Страница:
Странный звук вырвал Эйнсли из объятий сна. Нахмурившись, она поднялась со своего жесткого ложа и нетвердой походкой приблизилась к решетке. Проклятие! Как она ослабела за последние дни! И не мудрено — жестокое избиение, которому подверг ее отец, пронизывающий холод и сырость темницы, почти полное отсутствие пищи сделали свое дело. Голод, постоянно терзавший девушку, не позволял ей ни выздороветь, ни противостоять пагубному воздействию заточения.
Цепляясь за скользкие, влажные прутья, Эйнсли взглянула на своего тощего узкоглазого стража. За неделю, что он просидел напротив ее узилища, девушке удалось узнать только одно — что этого парня зовут Роберт. Да и этой скудной информацией она была обязана другому стражу, который однажды окликнул напарника по имени. Убедившись в первые же два дня, что из парня и слова не вытянешь, Эйнсли прекратила попытки нарушить молчание и смирилась с ненавязчивым присутствием Роберта. То, что сейчас он явно нервничал, убедило девушку, что слух ее не обманул. Она внимательно прислушалась и вдруг поняла, что это за звук. Мурашки побежали по спине Эйнсли.
— На нас напали! — вскричала девушка.
Ее терзали противоречивые чувства — страх за себя, за братьев да и за всех обитателей Кенгарвея и в то же время огромное облегчение. Предстоящее сражение сулило опасность, но и означало, что Гейбл где-то близко.
— Да нет, — возразил Роберт с сомнением в голосе. Голос этот звучал почти басом, что было удивительно, если учесть комплекцию парня. — Наверное, это твой отец опять рассердился на кого-то…
— Ты прав — когда мой отец в гневе, его рев может быть очень громким, однако сейчас до нас доносится не его голос. Началась битва! — На это Роберт ничего не ответил, и Эйнсли про себя чертыхнулась. — Ты не раз сражался бок о бок с моим отцом. Уж если я поняла, что идет бой, ты тоже наверняка это понял!
— Ну да, ты права, — нехотя выдавил из себя парень, терзаемый сомнениями, как ему быть дальше. — Но мне приказали сидеть здесь и сторожить тебя!
— И ты хочешь, чтобы мы покорно ждали, пока сюда не придут враги?
— Враг ни за что на свете не проникнет в глубь Кенгарвея!
— А если мы умрем здесь, глупец?
— Такое возможно, но вовсе не обязательно. А вот если я освобожу тебя, а потом окажется, что мы неправильно оценили происходящее наверху, мне точно не поздоровится. Твой отец убьет меня без колебаний за то, что я посмел его ослушаться.
На это Эйнсли было нечего возразить. Она понимала, что парень сказал сущую правду. Не отпуская решетки, она боролась со страхом и подступающим гневом. Неужели этот дурень не способен разумно мыслить? С минуту она пристально следила за Робертом, который, явно нервничая, начал мерить шагами узкое пространство, время от времени поглядывая наверх, откуда доносились странные звуки. А может быть, подумала Эйнсли, она вернее добьется своей цели, если сыграет на естественном желании парня остаться в живых, поскольку было очевидно, что в данный момент его больше всего беспокоит именно это?
— Послушай, — окликнула она Роберта, стараясь говорить спокойно и вежливо, чтобы ни в коем случае не рассердить и не обидеть своего стража. — Какая польза будет моему отцу от того, что мы оба с тобой здесь погибнем или меня снова похитят, а потом потребуют выкуп? У него ведь и так немного денег…
Роберт остановился. Он явно обдумывал ее слова. Окрыленная успехом, Эйнсли продолжала:
— А что, если отец прав и я на самом деле любовница лэрда Бельфлера? И теперь мой возлюбленный явился, чтобы освободить меня и снова залучить в свою постель… Не будет ничего худого в том, что ты попытаешься выяснить, в чем там дело и откуда доносится шум. Если на нас действительно напали и Кенгарвей скоро попадет в руки врагов, самое разумное — это выпустить меня на свободу. Мой отец скорее предпочтет, чтобы я сбежала, чем досталась очередным похитителям, которые потребуют за меня выкуп. Ведь если я останусь жива, он сможет, когда захочет, разыскать меня и убить. Мы с той оба знаем, что он на это способен.
