Страница:
Трэвис зловеще улыбнулся и покачал головой:
— Даже не мечтай об этом, Сэм. Все равно не убежишь, зато у меня будет хороший повод дать тебе взбучку.
Сэм бросила на него яростный взгляд:
— Еще никому не удавалось дать мне взбучку, тем более не удастся тебе. Даже мой собственный папаша пальцем меня не трогал.
— А зря. Ремень по тебе давно плачет, — сказал Трэвис. — Может, если бы его почаще применяли, ты бы не превратилась в маленькую разбойницу.
— Оставь свои советы при себе, как-нибудь без них обойдемся. — Сэм вздернула подбородок в благородном негодовании. — В моей семье обходятся без дурацких манер, и нечего учить нас, как жить.
На лице Трэвиса промелькнуло выражение, слишком похожее на жалость, и это насторожило ее.
— Да, конечно, Сэм. Ты так прекрасно живешь, что попала за решетку; так хорошо, что в свои семнадцать лет даже не сознаешь, что ты все-таки не парень. — Он смерил ее взглядом с головы до ног. — Помилуй, девочка! Неужели ты никогда не мечтала о нормальной жизни?
— Смотря что называть нормальной жизнью, — упрямо возразила она. — На всем свете у меня есть только отец и братья, и мне больше никто не нужен.
— А муж, дети? Неужели ты не хочешь, чтобы у тебя был настоящий дом?
Ее грубый смех, хриплый голос приятно отзывался в его ушах, когда она сказала:
— Интересно, что я буду делать с мужем и кучей ребят, цепляющихся за юбку? Начальник, у меня и без них достаточно хлопот! Когда мне нужен будет мужчина, я возьму его себе без всяких там торжественных клятв и проблем.
Он прищурился, внимательно изучая ее глазами.
— А он у тебя уже был? — спросил он мягко, удивив и себя и ее своим вопросом.
— Кто? Мужчина? — спросила она.
Он кивнул и затаил дыхание, ожидая ее ответа. Почему этот вопрос волновал его, он и сам не знал, но факт оставался фактом. Вымытая и чисто одетая, Саманта превратилась в премиленькую девушку. Нет, это не так. Она стала настоящей красавицей, только дикой, неприрученной. Она вела такой образ жизни, что Трэвис не удивился бы, узнав, что у нее уже был не один любовник. Он даже не был уверен, что ее собственные отец и братья обращались с ней должным образом; в конце концов, что он знал о них, кроме того, что все они вне закона?
Снова в потолок вознесся ее задиристый носик, и она горячо возразила ему:
— Вот уж это не твоего ума дело, начальник.
— Я сам взвалил на себя это дело, Сэм. Раз уж я дал тебе кров под своей крышей и взял на себя ответственность за твое благополучие, я имею право знать, может быть, я оказываю помощь женщине, у которой есть ребенок. Или нет?
— Так ведь я не просила у тебя помощи, Кинкейд, — угрюмо напомнила она ему. — Мне сдается, что это твоя идея.
Он медленно двинулся к ней, наводя на нее страх своим пристальным взглядом.
— Отвечай, Саманта, — процедил он сквозь зубы.
Удивительные были у него глаза. Казалось, они видели ее насквозь, отчего ее пробирала внутренняя дрожь. Рассудив, что пришел момент отступления, она запальчиво сказала:
— Нет. Еще не встретился мне такой, с кем бы мне захотелось лечь в постель.
Трэвис, отвернувшись, облегченно вздохнул. Конечно, ей ничего не стоило соврать ему, но ему не хотелось так думать. Будучи начальником полиции и прослужив в рейнджерах, Трэвису приходилось допрашивать огромное количество самых разных людей, и в большинстве случаев он интуитивно чувствовал, где правда, а где ложь. Его внутренний голос говорил ему, что, несмотря на воинственный настрой, Сэм сказала ему правду.
— Тебе, наверное, еще не встретился такой человек, который мог бы укротить тебя, — сказал он, не подумав, и снова удивил себя и ее.
— Не родился еще такой человек, начальник, — дерзко заявила она, невольно бросая ему вызов как мужчине.
— Так ли? — пробормотал он, стойко выдержав ее горячий взгляд.
Завтрак прошел в напряженном молчании. Саманта все еще переживала свое унижение от того, что Кинкейд сопроводил ее к туалету и ждал за дверью, пока она выйдет. Пусть она и не за решеткой, но все равно его арестант, и эта мысль терзала ее.
Со своей стороны, Трэвис размышлял над тем, что нашло на него, и зачем он говорил ей такие слова, как бы намекая ей, что он и есть тот мужчина, который мог бы пробудить в ней женщину! Сэм всего-навсего ребенок, да к тому же изрядно испорченный, невоспитанный! Что нашло на него? Он на девять лет ее старше и мог бы вести себя поумнее, следить за своим языком и держать себя в руках.
Кляня себя за свое дурацкое поведение, Трэвис понимал, что самым лучшим выходом из положения было бы передать девчонку кому-нибудь другому и как можно реже сталкиваться с ней. Однако, как справедливо заметил доктор Пэрди, отдать ее некому. Только он, Трэвис, нес за нее ответственность, нравилось ему это или нет.
Одолеваемый противоречивыми чувствами вины и облегчения, он оставил ее на попечение Элси и отправился по своим делам, как того требовал его долг начальника полиции. Но прежде он удостоверился, что все его пистолеты надежно заперты в его комнате. Без лошади, не окрепшая после ушибов, Сэм не ушла бы далеко, даже если бы и попыталась бежать, да и с Элси такие номера не пройдут. Ворчливая экономка воспитала шестерых детей и, конечно, сможет справиться с одной, хотя и озлобленной девицей.
Сэм вскоре поняла это. Элси была намного старше, и на ее стороне был богатый опыт.
— После завтрака уберешь со стола и начнешь мыть посуду, — велела ей Элси. — Кастрюля с водой греется на плите.
— Хватит с меня того, что вы напялили на меня это дурацкое платье, женщина. Не буду я мыть никакую посуду, — тут же взорвалась Сэм.
Элси только улыбнулась.
— Поступай как знаешь, девушка, но имей в виду, что на обед я собираюсь приготовить целую кастрюлю овощного супа, и не сочти это похвальбой, но такого объедения ты никогда не пробовала. Так вот, если ты хочешь, чтобы тебе достался этот суп, тогда убавь свою спесь и вымой посуду, как тебе говорят. Не глупи, Сэм.
Капризно оттопырив нижнюю губу, Сэм сказала:
— Как арестованная, я имею право на кормежку, а работать меня никто не заставит.
— Так ли? — небрежно заметила Элси. — Кто это сказал? Насколько мне известно, Трэвис не обязан кормить тебя, а я тем более. Ведь это не я арестовала тебя, детка.
