Хартвик Синтия. Фундамент для сумасшедшего дома

   Это был очень странный момент в моей жизни. Сердце билось как ненормальное.
   – Господи, ты знаешь, как на меня нажать. Давай сделаем их.
   Милт посмотрел на меня и хмыкнул.
   – Я всегда знал, что у тебя есть хватка, – заявил он самодовольно и направился к коробкам.

***

   О тех трех днях больше нечего рассказать. Мы вкалывали как лошади, ругались, ненавидели друг друга, отключались по очереди, так как глаза у нас периодически закрывались прямо во время споров. Во вторую ночь нам уже пришлось будить друг друга холодной водой. На третий день, когда мы были близки к завершению, мы ослабели и притихли. Милт с небритой физиономией был похож на детектива из французских фильмов. В моих спутанных волосах застряли застывшие капельки соуса от гамбургеров.
   Это не были лунные ночи с розами, но они были лучшими в моей жизни.
   А наш первоначальный вариант договора был еще лучше.

Глава 65
ЛУЧШЕЕ ЗАСЕДАНИЕ КЛУБА

   Я знала, что Милтон умен, но в то утро я обнаружила, что он просто неотразим.
   Мы собрались у Марты в семь утра двадцать первого декабря. Нанятый курьер получил указание ждать нас в моем офисе в одиннадцать часов. У нас было три часа на то, чтобы убедить членов клуба в своей правоте и получить их подписи.
   Милт сначала хотел, чтобы доклад делала я, но я отказалась.
   – Клуб нанимает руководить проектом тебя, а не меня. К тому же эти женщины знают обо мне все, начиная с мокрых пеленок и кончая сегодняшним днем. Если они уже не выбрали меня, то это безнадежно.
   Второй его идеей, тоже, на мой взгляд, не слишком удачной, было обращаться с ними с подчеркнутым уважением. Милт, работая адвокатом в Нью-Йорке, имел дело с президентами самых крупных компаний в мире, отстаивая их интересы в Верховном суде. Он решил, что очарует женщин, если будет относиться к ним с таким же почтительным уважением.
   Разумеется, члены клуба прошли длинный путь со дня его основания, но они по-прежнему оставались в душе милыми обыкновенными домохозяйками Среднего Запада. У Милта хватило мозгов понять это по ходу встречи.
   Он был в прекрасном настроении, чисто выбритый, подтянутый и очень располагал к себе. Милт только что обнаружил в финансовых документах то, что хотел: равную смесь вполне разрешимых проблем и достаточных внутренних резервов, чтобы их решить. Я тоже не обнаружила с юридической стороны никаких подводных мин. С чего бы ему было расстраиваться, когда пару дней назад он уяснил себе, что общая стоимость женского клуба составляет приблизительно 14,5 миллиона долларов благодаря акциям компаний «Делл» и «Майкрософт».
   Спасибо тебе, Скай!
   Милт предварительно раздал всем копии договора. Это было хорошее начало.
   – Уважаемые леди, я не хочу, чтобы вы подумали, что я сомневаюсь в вашем умении быстро принимать решения, но время очень дорого. Я прошу вас все время помнить об этом. Я собираюсь ознакомить вас с нашим предложением. Затем я готов ответить на любые ваши вопросы, но только самые важные, – сказал Милт и кивнул в мою сторону. – София обрисовала вкратце мне вашу финансовую ситуацию. Поэтому вы можете что-то дополнить, если это необходимо. Но помните – у нас так мало времени, что счет идет на минуты.
   Женщины углубились в предварительное изучение документа, а Милт выждал необходимое для этого время.
   – Мы знаем, что один важный фактор играет нам на руку, – сказал он, убедившись, что они его слушают. – Компания купила у наследниц завод по горящей цене. Мы можем предложить им сделку, которая позволит им получить стопроцентную прибыль от этой суммы спустя всего восемнадцать месяцев после покупки, избавить от бухгалтерских проблем. При этом они будут выглядеть сострадательными гражданами. Возможно, им будет наплевать на Ларксдейл, но цифра им наверняка понравится. В этом наше преимущество.
   Сказав это, он кашлянул, взял свою копию договора и стал ее читать.
   На чтение всего документа ушел примерно час. Там, где у кого-то возникали сомнения, он прояснял ситуацию. Он продвигался вперед быстро, но впечатления скомканности не возникало. Все было тщательным образом разъяснено. Я так волновалась за него, что с трудом усидела на месте. Но мне не стоило волноваться за Милта.
   Я выбрала подходящего парня.
   Когда Милт закончил, поднялась Скай.
   – Если я правильно поняла, нам придется вложить в это дело все, что мы имеем?
   Милт удивленно посмотрел на меня, прежде чем ответить.
   – Скажу больше. При наилучшем варианте сделки, которую нам с Софи удалось прикинуть, нам придется вложить не только все ваши деньги, но и то, что есть у меня. Нам придется складывать каждый пенни, который мы сможем вместе наскрести, – Милт выдержал многозначительную паузу. – Но дело стоит того, уверяю вас. – А затем, к моему большому удивлению, Милт усмехнулся: – Я не могу вам сейчас всего до конца объяснить, но я обещаю, что это будет самая забавная сделка, какая только бывала в мире бизнеса.
   Он абсолютно верно рассчитал долю лукавой конспирации. Женщины обожали такие вещи". Я тут же решила, что он страшно обаятельный тип.
   Что ж, по-моему, подошел момент, когда надо было ставить подписи и расходиться по домам.
   Но в гостиной Марты стояла пугающая тишина.
   – Я понимаю, что вы сделали крупную ставку на нас с Софией, и не хочу вводить вас в заблуждение. Риск есть, – твердо добавил Милт.
   Я не была уверена, что он правильно поступил. Но женщины обменялись взглядами в той манере, которую я так до конца и не уяснила себе.
   – Думаю, вы кое-чего не поняли, – сказала Марта. – Мы инвесторы. В этом деле мы доверились вам и Софии, чтобы вы помогли нам вложить наши средства в завод. Мы не собираемся избегать риска. Мы рассчитываем, что вы с Софией знаете, что делаете.
   Вот и все дебаты. Я взяла конверт для курьера. Достала наше предложение в двух экземплярах, открыла последнюю страницу каждого из них и расписалась. Затем протянула ручку Марте. Она расписалась от имени клуба.
   Я взяла один экземпляр и, аккуратно сложив, сунула в конверт. Эта маленькая церемония была формальностью, но они заслуживали этого.
   – Спасибо вам, леди, – сказал Милт,
   «Помоги нам бог», – подумала я про себя,
   Мы пожали всем руки и вышли за дверь.
   Было восемь двадцать. Мы уложились в восемьдесят минут. Признаюсь вам, что каждые две минуты из них Милт смотрел на часы. Я собиралась пристыдить его за это.
   Но когда мы вышли, мы оба помчались со всех ног.