— Да, он хочет твоей смерти, и ему все равно — умрешь ли ты от голода или тебя убьют во время битвы.
— О нет, не все равно, и ты прекрасно это знаешь. Отец ненавидит меня, и ему не понравится, если кто-нибудь другой завладеет его законной добычей!
— Это точно, — подтвердил Роберт, запуская руку в свою грязную шевелюру. — Пожалуй, ты права — мне стоит пойти выяснить, что творится у нас над головой. Сиди смирно! Я скоро вернусь.
Как только страж начал подниматься по скользким узким ступеням, Эйнсли уже пожалела, что он ее послушался. Напрасно она позволила страху одержать верх над разумом. Маловероятно, чтобы этот человек стал защищать ее, если битва и в самом деле разразится в Кенгарвее. Единственной заботой этого недалекого парня было самому остаться в живых, и Эйнсли подозревала, что он не задумываясь предаст подопечную, лишь бы спасти свою шкуру. Оставалось только надеяться, что он скоро вернется и расскажет ей, что творится за стенами темницы.
— Впрочем, я все равно не могу ничего сделать, — рассуждала сама с собой девушка, с силой ударяя по прутьям решетки маленьким кулачком. — Придется сидеть и покорно ждать своей участи…
Она закрыла глаза и несколько раз глубоко вздохнула, пытаясь привести в порядок расстроенные нервы. Конечно, в такой ситуации достичь полного спокойствия ей вряд ли удастся, но надо хотя бы постараться отогнать этот противный липкий страх, от которого по всему телу ползут мурашки. Эйнсли понимала — пока она остается в застенке, единственное, на что можно уповать, так это на то, что у нападавших в душе сохранилась хоть капля милосердия. Другой надежды нет, и нечего зря себя обманывать.
Медленно потянулось время, и с каждой минутой Эйнсли приходила все в большее волнение. Теперь она уже не сомневалась, что в замке идет сражение. Звуки, доносившиеся до нее сквозь толстые стены Кенгарвея, становились все громче. Чтобы хоть как-то убить время, Эйнсли принялась мерить шагами тесную камеру, проклиная свое заточение, жестокость отца, а больше всего — то, что у нее нет под рукой оружия.
Наконец, обессиленная, она остановилась, прижалась к прутьям решетки и закрыла глаза. Девушка пыталась сосредоточиться на звуках, проникавших в темницу, силясь понять, что же происходит там, наверху. Она так погрузилась в это занятие, что, когда дверь темницы со стуком распахнулась, Эйнсли в испуге отпрянула. На какое-то короткое мгновение звуки стали слышнее и подтвердили худшие ее опасения — в Кенгарвее кипит настоящий бой.
Какой-то человек начал спускаться по ступеням, и сердце Эйнсли радостно забилось — она узнала Колина. Однако появление брата еще раз подтвердило, что она была права в своих опасениях. На Колине была короткая юбка, рубашка и шлем — все заляпанное кровью. Часть лица, не защищенная шлемом, являла собой жуткое зрелище — кровь вперемешку с грязью и потом. Даже меч, который Колин сжимал в руке, был весь в крови. Должно быть, Кенгарвей уже перешел в руки врагов, иначе брат ни за что бы не покинул поле битвы — а по его виду было ясно, что он находился в самой гуще сражения.
— Наши враги уже здесь, — объявил молодой человек, тяжело припадая к решетке и пытаясь отдышаться.
— И они побеждают, — скорее утвердительно, чем вопросительно произнесла Эйнсли.