— Тогда ты не будешь против, если я дам отсюдова деру, — ухмыльнулась Сэм. Она с усилием поднялась со стула и направилась к двери.
За спиной послышался твердый голос Элси:
— Еще один шаг, юная леди, и ты не оберешься шишек на своей прекрасной умненькой головке и будешь лечить их целый месяц!
Властный голос экономки заставил Элси обернуться, и она увидела, что Элси угрожающе помахивает длинной деревянной ложкой, словно воин дубинкой. Несмотря на то что Элси сильно напоминала разжиревшего голубя, Сэм подозревала, что ей не убежать от этой женщины, по крайней мере до тех пор, пока не заживут ее ребра и лодыжка.
— Ну ладно! — снизошла она, надув губы. — Так и быть, вымою твои чертовы тарелки.
— Вот и хорошо! — Элси коротко кивнула и опустила ложку. — Я знала, что ты не станешь мне противоречить, если тебе хорошо все объяснить.
Пока Сэм гремела посудой в тазу, Элси нарезала овощи и мясо для супа, объясняя, что она делает.
— Ты слушай меня, Сэм. Я, знаешь ли, делюсь своими секретами далеко не с каждым.
Неожиданно для себя самой Сэм заинтересовалась. Стряпуха она была никудышная. Сказать по правде, вершиной ее кулинарных талантов было почти несъедобное рагу из кролика. Печенье у нее выходило как горелые камни. Даже Билли готовил лучше, чем она, к ее большому неудовольствию. Братья вечно подтрунивали над ней за это. Если она научится у Элси одному-другому фокусу, пока она сидит у них в доме, папаша будет за это очень благодарен. Конечно, Сэм не желала, чтобы уроки кулинарного искусства затягивались надолго, поскольку собиралась улизнуть при первом же удобном случае.
Когда суп весело булькал на плите, Элси продемонстрировала, как делаются пышные, вкуснейшие печенья в духовке плиты.
— Конечно, их можно печь и на открытом огне на голландской печке. Весь секрет в том, чтобы знать, сколько положить в тесто муки и сколько держать его на огне, чтобы печенье не подгорело. Надо гордиться своим искусством, Сэм. Я всегда считала, что, если хочешь что-то сделать, надо научиться делать это хорошо.
Сэм не могла не согласиться с этими словами. Разве папаша не говорил то же самое, когда учил ее ставить капканы и стрелять? Почему Сэм никогда не относила это правило к стряпне, она и сама не знала, но сейчас ей казалось это вполне разумным. Вот удивятся отец и братья, если она и в самом деле научится готовить. Если будет время, может, она уговорит Элси научить ее печь яблочный пирог, какой она ела накануне вечером. Вот было бы здорово!
Немного погодя Элси вручила Сэм тряпку и поручила ей вытереть пыль на мебели в гостиной.
— Не слишком напрягайся, води тряпкой легко, тогда твои ребра не будут болеть. — И вдруг, к удивлению Сэм, женщина спросила: — Ты умеешь петь, Саманта?
Сэм прыснула от смеха, и в боку сразу остро кольнуло.
— Рев мула приятнее для слуха, чем мое пение.
— Я попрошу тебя петь как можно громче, — сказала Элси, коварно улыбаясь. — Я хочу, чтобы ты пела так громко, чтобы мне было тебя слышно сверху, где я буду застилать кровати. И заруби себе на носу: если я услышу, что твой голосок затихает, то не успеешь оглянуться, как я буду внизу и угощу тебя своей ложкой! Но это пустяки по сравнению с тем, что сделает с тобой Трэвис, если узнает, что ты пыталась сбежать.
Произнеся эту речь, кругленькая экономка вразвалку потопала вверх по лестнице.
— Пой, Сэм! — властно покрикивала она. — Пой!
ГЛАВА 6
— Даже не мечтай об этом, Сэм. Все равно не убежишь, зато у меня будет хороший повод дать тебе взбучку.
Сэм бросила на него яростный взгляд:
— Еще никому не удавалось дать мне взбучку, тем более не удастся тебе. Даже мой собственный папаша пальцем меня не трогал.
— А зря. Ремень по тебе давно плачет, — сказал Трэвис. — Может, если бы его почаще применяли, ты бы не превратилась в маленькую разбойницу.
— Оставь свои советы при себе, как-нибудь без них обойдемся. — Сэм вздернула подбородок в благородном негодовании. — В моей семье обходятся без дурацких манер, и нечего учить нас, как жить.
На лице Трэвиса промелькнуло выражение, слишком похожее на жалость, и это насторожило ее.
— Да, конечно, Сэм. Ты так прекрасно живешь, что попала за решетку; так хорошо, что в свои семнадцать лет даже не сознаешь, что ты все-таки не парень. — Он смерил ее взглядом с головы до ног. — Помилуй, девочка! Неужели ты никогда не мечтала о нормальной жизни?
— Смотря что называть нормальной жизнью, — упрямо возразила она. — На всем свете у меня есть только отец и братья, и мне больше никто не нужен.
— А муж, дети? Неужели ты не хочешь, чтобы у тебя был настоящий дом?
Ее грубый смех, хриплый голос приятно отзывался в его ушах, когда она сказала:
— Интересно, что я буду делать с мужем и кучей ребят, цепляющихся за юбку? Начальник, у меня и без них достаточно хлопот! Когда мне нужен будет мужчина, я возьму его себе без всяких там торжественных клятв и проблем.
Он прищурился, внимательно изучая ее глазами.
— А он у тебя уже был? — спросил он мягко, удивив и себя и ее своим вопросом.
— Кто? Мужчина? — спросила она.
Он кивнул и затаил дыхание, ожидая ее ответа. Почему этот вопрос волновал его, он и сам не знал, но факт оставался фактом. Вымытая и чисто одетая, Саманта превратилась в премиленькую девушку. Нет, это не так. Она стала настоящей красавицей, только дикой, неприрученной. Она вела такой образ жизни, что Трэвис не удивился бы, узнав, что у нее уже был не один любовник. Он даже не был уверен, что ее собственные отец и братья обращались с ней должным образом; в конце концов, что он знал о них, кроме того, что все они вне закона?
Снова в потолок вознесся ее задиристый носик, и она горячо возразила ему:
— Вот уж это не твоего ума дело, начальник.
— Я сам взвалил на себя это дело, Сэм. Раз уж я дал тебе кров под своей крышей и взял на себя ответственность за твое благополучие, я имею право знать, может быть, я оказываю помощь женщине, у которой есть ребенок. Или нет?
— Так ведь я не просила у тебя помощи, Кинкейд, — угрюмо напомнила она ему. — Мне сдается, что это твоя идея.
Он медленно двинулся к ней, наводя на нее страх своим пристальным взглядом.
— Отвечай, Саманта, — процедил он сквозь зубы.
