последнее преступление.
Что ему теперь делать? Да теперь она еще и беременна. Несмотря на свою уязвленную гордость, на свою любовь к зловредной девчонке и все остальное, Трэвис определенно не хотел, чтобы его ребенок родился в тюрьме. «За что, Сэм? — повторял он в тысячный раз. — За что ты так поступила со мной?»
ГЛАВА 22
Когда они наконец остановились, у обоих кружилась голова, оба безудержно смеялись, а у Сэм по щекам текли слезы счастья. Чес тоже улыбался, радуясь за них. Один только Билли, следивший за всем происходящим из-за решетки своей камеры, угрюмо хмурился.
— Значит, ты навсегда здесь, Сэм? — холодно спросил он. — Не будешь больше ездить с нами? Этот вопрос отрезвил ее.
— Да, Билли, — спокойно ответила Сэм, высвобождаясь из объятий Трэвиса и подходя ближе к брату. — Ты правильно понял. Как я могу вести прежний образ жизни, если мне надо готовиться к такому событию. У меня есть дом и муж и скоро будет ребенок. Мне давно пора остепениться и жить на одном месте. Вот чего я хочу и в глубине души хотела очень давно.
— Тогда я рад за тебя, — грустно улыбнулся он. — Действительно, пусть хоть один из нас получит то, что желает. — Его улыбка стала шире, он попытался ободрить ее, но глаза оставались печальными. Тем не менее с деланной веселостью Билл добавил: — Вот это да! Это значит, что я могу стать дядей. Вот уж не думал, что придет такой день!
Никто не сказал вслух, но все подумали, что Билли, возможно, и не доживет до того дня, когда у Сэм появится ребенок. Эта мысль еще больше омрачила радость Сэм, и у нее перехватило горло. Смахнув набежавшие слезы, она улыбнулась дрожащими губами:
— А папаша станет дедушкой. Как это тебе понравится?
— Хотелось бы мне посмотреть на его лицо, когда он об этом узнает, — с тоской сказал Билли. — Наверное, когда первый шок пройдет, он будет рад.
— Ты так думаешь? — Голос Сэм задрожал и осекся.
Протянув руку сквозь прутья решетки, Билли схватил Сэм за руку и крепко сжал ее пальцы в своих, борясь со своими собственными слезами.
— Милая сестренка, я в этом уверен.
В бар вошла женщина и остановилась, чтобы привыкнуть к полутьме помещения после ослепительного мексиканского летнего солнца. Она карими глазами оглядела комнату, пока не обнаружила человека, которого искала. Женщина пошла к нему. Ее ярко-синяя юбка мягко обвивала ноги, а груди под сборчатой блузкой чуть подрагивали. Ее распущенные волосы ниспадали на плечи каштановыми волнами.
Она села за его стол, потянулась к нему и накрыла своими ладонями его руки. Все ее лицо дышало состраданием к нему.
— Том, — вздохнула она.
Мужчина поднял на нее тревожные глаза, боясь услышать новость. И все же он спросил:
— Что говорит доктор, Нэн? Женщина покачала головой:
— Ничего хорошего, дорогой. В ране остался кусочек свинца, и потому она никак не заживала. Весь организм твоего отца отравлен. Он вряд ли выживет. Теперь это вопрос времени. И нет никакой надежды на выздоровление. Ужасно!
Сглотнув комок в горле, Том хрипло спросил:
— Когда это может случиться?
— Доктор не мог сказать точно. Может, через несколько недель, может, через пару месяцев. Скоро.
— Папаша знает?
Она кивнула и вытерла слезы, катившиеся по щекам.
— Он настоял на том, чтобы ему сказали правду.
— Что он сейчас собирается делать?
— Он не сказал, но я не думаю, чтобы у него был выбор. Он слишком слаб, чтобы отправляться в путь, и лучше ему в ближайшие дни не станет.
— Как вел себя папаша, когда доктор сообщил ему?
— Он сказал, что очень устал. Он сказал, что будет счастлив отдохнуть и снова увидеть вашу маму. И еще он сказал, что рад, что у Сэм теперь своя жизнь, что она устроена и что она не увидит, как он здесь умирает. — Нэн всхлипнула и не могла больше говорить.
— Да, я тоже рад, — сказал Том. Слезы душили его. — Хотя бы о Сэмми папаше не надо беспокоиться, не надо думать, где она, и что с ней, и что ей грозит веревка. Хотел бы я и о Билли сказать то же самое. Вот уже две недели прошло, а от него ни слуху ни духу. Если бы у него была хоть малейшая надежда на побег, он давно бы воспользовался. Я начинаю волноваться, милая. Может, мы зря оставили его одного.