***

   Разумеется, существовала еще одна загвоздка.
   Обычно такие сделки продвигаются двумя путями. Или вы состоите в большой влиятельной корпорации, которая берет переговоры на себя. Или вы нанимаете кого-нибудь из крупной организации, вроде старшего юриста инвестиционного банка, который представляет ваши интересы.
   Но мы не входили в крупную корпорацию. А плата за услуги главного юриста инвестиционного банка могла обойтись нам в миллион.
   Мы не были настолько богатыми и не хотели никого нанимать. Нашей надеждой был только выигрыш во времени.
   Нам требовался кто-то очень влиятельный, кто мог бы позвонить и убедить президента «Арктуриса» прочесть наше предложение сразу по его получении. Иначе наш конверт могли отправить вверх по служебной лестнице, где он мог благополучно застрять или, того хуже, вообще затеряться.
   Наше решение не было безупречным с точки зрения этики, но это было лучшее, что мы могли предпринять.
   Милт намеревался задействовать свои высокопоставленные связи. Он собирался звонить самым влиятельным из тех, кого он когда-то защищал, спасал от суда или даже выступал против.
   У нас был один день на то, чтобы привести в действие этот тайный рычаг. Это был наш единственный выход.
   Милт выжидал так долго в силу своей небольшой особенности. Пока он не был полностью уверен, что представляет нашу сторону в сделке на законных основаниях, он не мог говорить убедительно.
   Но сейчас, когда мы вернулись в офис, время пришло.
   – Я не смогу говорить, если ты будешь рядом. Возвращайся через час, – сказал Милт, повернувшись ко мне.
   Это был, конечно, мой офис, но становиться в позу было глупо. Я кивнула, поправила перед зеркалом шляпу и вышла.