Удивительные были у него глаза. Казалось, они видели ее насквозь, отчего ее пробирала внутренняя дрожь. Рассудив, что пришел момент отступления, она запальчиво сказала:
— Нет. Еще не встретился мне такой, с кем бы мне захотелось лечь в постель.
Трэвис, отвернувшись, облегченно вздохнул. Конечно, ей ничего не стоило соврать ему, но ему не хотелось так думать. Будучи начальником полиции и прослужив в рейнджерах, Трэвису приходилось допрашивать огромное количество самых разных людей, и в большинстве случаев он интуитивно чувствовал, где правда, а где ложь. Его внутренний голос говорил ему, что, несмотря на воинственный настрой, Сэм сказала ему правду.
— Тебе, наверное, еще не встретился такой человек, который мог бы укротить тебя, — сказал он, не подумав, и снова удивил себя и ее.
— Не родился еще такой человек, начальник, — дерзко заявила она, невольно бросая ему вызов как мужчине.
— Так ли? — пробормотал он, стойко выдержав ее горячий взгляд.
Завтрак прошел в напряженном молчании. Саманта все еще переживала свое унижение от того, что Кинкейд сопроводил ее к туалету и ждал за дверью, пока она выйдет. Пусть она и не за решеткой, но все равно его арестант, и эта мысль терзала ее.
Со своей стороны, Трэвис размышлял над тем, что нашло на него, и зачем он говорил ей такие слова, как бы намекая ей, что он и есть тот мужчина, который мог бы пробудить в ней женщину! Сэм всего-навсего ребенок, да к тому же изрядно испорченный, невоспитанный! Что нашло на него? Он на девять лет ее старше и мог бы вести себя поумнее, следить за своим языком и держать себя в руках.
Кляня себя за свое дурацкое поведение, Трэвис понимал, что самым лучшим выходом из положения было бы передать девчонку кому-нибудь другому и как можно реже сталкиваться с ней. Однако, как справедливо заметил доктор Пэрди, отдать ее некому. Только он, Трэвис, нес за нее ответственность, нравилось ему это или нет.
Одолеваемый противоречивыми чувствами вины и облегчения, он оставил ее на попечение Элси и отправился по своим делам, как того требовал его долг начальника полиции. Но прежде он удостоверился, что все его пистолеты надежно заперты в его комнате. Без лошади, не окрепшая после ушибов, Сэм не ушла бы далеко, даже если бы и попыталась бежать, да и с Элси такие номера не пройдут. Ворчливая экономка воспитала шестерых детей и, конечно, сможет справиться с одной, хотя и озлобленной девицей.
Сэм вскоре поняла это. Элси была намного старше, и на ее стороне был богатый опыт.
— После завтрака уберешь со стола и начнешь мыть посуду, — велела ей Элси. — Кастрюля с водой греется на плите.
— Хватит с меня того, что вы напялили на меня это дурацкое платье, женщина. Не буду я мыть никакую посуду, — тут же взорвалась Сэм.
Элси только улыбнулась.
— Поступай как знаешь, девушка, но имей в виду, что на обед я собираюсь приготовить целую кастрюлю овощного супа, и не сочти это похвальбой, но такого объедения ты никогда не пробовала. Так вот, если ты хочешь, чтобы тебе достался этот суп, тогда убавь свою спесь и вымой посуду, как тебе говорят. Не глупи, Сэм.
Капризно оттопырив нижнюю губу, Сэм сказала:
— Как арестованная, я имею право на кормежку, а работать меня никто не заставит.
— Так ли? — небрежно заметила Элси. — Кто это сказал? Насколько мне известно, Трэвис не обязан кормить тебя, а я тем более. Ведь это не я арестовала тебя, детка.
— Тогда ты не будешь против, если я дам отсюдова деру, — ухмыльнулась Сэм. Она с усилием поднялась со стула и направилась к двери.
За спиной послышался твердый голос Элси:
— Еще один шаг, юная леди, и ты не оберешься шишек на своей прекрасной умненькой головке и будешь лечить их целый месяц!
Властный голос экономки заставил Элси обернуться, и она увидела, что Элси угрожающе помахивает длинной деревянной ложкой, словно воин дубинкой. Несмотря на то что Элси сильно напоминала разжиревшего голубя, Сэм подозревала, что ей не убежать от этой женщины, по крайней мере до тех пор, пока не заживут ее ребра и лодыжка.
— Ну ладно! — снизошла она, надув губы. — Так и быть, вымою твои чертовы тарелки.
— Вот и хорошо! — Элси коротко кивнула и опустила ложку. — Я знала, что ты не станешь мне противоречить, если тебе хорошо все объяснить.
Пока Сэм гремела посудой в тазу, Элси нарезала овощи и мясо для супа, объясняя, что она делает.
— Ты слушай меня, Сэм. Я, знаешь ли, делюсь своими секретами далеко не с каждым.
Неожиданно для себя самой Сэм заинтересовалась. Стряпуха она была никудышная. Сказать по правде, вершиной ее кулинарных талантов было почти несъедобное рагу из кролика. Печенье у нее выходило как горелые камни. Даже Билли готовил лучше, чем она, к ее большому неудовольствию. Братья вечно подтрунивали над ней за это. Если она научится у Элси одному-другому фокусу, пока она сидит у них в доме, папаша будет за это очень благодарен. Конечно, Сэм не желала, чтобы уроки кулинарного искусства затягивались надолго, поскольку собиралась улизнуть при первом же удобном случае.
Когда суп весело булькал на плите, Элси продемонстрировала, как делаются пышные, вкуснейшие печенья в духовке плиты.
— Конечно, их можно печь и на открытом огне на голландской печке. Весь секрет в том, чтобы знать, сколько положить в тесто муки и сколько держать его на огне, чтобы печенье не подгорело. Надо гордиться своим искусством, Сэм. Я всегда считала, что, если хочешь что-то сделать, надо научиться делать это хорошо.
Сэм не могла не согласиться с этими словами. Разве папаша не говорил то же самое, когда учил ее ставить капканы и стрелять? Почему Сэм никогда не относила это правило к стряпне, она и сама не знала, но сейчас ей казалось это вполне разумным. Вот удивятся отец и братья, если она и в самом деле научится готовить. Если будет время, может, она уговорит Элси научить ее печь яблочный пирог, какой она ела накануне вечером. Вот было бы здорово!
Немного погодя Элси вручила Сэм тряпку и поручила ей вытереть пыль на мебели в гостиной.
— Не слишком напрягайся, води тряпкой легко, тогда твои ребра не будут болеть. — И вдруг, к удивлению Сэм, женщина спросила: — Ты умеешь петь, Саманта?
Сэм прыснула от смеха, и в боку сразу остро кольнуло.
— Рев мула приятнее для слуха, чем мое пение.