— Вы ничего не смогли бы сделать, не рискуя попасться. По крайней мере, твой отец уйдет из жизни свободным человеком, сохранив достоинство.
— А Билли? Что он? — спросил Том, обращая на нее измученные глаза, ища утешения, которое только она могла ему дать.
— Он вернется, Том. Надо только верить и проявлять хоть немного терпения. Он еще вернется.
— Может быть, он успеет застать папашу в живых. Тогда папаша уйдет со спокойной душой, правда?
Нэн всем сердцем желала, чтобы Билли поскорей вернулся. Это было нужно всей семье, а больше всех Тому. Она поднялась из-за стола и потянула Тома за руку.
— Пойдем, дорогой. Поднимемся в нашу комнату. С отцом Хэнк, а тебе сейчас нужен отдых гораздо больше, чем виски, в котором ты пытаешься утопить свое горе.
Их глаза встретились. Они обменялись грустными взглядами.
— Больше всего мне сейчас нужна ты, — признался Том.
— Я с тобой, Том. Я всегда буду с тобой.
— Тогда давай поженимся. У Нэн округлились глаза.
— Ты это серьезно или это действие виски?
— Серьезно. Я хочу жениться на тебе.
— Когда? Где?
— Здесь. Сейчас. Как можно скорее.
— А как же твой отец? — задала Нэн вопрос, который давно мучил ее. — Ты уверен, что это желание возникло у тебя не потому, что сейчас тебе плохо? Ты сам еще не разобрался в своих чувствах, Том. Может, у тебя в голове полная неразбериха? Тогда нам лучше повременить.
— Я не ребенок, и меня учить не надо, — проворчал Том. — Я взрослый человек и знаю, чего хочу, — чтобы мы жили вместе. Я хочу, чтобы ты стала моей женой. Когда папаша уйдет от нас, я хочу уехать куда-нибудь, где никто не знает, кто такие Даунинги. Я хочу иметь дом и создать с тобой семью. Мне так надоело все время быть в бегах.
— Чем ты будешь заниматься?
— Чтобы заработать на жизнь? — уточнил он. Она кивнула, и ее простое лицо осветилось надеждой и любовью. Она сразу похорошела.
— Если у меня получится, я хотел бы стать проповедником, — Том робко улыбнулся. — Не спрашивай почему, но именно проповедником я всегда хотел стать с самого детства. Папаше эта идея не пришлась по душе, но мама одобряла меня. Она, бывало, сажала меня к себе на колени и читала мне из Библии, а потом научила читать и меня. Билли не хотел учиться, но и его она немного научила, а Хэнк так и остался безграмотным, он у нас туповат. Мама не успела научить Сэм. Мама рано умерла. Вот почему я так обрадовался, когда ты сказала мне, что научила Сэм читать. Теперь, хоть тебя и нет рядом с ней, я надеюсь, что она пойдет дальше.
— Трэвис поможет. — Она еще раз попыталась приободрить его: — У нее все будет хорошо, Том. Трэвис хороший человек. Он будет любить ее и заботиться о ней.
— Похоже, что Сэм заполучила неплохого муженька, — заключил Том. — Ну а ты что скажешь? Тебе не хочется заполучить мужа? Пойдешь за меня, женщина? Или тебе по вкусу вечно жить во грехе? Проповедники, которые ведут такой образ жизни, доверия не внушают. Неужели тебе не хочется, чтобы я стал честным человеком?
— Да, я очень хочу выйти за тебя замуж и очень хочется, чтобы ты стал честным человеком, Том Даунинг, и я думаю, что этот день не за горами. — Ведя его к выходу, Нэн прошептала: — Я бы хотела провести во грехе только еще одну ночь, на нашей дивной мягкой постели, если ты не против. Я горю желанием вкусить твоего тела и сегодня ночью позволю делать со мной все, что ты хочешь.
Он хитровато подмигнул ей:
— Я не прочь, милая. Но признайся: ты и дальше собираешься проказничать в том же духе, даже когда станешь женой проповедника?
— Только за закрытой дверью спальни, любимый. Закрытой и запертой на ключ.
Теперь Сэм летала по воздуху от счастья — ведь она носит ребенка Трэвиса. Даже каждодневные утренние недомогания не могли омрачить ее радость, да к тому же Нола Сандоваль наконец покинула Тамбл. Она уехала навестить тетушку в Миннесоту и заодно переждать там период ужасной жары в Техасе. На несколько недель Сэм была избавлена от необходимости постоянно видеть ее и думать о ней. Хоть ненадолго Нола перестанет торчать в участке, всячески соблазняя Трэвиса.