***

   – Кому ты звонил? – спросила я сразу, как вернулась.
   – Друзьям.
   – Кому именно?
   – Ты все равно не поверишь мне, если я тебе скажу.
   – Ты самоуверен до безобразия, – возмутилась я.
   – Ладно, посмотрим, – буркнул Милт и сказал мне.
   И вы мне тоже не поверите, если я вам скажу. Но могу вам честно признаться…
   Теперь я была абсолютно уверена, что наше предложение будет прочитано вовремя.

Глава 66
САМЫЙ УЖАСНЫЙ ДЕНЬ

   Ожидание для таких людей, как Милт и я, самая тяжелая вещь на свете. К сожалению, больше нам было нечего делать. Мы вручили свою судьбу в руки правления корпорации «Арктурис». Единственное, что от нас теперь требовалось, это оставаться на месте и ждать от них звонка, если они вообще позвонят.
   Курьер отправился в путь через двадцать минут после моего возвращения в офис. Мы долго спорили, не полететь ли нам самим в Нью-Йорк, но потом отчего-то решили, что не стоит. Курьер будет выглядеть более солидно, да и мы не будем казаться слишком заинтересованными в сделке.
   С тех пор как курьер уехал, мы сидели, барабаня пальцами по столу, и мучились сомнениями. Мы подсчитали, что пакет с конвертом не попадет в чужие руки раньше, чем через четыре с половиной часа. На это время мы были свободны, но потом должны были сидеть в офисе и ждать звонка.
   На что убить эти четыре часа? Чем занять себя в оставшиеся дни? Эти вопросы мучили нас, пока мы неосознанно продолжали сидеть и ждать звонка, который просто не мог раздаться так рано.
   Идея поехать в Миннеаполис за рождественскими подарками вызывала отвращение. Ни один фильм в шести кинотеатрах города нас не прельстил. Мы тупо перебирали варианты, но дело шло вяло. Видимо, сказывалось напряжение предыдущих дней. Я чувствовала себя как выжатый лимон. Милт храбрился, но явно тоже иссяк.
   В конце концов мы сошлись на том, что поедем в центр Ларксдейла за покупками. За книгами и едой.
   Год назад центр города на Рождество выглядел разоренным, но не безнадежно. Люди на что-то тогда еще надеялись и старались украсить город. Но сейчас упадок сильно бросался в глаза. Мои земляки были хорошими людьми, но уже не настолько. Сейчас, когда мы с Милтом, пригибаясь на ветру, спешили по скользким тротуарам, в глазах некоторых из них я видела безразличие ко всему. Безразличие, которое легко могло перерасти в гнев. Надежды не оправдывались уже столько раз, что это становилось привычным. Что-то очень тоскливое и злобное носилось в воздухе, убивая предпраздничную суету и рождественскую веру в чудеса.
   Мы провели несколько минут в книжном магазине, где Милт, задумавшись, достал дорогой бумажник, туго набитый крупными банкнотами. Люди вокруг посмотрели на него с нескрываемой враждебностью. Он быстро осознал свою бестактность и поспешно спрятал бумажник в карман дорогой парки. Я очень расстроилась, что он столкнулся с таким отношением, и гадала, почему меня это так задело.
   Мы вернулись в офис с книгами и пакетами с едой. Мне нравилось все, что Милт делал сегодня. Даже то, что он выбрал «Гордость и предубеждение», заметив, что я купила «Мэнсфилд-парк» ¹⁰. Но мне было стыдно, что я так часто поглядываю на него.
   Многие люди предпочли бы, наверное, потратить это время на занятия любовью, но только не мы и не в такой момент. Волнение давило на нас слишком сильно. Мы оба были классическими трудоголиками.
   Хотя, когда мы в полночь сели в машину (в час ночи по нью-йоркскому времени), у меня возникло сильное желание пригласить Милта к себе домой вместо отеля, куда я его везла.
   Но я тут же поняла, насколько это глупая идея. Мы остановились возле отеля. Милт с трудом шел под порывами ветра к зданию, пока я разворачивала машину.