— Я попрошу тебя петь как можно громче, — сказала Элси, коварно улыбаясь. — Я хочу, чтобы ты пела так громко, чтобы мне было тебя слышно сверху, где я буду застилать кровати. И заруби себе на носу: если я услышу, что твой голосок затихает, то не успеешь оглянуться, как я буду внизу и угощу тебя своей ложкой! Но это пустяки по сравнению с тем, что сделает с тобой Трэвис, если узнает, что ты пыталась сбежать.
Произнеся эту речь, кругленькая экономка вразвалку потопала вверх по лестнице.
— Пой, Сэм! — властно покрикивала она. — Пой!
ГЛАВА 6
Не успел Трэвис дойти до изгороди, за которой на небольшом участке земли стоял его дом, как до него донеслись душераздирающие вопли. По здравому рассуждению он пришел к выводу, что это, видимо, Саманта пытается петь, и делает это ужасно. Когда до его ушей долетел особенно визгливый звук, он поморщился с отвращением. Можно было подумать, что там отчаянно лаяла и выла целая свора собак.
Отодвигая щеколду ворот, он смущенно улыбнулся подошедшей женщине. Это была Нэн Такер, школьная учительница Тамбла, которую Трэвис битых полчаса уговаривал взяться за обучение Сэм. Он как мог постарался объяснить Нэн, что собой представляла эта девушка, но все же опасался, что Нэн придется выяснять это на собственном опыте. И в самом деле, какими словами можно было описать рыжего чертенка, попавшегося ему вчера?
Про себя Нэн думала, что Трэвис преувеличивает, но теперь не на шутку встревожилась.
— Откуда эти ужасные звуки? — спросила она дрожащим голосом.
— Ничего страшного, — успокоил ее Трэвис. — Просто это вопит одна дикая кошка, попавшая в ловушку. — Себе под нос он добавил: — Мало того что дикая, так еще и разъяренная. — Если бы до них не доносились отдельные слова, то в этом завывании ни за что нельзя было бы узнать мотив песенки «Ах, Сюзанна». Пение Сэм больше напоминало рев дикого лося в брачный период. Трэвиса передернуло от этих звуков. Как назло, сейчас середина мая и так тепло, что у всех раскрыты окна! Трэвис живо представил себе, что сейчас говорят о нем его соседи!
Только они взошли на ступени, ведущие на крыльцо, как дверь в дом тихо скрипнула и тихонько приоткрылась. Пение одновременно стало громче. Трэвис со своей спутницей молча наблюдали, как из дверного проема спиной к ним пятилась женская фигура, закутанная в ткань в голубых цветочках. Из-под юбки виднелись босые ноги.
Широко распахнув дверь и распевая так громко, как только могли позволить ей ушибленные бока, Сэм крадучись вышла на крыльцо. Но как только она приготовилась повернуться и сделать решающий рывок к свободе, ее больная нога подвернулась и Сэм потеряла равновесие. Резко вскрикнув и замахав руками, как мельница, она начала падать.
— Две сильные руки подхватили ее как раз в тот момент, когда она чуть было не покатилась вниз по ступенькам. Знакомый голос издевательски спросил:
— Далеко ли собралась, Сэм?
Сердце чуть не выпрыгнуло у нее из груди.
— Святые угодники! — завопила она. — Ну можно ли так пугать людей, Кинкейд? Я чуть Богу душу не отдала, черт проклятый. — Изогнув шею, она послала ему такой взгляд, от которого вода сразу бы закипела.
Свирепый взгляд Трэвиса был ей ответом.
— Мне кажется, я тебя предупредил, чтоб ты не выражалась у меня в доме. — Он грозно сдвинул брови.
— А разве мы у тебя в дому? — заметила она.
— Не в дому, а в доме, — машинально поправила Нэп Такер.
Сэм повернула голову и, к своему неудовольствию, увидела незнакомку, которую не замечала до сих пор. В серо-коричневой юбке и жакете, с волосами такого же мышиного оттенка, женщина очень смахивала на маленького воробышка.
— Так я же так и говорю, — сказала Сэм, недоумевая, откуда взялась эта особа и что она здесь делает. — Это что, твоя женщина, Кинкейд?
С любопытством ожидая ответа на свой смелый вопрос, она заметила, как Трэвис и женщина покрылись красными пятнами. Наконец полицейский обрел дар речи:
— Нет, это не моя женщина. Это Нэп Такер, учительница, я нанял ее, чтобы она давала тебе уроки.
Сэм сморщила нос и высвободилась из рук Трэвиса.
— Не гожусь я в ученье, до каких пор можно талдычить одно и то же, начальник. Не для меня это все.
Нэн Такер явно коробило, как бесцеремонно обращается Сэм с английским языком.
— Кажется, работы здесь для нас хватит, — пробормотала она, с опаской глядя на Сэм.
Трэвис обрадовано кивнул в знак согласия.
— Можете сразу и начинать, — предложил он. И с деланной любезностью обратился к Сэм: — А ты можешь посмотреть на это и с такой стороны: получишь возможность прочитать свое имя на объявлениях о твоем розыске. — Крепко взяв ее за руку, он потащил ее в дом.
— Вот ты где, — раздался голос Элси от лестницы. — Как только ты перестала петь, я сразу поняла, что ты что-то удумала, юная леди. Простите, хозяин, — оправдывалась она перед Трэвисом. — Мне нужно было заняться кое-чем наверху.
— Все в порядке, Элси. Ничего страшного не случилось, вот разве кое-кто из соседей позавидовал глухим, слушая пение Сэм.
Очаровательная нижняя губка снова выдвинулась вперед, и Сэм начала громко возражать:
— Я не виновата. Я ее предупреждала, что мне медведь на ухи наступил, но она и слушать меня не хотела.
— На уши, — снова поправила ее Нэн, заработав нелюбезный взгляд Сэм.
— Ну ясно. Я так и говорю. Что вы повторяете за мной все, что бы я ни сказала? Вы что, глухая, что ли? Элси прыснула от смеха, а Трэвис объяснил:
— Мисс Такер поправляет тебя, чтобы ты говорила правильно.
Сэм вскинула голову, отчего медно-красные кудри рассыпались по плечам.
— А чего это я говорю не так? — сказала она с обидой. — Меня почти все прекрасно понимают.
— Большинство просто не хочет обижать тебя и из вежливости не исправляет твои ошибки, — пояснил Трэвис.
Поскольку он был гораздо выше ее ростом, Сэм пришлось высоко задрать голову, чтобы ухитриться посмотреть на него как бы свысока, однако ей это удалось.
— Тогда ты к этому большинству не относишься, вот и все, — сказала она, навсегда закрепив за ним место среди грубиянов.
Элси явно с удовольствием слушала их пререкания и неохотно удалилась на кухню, чтобы приготовить лимонад. Так же нехотя и в самом дурном расположении духа Сэм позволила увести себя в гостиную.
— Сидеть! — приказал Трэвис, указывая на диван.