Счастье Сэм было почти полным. Его омрачала только постоянная тревога за Билли и своих родных. Сейчас, ожидая ребенка, ей хотелось разделить свою радость с ними. С Билли она виделась ежедневно, но это все было не то, ведь он был узником. А сейчас Сэм казалось, что она гораздо больше скучает по своим, чем тогда, когда попала в плен. Увидеть бы их хотя бы на несколько минут, просто поприветствовать, сообщить им о будущем ребенке, попрощаться.
Ей мало было того, чтобы побежать к Элси поделиться этой новостью или сказать это Молли и даже шепотом предаваться мечтам с Трэвисом ночью. Ей мало было того, чтобы рисовать в своем воображении свое дитя и то, как она будет держать его на руках, выбрать подходящее имя мальчика или девочки. Ей хотелось бы рядом с отцом и братьями. Ей хотелось броситься в объятия отца, почувствовать, как он прижимает ее к своей груди и говорит, что взволнован и надеется, что у нее будет девочка, такая же красивая и нежная, как она, и такая же удивительная, как была ее мама. Сэм хотела, чтобы Билли выпустили на свободу. Она желала, чтобы рядом был Том и Хэнк, чтобы с ними ребенок чувствовал себя в семье, чтобы они баловали свою любимую племянницу или племянника и научили ее или его смеяться.
Сэм хотелось того, чего у нее не могло быть — невозможного чуда.
— Как это тебе удалось?! — бушевал Трэвис, запуская пальцы в спутанную светлую шевелюру. — Как, Сэм? Отвечай! — Его сверкающие глаза впились в нее как кинжалы, и даже кончики усов подрагивали в праведном гневе.
— Я ни при чем! Я не виновата, правда! Я многое могу, Трэвис, я могу скакать верхом, и играть в покер, и попасть на лету в монетку, но я не могу находиться в двух разных местах одновременно. Проклятье, это не я помогла Билли сбежать!
— Тогда кто, скажи мне! — заорал он в ответ. — Кому еще он так дорог, что ему помогли сбежать за неделю до прибытия выездного судьи? Ты читала телеграмму, которую я получил вчера. Ты знала о том, что сюда едет судья.
— Так же, как и половина этого треклятого города, идиот! — завизжала она. — Что с того, что мне известно, что он будет здесь на следующей неделе, все и так знали, что это случится очень скоро.
— Да, но ты знала и то, что Билли уже набрался сил и Мог отважиться на побег. Именно у тебя была полная возможность все докладывать ему, плести заговор. Теперь у меня нет арестанта, зато есть помощник с шишкой на башке и Рейф Сандоваль, который жаждет моей крови.
— Бедный Трэвис! — передразнила она, сверкая глазами. — Вместо того чтобы орать на меня, давно бы уже организовал погоню за Билли. Впрочем, оставайся здесь и устраивай мне допросы сколько угодно. Так у Билли будет больше шансов на спасение.
— Тебе это было бы по душе, да? Тебе нравится выставлять меня еще большим дураком, чем я уже есть.
— Ты и сам хорошо постарался в этом направлении, Кинкейд! Да, я очень хочу, чтобы Билли удалось уйти. Почему же нет? Ведь он мой брат!
— А я твой муж! — громогласно заявил он.
— В чем я с каждой минутой все больше раскаиваюсь! — сердито огрызнулась она.
Трэвис пропустил последнее замечание мимо ушей. Вместо того чтобы продолжать перепалку, он склонился над ней и прижал ее обеими руками к креслу. Он почти касался ее носом и прошипел угрожающе:
— Куда он направился, Сэм?
— Даже если бы я знала, ни за что не сказала бы тебе! — отрезала она. — Но ты вот что скажи мне, начальник. Как, черт побери, я могла помочь Билли бежать, если всю ночь провела в постели рядом с тобой?
— Именно это и не дает мне покоя, — застонал он в отчаянии. — Как тебе это удалось?
— Я этого не делала, вот как.
— О Боже! — простонал Трэвис, опустив голову, так что подбородком касался груди. Наконец он вздохнул и убрал руки. — Знаешь, я почти поверил тебе. Вот что больше всего обидно.