***

   Ночь превратилась в бессонный кошмар. Я даже не могла представить себе, что будет, если в ближайшие два дня нам не позвонят. Я думала о городе, о женщинах Ларксдейла, о друзьях, о браке моих родителей, о многих семьях, которые распадутся, не выдержав такого удара, и, конечно, о неожиданной радости, которую доставляет мне присутствие Милта в моем городе.
   На следующий день мы встретились в офисе в шесть утра. Хэйди, лапочка, принесла нам на завтрак булочки с джемом и вызвалась сварить кофе. Мы сидели за моим столом и ели, безразлично обсуждая новости в стране, а потом погрузились в напряженное молчание в ожидании звонка. Я не волновалась так, даже когда сдавала выпускные экзамены.
   В конце концов где-то после трех часов дня раздался телефонный звонок. Хэйди метнулась к себе в приемную, и где-то секунд через десять в моем интеркоме на столе раздался ее взволнованный голос: «Нью-Йорк на первой линии».
   Милт в безнадежной попытке сохранять спокойствие поставил локоть на стол и пристроил на кисть подбородок. Он был похож на роденовского «Мыслителя» на электрическом стуле. Когда я сняла трубку, он чуть не проглотил свой кулак.
   – Алло, – сказала я.
   – Бэнкрофт Хеммингс хочет поговорить с Софией Петере, – раздался женский голос. – Вы принимаете звонок?
   От волнения я просто кивнула, но тут же спохватилась.
   – Да, – проблеяла я.
   Бэнкрофт Хеммингс был президентом корпорации «Арктурис». Его вежливый голос не был совсем уж ледяным, но очень близок к этому. Он сказал мне всего две фразы.
   – Разумеется. Я все поняла. Спасибо большое, – ответила я.
   Я положила трубку и потянулась к городскому телефону. Потом повернулась к Милту.
   – Что ж, – сказала я ему, набирая номер Марты, чтобы поделиться новостями. – Тебе не удастся порыбачить в эту пятницу. Мы будем очень заняты.

Глава 67
ЕЩЕ БОЛЕЕ УЖАСНЫЙ ВЕЧЕР

   Пребывая где-то между диким возбуждением и абсолютной паникой, мы обсудили, какую подготовительную работу должны провести.
   Милт отвез меня к родителям и на моей машине уехал на завод встретиться с Харви Деттермейером. Харви долгое время был правой рукой Джейкоба Халворсена, владельца завода. Он был прекрасным администратором, но вряд ли лидером. Смогут ли они спеться с Милтом, чтобы успешно руководить восстановлением завода?
   Я же по просьбе матери стала помогать ей готовить особый обед для отца. Разумеется, я немного знала, что происходит в моем семействе в последние годы. Я знала, что отношения между моими родителями разладились, а в последнее время совсем испортились. Но так происходило сейчас почти во всех семьях Ларксдейла, связанных с заводом.
   Только сейчас, чистя картошку вместе с матерью, я вдруг обнаружила, что отец практически ничего не знает о том, что произошло за последние семь лет с женским клубом. Когда я спросила, с чего это вдруг мы готовим сегодня любимые блюда отца, мать как-то странно на меня посмотрела.
   – Мне просто хочется немного поднять ему настроение, прежде чем мы начнем разговор о нашем великом проекте, – неуверенно ответила она.
   – Мам? А как много папа знает о деятельности клуба? – вдруг спросила я с адвокатской подозрительностью.
   – Он знает, что… ну, не очень много, я думаю.
   – Мама, разве это не глупо?
   – Я собираюсь ему все рассказать после обеда.
   – Ты позвала меня на помощь?
   Мать виновато посмотрела на меня и кивнула.
   Вряд ли она выбрала удачное время. Жизнь отца, с тех пор как завод перешел в руки корпорации, покатилась под уклон. Сейчас это был пятидесятисемилетний начальник среднего звена, работа которого висела на волоске. Таких седых уволенных работников, которые судорожно пытались переквалифицироваться, посещая различные курсы, в стране в те годы была целая армия.