— Они чуть не проломили ворота и вскоре перелезут через стены. На брустверах уже завязалась рукопашная. Их гораздо больше, чем мы думали, и нам с трудом удается сдерживать натиск.
— Ты не сказал, какие именно враги пришли под стены Кенгарвея, — стараясь казаться равнодушной, произнесла Эйнсли, однако по сердитому взгляду, который метнул на нее Колин, поняла, что провести брата ей не удалось.
— Твой прекрасный рыцарь, лэрд Бельфлера, находится среди них. Он одним из первых подступил к воротам Кенгарвея!
Эйнсли, обиженная насмешливым тоном Колина, уже собиралась возразить, но вдруг до нее дошел смысл его слов.
— Что ты хочешь этим сказать? Что значит «одним из первых»?
— То, что он не один явился в Кенгарвей. За ним по пятам следуют эти подлые собаки Фрейзеры и Макфибы!
— О Господи! — против воли вырвалось у Эйнсли.
Она была уверена, что Гейбл ни за что бы не пошел на союз с такими людьми, однако сомневаться в правдивости слов Колина не приходилось.
— Гейбл же выгнал Фрейзера из Бельфлера, поскольку этот подлец дважды пытался убить меня! Он бы сильнее наказал наглеца, но не имел на это права, потому что я была всего лишь пленницей в его замке…
— Можешь сама спросить своего любовника, почему это он стакнулся с бывшими врагами — если, конечно, увидишь его живым. — Колин присел на скамейку, где обычно сидел безмолвный страж Эйнсли Роберт, стер кровь с меча и снял ключ с крюка, вбитого в стену.
— Однако я пришел сюда не для того, чтобы рассуждать о де Амальвилле и его союзниках. — Он забряцал ключом, пытаясь вставить его в замок. — Я пришел, чтобы выпустить тебя на свободу, дать шанс спастись из этой мясорубки.
Дверь наконец отворилась. Эйнсли была готова упасть на колени перед братом. Ее переполняла благодарность. Вместо этого она порывисто обняла Колина, не обращая внимания на покрывавшие его кровь и грязь. Наконец-то она на свободе! Теперь ей, возможно, удастся спасти хоть кого-то из жителей Кенгарвея.
— Подумай о себе, Колин, — настойчиво произнесла она, заглядывая брату в лицо. — Не позволяй отцу увлечь тебя и остальных наших братьев за собой в могилу!
— Только не начинай снова убеждать меня в благородстве де Амальвилля, — раздраженно бросил Колин, таща сестру вверх по лестнице.
— Он поклялся, что постарается спасти как можно больше наших людей.
— Пока я знаю одно — этот человек своими руками громит остатки ворот Кенгарвея. Он так же горит желанием перерезать нам глотки, как и его доблестные союзники!
— А может быть, он старается добраться до нас раньше, чем это сделают Фрейзеры и Макфибы? Ему прекрасно известно, что от этих людей милосердия ждать не приходится…
Наконец они добрались до верхнего зала. Колин подтолкнул сестру к лестнице, ведущей в жилые комнаты.
— Ступай! Возьми оружие, если намерена сражаться, или свои вещи, если решила бежать из этого кровавого месива. Об одном я только прошу — ради Бога, прекрати твердить о том, что обещал тебе любовник!
Обиженная Эйнсли собиралась возразить, но Колин уже бежал назад, в самую гущу битвы. Девушке хотелось плакать от бессилия — ведь она так и не сумела убедить брата довериться Гейблу, но она подавила в себе это желание. Предаться печали по поводу судьбы родичей можно будет и позднее — если, конечно, она сама выживет.
Устремляясь по лестнице в спальню, Эйнсли решила последовать обоим советам брата — захватить и оружие, и вещи, которые могут ей понадобиться на случай побега. Она была уверена, что сражаться ей придется — хотя бы для того, чтобы в конце концов покинуть Кенгарвей. Оставалось только надеяться, что судьба и Господь будут к ней милостивы, и она попадет в руки Гейбла до того, как осуществит оба эти намерения.