— Что я, собака, что ли! — проворчала Сэм.
— Но и не леди, хотя мы попробуем как-нибудь исправить это положение, и хочешь ты или нет, придется тебе смириться. — Твердый взгляд сопровождал эти слова и недвусмысленно говорил, что отныне он не потерпит от нее никаких глупостей.
Сэм угрюмо опустилась на диван, широко расставив ноги. В глаза со всей очевидностью бросился тот прискорбный факт, что Сэм больше привычна к мужским штанам, чем к юбкам.
— Саманта! — рявкнул Трэвис и побагровел. — Сядь прямо, будь добра, и сдвинь вместе колени. Да одерни юбку!
Казалось, Нэн сейчас грохнется в обморок, так ужаснула ее эта сцена. Она буквально уткнулась носом в диванную подушку.
— Тысяча чертей, отдайте обратно мои штаны, и покончим с этим! — закричала Сэм, дергая за подол ненавистный предмет одежды.
Мисс Такер закашлялась, чуть не задохнувшись в подушке. Из лучших побуждений Сэм нагнулась и так стукнула бедную женщину по спине, что та чуть не скатилась на пол.
— Сэм! — угрожающе зарычал Трэвис.
— Чего?
Он покачал головой и вздохнул. Слава Богу, что она хоть перестала колотить Нэн по спине.
— Ничего. Сиди смирно и слушай, что тебе скажет мисс Такер.
Нэн была в полном смятении, но все же смогла выдавить заикаясь:
— Мисс, э… мисс…
— Даунинг, — подсказал Трэвис, поскольку Сэм погрузилась в угрюмое молчание.
— Мисс Даунинг, мне кажется, мы должны начать с алфавита и с правильного произношения звуков. Вы когда-нибудь посещали школу?
Так как Сэм продолжала хранить гордое молчание, Трэвис приказал:
— Отвечай, Сэм.
— Ни к чему это мне, — проворчала она сердито, не обращая внимания на сердитый взгляд Трэвиса.
— Неужели вам никогда не хотелось научиться читать, мисс Даунинг? — Нэн смотрела на Сэм с такой укоризной, будто та совершила смертный грех.
Сэм гордо вздернула подбородок:
— Зато я умею считать, и мне этого хватает.
— Это мне нравится, — съязвил Трэвис. — Ты, наверное, выучилась считать только для того, чтобы точно знать свою долю награбленного.
— Трэвис, прошу вас! — воскликнула Нэн. Ее карие, обрамленные бледными ресницами глаза так и пожирали Трэвиса, а голос источал такую сладость, что Сэм стал разбирать смех. Трэвис мог сколько угодно божиться, что это не его женщина, но для Сэм было абсолютно ясно, что мисс Такер только о нем и думает. Не исключено, конечно, что эта бедняга неравнодушна ко всем мужчинам младше восьмидесяти. Не надо было обладать слишком большой проницательностью, чтобы не понять, что Нэн Такер грозило остаться старой девой, если в скором времени не произойдет поворота в ее судьбе.
Повернувшись к Сэм, Нэн ласково спросила ее:
— И как же вы научились считать, дорогая?
— Если играешь в покер, выучишься, хочешь не хочешь, — гордо ответила Сэм. — А меня считают самым лучшим игроком в карты, и я не хвалюсь. — Ненавидя себя и Трэвиса за то, что ей приходится внимательно следить за своей речью, она посмотрела на Трэвиса и заметила, что он не сводит с нее глаз. — Да, самым лучшим, вы таких и не видывали, — заявила она горячо.
— Так я и предполагал, — сухо заметил Трэвис, поглаживая длинными пальцами усы.
— Боже мой! — воскликнула обескураженная Нэн. — Боже мой! Дорогая!
— Меня зовут Сэм! — Сэм начинала терять терпение. — Премного буду вам благодарна, если вы будете меня называть именно так.
Сэм пришлось пережить самый нескончаемый, самый унылый день в своей жизни, если не считать катастрофического захвата ее в плен гадким, самовлюбленным полицейским. Сначала на грифельной доске, которую мисс Такер предусмотрительно прихватила с собой, Сэм училась выводить печатными буквами свое имя. После этого она старательно списывала нескончаемые, путающиеся между собой буквы алфавита, которым пыталась обучить ее мисс Такер. Даже когда учительница ушла, Сэм заставили делать уроки, а Трэвис или Элси то и дело проверяли, как идут у нее занятия.
Когда пришло время ужинать, буквы расплывались у нее перед глазами, и она боялась, что они будут сниться ей ночью. Что за нудная бессмыслица! Бред какой-то! Нужно ей это чтение как рыбке зонтик. А если наш Господь захотел бы, чтобы она правильно научилась писать, то наполнил бы ее пальцы чернилами, а вместо ногтей дал бы ей перья. Столько хлопот из-за какой-то ерунды!
— Как только опухоль на твоей ноге спадет, мы купим тебе приличные башмаки, — объявил ей Трэвис.
— И чулки, — добавила Элси. Она все время беспокоилась, что Сэм может еще больше пораниться, бегая босиком. Вот только сегодня утром бедняжка ударилась босой ногой о ножку стола и взвыла от боли.
Сэм презрительно сморщила носик.
— Если башмаки — это то уродство, какое носит на своих ногах мисс Такер, то забудь об этом, Кинкейд. Да я в них сразу же помру! Мне нужны новые сапоги.
— То, что ты хочешь и что получишь, — две разные вещи, — ответил Трэвис с самодовольной улыбочкой, отчего концы усов и уголки рта поднялись кверху. До чего же он бывает противным!
Сэм, в свою очередь, тоже наградила его одной из своих ехидных улыбок.
— Ну так покупай башмаки, если тебе так хочется, но это не значит, что я буду их носить. Ведь это твои деньги, и ты можешь делать с ними, что тебе вздумается. Как говаривала мамаша: «Дураки и деньги не любят друг друга».
— По-моему, первым это сказал Бен Франклин, — сообщил он ей, но заслужил только равнодушное пожатие плечами.
— Расскажи нам о своей маме, — попросила Элси, с сочувствием глядя на Сэм. — Она умерла, когда ты была совсем маленькая?
Лицо Сэм приобрело нежное, мечтательное выражение, и это заметил Трэвис. Он с нетерпением ожидал ее ответа. Впервые он видел ее такой беззащитно трогательной, такой мягкой и женственной.
— Моя мама была ангелом! — выдохнула Сэм. — Она померла пять лет тому назад. Сейчас мне трудно вспомнить ее лицо, это было так давно, но иногда мне просто реветь хочется. Я помню, что у нее были такие красивые волосы, каких я никогда не видела. Они были длинные и рыжеватые, вроде моих, и она носила их, высоко закручивая на голове. Но когда она распускала их, они падали огненным водопадом ниже пояса. — Внезапно придя в себя, она провела рукой по своим собственным спутанным кудрям и с печальной улыбкой призналась: — Наверное, поэтому я не послушалась Тома и не срезала волосы, хотя они мне порой и досаждали.