Она равнодушно пожала плечами:
— Ты должен понять, что мне было бы трудновато выбраться из постели, одеться, выйти из дому — с пистолетом, обрати внимание, — и стукнуть Чеса по голове. Потом выпустить Билли, вернуться сюда, раздеться и снова лечь к тебе в постель, и все это проделать так, чтобы никто ничего не видел и не слышал, не говоря уже о тебе. Ведь ты благополучно спал. Даже сама мысль об этом — полная нелепость, Трэвис. Вот если бы ты прекратил взваливать всю вину на меня, тогда, может быть, ты смог бы вычислить, кто в действительности мог это сделать. Кроме того, откуда у меня взялся пистолет, которым я якобы ударила Чеса? Ты все пистолеты держишь под замком, за исключением тех случаев, когда мы тренируемся.
Трэвис начал склоняться к мысли, что головная боль Чеса не идет ни в какое сравнение с тем, что он сейчас испытывал.
— О'кей, Сэм. Ты в чем-то права.
— Прекрасно. Я рада, что ты согласен со мной! — отрезала она.
— Наверняка это дело рук твоих родичей, — задумчиво сказал Трэвис.
— Или же Нолы, — добавила Сэм.
— Нолы? Ну знаешь, Сэм. Думай, о чем говоришь. Нола сейчас в Миннесоте у тетки.
Сэм подняла бровь:
— Ты уверен?
— Конечно! Где ей еще быть? Да и вообще, зачем это ей помогать Билли бежать из тюрьмы?
— Затем, что она влюбилась в него по уши и совсем потеряла разум. И не смей кричать на меня, Трэвис Кинкейд! — Сэм погрозила ему пальцем, как мать грозит непослушному ребенку. — Прежде чем обвинять меня Бог знает в чем, пойди и проверь, где она сейчас находится. Пошли телеграмму ее тетке, и когда получишь ответ, покажешь его мне, и если я ошибаюсь, я принесу свои извинения. Но если я окажусь права, тогда тебе будет что сказать Рейфу Сандовалю. Ведь на этот раз замешана оказалась его собственная драгоценная доченька! Может, хоть это как-то охладит пыл распалившегося скандалиста.
Прежде чем отправиться в погоню, Трэвис с утра послал телеграмму. Он не стал дожидаться ответа. Он и так потерял много времени, пытаясь добиться признания Сэм или хотя бы выудить из нее полезные сведения. Как только Трэвис собрал своих людей, включая и Сандоваля по его собственному настоянию, и назначил Лу Сприта временным помощником, поскольку Чес еще не мог выполнять свои обязанности, Трэвис выехал из города в надежде найти следы сбежавшего пленника.
К большому стыду и обиде Сэм, Трэвис попросил остаться в доме до своего возвращения Элси, которая к тому времени уже поправилась. Сэм с болью поняла, что Трэвис все еще не доверяет ей. Он искренне думал, что она все-таки замешана в побеге Билли, хотя ему надо было еще это доказать или хотя бы выяснить, как она это сделала. Очевидно, Трэвис настолько не доверял ей, что боялся оставить дома одну, несмотря на то, что она была его женой и носила его ребенка. Они вернулись к тому, от чего начинали. Сэм была его пленницей, а Элси приставлена сторожить ее.
Неужели этот упрямец так ничему и не научится? Сколько еще времени должно пройти, чтобы он увидел ее такой женщиной, какой она стала, той женщиной, в создании которой участвовал он сам?
Но не одну Сэм мучили беспокойные мысли. Отправившийся на поиски ее брата, Трэвис чувствовал себя так, будто ему нанесли смертельную рану. Господи! Он и в самом деле начал доверять ей, поверил в нее! Как могла Сэм так поступить? Уязвлена была не только его гордость. У него сердце разрывалось в груди. Он страдал, как одна большая рана.
Но что ему теперь оставалось делать? Да, сначала ему надо было найти Билли, но это еще не самая большая забота. На следующей неделе приедет выездной судья, и как ему объяснить, что его собственная жена помогла бежать заключенному! Боже, ему еще повезет, если славные жители города Тамбла не вываляют его в смоле и перьях и не выгонят в таком виде из города. Но свою должность он потеряет, это точно.
Ворча про себя, Трэвис распалился до предела. Чтоб она пропала, эта маленькая врунишка! И это благодарность, которую он заслужил за все свои труды? Он сделал все, чтобы превратить ее в приличную женщину. Он хотел доказать всем в городе, что Сэм перевоспиталась. В одну ночь она уничтожила все его надежды уговорить судью простить ее за участие в грабежах. Сейчас у него не осталось ни малейшего шанса на то, что судья оставит без внимания это последнее преступление.
Что ему теперь делать? Да теперь она еще и беременна. Несмотря на свою уязвленную гордость, на свою любовь к зловредной девчонке и все остальное, Трэвис определенно не хотел, чтобы его ребенок родился в тюрьме. «За что, Сэм? — повторял он в тысячный раз. — За что ты так поступила со мной?»