Наблюдая, как Фрейзеры и Макфибы карабкаются на стены Кенгарвея, Гейбл от души выругался. Перед ним по-прежнему маячили ворота, в которые он никак не мог проникнуть. Битва была в самом разгаре. Его подлые союзники оттеснили его от Макнейрнов, намереваясь убить как можно больше обитателей замка, прежде чем Гейбл сумеет прийти тем на помощь. Кроме того, рыцарь подозревал, что оба — и Фрейзер, и Макфиб — горят желанием убить лэрда Кенгарвея. Эту сомнительную честь Гейбл не слишком стремился у них оспаривать, хотя и понимал, что в таком случае расположение короля к нему значительно возросло бы. Сейчас перед ним стояла другая задача — попасть в Кенгарвей как можно скорее, пока его кровожадные союзники не перебили всех Макнейрнов и не добрались до Эйнсли, которую они тоже наверняка намерены прикончить.
Макнейрны храбро сражались, стараясь потеснить численно превосходивших их врагов, и Гейбл не мог не восхищаться их мужеством. Еще он радовался тому, что из множества мертвых тел, покрывших пространство вокруг замка, лишь малая часть приходилась на долю людей Бельфлера. То, как безрассудно, в полном пренебрежении к человеческой жизни Фрейзер и Макфиб бросали на неприступные стены Кенгарвея своих воинов, не могло не огорчить рыцаря. Конечно, рано или поздно такая тактика сломит сопротивление Макнейрнов, только плата будет слишком высокой. К тому же и Фрейзер, и Макфиб, не желая признаваться в собственных ошибках, громко обвиняли Гейбла в гибели своих людей, что еще больше раздражало рыцаря. Он поклялся, что ни за что на свете больше не выступит в союзе с этими буйными шотландцами, даже если сам король ему это прикажет.
— Мы уже почти ворвались в ворота, милорд, и Макнейрны начинают отступать! — прокричал один из воинов Бельфлера, участвовавший в осаде замка.
Гейбл не успел ответить — к нему сквозь толпу, сгрудившуюся у ворот Кенгарвея, пробирался какой-то человек. Он прокладывал себе путь с такой силой, что чуть не налетел на рыцаря, когда наконец выбрался из толпы.
— Взгляни-ка на север, милорд. Кто-то едет сюда!
В сопровождении Джастиса Гейбл двинулся к арьергарду своего отряда и увидел небольшую группу людей. Они расположились к северу от Кенгарвея на окраине небольшой деревушки, все еще лежавшей в развалинах после последнего набега Макнейрнов. От группы отделился один воин и направился к Гейблу. По мере удаления от замка — теперь он уже мог не опасаться стрел, градом сыпавшихся на нападавших с высоких стен, — воин явно почувствовал облегчение.
— Ты Макнейрн? — спросил Гейбл, когда мужчина, приблизившись к нему, осадил свою лошадь.
Что-то в облике этого человека не понравилось рыцарю. Неужели на помощь Макнейрнам пришли их друзья? Только этого не хватало! Он внимательно оглядел всадника. Ему было, должно быть, лет сорок или чуть больше — седина уже изрядно посеребрила его длинные густые волосы. Стройный и весьма элегантно одетый, этот человек своим обликом совершенно не вязался с кровавым побоищем, разыгравшимся на его глазах.
— Нет. Я женат на Элспет, старшей дочери Макнейрна. — Он слегка поклонился. — Меня зовут Дональд Ливингстон.
Он жестом остановил Гейбла, который тоже собирался представиться.
— Не трудитесь называть себя, сэр де Амальвилль.
— Почему вы именно сегодня пожаловали в Кенгарвей?
— Просто понаблюдать. Я не примкну ни к вам — не могу же я сражаться против своих родичей, хотя и не кровных! — ни к отцу моей жены.