Трэвис почувствовал комок в горле, когда представил себе, что Сэм могла остричь эти прекрасные волосы цвета красного золота. Ему стало приятно, что Сэм не сделала этого. Если бы, находясь под его покровительством, она посмела даже подумать о таком, он бы пообещал ей всевозможные кары, на которые у него бы хватило фантазии. Только вчера Сэм наконец смирила свою гордыню и попросила его принести ей расческу и щетку из ее сумки. И вот, вымытые и расчесанные, ее волосы струились по плечам золотым потоком.
С усилием прогнав посторонние мысли, которые вели на опасную дорогу, Трэвис спросил:
— А что твои отец и братья? Я давно хотел спросить тебя о них, Сэм. Какие они?
Словно туча заслонила солнце — так быстро выражение ее лица изменилось от нежного к замкнутому.
— Ты хитрый, начальник, — сказала она резко. — Но я не такая дура, чтобы трепаться о них. Да ты завтра же их повесишь.
Трэвис понял, что рано задал этот вопрос, и сказал:
— Сэм, задумывалась ли ты хоть на минуту, в каком положении ты оказалась? Неужели ты не понимаешь, что чем сговорчивей ты будешь, тем лучше для тебя. Твое положение более чем серьезно, и я только хочу помочь тебе. То, что ты молодая девушка, не спасет твою нежную шейку от петли, и ты это прекрасно знаешь. Ты по-прежнему обвиняешься в грабежах и Бог знает в чем еще, и ни один судья не сделает тебе снисхождения.
— Я буду учиться грамоте, я согласна носить это мерзкое платье, я даже померяю пару гадких ботинок, — упрямо стояла на своем Сэм, — но я не из тех, кто продает свою родню. Ты можешь сидеть здесь и увещевать меня до посинения, но тебе не удастся заставить меня предать своих, и плевать мне на всех судей и на все веревки.
Слезы выступили в ее черных глазах, и чтобы прогнать их, она зло и часто заморгала. Прошло всего три дня, как она попала в плен, а уже так скучала по своим, что у нее сердце чуть не разрывалось от горя. Она не сомневалась, что они приедут за ней, что они попытаются спасти ее, но сейчас, видимо, они решили на некоторое время затаиться. Сэм понимала, что бросаться ей на выручку очертя голову без продуманного плана было бы непростительной глупостью, но как тяжело ждать и оставаться в полном неведении! Если бы ей удалось вырваться на свободу, она бы знала, где их найти.
— Твоя преданность весьма похвальна, Сэм, и я понимаю, как ты любишь своих родных, но ты сейчас находишься в худшем положении. Ты должна подумать о себе.
Она только глазами сверкнула. Вмешалась Элси и мягко проговорила:
— Я вижу, ты веришь, что они придут за тобой, и ты, скорее всего, права, Сэм, но и Трэвис будет ждать их. Это только вопрос времени, когда поймают твоих отца и братьев. Ты достаточно умна и должна это понять.
— Нет! — Сэм мотнула головой, и ее волосы разлетелись по плечам. — Нет. Они не дураки. Они никогда не попадутся.
— Но ты же попалась, — немедля напомнил ей Трэвис, — и если они хотят вернуть тебя, рано или поздно они придут за тобой. Я согласен с Элси: я буду ждать их и не позволю, чтобы они выкрали тебя у меня из-под носа и живыми и здоровыми унесли ноги. — В его голосе почувствовалась угроза, когда он продолжал с нарочитой жестокостью: — За Даунингами мы охотимся довольно давно, и сейчас, когда ясно, что их четверо — жирная добыча! — и что у меня в руках наживка на крючке — а именно ты! — я собираюсь выловить этих рыбок, Сэм. И будь я проклят, если не выловлю всех до единого.
Отодвигая щеколду ворот, он смущенно улыбнулся подошедшей женщине. Это была Нэн Такер, школьная учительница Тамбла, которую Трэвис битых полчаса уговаривал взяться за обучение Сэм. Он как мог постарался объяснить Нэн, что собой представляла эта девушка, но все же опасался, что Нэн придется выяснять это на собственном опыте. И в самом деле, какими словами можно было описать рыжего чертенка, попавшегося ему вчера?
Про себя Нэн думала, что Трэвис преувеличивает, но теперь не на шутку встревожилась.
— Откуда эти ужасные звуки? — спросила она дрожащим голосом.
— Ничего страшного, — успокоил ее Трэвис. — Просто это вопит одна дикая кошка, попавшая в ловушку. — Себе под нос он добавил: — Мало того что дикая, так еще и разъяренная. — Если бы до них не доносились отдельные слова, то в этом завывании ни за что нельзя было бы узнать мотив песенки «Ах, Сюзанна». Пение Сэм больше напоминало рев дикого лося в брачный период. Трэвиса передернуло от этих звуков. Как назло, сейчас середина мая и так тепло, что у всех раскрыты окна! Трэвис живо представил себе, что сейчас говорят о нем его соседи!
Только они взошли на ступени, ведущие на крыльцо, как дверь в дом тихо скрипнула и тихонько приоткрылась. Пение одновременно стало громче. Трэвис со своей спутницей молча наблюдали, как из дверного проема спиной к ним пятилась женская фигура, закутанная в ткань в голубых цветочках. Из-под юбки виднелись босые ноги.
Широко распахнув дверь и распевая так громко, как только могли позволить ей ушибленные бока, Сэм крадучись вышла на крыльцо. Но как только она приготовилась повернуться и сделать решающий рывок к свободе, ее больная нога подвернулась и Сэм потеряла равновесие. Резко вскрикнув и замахав руками, как мельница, она начала падать.
— Две сильные руки подхватили ее как раз в тот момент, когда она чуть было не покатилась вниз по ступенькам. Знакомый голос издевательски спросил:
— Далеко ли собралась, Сэм?
Сердце чуть не выпрыгнуло у нее из груди.
— Святые угодники! — завопила она. — Ну можно ли так пугать людей, Кинкейд? Я чуть Богу душу не отдала, черт проклятый. — Изогнув шею, она послала ему такой взгляд, от которого вода сразу бы закипела.
Свирепый взгляд Трэвиса был ей ответом.
— Мне кажется, я тебя предупредил, чтоб ты не выражалась у меня в доме. — Он грозно сдвинул брови.
— А разве мы у тебя в дому? — заметила она.
— Не в дому, а в доме, — машинально поправила Нэп Такер.
Сэм повернула голову и, к своему неудовольствию, увидела незнакомку, которую не замечала до сих пор. В серо-коричневой юбке и жакете, с волосами такого же мышиного оттенка, женщина очень смахивала на маленького воробышка.