   Различия между родителями быстро росли. Отец был менеджером, который только что практически потерял работу. А мать самостоятельным миллионером и единственной, кто мог спасти их брак. Конечно, ей повезло, а ему нет. Но он трусливо прятал голову, стараясь не замечать очевидных перемен в доме. А она, со своей стороны, поддерживала его иллюзии, подыгрывая ему из жалости. Для того чтобы все стало на свои места, им предстояла нелегкая работа.
   Весь декабрь, когда завод трясло и его работа умирала, отец по-прежнему приходил домой по вечерам как ни в чем не бывало, бросал портфель на столик в прихожей и спрашивал: «Дорогая! Что там с обедом?» Таким тоном он никогда бы не обратился к официантке.
   Я понимала, что он расстроен и растерян. Старый общественный уклад, когда мужчина пять дней в неделю работает на семью, а приходя домой, рассчитывает, что его обслужат по всем правилам, рушился прямо на его глазах. Как будто кто-то специально издал новый указ, повелевающий мужьям и женам поменяться местами. Он со страхом смотрел на свою удачливую жену, как заблудившийся путешественник, мысленно составляющий гневное письмо редактору, допустившему ошибку в путеводителе.
   Мать была в лучшей позиции. Но события разворачивались слишком стремительно, а привычка к старому укладу так въелась в кровь, что ей было трудно перестроиться и завести новые отношения в доме. Пока завод еще не был продан, отцу можно было что-то объяснить по-хорошему. Она должна была действовать быстро и решительно, но время было упущено.
   Мать надеялась, что их семейную жизнь еще можно наладить, вызвав сейчас отца на откровенный разговор. На ее взгляд, вопрос о его будущем был решен наилучшим образом. Милт, который планировал сфокусировать внимание на выпуске новой программы защиты, нуждался в руководителе, который бы взял на себя налаженное производство электронных кассовых аппаратов нового поколения. В дальнейшем планировалось разделить новые и старые производства вообще. Отец, который действительно был хорошим инженером и менеджером, мог остаться на старой линии или переквалифицироваться при желании на новую.
   Правда, для этого ему пришлось бы изучить современные технологии и массу новых станков.
   Женщины смягчали плохие новости хорошей едой, начиная с сотворения мира.
   «Посмотри, милый, какой хороший прожаренный кусочек мамонта! Да, кстати, ледник накрыл половину нашей стоянки, и все погибли!»
   Вкусная еда на протяжении тысячелетий служила отличной упаковкой для плохих новостей, как сладкая оболочка сейчас скрывает горькие пилюли.
   Так что идея матери смягчить сердце отца супом-пюре из брокколи, любимыми куриными котлетами с картофельным пюре и салатом с тунцом, перед тем как перевернуть его мир с ног на голову, была совсем не новой. Моя роль заключалась в том, чтобы приятными разговорами сделать этот переворот не таким головокружительным.
   Я старалась как могла. Это вряд ли можно было назвать приятной беседой. Приятных бесед в этом доме не велось уже очень давно. Но мы все же поговорили о викингах, о положении в мире и трудностях современной экономики, пока съели суп, котлеты и большую часть салата.
   Но когда я решила отнести тарелки на кухню, а мать поставила на стол шоколадный кекс, я мимоходом сообщила отцу, что Милт в городе.
   – Милт, правда? – просиял отец. – Вот хорошая новость! Что привело его сюда? – с надеждой спросил он, внимательно изучая меня.
   – Ох, – ответила я, покраснев. – Мама расскажет тебе об этом сама. Мне надо просмотреть газеты.
   Я взяла тарелку со своим куском кекса и быстренько улизнула в гостиную.