— Тогда зачем вы вообще здесь появились? — начиная терять терпение, отрывисто бросил Гейбл — его изрядно раздражали светские манеры этого человека.
— Я слышал, что король приказал вам сразиться с Макнейрном, и решил, что это мой долг — приехать сюда и узнать, чем все кончилось. Я отказываюсь участвовать в предательских интригах Макнейрна, но не могу присоединиться и к его противникам. Вы должны меня понять, сэр де Амальвилль. А кроме того, я имел намерение обратиться к вам с нижайшей просьбой, милорд.
— Если вы потрудитесь оглянуться, сэр, то заметите, что мы с вами находимся в самой гуще кровавого сражения. У меня нет ни времени, ни желания оказывать вам какие-либо услуги.
— Я не задержу вас долго, милорд. Я прошу сохранить жизнь Эйнсли Макнейрн.
— Почему вас это волнует? — спросил Гейбл, инстинктивно чувствуя, что ответ Ливингстона ему вряд ли понравится.
— Дело в том, что я нашел человека, который согласен жениться на этой необузданной девушке.
— И вы явились сюда, чтобы объявить мне об этом? Нашли время! Скройтесь с моих глаз, если не собираетесь участвовать в сражении и не хотите, чтобы я приказал разоружить вас. Если нам суждено выжить в этом кровавом месиве, мы поговорим позже, но только не сейчас!
С этими словами Гейбл повернулся спиной к собеседнику и поехал назад, к воротам Кенгарвея.
— Этот человек, должно быть, сошел с ума, — пожаловался он Джастису, старавшемуся не отставать от кузена.
— Он только хочет удостовериться, что его хитроумные планы не обернутся прахом, если Макнейрн погибнет.
— И поэтому он является ко мне в самый разгар сражения, хладнокровно наблюдая за тем, как убивают родичей его жены, и просит сохранить жизнь одной из них — его свояченице? Он даже не удосужился попросить пощады для сыновей Макнейрна!
— А какая ему от них польза? Только лишние рты! Нет, у него далеко идущие планы, а исход битвы может легко их нарушить.
— В таком случае он скоро убедится, что все его планы гроша ломаного не стоят. Даже если бы я не хотел сохранить Эйнсли для себя, я сделаю все, чтобы она не досталась этому человеку!
— Да, ты прав. Боюсь, что под властью этого Ливингстона или любого, кого он для нее выбрал, девушке придется так же несладко, как было под властью ее жестокого отца… Взгляни-ка, Гейбл! Кажется, им все-таки удалось проломить эти трижды проклятые ворота!
Не прошло и минуты, как оба кузена оказались посреди лавины людей, устремившихся внутрь Кенгарвея. Гейблу было достаточно одного взгляда на то, что творилось во внутреннем дворе замка, чтобы все мысли о настырном Дональде Ливингстоне вылетели у него из головы. Макнейрны по-прежнему отчаянно сражались, но то, что творили Фрейзеры и Макфибы, нельзя было назвать иначе, чем кровавой бойней. Союзники Гейбла, которых он уже успел возненавидеть всей душой, в слепой ярости стремились уничтожить каждого, кто попадался им на пути, не щадя ни одной живой души.
— Пресвятой Иисус, — прошептал бледный Джастис, ужаснувшись от представшего перед ним зрелища. — Похоже, эти люди сошли с ума от ненависти и жажды крови! Мне кажется, они с легкостью обратят свое оружие против нас, если ты попытаешься их остановить…
— Да, ты прав, — согласился Гейбл. — Значит, нам надо собрать всех, кто уцелел, в какое-нибудь безопасное место и хорошенько их охранять.