— Так я же так и говорю, — сказала Сэм, недоумевая, откуда взялась эта особа и что она здесь делает. — Это что, твоя женщина, Кинкейд?
С любопытством ожидая ответа на свой смелый вопрос, она заметила, как Трэвис и женщина покрылись красными пятнами. Наконец полицейский обрел дар речи:
— Нет, это не моя женщина. Это Нэп Такер, учительница, я нанял ее, чтобы она давала тебе уроки.
Сэм сморщила нос и высвободилась из рук Трэвиса.
— Не гожусь я в ученье, до каких пор можно талдычить одно и то же, начальник. Не для меня это все.
Нэн Такер явно коробило, как бесцеремонно обращается Сэм с английским языком.
— Кажется, работы здесь для нас хватит, — пробормотала она, с опаской глядя на Сэм.
Трэвис обрадовано кивнул в знак согласия.
— Можете сразу и начинать, — предложил он. И с деланной любезностью обратился к Сэм: — А ты можешь посмотреть на это и с такой стороны: получишь возможность прочитать свое имя на объявлениях о твоем розыске. — Крепко взяв ее за руку, он потащил ее в дом.
— Вот ты где, — раздался голос Элси от лестницы. — Как только ты перестала петь, я сразу поняла, что ты что-то удумала, юная леди. Простите, хозяин, — оправдывалась она перед Трэвисом. — Мне нужно было заняться кое-чем наверху.
— Все в порядке, Элси. Ничего страшного не случилось, вот разве кое-кто из соседей позавидовал глухим, слушая пение Сэм.
Очаровательная нижняя губка снова выдвинулась вперед, и Сэм начала громко возражать:
— Я не виновата. Я ее предупреждала, что мне медведь на ухи наступил, но она и слушать меня не хотела.
— На уши, — снова поправила ее Нэн, заработав нелюбезный взгляд Сэм.
— Ну ясно. Я так и говорю. Что вы повторяете за мной все, что бы я ни сказала? Вы что, глухая, что ли? Элси прыснула от смеха, а Трэвис объяснил:
— Мисс Такер поправляет тебя, чтобы ты говорила правильно.
Сэм вскинула голову, отчего медно-красные кудри рассыпались по плечам.
— А чего это я говорю не так? — сказала она с обидой. — Меня почти все прекрасно понимают.
— Большинство просто не хочет обижать тебя и из вежливости не исправляет твои ошибки, — пояснил Трэвис.
Поскольку он был гораздо выше ее ростом, Сэм пришлось высоко задрать голову, чтобы ухитриться посмотреть на него как бы свысока, однако ей это удалось.
— Тогда ты к этому большинству не относишься, вот и все, — сказала она, навсегда закрепив за ним место среди грубиянов.
Элси явно с удовольствием слушала их пререкания и неохотно удалилась на кухню, чтобы приготовить лимонад. Так же нехотя и в самом дурном расположении духа Сэм позволила увести себя в гостиную.
— Сидеть! — приказал Трэвис, указывая на диван.
— Что я, собака, что ли! — проворчала Сэм.
— Но и не леди, хотя мы попробуем как-нибудь исправить это положение, и хочешь ты или нет, придется тебе смириться. — Твердый взгляд сопровождал эти слова и недвусмысленно говорил, что отныне он не потерпит от нее никаких глупостей.
Сэм угрюмо опустилась на диван, широко расставив ноги. В глаза со всей очевидностью бросился тот прискорбный факт, что Сэм больше привычна к мужским штанам, чем к юбкам.
— Саманта! — рявкнул Трэвис и побагровел. — Сядь прямо, будь добра, и сдвинь вместе колени. Да одерни юбку!
Казалось, Нэн сейчас грохнется в обморок, так ужаснула ее эта сцена. Она буквально уткнулась носом в диванную подушку.
— Тысяча чертей, отдайте обратно мои штаны, и покончим с этим! — закричала Сэм, дергая за подол ненавистный предмет одежды.
Мисс Такер закашлялась, чуть не задохнувшись в подушке. Из лучших побуждений Сэм нагнулась и так стукнула бедную женщину по спине, что та чуть не скатилась на пол.
— Сэм! — угрожающе зарычал Трэвис.
— Чего?
Он покачал головой и вздохнул. Слава Богу, что она хоть перестала колотить Нэн по спине.
— Ничего. Сиди смирно и слушай, что тебе скажет мисс Такер.
Нэн была в полном смятении, но все же смогла выдавить заикаясь:
— Мисс, э… мисс…
— Даунинг, — подсказал Трэвис, поскольку Сэм погрузилась в угрюмое молчание.
— Мисс Даунинг, мне кажется, мы должны начать с алфавита и с правильного произношения звуков. Вы когда-нибудь посещали школу?
Так как Сэм продолжала хранить гордое молчание, Трэвис приказал:
— Отвечай, Сэм.
— Ни к чему это мне, — проворчала она сердито, не обращая внимания на сердитый взгляд Трэвиса.
— Неужели вам никогда не хотелось научиться читать, мисс Даунинг? — Нэн смотрела на Сэм с такой укоризной, будто та совершила смертный грех.
Сэм гордо вздернула подбородок:
— Зато я умею считать, и мне этого хватает.
— Это мне нравится, — съязвил Трэвис. — Ты, наверное, выучилась считать только для того, чтобы точно знать свою долю награбленного.
— Трэвис, прошу вас! — воскликнула Нэн. Ее карие, обрамленные бледными ресницами глаза так и пожирали Трэвиса, а голос источал такую сладость, что Сэм стал разбирать смех. Трэвис мог сколько угодно божиться, что это не его женщина, но для Сэм было абсолютно ясно, что мисс Такер только о нем и думает. Не исключено, конечно, что эта бедняга неравнодушна ко всем мужчинам младше восьмидесяти. Не надо было обладать слишком большой проницательностью, чтобы не понять, что Нэн Такер грозило остаться старой девой, если в скором времени не произойдет поворота в ее судьбе.
Повернувшись к Сэм, Нэн ласково спросила ее:
— И как же вы научились считать, дорогая?
— Если играешь в покер, выучишься, хочешь не хочешь, — гордо ответила Сэм. — А меня считают самым лучшим игроком в карты, и я не хвалюсь. — Ненавидя себя и Трэвиса за то, что ей приходится внимательно следить за своей речью, она посмотрела на Трэвиса и заметила, что он не сводит с нее глаз. — Да, самым лучшим, вы таких и не видывали, — заявила она горячо.
— Так я и предполагал, — сухо заметил Трэвис, поглаживая длинными пальцами усы.
— Боже мой! — воскликнула обескураженная Нэн. — Боже мой! Дорогая!
— Меня зовут Сэм! — Сэм начинала терять терпение. — Премного буду вам благодарна, если вы будете меня называть именно так.