ГЛАВА 22
Сэм снился восхитительный сон! Как будто Трэвис нашептывает ей в ухо страстные слова любви, покусывает мочку уха, как будто его теплые губы скользят по ее шее. О-о! Как приятно! Она подрагивала от восторга, когда его пальцы провели по бутону соска и он затвердел от этого прикосновения. А когда второго коснулся его язык, она изогнулась и потянулась к нему. Его рука раздвинула ее бедра, она сладко застонала от предвкушения. Обвив его руками за шею, она притянула его к себе.
— Трэвис! — вздохнула она. — Поторопись, Трэвис!
Он мягко усмехнулся:
— Открой глазки, милая. Посмотри на меня.
— Нет. Люби меня. Сейчас.
— Только если ты откроешь глаза, — сказал он. — Я хочу, чтобы ты проснулась, только тогда ты получишь самое большое наслаждение.
Она снова покачала головой.
— Если я открою глаза, я проснусь и ты исчезнешь, — взволнованно прошептала она.
Он засмеялся и нежно поцеловал ее в губы.
— Нет. Не исчезну. Я останусь с тобой. А ты слушайся меня. Открой глаза.
Медленно, неохотно вздрогнули ресницы, и Сэм открыла глаза. Томно вздохнула:
— Ты здесь. — Его не было пять дней, и вот сейчас он вернулся.
Он вознаградил ее еще одним поцелуем, на этот раз более долгим и Гораздо более страстным. Он пробудил все ее чувства, зажег кровь в венах. Его руки блуждали по ее обнаженному теплому телу, заставляя ее дрожать от возникшего желания. Продолжая ласкать ее, он лег рядом с ней, и она почувствовала смелые толчки его увеличившейся в размерах мужской плоти. Когда его губы оторвались от нее, она едва могла дышать.
— Взгляни на меня, Сэм, — снова попросил он. Когда она медленно открыла глаза, он хриплым голосом проговорил: — Я хочу увидеть в твоих глазах огонь желания, когда я вхожу в тебя. Я хочу увидеть в них то же восхищение, какое испытываю и я, когда мы становимся единым существом. Я хочу, чтобы ты разделила со мной эту страсть, любимая, — от начала до конца.
Медленно, словно дразня ее, он вошел в нее, не отрывая от нее своих глаз. Зачарованная, отдавая всю душу его страсти, она видела, как расширились его зрачки, как потемнели его глаза и как подергивались мускулы его лица от невыразимого блаженства.
— — Ты такая теплая, такая гладкая, — шептал он. — Я словно погружаюсь в шелковые языки пламени. Когда я вхожу в тебя, я чувствую, как ты. дрожишь внутри. Ты знала это? Я почти теряю разум, но именно это безумие я и хочу испытывать бесконечно.
Его откровенные слова, его смелые глаза, его плоть, мощными толчками пульсирующая внутри ее тела, разжигали в ней горячие волны первобытной страсти. Она вцепилась пальцами в его широкую спину, подтягиваясь к нему, требуя все больше и больше.
— Скажи, что ты чувствуешь, — прошептал он. — Скажи.
— О Боже, Трэвис! — взмолилась она. — Я не могу.
— Говори!
— Не знаю, как описать словами, — всхлипнула она. — Я вея горю. Я сыта и голодна и… у меня болит! Я… я хочу!
— Чего ты хочешь, скажи? — С этими словами он продолжал врываться в нее, давая ей наслаждение и раздувая огонь желания.
— Тебя, — выдохнула она, извиваясь всем телом. — Тебя! Больше! Еще!
Своими грубыми, покрытыми мозолями ладонями он подхватил ее под ягодицы, чтобы внедриться в нее еще глубже и полнее, и Сэм перестала отличать, где кончается его тело и начинается ее. Это было удивительно. Они начали сумасшедшее движение спирали в блаженство экстаза, дикий головокружительный танец, который кружил их все быстрей и быстрей, как безумная карусель.
Сэм тяжело и прерывисто дышала и смотрела в лицо Трэвиса, склонившееся над ней, видела его глаза, ставшие горящими щелками, его зубы, сжатые от почти невыносимого блаженства, которое безжалостно держало их в своем плену. Быстрее, сильнее, они вместе достигли верхнего пика страсти. Голова Сэм кружилась от желания, она чувствовала, что на нее накатывают такие волны, что грозят сломить ее. Не в силах больше выносить эту муку, она закрыла глаза, до скрежета сжала зубы и приготовилась к последнему, заключительному моменту экстаза.