Отобрав из своего отряда двух лучников и трех вооруженных мечами воинов, Гейбл вместе с ними начал пробираться в угол, стараясь, чтобы крепкая толстая стена Кенгарвея оказалась у них за спиной. Внутри созданного им полукруга сгрудились немногие перепуганные обитатели замка, ища защиты у своих же противников. Дав своим людям четкие инструкции, сводившиеся к тому, что любой представитель клана Макнейрнов, если пожелает, может найти здесь убежище, и удостоверившись, что его поняли верно, Гейбл направился к основному строению замка. Его не удивило, что уже через минуту к нему присоединились его верные телохранители — Джастис и Майкл.
— Мы ищем леди Эйнсли? — осведомился Майкл.
— Нет, ее отца, — ответил Гейбл. — Я видел, что он побежал сюда, бросив своих сыновей на произвол судьбы. — Он пожал плечами. — По крайней мере я предполагаю, что те четверо молодых людей, от которых он только что с позором сбежал, — его сыновья. Им приходится несладко — люди Фрейзера вовсю их теснят.
Заметив, что Майкл тут же дал воинам Бельфлера знак броситься на выручку сыновьям Макнейрна, Гейбл одобрительно кивнул:
— Со стороны можно подумать, что мы сошли с ума — помогаем своим же противникам, но Рональд уверил меня, что сыновья Дуггана совершенно не похожи на своего отца. Кроме того, я предпочел бы встретиться с Эйнсли, сознавая, что сделал все возможное, чтобы спасти ее родичей.
— А ты уверен, что хотел бы столкнуться с ее отцом? — нахмурившись, спросил Джастис, когда кузены вошли в большой зал, где Дугган яростно отбивался от трех оруженосцев Макфиба. — Похоже, что у этого человека нет ни малейшего намерения сдаваться. Это значит, что тебе придется его убить — или отступить, чтобы это сделал кто-нибудь другой.
— Хитрец! — усмехнувшись, произнес Гейбл, без труда разгадавший в последних словах кузена завуалированный совет. — Нет, мне не составит труда убить Дуггана Макнейрна — хотя бы за то, как жестоко он обошелся с Эйнсли тогда у реки. Эта жуткая картина все еще стоит у меня перед глазами… Меня лишь беспокоит то, как я потом встречусь с Эйнсли, зная, что обагрил руки кровью ее отца. Надеюсь, она поймет, что Дугган сам навлек на себя такую судьбу… Однако смотрите! Похоже, пришла пора потеснить этих собак Макфибов!
Он не спускал глаз с Дуггана, а Джастису и Майклу тем временем удалось отогнать Макфибов. Все трое громко запротестовали, когда поняли, что законная добыча ускользает у них прямо из-под носа. Однако после короткой, но ожесточенной схватки они были вынуждены отступить, правда, лишь на несколько шагов. Гейбла не слишком радовала перспектива иметь за спиной трех разъяренных вооруженных мужчин, но он попытался выбросить из головы мысль о возможной опасности. Джастис и Майкл сумеют надежно защитить его, а ему предстоит сосредоточить все внимание на Дуггане Макнейрне. Зная коварство этого человека, можно было не сомневаться, что он пойдет на любую подлость, лишь бы уцелеть.
— У тебя еще есть шанс спастись, — обратился Гейбл к Дуггану.
— Ты думаешь, я выжил из ума? Неужели ты считаешь, я не знаю, как король приказал поступить со мной?
— У тебя неплохо подвешен язык — ведь ты столько лет морочил людям головы своей ложью. Почему бы тебе хоть раз не употребить свое красноречие во благо? Добейся встречи с королем, и если не сумеешь сохранить жизнь себе, постарайся убедить его пощадить хотя бы твоих сыновей, Кенгарвей и остальных родичей.
— Они могут сами о себе позаботиться, а мне надо спасать собственную жизнь. И если ты воображаешь, трусливый норманн, что сумеешь отнять ее у меня, ты ошибаешься! — выкрикнул Дугган, принимая воинственную позу.