***

   Первый раз в жизни я даже не надкусила свой любимый кекс. У меня начисто пропал аппетит, так сильно я нервничала.
   У меня вдруг возникло безумное желание позвонить Милту. Я бы даже согласилась выпить рыбий жир, если бы это могло помочь моим родителям.
   В общих чертах я знала, что мать собирается сказать отцу. Только много позже я узнала детали. Пока я слышала приглушенные голоса и какой-то шум в кухне.
   План матери состоял в том, чтобы пригласить отца помочь спасти завод. У него была светлая голова, он знал завод, и ему доверяли рабочие.
   Увы, все оказалось не так просто. Времена безвозвратно изменились. Вместо того чтобы прижаться своей симпатичной головкой к плечу отца и, подняв на него восторженные глаза, говорить ему, какой он умный, мать стала донимать его вопросами по поводу объема продаж, нормативов времени и труда, скорости внедрения новых проектов, и так далее. Она ждала от него помощи, но не руководства.
   Их разговор стал катастрофой. Отец, который вырос на заводе и обожал свою работу, вскочил на ноги и сказал ей, что дела завода касаются только его и нечего ей совать нос не в свое дело. Когда мать ему все объяснила и он наконец поверил, что женщины действительно хотят купить завод, он просто впал в ярость.
   Он не мог перекроить себя так сразу. Он умел в жизни только давать, а не брать. Разумеется, он имел право на бурное проявление чувств. Судьба сыграла с ним на старости лет злую шутку. Но истинной причиной его гнева была все-таки не потеря работы. Одно сознание того, что мать и ее подруги могут теперь нанять его на работу, перевернула весь его устойчивый мужской взгляд на мир. Как будто судьба посмеялась ему в лицо. И этот дьявольский смех был, представьте себе, женским! Это было больше, чем он мог вынести.
   Отец выкрикивал сначала что-то нечленораздельное, потом замолчал вообще. И чем больше он успокаивался, тем больше входила в раж моя мать. Их роли перепутались окончательно. Она-то думала, что он относится к ней как к равной. Она как другу протянула ему руку помощи. Она с таким уважением относится к его уму и опыту, а он видит в этом только ущемление своих мужских прав и желание занять его место!
   В конце, полностью потеряв самоконтроль, она вдруг услышала, как выкрикивает ему ультиматум: «Или ты поможешь нам спасти город, или можешь развестись со мной, если ты такой упрямый осел!»
   Я услышала ее торопливые шаги, когда она выбегала из кухни. Потом тяжелые шаги отца, которые приближались к гостиной.
   Когда он вошел, я не знала, чего он от меня ждет. Утешения, сочувствия, любви? Помощи в примирении с мамой? На вид он не был таким уж рассерженным. Скорее взволнованным, обиженным и очень постаревшим.
   Но мы с матерью знали правду. На этой стадии уже ни чувства отца, ни наши чувства не имели никакого значения.
   И все же я приготовилась быть с ним настолько мягкой, насколько смогу.
   При этом я чувствовала, как где-то внутри меня растет возмущение. В самый тяжелый момент, когда нам так нужна его помощь и поддержка, он погряз в своих разочарованиях и обидах. Отец, который всегда приходил на помощь братьям, занимался с ними спортом, уроками, поддерживал их во всем, никогда не делал этого для нас с матерью. Он был добрым, честным и очень порядочным человеком, но только на своих условиях. Отец работал сверхурочно, чтобы оплатить мои занятия танцами, но, если я просила научить меня играть в бейсбол, делал вид, что просто не слышит. На него нападала необъяснимая, непробиваемая глухота, как бы громко я ни кричала.
   Вот почему я знала, что ничем не могу ему сейчас помочь. Он просто меня не услышит, как обычно.
   Отец постоял немного посреди комнаты и сел в свое большое кресло, развернув его к дивану.
   – Объясни мне, ради бога, что происходит с твоей матерью?
   – Что ты имеешь в виду? – осторожно спросила я.
   – Она носится с каким-то безумным планом купить завод, – презрительно бросил отец.
   – Я не считаю, что он безумный. Как бы то ни было, это лучший план, который мы смогли придумать. Если ты предложишь иной, она с удовольствием выслушает тебя. Если нет, то просто помоги ей, поддержи ее. Мы очень нуждаемся сейчас в твоей помощи, папа.
   – Значит, теперь вы вдвоем объединились против меня?
   – Против тебя? – изумилась я.
   – А разве не ты мне сказала, что вы предлагаете мне свою помощь?
   – Я сказала не это. Это лишь то, что ты хотел услышать. И ты прекрасно сам это знаешь. Сейчас это не самое главное, понимаешь? Это… – Я была так расстроена, что украла чужую реплику. – Это как в «Крестном отце». «Здесь нет ничего личного, только бизнес».
   Мне было стыдно, что я воспользовалась ответом бессовестного Вика Картера. Но я была так расстроена, что ничего не смогла сама придумать. А мне так хотелось, чтобы отец выслушал меня.
   . Мы никогда с ним не ругались, за исключением тех очевидных случаев, когда я в детстве совершала что-то плохое и он меня справедливо наказывал. Я всегда просила прощения, зная, что виновата. Но сегодня я не чувствовала за собой никакой вины. Виной всему были экономический кризис, гордость и предрассудки отца. Что ж, если он хочет битвы, я готова к ней.
   Отец прекрасно почувствовал это.
   Он даже угрожающе поднялся с кресла. Да, это мой отец, который никогда не поднимал на меня руку, но он был твердым, сильным мужчиной и сейчас гневался.
   – Какого черта ты еще хочешь от меня? Ты хотела научиться танцевать? Я разрешил тебе. Ты хотела закончить колледж? Я не протестовал. Ты захотела стать юристом? Пожалуйста!
   Я тоже встала.
   – Чего я хочу, папа? Мы пытаемся спасти твою задницу, как ты этого не понимаешь? И я хочу, чтобы ты хотя бы сказал нам за это «спасибо». А еще больше хочу, чтобы ты помог нам в этом.