Но Трэвис настоял на своем. В безмолвном приказе его пальцы впились в ее плечи, и она распахнула глаза и встретила его взгляд как раз в тот момент, когда блаженство унесло их через барьер в бездонный колодец восторга. Глазами, расширенными от счастья, Сэм поймала неземное блаженство в восторженном взгляде Трэвиса, в его обострившихся чертах увидела отражение своих преисполненных благоговения чувств, когда их тела начали содрогаться в чистом наслаждении. Его радостный крик слился с ее счастливыми слезами, когда они отдали себя на волю ничем не сдерживаемому сладкому безумству любви.
Удовлетворенная, ослабевшая, Сэм не была способна ни на что, кроме того, чтобы забыться сном в уютном объятии Трэвиса. И ей даже в голову не приходило задавать ему какие-либо вопросы. Но на следующее утро первое, что она сделала, это спросила, как Трэвис провел пять тревожных дней, пока его не было дома:
— Ты нашел Билли?
— Нет.
— Это хорошо.
Застегивая рубашку, Трэвис косо взглянул на нее, устало улыбнулся и покачал головой:
— Как бы ты не запела по-другому, Сэм, когда на следующей неделе сюда явится судья и узнает, что ты натворила. Нам придется здорово потрудиться, чтобы спасти тебя от тюрьмы. Ты об этом не задумывалась?
Его слова огорчили ее.
— Ты все еще думаешь, что это я помогла ему бежать, да? — Она вздохнула и отвернулась от него. — А я почему-то надеялась, что после этой ночи ты мне все-таки поверил.
— Я так хочу верить тебе, Сэм. Я убеждаю себя в том, что здесь замешаны твои отец и братья. Более того, если бы я не был начальником здешней полиции и не нес бы ответственность перед городом и его жителями, я бы не переживал так, даже если бы ты помогла Билли бежать. Я понимаю, что ты очень любишь его, но когда я думаю, что из-за этого наш ребенок может родиться в тюрьме, мне просто хочется тебя выпороть! Как ты могла поставить на карту нашу судьбу?
Не дождавшись от нее ответа, он схватил ее за плечи и круто повернул к себе. Ее слезы застигли его врасплох, непритворное страдание на ее лице пронзило его острой болью.
— Ах, Сэм! Что нам теперь делать? — пробормотал он, привлекая ее к себе.
На мгновение Сэм уткнулась лицом в его плечо, словно пытаясь набраться от него сил. Но в следующую минуту она вся напряглась и отстранилась от него. Сердито смахивая с лица слезы, она словно щитом отгородилась от него гордостью.
— Мне безразлично, что ты собираешься делать, Трэвис, — холодно проговорила она. — Я сделаю все, что в моих силах, и если тебе этого мало, то тогда я не знаю, чего еще тебе нужно. Поступай так, как велит тебе долг, начальник полиции Кинкейд. А мне все равно.
Сэм и Трэвис не разговаривали вот уже целых два мучительных дня. Гордость Сэм и злость Трэвиса так накалили это молчание, что атмосфера стала просто удушливой. Трэвис с головой ушел в работу, пытаясь справиться с угрозами Рейфа Сандоваля, и отчаянно рыскал в поисках хоть каких-нибудь улик, проливающих свет на таинственное исчезновение Билли, а Сэм тем временем слонялась по дому под бдительным оком Элси. У Сэм было так тяжело на душе, что она не знала, до каких пор сможет выдерживать эту пытку. Вот когда она поняла, что значит лишиться надежды, чувствовать, что тебя предали. Радость ушла из ее жизни. Даже мысли о будущем ребенке не скрашивали ее горе. Как она могла быть счастлива, если отец ее ребенка мог так подвести ее?
Каждый день казался ей нескончаемым; каждый час превращался в унылую вечность. Посидев раза два с ней за столом в тягостном молчании, Трэвис почел за лучшее посещать ресторанчик на той же улице, что и полицейский участок. Хотя она каждый вечер с нетерпением ждала звука его шагов по лестнице, он неизменно задерживался допоздна и приходил домой только тогда, когда она уже спала. Очередную бессонную ночь он провел в прежней комнате Сэм. Сэм убеждала себя, что это даже к лучшему. Она понимала, что у нее разорвалось бы сердце, если бы он приходил к ней сейчас и изображал пародию на их любовь.
На третий день и Сэм и Трэвис стали похожими на ходячих мертвецов, с темными кругами под глазами, свидетельствующими о бессонных ночах и об упадке духа. Элси начала беспокоиться, не разучились ли они улыбаться, и обнаружила, что тоскует по тем прошлым дням, когда они без конца скандалили и набрасывались друг на друга. Даже это было бы лучше, чем эта жуткая, изматывающая нервы завеса молчания, повисшая между ними. Элси попыталась разжечь между ними настоящую ссору, но ни один из них не клюнул на ее приманку. Было похоже, что они как бы смирились под ударами судьбы, и Элси переживала до слез.