Гейбл был уверен, что не добьется от Макнейрна правды, но все же решил спросить об Эйнсли. Если Дугган даст ему правдивый ответ, это поможет рыцарю сэкономить время, а может быть, спасет жизнь девушки. В то же время Гейбл понимал, что, если Дугган причинил Эйнсли зло, он не преминет воспользоваться этим, чтобы подразнить своего противника.
— Где твоя дочь? — требовательно спросил он.
— А, решил немного побаловаться с этой шлюхой?
«Похоже, дело окажется потруднее, чем я думал», — отметил про себя Гейбл, борясь с искушением наброситься на негодяя, так оскорбительно отозвавшегося об Эйнсли. Вслух же он произнес:
— Тебе скоро будет все равно, как я намерен с ней поступить, потому что тебе пришел конец!
— Глупая девчонка попыталась бежать из Кенгарвея. Но ей должно быть известно, что из этого замка сбежать нельзя.
— Так ты убил ее?
— Она уже должна быть мертва. — Дугган Макнейрн пожал плечами. — А впрочем, не знаю.
— Прежде чем ты умрешь, Макнейрн, не худо бы тебе сказать, где она. Если ты этого не сделаешь, вспомни, что твоя жизнь в моих руках, и смерть твоя может оказаться мучительной смертью предателя, как того хочет король.
— Эта шлюха томится в темнице уже неделю или около того. И за это время она не получала ничего, кроме воды. Так что боюсь, что с твоей красоткой уже покончено!
Гейбла затрясло от гнева. Он попытался взять себя в руки. Если он даст волю своей ярости, то набросится на Дуггана, а тому только этого и нужно — в такой ситуации грозный противник Гейбла приобретет над ним опасное преимущество. Рыцаря до глубины души возмущало, как хладнокровно рассуждал Дугган о том, что уморил дочь голодом. Теперь Гейбл мог легко отбросить все сомнения относительно того, сумеет ли он предстать перед Эйнсли, если собственноручно убьет ее отца. По мнению Гейбла, на земле не было человека, который заслуживал бы смерти больше, чем Дугган Макнейрн.
— Честь заставляет меня спросить тебя еще раз — намерен ли ты сдаться? — произнес Гейбл голосом, хриплым от гнева.
— Нет, трусливый норманн! И если ты боишься сам убить меня, дай сделать это кому-нибудь другому. Я залью весь этот зал кровью своих врагов!
— Нет, не зальешь, самодовольный ублюдок! Эти стены замарает лишь твоя собственная кровь!
Началась схватка. Как только Гейбл услышал, что его меч клацнул о меч Дуггана, в него словно бес вселился. Только сейчас он понял, что ждал этого момента еще с того дня у реки, когда был вынужден беспомощно смотреть, как Макнейрн избивает свою дочь. Этот человек заслужил смерть, и пусть потом Гейблу предстоит нелегкое объяснение с Эйнсли, он должен сам прикончить негодяя.
Гейбла вовсе не удивило, что Макнейрн оказался умелым воином. Иначе и быть не могло, если учесть, из скольких поединков ему удалось выйти живым. Также не удивило рыцаря и то, что пару раз Макнейрн нанес ему подлые предательские удары — трудно было ожидать, что этот человек способен драться честно. А вот то, с какой силой он это делал, повергло Гейбла в изумление. Судя по крови и грязи, покрывавшим одежду, лицо и руки Макнейрна, это был не первый его бой за сегодняшний день. Но этот пожилой человек не выказывал никаких признаков усталости.
Исход сражения решила случайная оплошность Макнейрна. Он поскользнулся, и Гейбл, тут же воспользовавшись своим преимуществом, бросился вперед, вонзив меч в сердце противника. Вытаскивая лезвие из раны и наблюдая, как Макнейрн тяжело осел на пол, рыцарь испытал некое подобие разочарования. Этот негодяй не заслужил такой скорой и славной смерти. Однако теперь уже ничего не поделаешь. Пожав плечами, Гейбл вытер лезвие юбкой своего мертвого противника, вложил меч в ножны и обернулся.