Сэм пришлось пережить самый нескончаемый, самый унылый день в своей жизни, если не считать катастрофического захвата ее в плен гадким, самовлюбленным полицейским. Сначала на грифельной доске, которую мисс Такер предусмотрительно прихватила с собой, Сэм училась выводить печатными буквами свое имя. После этого она старательно списывала нескончаемые, путающиеся между собой буквы алфавита, которым пыталась обучить ее мисс Такер. Даже когда учительница ушла, Сэм заставили делать уроки, а Трэвис или Элси то и дело проверяли, как идут у нее занятия.
Когда пришло время ужинать, буквы расплывались у нее перед глазами, и она боялась, что они будут сниться ей ночью. Что за нудная бессмыслица! Бред какой-то! Нужно ей это чтение как рыбке зонтик. А если наш Господь захотел бы, чтобы она правильно научилась писать, то наполнил бы ее пальцы чернилами, а вместо ногтей дал бы ей перья. Столько хлопот из-за какой-то ерунды!
— Как только опухоль на твоей ноге спадет, мы купим тебе приличные башмаки, — объявил ей Трэвис.
— И чулки, — добавила Элси. Она все время беспокоилась, что Сэм может еще больше пораниться, бегая босиком. Вот только сегодня утром бедняжка ударилась босой ногой о ножку стола и взвыла от боли.
Сэм презрительно сморщила носик.
— Если башмаки — это то уродство, какое носит на своих ногах мисс Такер, то забудь об этом, Кинкейд. Да я в них сразу же помру! Мне нужны новые сапоги.
— То, что ты хочешь и что получишь, — две разные вещи, — ответил Трэвис с самодовольной улыбочкой, отчего концы усов и уголки рта поднялись кверху. До чего же он бывает противным!
Сэм, в свою очередь, тоже наградила его одной из своих ехидных улыбок.
— Ну так покупай башмаки, если тебе так хочется, но это не значит, что я буду их носить. Ведь это твои деньги, и ты можешь делать с ними, что тебе вздумается. Как говаривала мамаша: «Дураки и деньги не любят друг друга».
— По-моему, первым это сказал Бен Франклин, — сообщил он ей, но заслужил только равнодушное пожатие плечами.
— Расскажи нам о своей маме, — попросила Элси, с сочувствием глядя на Сэм. — Она умерла, когда ты была совсем маленькая?
Лицо Сэм приобрело нежное, мечтательное выражение, и это заметил Трэвис. Он с нетерпением ожидал ее ответа. Впервые он видел ее такой беззащитно трогательной, такой мягкой и женственной.
— Моя мама была ангелом! — выдохнула Сэм. — Она померла пять лет тому назад. Сейчас мне трудно вспомнить ее лицо, это было так давно, но иногда мне просто реветь хочется. Я помню, что у нее были такие красивые волосы, каких я никогда не видела. Они были длинные и рыжеватые, вроде моих, и она носила их, высоко закручивая на голове. Но когда она распускала их, они падали огненным водопадом ниже пояса. — Внезапно придя в себя, она провела рукой по своим собственным спутанным кудрям и с печальной улыбкой призналась: — Наверное, поэтому я не послушалась Тома и не срезала волосы, хотя они мне порой и досаждали.
Трэвис почувствовал комок в горле, когда представил себе, что Сэм могла остричь эти прекрасные волосы цвета красного золота. Ему стало приятно, что Сэм не сделала этого. Если бы, находясь под его покровительством, она посмела даже подумать о таком, он бы пообещал ей всевозможные кары, на которые у него бы хватило фантазии. Только вчера Сэм наконец смирила свою гордыню и попросила его принести ей расческу и щетку из ее сумки. И вот, вымытые и расчесанные, ее волосы струились по плечам золотым потоком.
С усилием прогнав посторонние мысли, которые вели на опасную дорогу, Трэвис спросил:
— А что твои отец и братья? Я давно хотел спросить тебя о них, Сэм. Какие они?
Словно туча заслонила солнце — так быстро выражение ее лица изменилось от нежного к замкнутому.
— Ты хитрый, начальник, — сказала она резко. — Но я не такая дура, чтобы трепаться о них. Да ты завтра же их повесишь.
Трэвис понял, что рано задал этот вопрос, и сказал:
— Сэм, задумывалась ли ты хоть на минуту, в каком положении ты оказалась? Неужели ты не понимаешь, что чем сговорчивей ты будешь, тем лучше для тебя. Твое положение более чем серьезно, и я только хочу помочь тебе. То, что ты молодая девушка, не спасет твою нежную шейку от петли, и ты это прекрасно знаешь. Ты по-прежнему обвиняешься в грабежах и Бог знает в чем еще, и ни один судья не сделает тебе снисхождения.
— Я буду учиться грамоте, я согласна носить это мерзкое платье, я даже померяю пару гадких ботинок, — упрямо стояла на своем Сэм, — но я не из тех, кто продает свою родню. Ты можешь сидеть здесь и увещевать меня до посинения, но тебе не удастся заставить меня предать своих, и плевать мне на всех судей и на все веревки.
Слезы выступили в ее черных глазах, и чтобы прогнать их, она зло и часто заморгала. Прошло всего три дня, как она попала в плен, а уже так скучала по своим, что у нее сердце чуть не разрывалось от горя. Она не сомневалась, что они приедут за ней, что они попытаются спасти ее, но сейчас, видимо, они решили на некоторое время затаиться. Сэм понимала, что бросаться ей на выручку очертя голову без продуманного плана было бы непростительной глупостью, но как тяжело ждать и оставаться в полном неведении! Если бы ей удалось вырваться на свободу, она бы знала, где их найти.
— Твоя преданность весьма похвальна, Сэм, и я понимаю, как ты любишь своих родных, но ты сейчас находишься в худшем положении. Ты должна подумать о себе.
Она только глазами сверкнула. Вмешалась Элси и мягко проговорила:
— Я вижу, ты веришь, что они придут за тобой, и ты, скорее всего, права, Сэм, но и Трэвис будет ждать их. Это только вопрос времени, когда поймают твоих отца и братьев. Ты достаточно умна и должна это понять.
— Нет! — Сэм мотнула головой, и ее волосы разлетелись по плечам. — Нет. Они не дураки. Они никогда не попадутся.
— Но ты же попалась, — немедля напомнил ей Трэвис, — и если они хотят вернуть тебя, рано или поздно они придут за тобой. Я согласен с Элси: я буду ждать их и не позволю, чтобы они выкрали тебя у меня из-под носа и живыми и здоровыми унесли ноги. — В его голосе почувствовалась угроза, когда он продолжал с нарочитой жестокостью: — За Даунингами мы охотимся довольно давно, и сейчас, когда ясно, что их четверо — жирная добыча! — и что у меня в руках наживка на крючке — а именно ты! — я собираюсь выловить этих рыбок, Сэм. И будь я проклят, если не выловлю всех до единого.