— Трэвис! — вздохнула она. — Поторопись, Трэвис!
Он мягко усмехнулся:
— Открой глазки, милая. Посмотри на меня.
— Нет. Люби меня. Сейчас.
— Только если ты откроешь глаза, — сказал он. — Я хочу, чтобы ты проснулась, только тогда ты получишь самое большое наслаждение.
Она снова покачала головой.
— Если я открою глаза, я проснусь и ты исчезнешь, — взволнованно прошептала она.
Он засмеялся и нежно поцеловал ее в губы.
— Нет. Не исчезну. Я останусь с тобой. А ты слушайся меня. Открой глаза.
Медленно, неохотно вздрогнули ресницы, и Сэм открыла глаза. Томно вздохнула:
— Ты здесь. — Его не было пять дней, и вот сейчас он вернулся.
Он вознаградил ее еще одним поцелуем, на этот раз более долгим и Гораздо более страстным. Он пробудил все ее чувства, зажег кровь в венах. Его руки блуждали по ее обнаженному теплому телу, заставляя ее дрожать от возникшего желания. Продолжая ласкать ее, он лег рядом с ней, и она почувствовала смелые толчки его увеличившейся в размерах мужской плоти. Когда его губы оторвались от нее, она едва могла дышать.
— Взгляни на меня, Сэм, — снова попросил он. Когда она медленно открыла глаза, он хриплым голосом проговорил: — Я хочу увидеть в твоих глазах огонь желания, когда я вхожу в тебя. Я хочу увидеть в них то же восхищение, какое испытываю и я, когда мы становимся единым существом. Я хочу, чтобы ты разделила со мной эту страсть, любимая, — от начала до конца.
Медленно, словно дразня ее, он вошел в нее, не отрывая от нее своих глаз. Зачарованная, отдавая всю душу его страсти, она видела, как расширились его зрачки, как потемнели его глаза и как подергивались мускулы его лица от невыразимого блаженства.
— — Ты такая теплая, такая гладкая, — шептал он. — Я словно погружаюсь в шелковые языки пламени. Когда я вхожу в тебя, я чувствую, как ты. дрожишь внутри. Ты знала это? Я почти теряю разум, но именно это безумие я и хочу испытывать бесконечно.
Его откровенные слова, его смелые глаза, его плоть, мощными толчками пульсирующая внутри ее тела, разжигали в ней горячие волны первобытной страсти. Она вцепилась пальцами в его широкую спину, подтягиваясь к нему, требуя все больше и больше.
— Скажи, что ты чувствуешь, — прошептал он. — Скажи.
— О Боже, Трэвис! — взмолилась она. — Я не могу.
— Говори!
— Не знаю, как описать словами, — всхлипнула она. — Я вея горю. Я сыта и голодна и… у меня болит! Я… я хочу!
— Чего ты хочешь, скажи? — С этими словами он продолжал врываться в нее, давая ей наслаждение и раздувая огонь желания.
— Тебя, — выдохнула она, извиваясь всем телом. — Тебя! Больше! Еще!
Своими грубыми, покрытыми мозолями ладонями он подхватил ее под ягодицы, чтобы внедриться в нее еще глубже и полнее, и Сэм перестала отличать, где кончается его тело и начинается ее. Это было удивительно. Они начали сумасшедшее движение спирали в блаженство экстаза, дикий головокружительный танец, который кружил их все быстрей и быстрей, как безумная карусель.
Сэм тяжело и прерывисто дышала и смотрела в лицо Трэвиса, склонившееся над ней, видела его глаза, ставшие горящими щелками, его зубы, сжатые от почти невыносимого блаженства, которое безжалостно держало их в своем плену. Быстрее, сильнее, они вместе достигли верхнего пика страсти. Голова Сэм кружилась от желания, она чувствовала, что на нее накатывают такие волны, что грозят сломить ее. Не в силах больше выносить эту муку, она закрыла глаза, до скрежета сжала зубы и приготовилась к последнему, заключительному моменту экстаза.
Но Трэвис настоял на своем. В безмолвном приказе его пальцы впились в ее плечи, и она распахнула глаза и встретила его взгляд как раз в тот момент, когда блаженство унесло их через барьер в бездонный колодец восторга. Глазами, расширенными от счастья, Сэм поймала неземное блаженство в восторженном взгляде Трэвиса, в его обострившихся чертах увидела отражение своих преисполненных благоговения чувств, когда их тела начали содрогаться в чистом наслаждении. Его радостный крик слился с ее счастливыми слезами, когда они отдали себя на волю ничем не сдерживаемому сладкому безумству любви.
Удовлетворенная, ослабевшая, Сэм не была способна ни на что, кроме того, чтобы забыться сном в уютном объятии Трэвиса. И ей даже в голову не приходило задавать ему какие-либо вопросы. Но на следующее утро первое, что она сделала, это спросила, как Трэвис провел пять тревожных дней, пока его не было дома:
— Ты нашел Билли?
— Нет.
— Это хорошо.
Застегивая рубашку, Трэвис косо взглянул на нее, устало улыбнулся и покачал головой:
— Как бы ты не запела по-другому, Сэм, когда на следующей неделе сюда явится судья и узнает, что ты натворила. Нам придется здорово потрудиться, чтобы спасти тебя от тюрьмы. Ты об этом не задумывалась?
Его слова огорчили ее.
— Ты все еще думаешь, что это я помогла ему бежать, да? — Она вздохнула и отвернулась от него. — А я почему-то надеялась, что после этой ночи ты мне все-таки поверил.
— Я так хочу верить тебе, Сэм. Я убеждаю себя в том, что здесь замешаны твои отец и братья. Более того, если бы я не был начальником здешней полиции и не нес бы ответственность перед городом и его жителями, я бы не переживал так, даже если бы ты помогла Билли бежать. Я понимаю, что ты очень любишь его, но когда я думаю, что из-за этого наш ребенок может родиться в тюрьме, мне просто хочется тебя выпороть! Как ты могла поставить на карту нашу судьбу?
Не дождавшись от нее ответа, он схватил ее за плечи и круто повернул к себе. Ее слезы застигли его врасплох, непритворное страдание на ее лице пронзило его острой болью.
— Ах, Сэм! Что нам теперь делать? — пробормотал он, привлекая ее к себе.
На мгновение Сэм уткнулась лицом в его плечо, словно пытаясь набраться от него сил. Но в следующую минуту она вся напряглась и отстранилась от него. Сердито смахивая с лица слезы, она словно щитом отгородилась от него гордостью.
— Мне безразлично, что ты собираешься делать, Трэвис, — холодно проговорила она. — Я сделаю все, что в моих силах, и если тебе этого мало, то тогда я не знаю, чего еще тебе нужно. Поступай так, как велит тебе долг, начальник полиции Кинкейд. А мне все равно.
Сэм и Трэвис не разговаривали вот уже целых два мучительных дня. Гордость Сэм и злость Трэвиса так накалили это молчание, что атмосфера стала просто удушливой. Трэвис с головой ушел в работу, пытаясь справиться с угрозами Рейфа Сандоваля, и отчаянно рыскал в поисках хоть каких-нибудь улик, проливающих свет на таинственное исчезновение Билли, а Сэм тем временем слонялась по дому под бдительным оком Элси. У Сэм было так тяжело на душе, что она не знала, до каких пор сможет выдерживать эту пытку. Вот когда она поняла, что значит лишиться надежды, чувствовать, что тебя предали. Радость ушла из ее жизни. Даже мысли о будущем ребенке не скрашивали ее горе. Как она могла быть счастлива, если отец ее ребенка мог так подвести ее?
Каждый день казался ей нескончаемым; каждый час превращался в унылую вечность. Посидев раза два с ней за столом в тягостном молчании, Трэвис почел за лучшее посещать ресторанчик на той же улице, что и полицейский участок. Хотя она каждый вечер с нетерпением ждала звука его шагов по лестнице, он неизменно задерживался допоздна и приходил домой только тогда, когда она уже спала. Очередную бессонную ночь он провел в прежней комнате Сэм. Сэм убеждала себя, что это даже к лучшему. Она понимала, что у нее разорвалось бы сердце, если бы он приходил к ней сейчас и изображал пародию на их любовь.
На третий день и Сэм и Трэвис стали похожими на ходячих мертвецов, с темными кругами под глазами, свидетельствующими о бессонных ночах и об упадке духа. Элси начала беспокоиться, не разучились ли они улыбаться, и обнаружила, что тоскует по тем прошлым дням, когда они без конца скандалили и набрасывались друг на друга. Даже это было бы лучше, чем эта жуткая, изматывающая нервы завеса молчания, повисшая между ними. Элси попыталась разжечь между ними настоящую ссору, но ни один из них не клюнул на ее приманку. Было похоже, что они как бы смирились под ударами судьбы, и Элси переживала до слез.